Текст книги "Случайный свидетель (ЛП)"

Автор книги: Сэм Мариано

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Глава шестая

Я не ожидаю увидеть Винса снова после того поцелуя, поэтому, когда нахожу его ждущим у моей машины после школы, это чертовский сюрприз. И не совсем приятный. Учитывая, в какого монстра похоти он превратил меня ранее, я хочу держаться от него на некотором расстоянии.

Увидев меня, он отталкивается от машины и выражает что-то вроде улыбки.

– Привет, – приветствует он.

– Эй, – говорю я, прижимая к себе книги.

– Ты как-то убежала раньше, – указывает он в качестве объяснения. – Я не пытался тебя преследовать.

– Я так и подумала. Я делаю паузу. – Имею в виду, если бы ты преследовал, тебе, наверное, не стоило бы ждать у моей машины и объявлять о себе. Это не очень-то скрытно.

– Хорошее замечание, – признает он.

Я киваю, глядя в водительское окно. – Я не могу остаться и поболтать. Мне нужно забрать Кейси.

– Знаю. Буду краток. Засунув руку в правый карман, он смотрит на наши туфли, затем снова на меня. – Завтра суббота.

– Обычно это следует за пятницей, да.

– Твоя мама уехала, так что… я подумал, что тебе не придется присматривать за детьми.

– Странно, что ты это знаешь, – замечаю я.

Ухмыляясь, он игнорирует мои комментарии. – Почему бы тебе не пойти куда-нибудь со мной? Мы можем поужинать или сходить в кино, или еще что-то.

Мое сердце останавливается, а затем камнем падает вниз. – Ты имеешь в виду свидание?

Он делает не совсем лестное лицо, учитывая, что мы сегодня утром поцеловались. – Нам не нужно навешивать ярлыки.

О, хорошо, ненавистник ярлыков. Глядя вдаль, я говорю: – Я так не думаю. Раньше было очень приятно, но и очень неожиданно, и я не так уж хорошо тебя знаю…

– Это справедливо. Конечно, ты могла бы узнать меня, если бы пошла со мной.

Это хороший момент, но я не знаю, как объяснить, что не решаюсь довериться ему наедине. А что, если он поцелует меня, и это снова пошлет молнии в мой мозг? А что, если мы будем одни в его машине, и я не захочу, чтобы он останавливался? А что, если он не остановится?

– Я не понимаю, что там произошло, – говорю я, как можно честнее. – И не знаю, стоит ли нам делать это снова. Когда-нибудь.

– Почему бы и нет? – спрашивает он.

– Потому что… мы даже не встречаемся, – заявляю я, поскольку, как мне кажется, это самое простое объяснение. Я не хочу поднимать тот факт, что он вроде как убил моих соседей и определенно вломился в мой дом, чтобы напугать до чертиков, и совершенно точно следовал за мной вчера из школы домой, если не для того, чтобы запугать и узнать, в каких школах учатся мои братья и сестры, то по какой-то причине.

Я не хочу указывать на то, что знаю, что он опасен, и, возможно, развивать отношения с ним не кажется самым умным шагом. Не могу признать, что, когда он поцеловал меня, мой мозг полностью рухнул, и я превратилась в монстра похоти, несмотря на все это.

Я не знаю, чего больше всего боюсь, но того факта, что есть множество вариантов выбора? Вероятно, это хороший знак, что мне следует сделать большой шаг назад. Тем более, что сразу после того, как он пригласил меня на свидание, он выпаливает: «Давайте не будем вешать ярлыки».

Мне бы повезло, если бы мы пошли куда-нибудь, он бы меня поцеловал, я бы сошла с ума и позволила бы ему лишить меня девственности, а потом, в понедельник, я бы увидела его в школе, флиртующим с кем-то другим.

Но он не в моей голове, поэтому он ищет какое-то приемлемое успокоение, чтобы предложить мне. – Я просто… я на самом деле ни с кем не встречаюсь.

– Точно.

Он хмурится, не понимая.

– Слушай, я не собираюсь притворяться, что меня не влечет ко всему этому «плохому парню», которым от тебя веет. Меня влечет. У меня есть тип, и ты как бы… плохой парень на стероидах, потому что это не просто аура опасности, ты действительно опасен. Ты настоящий парень. И меня все равно влечет к тебе, очевидно. Даже несмотря на то, что ты напугал меня до чертиков и заставил потерять… просто бесчисленное количество часов сна, и это, вероятно, означает, что со мной что-то не так. Но я видела, как моя мама выворачивалась наизнанку из-за таких парней, парней, которые набрасываются на тебя со всем, что у них есть, но не могут удержаться. И я знаю , что это глупо, независимо от того, насколько волнительно в данный момент, и знаю, что это напрашивается на неприятности, и это с парнями, которые… не носят твою фамилию. С тобой это не просто нездорово, это еще и законно опасно.

Я заставляю себя посмотреть на него, выплеснув все это, ожидая, что он будет оскорблен, раздражен, может быть, защитится. Вместо этого он задумчив, хмуро смотрит куда-то за меня. – Я не могу с этим спорить.

Если я чувствую разочарование, то это потому, что происхожу из длинного ряда тупых гребаных женщин.

– Но это не опасно, если мы не афишируем это.

Покачав головой, я спрашиваю: – Как ты себе это представляешь?

– Слушай, я не говорю, что мы могли бы быть вместе вечно. Я даже не говорю, что это хорошая идея. Но ты мне нравишься, и, кажется, тебя тянет ко мне…

– А мотылька тянет на пламя, – вмешиваюсь я.

– Но почему бы нам просто… не попробовать немного? Не обязательно, чтобы это было что-то серьезное. Ты не застряла со мной. Я не выброшу тебя в канаву, если ничего не получится.

Покачав головой от полнейшей нелепости такого предложения, я спрашиваю: – Зачем?

Винс смотрит на меня, в его глазах снова пляшет та ранимость, что была раньше. Я вижу, что он хочет что-то сказать, но изо всех сил пытается это выговорить, и черт меня побери, это меня заводит. Я жду, пугливая, но убедительная.

Он сглатывает, отворачивается от меня, затем снова встречается со мной взглядом. – Ты знаешь обо мне ужасные вещи, о которых никто не знает. О которых никто никогда не узнает… и тебя все равно волнует, ранишь ли ты мои чувства.

Я почти слышу, как мой мозг издает крик поражения, а мое сердце переполняется, когда я вижу в нем что-то, что нуждается во мне.

Оставайся сильной .

Бедный мозг пытается в последний раз, но это бесполезно – не с этими большими коричневыми лужами, умоляющими меня сдаться.

Не делай этого, не делай этого, не делай этого!

Когда я открываю рот, оттуда вырывается тупость. – Который час?

Но затем его красивое лицо загорается, и мое сердце наполняется предвкушением. Мне очень нравится видеть этот взгляд на его лице, зная, что я его инициатор.

– Я заеду за тобой в шесть.

Несмотря на уверенность в том, что это очень плохая идея, я не могу сдержать улыбки, когда он подмигивает мне и направляется к своей машине.

–

Нахмурившись на свое отражение, я срываю рубашку через голову, швыряю ее на пол вместе с остальными и бегу к шкафу. Я остановился на паре облегающих джинсов и высоких коричневых сапогах, но никак не могу найти подходящую рубашку. Не помогает и то, что я на самом деле не знаю, что мы делаем.

– И это тоже не то, – бормочу я, яростно развешивая пластиковые вешалки по штанге в шкафу.

Раздается стук в дверь, и я ахаю, хватаю рубашку и натягиваю ее на себя. – Не входи! – кричу я, не желая иметь дело с мамой. – Я иду!

Я останавливаюсь у шкафа, чтобы быстро взглянуть на свое отражение, прежде чем выскочить из спальни. Дверь за мной закрывается как раз вовремя, чтобы увидеть, как моя мать открывает дверь, несмотря на мои попытки остановить ее.

Я вздыхаю про себя, закидываю сумочку на плечо и направляюсь к Винсу.

– Я мама Мии, Шелли, – говорит она с чрезмерно восторженной улыбкой.

Кивнув и засунув руки в карманы, он говорит: – Винс.

– Винс, это хорошее имя. Вы знаете друг друга со школы?

Проскользнув мимо нее, словно встав между ними, я могу стереть этот разговор, и говорю: – Мы уходим.

– Ну, хорошо, но, наверное, мне стоит установить для вас комендантский час или что-то в этом роде, верно?

– Нет нужды, – уверяю я ее. – Мы не будем задерживаться допоздна.

– Это так странно. Глядя мимо меня на Винса, она говорит: – Обычно на свидания хожу я.

Меня забавляет, как она говорит это так, будто это нормальный порядок вещей. Без дальнейших повреждений мне удается вывести нас за дверь, но мое лицо уже горячее. Я надеялась , по крайней мере, начать наше «свидание?» без румянца на щеках. Большие надежды, я полагаю.

Винс удивляет меня, открывая для меня дверь, когда мы подходим к его машине. Его глаза скользят по моему телу, милая ухмылка скользит по его губам. – Ты выглядишь хорошо.

– Спасибо, – сказала я, быстро окидывая его взглядом. – Ты тоже.

Оказывается, мы будем ужинать. Я решаю, что предпочла бы тишину кинотеатра, но мы уже заехали на хорошо освещенную парковку стейк-хауса, в котором я никогда не была. Не знаю, почему я решила, что мы возьмем итальянскую кухню, но не упоминаю об этом.

Я чувствую себя девчонкой и неловко, когда мы сидим за высоким столом друг напротив друга, мои пальцы танцуют по белой льняной скатерти, ища чем бы заняться. Мне нужно что-то – что угодно – чтобы отвлечься от реальности того, что я делаю прямо сейчас. Ужин с парнем, который всего несколько ночей назад прижал меня к кухонному столу и схватил за горло, угрожая, что он действительно способен это осуществить.

Да, хороший выбор.

Я также обоснованно боюсь, что все пройдет хорошо. Если все пройдет хорошо, он может меня поцеловать, и я боюсь, что он снова меня поцелует, может быть, больше, чем чего-либо еще, что он может сделать.

– Итак… у тебя большая семья.

Его улыбка меркнет, и я борюсь с чувством содрогания, пытаясь понять, что могло заставить меня пойти на это .

– Да, довольно большая, – подтверждает он.

– Это круто. Я не знаю. Есть моя мама и мои братья и сестры, но у нас нет большой семьи, никого в этом районе. У меня есть тетя, которая раньше жила здесь, но она переехала.

Я слышу, что становлюсь скучной. Я хочу остановиться, но слова просто вываливаются из моего рта, как жвачки из сломанного торгового автомата.

– Ваша семья… э-э, они все, я имею в виду… э-э… Как можно спросить о мафии?

– Плохая? – предполагает он с почти сочувственной улыбкой.

Я оглядываюсь вокруг, в растерянности. Мне просто хочется встать и уйти. Придется сменить школу, чтобы больше никогда не смотреть на него.

Усмехнувшись, Винс говорит: – Тебе не нужно так нервничать, Миа. Это даже не настоящее свидание, помнишь?

Я не уверена, почему он думает, что это заставляет меня чувствовать себя лучше , но мне некомфортно говорить об этом открыто.

Должно быть, я все еще выгляжу так, будто ищу аварийный выход, но он продолжает и отвечает на вопрос, который я так и не задала. – Да, они все довольно… вовлечены. Хотя я действительно не хочу говорить о них сегодня вечером».

– Кто-нибудь знает, что я видела? – выпалила я.

Его лицо на мгновение проясняется, становится совершенно пустым, а затем прорывается намёк на осторожность. – Нет. И не узнают – никогда.

Я киваю, не то чтобы успокоенная, но это имеет смысл.

К счастью, официант подходит и спасает нас от нашего собственного разговора, принимает заказы на напитки и рассказывает нам о специальных предложениях. Он говорит, что даст нам несколько минут, чтобы просмотреть меню, затем уходит, чтобы забрать наши напитки.

Я поворачиваюсь к своему меню, жалея, что не могу успокоить нервы. Может быть, подсознательно я думаю, что если достаточно сильно забью это не-свидание, он больше не спросит.

Больше не поцелует меня.

Больше не превратит в бездумного похотливого монстра.

Не втянет меня глубже в его безумную жизнь.

Мы делаем заказ, когда возвращается официант, но его уход означает, что он не вернется, чтобы спасти меня снова в ближайшее время, и я здесь одна.

Винс отодвигает свернутые столовые приборы в сторону, затем смотрит на меня. – Итак, ты чувствуешь себя так комфортно на всех своих свиданиях?

Я не могу не закатить глаза. – Это не свидание, помнишь? Я не могу тебя огородить, – шучу я, но только немного. Мне это немного не нравится. Это еще одна причина убедиться, что он больше меня не поцелует. Я даже не знаю, почему согласилась на эту чушь.

Нет, это неправда.

Этот чертов взгляд на уязвимость.

– Обычно я гораздо более спокойная, – сообщаю я ему, приподняв брови.

В его глазах появляется игривый блеск, когда он говорит: – С Брэдфордом?

– Нет, мы так и не встретились. Я пыталась ему позвонить… той ночью, но… Я прочищаю горло. – Ну, я, очевидно, отвлеклась.

Винс не впечатлен моим вкусом в отношении парней, что довольно забавно. – Что ты вообще нашла в этом парне?

Сейчас это кажется глупым. Я не могу этого объяснить. Вздыхаю и пожимаю плечами, надеясь, что этого достаточно.

Его брови взлетают вверх, и он не выглядит полностью удовлетворенным, но не давит. – Ты все еще хочешь позвонить ему?

– Если бы я это хотела, меня бы здесь с тобой не было, – честно говорю я ему.

– Иногда он все еще наблюдает за тобой на уроках.

Хмурюсь и засовываю соломинку в чашку, отпивая диетическую колу. Я не заметила ни капли интереса от Джейса с тех пор, как Винс занял место рядом со мной, так что не могу себе представить, что это правда. Кроме того, не-свидание или свидание-свидание, это кажется странной темой разговора.

– А как насчет тебя? – любезно отвечаю я. – Не встречаешься с гаремом других девушек?

Он улыбается, качая головой. – Только ты.

Это меня радует, даже если не должно радовать.

Раньше, чем я ожидала, официант приносит наши салаты, и, к счастью, у нас есть что-то еще, на чем можно сосредоточиться. У меня есть целый ряд вопросов, которые я хотела бы ему задать, но знаю, что не должна, и инстинкт оттолкнуть его все еще довольно силен.

Его телефон зазвонил, когда он уже доел салат, но он не ответил.

Тишина громче, чем я ожидала, но она гораздо комфортнее, чем я могла бы подумать. Мне нравится наблюдать за ним, когда он не замечает. У меня есть вопросы о нем, которые не могу задать, и в эти тихие моменты я ищу ответ.

Как кто-то может сделать то, что он сделал, а потом продолжать жить своей жизнью? Мы одного возраста, и я даже не могу представить, что в моих руках окажется чья-то жизнь, не говоря уже о том, чтобы отнять ее. Одна лишь вероятность того, что Винс угрожает моей семье, была выше моих сил – как он справляется с тяжестью вины? Разве он не чувствует ее? Разве она не давит на него, когда он лежит ночью в постели, пытаясь заснуть?

Делал ли он это раньше?

Сделает ли он это снова?

Он монстр?

Заметив мое серьезное настроение, Винс спрашивает: – У тебя там все в порядке?

Я смотрю на него, кивая, но не хотела, чтобы мой разум блуждал там. – О чем ты больше всего жалеешь? – спрашиваю я его.

Слышу, как его вилка падает на тарелку с салатом, но не поднимаю глаза. Я ожидаю, что он скажет мне, что уже знаю, или разозлится, что подняла эту тему. Если бы помогла убить кого-то, я бы, наверное, не хотела, чтобы кто-то поднял эту тему на свидании.

Я не ожидаю, что он скажет как ни в чем не бывало: – Что родился.

Широко раскрыв глаза, я резко поднимаю взгляд на него. Он не выглядит особенно подавленным, как можно было бы ожидать от человека, который говорит что-то подобное. Он делает глоток своей газировки, как будто его это не беспокоит.

– Родился? – спрашиваю я. – Это твое самое большое сожаление.

– Родиться в той семье, в которой я, в частности, – говорит он, кивая еще раз. – Но если бы дело дошло до того, родиться у них или не родиться вообще, я бы не выбрал первое.

Немного ошеломленный, я говорю: – Ух ты.

Он пожимает плечами, не собираясь извиняться.

– Ты, должно быть, действительно их ненавидишь, – говорю я, чувствуя себя неловко из-за такой формулировки, но что еще могла предположить из того, что он только что сказал?

– Я не ненавижу их. Это просто… ловушка. Тюрьма. В наши дни и в этом возрасте большинство людей не имеют пути, намеченного для них еще до их рождения – до того, как их даже зачали. Большинство парней могли бы сидеть здесь с тобой сегодня вечером и называть это свиданием. Они бы не встретили тебя так, как я. Они могли бы быть нормальными, предложить тебе все, что им вздумается. У меня нет такой свободы.

Я удивлена его открытости, даже если не понимаю всего этого. – Ты думаешь, твоя семья меня не одобрила бы?

– Неважно, даже если бы они это сделали, – просто говорит он. – Я бы никогда не позволил им встретиться с тобой.

У меня в животе завязывается узел. – Никогда? Даже если мы… перейдем от «не-свиданий» к делу и на самом деле….?

Он уже качает головой, но выглядит немного грустным. – Этого не может быть.

Во мне вспыхивает искра гнева. – Почему? Никто в твоей семье не ходит на свидания ?

Вместо ответа он спрашивает: – О чем ты больше всего сожалеешь?

Я хочу сказать, что пробовала позвонить Джейсу Брэдфорду , но это слишком подло. Я также не уверена, что это правда, как бы безумно ни было. Даже когда он сидит напротив меня, добавляя основу к идее, что ничто не может быть между нами, я чувствую, что хочу приблизиться. Хочу узнать его. Хочу быть особенным человеком, который преодолеет его защиту.

Наконец, с легким вздохом, я говорю: – Думаю, я этого еще ничего не сделала.

Глава седьмая

Мне удается закончить это «не-свидание», сохранив свою девственность, и хотя я понимаю логически, что это не такое уж большое достижение, ощущается это именно так.

Я не позволила ему поцеловать меня.

Он хотел, я это видела, но я слишком боялась. Очень многое в нем уже действует на меня как зов сирены, и я не могла рисковать.

Когда я спешу в дом одна, закрывая за собой дверь и тяжело на нее опираясь, это не кажется победой. Я хотела поцелуя. Это было странное "не-свидание", ничего похожего на то, что знала раньше, но в Винсе есть что-то такое грубое, такое неожиданно открытое.

Я хочу его. Физически могу это принять – я человек, а он чертовски красивый парень, – но боюсь хотеть его на каком-либо другом уровне.

Это плохая ситуация, и мне нужно из нее выбраться.

Но также… я не знаю, хочу ли этого.

Я провожу еще одну ночь, не высыпаясь из-за Винса Морелли. Где-то в три часа ночи мне приходит в голову мысль, что нам, наверное, стоит обменяться телефонами. Если все так и обстоит, то я могу услышать о нем только в школе или если он решит появиться.

Наступает утро понедельника, и я чувствую странное волнение перед школой. Я устала, проспала как сумасшедшая все выходные, но мне не терпится увидеть Винса.

– Угадай, кто едет в Коста-Рику, детка.

Я засовываю после ланча свои книги в шкафчик и смотрю на Лену, которая сияет. – Я? Скажи, что это я, и я буду твоим лучшим другом навсегда.

– Нет.

Я закатываю глаза, закрывая дверцу шкафчика. – Ну, молодец», – говорю я без всякого выражения.

– Нет, не я! Мои мама и папа – они уезжают на выходные, и мы устраиваем вечеринку.

– Нет, – говорю я, качая головой. – Я не собираюсь тебе в этом помогать.

– Ты должна . Почему мы вообще лучшие друзья, если ты не собираешься помочь мне устроить вечеринку? Я имею в виду, что буквально все, что тебе нужно сделать, это купить несколько пакетов чипсов или еще чего-нибудь. Я куплю алкоголь.

– У меня нет лишних денег, чтобы купить чипсы.

– Я дам тебе денег, – говорит она, закатывая глаза. – Мы не напивались вместе с выпускного Македонии этим летом – и это едва ли считается, поскольку твоя слабая задница напилась двух кружек пива.

– Это был мой первый раз! – защищаюсь я.

– Как скажешь. Мне все равно, что ты говоришь, ты идешь. Мы будем тупить и петь перед нашими сверстниками, и делать потрясающие селфи. Это уже сделано. Тебе нечего сказать.

– Вероятно, мне придется посидеть с ребенком, – замечаю я.

– Скажи своей маме, чтобы хоть раз в ее чертовой жизни наняла няню; это не твои дети, Господи Иисусе.

Мы не можем позволить себе няню, но я этого не говорю. Мне в голову приходит глупая мысль, что я, вероятно, могла бы привести туда Винса. – Это будет большая группа или просто маленькая вечеринка?

– Средне, – говорит она. – Я не хочу, чтобы все оставались, и не приглашаю никого с очень строгими родителями. Не нужна эта драма.

Я нерешительно спрашиваю: – Ты не против, если я кого-нибудь приглашу?

Она останавливается, поворачивается ко мне с заинтересованным взглядом. – Джейс?

– Нет, – говорю я, немного слишком категорично. – Ты приглашаешь Джейса?

– Возможно. Я думала, ты будешь рада?

– Э-э-э, – говорю я, качая головой. – Джейс – это уже не новость. Больше никакого Джейса.

Она звучит удивленно. – Правда? Ага. Это не продлилось долго. Почему бы тебе не рассказать мне все это? Это буквально то, для чего я здесь.

– Это сейчас очень ново и непринужденно. Я не хочу делать из этого большую проблему. Но… было бы весело, если бы он смог прийти.

– Кто?

Я стараюсь не поморщиться, когда говорю: – Винс Морелли?

Улыбка тут же сползает с лица моего лучшего друга. – Винс Морелли?

Я киваю, почти извиняясь.

– Ты хочешь, чтобы я пригласила этого парня из мафии к себе домой? Серьёзно? Она протягивает руку и касается моего лба. – Странно, ты не горишь в гребаной бредовой лихорадке.

– Я знаю, что он не из нашей обычной компании, но…

– Там будет сын гребаного губернатора, Миа, и ты хочешь, чтобы я пригласил Славных парней ?

Не то чтобы прямолинейность Лены была новостью, но она начинает меня бесить. – Тебе не обязательно быть подлой.

Глядя на меня, она спрашивает: – Ты с ним спишь?

«Нет…» Я останавливаюсь, краснея, понимая, что чуть не сказала «еще нет» вместо «нет». – Просто забудь.

– Фу, ты что! – говорит она, разинув рот.

Я кривлюсь. – Я нет. Но фу? Да ладно.

– Его семья творит отвратительные вещи, Миа. Со стороны все может выглядеть красиво, но, Господи Иисусе. Мой отец говорит, что они занимаются торговлей людьми. Это чушь третьего мира, вот именно. Я ни за что на свете не смогу его пригласить, Миа. Даже если бы мой отец не потерял буквально все свое дерьмо, если бы узнал, я бы этого не сделала.

– Не то чтобы он знал, – бормочу я, но на данный момент выдохлась в этом споре. Даже если бы она сдалась и согласилась пригласить его, я бы слишком боялась, что она заставит Винса почувствовать себя нежеланным гостем.

– Нет, – говорит она, поднимая брови и качая головой.

– Ну, я в любом случае не собираюсь на вечеринку, – говорю я ей, быстро пожимая плечами. – Если хочешь потусоваться, я могу потусоваться, но не могу уйти на целую ночь с выпивкой и… сын губернатора в любом случае тот еще придурок, так что…

– Ты не придешь на мою вечеринку, потому что я не хочу приглашать Винса Морелли, – говорит она, глядя на меня с недоверием.

– Дело не в этом, – говорю я, пытаясь отмахнуться.

– Чушь. Сначала шлюхи, потом братаны, сучка. Что ты делаешь?

– Я всегда приношу жертвы, – огрызаюсь я. Не хочу этого говорить, даже если это правда. – Я всегда та, кто приходит на групповые тусовки, даже если ты пригласила девчонку, которая целовалась с Дженсеном, когда мы встречались, или полностью игнорировала тот факт, что – зная, как сильно он мне нравился, ты целовалась с Джейсом на пикнике в честь Дня независимости, или – на самом деле, люди могут просто перестать целоваться со всеми парнями, которые мне интересны? Эй, может, ты теперь пойдешь целоваться с Винсом, или я наконец выбрала кого-то слишком низкого для тебя уровня?

У Лены отвисла челюсть, она не могла поверить, что ее пассивная лучшая подруга хоть раз проявила себя как стерва.

– Тебе нужно принять чертов Мидол, – сообщает она мне, прежде чем бросить меня и отправиться на свое первое занятие одна.

–

Неудивительно, что после этой дурацкой ссоры с Леной мой день тянется как по маслу. Я наконец-то оживляюсь, когда прихожу на занятия с Винсом, даже если он снова приходит прямо перед звонком.

По крайней мере, когда урок заканчивается, он больше не выбегает. Я выхожу вместе с ним.

– Ты выглядишь уставшей, – замечает он.

– Спасибо, – сухо отвечаю я. Но он не ошибается.

Бросив взгляд в мою сторону, он спрашивает: – Хочешь выбраться отсюда?

Я удивленно моргаю. – Что ты имеешь в виду?

Склонив голову набок, он говорит: – Давайте сбежим.

– Хочешь сбежать?

– Мы можем купить пиццу, прежде чем тебе придется забирать детей.

Это предложение слишком заманчиво, чтобы отказаться, и поскольку сегодня утром я отдалилась от своего собеседника по обеду, я провела обед за учебой вместо еды.

– Будут ли у нас неприятности? – спрашиваю я.

В ответ Винс закатывает глаза.

Двадцать минут спустя, сидя напротив Винса и разделяя огромную пиццу с сосисками, я была уверена, что мы приняли правильное решение.

Отрывая кусочек колбасы и готовясь отправить его в рот, я говорю: – Чувак, мне никогда не достается начинка.

Широко раскрыв глаза, он говорит: – Почему?

Прожевав и проглотив кусок колбасы, я говорю: – Дети. Им просто нравится сыр. Или пепперони, чтобы они могли отщипнуть его и все равно съесть только сыр.

– Логично, – говорит он, отламывая второй кусок пиццы. Липкий кусок сыра тянется, пока не ломается, и он кладет его сверху, прежде чем откусить.

– Это хорошее место, – говорю я, отпивая напиток из красного пластикового стаканчика.

– Ты никогда здесь не была?

Я отрицательно качаю головой. – Мы думали попробовать это пару раз, но так и не сделали этого.

Правда в том, что у них просто никогда не бывает достаточно денег. Неподалеку есть еще одна пиццерия, где можно купить пиццу такого же размера менее чем за половину цены.

– Как долго ты здесь живешь? – спрашивает он, глядя на меня через стол.

– Три года. Я имею в виду, что до этого все еще жили в Чикаго, но мы были в районе метро. До этого мы жили в Бостоне – моя мама на самом деле оттуда. А потом мы некоторое время жили далеко за пределами Чикаго. Моя мама перевезла нас к своему парню, его сестре и ее трем детям. Это было ужасно. К счастью, стресс от жизни в адском доме разрушил эти отношения за несколько месяцев, но потом моя мама встретила этого парня, Фрэнка, и они начали встречаться. Фрэнк жил в этом районе, и он хотел, чтобы моя мама переехала поближе – или так она сказала, потому что они собирались жить вместе. Теперь, я не хочу тебя шокировать до смерти, но это выходит за рамки того, что мы можем себе позволить – буквально вдвое больше, чем мы платили за наше последнее жилье, но это было совершенно нормально, потому что они с Фрэнком собирались быть вместе, и Фрэнк зарабатывал себе на жизнь.

– Но этого так и не произошло, – предположил он, кивнув.

– Этого не произошло, потому что Фрэнк? Женился . Так что мы застряли в аренде на полтора года, живя в арендном доме, который не могли себе позволить, и вот мы здесь.

– Почему вы остались после полутора лет?

Я поднимаю руки, театрально пожимая плечами. – Она сказала, что не хочет снова вырывать нас с места. Я не жалуюсь, потому что мне нравится жить в доме, а не в квартире, но стресс от жизни так далеко за пределами наших возможностей… не очень. Нам приходится платить так много за аренду и коммунальные услуги, что, как ты видел в продуктовом магазине, у нас нет денег на жизнь».

– Это отстой, – сочувственно говорит он.

– Так и есть. И наша аренда скоро закончится, но я не думаю, что она снова будет ее продлевать. Ее парень теперь живет в городе, и я не знаю, как она думает втиснуть нас всех в его двухкомнатную квартиру, но, похоже, это ее новый план.

– У него есть дети?

– Нет. Он молод. Я качаю головой, уставшая от одной только мысли об отношениях моей матери.

– Могу поспорить, ты будешь рада поступить в колледж и отвлечься от всего, – говорит он.

– Не думаю, что мы сможем себе это позволить. Лена собирается в Бостонский колледж; она хотела, чтобы я пошла туда вместе с ней, но это невозможно. Я собираюсь взять отпуск на год, найти работу, всё уладить. А там посмотрим.

– У них есть стипендии, – отметил он.

Я пожимаю плечами, не особо желая об этом говорить. – А ты? Ты собираешься в колледж или остаешься здесь?

– Никакого колледжа, – говорит он, глядя на пиццу, а не на меня.

Нахмурившись, я спрашиваю: – Почему? Не то чтобы его семья не могла себе этого позволить.

Его губы дергаются в крошечной, невеселой улыбке. – В моей работе это не нужно.

А, ну… конечно. Я сглатываю, наблюдая, как он продолжает избегать моего взгляда. – Это… эм… Я имею в виду, очевидно, знаю только то, что видела в фильмах и сериалах, но ты не мог просто отказаться, если бы захотел?

Слегка покачав головой, он говорит: – Нет. Матео пришлось бы меня выпустить, но он этого никогда не сделает.

– Почему нет?

– Потому что он придурок.

Я киваю, глядя на свою пиццу. – Кто такой Матео? Он босс? Или…?

– Да, более или менее. Его отец по-прежнему глава семьи в патриархальном смысле, но Матео – фактически глава.

– Это как в «Клане Сопрано»? – спрашиваю я, тут же чувствуя себя глупо, когда он ухмыляется мне.

– Нет. Он немного смеется, роняя пиццу на тарелку. – На самом деле, моя семья не совсем то, что ты думаешь. Мы не часть изначальной сицилийской мафии. Аль Капоне, все то, что ты видела, – это не совсем мы.

– О. Это не так? Но я думала…

– Нет. Моя семья начала это здесь – не в Италии, я никогда там не был, и, вероятно, никогда не буду. Мы не они , просто… мы итальянская преступная семья, которая насчитывает четыре поколения – как нас будут называть, ты знаешь?

– Так ты не…? Я хмурюсь, растерянно. – А в чем разница?

– Мы просто делаем все по-своему. Как плохие парни, которые сами себя сделали, я полагаю. Думай о настоящей мафии как о старых деньгах, а о моей семье как о новых деньгах. Чужаки могут называть нас одним именем, но для нас есть различие. Например, в настоящей мафии она не так одержима кровью, как моя семья. У нас есть люди – солдаты, соратники – которые не связаны с нами, но основные люди? Вся семья. За одним исключением, все связаны кровью. В нашей семье есть выводки детей – мой отец один из семи. Это патриархально – отец Матео был боссом до него, его отец был боссом до него, его отец был боссом до него. У Матео пока нет сына, но когда он появится…

– Следующий босс, – заключаю я.

Он кивает один раз. – Если, конечно, что-то не прервет линию. Если кто-то когда-нибудь успешно убьет Матео, все может измениться.

– Боже мой, – говорю я, широко раскрыв глаза. – Неужели любовь не потеряна?

– Хм?

Я слегка улыбаюсь. – Просто странно слышать, как кто-то так небрежно говорит о том, что члена семьи могут убить.

– Они все ублюдки, – говорит он смиренно. – Все мужчины в моей семье. Но линия Матео самая худшая. Его отец – больной ублюдок, и Матео оказался не намного лучше.

– А как же твой отец? – спрашиваю я, играя соломинкой.

– Больной ублюдок. Если фамилия Морелли и у них есть пенис, просто считай, что они больные ублюдки.

Я выдавливаю улыбку. – Ты не больной ублюдок.

– Посмотрим, – говорит он, как будто это не имеет значения. Подняв пиццу, он говорит: – В любом случае, нам не стоит об этом говорить.

– Мне нравится узнавать что-то новое о твоей жизни, – говорю я ему.

Слегка кивнув, он говорит: – Я понимаю это, но не хочу вовлекать тебя в это. Хочу держать тебя отдельно.