Текст книги "Негодяй в моих мечтах"
Автор книги: Селеста Брэдли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
Глава 13
Утренний клуб «Браунс» был решительно не похож на рутину окружающих клубов. О, конечно, слуги вставали здесь так же рано, как и повсюду, а члены клуба поднимались поздно.
Уилберфорс инспектировал, слуги работали. Все обстояло так, как и положено в джентльменском заведении.
Но вот когда дело касалось детей, здешняя рутина отличалась от нормы.
Мелоди вскакивала ужасно рано и обычно начинала радостно бродить по коридорам, пока кто-нибудь не догадывался ее покормить. Это немедленно привлекало Эвана, потому что он никогда не мог пропустить трапезу. Или перекус. Или крошку чего-нибудь вкусного.
После завтрака Эван отправлялся на уроки, а Мелоди… Мелоди начинала регулярный обход своих любимых дедушек.
– Погоди, старина, ты ничего не слышишь? – Лорд Бартлз перестал завязывать галстук и замер перед зеркалом.
Сэр Джеймс прекратил поправлять жилет и засовывать в жилетный кармашек часы.
– Ничего. Ну просто ничегошеньки.
Мелоди радостно захихикала, а лорд Бартлз продолжал притворяться, что видит в зеркале только свое отражение… всего в нескольких дюймах от ее личика. Она по-турецки сидела на туалетном столике и играла с серебряными расческами и расставленными там табакерками. Лорд Бартлз выпрямился и пожал плечами:
– Я мог бы поклясться, что слышал какой-то высокий звук, похожий на повизгивание.
Сэр Джеймс задумчиво потер подбородок:
– Высокий, говорите, похожий на повизгивание?
Лорд Бартлз, обдумывая ответ, небрежно поставил локоть на макушку Мелоди.
– Да, несомненно. Высокий и очень похожий на повизгивание.
– Хм-м. Напоминает какое-то существо. Как вы полагаете?
Мелоди зафыркала. Сэр Джеймс приблизился к столику и, глядя в зеркало, взял вместо гребня ее ручонку и стал причесывать ею свои редкие седые волосы, продолжая при этом рассеянным взглядом смотреть на ее личико. Она с восторгом поерзала.
Лорд Бартлз серьезно обдумал вопрос.
– Да, пожалуй, напоминает какое-то существо. По правде говоря, это очень похоже на попискивание…
Сэр Джеймс приостановил расчесывание волос с помощью пальчиков Мелоди.
– Попискивание?…
Лорд Бартлз прищурился и, слегка наклонившись вперед, внимательнее всмотрелся в свой туалетный столик.
– Я думаю, что это… – Он выпрямился, настолько резко, насколько ему позволил артрит, и возмущенно ткнул пальцем в Мелоди: – Так и есть! Смотрите!
Сэр Джеймс тоже прищурился:
– О Боже! Это же…
Лорд Бартлз возмущенно фыркнул:
– Я немедленно переговорю с Уилберфорсом. В наших комнатах появилась мышка!…
Сэр Джеймс вскрикнул и попятился.
– Мышка?! – Он замахал ладонью. – Скорее зовите сюда кошку!
Лорд Бартлз поспешил придвинуться назад, но теперь в его руках был комок дымчато-серого с белым меха.
– Скорее, могучий охотник! Поймай эту мышку! Когда крохотный котенок шлепнулся в подол юбочки Мелоди, она ахнула и прижала ручки к пухлым щечкам.
– Котя!…
Лорд Бартлз и сэр Джеймс отступили на шаг, чтобы полюбоваться плодами своих трудов. Им было очень нелегко на протяжении трех дней хранить этот секрет. Однако нынешний восторг на личике Мелоди, прижимавшей к груди большеглазого и лопоухого лохматого чудища с крысиным хвостиком, стоил и сомнительных радостей кошачьего туалета, и запахов прокисшего молока.
– Ну, ступай, – севшим голосом произнес лорд Бартлз. – Забирай эту блохастую зверюшку и покажи ее юному Эвану.
Сэр Джеймс снял Мелоди с туалетного столика и поставил на пол, чтобы она скорее смогла убежать со своим лохматым сокровищем.
Лорд Бартлз шмыгнул носом. Сэр Джеймс внимательно посмотрел на него:
– Сентиментальный старый дурень!
– Проклятый зануда. Я не выношу кошек.
Сэр Джеймс с тоской поглядел вслед исчезнувшей парочке.
– Я тоже. Мерзкие существа.
– Очень верно. Шерсть повсюду… – И лорд Бартлз стал рассеянно отряхивать рукава.
Сэр Джеймс смерил друга долгим взглядом, потом ласково похлопал по плечу:
– Бедняга. В следующий раз возьмем черного.
К чести Джека – впрочем, возможно, тут сыграл свою роль и его титул, – знаменитый портной Лементье предстал перед его светлостью в этот безбожно ранний час утра, и, Джек уселся напротив человека, которого знал как Пуговку, пил кофе и предавался болтовне. Встреча выглядела почти как светский визит. Пуговка небрежно задавал вопросы о некоторых любимых обитателях «Браунса», и Джек охотно, хоть и односложно, отвечал ему. Пуговка принес ему соболезнования по поводу смерти дяди. Как и следовало ожидать, новости в Лондоне распространяются быстро. Джек кивнул, мысленно поблагодарив за отсутствие поздравлений в связи со вступлением в новый титул.
Это очень походило на разговор. Джек чувствовал себя с Лементье легко и уютно. Достаточно уютно, чтобы вскоре сообщить цель своего появления у дверей Лементье в самый момент восхода.
– Я не сплю, – сообщил он, не дожидаясь расспросов.
– Неужели? – невозмутимо отозвался Пуговка. – Не которые, находят, что это бодрит.
Джек снова попытался объясниться:
– Мне нужно платье.
Лементье кивнул:
– Этого можно было ожидать, поскольку я есть я.
Джек сунул руку в мешок из-под картошки, который среди ночи позаимствовал на кухне «Браунса», и вытащил оттуда кучку черного габардина. Он ткнул ее в руки Пуговки, который осторожно принял и деликатно стряхнул нитки мешковины, прежде чем развернуть.
– A-а, – протянул он. – Очень стройная. И такой элегантный рост. Но пожалуй… несколько мрачновато…
– Это траур, – пояснил Джек, прихлебывая кофе. – Но с ним покончено.
– Хм-м, – протянул Лементье, постукивая ногтем по фарфоровому блюдцу. Оно отозвалось приятным звоном, разнесшимся по всему тихому заведению. – Значит, леди, о которой идет речь, покончила со своим трауром. Тогда, возможно, стоит выбрать что-нибудь в сиреневых тонах, как бы для полутраура?
– Цветное. – Джек передал Лементье второе платье. – С трауром покончено совсем. Его вообще не нужно было надевать.
Пуговка с трудом удерживал на коленях груду материи.
– Боже! Вы что, оставили эту леди совсем без одежды? Это было сказано с легкой шутливостью, но Джек ошеломленно посмотрел на него с внезапным ужасом.
– Ах! – Пуговка ловко сменил тему: – Возможно, вы намекнете на цвет волос и глаз леди? Она белокурая?
– Темная, – буркнул Джек.
– Темнее, чем, скажем, леди Мэдлин?
Джек кивнул, а Пуговка уже рассматривал более чем скромный вырез платья.
– Возможно, леди будет заинтересована в платье с более смелым декольте?
Джек притих, представляя себе грудь Лорел, высокую и пышную, как она будет вздыматься из модного глубокого выреза…
– Милорд?
Джек очнулся и с трудом сглотнул. Пуговка позволил себе крохотную улыбку.
– Я могу принять это за согласие? – Он ткнул пальцем в непритязательный бантик и неодобрительно покачал головой. – Навестит ли нас леди для примерки?
Джек отрицательно мотнул головой:
– Это сюрприз.
В глазах Пуговки сверкнули лукавые искорки.
– И весьма щедрый, милорд. При одной мысли об этом меня переполняет шутливый восторг. Так вы говорите, четыре платья?
Джек кивнул:
– Три дневных. И одно… – Он махнул рукой в сторону стоявшего рядом примерочного манекена. Тот был задрапирован золотой парчой и переливчатым алым шелком, готовыми превратиться в произведение искусства, достойное королевы. – Одно в таком роде.
Брови Лементье взлетели.
– Еще кофе, милорд? – Он откинулся на стуле с чашкой кофе в руках. Глаза его удовлетворенно блестели. – Итак, три платья на день и одно вечернее. Желает ли ваша светлость какой-то определенный цвет? Может быть, что-то сочетающееся с глазами леди?
– Синий.
Пуговка помешал кофе изящной серебряной ложечкой, хотя не добавлял ни сахара, ни сливок. Ложечка заставляла тонкий фарфор петь, напоминая Джеку звон далеких колокольчиков.
– У синего и голубого много оттенков, – размышлял вслух Пуговка. – Бывают такие серо-голубые глаза, которые просто требуют серебряного наряда. А есть такие сине-фиолетовые, хотя это большая редкость. А еще бывают цвета полуденного неба…
– Да, – промолвил Джек. – В точности, как небо.
– Темные волосы. Небесно-синие глаза. Боже, это похоже на маленькую леди Мелоди.
Джек бросил на Пуговку острый взгляд, но тот с вполне невозмутимым видом продолжал задумчиво мешать кофе.
– Да, пожалуй.
Пуговка легонько постучал ложечкой по краю чашки, затем положил ее на блюдце. Потом поставил чашку на стол, так и не попробовав напитка, и поднялся на ноги.
– По-моему, у меня есть кое-что подходящее, мы ведь не можем оставить даму раздетой.
– Ты понял! – Мелоди схватила любимого Пуговку за руку. – Ты ведь все понял! Но как?
Пуговка сжал губы
– Боюсь, я не могу раскрывать свои источники.
Мелоди скрестила на груди руки и, нахмурясь, откинулась на спинку дивана.
– Наверное, это был дядя Уиббли. Ох уж эти мужчины! Всегда стоят друг за друга!
Пуговка в ответ тоже похлопал ее по плечу, но гораздо нежнее.
– Вообще-то, малышка Мелоди, это рассказала мне ты. Ты накануне днем явилась ко мне с леди Мэдлин, и тебя просто разрывали новости. Насчет твоей королевы в башне.
Она раскрыла рот.
– Тогда выходит, ты знал, что она заперта на чердаке! И ты ничем ей не помог?! – Она сердито прищурилась. Вы, сэр, всего-навсего мужчина!
Пуговка растерянно моргнул:
– Как странно… Уверен, в этом меня раньше никогда не упрекали. Однако если вы слишком рассердились на меня, то не захотите слушать историю дальше…
Мелоди мрачно поглядела на него:
– Ладно уж, можете продолжать.
Пуговка отвесил изящный поклон, как бы оттеняя ее грубость, и продолжил:
– Как пожелаете, миледи.
Когда Пуговка ринулся на поиски чего-то достойного прикрыть предполагаемую наготу леди, о которой шла речь, Джек открыл было рот, чтобы опровергнуть его предположение. Но Пуговка уже исчез в глубине своего заведения. Его не было довольно долго, и Джеку в это время не оставалось ничего иного, как лицезреть безголовый манекен и размышлять, помогут ли платья от Лементье смягчить сердце Лорел.
Погруженный в безмолвие, он осознал, что покупает платья вовсе не для того, чтобы Лорел его простила. Это стало бы желанным побочным результатом, но, по правде говоря, ему просто невыносимо было видеть Лорел в одном из ее черных одеяний. Она заслуживала гораздо большего и лучшего. Лорел заслужила щелков и атласа всех цветов радуги.
Лорел заслужила наряд из золотой парчи.
Вот он и оказался здесь, закупая для нее подарки, обсуждая цвет ее глаз и волос так, словно имел на это какое-то право.
Это оказалось очень приятно: вести себя как обычный человек в ходе обычного ухаживания…
Ведь слово «обычный» никак не походило к описанию его жизни.
Это происходит потому, что он совершает безумные поступки, запирает даму на чердаке, скрывая ее существование от друзей.
Нет, слово «обычный» никак не подходило к тому, чем он сейчас занимался.
– Ах! – Лементье откинул занавеску, закрывавшую нечто вроде небольшой сцены в дальнем конце помещения. В руках он нес большую коробку. За ним следовал молодой человек необыкновенной красоты, нагруженный целым ворохом коробок меньшего размера.
– Кэбот, положите остальные коробки в экипаж его светлости.
Свою коробку Лементье поставил на стол и поднял крышку, чтобы Джек посмотрел на ее содержимое.
– Это отлично подойдет для дамы, о которой шла речь.
Джек посмотрел на аккуратно сложенное платье и пожал плечами. На его взгляд, оно казалось всего лишь кучкой бледно-голубого шелка.
– Какое-то оно простоватое, – наконец произнес он.
Лементье элегантно повел плечом.
– Разумеется, это как раз то, что нужно для модного променада летним днем.
Джек мог только кивнуть. Его экипаж постепенно заполнялся вещами, которые, насколько ему помнилось, он не заказывал, но, по словам Лементье, они были абсолютно необходимы для леди. Джек начал волноваться о том, как отнесется Лорел к его подаркам.
Это не было подкупом… Просто подарком… потому что он…
На этом месте размышлений мозг отказывался продолжать. Лорел была опасным противником, черной ямой, в которую он легко провалится, если не остережется. Он вновь ощущал чувства, которых никогда ранее не испытывал.
Только Бог знает, куда заведет Джека этот опасный путь.
Пуговка, отряхивая руки, подошел и встал рядом с ним, явно очень довольный собой.
– Итак, милорд, – улыбнулся он, – ваш экипаж набит. Другие платья будут готовы завтра.
Джек растерянно заморгал:
– Но ведь подобные вещи требуют времени. Разве не так?
Пуговка откликнулся ангельской улыбкой: – Какие только чудеса не случаются, если не стоять за ценой.
Джека ограбили, открыто и жизнерадостно. Он обреченно кивнул. По крайней мере, кофе здесь был очень хорош.
Пуговка широко раскинул руки.
– Что толку в золоте, если его не на кого тратить? – Он игриво ткнул Джека пальцем в бок. – Вам следует жениться, милорд, на этой леди с глазами синими, как небо. Тогда вы сможете баловать ее всю жизнь.
Когда Джек, по-прежнему немногословный, покидал Лементье, эта мысль неустанно сверлила ему мозг.
Сможет баловать ее всю жизнь.
Действительно, это доставит ему удовольствие.
После отъезда маркиза Стрикленда Пуговка, ставший в этот час гораздо богаче, со вздохом тряхнул головой:
– В какую неразбериху вовлекает людей любовь…
Всегда бывший поблизости Кэбот торжественно кивнул:
– Поистине.
Пуговка улыбнулся своему красавцу помощнику.
– К счастью для всех любовников Лондона, я столь же талантлив в исправлении ошибок, как и в создании новых.
Глава 14
Просыпаясь, Лорел с наслаждением потянулась и удовлетворенно мурлыкнула. Ей было на редкость уютно и приятно, тепло и удивительно мягко на пышном матрасе…
Пальцы ее скользнули по шелковым простыням… и глаза мгновенно распахнулись. Простыни?! Да-да, на матрасе были простыни. Матрас лежал на полу, но… Она перекатилась к его краю и свесила голову вниз. На полу перед матрасом раскинулся небольшой ковер. Вообще-то ковров и ковриков оказалось несколько. Они покрывали дощатый пол так, что досок практически не было видно.
В льющемся в окно солнечном свете ковры сияли сочными цветами драгоценных камней, поражали дорогой выделкой. Льющемся из окна свете?…
Она резко повернула голову. Еще накануне грязное окно было чисто вымыто. Ну, по крайней мере, оно стало чище, чем вчера. Каждое его стекло было тщательно протерто изнутри и снаружи точнее, внешняя сторона была протёрта в пределах досягаемости при открытом окне.
Он сделал все это в темноте, свешиваясь из окна над далекой улицей внизу… наверняка не видя толком, что делает. Все-все он проделал в темноте: разложил ковры, перенес матрас, принес ведерко угля, которое теперь стояло перед разожженным камином.
В полном молчании.
Он уложил ее на матрас, не разбудив. Ужаснувшись, она торопливо заглянула под простыню. Ее сорочка была по-прежнему на ней, хотя подол был подоткнут вокруг бедер. Ключ все так же висел на ленте вокруг шеи. Между грудями. Если б Джек стал ее разглядывать, то наверняка обнаружил бы подарок Мелоди.
Но Джек ее совсем не потревожил.
Конечно, она славилась крепким сном, но ведь сознания не теряла.
– Ад и все его дьяволы!– потрясенно прошептала она, затем нахмурилась и вновь шлепнулась на матрас, натянув простыни на лицо.
Она не станет считать это трогательным. Что тут сказать? Тюремщик постарался сделать тюремную камеру уютной. Ну и пусть! Она не поддастся!
Но тут она учуяла запах бекона. Всхлипнув с досады, она выглянула из-под простынь, и нос направил ее взгляд к маленькому столику, на котором стоял накрытый поднос. Глубоко втянув в себя струящиеся ароматы, Лорел роняла, что слышит самый прекрасный запах в мире… подваренного хлеба, смазанного маслом.
В животе отчаянно заурчало. Накануне она поела очень мало, потому что после того как Мелоди подарила ей ключ, она решила копить хлеб, сыр и яблоки. Она складывала все в чемодан, готовясь к побегу.
Ее желудку эти приготовления категорически не нравились, и теперь он бунтовал, демонстрируя свое недовольство голодными спазмами. Она с усилием сглотнула слюну. Такой отчаянный голод был ей непривычен. С давних пор она ела очень мало, лишь слегка ковыряя пищу. Ha вкус ей все казалось опилками. Теперь же все пахло божественно. Казалось, что все ее чувства проснулись в тот день, когда она узнала, что ее дочь жива.
Так что, несмотря на последующие обстоятельства, она не могла отрицать, что мир стал ярче, сердце билось быстрее, серый мрак, так долго окутывавший душу, рассеялся. Она чувствовала себя живой… но, разумеется, все это случилось благодаря Мелоди, а не ему. То есть не имело никакого отношения к возбуждающему влиянию маркиза.
Никакого отношения!
А вот завтрак был совершенно другим делом. Жизненно важным. Радостно ухмыляясь, Лорел скатилась с матраса и, как была, в ночной рубашке отправилась через комнату к столику. Подняв крышку, она с наслаждением вдохнула исходящий от еды аромат. Там действительно были бекон и тосты. Вареное яйцо стояло в серебряной чашечке на ножке. Однако не было никакого приспособления, чтобы срезать верхушку скорлупы.
Ох уж эти мужчины!…
Но все же на углях стоял кипящий чайник и рядом – элегантный фарфоровый заварник с уже засыпанными в него пахучими листочками. Тут же находились сахарница и молочник. Но никакой чашки нигде не наблюдалось.
Лорел с досадой скрестила руки на груди.
– Ох, Джек!… Ну что, с тобой поделать?!
Ей что, лить кипяток из чайника прямо в горло?!
Ничего трогательного не было в этой мужской неспособности собрать нормальный поднос с завтраком. Ни капельки.
Поднеся ломтик поджаренного хлеба ко рту, она откусила кусочек… и замерла.
На другой стороне комнаты, рядом с новым матрасом, на крючке висело платье.
Она чуть не подавилась и удивленно заморгала. Оно было из светло-синего шелка, счастливого, радостного, синего, как полуденное летнее небо.
Ее любимого цвета.
Ноги перенесли ее через комнату прежде, чем она успела осознать, что двигается. Рука потянулась к божественному шелку… и тут же отдернулась… чтоб не запачкать масляными пальцами переливчатую ткань. Метнувшись назад, к подносу с завтраком, она со злостью убедилась, что никакой салфетки тоже не было.
– Мужчины!…
Впрочем, тут она заметила фаянсовый кувшин, стоявший в тазу для умывания, достаточно близко к углям, чтобы вода слегка нагрелась. Идеально. Мыла не было, но Лорел сильно потерла руки и затем вытерла их насухо подолом ночной сорочки. После этого она торопливо вернулась к платью. Подняв руки, она бережно сняла платье с крючка и, разложив перед собой, залюбовалась его элегантной простотой.
Ей никогда не нравились бантики и оборочки. Любовью к ним отличалась Амариллис. Лорел восхищалась греческой строгостью стиля Лементье…
«Л»! Метка на пакетах и картонках той леди внизу. Но эти роскошные дамские вещи не могли иметь отношение к ней, Лорел, запертой на чердаке. Это чудесное платье, но ведь не мог Джек взмахом руки призвать такого творца, как Лементье, к созданию подобного шедевра всего за одну ночь.
Она приложила платье к плечам и посмотрела на себя. Вроде бы подходило идеально… даже по длине. Она рассмеялась и закружилась, не выпуская платья из рук. Ее нога зацепилась за кучку коробок, прятавшихся за углом матраса. Они рассыпались по ковру, выбросив на пол мерцающие ленты, деликатный муслин, перчатки, туфельки…
На крышке каждой картонки стояло знаменитое «Л».
У Лорел пересохло во рту. Она замерла, окруженная рассыпавшимися сокровищами, представлявшими собой полный комплект наряда от знаменитого и недоступного Лементье.
А она чуть не испачкала его масляными пальцами. Бережно, словно могла повредить его дыханием, Лорел разложила платье на постели и, заложив руки за спину, отступила на шаг.
Крепко сплетя пальцы, она любовалась этим великолепным, изысканным и совершенно неприемлемым подарком.
Она не могла его принять. Принять – означало сдаться, потерпеть поражение.
– Проклятие!
От этого могла разрыдаться любая женщина: вот так отказаться от наряда изумительной красоты… Она никогда в жизни не имела ничего подобного, потому что от девичьих муслинов перешла сразу к трауру. Это было платье дамы, а не девушки. Оно было воплощением женственности, праздником груди, изящных рук и элегантных лодыжек.
В этом платье она могла бы потягаться с Амариллис!
Задумчиво покачиваясь на носках, Лорел сжала губы и размышляла, что если не наденет это платье, то при следующем посещении Джека должна будет встретить его лишь в своей коротенькой ночной рубашке.
А это была категорически плохая мысль!
Так что, по сути, выбора у нее не было. В конце концов, он же украл все ее остальные платья. Значит, придется надевать это или остаться полуголой.
А потом, когда она с Мелоди пустится в бега, можно будет продать это платье и все аксессуары за хорошие деньги.
По её лицу расплылась медленная улыбка. Вообще-то получалось, что это вовсе и не подарок! А просто частичное возмещение неоплатного долга Джека. Сотня таких платьев не искупит то, чего он ее лишил.
Значит, это платье он был ей должен.
Ухмыляясь, как сельский дурачок, Лорел взяла платье с постели. Ее красивый новый наряд засверкал в солнечном свете, как драгоценный камень.
И конечно, здесь не оказалось и осколка зеркала, чтобы посмотреть на себя в нем.
Ох уж эти мужчины!
За завтраком Мелоди была переполнена впечатлениями от прогулки по саду. Кто-то, вероятнее всего Бейливик, сообщил ей, что увидеть жабу – к счастью. Кто-то еще, на этот раз, видимо, Эван, рассказал ей, что, если потрогать жабу, появятся бородавки. Отсюда быстрый ум Мелоди пришел к заключению что бородавки – это символ счастья.
– Папа, у тебя есть бородавки?
Джек замер, не донеся до рта вилку с кусочком восхитительного омлета – а ведь он уже забыл, когда завтракал с аппетитом! – и задумался над вопросом.
– Полагаю, что нет. Мелоди грустно покачала головой:
– Как плохо.
Джек не мог не осведомиться:
– А как этим чудным утром обстоит дело с бородавками у вас, капитан Мелоди? Лицо Мелоди просветлело.
– Я потрогала жабу, так что у меня должна будет появиться бородавка! – Она высоко подняла указательный пальчик. – Ты еще ее не видишь?
Джек долгую минуту пристально всматривался в розовый пальчик, затем с сожалением покачал головой:
– Боюсь, пока никаких изменений.
Мелоди насупилась:
– Надеюсь, они скоро появятся. Мне не хочется сноба тыкать пальцем в жабу. Это противно.
– Можно предположить, что жаба тоже была не в восторге от этого столкновения.
Мелоди соскользнула со своего стула и направилась к Джеку, для скорости путешествуя под столом. Ей почти не нужно было пригибаться. Джек отклонился назад и вежливо приподнял скатерть для ее выхода. В этот момент в столовую вошла Мэдлин. – Мелоди! Ради Бога, обойди вокруг стола.
Мелоди без малейшего раскаяния на личике спокойно вскарабкалась на колени к Джеку. – Папу нужно пожалеть, Медди. – Она обвила его за шею пухлыми ручками и положила голову на плечо. – У него нет ни одной бородавки.
Мэдлин недоуменно заморгала.
– Прими мои поздравления. – Она помедлила около своего обычного места за столом, но потом решительно двинулась на другой его конец, чтобы сесть поближе к Джеку и Мелоди. Уилберфорс материализовался рядом, чтобы усадить Мэдлин на новое место. В течение нескольких секунд перед ней появились тарелка с завтраком и чай с молоком в предпочитаемой ею пропорции.
Мэдлин улыбнулась Уилберфорсу:
– Все замечательно, как всегда.
Уилберфорс поклонился:
– Я передам это повару. Он будет счастлив.
Уилберфорс бесшумно и неторопливо долил Джеку кофе: и перенес тарелку Мелоди на другую сторону стола. Джек ощутил неловкость, сообразив, что никогда не передавал комплиментов отличнейшему повару клуба.
Он громко откашлялся, все замерли и посмотрели на него. Чувствуя себя не совсем уютно, он сухо кивнул Уилберфорсу:
– Пожалуйста, прибавьте к словам леди Мэдлин и мои комплименты.
Уилберфорс два раза моргнул, что для него означало полное потрясение.
– С большим удовольствием, милорд.
Когда Уилберфорс покинул комнату, Джек смущенно повел плечами.
Медди послала ему легкую сочувственную улыбку.
– Я прошу прошения, Джек, за то, что так удивилась. Просто ты редко говоришь с кем-нибудь, кроме Мелоди.
Мелоди с чувством закивала головой:
– Она права, папа. Ты говоришь только со мной. – Она снова прильнула к его плечу. – И с Горди Энн.
– Горди Энн – отличная слушательница.
Леди Мэдлин скрыла улыбку за салфеткой.
Мелоди еще сильнее вжалась в него.
– Дядя Колин говорит то же самое.
Когда-то отличной его слушательницей была Лорел. Когда Джек с ней разговаривал – действительно разговаривал, – почему она не желала его слушать? Это казалось невозможной задачей: раскрыть душу под ее ненавидящим взглядом. Он совершил много непростительных поступков. Если бы имело смысл просить прощения, он попытался бы преодолеть привычку молчания и побороть сумерки, наполнявшие его.
Он приказал бы себе стать другим, раскрыться, дотянуться до нее, коснуться ее волос, уткнуться лицом в ее шею, пробежаться ладонями по ее телу, так прекрасно расцветшему после материнства… такое пышное, и жаркое, влажное под его прикосновением.
– Э-э, Джек?
Он вырвал себя из фантазии, заставившей бурно забиться сердце, и увидел, что комната опустела. В ней оставался только Колин, который стоял у стола, дожевывая кусочек тоста и хмуро разглядывая друга.
Джек судорожно сглотнул, чувствуя, что краска бросилась ему в лицо.
– Доброе утро. А куда подевалась Мелоди?
Колину пришлось торопливо дожевать то, что было у него во рту, прежде чем ответить.
– Четверть часа назад я видел, что она поднималась наверх. – Он недоуменно хмыкнул. – А где пребывал ты? «О, я тоже был наверху. На чердаке. В Лорел».
– Задумался, – буркнул Джек.
Колин дожевал и проглотил свой кусочек и, ухмыляясь, произнес:
– Ты затерялся в своих мыслях. Я уж было собрался принести тебе карту возврата.
Джек встал на ноги и бросил на стол салфетку. Его тарелка с остывшим завтраком стояла нетронутой.
Ему не нужна была никакая карта возврата. Ему нужна была Лорел. Нет, подождите. Самым важным в жизни была Мелоди. Это Мелоди вывела его из мрачной черноты к свету.
А может быть, ему были нужны все трое… Мелоди, Лорел… и он сам.
Словом, ему была нужна семья.
