Текст книги "Негодяй в моих мечтах"

Автор книги: Селеста Брэдли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Глава 29

Джек ответил Лорел поцелуем на поцелуй, позволив своим большим ладоням лечь ей на ягодицы, пока они страстно терзали рты друг друга.

Однако он решил, что эта ночь будет служить только удовольствию его прелестной Ежевички. Когда Лорел уперлась обеими руками в его плечи и оттолкнула, он послушно перекатился на постели и потянул ее за собой. Облако ее прекрасных темных волос укрыло лица их обоих, полностью скрывая их, храня в тайне и безопасности их страсть. Ее груди прижимались к его груди, полные и тяжелые. Ее соски напряглись остриями, которые он ощущал даже сквозь жилет и рубашку. Она оседлала его тело, и ее влажное лоно своим жаром проникло сквозь ткань. Это было пыткой, сладкой и мучительной, – ощущать ее так близко и не иметь возможности войти в нее.

Возможно, именно этой пытки он и заслуживал.

Наконец она выпрямилась, не слезая с него, как средневековая всадница, прелестная леди Годива, ее чудесные волосы водопадом стекали по пышной груди, розовый рот распух от его поцелуев. Она пробежалась язычком по этим соблазнительным губам.

Затем она занялась его съехавшим на сторону галстуком. Джек допустил это, глядя в ее сосредоточенное лицо. Она трудилась над затянувшимся узлом, и груди ее игриво подрагивали, когда она изо всех сил тянула упрямый льняной лоскут.

Джек медленно провел руками по ее распахнутым бедрам до стройной талии. Так хотела Лорел, а он был лишь матросом на ее корабле.

В конце концов, она торжествующе улыбнулась и широким жестом отбросила развязанный галстук прочь.

– Я его перехитрила!

За какие-то секунды она избавила Джека от жилета и вытащила из брюк рубашку. Затем, потянув его за руки, она принудила его сесть, чтобы совсем снять с него то и другое. Раздетый до пояса, он вновь повалился на постель и, лежа под ней, мечтал только об одном: бешено сосать ее груди, одновременно вторгаясь в ее влажную жаркую сердцевину… но он заставил себя выжидать.

Раздевание шло быстро. Улыбаясь, она пробежалась быстрыми ладонями по его телу, задрожавшему под этими дразнящими прикосновениями.

Остальная одежда была снята с него с еще меньшими усилиями, и Лорел сразу оказалась на нем, задержавшись лишь на тот миг, который понадобился ему, чтобы удобнее пристроить ее верхом.

– Вот так?

Он пробежался пальцами по ее округлым бедрам.

– Тебе решать, – мягко произнес он. – Как захочешь, так и будет.

Ее язычок мелькнул, проходя по губам, она серьезно обдумывала его слова, а Джек с тоской подумал, что если она еще дольше затянет свои колебания, он запросто может умереть. Но тут она обволокла его своей влажной, жаркой сладостью, дюйм за мучительным дюймом, пока не уперлась руками в его грудь, полностью на него насаженная.

Двигалась она медленно, превращая происходящее в изысканную пытку, возбуждая его до невыносимых высот… но он даже не пытался ее подгонять. Его руки лежали на ее бедрах только затем, чтобы помогать ее наслаждению. Он дразнил ее соски, пощипывая их и нежно катая между пальцами. Она резко отбросила назад свои локоны и ускорила езду, переводя ее в настоящий галоп.

Она была так прекрасна, эта сидящая на нем амазонка, бесшабашная, дикая, властная, открыто чувственная, уверенная в своей красоте, уверенная в том, что он отчаянно хочет ее.

Она вскидывалась и падала, все быстрее и быстрее. Выгибалась, сверкая от пота, такая прекрасная, с жарким взглядом, впившимся в его взгляд, с полуоткрытым в судорожных вдохах ртом.

Когда ее настигло освобождение, она выкрикнула его имя. Джек зарычал, теряя над собой контроль, сильно схватил ее за бедра и сделал один мощный глубокий выпад, пролив в нее, задыхающуюся и трепещущую над ним, свое семя.

Сердце к сердцу, кожа к коже, вдыхая дыхание друг друга, на волне вожделения, смешанного с истинной любовью, они вознеслись к вершине экстаза.

Лорел лежала в объятиях Джека, ее шелковые волосы рассыпались по его груди и животу. Он хотел, чтобы это продолжалось вечно. Чтобы бесконечно длился этот миг вне времени, который мог всегда принадлежать им, если бы все не пошло наперекосяк.

Ему было невыразимо больно от того, что она услышала его слова, но притворилась, что не слышит. Как сильно должен был он искалечить ее прекрасную, любящую душу, чтобы она не могла теперь поверить в то, что он так щедро предлагал ей.

Он нежно провел рукой по изгибу ее талии.

– Так ты выйдешь за меня замуж, Ежевичка?

Он почувствовал, как она застыла при этих словах. Ее внезапная оцепенелость, напомнила кролика, старательно прячущегося, чтобы остаться незамеченным коршуном.

Ежевичка?!

При звуке своего прозвища она вздрогнула. Затем отклонилась, потянув за собой покрывало. Она отодвинулась как можно дальше. Теперь она была от шеи до ступней укрыта от его глаз и прижимала к себе покрывало, словно боялась, что он сорвет с нее эту тряпку.

Я… – Она явно запаниковала, будто убегала от хищного зверя.– Я не могу!

Джек сел на постели, сбившиеся простыни закрывали ему бедра.

– В чем дело? Почему ты так испугана?

– Нет, – затрясла она головой и напряженно промолвила: – Со мной все хорошо.

Он протянул к ней руку. Она отпрянула.

– Знаешь, что сделали мои родители, когда узнали, что я жду ребенка?

Он кивнул:

– Они сказали, что ребенок умер.

Она засмеялась смехом ломким, как бьющееся стекло.

– Они заперли меня в комнате.

Джек нахмурился:

– Я понимаю, что они расстроились…

Она вскинула голову, глаза ее были полны жгучей ненависти.

– Они заперли меня больше чем на шесть месяцев!

– Боже мой! – У Джека все похолодело внутри. – Боже, Ежевичка! – И тут до него дошло. – О нет!

Он сделал то же самое!

– Они сказали, что выпустят меня, если я скажу им, кто отец ребенка. Они сказали, что выпустят меня, если я выпью крапивный чай, чтобы вызвать выкидыш. Они обещали, что все будет как раньше, если я позволю какой-то старой ведьме убить мое дитя вязальной спицей!…

«А ты сказал, что выпустишь ее, если она откажется от Мелоди. Может быть, ты не говорил такие слова, но ты это подразумевал, и Лорел это поняла».

– Моя мать! Мой отец! Последние люди на земле, от которых я ждала вреда!

«Так же как от меня. И не забывай, что именно ты оставил ее в таком положении».

– Так что простите меня, милорд. – Она говорила сдавленным голосом, словно у нее перехватило дыхание. – Простите, если я не верю ни одному чертову слову, которое говорит мне человек, заперший меня в этой комнате!

Джек закрыл лицо руками.

Дыхание со свистом вырвалось из ее груди. Он ощущал, как ее трясет.

Он откашлялся. Пришло время рассказать ей все.

– Я нашел повитуху, которая принимала Мелоди. Твои родители велели ей убить ребенка, но она его сохранила. В течение трех лет она шантажировала твоих родителей, чтобы в тайне содержать Мелоди.

Лорел не сводила с него широко открытых глаз.

– Она… она показалась мне доброй… той ночью.

– Думаю, так и было, – кивнул Джек. – Она умирает, иначе, я думаю, она держала бы у себя Мелоди до конца. Она очень любит ее, и Мелоди тоже очень к ней привязана.

– Это хорошо, что она ее любит, – выдохнула Лорел.

Следующая часть истории была не столь простой.

– Когда нянечка Прюит заболела, она попыталась найти тебя. Она поговорила с Амариллис, считая, что это ты. Твоя сестрица выгнала ее, не дав ни гроша. Это произошло… немногим больше трех месяцев назад.

Глаза Лорел вспыхнули синим пламенем.

– У меня больше нет сестры.

– Нянечка Прюит вспомнила, как ты говорила: «Он в “Браунсе”». Поэтому она оставила Мелоди на пороге клуба с запиской, прикрепленной к ее пальтецу. Как я понимаю, она боялась, что ее привлекут за шантаж.

Лорел высоко подняла колени и обхватила их руками.

– Возможно, мне стоило назвать им твое имя, – пробормотала она. – Они, наверное, смогли бы разыскать тебя, а я не смогла.

Джек покачал головой:

– Не смогли бы. Я более трех лет скитался по морям, не задерживаясь ни в одном порту дольше, чем на несколько недель. Из множества писем, посланных мне, до меня дошла самая малость.

Лорел закрыла глаза, вспоминая.

– Я писала тебе письмо за письмом, но затем сжигала их. Моя мать держала всех слуг в ежовых рукавицах. Эти письма никогда бы не вышли за пределы нашего дома.

– Почему ты им ничего не сказала? – прошептал он.

Она уронила лицо в колени.

– Я была в таком ужасе, когда они меня заперли, когда они меня избивали… что не могла с ними говорить. Затем, позднее, когда я плакала и умоляла… когда я превратилась в глупенькую отчаявшуюся трусиху и обещала рассказать им все… сделать все, что угодно, моя мать с издевкой объявила, что уже слишком поздно. Теперь скандал разразится, что бы ни сделать, а никакому скандалу не будет позволено помешать браку Амариллис с ее драгоценным графом.

Джек чувствовал, что его шанс вернуть любовь Лорел гаснет с каждым ее словом. Она слишком долго жила в предательстве. Сможет ли она вообще когда-нибудь поверить в любовь и добро? Как ей поверить ему, когда столько всего свидетельствует против? Неудивительно, что она решила, будто ей не на кого рассчитывать, кроме самой себя.

Не говоря ни слова, она медленно раскачивалась взад и вперед.

– Мои родители не могли придумать более страшного наказания. Понимаешь? Когда они заперли меня в полном одиночестве, единственным, с кем я могла разговаривать, стало мое дитя. Я разговаривала с ней, пела ей песни, рассказывала все истории, какие могла припомнить. Иногда, когда я плакала, она танцевала у меня в животе, отвлекая от жалости к себе. Когда я спала, она будила меня ночью, мы сворачивались клубочком, и я шептала ей обо всех местах, куда мы с ней поедем, обо всех замечательных вещах, которые станем делать. – Она смахнула с ресниц слезы. – Особенно ей нравились истории о приключениях. Знаю, это звучит невероятно, однако клянусь тебе, что всегда могла ее успокоить, чтобы она не брыкалась, рассказывая ей о…

– Пиратах.

Она изумилась:

– Только не говори мне, что это до сих пор так.

– Ничего ей так не нравится, как история о капитане Джеке и его хитроумной команде корабля «Бесчестный грабеж».

Лорел недоверчиво подняла брови:

– По-моему, я сталкивалась с этим пиратом.

Ее поддразнивающий тон с особой остротой заставил его пожалеть обо всем.

– Правда? – Он отвел глаза в сторону. – Я не видел его уже много лет.

Хотя было абсолютно очевидно, что толку в этом не будет, он все же должен был попытаться.

– Ежевичка, я тебя люблю.

Она отодвинулась подальше, в глазах проснулось подозрение.

– Ложь тебе не поможет, Джек. Ты меня не любишь. Еще несколько дней назад ты обо мне вообще не помнил!

– Нет! Я просто… не знал, кого помню. – Он понимал, что это звучит нелепо. Лорел смотрела на него недоверчивыми глазами. – Все дело было в платье… понимаешь… – Он пытался объяснить ей, рассказать о словах Лементье и как он осознал правду. – Я был так слеп. Это всегда была ты, Ежевичка. Ты была причиной, из-за которой я снова и снова возвращался в этот дом. Ты была той, кого я хотел видеть, с кем хотел разговаривать. Ты была той, которую я всегда любил!

Она молча смотрела на него. Он продолжал, запинаясь, но решительно. Если уж он решил вывернуть себя наизнанку и подать ей на тарелке вместо завтрака, он сделает это. Сделает все, что угодно, лишь бы ушла из ее глаз эта мрачная подозрительность.

– Я люблю тебя. Только тебя. Мне нравится, что ты умеешь видеть самую суть вещей, что ты видишь людей… такими, какие они есть. – «Увидь меня, моя любовь. О, пожалуйста, увидь меня настоящего!» – Я люблю твое прекрасное лицо и чудесное тело и еще люблю твое истинное верное сердце! Я люблю девушку, которая не сдалась… и люблю девушку, которая уступила.

Она сморщилась.

Он на секунду замолчал.

– Я люблю выражение твоего лица, когда ты держишь на руках Мелоди. Я люблю, когда ты полностью погружаешься в книжку и едва можешь вспомнить собственное имя, если тебя от нее отрывают. Я люблю такое отношение к жизни… Лорел Кларк, ты живешь так: полный вперед, и плевать на пиратов… честно и бескомпромиссно… – Он выскользнул из постели, как был голый, и опустился перед ней на колени. – Лорел, это правда! Моя колючая Ежевичка, моя любовь!… Это единственное, что я знаю наверняка. Я тебя люблю… и всегда буду любить. Как мне доказать тебе это? Что мне сделать, чтобы ты поняла, что для меня значишь?

Лорел, прижав скомканные простыни к замерзшему животу, пристально смотрела на Джека. Такого Джека она никогда раньше не видела. Никогда не видела, чтобы он говорил так страстно, молил ее так неуклюже и так трогательно…

Он был замечательный…

Если говорил правду.

Однако это не было обычным ухаживанием, это буйное обольщение гобеленами, бальными платьями и… запертыми дверями. Под принуждением она не могла позволить себе верить чему бы то ни было, никаким своим чувствам.

Если она в это поверит, если сдастся ему, а он вновь ее подведет, она вряд ли когда-нибудь снова придет в себя. Как нога, которую ломали слишком часто, ее сердце больше никогда не сможет действовать, как прежде.

Она с трудом сглотнула.

– Я хочу Мелоди. Я хочу оставить это место. Я хочу уехать далеко-далеко отсюда… и никогда не возвращаться.

Его лицо замкнулось. Напряглось.

– Ты хочешь покинуть меня?

Лорел бестрепетно встретила его взгляд.

– Ты спросил, чего я хочу. Ты дашь мне это?

Она увидела, как свет в его глазах погас. Ушел отчаянно моливший ее мужчина. Перед ней стоял мрачный Джек, бесстыдно голый и совершенно отрешенный от мира.

– Это единственное, чего я не могу тебе дать. – Твердо объявил он, затем отвернулся и стал собирать одежду. Такой же голый, он вышел из комнаты.

Лорел услышала, как повернулся ключ в замке. Этот металлический звук был как первая лопата земли на могилу ее надежд.

Он не отдаст ей Мелоди. Никогда. Лорел придется сбежать с дочерью и до конца жизни вести жизнь беглянки, едва сводя концы с концами.

Этого было недостаточно, чтобы остановить ее, но сердце разрывалось, сознавая, на что она обрекает Мелоди.

Лорел не хотела признаться себе в том, что сердце ее ноет еще и потому, что она на то же самое обрекает Джека.

Глава 30

Могущественный маркиз Стрикленд мерил шагами свою комнату, будучи не в силах разобраться в своих запутанных чувствах. Весь мир еще спал, даже танцующий до рассвета прожигающий жизнь свет. Он, кажется, был единственным, кто не мог закрыть глаза и погрузиться в волны сна.

Он прислонился плечом к оконной раме и глядел на залитый луной сад. Он не знал, что ему делать.

Если он удержит ее насильно, она никогда не будет доверять ему.

Если освободит ее, она, забрав дочь, убежит так далеко, как сумеет, и никогда сюда не вернется.

Он провел ладонями по лицу, пытаясь заставить мозг принять какое-то решение. Как ему завести семью, о которой он мечтает? Каким образом заставить Лорел понять, что она для него значит? Что значат для него они обе?

Когда Джек поднял лицо, он заметил, что из-под занавески торчит кончик льняного лоскута. Нагнувшись, он вытянул замызганную узловатую тряпицу. Рассматривая нашитые на другом ее уголке «глазки» он захватил Горди Энн к большому креслу у огня.

– Что ты об этом думаешь? – Он не кривил душой, называя Горди Энн хорошей слушательницей. Лучше никого не было. – Что мне делать?

Она вяло свисала из его пальцев. Джек осторожно потряс ее:

– Ну же, давай. Мне нужна помощь.

Никакого ответа. Что ж, у него самого тоже не было ответа.

Если прищуриться, можно было понять, как Колин завязывал свой великолепный галстук модным гордиэнским узлом. Правильнее, наверное, было называть его гордиевым, но… особого значения это не имело. Как ухитрилась Мелоди увидеть в нем куклу, можно было только догадываться, но захваченный, как и все в «Браунсе», силой ее бурного воображения, Джек привык видеть в этой тряпке куклу Горди Энн, а не галстук.

Он держал ее за одну грязную «руку» и, хмурясь, говорил:

– Тебе, старушка, нужна хорошая мойка. – Он швырнул ее на ручку стоявшего напротив креслица Мелоди, где она бессильно приземлилась, и продолжал: – Никакой помощи от тебя… – Закинув руки за голову и повращав шеей, что, впрочем, не сняло скопившегося в нем напряжения, Джек размышлял вслух: – Александр Великий увидел гордиев узел, который не могли развязать лучшие тогдашние умы. Он вскинул меч и с громким криком разрубил его надвое… – Голос Джека медленно стих. – Разрубил…

Что делать, когда у тебя нет разгадки загадке об узле?

Разделить загадку на две.

Что, если разгадка прячется в твоем сердце?

В лиловом свете предрассветного часа Лорел выскользнула из гостевой комнаты, предоставленной Джеку, и прокралась в собственную спальню. Она еле могла ходить, когда встала с постели Джека, где он забылся сном. Колени еле держали ее.

Это была опасная захватывающая дух игра – пробраться к себе через весь дом в одной ночной рубашке. Некоторые слуги наверняка уже поднялись с постелей, потому что в доме были гости.

Оказавшись наконец там, где ей полагалось быть, притом благополучно незамеченной, она прислонилась к двери и облегченно вздохнула.

Ее комната выглядела необычно. Это была комната ребенка полная книг, рисунков и ленточек для волос. Теперь это казалось ей неправильным.

Окружающий мир больше никогда не будет прежним. И она сама прежней больше не будет. Этой ночью она познакомилась и подробно изучила ту сторону себя, о существовании которой даже не подозревала.

Когда она была маленькой, у нее была гувернантка; единственная из всех людей на свете предпочитавшая ее Амариллис. Женщина эта казалась строгой и придирчивой, но, осознав любовь Лорел к книгам и знаниям, потеплела.

«Тихие воды глубоки», – как-то сказала ей учительница в ответ на жалобу Лорел, что Амариллис превосходит ее во всем.

– Тихие воды, – прошептала Лорел. Это было так верно. В их доме никто не думал ни о чем, кроме ранга и богатства. Лорел проводила свои дни, просто живя рядом со своими родными, думая, что, если б смогла понять их, наверное, сумела бы заставить их понять себя.

Но как она могла понять, что таилось в ее глубине?

Теперь она впервые осознала, что представляет собой отдельную, не похожую на других личность. Она сделала самостоятельный шаг, отворила дверь и теперь на мили отдалилась от той девчонки, которой была вчера. Заботы ее семьи казались ей несущественными, как ветер в листве деревьев.

Она выйдет замуж за Джека. Как можно скорее. Она уедет с ним отсюда и будет жить с ним и любить его всегда. Он заберет ее отсюда и станет каждую ночь ложиться с ней в постель, и они будут творить там свою темную прекрасную магию. Магию, преображающую все вокруг. Она будет его женой, лучшим другом и любовницей.

Он станет для нее всем!

На этом месте она громко зевнула и, встряхнувшись отчаянно уставшим телом, поковыляла к кровати. Садясь на матрас, она поморщилась.

Ну может быть, они не станут заниматься этим каждую ночь. Вместо этого они могут раз или два в неделю просто поспать. При мысли об этом красочном, переливающемся всеми цветами радуги будущем с Джеком она даже хихикнула. Затем она упала на подушку и провалилась в глубокий сон полного удовлетворения.

А всего четыре часа спустя она выбежала к парадной двери дома прямо в халате, судорожно сжимая его, чтоб не распахнулся, и увидела, как Джека вышвырнули из их дома на гравий подъездной аллеи!

Она повернулась к сестре, наблюдавшей за происходящим с надменным безразличием.

– Что случилось? Почему папа так поступил?

Острый взгляд Амариллис прошелся по ней, и Лорел поежилась, понимая, как выглядят ее спутанные волосы и вспухший от поцелуев рот. Она повыше подтянула ворот ночной сорочки, чтобы скрыть красные пятна-ссадины от его щетины. Глаза Амариллис злорадно сверкнули, она смотрела на Джека, с проклятиями поднимавшегося на ноги.

– Джек отказался освободить меня от нашей глупой помолвки. Он подумал, что я выберу его вместо моего дорогого графа! Можешь себе представить? – Она ехидно улыбнулась сестре. – Он умолял меня безотлагательно выйти за него замуж. Бедный Джек! Он надоел мне еще неделю назад.

Амариллис гордо прошествовала в глубь дома, оставив Лорел растерянно смотреть, как двое здоровенных слуг насильно вскидывают Джека на его коня и хлещут того по крупу, чтобы он скорее унес незадачливого поклонника прочь. Джек еле держался в седле.

Он вернется! Лорел смахнула слезы с глаз и вздернула подбородок. Она доверила Джеку свою жизнь, и он теперь никогда не покинет ее.

Он вернется за ней, когда успокоит своего коня. Это просто недоразумение. Папа думал, что Джеку нужна Амариллис, хотя было очевидно, что он любит Лорел!…

Она прижала руку к лицу и ощутила упавшие на лоб спутанные волосы. О Боже! Она выглядит чудовищно! Ей следует пойти и переодеться. Джек скоро приедет за ней!

Он ведь почти сказал прошлой ночью, что любит ее!

Ведь так?!

В ранние утренние часы Джек осторожно пробрался мимо кровати со спящими Эйданом и Мэдлин в детскую комнату Мелоди. Он вынул ее спящую и расслабленную из постели и, усевшись на стуле, положил ее к себе на колени, тихонько баюкая.

Она заерзала, острые локотки решительно уперлись ему в живот. А на ее оставленной кроватке проснулся котенок и помотал своей большой головой.

Джек держал на коленях свою маленькую дочку и слушал ее сонное дыхание. Она росла так быстро: ножки уже свешивались с его колен. Он поцеловал ее в блестящую макушку, вдохнув чистый детский аромат, которому тоже суждено было скоро исчезнуть.

Наконец она зашевелилась. Большие, еще растерянные и затуманенные глазки, заморгав, распахнулись. Она долгим взглядом посмотрела на свою постельку, видимо, удивляясь, почему она не там. Затем подняла глаза на него. Детские пухлые щечки разрумянились ото сна. У нее были глаза Лорел. Они всегда будут напоминать ему о любви, которую он разрушил собственными руками.

– Папа, ты спал в моей кроватке?

Ее кроватка была не более ярда длиной. Джек представил себя, свернувшегося кольцом, как селедка в банке, втиснутого в эту ее кроватку…

– Нет, леди Мелоди, я не спал в твоей кроватке. Я только хотел сказать тебе «Доброе утро» и поприветствовать твоего замечательного кота.

Мелоди протерла глаза.

– Папа, я не могу найти Горди Энн. Она ушла.

Джек сунул руку в карман и извлек оттуда свою тайную наперсницу. Мелоди со вздохом облегчения схватила ее и прижала подбородком.

– Она вернулась!

– О, слава Богу! – произнес чуть хрипловатый голос от двери. На пороге стояла леди Мэдлин, в халате, еще не причесанная. – Я встала пораньше, чтобы снова поискать ее. Мы вчера были в настоящей панике. Колин даже поклялся пожертвовать еще одним галстуком, но Эйдан ему не поверил.

Джек кивнул в сторону Горди Энн:

– По-моему, она стала чем-то большим, чем просто галстук. Вам так не кажется?

Мэдлин растерянно моргнула, затем с удивлением тряхнула головой:

– Примите мои извинения, милорд. Я просто еще не привыкла, что вы действительно мне отвечаете.

Джек запрокинул голову.

– Тогда почему вы продолжаете разговаривать со мной, словно ждете ответа?

– Не теряем надежды, – пожала она плечами. – И… и молчание кажется грубым.

Уголок его рта дернулся в легкой усмешке.

– Мой друг – счастливый человек.

В ответ сверкнула обаятельная улыбка, и Мэдлин присела в реверансе:

– Благодарю вас, милорд.

Мелоди подняла голову:

– Папа сказал тебе компли-минт, Медди?

Мэдлин улыбнулась новому слову:

– Да, Мышка, он действительно сказал мне комплимент.

– Компли-минты – это очень приятные слова. – Мелоди прижалась к Джеку: – Папа, скажи какие-нибудь приятные слова Горди Энн.

Джек посмотрел вниз, на замызганный тряпичный комок:

– Вы были мне хорошим другом, миледи.

Удовлетворенная Мелоди зевнула, как котенок.

– Горди Энн говорит тебе спасибо, папа.

Мэдлин долгую минуту молча и задумчиво смотрела на них.

– Что-то изменилось, правда? Что вы вчера узнали?

Вчера, казалось, было много лет назад. Джек поглядел на Мэдлин.

– Мелоди действительно моя дочь, – сообщил он ей. Больше не стоило это скрывать.

Ее глаза широко открылись, а потом наполнились радостью.

– О! Это же замечательно! Я должна рассказать это Эйдану… и Прю! – Она повернулась и заторопилась назад, в свою комнату.

Джеку не хотелось участвовать в дальнейших обсуждениях, так что он посадил Мелоди обратно в ее кроватку, напугав при этом котенка так, что он удивленно подпрыгнул, отчего Мелоди захихикала.

Затем, пока Мэдлин скрывалась за кроватными занавесками, он поспешно сбежал.

– Эйдан! Эйдан! Мы можем оставить ее у себя! Разве эго не замечательно?!

Тем же утром, позднее, когда все уже услышали счастливые новости и, несмотря на отсутствие за завтраком Джека, подняли в тосте свои кофейные чашки, в гостиную забрел Эван.

– А где чудовище? – небрежно поинтересовался он у сестры.

Прю отложила книжку и нахмурилась:

– А ты знаешь, я уже давненько ее не видела.

– Опять где-то прячется, – хмыкнул Эван.

Однако вскоре стало ясно, что если Мелоди и прячется, то не в своих обычных закоулках. Чувствуя себя виноватым, Эван даже проверил старый подъемник «немой слуга», но обнаружил только, что кто-то закрепил его внизу, в подвале, и он больше не двигается.

Уилберфорс наткнулся на леди Мэдлин и леди Ламберт, когда они проверяли окно в конце верхнего коридора. Бейливик в нижнем холле всерьез обследовал внутри огромную вазу династии Мин. Леди Ламберт при виде дворецкого нахмурилась:

– Вы сегодня видели Мелоди, Уиббли-форс?

Уилберфорс ответил ей многострадальным взглядом, но она явно не заметила, как назвала его.

– По-моему, леди Мелоди завела привычку играть на чердаке.

Леди Мэдлин покачала головой:

– Не думаю. Ей там нравится не больше чем мне.

Уилберфорс поклонился.

– Я не хочу вам противоречить, миледи, но, по моему мнению, она играем там каждый день.

Леди Ламберт повернулась к двери в дальнем конце коридора.

– Неужели?!