Текст книги "Негодяй в моих мечтах"
Автор книги: Селеста Брэдли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)
Глава 2
Едва придя в себя, Лорел бегом последовала за его светлостью и маленькой девочкой. Но экипаж с гербом Стриклендов достиг середины аллеи еще до того, как ноги Лорел коснулись дорожного гравия. Она застыла на месте, прижав руку к заколовшему боку. Сердце безумно стучало не только от изнеможения, но и от муки, вызванной отъездом Мелоди. С каждым поворотом колес отлично подобранная пара вороных коней резвым галопом все дальше уносила ее дитя.
Она жива! Радость пузырьками шампанского вскипела в крови.
Он ее забрал! Ярость настигла и захватила жарким треском лесного пожара.
Джек скомпрометировал Лорел и бросил ее, украл ребенка и заставил все эти годы оплакивать их обоих!
О, эта ужасная потеря! Океаны слез… месяцы и годы щемящей пустоты… постепенное мучительное осознание того, что она одинока на этом свете и никогда никого больше не полюбит… что дальнейшая жизнь до конца останется таким же бессмысленным прозябанием…
А все это время этот трижды проклятый ублюдок держал у себя Мелоди!
Мелоди жива!
Ярость жгла.
Радость поднимала ввысь.
Эта взрывчатая смесь эмоций вызвала одновременно дрожь и тошноту. Будь проклято это обессиливающее потрясение! Если б она двигалась быстрее, она сумела бы выхватить… забрать дочку у этого предателя, да гниет он в аду вовеки веков!
Ее дочку…
Джек не захотел повидать Лорел. Он вышел из гостиной, где обычно принимала гостей Амариллис. Почему?
За прошедшие несколько лет, когда Лорел жила нахлебницей в доме сестры, ей постоянно напоминали, в каком неоплатном долгу пребывает она у своей доброй и снисходительной родственницы. И ей никогда не приходило в голову, что сестре может быть известна тайна, которую так тщательно скрывали их родители.
С отчаянно бьющимся сердцем Лорел поспешила обратно в дом.
В гостиной сидела Амариллис, посмотревшая на нее с притворным удивлением:
– Боже, что за спешка? Это был всего-навсего Джек.
Но Лорел тут же поняла, что сестрица что-то скрывает.
– Эми, для женщины, которая лжет не переставая, ты делаешь это на редкость паршиво. – Лорел шагнула так, чтобы заслонить от сестры зеркало над камином, в котором она непрерывно любовалась собой. – Скажи мне, что за дело было у лорда Редгрейва в этом доме? Почему он привез к тебе этого ребенка?
Амариллис надулась, раздраженная тоном сестры, и нервно потеребила украшавшую подушку бахрому.
– У него какая-то глупая идея. Вот и все. Тебя это никак не касается.
Лорел смотрела на сестру, и в душе поднималось страшное, леденящее недоверие. Она всегда считала, что Эми неповинна в проделанном с ней злодеянии, ведь она в это время проводила свой медовый месяц где-то далеко. Лорел была уверена, что родители так же скрывали свои поступки от старшей дочери, как и от остального света. Именно эта вера в невиновность Амариллис позволяла Лорел жить в доме сестры, быть ее компаньонкой, а фактически почти рабыней.
Потому что только Эми ее не предала.
Теперь сквозь стену этой веры стали просачиваться струйки недоверия – струйки, которые превратились в мощный поток при виде пристыженного лица Амариллис и ее виноватого взгляда, который она подняла на Лорел.
– Ты знала.
Это не было вопросом.
Амариллис стала вытягивать одну за другой нитки из шелковой бахромы.
– Нет, не с самого начала. Ходили, слухи среди слуг. По крайней мере, рассказала мне горничная. Но пока не умер папа, я не знала ничего определенного. Потом кое-кто явился ко мне, пытаясь шантажировать твоей… нескромностью. И разумеется, Джеральд прогнал ее… прочь. Я понимала, что он совершил ошибку, потому что посетительница знала слишком много. Она знала, что у тебя родилась девочка.
Северный лед был, наверное, теплее, чем тяжесть на сердце Лорел.
– Ты знала, что мой ребенок жив.
Амариллис потрясла головой:
– Нет, не знала! До того как полчаса назад Джек не привел ее сюда, чтобы показать мне.
Лорел сделала всего один шаг вперед. Но Амариллис, наверное, прочла в лице сестры что-то новое, потому что высокомерная и часто властно сварливая сестрица отшатнулась и как-то съежилась.
– Лорел, я клянусь тебе в этом! Я ничего не знала о ребенке! Слуги шептались о мертворожденном!
Пристально наблюдавшая за выражением ее лица Лорел заметила, как Амариллис приопустила веки.
– Эми, я знаю, что ты лжешь.
Амариллис отвела глаза, но затем решительно распрямила плечи:
– Не понимаю, на что ты так сердишься? Мама и папа просто старались уберечь тебя от тебя самой. А нас всех от ужасного скандала! Мне казалось, что ты с радостью и облегчением отнесешься к тому, что все так тихо устроилось.
– С облегчением?! – У Лорел внутри все сжалось. Она изумленно разглядывала незнакомую женщину с лицом сестры. – Ты полагала, что я с облегчением восприму то, что мой ребенок умер?
Амариллис с вызовом вскинула голову:
– Да, разумеется! Никто за пределами семьи ничего не узнал. Все было очень мило, пока Джек не явился сюда со своими расспросами…
– Мило?! – Лорел подняла руку, пресекая неуклюжие лживые речи сестры. – Я ухожу, – коротко объявила она. – Моя доля наследства спокойно ждет меня в Английском банке. Она невелика, но убережет меня и мое дитя от вас, злых и мерзких людей. От тебя и этого проклятого Джека Редгрейва!
С этими словами она круто повернулась и вышла из комнаты. Ее черные юбки шелестели с новой решимостью и целеустремленностью. Амариллис что-то кричала ей вслед, но Лорел это было безразлично.
– Ты! Неблагодарная паршивка! Ты не можешь так просто взять и уйти! Кто будет заниматься моим домом? Кто будет организовывать мне обеды и балы?! Лорел!
Но сердце Лорел билось в новом ритме. Она не слышала ничего, потому что в ушах у нее снова и снова звучало имя дочери.
Мелоди!…
Когда Джек с Мелоди вернулись в клуб «Браунс», входная дверь распахнулась еще до того, как остановился экипаж. И едва Джек вышел из него и поставил Мелоди на ее крепкие ножки в пиратских сапожках, дворецкий клуба уже поджидал их на вершине лестницы. Лицо Уилберфорса было, как всегда, непроницаемым, но позади него виднелись другие заинтересованные и встревоженные лица.
Всем хотелось узнать, что ему удалось выяснить. Джек ощутил тупой ужас при мысли о том, что сейчас произойдет. Мелоди нашла в «Браунсе» свою семью. В его стенах она была окружена любовью дядей и тетей, а также доброй дюжиной нежных дедушек. Даже слуги были ее преданными поклонниками. А теперь Джеку предстояло сообщить им, что Мелоди им не принадлежит и не имеет права оставаться здесь.
Он заметил худенького мальчишку лет двенадцати, лицо которого напряженно сморщилось от тревоги. Бедный Эван. Он был наполовину защитником Мелоди, наполовину ее рабом, проводя дни за навязанными ею играми в чаепития и тому подобных и никогда надолго не отлучаясь от нее. А у крошки Мелоди для него всегда была наготове очаровательная улыбка с ямочками. В отличие от остальных Эван вовсе не желал, чтобы Джек поехал к Амариллис. Казалось он в своей короткой жизни уже претерпел множество передряг и успел узнать, что перемены далеко не всегда бывают к лучшему.
Что ж, Эван оказался абсолютно прав. Джек взял Мелоди за крохотную ручку и помог ей одолеть большие мраморные ступени. На вершине лестницы он помедлил, еще на миг, задерживая ее ручку в своей большой руке, не желая выпускать ее маленькие пальчики из своих. А потом она побежала вперед, чтобы, болтая без умолку, посвятить Уилберфорса в подробности их путешествия, а тот, склонившись, внимательно слушал ее бессвязный рассказ.
Джек прошел мимо Уилберфорса в холл клуба. Толпившиеся там люди пытались не давить на него, но он видел, что им не терпится узнать, что произошло. Его друг Эйдан с привычным непроницаемым видом стоял несколько поодаль, но Джек слишком хорошо его знал, чтобы понять – чувствительной душе, пожалуй, грозит наибольшая опасность огорчиться. Ведь Эйдан был первым, кто принял на себя отцовство Мелоди, и первым полюбил ее.
Жена Эйдана, Мэдлин, стояла рядом с ним, поддерживая его и сама получая его поддержку, как всегда, молчаливая и тонко чувствующая настроение и переживания мужа. Он отвечал ей тем же. Джек наблюдал за этим, толком не понимая, как такое возможно. Он не мог себе представить женщину, которая сумеет заглянуть ему в душу и не только не ужаснуться тому, что увидит, но и полюбить его.
Он заметил Колина, самого старого своего друга, спутника детства. Тот с видимой небрежностью опирался на стену, украшенную деревянной панелью с изысканной резьбой. Но его небрежное равнодушие было только маской, ведь Джек уже понял, что Колин просто обожал Мелоди и с радостью признал бы себя ее отцом. А еще Джек обратил внимание; что пальцы Колина были переплетены с пальцами его жены, Прю. Она даже не притворялась невозмутимой, а сосредоточенно кусала губы, и костяшки ее переплетенных с Колином пальцев побелели от усилия сдержать эмоции.
Джек продолжал молчать, и с каждой минутой этого молчания гримаса на лице Эвана становилась все напряженнее. Даже гигант привратник, Бейливик, ощутил царившую в холле тревогу. За ним Джек увидел толпившихся остальных членов клуба, седовласых и морщинистых, вроде бы исполненных терпения, но явно ожидающих, чем разрешится ситуация.
Но тут Мелоди протанцевала в дом, цепляясь за руку Уилберфорса, и напряженная тишина разрядилась улыбками и приветственными возгласами. Хотя они отсутствовали недолго, Джек с изумлением видел, как крохотная девчушка одарила всех до единого сердечным приветом, таким искренним и прочувствованным, словно не видела их целую неделю.
Эван, отлично понимавший, что его бессовестно используют, как няню, не стал дожидаться просьб. Окинув взрослых настороженным взглядом, он взял Мелоди за руку:
– Пошли, Мелли. Повар сегодня настряпал к чаю лимонных пирожных. Я знаю, что одно он приберег для тебя.
Мелоди, словно весенним дождем окатив всех присутствовавших потоком приветов и улыбок, не смогла устоять перед таким соблазном и, уцепившись за руку Эвана, проследовала за ним на кухню. Едва ее неумолчное щебетание затихло в дали длинного коридора, глаза всех устремились к Джеку, пришпилив его к месту, как бабочку на булавке.
Однако Джек, которым вновь овладела тяжкая немота, смог только резко помотать головой. Он увидел, как Мэдлин прижала ладонь ко рту. Эйдан не промолвил ни слова, но Джек заметил глубокое огорчение в его глазах. Колин обнял Прю, которая откровенно понурилась.
Неуклюжий великан Бейливик оказался единственным, у кого хватило храбрости задать Джеку прямой вопрос:
– Но, милорд, вы ведь сказали, что она ваша! Вы так сказали! Вы сказали, что она выглядит в точности как ее мать!
Джек поднял глаза на молодого человека:
– Эта леди все отрицает. Вот так-то.
Мэдлин шагнула вперед:
– Но возможно, она просто боится! Она знает, что мы просто хотим, чтобы Мелоди была счастлива? Неужели она думает, что мы ее осуждаем?
Джек повернул голову к стройной черноволосой красавице. Грусть в ее карих глазах пронзила мертвящий душу туман, в котором он пребывал, но слов у него все равно не находилось. Произносить их с каждой минутой становилось все труднее. И когда Колин приблизился к нему, продолжая прижимать к себе огненноволосую Прю, Джек только тупо воззрился на него. Слова Колина долетели до него словно с огромного расстояния, крик через пустыню, ветер которой уносит прочь все звуки.
Один за другим все начали принимать правду. Джек наблюдал, как упрямое недоверие в их глазах сменялось свинцовой, грустью. Они осознали, что это означало: он не является отцом Мелоди. И еще они поняли, что если никто из джентльменов «Браунса» не отец их драгоценной девочки, им остается единственный достойный и благородный выход: разыскать ее настоящую семью и вернуть туда Мелоди.
«Но эта семья ее не любит! – хотел крикнуть Джек. – Они оставили ее и никогда за ней не вернулись!»
Где-то в самой глубине пленный зверь страдания бился о прутья железной клетки горечи. Даже если бы Джек захотел выпустить его на волю и завыть, он не знал, как это сделать. Все, что он чувствовал, все, что хотел сказать, оставалось в капкане, внутри его. Трещина в этой твердой оболочке, которую Мелоди так легко открыла, быстро закрывалась рубцом на незажившей ране. Остальные грустно потянулись по коридору вслед за Эйданом и Мэдлин. Даже Уилберфорс двигался так, словно ноги его налились свинцом, хотя спина дворецкого оставалась идеально прямой.
Джек остался у двери. Каждое движение отзывалось в нем как царапины скребком по ободранной коже. Обращенные к нему взгляды, казалось, выпили весь воздух из его легких. И теперь холл остался пустым. Как его душа.
Он так радовался тому, что у него есть ребенок. А теперь года снова протянулись перед ним бесконечной серой мглой, полные ненужного беспокойства. Он может снова вернуться на свой корабль и уплыть…
Или он может остаться и снова встретиться лицом к лицу с лондонским светом… «Нет уж, лучше я вернусь в море. По крайней мере, там акулы улыбаются искренне».
Он беспомощно обвел глазами холл и заметил на столике у двери тяжелый пакет. Еще издали он заметил на восковой печати герб Стриклендов.
После долгой минуты раздумья до него дошло, что там дурные новости. Печать была черной. Маркиз Стрикленд умер.
Да здравствует новый маркиз. Одинокий.
Глава 3
Конверт тяжким грузом лежал на ладони Джека. Толстая веленевая бумага была столь же тяжелой, как новости, которые она сообщала.
Он медленно сломал печать и прочел письмо. Оно было от дядиного управляющего, человека доброго, но немногословного.
«Милорд,
его сиятельство шестой маркиз Стрикленд скончался в восемь часов пятнадцать минут этого вечера, 20 июня 1816 года. Приношу Вам мои глубочайшие соболезнования и приветствую Вас, лорд Джон Редгрейв, седьмой маркиз Стрикленд».
Джек судорожно сжал письмо в кулаке, и хруст бумаги громко прозвучал в тишине холла. Кто-нибудь другой думал бы о своем новом титуле и богатстве, а у Джека в голове стучало одно-единственное: «У меня больше никого нет».
Его родители умерли давно. Кузен погиб. Теперь ушел и дядя, человек, который все его годы, с детства, заменял ему отца.
Этот удар, пришедший сразу после того, как Джек распростился со своим кратким отцовством, почти сбил его с ног.
«У меня никого нет».
Его мир, как этот мраморный холл, гулко звучал пустотой.
И вдруг раздался стук в дверь.
От силы ударов у Лорел заныли пальцы. Всю долгую поездку в город она была напряжена до дрожи. Теперь она ощущала себя пружиной. Если сейчас, немедленно, ей не отзовутся, она, наверное, снесет эту дверь с петель.
Лорел чувствовала, что порвет в клочья любую преграду, отделявшую ее от ребенка.
Когда дверь, наконец, отворилась и на пороге оказался сам Джек, встречая ее, как какой-нибудь дурак дворецкий, Лорел показалось, что она шагнула на лестницу, а той не оказалось на месте.
Боже, какой же он худой! Хотя он все равно Джек. Такой же красивый… будь он проклят!
Встреча с ним лицом к лицу вернула ее в прошлое, которое она, старалась забыть. Все те часы, когда она смотрела на него, обожала, ждала с гораздо большей тоской, чем Амариллис… А потом сладостные жаркие часы той ночи…
За которыми, конечно, последовало гнусное предательство, а затем адская боль и утрата. При виде него все эти чувства смешались, сплелись в колючий клубок ярости. Однако этот порыв продлился недолго. После потрясенного взгляда на лицо Джека она протолкнулась мимо него в священный приют клуба джентльменов, заповедное место высоких персон, ароматных сигар и виски.
Возникшая на пороге леди была вся одета в черное – от острых носков ботинок до черной сетчатой вуалетки, спускавшейся с ее шляпки. Это траурное видение, явившееся сразу после черной печати на письме, ошарашило Джека. Если бы он был суеверным, то принял бы это за какое-то мрачное предзнаменование насчет своего ближайшего будущего.
Прежде чем он успел прийти в себя от изумления и по приветствовать эту вестницу-смерти, она ворвалась в парадный холл «Браунса». Что ж, так получилось. Никогда ему не справиться с ролью швейцара джентльменского клуба. Он всегда спешил уступить дорогу даме.
Все же ему следовало помочь Уилберфорсу и выяснить, чего хочет эта фурия. Закрыв дверь и тем, отрезав уличный шум, Джек повернулся к леди.
– Мадам? – обратился он к ней и даже слегка поклонился. Впрочем, лишь слегка, ведь он теперь был маркизом, и это остальным скоро придется кланяться ему.
Его недоумевающий вид, казалось, оскорбил, ее. Она резко выпрямилась и вздернула подбородок:
– Где она?
Джек нахмурился. До сих пор он недооценивал трудности, с которыми приходилось сталкиваться Уилберфорсу. Возможно, сумасшедшие леди в черном являлись сюда ежедневно, а Джек-то полагал, что Уилберфорсу нечего делать, кроме как стоять с торжественным и суровым видом у дверей.
Джек попытался принять суровый вид и с высоты своего немалого роста, нахмурясь, посмотрел на леди:
– Кто?
Если Джек правильно понял, его суровость оскорбила ее еще больше, чем растерянность. Леди буквально сорвала с рук перчатки, словно намереваясь вступить в кулачный бой, затем сняла соломенную шляпку и швырнула ее за спину, на пол. Затянутые назад ото лба темные волосы засверкали под светом, а синие глаза на бледном лице метали ледяные молнии. Эта незнакомка была очень похожа на Амариллис, она с бешеной яростью во взоре стала наступать на него:
– Где она?
Джек изумленно отшатнулся, затем пригляделся… Такое знакомое…
– Ежевичка!…
Он часто дразнил ее этим прозвищем, говоря, что она слишком колючая, чтобы зваться Лорел. Невероятно. Когда он видел ее в последний раз, Лорел была просто девочкой… впрочем, и тогда он едва замечал ее рядом с яркой красоткой Амариллис.
Дернувшись от этого детского прозвища, как от удара, мисс Лорел Кларк – потому что это была именно она, Лорел, только повзрослевшая, – побелела, как мрамор, и со скрежетом стиснула зубы.
– Где она, Джек? Где Мелоди? – Джек невольно отступил назад.
– Она наверху, в своей комнате. Но зачем…
Лорел тут же повернулась и, подхватив юбки, бегом бросилась к лестнице. Потрясенный Джек немедленно последовал за ней. – Лорел, в чем дело?
Но она, не обращая на него внимания, торопилась наверх, только башмачки стучали по мрамору.
– Лорел тебя что, Амариллис прислала?
Лорел бросила на него один презрительный взгляд и продолжала подниматься, добравшись уже до второго этажа.
– На каком она этаже? – нетерпеливо спросила она. Джек нахмурился:
– На самом верхнем. Леди Мэдлин устроила там детскую…
Он терялся все больше, но поторопился вслед за ней и нагнал на последней ступеньке лестницы, на повороте к коридору, где располагались комнаты Эйдана, Колина и пожилого, но еще весьма бодрого лорда Олдрича.
Она остановилась, положив руку на перила, задыхающаяся и усталая. Когда Джек приблизился, она круто повернулась к нему лицом.
– Уходи с моей дороги! Я сию же минуту забираю ее из этого дома!
– Что? – Джека охватила тревога. – Что ты имеешь в виду? Амариллис решила наконец сознаться? Она послала тебя забрать Мелоди в Комптон-Хаус?
Лорел снова зарычала. Затем положила обе ладони ему на грудь и оттолкнула с дороги:
– Уходи. Прочь!
Джек не двинулся с места, что только добавило ей злости. Она прекратила толкать его и отбросила назад выбившийся локон, загораживающий глаза, сверкавшие такой ненавистью, что Джек невольно попятился.
– Где расположены твои комнаты? – требовательно осведомилась она.
– Этажом ниже. Как раз под нами. – Она резко отличалась от той девочки, которую он знал когда-то. – Лорел, что на тебя нашло?
Она зарычала, затем повернулась к первой двери и, распахнув ее, забежала в комнату.
– Мелоди!
Джек подождал, пока Лорел выйдет из этого пустого помещения, но когда она вновь оказалась в коридоре, то сразу же рванулась мимо него к следующей двери, к покоям, которые занимали Колин, его жена Прю и ее младший брат Эван. Джек преградил ей дорогу, положив руку на замок. Она отшатнулась от него, продолжая мерить его ненавидящим взглядом.
– Лорел, чего ты хочешь? Какое тебе дело до Мелоди?
– Дело? – рявкнула она. – Это тебе нет до нее никакого дела! Я забираю Мелоди из этого сумасшедшего дома, и ты больше никогда не сможешь манипулировать ни ею, ни мной!
– Манипулировать?
– Мелоди! Мелодиии!…
Из комнат Эйдана раздался тоненький голосок:
– Папа? Ты где?
– Оставайся на месте, Мелоди!– крикнул в ответ Джек.
Он не понимал, что твердит Лорел, не знал, почему она смотрит на него так свирепо, но сообразил, что ее дикое поведение и крики напугают Мелоди. Протянув вперед обе руки, он стал медленно придвигаться к Лорел, повторяя умиротворяющим тоном:
– Успокойся… И просто послушай…
Используя свои размеры, чтобы оттеснить Лорел от двери, за которой находилась Мелоди, он повел ее по коридору назад. Но не вниз по лестнице. Нет, лучше на какое-то время оставить эту историю при себе. Не стоит снова пробуждать надежды окружающих, пока он не разберется, почему Амариллис передумала и прислала сестру забрать Мелоди.
Джек заметил за плечом Лорел дверь на чердак. Он окажется тем тихим местечком, в котором можно будет спокойно поговорить и где возбужденное состояние Лорел никого не перепугает. Продолжая говорить успокаивающим шепотом, он взял Лорел за локоток и в мгновение ока, втолкнул в нужную дверь. Несколько шагов по узкой запыленной лесенке вверх, и они оказались в основном чердачном помещении, огромном пустом пространстве под балками крыши, заполненном ненужной мебелью.
Кожа Лорел пылала от переполнявших ее эмоций, и сквозь тонкую ткань черного рукава Джек ощущал жар ее тела. Это ощущение одновременно испугало и взволновало его. Впрочем, наверняка это было следствием того, что он долго жил один.
Оказавшись на чердаке, Лорел резко отбросила его руку и попятилась. В тусклом свете, льющемся через большое грязное окно в дальнем конце чердака, было видно, что она продолжает сверлить Джека яростным взглядом.
Лорел потерла локоть, за который он ее держал, и дело было не в том, что Джек причинил ей боль. Его хватка была неумолимой, но не болезненной. Она массировала, руку, чтобы стереть волнующее ощущение его большой теплой ладони на своем теле. Даже краткое мгновение этого контакта всколыхнуло память. Одно щекочущее касание, и она вновь пережила прошлое. Снова промелькнули в ее мозгу обрывки тех сладостных жарких часов, когда эти опытные горячие руки бродили по ее телу, доводя до экстаза, заставляя вновь и вновь содрогаться, теряя себя в наслаждении, равного которому она не испытывала ни до, ни после.
Да, у него большие руки, ну и что?!
Тем больше поводов ненавидеть его, потому что единственным прикосновением он мог причинить больше вреда, чем любой другой мужчина.
Теперь Джек залучил ее сюда, на чердак, одну, и разглядывал этими своими черными глазами-колодцами, где прячется его душа, такая же темная и непроницаемая.
Если, конечно, ты не знаешь, как в них смотреть.
Но все равно они лгали! Должны были лгать, потому что он оказался не тем человеком, которым она его считала, и он загубил ее жизнь…
Хватит об этом! Она шагнула назад, к лестнице. Он протянул руку, чтобы ее остановить. Лорел, как и раньше, отпрянула от его прикосновения, не желая испытывать свою решимость.
– Я заберу ее, мы покинем это место, и ты больше никогда нас не увидишь. Негодяй!
– Я понял, – нахмурился Джек. – Но почему?
Гнев, порожденный его предательством, вскипел снова.
– Почему?! – Она бросилась на Джека с кулаками, мгновенно позабыв о решении не приближаться к нему. С отчаянным животным криком, полным отголосков всех горестных минут муки, которую он ей причинил, она била его по широкой груди. – Ублюдок! Мерзкий, бессердечный, бездушный…
Он схватил ее в объятия и крепко прижал к себе.
– Лорел!…
Оказавшись так близко к нему, Лорел не могла замахнуться и ударить, что, разумеется, и было его целью. Она могла только биться в его объятиях, издавая невнятные крики, и, конечно, кусаться, но вырваться из его жесткой хватки не получалось. Его руки крепко обвивали ее, пока она с помощью кулаков, пинков и проклятий изливала на него все годы своей горечи и утрат.
Наконец ее ярость сменилась изнеможением и разум успокоился настолько, чтобы осознать, что, несмотря на всю свирепость ее нападок, он ни разу не ответил ей ударом на удар. Даже словом не откликнулся. Он просто стоял, как статуя из гранита, и держал ее, пока она бесновалась.
С краткими задыхающимися вздохами она расправила ладони у него на груди и решительно оттолкнула его, прошептав:
– Отпусти меня.
Он не ответил. Она глубоко вздохнула и произнесла более спокойно, но твердо:
– Отпусти меня.
Когда его хватка ничуть не ослабла, Лорел рискнула поднять на него глаза. Он слегка отвернулся и зажмурился. Если тело превратилось в гранит, то лицо было словно изваяно изо льда, а зубы стиснуты так сильно, что напрягшись жилы на шее. Что-то неладно…
А затем она почувствовала нечто напрягшееся, упершееся ей в живот… Она узнала эту твердость. На одну бесконечную ночь она принадлежала ей. Воспоминания о его щедрой отдаче, о размере, о жаркой шелковистой стали в ее руках… внутри… во рту…
Тело вновь предало ее. Несмотря на всю последующую ненависть, на все ее муки, Лорел так и не удалось до конца убедить себя, что та ночь не была всепоглощающим экстазом. Если угодно, это было одним из его предательств: ознакомить ее с таким сладостным наслаждением, дать знать, что оно существует… а потом навсегда его отнять. На один миг она задохнулась – но этот миг, казалось, лился час, – они оставались прижатыми друг к другу, уже без борьбы. Ее ярость израсходовалась, воля изнемогла от воспоминаний. Лорел даже позволила себе уронить голову ему на грудь. Ее пальцы сами собой расправились, прижавшись к его твердой груди, ощущая тепло сквозь жилет и рубашку, осязая кончиками пальцев стук сердца.
Молчание окружило их… затянулось… обвило шелковой паутиной, оставляя прижатыми друг к другу, задыхающимися, ожидающими…
Хотя Джек усилием воли заставил себя оставаться неподвижным, в голове у него разразилась буря. Это была Лорел, женщина, которую он прижимал сейчас к себе. Когда он видел ее в последний раз, она была почти девочкой, едва знакомой, возможно, будущей сестрой…
Тогда каким же образом его тело знало ее? Как получилось, что он стоял здесь, крепко сжимая ее, желая ее с такой безумной жаждой, от которой у него сводило челюсть… и все дрожало внутри?
В его мозгу крутились какие-то бессвязные обрывки воспоминаний. Лорел, с косичками, смеющаяся в ответ на его поддразнивания. Амариллис, осыпающая насмешками ее, покрасневшую, смущенную пятном от пролитого на платье чая. Амариллис… ее сладкие нежные губы, щедро податливая, обнаженная… раскинувшаяся под ним.
Лорел смотрела на него своими синими глазами, полными желания, томления… а он тогда не замечал этого, не понимал по молодости и глупости.
Плачущая Амариллис, когда его вышвырнули из их дома, хотя сделали это по ее же наущению.
«Что-то здесь не так. Неправильно… Думай!»
Но думать он не мог. Его ум отказывался соображать, захваченный водоворотом внезапного, необъяснимого вожделения, раздвинувшейся черной бездной потребности… Нужды.
Потребности в сестре его прежней возлюбленной?!
Убийственно. Непристойно. Совершенно немыслимо… Его объятие крепко сжалось. Он открыл глаза и увидел ее обращенное к нему, залитое слезами личико. Синие глаза встретились с карими. Губы ее приоткрылись, и теплое дыхание согрело его рот…
– Папа?! – раздался на лестнице высокий голосок Мелоди. – Ты здесь?
Задвижка на двери затряслась. Джек увидел, как на лице Лорел погасло сладостное забвение страсти, в глазах засветился свет разума… или того, что сегодня должно было сойти за разум. Она сильно толкнула его в грудь и вскрикнула:
– Мелоди! Мел…
Дверь внизу начала открываться, но его инстинкт воина проснулся к жизни. А вторым инстинктивным желавшем было защитить Мелоди. Одним решительным жестом он запихнул Лорел в боковую комнатку чердака. Она споткнулась, удивленно обернулась к нему.
– Нет! – Распахнув глаза, она рванулась, пытаясь подмешать. – Нет, Джек! Она моя…
Он захлопнул дверь, оборвав Лорел на полуслове, и повернул торчащий в замке ключ. Одной рукой он сунул этот ключ в карман, а другую протянул навстречу ангелочку, личико которого светилось в луче света, падавшего в щели лестницы. Глухой стук потряс дубовую дверь за его спиной, но Джек поспешил вниз, к Мелоди, заглушая стук своими шагами. Любопытство не заманит ее на чердак.
Мелоди не пойдет туда. Никогда.
