Текст книги "Негодяй в моих мечтах"
Автор книги: Селеста Брэдли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)
Глава 7
На этот раз посуда в воздухе не летала. Когда Джек отомкнул дверь на чердак, он увидел Лорел, стоявшую около огромного запыленного окна и рассматривавшую улицу сквозь одну тщательно протертую пластину.
Надо поздороваться. Так делают все люди. Сказать «Доброе утро».
Лорел бросила на него отчужденный взгляд и ничего не сказала. По тому, как напряжены были ее плечи и как тесно прижаты к телу сложенные руки, он понял, что внутри она вовсе не спокойна.
Что ж, он тоже волновался. «Наш ребенок».
– Да, наш ребенок, – откликнулась она ядовитым тоном.– Или ты готовишься отрицать это?
Он даже не понял, что произнес свои мысли вслух. События развивались тревожно. Представить только, что его сумбурные мысли найдут выход наружу! Тогда его наверняка запрут в сумасшедшем доме.
– Нет. Я ничего не отрицаю.
Еще один ледяной взгляд.
– Как вежливо. Как тебе это удается?
Смущение было ему чуждо, как, впрочем, и остальные эмоции. Джек просто не воспринял ее слова как оскорбление. У него была цель.
– Мелоди…
– Мне тошно думать, что ты даже не понял, что это была я.
Джек открыл рот, но сбивчивые мысли не хотели выходить наружу. «Знаю. Где-то глубоко внутри я понимал, что это была не Амариллис. Полагаю, это была единственная правда, которую я мог принять… потому что если бы это оказалась Амариллис, тогда то, что было мне нужно, оказалось бы неправильным… или, по крайней мере, было бы легко исправимым. А мне это было отчаянно нужно, понимаю, что, если бы у меня не было той ночи, я не дожил бы до утра. У меня был под рукой пистолет… И я был на волоске… после всех моих кошмаров…»
Но все же это не сорвалось с его губ. Проклятие! Он должен попытаться! Он должен заставить ее понять!
Впервые с той минуты, как вошел сюда, он посмотрел ей в лицо:
– Ты спасла мне жизнь… той ночью.
Она отвернулась и снова уставилась в окно. – И ты отплатил мне тем, что погубил мою.
Теперь он отвел глаза.
– Да, это так.
Лорел знала, чего он хочет. Это исходило от него волнами, как жар от нагретого солнцем камня. Если не обращать внимания на его неловкость, она отлично понимала его. Как всегда. Он хотел, чтобы она его простила и чтобы, он мог оставить у себя Мелоди.
Однако Лорел не поверит ни единому слову, которое вырывается с его уст. Ни единому. Она все это слышала раньше: обещания, мольбы, затем всплески гнева и наказания. Она отлично знала, как можно сломить человека заточением.
– Я хочу уехать, – холодно произнесла она.
– Куда… ты хочешь отправиться?
Она прикрыла глаза.
– Далеко. Далеко-далеко. Туда, где я смогу дышать и жить, чувствуя себя свободной. Туда, где никто не посмеет стать моим хозяином, не будет принуждать меня или как-то использовать. Я хочу каждое утро будить моего ребенка, видеть, как она смеется, улыбается и играет… и знать, что ее у меня никогда не отберут. – Она открыла глаза и, повернув голову, встретила его взгляд. – Дашь мне то, чего я хочу?
– Я… не могу.
Она подняла плечи и прислонилась лбом к прохладному стеклу.
– Тогда мне больше нечего тебе сказать.
Джек смотрел на Лорел, совсем не похожую на ту, которую он когда-то знал. Она была настороженной, как дикое животное в клетке. Она кипела такой яростью, что, казалось, сейчас сломается, словно одно какое-то слово обрушит треснувшие стены и даст этой ярости излиться на них обоих.
Однако он должен был заставить Лорел выслушать его. Ему нужно достучаться до нее, заставить ее понять, что для Мелоди дом был здесь.
– Наверное, ты удивляешься… Это мой клуб. Мы здесь живем, с женами и семьями… И это все для Мелоди…
Никакого ответа. Он решительно продолжал:
– Поначалу это было тайной… или они думали, что это тайна. Эйдан и Колин. Они держали Мелоди в своих комнатах и тайком протаскивали еду… – Это звучало по-дурацки, словно он говорил о домашнем животном. Лучше не рассуждать об этом. Он продолжал, запинаясь и все больше ощущая, что мысли скоро начнут лезть из ушей. – Служители… и члены клуба… все эти старички… они ее обожают. Мелоди так влияет на людей, она заставляет их… это просто нереально… Если бы ты была с ней знакома…
Лорел круто обернулась.
– Но я с ней не знакома. Я не знаю свою собственную дочь! – Она наступала на него, и каждый шаг был наполнен яростью.
– Все здесь – дамы, старички и слуги – все обожают мою дочь! – Она насмешливо скривила рот. – Я так дьявольски рада за них, что меня может стошнить!
Она вновь круто повернулась и, вернувшись к окну, прижала ладони к стеклу. Джек мог представить себе это ощущение холодной гладкости, словно она прикоснулась жаркими ладонями ко льду.
Разумеется, она права. Это было до ужаса несправедливо, что самый последний слуга в «Браунсе» знал о Мелоди больше, чем ее собственная мать.
Но Джек, решительно настроенный и неуклюже выражавшийся, продолжал. Это было трудно: говорить в спину молчащей ледяной статуе, хотя в каком-то смысле так было даже легче. В конце концов, хуже подумать о нем она не могла. Он продолжал попытки. Он сделает все, что в его силах, чтобы сохранить Мелоди.
Он должен ее сохранить. Без нее он вновь погрузится во тьму и больше никогда не вернется к жизни.
– Если ты поклянешься, что останешься в Лондоне… мы сможем… разделить ее.
– То есть я сдамся и буду поступать по-твоему, ты позволишь мне урывками видеть мое дитя.
– Ну-у… – Все шло как-то наперекосяк. Нет, наверное, ему пока не стоит заговаривать о женитьбе. – Да.
– Нет, я не стану делить ее с тобой. И в Лондоне я не останусь. Я не позволю тебе распоряжаться моей жизнью. Я заберу ее и увезу так далеко, что ты никогда не увидишь краешка наших юбок!
– Но это не… Ты поступаешь не…
– Что? Неразумно? Непослушно? Не как благопристойная леди? – Она презрительно фыркнула. – Если б я была благопристойной леди, Мелоди никогда бы не родилась. Или ты не помнишь мои поцелуи на тебе и твои руки на мне?
О, это он помнил великолепно. Даже краткое напоминание вызвало прилив жаркой крови в низ живота, чистое вожделение затопило все его мысли.
– Я… – «Думай! Не о влажных белоснежных бедрах и шелковистом водопаде ее волос, разметавшихся по твоему телу!» – Я не могу… не могу тебе позволить…
Она призналась, что идти ей некуда. И он не мог позволить Мелоди так вот исчезнуть в никуда!
– Я заберу ее, Джек. Заберу ее навсегда, сразу, как смогу. – Она повернулась и стала медленно обходить комнату, держась от него на почтительном расстоянии. Он поворачивался вслед за ней, стараясь не отрывать от нее взгляда. – Если ты думаешь, что я для этого слишком слабая, или глупая, или слишком бесхребетная, тебе предстоит немалое удивление. Вспомни, какая я умница. «Лорел и ее книжки». «Лорел и ее скучная одежда, ее разумная прическа»… Я была умнее любого, кто приходил в наш дом.
«За исключением меня. Я всегда мог держаться на равных с той Лорел. А вот теперь она, пожалуй, раздавит меня. Даже в простейшей игре».
Лорел продолжала вышагивать, и он продолжал крутить головой, сопровождая ее взглядом. Так медленно, так глупо… он даже не сообразил, что она подобралась к незапертой двери, пока Лорел не метнулась к ней.
К счастью, он обладал прекрасной реакцией, несмотря на то что мысли были заняты. В мгновение ока он пригвоздил ее к закрытой двери, причем ее грудь оказалась тесно прижатой к его груди, а руки захвачены его ладонью и заведены ей за голову.
Лорел замерла на месте. Какая-то часть его мозга пыталась понять, почему она не вырывается, но остальные мысли были заняты только ощущениями: прикосновением ее упругой груди, запахом ее волос, наполнившим его ноздри, сладостью ее дыхания на губах…
Он сразу отпустил ее. Конечно, одна его рука продолжала держать дверь закрытой. А Лорел всего лишь молча попятилась от него, обратно на середину кометы. Лицо ее побелело от ярости.
Одно прикосновение, и какие две разные реакции.
Нет, ему точно не надо сейчас сообщать ей о своих матримониальных планах.
Он смотрел на нее, прикрывая свободной рукой нижнюю часть лица, и видел, как прошлое всплывает на глазах, это происходило и в его мозгу.
– Как ты мог не узнать меня? – Она судорожно глотнула. – Ты должен был узнать.
Он покачал головой:
– Было темно. Мы же не…
– Разговаривали. – Она залилась румянцем и отела глаза в сторону. – Не разговаривали, но этот ее запах. Джек мгновенно узнал его, как только прижал Лорел к себе. Этот легкий и свежий лимонный аромат, такой же манящий, как леденец.
Амариллис душилась мускусом. Это был чувственный, завлекающий запах, рассчитанный на то, чтобы довести мужчин до края.
– Ты была надушена…
– Вербеной, – пробормотала Лорел. – Это были не духи, а всего лишь мыло.
Всего лишь мыло. Почему от этого простого придания у него снова вскипела кровь?
«Потому что ты представляешь ее в своей постели, пахнущую этим мылом…»
Проснувшееся вожделение было странным и совершенно новым. Однако каждое чувство трепетало от какого-то знакомого и чудесного ощущения.
– Джек, если ты не собираешься отпускать меня, пожалуйста, уйди.
– Ты можешь уйти хоть сейчас, только согласись на мои условия.
– Пошли. К черту. Твои. Условия!
– Я вернусь. Пожалуйста, подумай о моем… предложении. Он чуть не сказал «предложении руки и сердца». Тогда дело могло не ограничиться летающими тарелками!
Когда Джек покинул комнату, не забыв запереть за собой дверь, Лорел прижала обе ладони к животу, по которому продолжала пробегать дрожь. Ее возбуждение, такое внезапное и такое полное – даже после всего прошедшего времени, – было худшим из того, что могло с ней произойти.
Как она могла все еще хотеть его? Как она могла страдать и томиться по человеку, который поломал ее жизнь?
Поразмышляв об этом непонятном факте, Лорел осознала, что если бы он снова прижал ее к стене, она не смогла бы удержаться и впилась бы в него, как дикая кошка.
Ад и все его дьяволы!
А внизу, в клубе, в карточной комнате, которую предоставили дамам в качестве гостиной, металась леди Ламберт, судорожно сжимая и разжимая пальцы.
– Так правильно!
Леди Мэдлин наблюдала за ней печальными темными глазами.
– Поверить не могу, что это говоришь ты, Прю. Я же знаю, что ты любишь Мелоди не меньше моего.
Лорд Эйдан де Куинси, пятый граф Бланкеншип, стоял, опершись на каминную доску, и наблюдал за горящими в камине углями.
– Оставь ее, Медди. Она абсолютно права. Мы должны исполнить свой долг и поскорее разыскать настоящую семью Мелоди.
Прю тоскливо посмотрела на Медди, но упрямо вздернутый подбородок не опустила.
– Это не просто наш долг. Быть одной в мире просто опасно. Потеря нашей семьи чуть не сломала Эвана и меня. Если имеется хоть малейший шанс, что у Мелоди есть семья…
– Мы ее семья! – Шепот Мэдлин был исполнен муки. – Если где-то в мире у нее есть настоящая семья, мы обязаны свести их вместе, чего бы нам это ни стоило. – Прю замерла на середине комнаты и невидящим взором посмотрела вдаль. – Кто-то в мире, должно быть, любит ее и, возможно, отчаянно разыскивает. Прямо сейчас… Может быть… может, они не заберут ее у нас… совсем. – Ее решительное личико вдруг сморщилось, может быть, они позволят нам видеться с ней. Время от времени.
До сих пор сэр Колин Ламберт молчал. Он стоял спиной к окну и с тревогой наблюдал, как его жена изо всех сил старается не разрыдаться.
– Я согласен с тобой, Прю. Как, в сущности, согласна и Медди. Только… не понимаю, что за срочность? Можно завтра или на следующей неделе…
Прю повернулась к мужу: – Или в следующем году? Или еще годом позже? Наш долг поступить так, как будет лучше для Мелоди. Ты считаешь, что промедление для нее лучше?
Колин вздохнул:
– Разумеется, ты права. Но только Джек…
– Вот именно, как быть с Джеком? – пробурчал Эйдан.
Мэдлин озабоченно посмотрела на мужа:
– Он вроде бы изменился в лучшую сторону. Вчера он даже ответил мне, когда я пожелала ему доброй ночи. И я слышала, как, укладывая Мелоди спать, он рассказывал ей очень длинную историю.
– Да ему стало лучше, – согласился Эйдан, – и это благодаря Мелоди. Я не знаю, что будет, когда он ее потеряет. Не замкнется ли он в себе снова?
– Не сомневаюсь, что так и будет, – тяжело вздохнул Колин. – И на этот раз я не уверен, что он поправится. Его дядя умер, а если еще и Мелоди уйдет из его жизни…
Прю прикусила губу.
– Знаю. Хоть я иногда и сомневаюсь, хорошее ли он оказывает влияние на Мелоди, в том, что она хорошо влияет на него, сомнений нет. Но все же нам следует начать поиски.
Эйдан вскинул голову.
– Нам следует начать с розыска няни Прюит.
Глаза Прю расширились.
– Женщины, которая оставила ее на пороге с какой-то невнятной запиской? Она думала, что кто-то из вас ее отец. Я сомневаюсь, что ее сведения будут достоверны.
Мэдлин выпрямилась.
– Что, если… что если, мы никого не найдем? Никогда. Что, если мы приложим все усилия и все-таки ничего не узнаем? Тогда мы сможем оставить Мелоди у себя?
– Конечно, сможем, – улыбнулся Эйдан.
Вернувшись к своей обычной деловитости, Мэдлин встала и решительно отряхнула юбки.
– Тогда голосую за то, чтобы начать поиск немедленно.
Прю, нахмурясь, поглядела на нее:
– Ты думаешь, что мы ничего не узнаем? Ведь так?
Мэдлин вскинула голову:
– Нет, я так не думаю. Но если нянечка Прюит не нашла ничего лучшего, чем оставить Мелоди на пороге «Браунса». Это говорит само за себя, и чем скорее мы в этом удостоверимся, тем лучше. Все успокоится, а мы будем довольны, что сделали все, что смогли.
Лицо Прю медленно просветлело.
– Полагаю… да, я думаю, что смогу с этим примириться. – Она обернулась к Колину: – Вы с Эйданом должны немедленно взяться за это.
Колин склонил голову в поклоне:
– Да, моя королева. – Он бросил взгляд на Эйдана: – Нам нужно взять с собой Джека. Участие в этом пойдет ему на пользу.
Эйдан кисло посмотрел на друга:
– Готов на все, лишь бы не находиться наедине с тобой целый день.
– Ах ты, выродок голубых кровей!
– А ты – выскочка, стремящийся в высшее общество.
Прю и Мэдлин обменялись понимающими взглядами, и Прю сухо заметила:
– Если вы закончили мериться оскорблениями, тогда задело.
Медди вскочила на ноги:
– Я принесу саквояжик, с которым прибыла Мелоди, я сохранила его в неприкосновенности.
Эйдан нахмурился:
– Мы с Колином все тщательно осмотрели, и не один раз.
Медди бросила мужу вызывающий взгляд:
– Значит, осмотрите еще раз. Эйдан криво усмехнулся уголком красивого рта:
– Да, моя королева.
Прю, выйдя из комнаты, вздохнула, обращаясь к подруге:
– Господи Боже, дрессировать мужчин – занятие изнурительное.
– Ах, но выгоды неоценимы, – небрежно откликнулась Меди.
Когда жены ушли, Эйдан и Колин перестали улыбаться, Колин задумчиво потер затылок. – Мы ведь действительно никогда не пытались отыскать нянечку Прюит.
Эйдан кивнул, глядя на дверь, за которой скрылась его жена:
– Знаю. Потому что боялись ее найти.
Глава 8
Торопясь по коридору, Медди и Прю миновали Бейливика, который с похвальной поспешностью провожал в контору Уилберфорса новую горничную.
– Веди себя тихо и почтительно, – приглушенным голосом напомнил Бейливик Фионе. – И не воображай, что мистер Уилберфорс растает, если станешь расточать свои знаменитые улыбки.
– Таять не главное, – дерзко ухмыльнулась Фиона.
Бейливик остановился на пол пути и сурово поглядел на темноглазую темноволосую красотку, не подозревавшую, что держит в руках его робкое сердце.
– Ты хочешь, получить эту работу или нет?
Фиона закатила глаза:
– Ладно, ладно. Отныне я стану настоящей добропорядочной мисс. Не подтягивай штаны так сильно. – Она протянула руку и потыкала Бейливика в массивный бицепс. – Ты изменился, стал совсем не таким, каким был в дороге. Там тебе нравились мои улыбки. – Она кокетливо надула губки. – Почти так же, как мои губы.
То, что Фиона называла дорогой, было единственной волнующей и полной приключений порой в жизни Бейливика. На несколько кратких дней он оказался шпионом, воином и героем одновременно. Верхом на могучем Балтазаре – хотя кто в этом союзе был главным, вопрос спорный, – Бейливик, преодолевая холод, голод и козни разбойников, промчался по сельской Англии в поисках сэра Колина и Мелоди.
По правде говоря, именно Балтазар отогнал разбойников от Фионы и ее спутников. Однако Бейливик никогда не признался бы в этом, чтобы не ослабить так льстящее восхищение девушки и ее приятную благодарность. От него потребовалось все его джентльменство, дабы принять от нее в награду за доблесть всего лишь несколько захватывающих дух поцелуев.
Память о них на протяжении последующих недель не давала ему толком заснуть, а еще больше ему хотелось вновь услышать ее голос и увидеть задорную улыбку.
На этих самых губках.
Он отвел взгляд в сторону, и!…
– То была дорога. А это «Браунс». – Где я буду единственной девушкой во всем штате слуг, – хитро усмехнулась Фиона. – Ты смотри, Бейливик-на-могучем-коне, обращайся со мной получше, или найду здесь кого-нибудь другого, с кем пойти погулять. – И она, покачивая бедрами, пошла впереди, бросив ему через плечо завлекательную улыбку. – Может быть, даже с этим твоим мистером Уилберфорсом…
Однако ее решительная прогулка запнулась, когда перед глазами возникла высокая внушительная фигура самого дворецкого.
– Вы, должно быть, Фиона. – Уилберфорс никогда не повышал голоса и не изменял ровного тона, но каким-то образом даже Фиона услышала осуждение в каждом отчетливо произнесенном слове.
Она покраснела, опустила глаза и поспешно присела в абсолютно правильном книксене. – Да, сэр. Я Фиона. Спасибо за работу, сэр. – Хмм. – Уилберфорс долгую минуту рассматривал ее, затем обратился к Бейливику: – Молодой человек, я позволил состояться этому найму, потому что вы доказали свою необычайную преданность членам нашего клуба и потому что указали мне на то, что нашим дамам пригодится некоторая женская помощь.
Бейливик торопливо кивнул:
– Да, сэр. Спасибо, сэр.
Уилберфорс медленно моргнул.
– Отсюда следует, что вы бы никогда не порекомендовали кого-то, кто не принимает близко к сердцу интересы членов нашего клуба. Вы никогда не привели бы в «Браунс» того, кто может вызвать разногласия в штате служителей клуба или взволновать наших леди своей дерзостью.
Фиона вытаращила глаза и даже не побелела, а посерела.
Бейливик бросил на нее панический взгляд.
– Да, сэр. Я хотел сказать – нет, сэр, мистер Уилберфорс.
– Нет. Думаю, что нет. – Уилберфорс перевел леденящий взгляд на Фиону: – Добро пожаловать в клуб «Браунс», Фиона. Не сомневаюсь, что вы станете ценным членом нашего маленького семейства.
Он слегка кивнул, на что Бейливик ответил поклоном, а Фиона низко присела в реверансе. Уилберфорс величественно проследовал мимо них по коридору, направляясь на кухню, и они явственно расслышали, как он пробормотал себе под нос:
– Истинное оружие массового смятения.
У Бейливика слегка подогнулись колени, и он оперся рукой на стену, чтобы поддержать себя, выдохнув еле слышное «Ох!».
Фиона глубоко вздохнула:
– Что ж, я поняла, что кокетничать с его светлостью бесполезно.
Бейливик при этих кощунственных словах метнул на нее яростный взгляд, но его сердце билось еще слишком отчаянно, чтобы поставить ее на место. Он обожал Фиону. С момента своего возвращения в Лондон он ни о чем, кроме нее, и думать не мог. Но тут юному Эвану пришла в голову мысль убедить Уилберфорса нанять ее горничной. «Чтобы Бейливик перестал томиться». Сестра Эвана, Прю, сказала Уилберфорсу, что она считает Фиону девушкой трудолюбивой и общительной, которая легко найдет общий язык с остальными служителями «Браунса». Еще Прю мечтательно произнесла, как чудесно было бы иметь в штате женщину, потому что слуги-мужчины не вполне овладели искусством глажения дамских вещей.
Обнаруженный таким образом недостаток в его штате стал для гордости Уилберфорса достаточной побудительной причиной. Фионе было немедленно послано пригласительное письмо на имя миссис Оливер Рагг в гостиницу близ Большой Северной дороги. К этому моменту Фиона готова была оставить жизнь актрисы бродячей труппы Помма.
Однако теперь, в присутствии предмета своих грез, Бейливик неожиданно почувствовал, что слишком взволнован присутствием Фионы и не может связать двух слов.
Как же теперь привлечь ее внимание, когда рядом окажутся гораздо более разговорчивые поклонники? Как сможет он заинтересовать ее, когда у ее ног скоро окажется весь Лондон, манящий прогуляться по своим соблазнительным улицам?
Неукротимая Фиона бойко тряхнула головкой, словно ее темные кудри не были упрятаны под чепчик служанки, и игриво улыбнулась Бейливику:
– Раз уж беседа с вашим шефом окончена… – Она качнулась к нему поближе и пробежалась кончиками пальцев по пуговицам его ливреи. – Почему бы нам, не побыть наедине? Как мне помнится, мы так и не закончили то, что начали в ту ночь, когда ты спас меня от разбойников. – Она глубоко вдохнула, и, хотя одежда горничной была скромной, как у монашки, Бейливику почудилось, будто он слышит, как потрескивают нитки ее лифа, протестуя против почти невыносимой задачи удержать в себе ее щедрые прелести.
С пересохшим ртом и спутавшимися мыслями Бейливик все-таки сумел поймать ее игривую ручку, прежде чем она зашла слишком далеко.
– Я не стану откликаться на эти твои заигрывания, Фиона.
Тело его стонало, протестуя, но разум был настроен решительно.
Она выгнула темную бровку:
– Нет? А когда мы виделись в последний раз, ты не слишком воображал о себе и постарался запутать в мои волосы достаточно сена.
– Я постараюсь… Я хочу сказать… – Ну почему он не мог наговорить ей тысячу комплиментов, приятных словечек… – Я должен сопровождать Эвана на верховой прогулке. Сэр Колин выкупил для меня Балтазара, чтобы я мог…
Она приложила ладони к его груди.
– Большой мужчина на большом коне! На спине такого размера можно, наверное, улечься… А может, и мне хватит там места?
От вожделения, пробужденного его многострадальным воображением, глаза Бейливика чуть не разъехались в разные стороны. С трудом проглотив слюну, он выдавил из себя отчаянное:
– Нет! – И, попятившись, чтобы избежать соблазна, коснуться ее, промямлил: – Я не хочу тебя сейчас…
Лицо Фионы застыло, превратившись в алебастрово-белую маску, руки упали вдоль тела.
– Что ж, мистер Бейливик, не трусьте. – Ее черные глаза метали молнии. – На свете еще много тех, кому я нравлюсь «сейчас»!
И она зашагала прочь, соблазнительно покачивая округлыми бедрами. Юбки ее колыхались, оставляя Бейливика с его неповоротливым языком тоскливо глядеть ей вслед.
– Не хочу тебя сейчас, – пробормотал он в пустоту. – Просто хочу тебя всегда.
А в комнатах леди Мэдлин и лорда Эйдана нахмуренный Эван с сомнением смотрел на встроенный в стену буфет.
– Зачем тебе понадобилось туда лезть?
– Хо-очу покататься в ящике, – отвечала Мелоди и тянула его за рукав поближе к закрытым дверцам.
Эван вздохнул и открыл дверцы. За ними виднелся довольно большой пустой ящик, подвешенный в проеме на канатах и блоках.
Интересующийся механикой Эван сразу оживился:
– Я понял! Когда ты дергаешь за веревки, он опускается или поднимается. Хитро придумано.
– Хо-очу кататься, – настаивала Мелоди. – Хо-очу поехать вверх и увидеть даму.
Эван не обратил особого внимания на ее слова о даме. Он прекрасно знал, что наверху нет ничего, кроме полупустого чердака, потому после своего переезда в клуб побывал там не раз. Но, в конце концов, ему это надоело, ведь там не было ничего интересного, не то что конюшня с его собственной лошадью!
– У меня нет времени катать тебя, – нетерпеливо ответил он Мелоди. – Я отправляюсь на Рамзесе в парк.
– Рамиис – плохая лошадь, – нахмурилась Мелоди.
– Рамзес – отличный конь, – сказал Эван, старательно подражая надменным интонациям лорда Эйдана. Впрочем, он тут же вернулся к привычному говору уличного мальчишки:– Он блеск как прыгает!
Но Мелоди возмущенно выпятила нижнюю губку:
– Хо-очу кататься!
Маленький подбородок был решительно выдвинут вперед, бровки сурово сведены.
Проклятие! Сейчас Мелоди устроит скандал, и тогда ему не удастся поехать на верховую прогулку. Он бросил взгляд на ящик в стене. Тот выглядел достаточно крепким, чтобы выдержать легчайший вес девочки, и наверняка на скучном пустом чердаке ей ничего плохого не грозит. А потом он расскажет Прю, где Мелоди может быть. Нужно только постараться не забыть об этом, как в прошлый раз.
Он сжал кулаки и подбоченился.
– Я подниму тебя, но спускаться ты будешь сама. По лестнице. Договорились?
Хмурое выражение сразу исчезло с лица Мелоди, и лучезарная улыбка вызвала на щечках очаровательные ямочки. Эван не мог не улыбнуться ей в ответ. Когда она смотрела на него таким обожающим взглядом, он чувствовал себя героем.
Он протянула к нему пухлые ручки:
– Вверх!
Ярость вызвала у Лорел поток слов, она даже не подозревала, что знает такие слова.
Горло саднило от крика, все тело болело от свирепого напряжения. Опершись спиной на неподдающуюся дубовую дверь, она обхватила себя руками, засунув разбитые кулаки под мышки, и в изнеможении уронила голову на грудь.
Стоявшая на чердаке тишина, казалось, насмехалась над взрывом ее ярости. Лорел находилась слишком высоко над улицей, чтобы кто-нибудь мог услышать за грохотом телег и карет по булыжной мостовой ее крики. Стены были каменными, а пол состоял из массивных, плотно подогнанных досок, не издававших ни малейшего скрипа.
Если б здесь не было так чисто и солнечно, это помещение можно было бы назвать идеальной темницей.
Мелодраматичность этих мыслей встревожила Лорел, она заперта не в тюрьме, а в прачечной. Дверь закрыта, но настоящего страха Лорел не испытывала.
Кроме того, все это проделал Джек. Джек! А она даже на секунду не могла себе представить, что он способен причинить женщине вред.
Хотя он больше не был тем самым Джеком, о котором она так думала. Война изменила его. До войны она готова была поклясться, что он никогда не станет сажать ее под замок. Нет, он больше не был ее Джеком. Это был совершенно другой, новый человек.
Этого человека она могла с радостью ненавидеть до конца жизни.
Она слышала свое хриплое дыхание и потому не сразу поняла, что в комнате раздается еще какой-то звук. А когда поняла, сразу вскинула голову и, затаив дыхание, прислушалась. Звук нарастал. Это был странный скрип, напоминающий повороты ржавого колеса. И шел он из стены возле гардероба. Несколькими шагами Лорел пересекла комнату и толкнула дверцы шкафа.
Мелоди сидела, свернувшись, в темном, пахнущем пылью ящике и думала: что, может, ей не так уж и хочется попасть на чердак? Может быть, той дамы там уже нет. Может быть, Эван опять отправится кататься верхом с Билли-виком и забудет о том, что она сидит здесь, наверху, в темноте и пыли. Может, ей стоит покричать вниз, в шахту, что ей страшно и она хочет спуститься вниз.
… Эван, конечно, вздохнет, но не заругается, потому что он не вредный, большой мальчик и ничего не пугается. Он похлопает ее по плечу и скажет:
– Все в порядке, Мел.
А потом он сунет руки в карманы и уйдет, насвистывая, чтобы отыскать кого-нибудь похрабрее и поинтереснее.
Поэтому Мелоди крепко стиснула зубы, пресекая рвущийся наружу вопль, закрыла глаза, чтобы не видеть темноты, и зажала уши руками, чтобы не слышать надрывного скрипа канатов, так похожего на чей-то плач.
Скрип прекратился. Потом свет за веками перестал быть черным и стал розовым. Затем сквозь ладошки, зажимавшие уши, она услышала, как кто-то произносит что-то похожее на ее имя, только произносит его как-то задыхаясь и всхлипывая.
Она открыла глаза и сразу заморгала, потому что теперь сквозь открытую дверцу шкафа в ее темный и затхлый ящик лился солнечный свет. А через мгновение она разглядела фигуру стоявшей напротив леди с широко открытыми глазами. Леди прижимала руки к лицу так, что видны были только глаза. Они были в точности как глаза той вредной леди в большом холодном доме.
Мелоди отпрянула. Она не хотела разговаривать с вредной леди. Она думала, что встретит совсем другую даму. Даму, которая захочет поговорить с ней.
Однако дама уронила руки, и Мелоди увидела, что перед ней не та вредная леди. Эта была другой. У нее были такие же глаза и такие же волосы, но лицо было красивым и приятным… милым, а не красивым и вредным.
Она была похожа на шахматную королеву.
Но все же Мелоди не захотелось выходить из ящика. Королева произнесла что-то задыхающимся голосом и протянула к ней руки, но Мелоди отодвинулась от этих рук подальше.
Королева тут же опустила руки. У нее стал очень печальный вид, но Мелоди все равно не хотела выбираться из ящика, но, поскольку не любила видеть людей грустными, поинтересовалась:
– Ты собираешься плакать?
Королева быстро заморгала, потом покачала головой:
– Нет. Никаких слез.
Голос у нее был добрый, но какой-то хриплый, как у Билли-вика, когда у него насморк.
Мелоди обхватила себя руками.
– Это хорошо.
Она продолжала разглядывать королеву. Сама не зная почему. Королева вызывала у нее какое-то странное чувство. Не страх, а что-то новое. Все же лучше пока останься в ящике.
Королева тоже не сводила с Мелоди глаз. Это очень хорошо: значит, и Мелоди можно продолжать смотреть на нее в упор… значит, это нельзя назвать невежливым. Поэтому Мелоди сидела в ящике «немого слуги» и смотрела, смотрела. И королева тоже смотрела и смотрела.
