355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Себастьян Фитцек » Терапия » Текст книги (страница 2)
Терапия
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 17:49

Текст книги "Терапия"


Автор книги: Себастьян Фитцек


Жанр:

   

Триллеры


сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Глава 3

Виктор медленно и осторожно двинулся по коридору, подыскивая взглядом возможные предметы для защиты.

На Синдбада не стоило рассчитывать. Ретривер так любит людей, что и не подумает напасть на взломщика, а скорее захочет с ним поиграть. Сейчас пес настолько обленился, что не обратил ни малейшего внимания на подозрительный шум и уже куда-то убежал спать.

– Кто здесь?

Молчание.

Виктор вспомнил, что последнее криминальное происшествие на острове случилось в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году: потасовка в пивной. Но этот факт его не утешил.

– Эй! Есть здесь кто-нибудь?

Стараясь не дышать, он очень осторожно подкрался к каминной комнате. Но, несмотря на все предосторожности, старый паркет вздыхал и скрипел от каждого шага. Да и ботинки с кожаной подошвой не способствовали бесшумной походке.

Какой смысл в том, что он крадется, одновременно громко крича?

Виктор протянул было руку к дверной ручке, как вдруг она сама собой опустилась и дверь начала открываться. Страх парализовал его, так что он даже не закричал.

Он не понимал, что почувствовал – ярость или облегчение, когда дверь открылась. Облегчение, потому что перед ним стояла изящная симпатичная женщина, а не грозный громила. Или ярость, оттого что она посмела вторгнуться в его дом средь бела дня.

– Как вы сюда попали? – громко спросил он.

Светловолосая женщина не выглядела смущенной или испуганной.

– Я постучала в заднюю дверь, со стороны пляжа, и она оказалась открыта. Мне очень жаль, если я помешала.

– Помешали? Нет-нет, вы не помешали, вы меня всего лишь до смерти напугали!

– Мне чрезвычайно…

– И еще врете вдобавок. – Едва не оттолкнув ее, он прошел в комнату. – Я не открывал заднюю дверь с самого приезда.

Правда, и не проверял, была ли она вообще закрыта.

Опершись о стол, Виктор осматривал непрошеную гостью. Что-то в ней казалось ему знакомым, хотя он никогда раньше ее не встречал. Ростом примерно метр шестьдесят пять, светлые волосы до плеч заплетены в косу, устрашающе худая. Несмотря на худобу, она не казалась бесполым существом, и под одеждой угадывались широкие бедра и округлая грудь. С такой благородной бледностью кожи и белоснежными зубами ее можно было принять за фотомодель. Будь она повыше, Виктор не удивился бы, услышав, что она снимается на пляже в рекламном ролике и случайно заблудилась.

– Я не вру, доктор Ларенц. Я ни разу в жизни никого не обманывала и не собираюсь начинать со лжи наше знакомство.

Виктор провел рукой по волосам, чтобы собраться с мыслями. Ситуация была совершенно абсурдна. Неужели это правда, что какая-то женщина залезла к нему в дом, чудовищно его перепугала, а теперь настаивает на общении?

– Слушайте, не знаю, кто вы такая, но требую, чтобы вы немедленно покинули мой дом! Я говорю… – Он еще раз ее осмотрел. – Да кто вы такая?

Он понял, что не может определить ее возраст. Она казалась совсем юной, и, глядя на ее безупречное лицо, ей можно было дать лет двадцать пять. Но она была одета как зрелая женщина.

Распахнутое черное кашемировое пальто до колен, под ним розовый костюм, как будто «Шанель». Черные лайковые перчатки, сумочка явно дорогой марки и, главное, духи – все это создавало образ женщины возраста Изабель. И ее манера говорить выдавала женщину старше тридцати.

«Кроме того, она, очевидно, глуха», – подумал Виктор, поскольку незнакомка по-прежнему неподвижно стояла в дверях комнаты и внимательно разглядывала его, будто не слыша его слов.

– Ладно, не важно. Вы меня очень испугали, а теперь, будьте добры, воспользуйтесь передней дверью и никогда больше сюда не возвращайтесь. Я работаю и не желаю, чтобы меня беспокоили.

Виктор непроизвольно вздрогнул, когда женщина вдруг шагнула к нему.

– И вы не хотите узнать, что мне от вас нужно, доктор Ларенц? Вы настаиваете, чтобы я ушла без объяснений?

– Да.

– Неужели вам не интересно, что заставило такую женщину, как я, разыскивать вас на этом богом забытом острове?

– Нет.

Или все-таки интересно?

Виктор заметил, как в нем проснулся давно забытый внутренний голос. Любопытство.

– И вам безразлично, откуда я знаю, где вас искать?

– Да.

– Я так не думаю, доктор Ларенц. Поверьте мне. Мой рассказ вас очень заинтересует.

– Поверить? Я должен поверитьчеловеку, который без спроса забрался в мой дом?

– Нет, конечно. Просто выслушайте. Мой случай…

– Ваш случай меня не волнует, – грубо прервал ее Виктор. – Зная о том, что случилось со мной, вы должны понимать, что так врываться ко мне – неслыханная дерзость.

– Я понятия не имею, что с вами произошло, доктор Ларенц.

– Что? – Виктор не знал, что его сильнее поразило: то, что он по-прежнему разговаривает с незнакомкой, или ее слова, столь искренне прозвучавшие.

– Вы что, последние четыре года газет не читали?

– Нет, – спокойно ответила та.

Его смятение росло с каждой секундой. В то же время загадочная незнакомка интересовала его все больше.

– Неважно. Я больше не работаю психиатром. Я два года назад продал свою практику…

– Профессору ван Друйзену. Я у него была. Как раз он и направил меня к вам.

– Что он сделал? – ошеломленно переспросил Виктор, уже не скрывая интереса.

– Ну, не совсем так. Профессор ван Друйзен сказал, что было бы лучше, если бы вы лично занялись моим случаем. Признаться, мне и самой этого хотелось.

Виктор покачал головой. Неужели его пожилой учитель на самом деле дал пациентке его адрес на острове? Он не мог в это поверить. Ван Друйзен прекрасно знал, что Виктор не в состоянии лечить. И уж точно не на Паркуме. Это выяснится позже. Сейчас надо выдворить за дверь эту странную женщину и успокоиться.

– Я еще раз настоятельно прошу вас уйти. Вы теряете здесь время.

Никакой реакции.

Виктор чувствовал, что страх уступил место усталости. Он уже предвидел самое худшее: ему не удастся собраться с силами. Даже на Паркуме духи не оставят его в покое. Ни мертвые, ни живые.

– Доктор Ларенц, я знаю, что вам нельзя мешать. Мне уже все рассказал сегодня утром на рыболовном катере некий Патрик Хальберштром.

– Его зовут Хальберштадт. Это бургомистр.

– Конечно, самый важный человек на острове. После вас. Это он тоже ясно дал мне понять. Я последую его совету и «поскорее унесу мою милую попку подальше от Паркума», как только поговорю с вами.

– Он прямо так сказал?

– Да. Я так и сделаю, если вы уделите мне пять минут, а потом сами честно скажете.

– Что скажу?

– Что не хотите меня лечить.

– У меня нет времени на лечение, – не очень убедительно произнес он. – Пожалуйста, уходите.

– Хорошо. Обещаю. Но я хочу рассказать вам одну историю. Мою историю. Поверьте, всего пять минут. Вы не будете жалеть.

Виктор колебался. Любопытство пересиливало все прочие эмоции. Кроме того, покой его все равно нарушен, и у него не осталось сил для дальнейших препирательств.

– Я не кусаюсь, доктор Ларенц, – улыбнулась женщина.

Паркет заскрипел, когда она подошла к нему. Теперь он узнал духи. «Опиум».

– Только пять минут?

– Честное слово!

Он пожал плечами. После всего случившегося лишние пять минут не играли никакой роли. А если ее выставить за дверь, то она может еще долго бегать вокруг дома, и тогда весь день пойдет насмарку.

– Хорошо. – Он демонстративно посмотрел на часы. – Пять минут.

Глава 4

Виктор шагнул к камину, где на подставке со свечкой грелся мейсенский чайник. Заметив, что женщина не сводит с него внимательного взгляда, он заставил себя собраться и вспомнить о хороших манерах.

– Не хотите ли чаю? Я как раз собирался заварить новый.

Она с усмешкой покачала головой:

– Нет, спасибо. Я предпочла бы не терять ни минуты.

– Как хотите, тогда снимайте пальто и садитесь.

Он убрал с кожаного кресла пачку газет. Кресло было от старого гарнитура – еще отец Виктора поставил его так, чтобы из окна были видны и огонь в камине, и море.

Виктор сел у стола, изучая посетительницу. Она так и не сняла пальто.

Некоторое время царило молчание, они услышали, как на берег плеснула большая волна и, шипя, откатилась.

Виктор вновь посмотрел на часы.

– Итак, уважаемая… э-э-э… как вас, кстати, зовут?

– Меня зовут Анна Роткив, я писательница.

– Полагаете, я должен вас знать?

– Да, если вам от шести до тринадцати лет или вы любите детские книги. У вас есть дети?

– Да. То есть… – Его пронзила боль. Увидев, что она ищет взглядом семейные фотографии, Виктор поспешно задал встречный вопрос: – Я не слышу у вас никакого диалекта. Где вы живете?

– В Берлине. Урожденная берлинка, если угодно. Но мои книги более известны не здесь, а за границей, главным образом в Японии. Хотя это в прошлом.

– Почему?

– Потому что я уже несколько лет ничего не пишу.

Виктор не заметил, как их беседа превратилась в типичную игру «вопрос-ответ», как обычно и проходили ранее его сеансы с пациентами.

– Как долго вы не печатаетесь?

– Примерно пять лет. Последняя моя работа была тоже книгой для детей, притом моей лучшей книгой, как мне казалось. Я понимала это с каждой новой написанной строчкой. Однако мне не удалось написать больше двух первых глав.

– Почему?

– Мое состояние вдруг резко ухудшилось, и мне пришлось лечь в больницу.

– В чем было дело?

– Полагаю, врачи в Далеме [4]4
  Далем – богатый район на юго-западе Берлина.


[Закрыть]
до сих пор об этом гадают.

– В Далеме? Вы хотите сказать, что лежали в Парковой клинике?

Виктор изумленно уставился на пациентку. На такой поворот дела он не рассчитывал. Во-первых, он понял, что перед ним сидит очень состоятельная писательница, раз ей по карману такое дорогое лечение. Во-вторых, у женщины действительно серьезные проблемы, поскольку в частной далемской клинике не занимались банальными проблемами знаменитых людей вроде алкоголизма или наркомании. Там лечили тяжелые психические отклонения. Раньше, до кризиса, его самого неоднократно приглашали туда в качестве независимого эксперта, и Виктор был очень высокого мнения о больнице. В берлинской клинике собрались ведущие специалисты со всей страны и применялись новейшие методы лечения, так что она могла гордиться важными и новаторскими достижениями. Однако Виктор не встречал еще ни одного пациента, который после пребывания в клинике находился бы в столь здравом состоянии рассудка, как Анна.

– Сколько времени вы там провели?

– Сорок семь месяцев.

У Виктора пропал дар речи. Так долго? Или она врет не краснея, или очень серьезно больна. Возможно, и то и другое.

– Я провела почти четыре года в одноместной палате, и меня так долго пичкали таблетками, что я уже забыла, кто я и где нахожусь.

– А какой у вас диагноз?

– Ваша специальность, доктор Ларенц. Поэтому я к вам и пришла. Я страдаю шизофренией.

Он откинулся на спинку кресла, приготовившись ее внимательно слушать. Действительно, он специалист в области шизофрении. По крайней мере был когда-то.

– Как вы попали в клинику?

– Я позвонила профессору Мальциусу.

– Что? Вы сами попросили о госпитализации у директора института?

– Ну конечно. Это же известная больница. А в то время мне не у кого было спросить совета. К примеру, вас мне рекомендовали всего пару дней тому назад.

– И кто же вам обо мне рассказал?

– Какой-то молодой врач в больнице. Он отменил мои таблетки, так что я смогла нормально думать. И он же сказал однажды, что для моего случая вы – самый лучший специалист.

– А что вам давали?

– Все, что угодно. Труксал, флуспирилен, чаще всего флупентиксол.

Классические нейролептики, все правильно.

– Они не помогли?

– Нет, симптомы все ухудшались. Когда лекарства наконец отменили, мне потребовалось несколько недель, чтобы встать на ноги. По-моему, это доказывает, что для той особой формы шизофрении, которой я страдаю медикаментозная терапия не годится.

– А что же особенного в вашей форме болезни?

– Я писательница.

– Да-да, вы говорили.

– Попытаюсь рассказать на одном примере. – Впервые Анна перестала смотреть ему в глаза, уставившись в одну точку за его спиной. В былые времена Виктор не пользовался так называемой «кушеткой Фрейда», предпочитая, чтобы пациент сидел напротив него. Так что он хорошо знал такое поведение. Пациенты избегали смотреть прямо в глаза, когда пытались сосредоточиться, чтобы как можно точнее описать важное для них событие. Или когда лгали. – Моей пробой пера был короткий рассказ, который я написала в тринадцать лет для школьного конкурса, устроенного сенатом Берлина. Нам дали тему «Смысл жизни», и у меня получилась история о молодых людях, которые проводят научный эксперимент. Я отдала свою работу, и на следующий день это случилось.

– Что?

– Моя лучшая подруга отмечала день рождения в банкетном зале грюнвальдского отеля «Четыре времени года». Я пошла в туалет. И когда проходила через холл, то внезапно появилась она. Она стояла около стойки регистрации.

– Кто?

– Юлия.

– Кто такая Юлия?

– Та самая Юлия, женщина из моего рассказа. Главное действующее лицо из первой главы.

– Вы хотите сказать, что увидели женщину, похожую на героиню вашего школьного сочинения?

– Нет. – Анна покачала головой. – Не похожую женщину. Это была та самая женщина.

– Как вы догадались?

– Потому что она слово в слово повторила реплику из моего рассказа.

– Что?

Анна вновь посмотрела ему в глаза и тихо произнесла:

– Юлия оперлась о стойку и сказала дежурному: «Слушай, малыш, устрой-ка мне симпатичную комнатку, а я тебя неплохо отблагодарю».

Виктор выдержал ее взгляд:

– Вы не думали, что это могло быть совпадением?

– Я долго об этом думала. Очень долго. Но трудно поверить в совпадение, когда потом Юлия сделала все, что было описано в рассказе.

– Что именно?

– Она засунула в рот пистолет и вышибла себе мозги.

В глазах Виктора мелькнул ужас.

– Но это…

– …Шутка? Увы, нет. Женщина в отеле стала началом того кошмара, что преследует меня уже двадцать лет. То сильнее, то слабее, доктор. Я писательница, и это мое проклятие.

Виктор прекрасно знал, что она сейчас скажет, и даже мог подсказать.

– Все персонажи, о которых я с тех пор писала, оживали. Я их видела, слышала, а иногда говорила с ними. Стоит мне кого-то выдумать, как он появляется в моей жизни. Это и есть моя болезнь, доктор Ларенц. Моя особая форма шизофрении. – Анна подалась к нему. – И поэтому я пришла к вам. Итак?..

Виктор молча смотрел на нее. Слишком много мыслей теснилось в его голове. Слишком много чувств боролось друг с другом.

– И что, доктор Ларенц?

– В каком смысле?

– Вам интересно? Вы будете меня лечить, раз я уже здесь?

Виктор взглянул на часы. Пять минут прошло.

Глава 5

Когда Виктор потом вспоминал эту встречу, то удивлялся собственной слепоте. Если бы он верно истолковал знаки и чуть внимательнее слушал, то раньше заметил бы фальшь. Полную фальшь. И раньше грянула бы катастрофа.

Анне удалось достичь желаемого. Она вторглась к нему домой и застала его врасплох. Ее история действительно его заинтересовала. Она была столь необычна, что он на целых пять минут забыл о себе и собственных проблемах. И хотя он наслаждался состоянием беззаботности, все же отказался лечить Анну. После краткого, но бурного спора она почти против воли согласилась уехать с острова на раннем утреннем пароме и вновь пойти на прием к ван Друйзену в Берлине.

– У меня есть на то причины, – кратко ответил он. – К примеру, я уже четыре года не работал.

– Но мастерство не забывается.

– Дело не в умении.

– Значит, в нежелании…

«Да», – подумал Виктор, однако что-то помешало ему рассказать ей про Жози. Если Анна на самом деле лежала в больнице и ничего не слышала о его трагедии, то и не надо ее в это посвящать.

– Полагаю, что с моей стороны было бы полной беспечностью начинать лечение без основательной подготовки и не во врачебном кабинете. Учитывая ваш непростой случай.

– Подготовка? Да ладно. Это же ваш конек. Предположим, меня направили бы к вам на Фридрихштрассе, каким был бы ваш первый вопрос?

Виктор ухмыльнулся столь неуклюжей попытке его перехитрить.

– Я спросил бы, когда у вас первый раз в жизни были галлюцинации, но…

– Задолго до того случая в отеле, – прервала его Анна. – Но приступ в «Четырех временах года» оказался настолько… – она неожиданно запнулась, – реален. Так отчетлив. У меня ни разу не было столь чувственного и живого восприятия, как в тот раз. Я отчетливо видела женщину, слышала выстрел, видела, как мозги разлетелись по стойке. И это впервые был мной самой придуманный персонаж. Но, конечно, у меня, как и у большинства шизофреников, были первые звоночки.

– Какие же?

Виктор решил посвятить ей еще пять минут, перед тем как окончательно распрощаться.

Навсегда.

– С чего же начать? История моей болезни коренится в раннем детстве.

Глотнув уже остывшего и горького чая «Ассам», он дождался, пока Анна продолжит.

– Мой отец был профессиональным военным, «джи-ай». После войны остался в Берлине и работал комментатором на радио в сети ВС США. Был местной знаменитостью, любимцем женщин. В конечном итоге одна из его многочисленных белокурых любовниц, которых он соблазнял в задней комнате офицерского клуба, забеременела. Это была Лаура, чистокровная берлинка и моя мать.

– Странно, вы говорите об отце в прошедшем времени? Но почему?

– Он умер в результате несчастного случая, когда мне было восемь лет. Профессор Мальциус считает это моим первым травмирующим переживанием.

– Что это был за несчастный случай?

– Когда ему делали в военном госпитале операцию на слепой кишке, то забыли о лечебных чулках. Тромбоз оказался для него смертельным.

– Сочувствую вам. – Виктора всегда возмущала халатность врачей, от которой страдали пациенты и их близкие. – Как вы восприняли известие о его смерти?

– Сейчас расскажу. Мы жили в одном из блочных домов неподалеку от казарм в американском секторе в Стеглице. Во дворе жил Терри, песик какой-то смешанной породы, которого мы однажды подобрали. Отец его терпеть не мог, поэтому Терри было запрещено входить в дом, и обычно он сидел на привязи. Когда мама рассказала мне о смерти отца, я побежала во двор и стала бить собаку. Я взяла одну из отцовских баскетбольных бит, тяжелую, с железной сердцевиной. Веревка у Терри была так коротка, что он не мог увернуться от ударов. У него подломились ноги, но я продолжала бить. Откуда взялась эта ярость и сила у восьмилетней девочки? В меня словно бес вселился. Кажется, после десятого удара у него сломался хребет, и он больше не смог шевелиться. Он дико кричал от боли, но я не останавливалась, пока из его пасти не пошла кровь. Передо мной лежал комок мяса, из которого я начисто вышибла жизнь.

Стараясь скрыть отвращение, Виктор спокойно спросил:

– И зачем вы это сделали?

– Потому что я любила Терри больше всех на свете после папы. В моем детском безумии я решила: раз у меня отобрали самое любимое, то и номер два не имеет права на существование. Я пришла в бешенство оттого, что Терри жив, а папа нет.

– Да, это ужасное происшествие.

– Разумеется, но вы не знаете еще, в чем весь ужас.

– Что вы имеете в виду?

– Я вам еще не все рассказала, доктор Ларенц. Самое ужасное – это не смерть отца и не то, что я забила до смерти невинную собаку.

– А что же?

– По-настоящему страшно то, что никакой собаки не существовало. Терри никогда не было. Мы однажды подобрали кошку, а не собаку. Искалеченный трупик Терри до сих пор преследует меня в кошмарных снах, но, по крайней мере, я теперь точно знаю, что это лишь плод моей больной фантазии.

– Как вы это узнали?

– Ох, потребовалось немало времени. Я впервые заговорила об этом на моем первом сеансе психотерапии. Мне тогда было восемнадцать или девятнадцать лет. А раньше я не решалась никому признаться.

«О боже», – подумал Виктор, машинально поглаживая дремавшего у его ног Синдбада, который и не подозревал, какой необычный разговор ведет его хозяин. Бедную девочку десять лет мучило чувство огромной вины. Это, пожалуй, самое тяжкое в шизофрении. Большинство галлюцинаций подчинены одной задаче – внушить больному, что он злое, никчемное, недостойное жизни существо. Нередко шизофреники слышат голоса, призывающие к самоубийству. И часто бедняги слушаются их. Посмотрев на часы, Виктор удивился, сколько времени прошло. Сегодня уже не получится вернуться к интервью.

– Ну хорошо, госпожа Роткив. – Он демонстративно встал, давая понять, что беседа окончена, и двинулся к Анне. Неожиданно закружилась голова. – Как я уже неоднократно говорил, я не могу проводить здесь с вами терапию. – Он надеялся, что сможет дойти до двери не шатаясь.

На лице Анны ничего не отразилось. Потом она тоже встала.

– Разумеется, – ответила она с удивительной живостью. – Я все равно рада, что вы меня выслушали. Я последую вашему совету.

Когда она пошла к двери, у Виктора вдруг мелькнуло какое-то слабое воспоминание, но сразу же исчезло.

– С вами все в порядке?

Ему было неприятно, что она так скоро заметила его слабость.

– Да-да, все хорошо.

Как странно.У Виктора было такое чувство, словно он после долгого плавания ступил на землю.

– Где вы, кстати, остановились? – спросил он, желая перевести разговор на другую тему. Они стояли в коридоре, и Виктор распахнул входную дверь.

– «Анкерхоф».

Он кивнул. И правда, где же еще. Только в этом трактире можно было найти комнату в несезонное время. Хозяйка, добродушная Труди, три года назад потеряла мужа-рыбака.

– Вы уверены, что вам не нужна помощь? – не сдавалась Анна.

– Не волнуйтесь, со мной такое бывает, если я резко встаю, – соврал он, опасаясь, как бы слабость не оказалась предвестником простуды.

– Ладно, – успокоилась она. – Тогда пойду к себе. Надо еще упаковать вещи, паром же уходит рано утром.

Виктор порадовался этим словам. Чем быстрее она покинет остров, тем скорее к нему вернется покой. Он протянул ей руку, и они попрощались.

Все умны задним умом. Если бы Виктор внимательнее прислушался к этому первому разговору, то распознал бы завуалированные предупреждения. Но он безмятежно пошел в дом, даже не посмотрев Анне вслед. Она на это рассчитывала. Как только дверь закрылась, женщина решительно зашагала на север. В сторону, противоположную гостинице «Анкерхоф».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю