Текст книги "Литературные манифесты: От символизма до «Октября»"

Автор книги: Сборник Сборник

К. М. Фофанову

 
Ликуй, неузнанный предтеча,
Приемли блещущий венец!
Свершится радостная встреча
В дому, где благостен Отец.
 
 
Не бойся, загнанное стадо!
Тебе – могущество громов,
Пылает Отчая награда,
Ярем свергается оков.
 
 
О, славен будь, сверкай предтеча,
Сияй, восторженный гусляр!
Провидел битвы ты пожар —
И пала нам на долю сеча.
 
 
Взгляни на радостное вече
И, осенив хитоном чар,
Наш первый освяти удар
Громов грядущего, предтеча!
 

Дмитрий Крючков

«Оранжевая Урна». Альманах памяти Фофанова. Изд. «Петерб. Глашатай», 1912.

На смерть Фофанова

Поэзия есть зверь, пугающий людей!

К. Фофанов

 
Пока поэт был жив, его вы поносили,
Покинули его, бежали, как чумы…
Пред мудрым опьяненьем – от бессилья
Дрожали трезвые умы!
 
 
Постигнете ли вы, «прозаики-злодеи»,
Почтенные отцы, достойные мужи,
Что пьяным гением зажженные идеи —
Прекрасней вашей трезвой лжи?!
 
 
Постигните ли вы, приличные мерзавцы,
Шары бездарные в шикарных котелках,
Что сердце, видя вас, боялось разорваться,
Что вы ему внушали страх?!
 
 
Не вам его винить: весь мир любить готовый,
И видя только зло, – в отчаяньи, светло
Он жаждал опьянеть, дабы венец терновый,
Как лавр, овил его чело!..
 
 
Я узнаю во всем вас, дети злого века!
Паденье славного – бесславных торжество!
Позорно презирать за слабость человека,
Отнявши силы у него!
 

Игорь Северянин

1911. Преображение, ст. Елизаветино, село Дылицы.

«Оранжевая Урна». Альманах памяти Фофанова. Изд. «Петерб. Глашатай», 1912.

Эгопоэзия в поэзии

Из первородной туманности родилась жизнь. Загорелись в опрокинутой вселенской чаще яркие звезды. Темные планеты стали замыкать незримые орбиты. Родилось движение, родилось время, родился человек. Природа отразилась в его представлении ярко и образно, непонятно и божественно. Страх перед смертью, так неожиданно обрывающей нить жизни, желание чем-нибудь продлить свое кратковременное существование заставили человека создать религию и искусство. Смерть создала поэзию. Долгое время поэзия и религия были связаны неразрывно, до тех именно пор, пока наконец небо не перешло на землю. Но с самого раннего периода жизни человека у последнего возникает мысль всеобщего синтеза. Он стремится найти ту незримую нить, которая могла бы связать credo всех людей. Перед нами проходит целый ряд философских учений Египта, Греции, Рима, еще безмолвного, спящего в голубых снегах Севера, и яркокрасочного и экстазно-порывного Востока. Египет признает свое бессилие. Пустыни наполняются пирамидами. Все тлен. Все проходит, и все повторяется вновь. Восток создает Нирвану. Греция – Красоту. Три полюса. Они не могут соединиться и объединить. И вот в тенистых садах Галилеи, где голубые озера и тихая светлая радость, – родится Христос. Он говорит, что любовь это та самая нить, которую так тщетно все искали.

Проходят века, по-прежнему – смыкаются орбиты, по-прежнему вопрос остается неразрешенным. На сцену выступает наука. Она собрала факты и на них начинает строить храм Разума. Здание растет. Бережно и поспешно кладутся кирпичи. Абсолютная реальность. Cogito ergo sum. Но опять проходят века. Наука условна, как все. Нет у ней того, что проходило бы через все века, не изменяясь.

Разум только фотографическая камера. Мы можем познать только тот мир, который создается в нашем представлении, воспринимаемый пятью органами чувств. Мир, царящий в нашем разуме, не реальный – воображаемый. Если разбирать все искания человека, можно заметить следующее: Человек стремится перенести свои идеалы к «нездешнему», к вселенской тайне. Думая, что для того чтобы познать «нездешнее», необходимо убийство природы, он стремится побороть вложенные в него природой качества эгоиста. Он стремится привить себе чуждый ему альтруизм. Это называется культурой. Перед нами вся история. Природа создала нас. В своих действиях и поступках мы должны руководиться только Ею. Она вложила в нас эгоизм, мы должны развивать его. Эгоизм объединяет всех, потому что все эгоисты. Разница только в биологической лестнице. Один требует счастья для себя, другой для окружающей его группы лиц, третий для всего человечества. Сущность остается всегда одна. Мы не можем чувствовать себя счастливыми, если вокруг нас – страдание, а потому лично для своего счастья мы требуем счастья другим. Во вселенной нет нравственного и безнравственного, есть Красота – мировая гармония и противоположная ей сила – диссонанс.

Поэзия в своих исканиях должна руководиться только двумя силами. Цель эго-поэзии – восславление эгоизма как единственной правдивой и жизненной интуиции.

Бог – вечность. Человек, рождаясь, отдробляется от нее. Но в нем остаются те же законы, которые ведут мировую жизнь к совершенной Красоте. Душа – жизнь. Отбрасывая в сторону разум, надо стремиться слиться с природой, растворяясь в ней светло и беспредельно. Чувство светлого просвещения и познания, вне Разума, мировой гармонии – интуиция. Все дороги ведут к истинному счастью – к слиянию с вечностью. Каждый рождающийся день говорит людям об этом счастье и зовет их светлой дорогой к Солнцу.

Г.А.

«Оранжевая Урна». Альманах памяти Фофанова. Изд. газеты «Петерб. Глашатай», основ. И. В. Игнатьевым, 1912.

Эгофутуризм

1. Не в первый раз (и не в последний, вероятно) приходится нам отвечать на вопрос:

– В чем сущность и заслуга эгофутуризма?

И наши критики, не дожидаясь ответа от молчаливых «сосьетеров» нового течения, пытаются отыскать сами эту «таинственную» сущность.

Ищут и не находят, – задача, по-видимому, нелегкая, – приходится втиснуть в рамки устойчивости вечно движущуюся, нетленную Струю Овчей Купели.

Но все же постараемся и мы проникнуть в ее изменчивую глубину, сделаем попытку запечатлеть фазы ее переливов.

2. Как принять растяжимое слово «эгофутуризм»? Как постигнуть это широкое «Я – Будущее»?

Нашим критикам угодно принимать его как «Меня оценят и признают в Будущем», «Будущее мое, за мной». Однако почему же Будущее именно за эгофутуристами? Ведь Будущим обязан жить каждый индивидуум, не говоря уже об артисте.

Ведь все «живут». «Живут» прошлым, настоящим, будущим. В прошлом нет жизни. Им не живут – доживают.

Настоящему присуща буржуазная спячка, именуемая в житейском обиходе спокойной, трезвой жизнью.

Все-таки и на кладбище прошлого и на болоте настоящего яркими, быть может, нездоровыми, опасными огнями вспыхивает Будущее.

Говорим – нездоровымидля трезвых благонамеренцев, заранее предугадывая радостные вопли наших книжных репортеров («критики» то ж), разжевывавших все, что угодно, и подавившихся (эго) футуризмом. (Беда с катаральными желудками, привыкшими к приличной тепленькой стряпне!)

В какой неописуемый восторг должны прийти эти господа, узнав, что (слабые пока еще) маяки Будущего – нездоровые огни.

Что же делать, если все, неукладывающееся в благопристойный «шар» господина Буржуа, нездорово и сумасшедше.

Эгофутуризм прессой так и принят: – «Сумасшествие»!

Просмотрите все периодические издания России за 1912–1913 гг. и вы не найдете буквально ни одного самого захудалого листка, который бы не посвятил для эгофутуризма пяток-другой «сумасшедших», «идиотов» и т. д.

Оставим, однако, эту оценку на совести и порядочности нашей прессы (если таковые есть у нее). Прессе ведь «лучше знать»! «Критике» также.

Раз первой нравится роль жвачного лгуна и шулера, то отчего второй не выдавать свою безмозглую болванку за череп психиатра?

Итак, наш толмач для публики – пресса приняла эгофутуризм («сумасшествие!») за «Я – Будущее»! Не правда ли, как глубоко, проникновенно и как… обычно!

Никто из наших компетентных братцев Александров и Владимиров не знает, что эгофутуризм появился необычно, – это была «нечаянная радость» поэта (Игоря Северянина), которого в бытность его эгофутуристом поносила поголовно вся наша «критика» и теперь лишь, за спиною Брюсова и Сологуба, вежливо просит:

– Добро пожаловать!..

Это тоже одно из характернейших явлений нашей «материальной этики»!

Уста, хулившие и плевавшие, прикладываются к ручке новоявленного патент-таланта, лишь чуть подул противный ветер.

Вот единственное доказательство «галиматийности и смехотворности» эгофутуризма, которое мы можем представить.

Нам скажут:

– Эгофутуристы лишились своего «лидера».

Да, Игорь Северянин печатно отказался от эгофутуризма, но отказался ли от него эгофутуризм, – это вопрос.

Мы не хотим сказать, что эгофутуристы ждут «второго пришествия» Игоря Северянина. Двери Возврата закрыты для него навсегда. Их нет уже, они замурованы и в то же время выше явлен новый вход – он не для бывших. Да, и Игорю Северянину не чувствуется необходимости в этом входе:

– Мавр сделал свое дело!

Северянин оборвал нить своего Эго-Северянизма, ибо тот эгофутуризм, который был до ухода «мэтра» «школы», – есть только Эго-Северянизм.

3. Следовательно:

«Эгофутуризм» (1911–1912 года) есть «Я (Северянин) – Будущий», хотя целые четыре фамилии вершили «скрижали» «Академии Эго-Поэзии»:

«Предтечи»: 19 Ego 12 К. М. Фофанов и Мирра Лохвицкая.

I. Восславление Эгоизма:

1. Единица – Эгоизм.

2. Божество – Единица.

3. Человек – дробь Бога.

4. Рождение – отдробление от Вечности.

5. Жизнь – дробь вне Вечности.

6. Смерть – воздробление.

7. Человек – Эгоист.

II. Интуиция. Теософия.

III. Мысль до безумия. Безумие индивидуально.

IV. Призма стиля, реставрация спектра мысли.

V. Душа – истина.

Ректориат:

Игорь Северянин,

Константин Олимпов (К. М. Фофанов),

Георгий Иванов,

Грааль-Арельский.

Скрижали не говорят нам ничего нового. То же общее в литературе покорство, от коего не спасся даже теософ Игорь Северянин, ибо поскольку он талантлив, даже гениален как поэт, постольку он и его коллеги скверные богоискатели.

И если из его поэзы «Рядовые люди» мы черпаем одно лишь ценное указание на семена к признанью эго-бога (ноябрьские 1912 г. – доктрины Игоря Северянина), то из скрижалей можно взять с скрепленным сердцем только что «эгофутуристы 1912 г.» (будем звать их эго-северянистами в отличие от эгофутуристов Ассоциации 1913 г.) признают: a) восславление Эгоизма; b) Интуицию-Теософию; c) душу в качестве Истины и d) Мысль до Безумия, ибо лишь Безумие (в корне) индивидуально и пророчественно.

4. Игорь Северянин отряс от себя свои «дурманы» и «мэтрство» («Мой мозг прояснили дурманы»… «Не ученик и не учитель»…), – но они дороги ему и близки.

Иначе он не поместил бы весь цикл «Эгофутуризм» в своей первой настоящей книге «Громокипящий Кубок».

Здесь собраны лучшие вещи его, писанные в период остракизма, безукоризненные и бальмонтно-солнечные – «до восторга».

Не потому ли и боимся мы, что кубок Северянина выпит до дна, о чем боялись его покинутые соратичи?! («Засахаре Кры». У. – «Петербургский Глашатай», 1913).

Возможно, что в прологе «Эгофутуризм» говорят два «будущих я» (Северянина):

a) Северянин, прежний поэт, печатающийся с 1903 г., но обретающий известность лишь в 1911 году, когда он «прогремел на всю Россию и когда его уже приветствуют», хотя и «порой» только.

b) С уверенностью следует согласиться с откровением Игоря Северянина, предвидящим в 1911 г. «грядущего Поэта» (т. е. себя), который

 
– близок! Близок!
Он запоет, он воспарит!
Всех муз былого в одалисок,
В своих любовниц превратит.
 

И который, действительно, покорил литературу через два года, в 1913 году, изданием в приличном «Грифе» своих поэз.

5. Только тот поэт – Поэт, во власти коего ключи к вратам Грядущего.

Только тому критику принадлежит право на этот титул, если он ищет в мусорной куче запыленные таинственные гроздья жемчуга и не боится их признать за таковые.

И только те издания – Издания Нового, Несказанного, кои являются органами отверженных и гонимых индивидуалистов (каждый талант индивидуален).

Игорю Северянину приходится закрыться в своем издательстве с 1913 г. У него три тома поэз. И лишь за то, что он прогрессировал, пытался сказать новое слово, только за то, что «шел своей дорогой», – его замалчивала и травила круговщина.

Найти ли тут издателя, который дал бы возможность поэту выступить перед широкой аудиторией?!

Хорошо еще, что Северянин – эгофутурист. Он верует, он ломит судьбу – ему приходится быть «волком» («Я – волк, а критика – облава»), хорошо еще не выть – другой на его месте давно бы взвыл и отправил бы и себя и свое творчество ad patres.

Ноябрьские «доктрины» Северянина дали новость – междоусобицу между ним и Олимповым.

Все пункты «доктрин», кроме объединения контрастов («признание эго-бога»), являются популяризацией, разжижением квинтэссенции – «скрижалей».

Самые слабые места эгофутуризма – заимствования и веянья.

Вряд ли нужно оспаривать влияние западных футуристов на русских «вселенцев».

Несомненно, что русский эгофутуризм (как слово и творчество) – плод западных веяний.

Но, вопреки принятому мнению, влияние итало-французских футуристов на эго-северянистов не велико. Зато заметны их симпатии к Америке.

«…Не знаю скверных, не знаю подлых:

все люди правы».

«…Я презираю, благословляя»…

Это – Северянин.

Сравните:

– «…Корни всего, что растет, я рад и готов поливать».

Это У. Уитмана, канонизованного г. К. Чуковским в первого футуриста и которого, как и Эмиля Верхарна, итало-французские футуристы считают лишь предтечей.

В прозе эго-северянистов (a. № 2 «Петерб. Глашатай», 1912; b. «Оранжевая Урна», 1913) влияние Уитмана более чем неоспоримо…

Северянин и Олимпов завели полемику.

Оба работали, оба наговорили в манифестах друг другу дерзостей и разошлись в разные стороны.

Казалось, тому хрупкому, несформировавшемуся «нечто от футуризма» грозит падение: Северянин ушел, Олимпов, как оказалось, почти не продуктивен.

Эгофутуризму суждено было вспыхнуть под видом Интуитивной Ассоциации, объединенной «Грамотой»:

I. Эгофутуризм – непрестанное устремление каждого эгоиста к достижению возможностей будущего в настоящем.

II. Эгоизм – индивидуализация, осознание, преклонение и восхваление «Я».

III. Человек – сущность. Божество – тень человека в зеркале Вселенной.

Бог – природа. Природа – Гипноз. Эгоист – Интуит. Интуит – Медиум.

IV. Созидание Ритма и Слова.

Ареопаг:

Иван Игнатьев.

Павел Широков.

Василиск Гнедов.

Дмитрий Крючков.

От северянинского эгофутуризма остались лишь буквы, вывески, – в них зажила новая энергия, иной силы и окраски. Вместо вялого северянинского всеоправдания («Я равнодушен; порой прощаю, порой жалею»), затрепетал новый лозунг:

– Борьба!

Разве жизнь – не сплошная борьба?

Даже в нашей крови ведут непримиримую борьбу вечные враги – кровяные шарики, и не будь этой борьбы – тело умерло бы.

Игорь Северянин «верил», но вера без дел мертва: его поэзные брошюры – залпы по мусору «опушки». С одною «верою» он остался бы и посейчас на прежнем месте, писал бы заурядные стишки – и не было бы: воспрославленного «мэтра», хотя эго– (или какой другой) футуризм пришел бы и без него рано или поздно.

6. Эгофутуризм – живое, а не мертворожденное дитя.

Он произведен на свет естественным путем в то время, как к рождению всяческих «акмеизмов» созван был «сбор всех частей».

Когда Игорь Северянин творил свой эгофутуризм, он менее всего думал о нем и его судьбе. Для поэта-«гения» «несносна поступь бездушных мыслей, как зола».

Не являют ли собою такую золу «акмеисты».

Замыслы бывшего «цеха поэтов» более чем ясны. Горсточке художников, половина коих люди с именем, угрожает опасность остаться за бортом. – Идут волны времени, близится очередной девятый вал. Испепелившуюся душу жгут неостывшие еще угли желания бытия. Необходимо, во что бы то ни стало, воспламенить их хотя бы искусственным способом.

Куда и как полетит бедный Пегас в акмеистской узде?

Риск очутиться в разрушенных конюшнях реализма сильнее неприятности попасть в «озеро-замок» эгофутуризма.

Назад – вперед? Назад – вперед? – и будешь качаться на одном месте.

И Игорь Северянин, и эго-северянисты, и эгофутуристы «непосредственно сумеют познать неясное земле», «прийти к снегам недоступных вершин» [18]18
  И.С. «Пролог Эго-Футуризм». СПб., 1911. Осень.


[Закрыть], ибо в них «юное вдохновение и отсутствие рабов» [19]19
  И.С. «Ручьи в лилиях». СПб., 1911. Лето. «Поэзо-концерт».


[Закрыть].

Непосредственность и непрестанность их оценены по достоинству более поздней московской «кубофутуристической» «фракцией», намеревающейся «идти слепо, без цели, идти в неизвестное, отдавшись свободному исполнению» [20]20
  «Союз молодежи», № 2. СПб., 1913.


[Закрыть].

Московские футуристы делают вид слепых.

Не они ли громогласили, что «каждый должен изобрести свою грамматику, дабы оставить после себя свой собственный отпечаток».

Правда, у них зоркие и осторожные поводыри, великолепно сознающие, что их задача выполнима только тогда, когда глаз их будет открыт для одного – именно для своего Ego – Я.

7. Насколько подвинулись мы в самосознании, красноречивит брошюра дра Е. П. Радина: «Душевное настроение современной учащейся молодежи».

«…Оказывается, – ужасается критик „Современного Мира“ (№ 4, 1913), – что почти половина современного студенчества (47,7%) должна быть причислена к индивидуалистам».

Сейчас мировой прогресс беременен социализмом, и задача всех не препятствовать благополучному разрешению процесса. Ибо следующим братом новорожденного будет анархизм.

Было бы очень… наивно удивляться возникновению в Европе и у нас (эго)футуризма.

Он, как и всякое литературное течение, – «знамение времени», которое грядет.

Давайте же посмотрим достижения эгофутуристов.

Футуристы итало-французские имеют своею задачею современность и механичность творчества.

Ничего подобного мы не находим у Игоря Северянина. Отбросив его полонезы, канцонетты и вальсирующие фетовским па поэзы, мы найдем у него иногдасовременность тонко и остро переданную, но с малым оттенком «Ego», ибо темы Игоря Северянина старые, и лишь в некоторых (преимущественно в тех, кои мы слышали, а не читали) есть доза и «эго» и «футуризма» (как такового). Не знаем, какая судьба ждет эти opus’ы Северянина. С эгофутуризмом официально порвано, автор их идет теперь в «застенчивые долы», и, быть может, поэтому путь его сольется с путем «акмеистов-первобытников».

«Порывисто», «безразумно нейдут и остальные эго-северянисты» (двое из них, Георгий Иванов и Грааль-Арельский, ушли в «акмеизм»). Иванов – худосочная копия М. Кузмина и Блока, Арельский – Северянина, Лохвицкой – И. Эренбурга. Они вовремя осознали свою эгофутурную неуместность и поступили дипломатично и не бесполезно для себя.

8. Эгофутуризм как эгофутуризм возникает лишь на «могиле» Северянина – эгофутуриста.

За Ассоциацией мы можем указать заслуги:

а) Движение и игнорирование темы в прозе.

б) Обновление и игнорирование метра стиха.

в) Сдвиг в области рифмы.

г) Эго-призму.

д) Современность и

е) Механичность.

Все вышеперечисленное взято нами в усечении приблизительности, ибо opus’ы эгофутуристов, вследствие своей «массивности», трудно разлагаемы.

Движение в прозе мы можем проследить в opus’е И. В. Игнатьева «следом за»… («Бей, но выслушай!», «Петерб. Глашатай», 1913).

…сердце простужено Подождите вы меня узнаете скорей бы счет Падает Как в лифте ехать или не. Хочу Отдаться. Доминику; Пишешь пишешь, а денег не платят Скажите, какая птица и нашим и вашим зажгите электричество – «Всецело Ваш» не думает. мне известно он открещи порода дает себя «Витязь»!!! Виязь Wi барышня будьте пожалуйста четыреста Шопенгауэр в шагрене сорок четыре двадцать девятять двадцать десять двадцать одиннадцать двадц…

Достаточно? Сдачи не надо…

Игнорирование темы иллюстрируется Василиском Гнедовым, большим мастером в области эгофутуристической прозы.

На возле бал

Слезетеки невеселий заплакучились снотекивой борзо гагали березям веселячьи охотеи Веселодчем сыпало перебродое грохло. Голоса двоенились на двадцать кричаков…

Где-то, кажется в «Обзоре печати» «Нового Времени», заметили по поводу участия В. Брюсова и Ф. Сологуба в эгофутуристических сборниках:

– «Старички-символисты торопятся ухватиться за штанишки юнцов эгофутуристов».

Эгофутуристами, наверное, и не отрицается преемственная связь между ними и символистами.

Северянин экзотичен по Бальмонту, И. Игнатьев к Гиппиус, Д. Крючков к Сологубу, Шершеневич к Блоку, подобно тому как их собратья-москвичи («кубофутуристы») Д. Бурлюк к Бальмонту – Ф. Сологубу, Маяковский – к Брюсову, Хлебников – Г. Чулкову.

Присяжная критика наша спрашивает и не видит заслуг эгофутуристов.

Вот две поэзы В. Шершеневича:

 
Толпа гудела, как трамвайная проволока,
И небо вогнуто, как абажур…
Луна просвечивала сквозь облако,
Как женская ножка сквозь модный ажур.
И в заплеванном сквере среди фейерверка
Зазывов и фраз, экстазов и поз, —
Голая женщина скорбно померкла,
Встав на скамейку, в перчатках из роз.
И толпа хихикала, в смехе разменивая
Жестокую боль и упреки, – а там
У ног, – копошилась девочка сиреневая,
И слезы, как рифмы, текли по щекам.
И когда хотела женщина доверчивая
Из грудей отвислых выжать молоко,
Кровь выступала, на теле расчерчивая
Красный узор в стиле рококо.
 

«Всегдай». 1913. «Петерб. Глашатай».

 
Год позабыл, но помню, что в пятницу,
К entrée подъехав в коляске простой,
Я приказал седой привратнице
В лифте поднять меня к Вам в шестой.
Вы из окна, лихорадочно фиалковая,
Увидали и вышли на верхнюю площадку;
В лифт сел один и, веревку подталкивая,
Заранее ласково снял правую перчатку.
И вот уж когда, до конца укорачивая
Канат подъемника, я был в четвертом, —
До меня донеслась Ваша песенка вкрадчивая,
А снизу другая, запетая чертом, —
И вдруг застопорил, вдруг лифт привередливо,
И я застрял между двух этажей,
И бился, и плакал, и кричал надоедливо,
Напоминая в мышеловке мышей.
А Вы все выше уходили сквозь крышу,
И черт все громче, все ярче пел,
И только одну его песню я слышал
И вниз полетел.
 

(Ibid.)

В этом же «Всегдае» находим небольшую статью, посвященную «новой рифме»:

«– До сих пор были в обращении следующие созвучия стихов:

1.  Мужские(ямбические) – ударение на последнем слоге (Доска – тоска.)

2.  Женские(хореические) – ударение на предпоследнем слоге. (Индеец – гвардеец.)

3.  Дактилические– ударение на третьем от конца слоге. (Холодная – природная.)

4.  Гипердактилические– ударение на четвертом слоге от конца. (Томительного – упоительного.)

5.  Белые(или чужие.)

6.  Дактило-хореические. (Ария – тротуаре.)

7.  Внутренние. (З. Гиппиус, „Неуместные рифмы“.)

8.  Передние. Как контраст тривиальным, задним рифмам. (Ibid.)

9.  Тавтологические. (Улыбаюсь – стен – улыбаюсь – измен.)

10.  Полурифмы. (Полубелые рифмы.) а – в – с – в, а – в – а – с.

11.  Ассонансы. (Надсон – признаться.)

12.  Диссонансы. (Театр – перламутр – пюпитр – смотр – лютр.)

По подразделениям: а) Синонимы; б) Однокоренные рифмы; в) Глагольные; г) Существительные; д) Прилагательные; е) Составные („спайные“); ж) Монотонные. (Одну – сну – волну, etc.)».

В отпечатанной на днях эго-футуристической эдиции (И. В. Игнатьев. «Эшафот», издание «Петерб. Глашатай», 1913) автор придерживается, очевидно, следующей системы:

Гласные рифмы: глаза – ее – огни – Mimi – добро – какаду – мы – оне – мэмэ – юлю – дитя.

Согласные рифмы: рак – брег – их; лап – хлеб – сив – иф; бежат – сыроед; дурач, мураш, пращ, еж; час – плац – желез. (Гортанные, губные, зубные.)

Любое из этих слов может рифмоваться с любым своим соседом.

Кроме сего, рифмуются между собою «плавные» буквы:

м – н – л – р:

нам – озон; ель – дар.

А также «твердомягкие» гласные:

глаза – дитя

добро – ее

какаду – юлю

мы – огни (Mimi).

Богатый материал для перетасовки дают «дифтонги» (независимо от метра стиха): рай – дорогой – струй – дальний – эй – лентяй – горюй. (При условном же метре «дифтонги диссонансят».) [21]21
  См.: Эго-футуристы, «Всегдай», VII. СПб., 1913.


[Закрыть]

Это уже значительное полевение эго-футуристов.

«Кривую» прогрессирования можно проследить по очередным сборникам «Петербургского Глашатая»:

a) газета «Петербургский Глашатай» (№№ 1 и 2) и

b) альманахи: «Оранжевая Урна», «Стеклянные Цепи», «Орлы над пропастью» – это пробег аэроплана «Эгофутуризм» перед полетом, который открывается альманахом «Дары Адонису» и последующими: «Засахаре Кры», «Бей! – но выслушай!» и «Всегдай».

Ко второму периоду относятся и две книжки Василиска Гнедого: «Гостинец Сантиментам» (Ритмеи) и «Смерть Искусству» (15 поэм с предисловием И. В. Игнатьева) [22]22
  Все перечисленные издания эстампированы «Глашатаем».


[Закрыть].

– Разве не ясна была для каждого искусстца агония настоящего прошлого и пошлого? – спрашивает предизатор.

– Разве все не в напряжении к последнему биению пульса его?..

Искусство дня умерло…

Умер «Театр», умерла «Живопись», умерла «Литература».

Умерла скопная жизнь.

Люди, превратившие искусство и жизнь в жратву, хлопочут вкруг пугающего их одра искусства, (а затем и жизни), – но кислород, но возбуждающие снадобья их лишь ускоряют ждутный миг…

Каждому искусстцу льстит приятие последнего воздуха, и уже в преддверии конца не одна мазурницкая глотка крикала:

– Я, только я, первый принял последнюю искру жизни. Я! Я!!! Я воздвиг последнюю ступень, я перекинул трапы с Галеры Вчерашнего на Аэроплан Сегодня… Я!!!

Слово подошло к пределу. Оно утонченно до совершенства. Запутанный клубок человечьих психопертурбаций разматывается младенчески легко на катушке современного словства.

Штампованными фразами заменил человек дня несложный словообиход. В его распоряжении множество языков, «мертвых» и «живых», со сложными, литеросинтаксическими законами, вместо незамысловатых письмен Первоначалья.

Когда человек был один, ему не нужно было способов сношения с прочими, ему подобными существами. Человек «говорил» только с Богом [23]23
  Автор предисловия имеет, очевидно, в виду Бога-Природу (Творящую Силу).


[Закрыть], и это был так называемый «Рай».

Никто не знает эту пору, но мы не знаем, будем ли и впредь в незнании ее.

Человеком постигнуты земля, вода, твердь, но не вполне.

Раскроются они полностью, – и неизвестное падет пронзенным от меча, узная, и, может быть, вернется человеку «потерянная горнесть».

Пока мы коллективны, общежители, – слово нам необходимо.

Когда же каждая особь преобразится в объединиченное Ego – Я, слова отбросятся самособойно.

Одному не нужно будет сообщения с другим.

…Человеческая мембрана и теперь способна знать и откликаться зовам неизвестных стран.

Интуиция – недостающее звено, утешающее нас сегодня, в конечности спаять круг иного мира, иного предела, от коего человек ушел и к коему вновь возвращается. Это, по-видимому, бесконечный путь естества.

Вечный круг, вечный Бог – вот самоцель эгофутуриста. «Жизнь» для них – «Ожидание» («Всегдай»), в котором он плачет, как «неутешаемый вдовун». И когда ступени пройдены – «восток молитвенно неясен и в небе зреющий пожар», поэт эгофутурист «ждет», но не отдыха, а «нового зодиака», который начертит неведомое кудесницам, радостный, бодрый новою бодрью:

 
Я снова в верте верных чудищ
И транс-планетных кораблей
Несусь вперед Границей Будищ…
 

«Бей, но выслушай!»

Одними из эгофутуристов делаются попытки к «объедининению Дроби», другими наша речь, так сказать, «стенографируется».

В «Бей» помещена «Мело-литера: графа», являющаяся первым дерзанием собрать «многое воедино».

«Читателю» (странно звучит здесь этот термин – читателю необходимо быть и зрителем, и слушателем, и, главное, интуитом) даны: слово, цвет, мелодия и схемаритма (движение), записаннаяслева.

«Стенографированию» же отведен весь сборник «Смерть Искусству».

Наиболее колоритны поэмы:

«Грохлит»:

– «Сереброй Нить – Коромысля. Брови».

Тут перед нами встает электризованный, продолженный импрессионизм, особенно характерный для японской поэзии.

«Поюй:

У —»!

И только? Только. Всего одна буква, заглавие и тире. Даже (ах, какой пассаж!) нет в конце точки.

Пусть объяснит предисловие:

«– Давно пора знать, что каждая буква имеет не только звук и цвет [24]24
  Подробнее об этом см.: ст. «Символическая Симфония» Всеволода Светланова в «Бей, но выслушай!», с. 6.


[Закрыть], – но и вкус, но и неразрывную от прочих литер зависимость в значении, осязание, вес и пространственность. Например, как много можно выразить одним лишь куценьким двусложением „Весна“. От буквы „с“ получается представление солнечности, буквой „а“ – радость достижения долгожданности и пр. – целая пространная поэма».

У каждого читателя притом может быть индивидуальное восприятие, ибо «современным творчеством предоставлена полная свобода личному постигу».

«…В словах pendant’ные составы, безукоризненные точности, тоновыразительность и характерность.

И каждый знает – это не конечность. Будущий, нескорый путь литературы – безмолвие, где слово заменится книгою откровений – Великой Интуицией».

9. Но есть ли пение современности (механическое – допускаем) – искусство будущего – футуризм. Бард современности – ни в коем случае – не «будущник», он «настоящник».

Чтобы быть поэтом будущего, нужно вещать.

И современные поэты стараются идти этим направлением. Вместо стихов, газелл, поэз, ритмей – являются «откровения».

Таким подзаголовком украшена книга Рюрика Ивнева, нужно полагать, эгофутуриста, так как два opus’а его помещены в «Всегдае».

Какое совпадение! «Откровения» Ивнева носят заголовок: «Самосожжение» [25]25
  Москва, 1913.


[Закрыть], «единый правый путь» —

 
Отряхнуть время жизни разок
И губами к огню прильнуть.
 

Потому что:

 
Простерев к неземному руки,
Я пойму окончательный смысл.
Станут ясны прежние муки,
Станет ясно зарево числ.
 

В эго-футуризме «эго» больше, нежели «футуризма» (итало-французского).

Но все же в нем встречаем отсутствие адюльтера и механическое творчество. («Третий Вход», «Онан» – «Бей, но выслушай!»; «Гуребка Прокленушков» – «Дары Адонису».)

10. Вот пока все то, что нам удалось разглядеть в переливе «Овчей Купели». Он, конечно, не остановится на этом, ибо «события в жизни и деятельности наших эго-футуристов развертываются, по признанию г. Кранихфельда, с умопомрачительнойбыстротой».

В быстроте залог сознания силы, а чувство мощи и независимости от условий природы [26]26
  Почему эгофутуристы и склонны к городу, а не потому, что он современность (мнение кубофутуристов).


[Закрыть], проявляющееся в легком и непринужденном преодолении ее преград, заставляет художника вспоминать о свободных, необусловленных никакими преградами переживаниях его в момент озарения (т. е. интуиции – т. е. творчества. – Примечание наше).

Это чувство бессознательно влечет его к творчеству вновь и вновь.

Чтобы испытать свою мощь и независимость в наивысшей степени, художник, не останавливаясь перед теми преградами, которые ставит ему косная природа, еще и сам полубессознательно усложняет и увеличивает их…

Мечом творческого преодоления и творческой ненависти разрубаются кандалы природы.

Художник дает этому мечу имя – Красота; ученый называет свой меч – Истина…

Творя, человеческий дух сбрасывает временно иго природных законов необходимости. Сотворив, дав свое произведение, дух заражает им толпу.

И иногда, во время неожиданного интуитивного восприятия, под влиянием совпадения моего данного настроения с настроением творца в момент творчества, вдруг познаю я что-то значительное. Становится понятным и бессознательный протест творца, и дерзкое, свободное преодоление им косных законов природы; рождается уверенность в величии творческого духа человеческого, дерзнувшего вступить в бой с гигантом [27]27
  К. Эрберг «Цель творчества». Изд. «Русская Мысль», 1913, с. 26–28.


[Закрыть], «Безумству смелых» слагать гимны теперь не принято – теперь всеобще восхвалять умеренную, успокоенную осторожность.