Текст книги "Восстание (ЛП)"

Автор книги: Саймон Скэрроу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

Это заставило его задуматься о судьбе тех, кто находился в коровнике. Они, несомненно, были обречены. Оставалось только выбрать способ, которым они встретят свою смерть.

– Мальчики, – сказал он, – нам нужно кое-что обсудить.

Он обернулся, чтобы видеть своих спутников. Некоторые из них смотрели на него с блеском надежды в глазах, как будто ожидали, что он сформулирует какой-то план, как избежать этого мерзкого, вонючего места и судьбы, которая их ждала.

– Мы умрем. Большинство из вас это приняли. А остальным важно смириться с этим. Сейчас важно то, что мы покажем этим ублюдкам, как умирают римляне. От этого зависит многое. Они захотят, чтобы мы ныли, как побитые дворняги, и просили о пощаде. Они захотят, чтобы мы умерли как трусы, чтобы они испытывали меньше страха, когда они в следующий раз вступят в битву с римскими солдатами. Мы не можем этого допустить, слышите? Ради наших товарищей, ради мести нам придется умереть стоя твердо и прямо, как гвозди. Каждый из нас. Вероятно, они захотят прикончить нас по одному. Независимо от того, что вы увидите или услышите, вы должны стиснуть зубы и не проявлять страха. – Он сделал паузу, чтобы его слова улеглись в их головах. – Я не говорю, что мы все справимся, хотя это было бы к лучшему. Но многие из нас подают пример, показывающий этим варварам, что римские солдаты встречают смерть без страха, это потрясет их до глубины души. Вы со мной в этом вопросе?

Последовала пауза, прежде чем Герминелл кивнул, затем один за другим ветераны проворчали свое согласие. Макрон снова перевел взгляд на трусоватого молодого человека.

– Как тебя зовут?

– Батилл… Публий Батилл.

– Хорошо, Публий Батилл, ты со мной, как и остальные?

Наступила пауза, пока Батилл шевелил челюстью, а затем сказал: – Почему я должен быть с тобой? Это ты ввел нас в этот бардак. Ты заставил нас остаться здесь. Мы могли бы сбежать вместе с женщинами и детьми. Ты оставил нас в Камулодунуме, когда не было никакой надежды защитить его. Все эти люди погибли из-за тебя. Почему я должен слушать тебя сейчас?

Когда он говорил, его голос стал пронзительным, и Макрон вряд ли мог его винить. Откуда ему было знать, что Макрону обещали поддержку со стороны гарнизона Лондиниума и перспективу того, что Девятый легион придет им на помощь, но его ожидало жестокое разочарование по обоим пунктам. Сейчас он мог бы использовать это как оправдание, но Макрон не был из тех, кто инстинктивно ищет виноватых в тех ситуациях, в которых он оказался. В конце концов, какая разница и какая польза от этого?

– Послушай меня, парень, – ответил он мягким тоном. – Мы сейчас здесь. Это не изменится. Что случилось, то случилось. Возможно, ты и прав во всем, что только что сказал, но ты нападаешь на меня, разве мои извинения что-либо изменят?

Батилл открыл было рот, чтобы ответить, затем покачал головой.

– Ну? – подсказал Макрон.

– Ничего, – пробормотал молодой человек. – Это ничего не меняет.

– Хорошо, и что же это значит для тебя? Ты вместе с нами примешь смерть, глядя ей в хреновы глаза?

– Я… Я сделаю все, что смогу, центурион.

– Хороший ответ! Знаешь что, Батилл? Я думаю, из тебя получился бы отличный легионер, если бы ты присоединился к ним. При правильной подготовке и настрое я бы с гордостью сражался бок о бок с тобой.

Его слова поддержки вызвали у молодого человека слабую улыбку. Будем надеяться, что его решение продлится до времени, назначенного для его смерти, и на протяжении всех мучений, которые наверняка бритты им уготовили, если Макрон хоть немного разбирается в кельтских вкусах в уничтожении захваченных врагов.

Снова наступила тишина, и заключенные попытались найти удобные позы, чтобы отдохнуть и ослабить давление своих пут. Макрон закрыл глаза и попытался игнорировать неистовую жажду и раздраженное урчание в голодном желудке.

Свет померк, наступила ночь, и коровник осветился отблеском костров мятежников. Заключенные снова были вынуждены терпеть громкий шум праздника, смех, пение и хвастливые разговоры, смешанные с потрескиванием пламени. Подойдя ко входу, Макрон взглянул сквозь щель в бревнах и увидел четырех крупных охранников, выставленных прямо снаружи. Они стояли, опершись на копья и щиты. Он заметил, что они не пили и, очевидно, получили строгий приказ выполнять свою обязанность внимательно следить за заключенными.

Он отошел от входа и сел у стены, пытаясь отвлечься от ожидавшей его смерти. Он представил себе свою жену Петронеллу, находящуюся в безопасности в Лондиниуме, в гостинице, принадлежащей его матери Порции. Если Девятый и Второй легионы прибудут раньше Боудикки, Лондиниум можно будет успешно защитить, а повстанцев отогнать. Если же нет … Он надеялся, что Петронелле и Порции хватит здравого смысла сесть на первый же доступный корабль, направляющийся в Галлию. Если бы они ждали слишком долго, и паника охватит жителей Лондиниума, то для эвакуации населения осталась бы лишь часть причалов, необходимых для этого. Остальным придется бежать из города, и если восстание разрастется, нигде на острове для них не будет безопасного убежища.

Он выругался себе под нос. Его попытки отвлечься от мыслей о собственной участи привели только к тому, что он почувствовал себя еще хуже. Он закрыл глаза и попытался вообще ни о чем не думать, представляя себе центурию легионеров на плацу и пересчитывая каждого по очереди, пока не заснул.

Несмотря на дискомфорт от пут, а также голод и жажду, Макрон проспал всю ночь и был разбужен грохотом двери, ударившейся о стену. Его глаза открылись, и он покосился на темные очертания двух здоровенных воинов, стоящих на фоне утреннего солнца. Они оставили свои щиты и копья и наклонились, чтобы схватить его за руки, дернув на ноги, прежде чем потащить ко входу. Теперь он окончательно проснулся и успел только окликнуть через плечо.

– До свидания, парни! Увидимся по ту сторону реки. Не забывайте, что я вам говорил!

Затем он оказался снаружи, его вытащили из коровника. Короткая цепь на его лодыжках позвякивала. Когда его глаза привыкли к яркому свету, Макрон оглядел окрестности. Он находился на небольшом склоне, откуда открывался прекрасный вид на обширный лагерь, почти вдвое превышающий тот, который он видел, когда повстанцы впервые выстроились перед стенами Камулодунума. Это зрелище заставило его пульс участиться от беспокойства. При таких темпах римская армия Британии будет безнадежно проигрывать в численности до того времени, когда она сосредоточит достаточно людей, чтобы успеть противопоставить себя врагу хоть с какими-то шансами на победу. Он почувствовал болезненное чувство утраты, вспоминая товарищей, которых потерял в последней битве. Шпион Аполлоний, качества которого он начал ценить лишь под конец его жизни, сколько они были знакомы. Ветераны, среди которых он жил с тех пор, как они с Петронеллой поселились в колонии год назад. И Парвий, немой мальчик, которого они взяли к себе, и который предпочел вернуться в город, чтобы сражаться рядом с Макроном, а не бежать вместе с женщинами и другими детьми. Все погибли в бою, и, возможно, он должен быть за это благодарен. Почти наверняка это был лучший конец, чем те ужасы, которые бритты приготовили для горстки выживших, которых они захватили.

Его мысли были прерваны пронзительным криком, и краем глаза он заметил какое-то движение. Слишком поздно пытаться защитить себя. Удар пришелся ему по голове. Он обернулся и увидел женщину лет сорока с темными волосами, завязанными сзади куском ткани, в клетчатой тунике, затянутой на талии. Ее лицо было искажено яростью, пока она выкрикивала оскорбления и наносила ему удары по голове. Макрон поднял руки, чтобы защитить себя, и был вознагражден воем боли, когда ее кулаки коснулись железных кандалов на его запястьях. Но уже подоспели другие, мужчины, женщины и даже дети, некоторые в гневе набрасывались на него, другие презрительно издевались и плевали.

– Хреновы смельчаки, пойти на человека в цепях! – крикнул он в ответ. -Дисовы трусы! Снимите эти долбанные цепи, и мы посмотрим, из чего вы сделаны!

Один из охранников хорошенько приложил его кандалами по виску и прорычал что-то на иценском диалекте, но сквозь звон в ушах Макрон не смог уловить сказанное, хотя он хорошо владел их языком. Тем не менее, предупреждение было ясным. Он сгорбился вперед и изо всех сил старался отразить дальнейшие удары, пока охранники тащили его дальше, отталкивая тех, кто пытался его ударить, пока троица проходила мимо.

Наконец Макрон увидел впереди на вершине склона палатку. Он признал, что это образец римской конструкции, очень похожий на те, которые использовали старшие офицеры легионов. «Вероятно, украдено со складов Камулодунума», – предположил он. Или, возможно, трофеи с одной из вилл, принадлежавших более богатым римлянам региона. Вокруг нее выстроились повозки, образуя скромную ограду с выходом на склон, охраняемый несколькими воинами. Когда его протащили через отверстие, воины сомкнулись за ним, чтобы не пустить небольшую толпу, преследовавшую их через вражеский лагерь. Он опустил скованные руки, благодарный, что повстанцы больше не делали его живой мишенью, и посмотрел вверх. Еще два воина стояли по обе стороны от раскрытых пологов палатки.

Один из сопровождающих толкнул его, и он пошатнулся вперед, едва сумев удержаться на ногах. Бритт ткнул пальцем в сторону палатки и отдал приказ. Шаркая вперед, Макрон подошел к отверстию, и один из охранников наклонился внутрь и крикнул. Ответил женский голос. Он почувствовал холодок ожидания, когда узнал голос Боудикки. Страж повернулся к нему и пригласил войти.

Внутри находились три женщины. Боудикка сидела на мягком сиденье римского типа, а ее дочери, Бардеа и Мерида, сидели на табуретах по обе стороны от нее. Они ели за низким столом, на котором стояли серебряные блюда с мясом, хлебом и фруктами. Макрон облизнул губы при виде еды и кувшина с вином, стоящего в стороне. Женщины какое-то время холодно смотрели на него, прежде чем Боудикка тихо заговорила со своими дочерьми, и они покинули палатку через боковой откидной борт.

Макрон стоял перед царицей иценов и старался не поморщиться, напрягая позвоночник и ощущая боль от ударов, полученных им по пути из коровника. Боудикка неподвижно смотрела на него с выражением отвращения. Ее нос сморщился, и он почувствовал откуда-то слабый приторно-сладкий запах и приглушенный гудящий звук.

– Было время, когда я даже близко не могла представить себе, что мы встретимся как враги, – начала говорить она на латыни с легким акцентом. – Когда мы с тобой впервые встретились, а затем бок о бок сражались против культа Темной Луны много лет назад.

– Я не забыл, – ровно ответил Макрон. – Счастливые деньки, пожалуй, получше нынешних.

– Довольно.

Наступило долгое молчание, пока они смотрели друг на друга. Макрон попытался увлажнить пересохшие губы. – Зачем ты привела меня сюда?

– Я хотела увидеть тебя в последний раз, прежде чем ты умрешь. И умереть ты должен, как и все римляне на этом острове. Это единственный способ для наших племен избавиться от вас. Умрите до последней женщины и ребенка, чтобы ваш император узнал цену попыток навязать здесь свою волю.

– Если ты это сделаешь… – Макрон откашлялся и продолжил: – Ты наживешь себе врага, который не успокоится, пока каждая из твоих жертв не будет отомщена десятикратно. Кровь твоего народа затопит кровь, пролитую нашим.

– Смелые слова. Ты действительно думаешь, что окончательная победа будет не за нами? – Губы Боудикки приподнялись в изумлении. – Каждый день к восстанию присоединяются тысячи людей. Каждая победа будет увеличивать это число.

– В основном фермеры, их женщины и дети. Интересно, сколько воинов к тебе присоединится? – возразил Макрон, переведя взгляд на еду и питье.

Боудикка кивнула на стол.

– Ты можешь подойти поближе и поесть. Это будет твой последний шанс.

Он был слишком голоден, чтобы беспокоиться о том, будет ли это его последний прием пищи. Он упал на колени перед столом и потянулся к ближайшему кубку, осушил его за один раз, а затем схватил кусок жареной свинины и разорвал его, яростно жуя. Некоторое время она смотрела на него с грустным выражением лица, а затем ее лицо стало жестче.

– Интересно, как ты живешь с чувством вины.

Макрон взглянул вверх и нахмурился. Он быстро сглотнул.

– Вины?

– Каждая смерть твоих товарищей и других римлян, которых мы убили с начала восстания, лежит у твоей двери.

– Как так? – Макрон уже мог догадаться, к чему клонятся ее слова.

– Когда Дециан привел вашу колонну в столицу иценов и взял меня и моих дочерей в плен, прежде чем его люди изнасиловали их и выпороли меня, именно ты организовал наш побег. Если бы ты этого не сделал, нас бы заковали в Лондиниуме и оставили бы там гнить. Я бы не смогла убедить свой народ восстать. Поэтому кровь твоего народа на твоих руках. Интересно, что бы сказали твои римские друзья, если бы узнали?

– Я этого не принимаю, – ответил он. – Я все обдумал. Ицены любят бунтовать. Если бы не ты спровоцировала восстание, это был бы кто-то другой.

– Ты так думаешь? – Она сухо рассмеялась. – Во всяком случае, тебе хотелось бы так думать. По правде говоря, я крепко завладела умами своих последователей. Большинством из них. Я думаю, ты недооцениваешь, что для них значило, когда они обнаружили злодеяния, совершенные против их царицы и ее дочерей. Дециан и его люди не могли выбрать более провокационную цель. И можешь быть уверен, что я выжала из этого чувства возмущения каждую каплю. Их души горят, и они не успокоятся, пока Рим не будет сметен с наших берегов, и мы снова не будем свободны. За это ты и другие заключенные должны умереть. Вас отдадут друидам для принесения в жертву. Осмелюсь сказать, что они не проявят особого милосердия, учитывая кампанию Светония по уничтожению их священных рощ на Моне и уничтожению их культов. Я думаю, твоя смерть будет мучительной и продолжительной. – Она взяла кубок и сделала глоток, прежде чем продолжить. – Если это утешит тебя, я буду скорбеть о твоей смерти.

– Бьюсь об заклад.

Она посмотрела на него. – Ты дурак… Ты все еще не понимаешь, да?

– Понять, что? Что мы когда-то любили друг друга? Это было давно.

– Тем не менее, у тебя было достаточно чувств, чтобы помочь мне и моим дочерям сбежать.

– Я сделал это, потому что это было правильно. Я надеялся, что это научит вас, что не все римляне одинаковы. Некоторые до сих пор отличают добро от зла. Я надеялся, что это компенсирует часть ущерба, нанесенного Децианом. Кажется, я ошибся. Вся моя привязанность к тебе исчезла вместе с моими товарищами, погибшими здесь. Если ты пощадишь меня из-за нашей прошлой дружбы, ты напрасно потратишь свои усилия. Сейчас нас ничего не объединяет.

– Ничего? – Боудикка покачала головой. – Макрон, ты так ошибаешься. Скажи, тебя никогда не интересовал контраст во внешности между двумя моими дочерьми? Ты мог ясно видеть, что младшая похожа на Прасутага¹⁶, но старшая заметно отличается.

– И что? – Макрон почувствовал тревожную боль в животе. – Что из этого? Ты возможно хорошо поучаствовала в одном из ваших безудержных застолий? Я слышал, что вам, кельтам, нравятся подобные вещи.

Она вздрогнула и откинулась назад, плотно сжав губы, пытаясь сдержать гнев и боль. – Я никогда не отдавала себя воину, который меня не заслуживал, будь он иценом или римлянином.

– Благодарю… – Глаза Макрона расширились, когда смысл ее комментариев стал понятен. Он продолжил тихо: – И на что ты намекаешь?

– Не валяй дурака, Макрон. Ты знаешь. Бардеа – твоя дочь. Твой ребенок. Ты ее отец.

– Нет… Он быстро подсчитал возраст девушки, а затем учел время, когда он был любовником Боудикки. Он покачал головой, хотя неверие начинало улетучиваться. – Я не могу им быть.

– Ты. Ты поймешь это, как только снова увидишь ее, теперь, когда я тебе рассказала. Я удивлена, что это до сих пор не приходило тебе в голову. Со своей стороны, я клянусь всеми богами моего племени, что это правда, и пусть меня разорвут на части лошади, если я солгу.

Макрон почувствовал себя ошеломленным.

– Зачем говорить мне это сейчас?

– Ты заслуживаешь узнать правду, прежде чем умрешь.

– Она знает?

– Она подозревает, что Прасутаг не был ее отцом. Как она могла этого не сделать? Она видела, как мы с тобой были рядом друг с другом, когда отправились в Лондиниум, чтобы возобновить присягу на верность Риму, и еще раз, когда ты помог нам сбежать. Она также может складывать факты воедино. Она не дура.

– Что ты ей сказала?

– Ничего. Но однажды она спросит.

– И что ты ей тогда скажешь? Правду?

– Да. Почему бы и нет?

Он поднял скованные руки и обвел рукой вокруг себя. – Учитывая обстоятельства, я сомневаюсь, что она будет рада узнать, что ее отец – римлянин.

– Ее отец – человек, которым можно гордиться. Даже если он враг.

– А что, если другие узнают правду? Они бросятся на нее и разорвут ее на куски.

– Нет, если они не узнают. Даже если бы они прознали, я уверена, что смогла бы повлиять на их чувства, представив это как еще один пример жестокого обращения римлян с нашим народом.

Макрон почувствовал, как у него сжалось горло. – Ты будешь утверждать, что я тебя изнасиловал?

– Если бы мне пришлось. Я бы не хотела позорить свою память о том, что мы разделили, но я бы сделала это ради Бардеи и интересов моего народа.

Макрон ошеломленно присел. – Сраный Юпитер… Я тебя больше не узнаю. Что с тобой случилось, Боудикка?

– Рим. Со мной случился Рим. С моим народом и с каждым племенем Британии. Вы относитесь к нам как к своей собственности, которой вы можете распоряжаться по своему усмотрению. Вы оскорбляете все ценности, которые мы считаем священными. Ваше высокомерие и незнание наших обычаев висят над нами, как отвратительное, липкое зловоние. . . Мы смоем пятно бесчестия твоей кровью и снова станем чистыми.

– Нет, не станете, – возразил Макрон. – Все, что произойдет, – это то, что вы некоторое время будете барахтаться в нашей крови, прежде чем Рим пошлет в Британию новые легионы, чтобы выследить и уничтожить каждого из вас, кто осмелится восстать против императора. Это так же верно, как восход солнца. Вы не можете победить. Я не сомневаюсь в храбрости тебя и твоего народа, а также в вашей готовности сражаться, но ваша победа здесь, в Камулодунуме, стала результатом того, что вы имели превосходящую численность и столкнулись с горсткой пожилых ветеранов и добровольцев. Как ты думаешь, что произойдет, когда ты выступишь против воинов легиона? Это самые подготовленные солдаты в известном мире. Машина для убийств, которая сокрушает все на своем пути. Вы знаете, что это правда. Вы видели, как они воюют, на собственном опыте. У твоего сброда против них не будет и шанса.

Ради твоего народа, ради жизни твоих детей, ради нашей дочери я прошу тебя положить конец этому восстанию и пощадить жизни, которые будут потеряны, если вы продолжите сражаться. Если вы согласитесь, я сделаю все, что смогу, чтобы молить о милосердии к вам. Последствия будут, это неизбежно, но погибнет гораздо меньше людей. Ты и дочери, вы сможете сбежать. Отправляйся к племенам на крайнем севере, там ты будешь в безопасности…

– Хватит! – вмешалась Боудикка, нахмурившись и поднявшись со стула. – Я достаточно наслушалась хвастовства римлян. Что бы ты ни говорил о своих легионах, Макрон, они по-прежнему состоят из людей из плоти и крови, которые могут умереть так же легко, как и любой другой, даже, как например, мой сброд, – добавила она с насмешкой. – Поднимайся!

Он изо всех сил пытался подняться и наконец встал перед ней. Она холодно смотрела на него. – Следуй за мной.

Она подошла к пологам в задней части палатки, Макрон шел за ней. Тошнотворный запах, который он почувствовал, войдя, стал сильнее, как и жужжание, в котором он теперь узнал жужжание насекомых. Боудикка сделала паузу и повернулась, чтобы обратиться к нему.

– Ты говоришь, что у моих людей не будет шансов против ваших легионеров…

Она отдернула полог, и яркий солнечный свет залил палатку, заставив Макрона щуриться. Постепенно сцена перед ним стала отчетливой. Это была куча отрубленных голов, возможно, двести или три сотни. Насколько он мог разобрать, у большинства были стриженные волосы, как у римских солдат. Кожа была бледной, покрытой пятнами и засохшей кровью, что указывало на то, что люди погибли несколько дней назад. Темные кляксы мух кружились над кучей, а еще больше ползали по плоти и слепым глазам мертвецов. Запах, который Макрон уловил раньше, теперь окутал его гнилостным ароматом, заставил его желудок сжаться от отвращения, и на мгновение он испугался, что его вырвет. Он тяжело сглотнул, его взгляд остановился на древке, поднимающемся из середины кучи. Знакомые железные ручки торчали под прямым углом, а выше – золотые и серебряные медальоны, которыми было награждено подразделение. Наверху был позолоченный орел, а под ним – мемориальная доска, обозначающая Девятый Испанский легион.

Когда он посмотрел на орла, он осознал весь смысл того, что он увидел перед собой.

Боудикка указал на головы и штандарт. – Как видишь, мой сброд – как ты выразился – столкнулся с твоими драгоценными легионерами. Они двинулись прямо в ловушку, которую мы для них устроили, и мои воины раздавили их. Только их легату и горстке его людей удалось бежать. Остальные были убиты. Я бы сказала, что наша вторая победа за столько дней является доказательством того, что Рим можно победить. Даже сейчас весть об уничтожении вашего Девятого легиона распространяется по Британии, как лесной пожар, разжигая дух восстания в сердцах каждого мужчины и женщины, которые гордятся тем, что они кельты.

Глаза Боудикки блестели, когда она смотрела куда-то вдаль, за ужасные трофеи, сложенные вокруг штандарта с орлом.

– Воинство набирает силы подобные тем, которых этот остров никогда не видел. Мы уничтожим ваши легионы один за другим и украсим наши залы военными трофеями. Мы сбросим римлян в море, которое станет красным от их крови. Мы будем отомщены за каждое оскорбление, каждую кражу, каждое изнасилование и другие унижения, которые Рим обрушил на нас с тех пор, как его тень пала на наши земли. Этот день настал, Макрон…

Она повернулась к нему и отпустила полог палатки, закрывая жуткое зрелище за его пределами. Выражение ее лица смягчилось от жалости. – Жаль, что ты не доживешь до нашей великой победы. Но утешайся мыслью, что наша дочь будет этому свидетелем.

Она тяжело вздохнула, и Макрон увидел, что она выглядит очень усталой. Затем она окликнула охрану, и через мгновение в палатку вошли двое стражей, которые вытащили Макрона из коровника. Она быстро выкрикнула приказ, и они схватили его за руки, прижав между собой.

– Прощай, Макрон. Когда ты вернешься к своим товарищам, дай им знать, что они умрут завтра.

*************

ГЛАВА VII

Когда над лагерем восставших рассвело, заключенные в коровнике с тревогой ждали, когда их поведут навстречу смерти. Макрона засыпали вопросами, когда его привели накануне вечером. Он описал то, что произошло, не упоминая о еде и вине, и завершил объявлением Боудикки об их предстоящей казни. Остальные пленники были ошеломлены известием о поражении Девятого легиона. Была слабая надежда, что их удастся спасти благодаря вмешательству легиона. Теперь осталась лишь звенящая пустота.

Ночь прошла преимущественно в тишине. Большинство римлян было поглощено своими мыслями. Один из ветеранов попытался поднять себе настроение, затянув старую маршевую песню, но к нему присоединились лишь двое, нерешительно, и когда последний куплет закончился, не было никакой попытки продолжить следующий мотив. В темноте Макрон слышал случайное бормотание, а затем и приглушенные рыдания, которые, казалось, исходили от Батилла. Он надеялся, что каждый сдержит свое слово, когда придет время умирать. Несмотря на разоблачение судьбы Девятого, важно было проявить мужество и неповиновение. По крайней мере, это они могли сделать перед смертью.

Когда взошло солнце, его тепло просочилось в коровник, делая зловоние внутри еще более невыносимым. Снаружи они могли слышать, как оживает лагерь, и в голосах повстанцев отчетливо угадывалась праздничная нотка; волнение, которое усиливало ужасное ожидание пленников, пока они ждали. Утренние часы прошли с мучительной медлительностью, тоже своего рода пытка, подумал Макрон. Было странно, что, столкнувшись со смертью, он обнаружил, что хочет, чтобы это положение закончилось, вместо того, чтобы желать оттянуть печальный конец на еще несколько последних драгоценных моментов.

– Когда эти ублюдки придут за нами? – прорычал Герминелл, мягко покачиваясь. – Когда?

– Они придут, – ответил Макрон. – Просто будь готов, когда они это сделают. Я пойду впереди и пойду первым. Это понятно? Он оглянулся на остальных, бросая вызов любому, кто возжелает бросить вызов ему в ответ. Было очень важно, чтобы он подал пример остальным.

– Почему ты? – спросил Батилл. – А не стоит ли нам бросить жребий или что-то в этом роде?

– Почему я? – ответил Макрон. – Потому что это я отдаю долбанные приказы. Здесь тебе не Афины, приятель. Никаких дебатов по этому поводу не будет. Просто сыграй свою роль вместе со всеми нами. В любом случае, так тебе будет легче понять, что тебе следует делать, когда придет твоя очередь.

– Легче? – Батилл сухо рассмеялся. – Конечно, центурион. Настоящее облегчение узнать это. Огромное долбанное облегчение. Ты действительно успокоил меня.

– Закрой свой рот! – Макрон оскалил зубы. – Я достаточно наслушался твоей болтовни, мальчик. Еще одно слово этой чепухи, и, клянусь, я приду и выбью тебе зубы, слышишь?

Батилл открыл рот.

– Просто кивни, – прорычал Макрон угрожающим тоном.

Юноша опустил голову.

– Так-то лучше.

– Мы не должны спокойно идти словно овцы на убой, – сказал Герминелл. – Мы должны показать этим ублюдкам, что мы еще можем сражаться. Когда они придут за нами, мы должны пойти за ними, попытаться взять кого-нибудь из них с собой.

– Как? – спросил Макрон, поднимая скованные руки.

Ветеран сжал кулаки. – Мы все еще можем использовать их! И у нас есть зубы!

– Мы не спартанцы, – отругал его Макрон. – Как ты думаешь, чего мы сможем достичь? Большинство из нас – старики. Вы видели охранников снаружи. Самые большие и подлые на вид придурки, которых они могли найти для этой работы. У нас не будет шансов против них. Они будут смеяться над любой нашей попыткой сразиться с ними. Все, что вы получите, – это еще несколько синяков за ваши усилия и уязвленную гордость в придачу. Нет. Наше лучшее оружие – это достоинство и мужество. В любом случае, это наше единственное оружие, и мы должны использовать то, что есть под рукой.

Серия криков снаружи завершила разговор, и мгновением позже дверь коровника распахнулась. Два воина вошли и подняли на ноги ближайшего пленника, а затем вышвырнули его наружу в руки других воинов, ожидающих, чтобы увести римлян. Пленников одного за другим вытаскивали на яркий полуденный солнечный свет. Макрон был одним из последних, кого вытащили из коровника, он посмотрел на чистое голубое небо и улыбнулся, увидев, как высоко над головой пролетают стрижи.

– Хороший день, ребята, – сказал он громко. – Это лучший день для смерти, – он попытался пробраться к главе группы, но его удержали. Когда вышел последний из пленников, он ухмыльнулся, глядя на воинов, схвативших его за руки. – Ну, давай продолжим, ладно? Не хочу заставлять царицу ждать. – Воин слева от него что-то прорычал и поднял свободную руку, сжав кулак.

Когда пленники и их охрана выстроились в импровизированную колонну, высокий, широкоплечий ицен с характерными синими татуировками племени на щеках махнул рукой в сторону палатки Боудикки, и небольшая процессия двинулась через лагерь повстанцев.

Сначала людей было немного, и они поднимали глаза и то хмурились и выкрикивали оскорбления, то смотрели с немой враждебностью на римлян. Однако впереди собралась огромная толпа. Макрон увидел, что палатка Боудикки была убрана, и на ее месте был построен большой эшафот с помостом на высоте добрых трех метров над землей, чтобы всем было хорошо видно предстоящие казни. Он мог различить блеск орла сбоку от эшафота и надеялся, что подготовил своих товарищей к тому моменту, когда они увидят трофеи, сложенные вокруг основания штандарта.

Когда они приблизились к толпе, собравшейся на склоне, первый из мятежников, увидевший пленников и их сопровождающих, вскрикнул от волнения. Крики были подхвачены другими, и всего за несколько ударов сердца шум перерос в триумфальный рев, когда кулаки и оружие поднялись в воздух над толпой. Группа воинов обогнула густую толпу и сформировала проход. Образовав кордон и оттеснив толпу назад, выставив копья горизонтально, они образовали вокруг заключенных неровный овал, ограждая их от любых ударов, которые могли бы смертельно ранить их или лишить сознания до того, как они достигнут эшафота. Крики со всех сторон были оглушительными, и Макрон заставил себя смотреть прямо перед собой, отказываясь встречаться со свирепыми взглядами мужчин, женщин и детей, стоявших вдоль маршрута. Что-то ударило в плечо охранника слева от него, и он инстинктивно отвел взгляд в сторону и увидел коричневую полосу на плаще мужчины. Воин остановился, чтобы сердито крикнуть толпе, и Макрон громко рассмеялся.

– Кажется, я не один сегодня в дерьме, а?

Воин что-то пробормотал себе под нос и толкнул Макрона вперед, чтобы догнать остальных.

Заключенные и их сопровождающие вышли на открытую площадку вокруг эшафота. Кольцо воинов, снова держа копья горизонтально, образовало барьер, удерживающий людей. Пространство было около тридцати шагов в поперечнике, на нем доминировало сооружение около трех метров в ширину и пяти в длину. Сзади вверх вела грубая лестница. На платформе стояли два столба с железными кольцами сверху и снизу. В одном конце стояла жаровня, и воздух над ней мерцал.

Когда заключенных вели вокруг задней части эшафота, они увидели аквилу Девятого легиона и головы, сложенные под ним. Гнилостное зловоние разлагающейся плоти было более явным в душную жару дня, и вокруг кучи темной метелью кружился густой ореол мух.

– Ох, Юпитер… – сказал Герминелл, опережая Макрона на два шага.

– А ну хватит! – крикнул Макрон. – Вы знали, что это произойдет. Не доставляйте этим варварам удовольствия спровоцировать реакцию.

Пленников выстроили недалеко от эшафота и заставили ждать, пока шум толпы нарастал и стихал. Хотя накануне Макрон съел несколько кусков мяса и выпил немного вина, Макрон начал чувствовать слабость, и ему пришлось заставить себя встать прямо, подняв подбородок и отведя плечи назад. Он видел, что некоторые из его товарищей изо всех сил пытались сделать то же самое, а самый старый из ветеранов просто висел в хватке воинов с обеих сторон, его голова свешивалась, а губы бормотали в бессмысленном бреду. Макрон был рад видеть, что Батилл все еще был с ними. Юноша смотрел прямо перед собой, не дрогнув.