Текст книги "Восстание (ЛП)"

Автор книги: Саймон Скэрроу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

В обычных условиях Лондиниум представлял собой исследование контрастов, но этой ночью контраст, казалось, перешел в хаос. На некоторых участках улиц было тихо и темно, в то время как в других местах горели пожары, и цепочки граждан передавали ведра с водой, набранной из корыт и колодцев, чтобы потушить пламя. Несколько его людей из патрулей помогали, в то время как их товарищи охраняли город от любых банд преступников, которые могли причинить неприятности. Отправляясь в путь, Катон предпочитал идти один, но время от времени он замечал движение и бормотание, поэтому старался держаться подальше от узких переулков, отходящих от главных улиц. На полпути к трактиру он остановился, чтобы взять у одного из встреченных патрулей факел, и оставшуюся часть пути держал его наготове, используя колеблющееся пламя, чтобы освещать себе дорогу и давать знать мародерам о приближении солдата.

Двери и окна трактира, выходившие на улицы, расположенные по обе стороны перекрестка, были заколочены, в щелях между крепкими бревнами виднелся слабый свет. Обогнув угол и спустившись по улице ко входу во двор с обратной стороны, Катон проверил засов, но с дальней стороны ворота были заперты. Он погасил факел в сточной канаве, проходившей по центру улицы, и перебросил железную скобу через стену, после чего взобрался наверх. Перевалившись через верх, он спустился во двор и поправил сползший вперед шлем.

– Стой на месте, а то выпотрошу! – раздался рядом голос.

Катон отступил к стене на случай, если в темноте затаились еще люди. Он выхватил меч и держал его наготове.

– Убирайся отсюда! – прорычал голос. – Сейчас же! Мы не дадим тебе другого шанса... Уходи, пока я не приказал своим людям разобраться с тобой!

В словах прозвучала фальшивая нотка, и Катон понял, что говорящий блефует, и что он один. В голосе было что-то смутно знакомое, и он вспомнил немного нервного и не шибко умного человека, который работал у матери Макрона и иногда согревал ее постель.

– Денубий, это я, префект Катон. – Он улыбнулся. – Ты можешь отозвать своих людей.

– Префект Катон? – с инстинктивным подозрением отозвался тот. – С вами кто-нибудь есть?

– Я один. Как и ты.

Из мрака появилась фигура с крепкой дубиной в правой руке. – Слава богам, это вы, господин. У нас столько хлопот с тех пор, как пришло известие о Камулодунуме. – Облегчение в голосе Денубия сменилось печалью. – С тех пор мы скорбим по центуриону и остальным, господин.

– Другим? Ты имеешь в виду Аполлония?

– Да, господин. О нем и мальчике, Парвие.

Катон вспомнил немого мальчика, которого Макрон и Петронелла, взяли к себе в дом и воспитывали как сына. Парвий играл с Луцием, который боготворил старшего мальчика. В голове зашевелился насущный вопрос. – Что с Клавдией Актэ, Луцием, Петронеллой?

– Все в безопасности, господин, и внутри. Ты знаешь дорогу. – Денубий махнул дубинкой в сторону двери через двор, которую Катон помнил по предыдущим визитам в трактир.

– А ты не пойдешь со мной?

– Пока нет, господин. Я буду дежурить здесь до полуночи. Тогда все успокоится. По большей части.

Катон вложил меч в ножны и похлопал пожилого мужчину по плечу, затем пробрался через мощеный двор в дальний угол и нащупал железную задвижку. Петли заскрипели, когда дверь открылась внутрь, открывая короткий узкий коридор, тускло освещенный масляной лампой, свисающей с кронштейна. Дверь в конце зала была закрыта, но мгновение спустя Катон услышал женский голос, доносившийся с дальней стороны.

– Денубий? Что-то не так?

Он закрыл дверь во двор и направился по коридору. – Все хорошо.

– Кто ты? – требовательно спросила женщина. – Где Денубий?

– Дежурит во дворе. Это я, Катон. Впусти меня, Порция.

– Катон? Катон!

Раздался скрежет отодвигаемых засовов, затем дверь распахнулась, и на пороге появилась мать Макрона, выглядевшая еще более худой и хрупкой, чем он когда-либо ее видел. Но в ее глазах был блеск, а на губах – радостная улыбка. – Волею судеб это ты. Входи! Заходи внутрь, мой мальчик.

Она отошла в сторону, и Катон, нырнул под дверную раму, вошел в главный зал трактира, когда Порция закрыла дверь и задвинула засов на место. Перед ним находился тяжеловесный прилавок, а за ним – открытое пространство, которое раньше было заставлено столами и скамьями. Теперь эта грубая мебель была сложена у двери и окон, выходящих на перекресток. В центре комнаты остался только один стол, за которым сидели две женщины лицом друг к другу, над мисками с тушеным мясом и кубками, наполненными вином. Молодая женщина с темными волосами длиной до плеч оттолкнула скамью и вскочила, бросившись через всю комнату в его объятия. Она прижалась лицом к чешуйчатой броне его лорики, а ее руки обняли его за спину, крепко притягивая его к себе.

– Катон, любовь моя... Ты в безопасности!

Обняв ее и вдыхая ее запах, он наклонился, чтобы поцеловать ее макушку, и почувствовал знакомую легкость в сердце и всплеск непреодолимой привязанности, поднявшейся из глубины его души, когда он прошептал: – Клавдия, моя дорогая...

Они долго обнимали друг друга, прежде чем отстранились, чтобы посмотреть друг другу в глаза.

– Я слышал новости о Камулодунуме, – сказал Катон. – Я надеялся, что вы все сбежали, пока не стало слишком поздно.

– Не все... – Клавдия легким движением глаз указала на женщину, все еще сидящую за столом. Петронелла отодвинула свою скамью и выглядела так, словно не могла решить, оставаться ли ей на месте или подойти и рискнуть прервать их встречу. – Макрон отослал всех гражданских из колонии до прихода мятежников. Разве что Парвий покинул нас, и почти наверняка он вернулся в Камулодунум вместе с собакой.

– Кассий? – Катон вспомнил огромного зверя, которого он встретил бродячим на восточной границе, и который привязался к нему, однажды спасши ему жизнь. Теперь, когда он подумал о Кассии, его пронзила скорбь об участи собаки вместе с судьбой Парвия. Но больше всего он горевал о Макроне, и Катон изо всех сил старался сдержать свои чувства, направляясь к Петронелле. Она встала, выражение ее лица разрывалось между облегчением при виде его и эмоциональным опустошением из-за потери ее мужа и Парвия. Ее нижняя губа задрожала, а затем, когда Катон подошел, чтобы обнять ее, она покачала головой и разрыдалась, закрыв лицо руками. Катон колебался, чувствуя себя неловко, не зная, что делать. К счастью, Клавдия поспешила к пожилой женщине, обняла ее и притянула к себе. На мгновение единственным звуком в таверне были глубокие рыдания и почти животные стоны, пока Петронелла не отстранилась, потирая глаза, и не посмотрела на Катона извиняющимся взглядом.

– Просто, видя тебя, я вспоминаю... как вы были вместе. Несмотря ни на что. Он всегда говорил, что ты для него наполовину друг, наполовину сын, а наполовину брат. Может быть, такова жизнь солдата. Может быть, он и был моим мужем, но в какой-то мере мне казалось, что он был женат на армии.

– Я понимаю. – Катон кивнул. – Да, это так. Но никогда не думай, что его чувства к тебе на много слабее чем твои. Я знаю Макрона достаточно хорошо, чтобы понимать, что ты – любовь всей его жизни.

Петронелла слабо улыбнулась. – Ты говоришь о нем так, как будто он все еще жив. Это то… что ты чувствуешь? Как и я?

В ее глазах горела душераздирающая надежда, и Катон разрывался между холодной, рациональной вероятностью того, что его друг мертв, и тоской в сердце, что каким-то необыкновенным чудом Макрон все еще жив. Сердце победило, отчасти из сострадания к Петронелле, отчасти из необходимости верить, что Макрон выжил.

– Я знаю, что он никогда бы не покинул Камулодунум. Пока люди там держались, Макрон стоял бы с ними до конца. В то же время я служил с ним достаточно долго, преодолевая с ним трудности и опасности, и если какой-либо человек и мог пройти через все это живым, то этот человек – Макрон.

Петронелла кивнула.

– Я согласна. – Она коснулась груди над сердцем. – Я чувствую это здесь, что он все еще с нами.

Катон повернулся к Клавдии.

– Где Луций?

– Спит. Я поместила его в комнату наверху. Это самое безопасное место для него. – Она указала на забаррикадированные двери и окна, и при ближайшем рассмотрении Катон увидел, что ножи и тесаки были разложены неподалеку.

– Если кто-нибудь попытается вломиться, они пожалеют об этом, – сказала Порция. Она взяла один из тесаков и тяжело опустила его на край скамьи, прислоненной ко входу. – Я не позволю ни одному из этих ублюдков ограбить «Собаку и Оленя». Или причинить вред кому-либо из нас.

– С твоей репутацией они были бы дураками, если бы попытались это сделать, – ухмыльнулся Катон. Он отметил отсутствие каких-либо других признаков жизни в здании. Из коридора, который вел за занавешенную перегородку в бордель, пристроенный к гостинице, не доносилось ни звука. – А как насчет ваших женщин?

– Если и случаются какие-то неприятности, то больше всего страдают женщины, – сказала Порция. Я посадила их на корабль, идущий в Рутупий, как только здесь стало не безопасно. За них отвечает одна из пожилых женщин. Я дала ей достаточно денег, чтобы она могла присматривать за ними в течение нескольких месяцев. Будем надеяться, что к тому времени наместник разберется с мятежом, и все вернется на круги своя. Даже если Макрон... – На ее лице появилось страдальческое выражение, затем она повернулась к проходу, ведущему на кухню. – Ты, должно быть, проголодался. Я принесу тебе миску.

Катон сел напротив Клавдии и Петронеллы.

– Как Луций справляется?

– Он еще ребенок, – сказала Петронелла. – Вы знаете, каково это в таком возрасте. Все – приключение, и ты не понимаешь, что происходит, кроме того, что ты играешь, ешь и спишь.

– Он думает, что это захватывающе приключение, – добавила Клавдия. Бедняга. Возможно, это к лучшему.

Порция вернулась и поставила перед Катоном чашу из самосской глины, а затем положила немного тушеного мяса из кастрюли, стоявшей в конце стола. – Вот. А теперь расскажи нам, как ты здесь очутился. Я думала, что армия все еще сражается с друидами в горах.

За едой Катон рассказал в общих чертах о кампании и высадке на острове Мона, которая ознаменовала окончательное завоевание очага культа друидов. Он рассказал им, как в тот самый момент, когда Светоний и его уставшие от битв люди праздновали победу, до них дошла весть о начале восстания и падении Камулодунума, а также о том, что они должны добраться до Лондиниума раньше Боудикки и ее орды.

– Наместник здесь? – Взволнованно спросила Порция. – И армия тоже?

– Нет. Только всадники из моей когорты и несколько других конных подразделений. Основные силы отстают от нас на несколько дней.

– Прибудут ли они вовремя, чтобы остановить мятежников? – спросила Клавдия.

– Я не знаю. Повстанцы гораздо ближе к Лондиниуму; они могут быть здесь в течение нескольких дней, если захотят. Задолго до прибытия основной колонны. Мы больше всего надеемся, что Второй легион доберется сюда первым. Наместник послал за ними еще до того, как мы покинули Деву. Они могут прибыть в любой момент, и тогда есть шанс удерживать город достаточно долго, чтобы прибыла остальная армия и дала нам шанс победить Боудикку.

– А если Второй легион не прибудет вовремя, что тогда? – Клавдия сделала паузу. – Можно ли удержать Лондиниум?

– Нет. У Светония достаточно людей, чтобы восстановить некое подобие порядка на улицах, но слишком мало, чтобы иметь хоть какую-то надежду удержать дворец наместника, не говоря уже об остальном городе. Если помощь не прибудет в ближайшее время, ему придется вывести своих людей.

Порция нахмурилась. – Он не может этого сделать... Да как он смеет? Я уже потеряла все, что было на моем складе. Мой запас вина расстащили мародеры. Все, что у меня осталось, – это этот дом и мой сундучок с серебром. Если я брошу трактир, все, что мы с Макроном вложили в это дело, пропадет. Я не уйду. Если мятежники придут, я буду их ждать.

Петронелла взяла ее руку и слегка сжала.

– Если солдаты уйдут из города, то и мы должны уйти. Нет смысла оставаться здесь, чтобы умереть.

– Тьфу! Я старая женщина, моя девочка. Слишком стара, чтобы начинать все сначала. Я пустила корни в Лондиниуме и здесь и останусь, и если мятежники придут за мной, что ж, я пойду на смерть, сражаясь за свое, как и мой сын.

Катон наблюдал за ней отчасти с жалостью, отчасти с изумлением. Он понимал, откуда у его друга такая упрямая храбрость, но, как бы ни были похвальны слова Порции, у нее не было шансов выжить, если она решит остаться, а Светоний и его солдаты уйдут. Нужно было заставить ее образумиться.

– Я буду с вами откровенен. Я сомневаюсь, что у нас есть шанс удержать Лондиниум, даже если бы Второй легион прибыл вовремя. В наши дни это легион только-лишь по названию. Большинство парней в его рядах все еще проходят обучение перед отправкой на усиление других легионов в Британии. Им не хватает опыта, и кто знает, как они проявят себя в первом же бою, не имея рядом ветеранов, которые могли бы показать пример. Кроме того, оборона города находится в плачевном состоянии. Здесь все открыто. Конечно, можно забаррикадировать улицы и на какое-то время задержать врага, но если у него есть численность, он всегда найдет способ пройти или обойти любую импровизированную оборону. Единственная надежда на то, что остатки армии доберутся до нас раньше повстанцев. Но и тогда...

– Все настолько безнадежно? – тихо спросила Клавдия.

– Думаю, да. Лучше всего будет уйти. Я хочу, чтобы вы с Луцием ушли отсюда.

– Покинуть Лондиниум?

– Покинуть Британию. Вам следует отправиться на корабле в Галлию, пока там еще есть свободные места. То же самое касается и тебя, Петронелла, и тебя, Порция.

– Нет! – твердо ответила старушка. – Я остаюсь. И если мой мальчик вернется, я буду ждать его здесь.

Катон вздохнул.

– Пожалуйста, будьте благоразумны.

– К черту разум. Я слишком стара, чтобы уходить. Если на этом все закончится для меня, то так тому и быть.

– Вы не понимаете о чем говорите.

Порция схватилась за рукоять тесака и подняла его.

– Испытай меня.

Катон поднял руки в притворной капитуляции. – Хватит! Я сдаюсь. Возможно, мы сможем поговорить снова утром.

– А что утром, по-твоему, должно измениться? – с вызовом спросила она его.

– Посмотрим, – сказал он и отодвинул пустую миску. – А сейчас мне нужно поспать.

– У меня комната рядом с Луцием – сказала Клавдия. – Кровать достаточно удобная для двоих.

– Ты читаешь мои мысли. Но сначала я должен увидеть своего сына.

Поднявшись из-за стола и пожелав остальным спокойной ночи, они направились к лестнице, ведущей в проход за прилавком, взяв с собой лампу, которая освещала им путь. Клавдия привела его в комнату, где спал Луций. Тихо открыв дверь, Катон вошел и встал над сыном. На мгновение ужасы окружающего мира растворились, а сердце наполнилось нежностью и глубочайшей любовью к Луцию. Катон с трудом удержался от желания погладить его по волосам и прижать к себе, но сейчас была глубокая ночь в темном мире, и он счел за милость дать мальчику спать дальше. Мальчик свернулся клубочком на боку и тихонько похрапывал, его маленькие ручки сжались в кулачки, он хмурился и бормотал какую-то вызывающую чепуху из сна.

– Я вижу, Порция передалась ему по наследству, – прошептал Катон.

– Я думаю, что его дядя Макрон научил его задолго до нее.

Катон усмехнулся, с нежностью глядя на сына, а затем последовал за Клавдией в ее комнату.

Она была чуть более трех метров в поперечнике, стропила наклонены вниз, так что ему пришлось слегка приседать, когда он подошел к кровати: простой деревянный каркас с пуховым матрасом, который был восхитительно мягким на ощупь. Клавдия помогла ему снять доспехи, калиги и тунику, и он сел на кровать, оставшись в одной набедренной повязке. Он почувствовал, как под тонкими складками ткани зашевелился его пах. Она поставила лампу на столик рядом с кроватью и сняла с себя столу, обнажив мягкие контуры своей кожи. Когда она распустила волосы и позволила коротким локонам упасть на плечи, Катон протянул руку и обхватил ее грудь, прежде чем наклонился вперед, чтобы нежно поцеловать ее сосок. Она тихо застонала от удовольствия и погладила его темные кудри, когда он зарылся лицом в ее мягкую плоть.

– Я хочу тебя, – просто сказал он.

– Полагаю, с первыми лучами солнца тебе нужно будет вернуться к своим людям, – размышляла она одновременно печально и практично, как это делали женщины солдат.

– Да. Вот почему я хочу тебя сейчас. – Он наклонил голову, чтобы поцеловать ее в живот, а затем коснулся бахромы волос на лобке и был вознагражден еще одним тихим стоном.

– Ты можешь взять меня, – сказала она, указывая на стену, которая отделяла их от Луция. – Но не шуми громко, ладно? Дай ему поспать, бедняжке. Он отказывается думать, что Макрона больше нет.

Катон сделал паузу и поднял глаза. – Надеюсь, он прав.

– Мы все этого хотим. – Клавдия села на кровать, затем откинулась на покрывало и поманила его. – Иди ко мне, Катон. Я хочу, чтобы ты был внутри меня...

*************

ГЛАВА XIII

Катон погрузился в глубокий, измученный сон после того, как они с Клавдией занялись любовью. Некоторое время они лежали, переплетясь, на одеялах, прежде чем она пошевелилась, чтобы воспользоваться ночным горшком в углу, затем взяла с сундука запасное покрывало и осторожно положила его на Катона, после чего устроилась рядом с ним. Он повернулся на бок, подальше от нее, и она, прижавшись к нему, поцеловала его между лопаток, а затем закрыла глаза и попыталась уснуть. Ее сердце переполняло облегчение от того, что он вернулся к ней из похода в горы. И вместе с тем облегчение сменялось ужасом перед опасностью, грозящей не только жителям Лондиниума, но и всем римлянам по всей провинции.

Непосредственная угроза исходила не от врага, а от банд мародеров, шарящих по улицам. Время от времени она слышала крики, вопли и грохот выбиваемых дверей. В основном издалека, но иногда слишком близко, и она чувствовала из за этого беспокойство. Дважды она поднималась с кровати и подходила к закрытому ставнями окну, выходящему на улицу, отодвигала задвижку и слегка приоткрывала ставни, чтобы выглянуть наружу. В первый раз она увидела, как из-за угла перекрестка выбежала большая группа мужчин, около двадцати человек, – темные фигуры, похожие на крыс. Мгновение спустя военный патруль побежал за ними, позвякивая снаряжением, а стук их подбитых калиг гулко отражался от зданий по обе стороны улицы. Во второй раз ее разбудил пронзительный женский крик, но когда она снова выглянула на улицу, никого не было видно, и все было тихо.

С течением времени звуки насилия и грабежей становились все реже, и Клавдия начала расслабляться, в конце концов заснув, обняв Катона и положив руку на грудь возлюбленного. Во сне Клавдия вновь увидела свое прошлое: годы, которые она провела в качестве любовницы императора, пока советники Нерона, опасаясь ее влияния на него, не отправили ее в изгнание на Сардинию, где они с Катоном и познакомились. Ей снилось, что за ней по улицам Лондиниума охотятся люди Нерона. Она упорно бежала, уворачиваясь от банд мародеров, оглядываясь через плечо. Преследователи были одеты в форму преторианской гвардии и с решительным выражением лица преследовали ее. Иногда казалось, что они сокращают дистанцию, и она бежала быстрее. Иногда она пыталась свернуть в переулок или спрятаться в магазине, но преследователи снова замечали ее и возобновляли погоню. В конце концов она забежала в глухой переулок, выходящий к храму, и они ее догнали.

Ее в цепях притащили к Нерону, который каким-то образом материализовался в Лондиниуме вместе с императорским дворцом, и бросили перед его помостом. Он возвышался над ней на своем троне, его тяжелые щеки дрожали от ярости, когда он поднял пухлую руку.

– Я приговорил тебя к пожизненному изгнанию! – кричал он. – Ни один мужчина не должен был прикасаться к тебе после того, как я овладел тобой и отбросил тебя! Такова была моя воля. ТАК КТО ЖЕ ЭТОТ ЧЕЛОВЕК, ЛЕЖАЩИЙ РЯДОМ С ТОБОЙ? Я прикажу распять его вместе с тобой на глазах у толпы! Распять! – Клавдия вскинула руки и попыталась освободиться от цепей, отчаянно пытаясь спасти себя и Катона. Затем образ императора померк, все вокруг погрузилось в темноту, и она очнулась в постели с Катоном, обнаружив, что он лежит у нее на руках.

Она сбросила его с себя и села, тяжело дыша, все еще преследуемая тенями сна, даже когда он угас. Она взглянула на темную фигуру Катона, услышала его спокойное дыхание и была благодарна за то, что не потревожила его, хотя ей очень хотелось рассказать ему о кошмаре и найти у него утешения. В душной жаре летней ночи она почувствовала неприятный налет пота на своей коже. Сердце учащенно забилось, и она обнаружила, что испытывает страшную жажду.

Поднявшись с кровати, она прошла к двери и по маленькой лестничной площадке добралась до лестницы. В кувшинах еще оставалось немного воды, набранной из городского колодца три дня назад, когда они с Денубием отважились выйти на улицу после первого дня грабежа. Лампа на прилавке горела, и света было достаточно, чтобы видеть проход, ведущий во двор. Она уже собиралась войти на кухню, когда услышала взывающий крик, почти сразу же оборвавшийся, и замерла.

– Денубий? – тихо позвала она. Она стояла неподвижно, не дыша, напрягая слух, чтобы уловить еще какие-нибудь звуки. Наконец снаружи, во дворе, донесся слабый скрежет ржавого железа, за которым последовали низкие, настойчивые голоса. Страх сжал ее сердце. Она подошла к двери и увидела, что она приоткрыта. Выглянув наружу, она разглядела несколько темных фигур во дворе и еще больше, входивших через открытые ворота.

Она толкнула дверь и потянулась к засову наверху, прежде чем вставить его в прочную скобу на раме. Когда она потянулась к засову наполовину, она услышала приближающиеся снаружи голоса, и мгновение спустя засов был поднят. Она задвинула засов и наклонилась, чтобы запереть самый нижний, как раз в тот момент, когда раздался громкий стук и дверь покачнулась. Она побежала обратно по коридору, крича, чтобы поднять тревогу.

– Просыпайтесь! Проснитесь! Катон!

К тому времени, когда она добралась до верха лестницы, Петронелла уже стояла у двери в свою комнату в дальнем конце лестничной площадки, держа в руках лампу, которая выдавала ее недосып. Она была босиком, но в свободной тунике. Порция тоже вышла, и ее брови поползли вверх, когда она увидела наготу Клавдии.

– Что это значит, девочка моя?

Клавдия не обратила на нее внимания, бросилась в свою комнату и с силой встряхнула Катона. – Проснись!

Он проснулся, как любой ветеран, сразу насторожившись, спустил ноги с кровати и встал, готовый действовать.

– Во дворе люди пытаются войти в дом! – объяснила Клавдия, схватив с конца кровати свою столу и натянув ее через голову.

Катон схватил свою тунику и пояс с мечом и выбежал на лестничную площадку. – Разбуди Луция и скажи ему, чтобы одевался, – рявкнул он Порции.

Он побежал вниз по лестнице на звук ударов в дверь, ведущую во двор. Из конца прохода он увидел, что засовы пока держатся, и быстро натянул тунику, перекинув через плечо пояс с мечом. Услышав позади себя шаги, он обернулся и увидел у своего плеча Петронеллу.

– Где Денубий? – спросила она.

– Не знаю. Последний раз, когда я его видел, он дежурил во дворе. Он сказал, что придет, когда все утихнет.

– Тогда он должен быть внутри. Обычно он спит за прилавком, когда Порция не хочет его видеть.

– Он должен быть внутри, дверь заперта на засов.

– Это была я, – сказала Клавдия, присоединившись к ним. – Я спустилась выпить воды, услышала шум, выглянула и увидела мужчин.

– Восемь, десять. Не могу сказать точно. Я думаю, они, должно быть, одолели Денубия.

– Дерьмо…

Стук в дверь на мгновение прекратился, затем раздался громкий треск – кто-то с размаху ударил топором по бревнам.

– Нам нужно укрепить дверь. – Катон повернулся к стойке. – Клавдия, помоги мне с одной из скамеек. Петронелла, приготовь ножи и тесаки. Похоже, они нам понадобятся.

К тому времени, как они с Клавдией вынесли первую скамью в коридор, топор проделал небольшую щель в бревнах, и они могли видеть, как он ударил снова, разбрасывая щепки. Катон вогнал скамью под углом так, чтобы она укрепила засов наполовину.

– Нам нужно больше.

Они пронесли еще скамейки и поставили тяжелый стол на торец, чтобы загородить проход, когда один из брусьев двери разлетелся и большой зазубренный кусок дерева ворвался внутрь. Петронелла вскрикнула, когда осколок рассек ей лоб.

– Еще один стол! – Приказал Катон. – Быстро!

Снова удары топора, а затем рука просунулась сквозь дверь, ухватилась за средний засов и освободила его. Люди снаружи снова принялись колотить по двери, и оставшиеся засовы стали выпирать, прежде чем верхний засов поддался. Мгновение спустя нижний засов также поддался, и разрушенная дверь содрогнулась. Отодвинуть скамейки оказалось делом нехитрым, и первый человек, протискиваясь через обломки и препятствия, пробрался к проходу.

Клавдия и Петронелла подтащили второй стол, и Катон помог им столкнуть его с тем, который уже загораживал проход. На краю первого стола появились пальцы, Катон забрался на второй, выхватил меч и рубанул по ним, отрубив указательный палец. Раздался вопль агонии, когда руку отдернули, и тут же другая рука ухватилась за другой край стола. Катону не хватило места, чтобы эффективно взмахнуть мечом, и он повернулся к Петронелле. – Дай мне тесак!

Она протянула ему тяжелый клинок с кожаной рукояткой, и он убрал меч в ножны. Новое оружие доказало свою эффективность в замкнутом пространстве: он нанес еще два сокрушительных удара, прежде чем нападавшие отступили. Последовала короткая, приглушенная перепалка, затем горстка мародеров выбежала во двор, откуда доносились стоны и мучительные вопли раненых.

– Возвращайтесь в главную комнату, – приказал Катон. – Они могут попытаться войти с улицы. Я могу задержать их здесь. Вперед!

Клавдия и Петронелла поспешили по коридору, когда Катон рискнул бросить взгляд поверх стола. В узкий коридор протиснулись двое мужчин, и, увидев его, один из них ударил его по лицу окованной железом дубинкой. Катон увернулся, и острие дубинки с громким треском ударилось о доски потолка. На его голову посыпались пыль и песок, он моргнул. Мгновение спустя он услышал, как во двор вернулись люди, хрюкая от усилий, и кто-то рыком приказал тем, кто наблюдал за Катоном, отойти в сторону. Наступила пауза, прежде чем голос досчитал до трех, а затем раздался грохот – стол содрогнулся под ударом импровизированного тарана. Возможно, один из коновязей во дворе, предположил Катон, когда последовал второй удар, и он почувствовал его через поверхность стола под своими босыми ногами.

– Здесь нет ничего ценного! – воскликнул он. – Не стоит рисковать своими жизнями. Прочь! Найдите себе более легкую добычу, Хароновы дураки!

– Ничего ценного, говорит, – ответил голос. – Слышали, ребята?

Раздался резкий смех.

– Не секрет, что у хозяйки есть небольшое состояние. И если мы не сможем его найти, то тогда можно будет заняться женщинами, а? Кроме того, ты отрубил пальцы нескольким моим парням, и мы должны свести счеты так или иначе. Вот что я тебе скажу, друг. Ты позволишь нам обыскать это место, и мы не причиним тебе никакого вреда. И тебе, и всем остальным. Если мы найдем шкатулку Порции, это нас устроит, верно, парни?

Его спутники с ворчанием согласились с ним, после чего их предводитель продолжил. – Впусти нас, отдай серебро, и мы разойдемся в разные стороны. В сложившихся обстоятельствах справедливее не скажешь. Что думаешь, друг?

Катон не обманулся и догадался, какая участь уготована ему, женщинам и Луцию, если он согласится на условия этого человека.

– Я говорю, что тебе и тем ублюдкам, что с тобой, лучше было бы заключить мир с богами, прежде чем решиться на ограбление «Собаки и Оленя». Это последнее предупреждение, которое я делаю тебе – «друг». Убирайся отсюда, пока можешь.

Их ответ последовал через мгновение: стол содрогнулся под новым ударом, и одна из подставок с громким треском сломалась. Катон понял, что после еще нескольких ударов стол поддастся, и, отскочив назад, спрыгнул на пол, а затем побежал по коридору в главную комнату и захлопнул за собой дверь.

– Они прорываются! Помогите мне!

Когда из-за двери донесся треск раскалывающихся досок, они втроем поспешно подперли внутреннюю дверь еще несколькими скамьями, а затем тяжелым столом.

Катон отступил назад, при свете масляной лампы, висевшей на цепи в конце стойки можно было разглядеть встревоженное выражение его лица. Внутренняя дверь была менее прочной, она была сделана для того, чтобы Порция могла уединиться, а не для того, чтобы не пускать налетчиков. Так что у нее было бы еще меньше шансов выдержать нападение тех, кто уже сейчас пробивался мимо столов. На данный момент они не обращали внимания на закрытую дверь в конце коридора и занялись обыском и разгромом кладовых и кухни по обеим сторонам. Катон знал, что Порция использует одну из небольших комнат в качестве своего таблиния, и обратился к Петронелле.

– Ты не знаешь, хранит ли она свой сундучок там, где ведет бухгалтерию?

– Нет. Она каждый вечер забирает его к себе в комнату.

– Проклятье, они не найдут там того, что им нужно. – Он хлопнул рукой по двери. – Так, она долго не продержится. Придется отступить и забаррикадировать лестницу. Клавдия, иди и скажи Порции. Пусть она поможет тебе подготовить несколько кроватных каркасов, чтобы преградить путь.

Она кивнула и скрылась на лестнице. Катон посмотрел на тесаки и ножи, разложенные на прилавке.

– Подними их наверх, Петронелла, и помоги остальным.

Она взяла сверток с импровизированным оружием, затем заколебалась. – А как насчет тебя?

– Я попытаюсь выиграть для нас немного времени.

– Ты не сможешь сдержать их в одиночку.

– Я буду стараться столько, сколько смогу. Потом я присоединюсь к вам наверху. Не волнуйся, – он заставил себя улыбнуться, – я не собираюсь разбрасываться своей жизнью. Клавдия никогда бы мне этого не простила.

Петронелла нервно рассмеялась. – Да, она не из тех женщин, которых можно гневить.

Он легонько подтолкнул ее. – Иди. Я буду в порядке.

Когда лестница заскрипела под ее шагами, Катон снова выхватил меч, переложив тесак в левую руку. Он предпочел бы привычный вес и баланс легионного пугио, но тяжелый клинок нанесет гораздо больше вреда, если он сумеет нанести сильный удар.

– Здесь ничего нет! – воскликнул один из мародеров. – Только долбанные кастрюли и котелки.

– То же самое! – добавил другой.

– Ладно, ребята. Нам придется обыскать все остальное помещение. Убейте того ублюдка, который отрезал пальцы Альбаку. С женщинами, которых найдете, можете делать что хотите. Но мне нужен сундук с деньгами. Всем, кто думает забрать его себе, лучше подумать вот о чем, я отрежу яйца любому из вас, кто об этом помыслит. Поняли меня?