Текст книги "Восстание (ЛП)"

Автор книги: Саймон Скэрроу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

– Его было нелегко понять, Макрон. Не вини себя за это.

– Возможно, но я все равно скорблю по нему. По нему и всем остальным, павшим в колонии.

Катон почувствовал, как между ними возникла тень, и приготовился услышать ответ на незаданный вопрос, который требовал ответа до того, как Макрон доложит наместнику.

– Как тебе удалось выжить, брат?

Макрон взглянул на него. – Были моменты, когда мне хотелось бы, чтобы мне это не удалось. На любого человека, который воскресает из мертвых, когда все его товарищи пали, неизбежно будут смотреть с подозрением. Всегда найдутся те, кто усомнится в том, что я говорю. Даже если бы все произошло именно так, как я говорю.

– Я не буду подвергать сомнению это, – ответил Катон. – Ты знаешь это.

– Я знаю.

– Так скажи мне, брат.

Макрон собрался с мыслями и рассказал своему лучшему другу о судьбе тех, кто был взят живыми при падении храмового комплекса в Камулодунуме. Он не умолчал о подробностях пыток и казней, поединка с защитником Боудикки, своего побега из лагеря повстанцев и долгих часов, проведенных в укрытии, пока враг рыскал по сельской местности в поисках римского пленника, обещанного богам бриттов в качестве жертвоприношения. После того, как его украденная лошадь угодила в кроличью нору и захромала, ему пришлось продолжить путь пешком, скрываясь в светлое время суток и осторожно продвигаясь в направлении Лондиниума под покровом темноты. В какой-то момент у него поднялась температура, и он был вынужден спрятаться в лесу недалеко от заброшенной усадьбы. Придя в себя, он вышел и поискал, какую еду смог найти, а затем заснул. Он проснулся и обнаружил, что вражеские патрули прочесывают местность вокруг него, и именно тогда он заметил римских ауксиллариев на хребте и решил привлечь их внимание.

– Клянусь Юпитером Наилучшим Величайшим, ты был моей последней надеждой. Если бы ты и твои парни уехали, я был полон решимости выступить против мятежников и погибнуть, сражаясь. Я не собирался быть сожженным в качестве жертвоприношения. Не так... – заключил он с содроганием.

Катон выслушал рассказ со смесью ужаса перед испытаниями, которые пережил его друг, и одновременно с безудержным восхищением его силой духа и удачей. Макрон был фаворитом Фортуны.

– Брат, я должен сказать тебе еще кое-что, – вполголоса добавил центурион, многозначительно указывая на людей, едущих позади них. – Но только тебе.

Катон проскакал небольшое расстояние вперед, прежде чем снова замедлить ход, и мгновение спустя Макрон оказался рядом с ним.

– Достаточно?

Макрон облизнул губы, собираясь с силами, чтобы заговорить. – Восстание. Это моя вина, что оно началось.

Катон посмотрел прямо на него.

– Твоя вина? Как это возможно?

Выражение лица Макрона было болезненным.

– Ты помнишь, что Дециана послали взыскать долг с иценов? И что я должен был командовать его эскортом?

– Да.

– Дециан вышел далеко за пределы своих полномочий. Когда Боудикке не удалось найти монеты, он взял ее в заложники вместе с дочерьми. Он также конфисковал все переносные ценности, которые наши люди смогли найти в столице иценов, прежде чем отправиться обратно в Лондиниум.

Катон покачал головой.

– Идиот. Он не смог бы более серьзно оскорбить племя, если это, конечно, и не было его целью.

– Это еще не самое худшее, – продолжил Макрон. – Один из людей Дециана отстал от колонны, и я повел нескольких ребят искать его, но он уже был убит, когда мы его нашли. Пока меня не было, Дециан приказал высечь Боудикку, а затем позволил своим людям изнасиловать ее дочерей на ее же глазах...

Катон на мгновение зажмурился и поклялся молча покончить с Децианом, медленно и мучительно. Ни один человек, причинивший столько кровопролития, не заслуживал милосердной смерти. Он повернулся к Макрону, нахмурившись.

– Как это может быть твоей виной тогда? Ты говоришь, что тебя не было рядом с колонной, когда это произошло?

– Да, и когда я вернулся и услышал, что сделал Дециан, я пошел в его палатку, намереваясь задушить этого ублюдка. Лучше бы я это сделал, вместо ...

– Вместо? – подсказал Катон. – Вместо чего?

Макрон посмотрел на него со страданием.

– Я помог им сбежать, парень. Боудикке и ее дочерям. Мы знаем ее, ты и я. Мы сражались на ее стороне. Я считаю это за честь, как и ты. Как я мог позволить, чтобы с ней так обращались и тащили в Лондиниум в цепях? Кроме того, я хотел, чтобы она знала, что Дециан – это не Рим. Мы лучше этого. Поэтому я освободил их и отправил обратно к их людям. Я сказал Дециану, что они, должно быть, нашли небольшой нож в телеге, к которой были привязаны, и использовали его, чтобы разрезать свои путы... – Он сделал паузу. – Теперь ты понимаешь?

Катон представил все последующее за этим в одно мгновение: Боудикка возвращается к своему народу с ранами на спине, с обезумевшими от надругательства дочерьми. После унижений, нанесенных им Децианом от имени наместника, это возмущение стало бы последним актом угнетения, который подтолкнул племя к открытому восстанию. Дециан не мог действовать более провокационно, и, возможно, именно это и было его истинной целью. Катон знал, что в Риме было много тех, кто хотел, чтобы Нерон вывел легионы из Британии. Какой лучший способ мог бы он еще найти, чтобы достичь этого, как не вызвать это ужасное восстание, которое уже стоило жизни ветеранам Камулодунума, а теперь собиралось подвергнуть аналогичной судьбе Лондиниум? Даже если бы это было так, заговорщики недооценили истинную опасность своего плана.

Хотя ответственность за насилие над Боудиккой и ее дочерьми лежала только на Дециане, Катон ясно видел источник мучений Макрона. Если бы он не способствовал побегу царицы, все жители Камулодунума могли бы быть еще живы. А также тысячи легионеров Девятого легиона, попавших и уничтоженных в засаде. Это было ужасное моральное бремя, которое мог бы нести любой человек. Но поступил бы он сам иначе, будь он на месте Макрона? Он не мог себе этого представить. Грех Макрона, какими бы тяжкими ни были его последствия, был, конечно, менее убийственным, чем злодеяние, совершенное Децианом, которое было непосредственной причиной поступка Макрона и всех вытекающих из него бедствий.

– Ты не мог знать, что произойдет, – сказал он наконец.

– Я должен был знать. Был риск, что результат будет таким, какой он есть. Я действовал в конкретный момент. Это казалось правильным поступком... На моем месте ты бы все обдумал, парень. И ты это знаешь.

Катон покачал головой.

– Кто может сказать, Макрон? Меня там не было.

Его друг покорно пожал плечами, затем его бровь нахмурилась.

– Я узнал еще кое-что. Позже, когда я был в плену у повстанцев. Боудикка послала за мной. В ночь перед казнью остальных заключенных. Ей нужно было кое-что рассказать, прежде чем я умру. Тайну, которая умрет вместе со мной. Она рассказала мне, что Прасутаг не был отцом Бардеи, ее старшей дочери. Я ее настоящий отец.

Катон инстинктивно протянул руку и положил ее на неповрежденное плечо Макрона.

– Я ошибался насчет богов. Я думал, они присматривали за тобой. Теперь я вижу, что ты их игрушка, которую они будут мучить снова и снова, пытаясь сломить тебя. Но ты не сломался. Ты выжил. Ты пренебрег всеми их попытками сокрушить тебя и твой дух. То, что ты жив, является доказательством твоей силы, и это то, что нужно Риму сейчас, в его самый темный час. Будь сильным, Макрон. Ты нужен Риму. Ты нужен мне, и Петронелла нуждается в тебе.

Макрон мрачно посмотрел на него, но заставил себя кивнуть.

– Может быть...

– Что бы ты ни думал об этой ситуации, я призываю тебя сохранить при себе ту роль, которую ты в ней сыграл. Ничего хорошего в данный момент не будет, если кто-то прознает об этом. Прибереги эту историю до конца восстания.

Катон посмотрел на дорогу в сторону Лондиниума. В вечернем свете он ясно мог различить коричневатое пятно на небе, которое зависло над городом, пока не было ветра. Они наверняка доберутся до места назначения еще до наступления темноты. Тогда будет кое-что, чем ему и Макрону придется заняться. Поступок, который не изменил бы исход восстания, но устранил бы хотя бы одну из его несправедливостей.

– Дециан должен заплатить цену за свои действия, – объявил он.

– Это точно. Он все еще в Лондиниуме?

Катон кивнул.

– На данный момент. Гарнизонный центурион приказал арестовать его, прежде чем он смог бежать в Галлию.

– Напомни мне как-нибудь купить этому центуриону выпить, – Макрон тонко улыбнулся.

– Что бы ни случилось, когда мы вернемся в Лондиниум, Дециану придется заплатить своей жизнью. В этом я клянусь перед Юпитером Наилучшим Величайшим. Моей жизнью. Я убью его собственными руками, – сказал Катон.

Его друг повернулся к нему, и они обменялись понимающими взглядами, прежде чем Макрон ответил: – Если не ты, то это буду я. В любом случае, ублюдок умрет.

*************

ГЛАВА XVI

– Сорок девственниц Геракла, что здесь произошло?! – спросил Макрон, когда они в сумерках вошли в восточные ворота Лондиниума. Он осмотрел разграбленные здания, брошенные и украденные вещи, разбросанные по улицам, а также несколько тел, распростертых среди засохших пятен крови. Он повернулся к Катону. – Ты совсем забросил это место с тех пор, как я переехал в Камулодунум.

Катон улыбнулся, довольный тем, что к его другу вернулось немного обычного армейского юмора.

– К тому времени, когда прибудут повстанцы, им уже не останется ничего, что можно будет сровнять с землей.

– Гостинице был нанесен какой-либо ущерб?

– Некоторый. Накануне ночью случился пожар... Прошлой ночью, – поправил себя Катон, потрясенный тем, как много всего произошло за такое короткое время. – Мы потушили его до того, как пламя нанесло большой ущерб главному зданию, но твоя мать тяжело пережила это.

– Не удивлен. Она вложила в бизнес все свои сбережения. И немало моих тоже. Теперь я потерял ферму за пределами колонии и свой дом в Камулодунуме, а моя доля в таверне будет сожжена дотла, когда придут повстанцы. Я потерял все. За все те годы, что я провел в армии, ничего нет.

– У тебя все еще есть Петронелла и твоя мать.

– Думаю, это так.

– У меня есть сбережения в Риме и имущество. Более чем достаточно, чтобы нам хватало на жизнь, – предложил Катон.

Макрон кивнул.

– Я благодарен тебе, парень.

– Ты бы сделал то же самое на моем месте.

Они направились прямо к штабу, где гарнизон и солдаты конной колонны Светония готовились к защите дворцового комплекса, их тела блестели от пота, трудясь при свете факелов и жаровен, установленных по периметру. «Теперь, после проведенной разведки, все это совершенно бессмысленно», – подумал Катон. Он заметил, что людей из Второго легиона пока не было видно, и задался вопросом, что их задерживает. Они наверняка уже должны были прибыть.

Он отпустил своих людей и спешился, прежде чем повернуться к Макрону.

– Пропретору понадобится твой отчет, прежде чем ты сможешь отправиться в «Собаку и Оленя». Я отправил туда несколько человек охранять это место, так что Петронелла и остальные пока в безопасности. Если меня задержат здесь, тебе лучше сообщить им, что Лондиниум придется оставить и лучше всего, чтобы они немедленно покинули Британию. Я планировал посадить их на корабль до того, как меня отправят разведать планы и силы повстанцев. Тебе придется это сделать, если я не смогу вернуться в гостиницу.

– Хорошо, парень. Я позабочусь об этом.

Катон взглянул на вход в здание резиденции наместника и вздохнул, сняв шлем. – Пойдем, сообщим Светонию плохие новости.

Катон шел впереди, когда их провели в таблиний пропретора, как только рана Макрона была наспех промыта и перевязана. Светоний слушал доклад Агриколы и поднял руку, чтобы заставить трибуна замолчать, и посмотрел вверх.

– Префект Катон? Вернулся так скоро. Это могут быть только плохие новости.

– Боюсь, что так, полководец. Основная колонна мятежников находится не более чем в дневном переходе. Их кавалерия и легкие войска смогут достичь Лондиниума не позднее рассвета. Осмелюсь предположить, что первые из них прибудут к городу ночью.

– Основные работы по укреплению обороны должны быть завершены к рассвету, господин, – высказался Агрикола. – Мы будем неплохо готовы их встретить.

– Нет, – вмешался Катон. – Мы не можем оставаться здесь, пропретор. По моим оценкам, в войске Боудикки находится не менее тридцати тысяч человек. К северу от нас движется отдельная колонна. Также есть еще люди в отрядах, собирающих фураж, а также те, кто продолжает присоединяться к рядам Боудикки. И я так и не смог разглядеть конец колонны. Всего их может быть более ста тысяч.

– Сто тысяч? – недоверчиво повторил Светоний. – Как это возможно? Во всем племени иценов не может быть столько населения в целом.

– Это не только ицены, господин, – сказал Макрон, выступив рядом с Катоном вперед. – Это тринованты и многие отряды других племен, недовольных Римом. Они безостановочно прибывают издалека. Я видел их собственными глазами.

– Кто этот бродяга? – спросил Светоний, затем дважды взглянул, прежде чем наклониться вперед. – Центурион Макрон? Как, Плутон тебя побери, ты еще жив?

– Я был взят в плен в Камулодунуме, господин. Вместе с дюжиной других парней. Я был единственным, кто выжил и смог сбежать. Я был спасен от врага, когда встретил префекта Катона и его людей.

– Правда? – подозрительно ответил Светоний. – Ты мне выложишь полную историю своих приключений, как только для этого появится время. А сейчас мне нужно знать, сможешь ли ты подтвердить оценку сил противника, сделанную префектом.

– Судя по тому, что я видел, на его отчет можно положиться, господин.

– Понятно, – Светоний на мгновение задумался над тем, что ему сказали. – Если Катон прав, то мы в большей опасности, чем я рассчитывал, господа.

– Сколько из них обученных воинов? – спросил Агрикола. – Держу пари, не более малой доли. Остальное – просто отбросы. Плохо вооружены и с низким моральным духом. Едва ли они могут сравниться с ауксиллариями, защищающими цитадель, не говоря уже о легионерах Второго легиона, марширующих к нам на подмогу.

Макрон сухо усмехнулся.

– Эти отбросы, как вы выразились, превратили Девятый легион в фарш. Ребята из Второго почти все новобранцы. Я бы не слишком доверял их боеготовности, трибун.

Агрикола не воспринял упрек хорошо и высокомерно вскинул подбородок.

– Я думаю, они не смогут проявить себя хуже, чем ветераны Камулодунума.

Макрон сделал шаг вперед, сжав кулаки и прорычав: – Вы смеете ставить под сомнение храбрость тех, кто сражался и погиб за Рим в колонии?

– Очевидно, погибли не все.

– Скажи это еще раз снаружи, маленький дерзкий ублюдок.

– Хватит! – Светоний ударил рукой по столу и встал, выпрямившись в полный рост. – Прибытие врага неизбежно. Я не допущу, чтобы вы тут устраивали позорные свары, когда каждый момент на счету.

Он по очереди посмотрел на обоих, призывая их закончить перепалку. Затем он резко вздохнул и продолжил. – Это правда, что люди Второго легиона не подвергались испытаниям битв. Сражение за Лондиниум станет для них шансом пролить кровь. Кроме того, к нашей тысяче можно добавить еще их пять тысяч. До прибытия основных сил армии осталось не более семи дней. Когда эти две силы объединятся, мы сможем противостоять врагу. Нам нужно сохранять самообладание и стоять твердо на нашей позиции. Я знаю, как вы все устали, но мы не можем допустить раскола в наших рядах. Каждый из нас должен придерживаться своей цели. Здесь мы встретим врага, – он ткнул пальцем в пол. – И победим их.

В дверь резко постучали, и она распахнулась, когда в комнату вошел писарь.

– Ну что еще? – резко спросил Светоний.

– Посланник исполняющего обязанности легата Второго, господин.

– Наконец-то, – напряжение с лица наместника исчезло. – Ведите его.

Клерк отошел в сторону и поманил кого-то к себе. Встревоженный трибун, которому, по подсчетам Катона, еще не исполнилось и двадцати, вошел и отсалютовал пропретору. Он выглядел так, словно ему пришлось пройти тяжелым ускоренным маршем, и был забрызган грязью, а его каштановые волосы слиплись от пота. Он достал запечатанный кожаный тубус и положил его на стол. Это был скованный жест, и Катон догадался, что трибун принес плохие новости.

Наместник поколебался, прежде чем взять тубус, сломать печать и извлечь свиток наружу. Остальные в комнате молча наблюдали, как он просматривал строки сообщения, его губы сжались в ярости. Затем он сделал паузу, прежде чем прочитать сообщение вслух.

«Я посылаю слова приветствия Гаю Светонию Паулину, правителю Британии. В соответствии с данными мне инструкциями я приказал Второму легиону двинуться на Лондиниум со всей должной скоростью. На некотором расстоянии от города мои разведчики доложили, что из этого района поднимаются столбы дыма, а при дальнейшей разведке стало очевидно, что некоторые части Лондиниума горят. Я остановил легион и посовещался со своими офицерами, после чего мы все пришли к выводу, что повстанцы прибыли раньше нас и разграбили город. Поэтому я решил, что разумнее всего не рисковать легионом в тщетной попытке вытеснить врага. Помня о страшной угрозе, которую представляют провинции Боудикка и ее войско, и, как следствие, о необходимости сосредоточить наши силы против повстанцев, поэтому я приказал Второму легиону отступить и ждать дальнейших приказаний от Вас».

Некоторые офицеры беспокойно зашевелились, и Светоний поднял руку, заставляя их замолчать, и продолжил.

– Лучшее еще впереди, господа. Наш достойный Постум продолжает:

«Примерно через три дня после того, как мы изменили направление, колонну настиг разведчик, посланный из Лондиниума доложить о нашем продвижении. Именно от него я узнал, что город все еще находится в руках римлян, а пожары были результатом гражданских беспорядков, а не действий противника. Еще раз посовещавшись со своими офицерами, я пришел к выводу, что, скорее всего, уже слишком поздно возвращаться в Лондиниум, чтобы сыграть какую-либо полезную роль в его защите. Более того, походный запас легиона почти исчерпался, и я решил отступить на нашу базу и ждать от вас дальнейших приказаний.

Я отправил три копии этого сообщения. Гонцам было приказано отправиться на северо-запад, к армии на Моне и к крепости в Деве, а последнему предстояло вернуться в Лондиниум в том маловероятном случае, если город все еще находится в нашей власти и Вы или прокуратор присутствуете на местах. Я ожидаю Ваших приказов, наместник.

Ваш покорный слуга, Пений Постум, префект лагеря Второго легиона в Деве».

Светоний опустил свиток и уронил его на стол, как будто это был какой-то грязный предмет отвращения. Катон взглянул на другие лица в комнате и увидел в их выражениях презрение и гнев по поводу постыдных действий префекта лагеря. Человек, достигший этого звания, должен был быть одним из самых опытных людей в армии, поднявшись по лестнице старшинства центурионата. Как могло случиться, что Постум оказался настолько нерешителен и подверг себя неизбежным обвинениям в трусости? Содержание свитка навсегда прокляло его репутацию. Когда Нерон услышит об этом, самое лучшее, на что он мог рассчитывать, это публичный позор и изгнание. Более вероятно, что его посетит преторианская гвардия и заставит пасть на свой меч. Несмотря ни на что, Катон на мгновение почувствовал жалость к человеку, которого явно повысили по службе выше его способностей.

– Судьба Лондиниума предрешена, – объявил Светоний. – Мы должны покинуть город, прежде чем он станет нашей могилой. Трибун Агрикола?

– Господин?

– Прикажи людям прекратить работы по обороне. Им предстоит собрать свое снаряжение и подготовиться к отступлению. Мы вернемся к Веруламиуму. Будем надеяться, что нам удастся уйти до того, как вторая колонна повстанцев, указанная префектом Катоном, охватит город, иначе нам придется пробиваться с боем.

– А что насчет гражданских лиц, господин? – спросил Агрикола.

– Им придется самим позаботиться о себе.

– У них не будет шансов. Мы должны сообщить им об этом, господин.

– Я ничем не могу им помочь, трибун. Как ты думаешь, что произойдет, если мы предупредим их, что уходим? Они выйдут на улицы и начнут стенания, чтобы мы остались, и как же нам тогда выбраться из города? И если они попытаются пойти с нами, они только помешают нашему продвижению. Отныне они сами по себе. Всем все понятно?

Агрикола кивнул.

– Хорошо. Давайте шевелиться, время ограниченно.

Когда офицеры задвигались, посланный Постумом трибун откашлялся. – Какой ответ Вы хотите, чтобы я передал в Деву, господин?

– Ответ? – Губы Светония скривились. – Какой ответ может соответствовать такому трусливому позору? Пусть Постум маринуется в неведении. Он и его люди сейчас слишком далеко, чтобы что-то изменить. Что касается тебя, молодой человек, мне нужны все мечи, которые можно поднять против Боудикки. Ты будешь служить со мной, пока восстание не закончится. Для тебя теперь есть только смерть или честь. Считай, что тебе в этом повезло. В любом случае ты избавлен от позора Постума.

Когда офицеры вышли из штаба, Катон отвел Макрона в сторону и настойчиво заговорил с ним.

– Как можно быстрее возвращайся к остальным в гостиницу. Затем отведи их на пристань и посади на корабль, направляющийся в Галлию. Времени на обсуждение не будет. Так или иначе, они должны отплыть сегодня вечером. Возможно, для тебя будет лучше оказаться на корабле с ними.

– Что? И пропустить все самое интересное? У меня есть свои причины остаться и драться. Я должен все прояснить, учитывая мое участие в этом.

– Все в порядке. Я понимаю. Отведи их на корабль и возвращайся сюда, как только сможешь. Ты же не хочешь оказаться в Лондиниуме, когда объявятся Боудикка и ее люди.

– Поверь мне, я знаю.

– Людей из когорты в гостинице, возьми их с собой, когда пойдешь на пристань. Что бы ни думал Светоний, разнесется слух, что армия уходит. Как только это станет общеизвестным, дела очень быстро ухудшатся.

– Я справлюсь. Поверь мне, парень.

– Позаботься о своих близких и жизнях моего сына и Клавдии.

Макрон слегка ударил себя в грудь.

– Они будут в безопасности. Даю тебе слово.

– Это все, что мне нужно было знать. Я буду ждать тебя здесь столько, сколько смогу.

Макрон кивнул и побежал через двор. Катон проводил его взглядом, прежде чем направиться к конным рядам своей когорты, пока внутри лагеря раздавались зычные приказы. Затем он остановился как вкопанный и повернулся, чтобы посмотреть на здание, вспомнив о договоре, который они с Макроном заключили ранее, когда он произнес это имя. – Дециан.

Макрон был благодарен темноте, спеша по улице, держась на расстоянии от местных банд. Многие из них были пьяны, а некоторые дрались за добычу. Были и женщины, стремившиеся поделиться вином, украденным из гостиниц и складов. Он смотрел на них с жалостью. Они были бы все равно что мертвы, если бы гуляли таким образом, а не спасались из ловушки, которую расставили для них повстанцы. Если судить по обращению с пленниками, взятыми в Камулодунуме, в Лондиниуме произойдет кровавая бойня, столь же ужасающая, как любая сцена из разграбленного города, свидетелем которой он когда-либо был.

Добравшись до постоялого двора, он увидел по его силуэту, какой ущерб причинил пожар. Уничтожение «Собаки и Оленя» будет завершено, когда город будет поглощен морем огня после того, как повстанцы закончат резню его жителей и грабеж зданий, точно так же, как они разрушили Камулодунум. Все, что останется, – это еще одно обширное скопление почерневших руин и зловоние сожженных и разлагающихся тел.

Окна и двери, выходящие на улицу по обоим углам перекрестка, были закрыты, а когда он попробовал зайти через главный вход, он обнаружил, что он надежно заперт, поэтому он направился в переулок, где находился двор. Он постучал в ворота, и голос окликнул его.

– Кто здесь?

– Центурион Макрон. Впусти меня.

– Не знаю ни одного центуриона Макрона. Отвали.

– Послушай, друг. Моя мать владеет этим местом. Ее зовут Порция. Если ты меня не впустишь, и она узнает, то можешь быть уверен, что она съест твои яйца на завтрак. А теперь открой ворота, пока еще можешь, а?

Засов задребезжал, и ворота распахнулись настолько, что впустили Макрона, затем быстро закрылись за ним и снова оказались заперты. Он оказался перед темными фигурами четырех ауксиллариев с обнаженными мечами. Другой подошел к ним с поднятой масляной лампой, чтобы осмотреть гостя.

– Полегче, ребята. Я говорю правду.

– По твоему состоянию я бы сказал, что ты нищий. Центурион? Посмотрим на это. Тиферн, приведи одну из женщин и проверь, верна ли его история.

Макрон вздохнул и скрестил руки на груди, пока караульный входил в таверну. Прошло некоторое время, прежде чем дверь распахнулась, и через двор выбежала Петронелла. Она пробралась сквозь солдат и заключила его в крепкие объятия.

– Я знала, что ты еще жив! – всхлипнула она. – Я никогда не переставала в это верить! О, любовь моя ...

Макрон крепко держал ее, целуя в макушку и бормоча нежные ласковые слова. – Думаешь, я когда-нибудь оставлю тебя в покое, а? Давай, моя сладкая... Ну, прекрати же эти слезы.

Он посмотрел в сторону гостиницы.

– Где моя мама?

– Внутри.

– Она знает, что я здесь?

– Она слышала, что сказал солдат.

– Тогда что же удерживает старушку? Я уже готов к ее атаке.

Петронелла отстранилась и удержала его на расстоянии вытянутой руки. – Она в постели, Макрон. Напряжение прошлой ночи и ущерб, нанесенный гостинице, сильно ударили по ней.

– Она крепка, как старые калиги. Если бы что-нибудь осмелилось сильно ударить ее, оно бы в кратчайшие сроки скопытилось.

Его жена грустно улыбнулась.

– Возможно, когда-то. Годы были к ней добры, Макрон, но она уже не та. Она сказала, что сегодня утром у нее болело сердце. С течением дня стало еще хуже, и теперь ей трудно дышать.

– Отведи меня к ней.

Они вошли в таверну и поднялись по лестнице в комнату, которая лучше всего уцелела от пожара. Порция лежала на кровати, подпертая парой валиков. Клавдия сидела на табуретке сбоку и вытирала морщинистый лоб старушки влажной тряпкой. Комнату освещала пара масляных ламп, свисавших с подставки. Обе женщины подняли головы, когда вошли Макрон и Петронелла.

Клавдия тепло улыбнулась.

– Я так рада тебя видеть, Макрон. Мы думали, что ты... – Она спохватилась и продолжила. – Катон был прав, ты любимец богов.

– Мой мальчик... – Порция протянула слабую руку.

Макрон опустился на колени рядом с ней и взял ее за руку, потрясенный тем, насколько она была влажной. Хотя с тех пор, как он видел ее в последний раз, прошло всего несколько месяцев, казалось, она постарела на несколько лет. Ее глаза и щеки казались ввалившимися, а кожа приобрела восковой оттенок. Жесткий блеск ее глаз и аура, которые он всегда лицезрел, казалось, ушли. Она с усилием улыбнулась ему и протянула руку, чтобы погладить его по щеке.

– Как раз в тот момент, когда я была готова признать, что ты ушел, ты здесь, снова появляешься, как вошедшая в поговорку плохая монета... Хвала богам.

– Ты действительно думала, что я не вернусь в Лондиниум и не проверю, как ты позаботилась о моих инвестициях? – Макрон улыбнулся. – А я был прав, что беспокоился, судя по состоянию таверны.

Его попытка мягко пошутить провалилась, когда на ее лице появилось болезненное выражение.

– Последние годы своей жизни я посвятила «Собаке и Оленю». Я хотела оставить тебе что-то ценное после всех неприятностей, которые причинила тебе, когда ты был ребенком.

– Шшш. Это было давно, мама. Тебе нечего мне доказывать.

– Я не была хорошей матерью...

– И я не был особенно хорошим ребенком, не так ли? Всегда попадал в неприятности и выводил тебя из себя. Неудивительно, что ты сбежала с этим морским офицером, когда у тебя появилась такая возможность. – Он сжал ее руку. – Я бы не продвинулся далеко в армии, если бы не унаследовал твою силу и выносливость. Я получил это не от отца.

Она выглядела опечаленной.

– Он был хорошим человеком. Слишком добросердечным и легким, как раз для тех, у кого всегда припасена одна слезливая история. Я никогда не собиралась его менять, и он никогда не вызывал у меня того волнения, которого я хотела. Он заслуживал лучшей жены, чем я. – Она закашлялась и прижала руки ко рту, ее худое тело задрожало. Когда он утих, она откинулась назад и попросила пить.

– Вот, – Клавдия взяла чашу с разбавленным вином и поднесла ее к губам. Порция сделала два глотка и благодарно вздохнула.

– Как бы я ни наслаждался наверстыванием упущенного в семейных отношениях, – сказал Макрон, – нам нужно двигаться дальше. Катон велел мне посадить вас всех на корабль, направляющийся в Галлию. Мы не можем медлить. Восставшие будут здесь с первыми лучами солнца, если не раньше. Как только они появятся, начнется паника. Мы не можем позволить себе ввязываться во все это.

– А что насчет армии? – спросила Петронелла. – Конечно же, они нас защитят?

Макрон покачал головой.

– Наместник покинет Лондиниум в ближайшие несколько часов.

– Он покидает нас? – Клавдия с болью подняла глаза. – А что насчет Катона? Где он?

– Он со своими людьми. В данный момент у него нет ни единой возможности отлучиться. Я найду его, как только вы будете в безопасности. Светоний будет нуждаться в каждом человеке, когда придет время противостоять врагу.

Петронелла пристально посмотрела на него.

– Что? Но я только что узнала, что ты жив и невредим.

– Живой, да. Но никто из нас не в безопасности, пока мы сидим здесь и гогочем, как долбанные гуси. Возьмите с собой те ценности, которые сможете унести. Где Луций?

– Спит в соседней комнате.

– Разбуди его. Скажите ему, что он отправляется в приключение. Мне придется нести мою мать.

Петронелла кивнула и вышла из комнаты. Макрон почувствовал, как его дернули за складки туники, и посмотрел на Порцию.

– Сынок, я не пойду...

– Конечно же пойдешь. Я отнесу тебя на корабль, и как только ты окажешься в Галлии, ты сможешь найти место, где отдохнуть и восстановиться.

– Я не проживу так долго. Это бессмысленно. Позвольте мне умереть здесь, в моем собственном доме.

Макрон почувствовал, как у него сжалось горло, и покачал головой.

– Это не обсуждается.

– Это мое решение, – резко сказала она. – Я не буду обузой для тебя и остальных, пока ты попытаешься вытащить их из Лондиниума.

– Ты не будешь обузой, – возразил он. – Не говори так.

– Молчи, мальчик мой. Я приняла решение. Но есть кое-что, что ты можешь для меня сделать, – она указала на место под кроватью. – Мой сундучок. Возьми его. Остальным понадобятся деньги, чтобы оплатить дорогу до Галлии. Сейчас мне это бесполезно.

Макрон наклонился и вытащил небольшой сундук. Он был полметра в длину, дубовым, укрепленным железными скобами и крепким замком. Порция попыталась поднять голову и протянула ему ключ, висевший на шнурке у нее на шее. Открыв сундучок, он поднял крышку и увидел внутри небольшое состояние серебром.