355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Савелий Дудаков » Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России » Текст книги (страница 43)
Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России
  • Текст добавлен: 11 сентября 2016, 16:07

Текст книги "Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России"


Автор книги: Савелий Дудаков


Жанры:

   

История

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 54 страниц)

Уверовавших ждал земной-небесный Иерусалим. В звучных виршах, напоминающих стихи Бенедиктова и капитана Лебядкина, а в будущем и Николая Заболоцкого, капитан Н.С.

Ильин, основатель "Десного братства", писал "гимн всемирного Святителя Божия на вшествие бессмертных людей в вечный город Иерусалим на преображенной земле":

 
"Что за город, что за диво
Нам для жительства ты дал!
Как изящно, как игриво
И премудро ты создал!
Что за чудная природа,
Распрелестный вид садов!
Как затейлива природа
Разных фруктов и плодов! …
Над цветами хороводы,
Аллегорий вензеля,
Насекомые породы
Чудно строят из себя…
 

Сей город Иерусалим будет спущен с неба… Окруженный огромной стеною из яшмы с 12 воротами из 12 жемчужин, город будет иметь в середине дворец Иеговы… Из-под дворца будет протекать река по всем улицам, а по берегам ея расти фруктовые деревья. От еды этих плодов люди не будут стареться, а будут пребывать в возрасте мужчины – 34, а женщины – 16 лет. Войны здесь не будет, волк и ягненок будут пастись вместе; лев станет есть сено, а змея землю"31.

Замечательная картина будущего. Немного терпения, и мы войдем в бессмертие…


ВЕЧНЫЙ ЖИД

Когда пилигримы двигаются по Страстному пути, то напротив VI станции (там, где св. Вероника отерла лицо Господа) и оставляя позади место, где Симон Киринеянин помог нести крест Иисусу, чуть наскосок, находится дом Вечного жида. Лишь очень дотошный экскурсовод может показать это место.

Здесь, по преданию, остановился отдохнуть Иисус и, по контрасту с добрым жителем Кирены, находившийся рядом человек сказал: "Иди!". И в ответ услышал: "Теперь ты пойдешь". И человек пошел и идет, не останавливаясь, уже две тысячи лет. Имя его – Агасфер.

В принципе эта легенда поздняя, возможно, XII-XIV вв. Во всяком случае раннее средневековье эту легенду не знало. Эта легенда родилась почти в одно время с другой "вещественной" легендой – так называемой "Туринской плащаницей". Первое упоминание о Туринской плащанице относится к 1353 г. Корни обеих легенды восходят ко времени последних Крестовых походов, т. е. являются восточного, палестинского происхождения. Напомним, что в средневековье евреев называли "свидетельствующими", так как считалось, что Господь хранит евреев как живое свидетельство слов и деяний Иисуса. Крах идеи Крестовых походов немало добавил к перспективам установления Христова царства на земле. Вечный жид – это одно из проявлений "мировой скорби", охватившей европейский мир в это время. Миф, родившийся в муках поражения Святой Земли, находящейся во власти неверных, выдержал испытание временем. И в новое время легенда об Агасфере нашла свое место.

Первое упоминание об Агасфере зафиксировано у английского хрониста XIII в.

Матиаса Париса. Он повествует о том, что в 1228 г. в Англию прибыл архиепископ из Армении и рассказал историю некоего Иосифа-Картафиле, бывшего привратника, присутствовавшего при страданиях Спасителя, оскорбившего Иисуса и обреченного на бессмертие, чтобы свидетельствовать об истине Воскресения. В этом изводе легко прослеживается связь с Евангелием от Иоанна (21:20-24): "И пронеслось это слово между братиями, что ученик тот не умрет". Герой рассказа Матиаса Париса должен ожидать пришествия Христа для своего прощения. Раз в 100 лет на него нападает болезнь, кажущаяся неизлечимой, но затем он вновь становится здоровым и молодым, каким был в пору казни Иисуса, т. е. ему делается 30 лет. В нашу задачу не входит рассказывать о всех литературных воплощениях Вечного странника. Их было великое множество. Наиболее популярное изложение, известное всем, это роман Эжена Сю. Иногда история Вечного странника перевоплощалась в легенду о долгожителе со всевозможными вариантами. Таковы "Шагреневая кожа" Оноре Бальзака, "Чудесная история Петера Шлемиля" Адельберта фон Шамиссо,

"Сатанинская бутылка" Р.Л. Стивенсона и др.

И, наконец, Вечный жид становится метафорой или, может быть, синонимом вечности: вечности поиска, вечности мысли. "Мысль – вечный Агасфер, ей нельзя остановиться, ее пути не может быть цели, ибо цель – самый путь"1.

Свой вклад внесла и русская литература, много заимствовавшая из апокрифов.

Средневековые легенды об Иуде и Пилате, Иосифе Аримафейском, Веронике и стражнике Малхе, которому Петр отсек ухо, распространялись по Европе, превращаясь в своего рода бродячие сюжеты. Исследователи считали, например, что легенда о чудесном спасении Иосифа Аримафейского близка к вышеприведенным.

Имеется повод для сближения образа Агасфера с упомянутыми героями. Одно малороссийское сказание чрезвычайно близко к "изуродованной" легенде о Малхе-Иосифе-Картафиле.

В продолжение четырех недель луна перерождается, с нею вместе перерождаются и евреи, которые распяли Спасителя и стояли на страже у гроба Господня в Иерусалиме. Они стоят там до настоящего времени и на вопросы проходящих: "Колы ты вродывся", – отвечают: "Вчера"; "Колы ты умрешь", – отвечают: "Завтра". А.

Веселовский сближает эту украинскую притчу с мифом об Агасфере. Как Картафиль не может умереть, а болеет каждые 100 лет, чтобы снова возродиться, так и малороссийские Жиды возрождаются с каждым новолунием2.

Этой темой заинтересовался и А.С. Пушкин. Сохранился план поэмы, записанный приятелем Адама Мицкевича Ф. Мелевским со слов самого Пушкина: «19 февраля 1827…

Пушкин. О своем "Juif errant"*. В хижине еврея умирает дитя. Среди плача человек говорит матери: "Не плачь. Не смерть, жизнь ужасна. Я скитающийся жид. Я видел Иисуса, несущего крест, и издевался…». Остался небольшой отрывок (жаль, что замысел не был завершен), датированный 1826 г. и названный "Агасфер" – быть может, это самое серьезное, что написал великий поэт о евреях:

 
В еврейской хижине лампада
В одном углу бледна горит
Перед лампадою старик
Читает Библию… 3
 

***

* Странствующий еврей (фр.)


***

Каролина Павлова также отдала дань этой теме, когда ее герой Калиостро говорит:

 
Я был в далекой Галилеи;
Я видел, как сошлись евреи
Судить мессию своего;
В награду за слова спасенья
Я слышал вопли исступленья;
«Распни его! Распни его!»
 

Генеалогию своего героя Павлова ведет с патриарших времен: он не Агасфер, он не Каин, он не провинился перед Богом – он просто свидетель дней минувших. Он, правда, как Вечный Жид, должен свидетельствовать о казни Христа и вообще о том, что толпа, чернь всегда неблагодарна к своим Благодетелям:

 
Толпу я знаю не отныне:
Шел с Моисеем я в пустыне;
Покуда он, моля Творца,
Народу нес скрижаль закона, –
Народ кричал вкруг Аарона
И лил в безумии тельца4.
 

Я.П. Полонский в своей поэме «Вечный жид» придерживается традиционной интерпретации: Агасфер наказан за черствость души:

 
Из гордыни, из боязни,
Я Христу не мог помочь,
В страшный день, на место казни
Крест тяжелый доволочь.
Я, как бы в угоду века,
Сострадать ему не смел,
Образ Богочеловека
Я в страдальце проглядел.
 

Бунт Агасфера робок: он вопрошает Всевышнего, почему он единственный должен нести ответственность за малодушие, трусость, черствость: ….За что же Проклят я один за грех Безучастия?.. О Боже!

Этот грех лежит на всех!..5 У Вильгельма Кюхельбекера Агасвер (такова форма написания этого имени по поздней латыни – Ahasverus) – правоверный еврей, оттолкнувший Иисуса от своего порога. Интересно, что толчком к созданию этой поэмы послужило знакомство с переводной испанской повестью "Таинственный жид". Время действия 1492 г., когда Торквемада изгонял евреев из Испании. В центре повести "вечный жид", схваченный инквизицией и приговоренный к сожжению.

Из примечаний переводчика следует, что повесть была напечатана в Лейдене в 1569 г. под названием "Удивительное судопроизводство". У Кюхельбекера Агасвер, набожный еврей, верящий в приход Мессии и разочарованный его деятельностью, переживает духовный кризис и оскорбляет своего бывшего кумира: … И Агасвер мечтает: "Ныне чада Израиля провозгласят его;

Он снимет плен с народа своего!" Увы, этого не происходит, Иисус является не грозным вождем, обращающим в бегство врагов, а всего лишь утешителем скорбящих, которому уготована позорная казнь:

 
В пути коснеют тяжкие стопы
Спасителя; под кровом Агасвера
Остановился он. Тогда грехов
Отступника исполнилася мера:
Хотел вещать – не может; но без слов
От прага оттолкнул немилосердный
Того, кто бы смягчил и камень твердый,
 

Кто шел на муку за своих врагов! 6 Тема для Кюхельбекера не была исчерпана: в романе «Последний Колонна» он вновь возвращается в «вечному жиду». Оригинальность мышления Кюхельбекера заключается в том, что он был убежден в историческом воплощении и перевоплощении Агасвера.

Для примера он приводит трех религиозных мыслителей-мистиков, имеющих одну специальность – сапожник. (По одному изводу легенды, современник Иисуса как раз был "сандляром" – делателем сандалий, башмачником.) Годы рождения и смерти трех мыслителей почти совпадают: Ганс Сакс (1494-1576), Яков Бёме (1575-1624) и Георг Фокс (1624-1691). Кюхельбекер, много заимствовавший из немецкой литературы, в данном случае идет за Ф. Шиллером, автором "Духовидца" (1787-1789). Мы говорим не только о форме – оба произведения по жанру являются эпистолярными романами, а действие и в том, и в другом начинается в Италии. В мистическом романе Шиллера много ассоциаций и с Вечным жидом: загадочная фигура поначалу представляется армянином (вспомним архиепископа из Армении). Одно из его перевоплощений – русский офицер: "Никогда в жизни мне не приходилось видеть лицо столь характерное… Как будто все страсти избороздили это лицо, а затем покинули его, – и остался только бесстрастный и проницательный взгляд глубочайшего знатока человеческих душ – взгляд, при встрече с которым каждый в испуге отводил глаза"7. Появление Вечного жида Кюхельбекеру кажется неестественным: "Много высокого и поэтического в этом сказании; но нет ему основания ни в книгах Нового Завета, ни в творениях святых отцов, ни в преданиях нашей церкви: итак, оно, оно – изобретение человеческое.

Того, кто в наши дни вздумал представлять… Агасвера, считаю… обманщиком или сумасшедшим"8.

Вечный Жид двигался по планете. Русские интеллигенты искренне желали, чтобы путь Вечного странника завершился в России: "Пусть Агасфер воткнет свой посох в русскую землю и пусть посох этот пустит корни в родной земле и покроется цветом, и принесет плоды, и залечит раны, и успокоит душу, страданиями упитанную, долго и безмолвно томившуюся. Я верю в это будущее!"9 Но тщетно, Агасфер уходит из России. Обращение к образу Агасфера у Южакова связано с сионистской идеей, наложенной на страшный Кишиневский погром. Увлеченный личностью Теодора Герцля, Сергей Николаевич вместе с тем трезво смотрел на практическое осуществление заселения Палестины, требующее неимоверного труда. Но не только это заставляло его призывать евреев остаться в России. Русский патриот, он понимал, какой добротный человеческий материал теряет его родина. Он вопрошает: «Позволительно, однако, спросить, в самом деле необходимо ли это море человеческих страданий, утрат и кровавого труда? Действительно ли нет для еврея другого исхода, как снова брать в руки свой старый посох Аарона и Моисея, снова класть котомку на исстрадавшиеся плечи и снова брести в неведомую даль за неведомым, но несомненным страданием? Я понимаю ту душу, которая, словами двух великих поэтов,

"страданиями упитана была, томилась долго и безмолвно"10. Я понимаю, признаю и уважаю и великий гнев, который переполняет эту душу, и твердую благородную решимость найти честный и достойный выход из нестерпимого положения. Я понимаю, признаю и уважаю эти чувства и так же думаю, что выход из этого положения, нестерпимого для евреев, недостойного и постыдного для христиан, должен быть найден во что бы то ни стало и какою бы то ни было ценою. Новый Exodus, однако, есть ли этот выход?» Далее Южаков дает историю скитаний еврейского народа: "Сколько уже было этих Exodus'oв! Из Палестины в Египет, из Египта в Палестину, из Палестины в Вавилон, из Вавилона в Палестину, из Палестины на южные европейские полуострова, из Италии в Германию, из Испании в Англию и Францию, из Германии в Польшу, Литву и Западную Русь… И опять отсюда в Уганду?

Если оставим в стороне насильственное выселение из Вавилона и южную Европу, остальные иммиграции были добровольные, были искомыми выходами из тяжелых условий. Что они дали, однако? После одного Exodus'a другой, третий и т. д.

Когда же этот конец? Многострадальному Агасферу, вечному скитальцу по лицу земли, пора сказать себе: "довольно я странствовал по белу свету, гонимый человеческою неправдою, манимый миражем обетованной страны; довольно странствовать! В эту землю я погружаю мой страннический посох, на этой земле складываю свою котомку, здесь найду свое отечество и здесь, без нового и нового Exodus'a, сумею приобрести положение, достойное человека". Призыв Южакова: "Не в скитаниях исход, а в приобретении признания своих человеческих прав, в приобретении отечества, не химерической обетованной земли с химерическим мессией, а реального отечества, с которым вместе и страдается, и радуется"11.

Нельзя сказать, что эмоциональный призыв писателя не находил отклика. П.Ф.

Якубович-Мельшин (1860-1911), народоволец и поэт, относился к идее сионизма скептически и предсказывал усиление антисемитизма "в мировом масштабе" после возможного создания еврейского государства в Палестине в ближайшие 30-50 лет (речь идет о начале XX в.). Мельшин же предсказывал, что ко времени осуществления идеи сионизма численность евреев в России достигнет 20 млн12. Но… впереди евреев вновь ждали погромы – "простые", мирного времени, погромы мировой и гражданской войн. Репрессии общие и национальные и, самое главное, впереди была страшная война, унесшая миллионы еврейских жизней – и не только еврейских. Не осуществилась мечта Якубовича-Мельшина – не будет в России 20 млн. еврейских тружеников. А Обетованная Земля обернулась Еврейской автономной областью.

В одной из неопубликованных статей В.И. Вернадского "Мысли за океаном", относящейся к 1913 г. (опубликовать, вероятно, помешала война), говорится приблизительно то же, что и у Южакова: Россия теряет лучшие интеллектуальные силы. "Сейчас идет все усиливающийся поток русской эмиграции в Америку…

Несомненно, первые пути были проложены в Америку русскими евреями. Гонения и погромы, разорения и стеснения заставили их двинуться тысячами семей в Новый

Свет… Большая часть бежала от гонений, убийств и притеснений. Здесь, в Америке, особенно ярко видно, какую огромную творческую созидательную силу потеряла Россия в безумной политике антисемитизма в его диких формах, которые имели место у нас… В массе евреев, прекрасно устраивающихся в Новом Свете, поднимающих его национальное богатство, мы потеряли часть того капитала, который история дала России и которым должны были уметь воспользоваться его государственные люди (курсив мой. – С. Д.)"13.

Легенда о Вечном страннике дожила до XX в., и вариант ее рассказан в одном из "Писем к Ближнему" М.О. Меньшикова. В этом письме рассказывается о двух посетителях журналиста. Второй посетитель, точнее посетительница, в дом которой ему пришлось ехать, была, как можно судить, Юстина Глинка, предлагавшая для публикации документ, "выкраденный из масонского архива". Об истории этого посещения рассказано мною в "Истории одного мифа", посему оставим в стороне "всесветный заговор евреев". Поговорим о первом посетителе. Думается, что это не литературный персонаж. Автора посетил Некто, не имеющий ни имени, ни прошлого:

«С прошлой осени меня посещает от времени до времени таинственный старик, ни имени, ни фамилии которого я не знаю. Я был как-то один на своей маленькой даче, когда он вошел… окна были открыты и не принять незнакомца не было никакой возможности. Сколько я ни расспрашивал его о том, кто он, он утверждал, что у него нет никакого имени. По самой природе его лица, он просто "сущий", и как таковой – вне времени и пространства. Он сказал мне снисходительно, что он мой читатель, что лучшие мои статьи, лучшие мысли – внушены им, что он во мне видит одного из ревностных своих слуг и потому пришел, чтобы окончательно просветить меня и ввести в область абсолютной истины… В необычайно запутанных, темных выражениях, с видом глубокой тайны, он сообщил мне, что Христос уже сошел на землю лет как десять, с 1892 года. Он живет в России, что сроки приблизились и невероятно скоро, может быть не более как чрез две-три недели, настанет предсказанный Писанием Страшный Суд. Дело остановилось лишь за свидетельством от Святейшего Синода.

Я робко спросил, откуда он все это знает. С видом величайшего погружения в свою тайну мой посетитель объяснил, что он именно и есть Тот, кто должен восстановить престол Давида, отца своего. Даже больше: он именно и есть Сущий, альфа и омега, начало и конец. Я привык представлять иначе эти вещи. К чему эти белые перчатки и белый галстух, драгоценные перстни на руке, серебряный портсигар и сигаретка, которую он только что просил позволения выкурить. Завязался на эту тему метафизический спор, не приведший ни к чему. Почтенный незнакомец мой, приезжающий ко мне по железной дороге "из Купины Неопалимой", цитатами из пророков, из Шиллера, из моих собственных статей и даже из тригонометрии доказывает, что он именно есть Тот и пр. Я, рискуя потерять предлагаемые мне "новое небо и новую землю", позволяю себе в этом сомневаться. Пьем чай… и мы дружески расстаемся до следующего свидания»14. Так как письмо связано одной идеей, что вынесено в названии письма, – "Заговоры против человечества", а во второй части выведена Юстина Глинка, то логично предположить, что Некто – это Сергей Александрович Нилус, утверждавший приход Антихриста, Страшного Суда и восстановление царства Давидова. Возможно, многих остановит слово "старик", отнесенное к 40-летнему. Но Нилус к этому времени выглядел вполне пожилым человеком, что видно на многих фотографиях. Что касается его психического состояния, то не требуется быть врачом, чтобы определить болезнь. Между прочим, в одном из рассказов И.А. Бунина появляется фигура, близкая Сергею Александровичу Нилусу. В одной московской захудалой гостинице герой встречает знакомого: «Внезапно одна дверь, пахнув на Казимира Станиславовича почти с ужасом, растворилась, на пороге ее появился старик в халате, похожий на плохого актера, играющего "Записки сумасшедшего", и Казимир Станиславович увидал лампу под зеленым колпаком и тесно заставленную комнату, берлогу одинокого, старого жильца, с образами в углу и несметными коробками из-под папиросных гильз, чуть не до потолка наложенными одна на другую возле образов… Неужели это был тот же самый полоумный составитель жизнеописаний угодников, что жил в "Версале" двадцать три года тому назад»15.

Вечный жид дожил до времен гражданской войны, но пережить ее не сумел. В веселой и умной книге Ильфа и Петрова есть одна удивительная вставка, совершенно выпадающая из рамок повествования.

В литерном поезде, заполненном журналистами, спешащими на очередную стройку социализма, едут два иностранца. Один из них венский журналист "свободомыслящей" австрийской газеты господин Гейнрих, другой – американец Хирам Бурман, сионист.

Как блистательно доказали Майя Каганская и Зеев Бар-Селла, представитель Австрии – это ипостась великого поэта Генриха Гейне, работавшего в "Die Freie Presse" (обратный перевод с русского), где когда-то подвизался Теодор Герцль, второй – ипостась великого зодчего Хирама – вспомним масонскую легенду. И вот ипостась великого поэта рассказывает историю человечества по Библии, со скрытыми цитатами из нее, историю об Адаме и Еве, о вечном круговороте истории: "Род проходит и род приходит, а земля пребывает во веки", "И возвращается ветер на круги свои". А заключает все неожиданной фразой, заимствованной уже у христиан: "И Вечный Жид по-прежнему будет скитаться на земле…" Повествование перебивается репликой Остапа Бендера: "Вечный Жид никогда больше не будет скитаться!" И дальше рассказывается легенда об Агасфере времен гражданской войны. Это, конечно, голос не Остапа, а авторский голос Ильи Арнольдовича Файнзильберга – Ильи Ильфа. Ибо то, что рассказано далее, мало вяжется с образом великого комбинатора. ("Какой национальности был Остап Бендер?" – был задан вопрос в одной из передач на русском телевидения. Думаю, что образ его не интернационален, а абсолютно национален. Фамилия Бендер – вполне еврейская. Так, известен интереснейший писатель Гирш Лейбович Бендер (умер 11 августа 1925 г. в Крыму), автор "Иудейской этики" (Рига, 1929) и "Евангельского Иисуса и его Учения" (Рига, 1930). Заглянув в "Российскую еврейскую энциклопедию", мы обнаружим еще пару Бендеров. "Сын турецкоподданного" не должен вводить в заблуждение – турецкий паспорт имели многие евреи Одессы, Иудессы, как прозвали этот город юдофобы – по причинам вполне понятным.) Последним героем туркестанского дневника станет писатель Всеволод Иванов. И не только потому, что он уроженец этих мест. В своей автобиографии, вышедшей в 1926 г., он писал: «Родился в поселке Лебяжьем Семипалатинской области на краю Киргизской степи – у Иртыша. Мать Ирина Семеновна Савицкая, родом из ссыльно-каторжан польских конфедератов, позднее смешавшихся с киргизами… Отец, Вячеслав Алексеевич, "незаконнорожденный" сын туркестанского генерал-губернатора»16. Анна Ахматова всегда с уважением говорила о Всеволоде Вячеславовиче, не скрывавшем, что он приходится внуком царскому генералу. Когда это говорилось в глаза писателю, он несколько смущался, – понять можно: не то было время, чтобы хвастаться этим фактом.

Иванов, вероятно, подступал к Агасферу очень давно. В рассказе "Поединок.

Подмосковная легенда" (1940) есть фраза, легшая в основу интерпретируемой легенды: "Гасил он жизнь… (чужую. – С. Д.), потому, что хотел свою жизнь сделать неугасимой, незакатной…"17 Работал Иванов над своим творением не менее 12 лет. На рукописи стоят две даты: 7 сентября 1944 года и 5 ноября 1956 18.

Необычность рассказа бросается в глаза сразу. Действие происходит летом 1944 г. в Москве, когда близился конец "тысячелетнего рейха". Рассказ ведется от первого лица. Герой – русский интеллигент. Контуженный на фронте, он находится на излечении. На фронте он познакомился с легендой об Агасфере, произведшей на героя сильнейшее впечатление. Вероятно, он был знаком с изданием З.И. Гржебина «Легенда об Агасфере, "Вечном жиде"», вышедшим в Петрограде в 1919 г. с предисловием Максима Горького, в свою очередь воспользовавшегося книгой А.В. Швырова "Легенды Европейских народов" (СПб., 1907), знание которой также было необходимо для работы Вс. Иванову. Необычно другое: после контузии интеллигент, пораженный мощным мифом, пишет сценарий "Агасфер" и предлагает его экранизировать московской кинофабрике. Многоопытный читатель, порывшийся в своей памяти, обнаружит нечто очень похожее. Некий Мастер предлагает московскому издательству роман об Иисусе Христе. Что из этого вышло – известно. Не собираясь специально сравнивать оба произведения, одно из которых получило мировое признание, а второе знакомо лишь небольшому кругу любителей, укажу, что в моем личном восприятии они неравноценны: повесть Вс. Иванова представляется мне шедевром русской прозы, роман же о Мастере… Кстати, Гёте в свое время жаловался Эккерману, что немцы странный народ, разделившийся на поклонников Шиллера и Гёте, вместо того чтобы радоваться, что есть у Германии "два таких молодца"…

Героя-интеллигента зовут Илья Ильич. Это не может быть случайностью. Синоним русского характера – Обломов, в данном конкретном случае, и это подчеркивается, борется со своей мягкотелостью, жалостливостью, инфантильностью, флегматичностью, в конце концов с русским "авось". А ведь противник необыкновенно серьезный. Это сам Агасфер, появляющийся ночью на пороге московской коммунальной квартиры.

Интеллигент с бьющимся сердцем открывает дверь: ясно, кто может звонить в такое время суток, да еще в военное время. На вопрос, не москвич ли его нежданный гость, получает ответ, что он "космополит и не прописан нигде." Сам герой, получив столь удивительный отклик, не был поражен, ибо он объясняет, что это было задолго до антикосмополитической кампании, и поэтому он не придал этому значения.

Остановимся ненадолго. Илья Ильич не придал реплике значения. Но читатель настораживается, так как неизвестный представляется: "Видите ли, я, действительно, космополит Агасфер". По логике Агасфер – еврей, по изначальному изводу средневековой легенды – он тоже еврей. Но Вс. Иванов создал иной образ Агасфера, совсем не похожий на своих предшественников. Агасфер Иванова – германец.

В дневниках Иванова времен войны (запись от 10 декабря 1942) есть одна удивительная подробность, передающая слова писательницы Ольги Форш. В свое время автор мистических романов и теософка высказалась о деятелях французской революции и германского нацизма почти в одних тонах: «Мне очень любопытно узнать, что происходит сейчас в Германии. Робеспьер, Демулен и прочие вожди фр(анцузской) революции родились в масонских клубах. Там получали они идеи, которые подали народу… Мне помнится, Штейнер ругал русских – "свиней, нуждающихся в пастухе".

Где-то там, в теософских кругах, родился и воспитан этот истерик – марионетка Гитлер, за спиной которого стоят… не теософы ли?» Иванов добавляет: "Будучи в юности антропософкой, она и сейчас считает движение это мощным, и что из него можно вывести гитлеризм"19. Жалко, что филиппика Форш не полностью воспроизведена в собрании. Форш действительно близка к истине: для нацизма вообще была ненавистна идея Вечного жида, ибо Еврей стал для человечества одним из вечных символов. Гитлер верил в злую сущность Агасфера. Еврей – для Гитлера – худшее зло. Может быть, здесь лежит ключ к генезису Ивановского Агасфера. Трудно сказать, что подтолкнуло Иванова заняться этим сюжетом. Выскажем догадку, что писатель, размышляя об идеологии нацизма, наткнулся на один из вариантов легенды об Агасфере, перечитывая Рихарда Вагнера. Зверства фашистов и гибель европейского еврейства заставили его по-другому присмотреться к проблеме.

Антисемит и будущий идол нацизма Рихард Вагнер обращается к образу Вечного Жида, для того чтобы подчеркнуть невозможность еврею уйти от собственного народа. "Для еврея сделаться вместе с нами человеком значит прежде всего перестать быть евреем… Принимайте же, не стесняясь, мы скажем евреям, участие в этой спасительной операции, так как самоуничтожение возродит вас! Тогда мы будем согласны и неразличимы! Но помните, что только это одно может стать вашим спасением от лежащего на вас проклятия, так как спасение Агасфера – в его погибели"20.

Вопреки традиции в рассказе Иванова Агасфер появляется в неправдоподобном виде.

Начитанный Илья Ильич, борющийся с болезнью и потому находящийся в состоянии, в котором смешиваются реалии и фантазии, наслышан, что персонажи нередко приходят к своему автору. Собственно, двойник, точнее даже двойничество или раздвоение, – один из приемов мировой литературы. Явь сталинской эпохи стучится в дверь.

Изможденный и обтрепанный посетитель не может быть Агасфером. Он может быть шпионом, подлецом, провокатором, мерзавцем. В голове испуганного хозяина вертится страшная мысль советского обывателя: "Не ищет ли он ночлега, раз не прописан, не бежавший ли это из какого-нибудь концлагеря?.." Он вопрошает: "Если вы из арестованных… даже уголовник…" Как известно, кроме уголовников были еще политические. Заметим, что Илья Ильич и советские места заключения называет концлагерем. Пришелец успокаивает рассказчика.

Агасфер усаживается в комнате на кипах журнала "Русская старина". Несколько раз повторяется название этого старого издания. Здесь, вероятно, имеется некий намек, увы, не разгаданный мной.

Собственно, теперь незваный гость рассказывает свою историю, называя свою настоящую фамилию. Его настоящее имя – Пауль фон Эйтцен. Он же рассказывает генеалогию легенды: «Мне пришлось, видите ли, довольно долго и настойчиво вдалбливать это имя. Людская память ленива. Она любит брать то, что ближе ей. В Бельгии, например, меня пытались называть Исааком Лакедемом или, иногда, Григориусом. В Италии – Биттадие или брат Джиованно. В бретонских легендах вы и поныне найдете меня под именем Будедеса, что в переводе означает "толкнувший Бога". Я же упорно настаивал, что имя мое "Агасфер!". На последнем он настаивает, ибо имя "Агасфер" точно передает идею: "Агасфер! Ага значит по-турецки начальник, ну а сфера – вы знаете, что это такое. Начальник небес! Ведь небеса только могут – если могут вообще – распоряжаться бессмертием». Путем заклинаний фон Эйтцен превращается в Агасфера, в еврея, "в предка тех проклятых, кто во множестве живет сейчас на южной окраине Гамбурга". Но бдительный Илья Ильич разоблачает "нелепую" ономастику: Агасфер – испорченное древнеперсидское Ксеркс; по-еврейски – Ахашверош, и, самое главное, Агасфер значительно старше, чем хочет казаться. Мы уже говорили, что по достижении 100 лет Вечный Странник заболевает, затем выздоравливает, возвращаясь в цветущий возраст. Именно здесь писатель Иванов использовал варианты обретения долголетия из произведений Бальзака, Шамиссо или даже Стивенсона. Можно подменить себя или отдать свою смерть другому: "Наказание страшно. Пауль фон Эйтцен должен умереть, но беседа с каким-то человеком, думающем о нем, дает ему надежду на жизнь… Если…человек будет недостаточно дальнозорок, он погибнет, снабдив Пауля фон Эйтцена новыми жизненными силами, и Пауль фон Эйтцен отправится в новое путешествие, в новые сто лет!" Русский вариант поиска бессмертия: для приобретения бессмертия нужно вызвать к себе жалость и обменять жалость на жизнь, «ту российскую традиционную жалость, которая и каторжника, убийцу невинных детей и жен, способна назвать "несчастненькам", ту жалость, которую в наши дни, когда так много кричат о России и русских, вызвать особенно легко». Мне кажется, что когда Вс. Иванов говорит о "наших днях", он имеет конкретный адрес. Запись в дневнике от 19 апреля 1945 г. о немецких военнопленных: "Девушки, привозящие обед, рассказывают, что немцев моют в бане, бреют и дезинфицируют, – и они очень довольны. Особенно если они прочли статью Эренбурга"21. Но нацизм не умер. Герой на краю пропасти останавливается и напрягает свой интеллект: "Вот она снисходительность к врагу. Ты сам почти отдал ему все, что имел… Однако не все, раз я в состоянии бороться и думать, – однако отдано много… Что я мог сделать? Должен же я узнать – чем и как вооружен мой враг? И в конце концов, что такое моя жизнь, если враг всего человечества – побежден и ползает у моих ног?" XVI век в Германии – век особый. Во многих странах уже победила Реформация, но вместе с тем процветали мистика, чернокнижие, поиски философского камня и бессмертия. Кто не знает истории доктора Фаустуса, а ведь он был историческим лицом, наряду с другими своими современниками, занимавшимися магией: Иоганном Третимиим, Теофрастом Парацельсом, Агриппой Нетесгеймским. О последнем написал роман Валерий Брюсов – "Огненный ангел". Роман Брюсова, несомненно, был известен Вс. Иванову. По одному изводу легенды о Фаусте, он, подобно фон Эйтцену, учился в Витенберге и получил там степень магистра богословия.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю