Текст книги "Побег из Амстердама"

Автор книги: Саския Норт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Глава 6

Геерт настоял на том, чтобы отвезти меня домой. Он был единственным, кому я показала записку. Пока я всхлипывала от страха, он отчаянно матерился. «Одну с детьми я тебя не оставлю!» – орал он, а мне от этого становилось только хуже. Он воспользовался моим состоянием, чтобы вернуться в мою жизнь. Мне вовсе этого не хотелось, но оставаться одной этой ночью я боялась. Мы как-то незаметно поменялись ролями: теперь я напивалась, рыдая и дрожа, а он пытался меня успокоить.

После двух стаканов виски я пришла в себя. Геерт зажег свечи, ароматические палочки, включил отопление и прибрался на кухне. У нас обоих гораздо лучше получалось заботиться о других, чем о себе.

Мерзкую вонь, которая будто приклеилась к моей одежде и волосам, медленно вытесняли запахи ароматного дыма и сигарет. Я чувствовала себя оскверненной, грязной, почти изнасилованной этой запиской, где меня называли вонючей дохлой крысой.

Геерт уселся рядом и наполнил мой стакан уже в третий раз. Себе он принес бутылку пива и открыл ее зажигалкой. Пробка полетела на пол, но он даже не пошевелился, чтобы ее поднять. За последние годы я подняла, наверное, тысячу пробок. И примерно столько же раз просила Геерта не швырять их на пол. Такая мелочь, эта его привычка кидать мусор на пол, доводила меня порой до бешенства.

– Геерт, подними ее!

– Расслабься, Мария. Иди сюда. Дай мне руку.

– Зачем?

– У тебя всегда ледяные руки, когда ты переживаешь или у тебя стресс. Дай мне их согреть.

– Да пошел ты! У меня нет настроения для твоей кухонно-прачечной психологии!

Он откинулся на спинку, убрал от меня руки и начал сворачивать сигарету нервными пальцами.

– Тебе надо в полицию, Мария. Я-то сам думаю, что этому психу надо только тебя напугать. Но если вдруг…

Он замолчал, глубоко затянулся и стал смотреть мимо меня своим коронным грустным взглядом. Потом отпил пива, закрыл глаза и вздохнул.

– Так что ты хотел сказать?

– Ну знаешь… Я где-то читал, что большинство таких типов оказываются твоими знакомыми. Не близкими друзьями, конечно, но, по крайней мере, они тебе ближе, чем ты думаешь. А этот… Он знает, что ты делала аборт, знает, где и когда мы играем… Ты должна как следует вспомнить, с кем общалась в последнее время. Может, ты в баре дала кому-то от ворот поворот. Или это какой-нибудь сосед положил на тебя глаз… Или, может, ты переспала с ним разок…

– Или мой бывший хочет отомстить.

– Господи, Мар, мы уже это обсудили! И если бы ты на самом деле так думала, я бы здесь не сидел!

Я покрутила кубики льда в стакане.

– Я знаю, что мне надо в полицию. Но я просто не могу себя заставить рассказать им все это.

Вопросы проносились у меня в голове, пока алкоголь затуманивал мозги, и я едва ворочала языком. Мне хотелось спать, но я хотела узнать ответы, я не хотела больше думать, но пыталась все контролировать.

– Иди ложись, я посижу здесь. Тебе надо отдохнуть, Мария.

Я поднялась на шатающихся ногах и начала всхлипывать.

– Ну почему это случилось со мной? Кому надо так меня ненавидеть, чтобы присылать дохлых крыс?

Геерт обнял меня своими длинными руками и повел наверх по лестнице.

– А ты? – хныкала я. – Тебе тоже надо спать.

– Я же все равно не сплю.

Он уложил меня в постель, и я забылась неспокойным сном. Мне снился Стив, который трахал мою сестру, и крысы, вылезающие из могилы матери.

Глава 7

Заскрипела дверь, и я проснулась. Мейрел на цыпочках подобралась к моей кровати, подняла одеяло и юркнула под него. Потом долго устраивалась, вертела толстой попкой, пока не прижалась вплотную к моему животу. Подтянула к подбородку коленки, сунула в рот большой палец и заснула. Каждое утро, часов в шесть, она приходила в мою спальню. Как только она прижималась ко мне, я уже не хотела спать. Я щекотала ее нежную теплую спинку и прятала нос у нее на затылке. Она пахла теплым молоком и немножко своим отцом. Ее личико было таким спокойным. Идеальной формы губы цвета лесного ореха, два блестящих черных веера ресниц, длинные темные локоны, как покрывало на подушке, и грустный потертый кролик в кулачке, с ухом, завернутым вокруг носика. Каждое утро я поражалась, какая же она красивая, и не могла поверить, что это я ее родила. Что она могла выйти из моего белого тела.

Я была беременна уже четыре месяца, когда поняла, что она обосновалась у меня в животе. Был сентябрь, и мы ездили с туром по Европе с группой «Секс-машина». Германия, Австрия, Италия, Франция, с одного ночного летнего праздника на другой фестиваль. Я была усталой и простуженной и решила, что месячных нет из-за переездов и стресса.

Спустя две недели после возвращения домой я все еще чувствовала себя разбитой и каждую минуту бегала в туалет. Я решила сходить к врачу, он взял анализы крови и мочи и через десять минут вышел в приемную позвать меня в кабинет.

– Вы беременны, – сказал он, и я тут же расплакалась. Он протянул мне салфетку и спросил, расстроилась ли я или так обрадовалась.

– Я не знаю, – прохлюпала я.

Стив был на седьмом небе. Он подхватил меня на руки, смеялся, хохотал и отправился в город отметить. Домой он вернулся в полшестого утра. Напевая. That you’re having my baby, what a wonderful way to say how much you love me… [1]1
  Ты решила родить мне ребенка, так прекрасно сказав мне о любви.


[Закрыть]

В ту ночь я занималась подсчетами. Доктор сказал, что ребенку около шестнадцати недель. Шестнадцать недель назад. Ночь после Дня Королевы в Гааге. Мы выступали в двенадцать, играли до часу или до двух, потом хорошенько напились и занялись сексом в автобусе. Таблетку я выпила только дома, после того как мы еще отыграли в Амстердаме на барже перед кафе «Дворец». Дура. Дура, дура, дура. Я не хотела ребенка. Мне было двадцать, я мечтала прославиться, и вряд ли в этом мне мог помочь ребенок. Да и несмотря на бурную радость, Стиву не очень подходила роль отца.

В книжной лавке я рассматривала книжку «Тысяча вопросов о девяти месяцах» и увидела, что ребеночек у меня в животе был уже размером с апельсин, у него были ручки и ножки. Стив хотел этого ребенка, даже если и дня не стал бы о нем заботиться. Я хотела Стива. И прославиться. Но как было этого добиться с малышом в животе? Еще немного – и выступать будет невозможно. В шоу «Секс-машины» рядом с голландским Отисом плохо вписывалась беременная женщина. Стив с превеликим удовольствием займется поиском новой солистки. Она будет ездить с ним в автобусе, переодеваться у него перед носом. Будет сопровождать его везде и в результате окажется в его постели.

Так и случилось. Я все круглела и круглела, а Стив показывался дома все реже под предлогом того, что должен зарабатывать денежку для своей маленькой семьи. Его отсутствие компенсировала его мама. Она готовила мне еду, покупала одежду и подарки и твердила Стиву, что он должен оберегать меня от пагубного и вредного влияния ночной жизни музыкантов. На седьмом месяце он уже не хотел, чтобы я выступала. Он хотел, чтобы я пораньше ложилась и побольше ела.

Мою замену звали Сьюзи. Девица на голову выше меня и гораздо толще, с грудью гигантских размеров. Голос у нее, на мой взгляд, был похуже моего. В нем не было боли и злости, да и вообще она мало что понимала в соуле. Но любой мог заметить, что они со Стивом без ума друг от друга, когда они на сцене. «Это же просто шоу, детка. Ты же знаешь, как это делается», – успокаивал он меня.

С того момента, как мою синюю и скользкую дочь положили мне на живот, вытянув ее из моего тела насосом, я любила ее больше, чем когда-нибудь могла себе представить. Я не могла налюбоваться ее маленьким тельцем, ее ротиком, ищущим по сторонам и жадно пьющим молоко из моей груди. Наконец в моей жизни появился кто-то, кому я действительно была нужна. Человечек, который на самом деле любил меня безусловно. Казалось, что она была всегда, была во мне, и я сразу узнала в ней свою дочь. У меня был ребенок, девочка, и когда она взглянула на меня своими черными блестящими глазенками, я поняла, что ее зовут Мейрел.

Геерт постучался и вошел с Вольфом на спине.

– Эй, девчонки, просыпайтесь! На кухне кофе и круассаны!

Мейрел тут же выпрыгнула из кровати. Я продолжала лежать с закрытыми глазами. У меня было похмелье, и я знала: стоит мне встать, как в голове начнется жуткий шум. Виски и две пачки сигарет. Дохлая крыса. Геерт, вернувшийся в мою жизнь.

Дети помчались вниз, а Геерт присел на край кровати.

– Выспалась?

Его каштановые кудри торчали во все стороны, а лицо было землисто-желтым. Пахло табаком.

– А ты не спал, судя по всему, – сказала я.

– Вставай. Я прибрался внизу.

– Хорошо. Я сейчас. Иди пока к детям.

Он пошел вниз, а я вытащила себя из постели. Болели сразу все мышцы. О круассанах лучше было даже не думать. Я хотела, чтобы Геерт ушел. Я хотела читать в пижаме газету, возиться с Мейрел и Вольфом и притворяться, что ничего не случилось. Он еще не завел разговор о полиции, но я была уверена, что он начнет его сразу после первой чашки кофе. А мне так этого не хотелось. С дяденьками полицейскими у меня не было связано радужных воспоминаний.

Мне хотелось поступить так, как я делала всегда, если возникали проблемы: спрятаться и подождать, пока все пройдет само собой. Или сбежать. Сколько раз я ребенком бродила по пляжу до самого захода солнца, мечтая никогда не возвращаться домой. Я играла песком и ракушками, строила шалаш и фантазировала, что это и есть мой дом. Я не возвращалась до тех пор, пока моя мама не успокаивалась и не укладывалась в постель. Еще я пряталась под кухонным столом, за скатертью с красными вишнями, крепко обхватив коленки руками. Там меня никогда не найдут.

Полицейские нашли меня. Я помню их черные кожаные сапоги и белые штанины санитаров, которые приехали за мамой. Ее вопли и успокаивающий голос доктора. Сержант, который пытался выманить меня из-под стола, уверяющий, что все будет хорошо и не надо бояться. Как я могла не бояться, когда на линолеум капала кровь моего отца? Моя родная мама ударила его по голове пепельницей. Я смотрела, как она кусалась и царапалась, когда ее увозили, и ночная рубашка в синий цветочек была вся в красных каплях.

Геерт убирал со стола. Я не смогла съесть ни кусочка.

– Я договорился с Рини, она посидит с детьми. – Он долил мне кофе. – А мы пока сходим в полицию.

– Мы? – я ужасно удивилась и разозлилась на него. – Тебе зачем при этом присутствовать? И вообще с какой стати ты здесь раскомандовался?

– Я только хотел тебе помочь. И я не хочу, чтобы ты была одна. Между прочим, я еще и свидетель, если ты вдруг забыла.

– Послушай. Я обещала сходить в полицию и я схожу. Одна. Очень мило, что ты остался сегодня ночью, но дальше я справлюсь сама.

– К твоему сведению, по этому дому бегает мой сын! И еще одна маленькая девочка, которую я, так уж получилось, люблю больше жизни. Я не хочу, чтобы с вами что-то случилось.

– Ага, понятно. Теперь новая цель твоей жизни – нас защищать!

Он сел напротив:

– Тебе именно сейчас надо ругаться? Ты не можешь просто принять мою помощь? Почему надо непременно делать все самой? Зная, что тебя могут прикончить! Или навредить детям!

– Я очень боюсь, что на роль героя ты не тянешь. Я не хочу, чтобы ты шел со мной! Я не собираюсь считаться с твоим мнением! Я не хочу, чтобы дети опять поверили, что мы будем вместе! Я не хочу, чтобы ты опять в это поверил!

Геерт поднялся, надел куртку и пошел к двери.

– Как хочешь. Дело твое. Я ушел. Дура долбаная.

Он с шумом захлопнул дверь. Мне было стыдно за свои слова, но я не могла поступить иначе, как отказаться от его помощи. Он меня раздражал. Лучше бы он был депрессивным, зависимым от меня существом, чем ангелом-спасителем. Я знала, что он может играть только одну роль.

Глава 8

В полицейском участке пахло потом. Застоявшийся острый запах наполнял все помещение. Дежурная указала мне на убогий закуток, где надо было ждать, и пообещала, что меня скоро примут. Она даже спросила, с кем мне лучше говорить – с мужчиной или с женщиной. Мне было все равно.

Я присела на пластмассовый стульчик, через два места от толстого лысого мужчины, который клевал носом. Потом пахло как раз от него. Я чувствовала себя здесь очень неуютно, наедине с этим храпящим мужиком, под взглядами десятков глаз со светло-розовых плакатов. Это были лица пропавших детей и преступников в розыске. Вознаграждения за сведения. Было ощущение, что я попала в детективный сериал, и было странно осознавать, что кто-то, чье лицо вполне могло быть на одном из этих плакатов, меня преследовал. Что и моя жизнь может закончиться как скверная черно-белая копия на стене этой грязной душной комнаты.

Я стала придумывать, что этот толстяк здесь делает. Он не может быть подозреваемым, иначе он бы здесь не сидел. Хотя всем, кто обращался к дежурной, она предлагала подождать. Может быть, он как раз и был убийцей, который пришел с чистосердечным признанием.

Здесь можно было вонять перегаром и потом, но курить, конечно, было запрещено. Я вышла на улицу и почувствовала, как в мою спину впился взгляд дежурной. «Погодите, вас вызовут!» – прокричала она мне вдогонку с просторечным амстердамским акцентом. Она, должно быть, решила, что я ухожу; честно говоря, я и сама уже подумывала об этом.

Я услышала, как какой-то мужчина произнес мое имя, и дежурная ответила: «Да, она здесь, курит на улице». Полицейский, лет на пять моложе меня, высунул голову в приоткрытую стеклянную дверь и пригласил меня пройти с ним. Я бросила окурок, затоптала его и последовала за его выбритым затылком, покрытым красными пятнами. Было что-то комичное в его фигуре: наручники слева, огромный пистолет на худенькой заднице справа, голубая рубашка велика в плечах. Он, видно, слишком буквально понял лозунг «Фуражка всем к лицу». Я не могла себе представить, что он заковывает в наручники агрессивных наркоманов, но он проходил по полицейскому участку с таким видом, как будто был Арнольд Шварценеггер собственной персоной.

Мы прошли в скудно обставленный кабинет, и Йохан Виттеброод, как он представился, предложил мне удобный стул и спросил, не хочу ли я кофе или чаю. Потом он извинился и пошел за кофе. Полицейские, смеясь и болтая, проходили по коридору, и я изо всех сил вслушивалась в то, что они говорят, мне казалось, что это очень интересные вещи. Я начинала нервничать все больше и больше.

– Ну что же, госпожа Фос, расскажите, что привело вас в полицию?

Виттеброод непринужденно откинулся на спинку стула, сплетя пальцы на своей чашке. Я нервно помешивала пластмассовой палочкой некрепкий кофе.

– Мне угрожают. Во всяком случае я очень беспокоюсь…

– Хм. И вы кого-нибудь подозреваете?

– Нет, я не знаю.

– В чем выражаются угрозы?

– Ну, я получаю письма. А вчера мне прислали дохлую, вонючую крысу. Письма я принесла с собой. Крысу, конечно, нет.

С моих губ сорвался нервный смешок, за который мне сразу же стало стыдно. Я вынула письма из сумки и положила их на стол.

– Значит, вы только получали письма? Телефонных звонков, неожиданных посетителей не было?

– Нет.

Виттеброод мельком взглянул на бумаги на столе.

– Госпожа Фос, вот в чем проблема. Угрожать кому-либо – дело наказуемое. Но записать угрозу на бумаге – в принципе нет. Вы, возможно, и воспринимаете письмо как угрозу, но на деле угроза здесь не прямая. Если бы вы знали, сколько народу посылают и получают такие странные письма. Мы не можем расследовать все случаи. Авторы большей части этих писем крайне редко приводят свои намерения в исполнение.

Я начинала злиться.

– Господин Виттеброод, меня совершенно не интересует, что думают по этому поводу авторы большей части этих писем. Я чувствую, что этот человек действительно собирается что-то предпринять. У меня двое маленьких детей, которых я воспитываю одна. Может быть, вы все-таки прочитаете письма, тогда вы поймете, что у меня есть все основания опасаться.

Он взял письма в руки и быстро просмотрел их.

– М-да. Письма ужасные. Я понимаю, почему вы так расстроены. – Он посмотрел на меня с участием. Их там хорошо учили, в этой полицейской школе. – Но должен вам сказать, что мы, к сожалению, ничем не можем вам помочь. Мы назначаем расследование только в том случае, если вам действительно причинили вред или угрожают физически.

– Вы не можете исследовать отпечатки пальцев на этих письмах?

Он приветливо улыбнулся.

– Лучше даже не начинать. Представляете, сколько человек держало в руках это письмо… Почтальон, сортировщик, вы, возможно, ваши друзья и знакомые…

– Письма пришли не по почте. Он сам опускал их мне в ящик.

– Ну давайте попробуем разобраться вместе. Может быть, вы недавно расстались с мужчиной?

– Это к делу не относится. Мой бывший любовник сделать этого не мог.

– Почти во всех подобных случаях замешаны бывшие любовники, которые и угрожают своим партнерам. Иногда анонимно. Некоторые даже остаются со своими половинами в дружеских отношениях, а за их спиной посылают им самые отъявленные угрозы.

Я подумала о Геерте. Не может же он быть так извращенно мстителен?

– Я думаю… Видите ли, я пою в одной группе. Этот может быть какой-нибудь свихнувшийся фанат. Или кто-то, кто видел, как я выходила из клиники после аборта и потом следил за мной… Какой-нибудь активист движения против абортов.

Опять эта улыбка.

– Ну, у нас тут не Америка. Терроризма против абортов у нас нет. Мне все-таки кажется, что вам надо подумать о людях в вашем ближайшем окружении. Бывшие партнеры, кто-то, с кем вы поссорились, кого пригласили домой после стаканчика вина и пробудили ложные ожидания…

– Я ни с кем не ссорилась. В том числе и со своим бывшим. Я никого не приглашала домой.

– Может быть, другой бывший любовник, кто-нибудь из прошлого?

– Он живет в Америке.

– Но вы же с ним общаетесь?

– Нет.

Какое-то опустошающее уныние овладело мной. Пока я говорила, я поняла, как глупо все звучит. Конечно, полиция ничем не может мне помочь. Я встала.

– Я понимаю, менеер Виттеброод, что обратилась не по адресу. Я должна ждать, пока меня действительно не изнасилуют или не разрубят на куски.

Я взяла сумку и запихнула в нее письма.

– Очень жаль, госпожа Фос, что мы ничем не можем вам помочь. Держите нас в курсе насчет писем и по всем вопросам, которые могут возникнуть.

Я засмеялась.

– Желаю вам приятного дня и спасибо за помощь.

– Подождите! Я запишу ваши данные. Если вы придете еще раз, вам не нужно будет опять все рассказывать.

Я вылетела из комнаты. Толстяк ушел, но его запах еще висел в воздухе. На улице опять шел дождь. Мне было уже все равно. Я села на велосипед и почувствовала, как холод пронизывает мою тонкую куртку. Я сжала кулаки. «Не плакать, не плакать», – шептала я себе. Я не хотела быть жертвой. Дождь хлестал в лицо, спина и ноги промокли, но мне становилось все теплее. Теперь я знала точно, что должна бороться сама.

Глава 9

Я проехала Суринамскую площадь, поднялась вверх по улице Овертом, изо всех сил давя на педали и проклиная город. Транспортный хаос, машины, заблокировавшие велосипедную дорожку, каменные лица пешеходов, которые, рискуя жизнью, бросались под колеса, – все они оказывались препятствиями, которые мне мешали. Я хотела ехать дальше, чтобы ноги загудели от напряжения.

Лучше всего думать у меня получалось на велосипеде. Именно так я могла погрузиться в те сложные вопросы, которые мне надо было решить. На велосипеде мне пришло решение прервать свою беременность. И прекратить отношения с Геертом. Только на велосипеде я осмеливалась думать о своих умерших родителях. Только так я могла держаться на правильном расстоянии от дурных воспоминаний и тяжелых чувств.

Я въехала в парк Фондела, там тоже было полно народу, несмотря на мерзкую погоду. Я поняла, что боюсь возвращаться домой. И какой абсурд, что этот тип остается совершенно безнаказанным. Что полиция ничего не может сделать с такими ненормальными, пока они не сотворят чего-нибудь страшное. Как правило, дальше угроз дело не идет, так, кажется, выразился полицейский. Как правило, понятно. А если предположить, что я исключение из правил?

Погруженная в мысли, я не заметила, как налетела на скейтера. Я бросилась неловко и испуганно извиняться, а он обругал меня грязной шлюхой и тварью поганой. Он пнул мой велосипед и ударил бы меня, если бы я не умчалась без оглядки. Что это на них на всех нашло?

Взвинченная, я продолжала ехать дальше, не обращая внимания на боль в боку. Может быть, придется уехать из Амстердама. Продать дом и поселиться в деревне, где не ругаются так зло и грязно даже по делу, где какой-нибудь психопат не может исчезнуть незамеченным. Но ведь именно из такой деревни я и сбежала двенадцать лет назад.

Из размышлений меня вывел звук приближающегося велосипеда, метров за сто позади меня. Цепь била по корпусу велосипеда, и по этому стуку я поняла, что человек едет быстрее, чем я. Я стала сильнее давить на педали, как всегда автоматически это делала, когда мной овладевало параноидальное чувство, что меня преследуют. Я терпеть не могу, когда за мной гонятся. Человек сзади меня тоже прибавил скорость, и я вдруг поняла, что он действительно меня преследует. Страх сковал мои мышцы и горло сжалось так, что я едва могла дышать. Меня преследуют. Это точно. Я крутила все быстрее и быстрее, задыхаясь и хрипя, как астматик, сердце как бешеное гнало кровь по телу, глаза искали людей, к которым я могла бы обратиться за помощью, за спасением, но парк, казалось, вдруг стал пустым и заброшенным.

Я упала, когда кто-то положил большую, сильную руку мне на затылок. У меня защипало в носу от крепкого аромата его одеколона, смешанного со знакомым запахом кокосового масла, так что я даже чихнула.

Я плюхнулась на мокрый асфальт. Мне захотелось убежать куда-нибудь в лес, и я отшатнулась, когда он попытался мне помочь. Брюки были разорваны, коленка гудела от боли. Я подняла глаза и увидела Стива.

– О Боже! Как я испугалась… – Я поднялась на ноги и стала стряхивать грязь с одежды.

Стив просто умирал от смеха.

– Ну прости, я не хотел тебя пугать, беби. – Он хохотал до икоты.

Так я и стояла в парке, промокшая насквозь, волосы приклеены к лицу, тушь размазалась где-то на подбородке, – напротив хохочущего, бритого наголо негра. Его гладкий череп покрыт дождевыми капельками, очки запотели. Стив выглядел все так же молодо, хотя уже приближался к сорока. На нем был оливковый плащ, серый костюм и изящные, до блеска начищенные итальянские туфли. Это был все тот же Стив, которого я знала. Тщеславный и самодовольный, помешанный на хороших костюмах, шелковых шарфах и белых накрахмаленных рубашках. Это было у него навязчивой идеей – уход за собой, со всеми этими кремами, лосьонами и приятными ароматами. «Тело – это храм духа».

Он прямо задыхался от смеха:

– Вот черт, мне пришлось крепко поднажать на педали! Представляешь, прямо выдохся! Я увидел тебя издалека и подумал: это же она, Стив, давай-ка за ней.

Он все продолжал говорить, склонившись над рулем и качая головой от смеха. Я тоже робко засмеялась и посмотрела на людей, которые проходили и проезжали на велосипедах мимо и тоже улыбались.

– Слушай, а ты все такая же сладкая девчонка! Подумать только, как давно это было. Пойдем-ка выпьем чего-нибудь! – Он положил свою большую ладонь на мою руку, и я покраснела.

В кафе «Вертиго» было тепло, накурено и полно людей, которые прятались от дождя. Их мокрые куртки сохли на стульях, все встряхивали зонтики, жаловались на непогоду, которая мучила нас уже несколько недель. Я отлучилась в женский туалет, чтобы привести себя в порядок после такой неожиданной встречи. Посмотрела в зеркало, подправила тушь, подкрасила губы красной помадой и выругала свое уставшее лицо. В резком, холодном свете ламп я вдруг стала похожа на свою мать, которая неодобрительно взглянула на меня из зеркала. Я поднесла холодные ладони к вискам и разгладила лицо. Складка, идущая от левого крыла носа к подбородку, исчезла. У моей матери этих складок было две, слева и справа. Это просто от недосыпания.

Я высушила волосы под сушилкой для рук, опять заколола их, набрала в легкие побольше воздуха и вошла в зал. Стив сидел за столиком и рассматривал публику, самодовольно откинувшись на спинку стула. Когда он меня увидел, его опять начал разбирать смех. Он встал и отодвинул для меня стул. Я скованно присела. Болезненная тяжесть давила мне на глаза оттого, что я мало спала и много выпила накануне.

Стив, посмеиваясь, пододвинул мне чашку эспрессо, развел руки в стороны и простонал:

– Ох, как же здорово опять оказаться в Амстердаме! Как я скучал по всему этому. И по тебе! И как мы встретились! А знаешь, ты прекрасно выглядишь! А как там моя Мейрел? Ну-ка, рассказывай мне про нее все!

Я попробовала отхлебнуть своего эспрессо и не дрожать.

– Она похожа на меня?

– Нет. Она твоя полная противоположность. Внимательная и серьезная. Очень самостоятельная. Хорошо учится.

– Она вспоминает обо мне?

– Боже мой, Стив, ну о чем ты? Ты исчез из ее жизни, когда ей был год… Нет, она никогда о тебе не спрашивает.

Я закурила. Он тут же бросился с преувеличенным усердием отгонять от меня дым своими большими ладонями.

– Прекрати сейчас же! Ты должна заботиться о себе! Моя дочь ведь на твоем попечении!

Он опять начал раздражать меня, как и прежде. Как будто его не было не шесть лет, а всего пару дней.

– Насколько я понимаю, ты вернулся из Америки. Что привело тебя в нашу крошечную страну?

Стив взмахнул руками и начал громко рассказывать.

– Мне было больше нечего ловить в Нью-Йорке. Музыкальный мир там, знаешь, просто отравлен. Наркотики, деньги, чудные они там все. Никакой расслабухи. Я играл там в группе, хорошая группа, профессиональные люди, но мы играли там полтора месяца по шесть вечеров в неделю. И после этого должны были пускать шапку по кругу. Если был полный зал, выходило шестьсот долларов на шестерых. Это же не дело! А жизнь-то там дорогая. И все эти ребята, один за другим, западали на наркоту. Чтобы держаться. И вот однажды я вдруг подумал: если все так пойдет и дальше, я закончу жизнь в канаве или получу нож в бок. У меня не было вида на жительство, поэтому я не мог работать в студии. И я подумал: «Стив, ты должен вернуться к своим корням. Тебе ведь уже сорок. Американская мечта не для тебя. Все кончено. Очнись!» – Он с силой опустил руки на стол.

Я выпрямилась и нервно засмеялась.

– Ну, а ты чем тут занималась все эти годы? А знаешь, я тебя видел. Ты молодец! Все так же сексуальна. И голос стал более выразительным. Больше глубины. Вот только жалко, что в такой дерьмовой группе выступаешь.

– У нас не дерьмовая группа, Стив.

– Ну Мартин и Геерт в любом случае мудаки.

– Почему? Ты же их совсем не знаешь!

– Еще бы мне не знать Мартина! Да он терпеть меня не может, потому что боится, что я уведу у него музыкантов. Да он обоссытся, когда меня увидит! Я приходил в «Минерву», чтобы посмотреть на ваших девочек. Знаешь, Элен со мной говорила, хочет ко мне в группу. Я думал зайти после вашего шоу, просто сказать привет, и тут Геерт прямо полез в бутылку! Орал, чтобы я убирался с твоей дороги! Что я последний, кого ты ждешь. Он пихнул меня, и Мартин сказал, чтобы я ушел, а то они меня выдворят. Пфф! Меня выдворить?!

Этого мне Геерт не рассказывал.

– Я просто хотел с тобой поговорить. О Мейрел. Я часто думал о ней одинокими ночами в Нью-Йорке.

– Одинокими ночами. Что ж, может быть. Если ты так часто о ней думал, что же ты ни разу не прислал ей хоть открытку?

Стив снял очки и стал тереть глаза. Потом взял мою руку и начал ласкать пальцы. Мне казалось, что он гладит не руку, а мой живот.

– Не знаю. Я был так занят. Все как-то не получалось. А иногда думал: а может, лучше и не давать о себе знать, чтобы она забыла. Я же плохой отец.

– Ах вот как!

– Но я вернулся! И теперь нам надо кое о чем договориться. Я очень хочу ее видеть.

Я заказала виски, Стив – водку с соком. Мне хотелось теплого пламени сладкого алкоголя, который успокоит мои мысли. Я думала о Геерте, который ничего не рассказал мне о ссоре со Стивом. А Стив между тем весело рассказывал о Нью-Йорке и о встрече со знаменитой Робертой Флак. Он еще раз спросил, может ли он видеть Мейрел, но я уводила разговор в сторону. Мне не хотелось, чтобы мою дочь еще раз бросал отец. А это произойдет неизбежно. Со Стивом невозможно договариваться ни о чем, если только речь не идет о его карьере или о сексе. К тому же у меня было подозрение, что он думает больше именно о сексе, чем о новом шансе стать отцом.

Виски не помог мне расслабиться. Наоборот. Я чувствовала, что мне угрожают со всех сторон. Все в кафе казались мне подозрительными. Кто-то следит за мной, вынашивает планы, как со мной покончить. Я посмотрела на Стива, который увлеченно рассказывал о своей жизни в Нью-Йорке, и подумала, что это и в самом деле было совершенно случайно, что он именно в этот момент возник в моей жизни.