Текст книги "Побег из Амстердама"

Автор книги: Саския Норт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Глава 34

Я сунула указательный палец в рот, как можно дальше в глотку. Должно получиться. Раньше получалось всегда, когда я перебирала с выпивкой, а надо было продержаться еще всю ночь. Слезы брызнули из глаз. Меня мутило, но не рвало. Надо сконцентрироваться. Сконцентрироваться на рвоте. Я села на колени, опустила голову над унитазом и сунула два пальца еще глубже. Горло сжала судорога. Я закашлялась, потом еще раз, и изо рта хлынула теплая волна горечи. Я выворачивала кишки наизнанку, пока не убедилась, что в моем организме не осталось ни следа Викторовой таблетки.

Дети спали, и теплый свет рождественской гирлянды мягко освещал их спокойные личики. Вольф посапывал, сунув в рот большой палец. Мейрел лежала спиной к двери, завернувшись в одеяло. Локоны прилипли к щекам.

Я присела рядом с ней и тихонько поцеловала. Она пахла печеньем и сном. Что-то заворчала и отвернулась от меня. «Пока, милая Мейрел. Я тебя люблю. Все будет хорошо». Я прижалась щекой к ее щеке и еще раз вдохнула ее чудесный запах. Мне так не хотелось ее оставлять, исчезнуть из ее жизни, как уже однажды сделал ее отец. Я вернусь. Как можно скорее.

Я встала и подошла к кровати Вольфа. Когда я присела к нему, он повернулся на спину и подтянул к лицу ладошки. Я погладила его кудряшки и серьезное личико.

– Привет, Вольф, – я поцеловала его.

– Привет, мам, – тихонько ответил он хриплым голоском и повернулся на бок.

Дверь спальни медленно открылась, и в комнату заглянул Виктор:

– Мария, ты готова?

Я покачала головой.

– Пойдем. Анс о них позаботится. Пойдем, тихонько, не надо их будить.

Я встала и пошла к двери.

Виктор повел меня к лестнице, слегка похлопывая по спине, видимо, лицемерно пытаясь меня утешить.

– Подожди, – попросила я на половине лестницы. – Я кое-что забыла.

– Анс принесет, скажи ей, что нужно, – ответил Виктор, подталкивая меня впереди себя.

– Нет, она не найдет. Это фотография детей. Мне непременно нужно ее взять.

Виктор вздохнул:

– Я тебе ее принесу, скажи, где она лежит.

Я развернулась и стала подниматься наверх:

– Послушай, я не сопротивляюсь, я выпила твою таблетку и уж точно не наложу на себя руки. Я не хочу, чтобы ты или Анс копались у меня в шмотках. Фотография лежит в шкатулке с дорогими вещами. Я просто ее заберу.

– Ладно. Я подожду внизу.

Я услышала, как хлопнула дверь внизу и Анс спросила Виктора, где я. Убедившись, что они меня не видят, я кинулась в спальню, сдернула со стула серый шерстяной свитер, схватила с кровати сумку и открыла балконную дверь. Времени думать не было. Бояться тоже. Я вскарабкалась на деревянную балюстраду и прыгнула вниз.

Сильно ударившись, я упала на мерзлый песок. Голова немного кружилась, и я на минуту засомневалась, не действуют ли еще остатки таблетки. Левая лодыжка страшно болела, но я мгновенно вскочила на ноги и побежала. Я бежала изо всех сил вниз по дюне, к пляжу, в темноту, где меня никто не смог бы увидеть. Холод пронизывал насквозь, до сих пор шел снег.

Я споткнулась и покатилась вниз по снегу. Вдалеке меня звали Виктор и Анс. Я поднялась и, зажав в руках сумку и свитер, побежала к морю, где песок был тверже. Виктор мог меня догнать. Как можно скорее надо было бежать в темноту, на север, прочь от мира людей.

На пляже было удивительно тихо. Спокойно шелестело море, ветер затих, и с черного неба летели снежинки. Я слышала только свое хриплое дыхание. Легкие горели огнем, и я не знала, как долго смогу продержаться. Остатки моей физической формы растаяли после двух недель беспрерывного курения. Я бежала, ничего не видя, не замечая боли. Я знала, что Виктор сдастся быстрее. Он был старше, толще, а курил не меньше меня. Еще немного, совсем немного, и я оторвусь.

Ноги промокли, вода залила сапоги. Сердце колотилось о ребра. Где-то совсем далеко Виктор отчаянно звал меня и кричал, чтобы я не боялась.

Я выбилась из сил. Из глаз катились слезы, я ничего не видела, ноги промокли и ничего не чувствовали от холода. Я падала, вставала и снова карабкалась к темным дюнам. Виктор уже не мог меня видеть, и если бы я поднялась на дюну и добралась до леса, то была бы в безопасности.

На зубах скрипели песчинки. Ноги заплетались в рыхлом песке. На четвереньках я взобралась на дюну, разорвав о колючую проволоку джинсы и поранив бедро. Но продолжала двигаться – расслабиться можно было только в лесу.

Наверху я опять побежала, пробираясь через кусты шиповника и крапиву к высоким соснам. Во рту пересохло, кровь будто бурлила, и так сильно, что я боялась, что моя голова разорвется. Едва дыша, я добралась до леса, где было темным-темно. Виктора больше не было слышно.

Глава 35

В лесу было так тихо, что я слышала, как в ушах шумит кровь. В бликах белого снега можно было хоть что-то разобрать. Тяжело дыша, я прислонилась к толстой сосне и стала дуть на окоченевшие ладони. От пота и снега я насквозь промокла и чувствовала, как по ноге течет что-то теплое. Кровь.

Внезапно я поняла, что от боли не смогу сделать больше ни шагу. Левая лодыжка подозрительно пульсировала. Я села на свитер и достала из сумки зажигалку и сигареты. Руки тряслись и дрожали так сильно, что зажечь сигарету никак не получалось. Я выругалась. Что за бред! Что я здесь делаю, черт возьми? И что дальше? Ледяной холод пробирался по спине. Здесь оставаться нельзя, можно замерзнуть насмерть. А мои дети вырастут с мыслью, что их мать и правда была сумасшедшей, и станут такими же одинокими и озлобленными, как я и Анс. Не в состоянии выстроить с кем-либо отношений, не научившись доверять ни друг другу, ни людям вообще.

Мое горло вдруг выдало какой-то пищащий всхлип. Как будто все силы покинули тело, и я испугалась. Ужасно испугалась. Что с Вольфом и Мейрел, пока меня нет, случится что-то страшное. Что кто-то из них заболеет или с ними произойдет несчастный случай. Что им будет больно или они погибнут, а я никогда не смогу прижать их к себе живыми и теплыми. Какой еще кошмар устроила я для них, так неожиданно бросив?

Я трясла зажигалку все яростней, пытаясь выбить из нее огонек, что-то теплое и светлое, к тому же мне надо было покурить, чтобы успокоиться. Я брошу. Когда все закончится, если когда-нибудь все будет хорошо, чего бы это ни стоило, тогда я не притронусь больше к сигарете. Ради Мейрел и Вольфа.

Наконец огонек загорелся. Я быстро закрыла его ладонью, защищая от ветра. Что теперь? Надо было позвонить. Геерту. Но чем он мог сейчас мне помочь? Он бы только взбесился и закатил сцену Анс. И в глубине души я все еще ему не доверяла. Был только один человек, к которому я могла обратиться.

Онемевшими пальцами я достала из сумки телефон и включила его.

«У вас три новых сообщения», – высветилось на экране. Два звонка от Анс, один с неизвестного мобильного номера. Я набрала свой автоответчик.

«Сервис недоступен».

Я вытерла рукавом ледяной нос и с трудом поднялась на ноги. В ту же секунду боль словно выстрелила в ногу, так сильно, что из глаз брызнули слезы. В Гималаях и еще черт знает где телефоны прекрасно работают, а в густонаселенной Голландии стоит зайти в ближайший лесок и останешься без связи! Я походила кругами, поминутно спотыкаясь и не зная, в какую сторону теперь идти. Нигде не было ни огонька и никаких других признаков жизни. Я пошла к дюнам и снова попробовала позвонить. На этот раз получилось.

«Мария, пожалуйста, вернись. На улице так холодно…(На заднем плане что-то бубнил Виктор.) Обо всем надо поговорить».

Еще одно.

«Мария, я надеюсь, ты меня слышишь. Пожалуйста, не делай глупостей. Подумай о детях. Пожалуйста, вернись».

Потом голос Виктора. «Мария, где бы ты ни была, мы хотим тебе только помочь. Если тебе страшно, если ты потерялась, что бы ни случилось, позвони нам или в кризисный центр 0800-050…»

Я нажала на отбой и стала искать визитку Гарри Меннинги.

Четыре раза я набирала замерзшими скрюченными пальцами неправильный номер. Мне было так холодно в мокрой одежде, что зубы стали выколачивать дробь. Я потрясла руками и ногами, чтобы хоть немного согреться, но это не помогло. Если Гарри не возьмет трубку, мне снова придется идти.

Он ответил. Видимо, он был в кафе, потому что проорал мне, чтобы я подождала минутку. Я услышала, как он выходит на улицу, пробиваясь между людьми, которые смеялись и разговаривали. Потом звуки веселья стихли, и я смогла разобрать его голос.

– Я слушаю.

Я так замерзла, что говорить получалось с трудом.

– Это кто?

– Привет, это Мария.

– А, Мария! Мы же договорились на завтрашний вечер?

Главное, постараться сейчас не расплакаться.

– Помоги мне. У меня проблемы, я где-то в лесу…

– В лесу? Что случилось? Что ты там делаешь? На улице минус десять!

– Долгая история, я все тебе расскажу при встрече. Я правда не знаю, где я. Ты не мог бы меня забрать?

– Как я это сделаю, если ты сама не знаешь, где ты?

– По-моему, я где-то между Бергеном и Бергеноман-Зее.

– Там нет велосипедной дорожки?

– Нет. По крайней мере я не вижу. Видно только дюны вдалеке.

– Ладно, спокойно. Дай подумать. Подожди-ка. Ты не видишь в дюнах башню?

Я присмотрелась, но ничего не разглядела.

– Обернись. Ты не под холмом? Или, может, на холме?

Я огляделась. Позади был лес, он и правда немного уходил наверх.

Я поняла. Вдруг меня осенило, где я. Здесь, на холме, был санаторий «Био». Велосипедная дорожка и тропинка к морю должны быть где-то поблизости. Где-то слева.

– Я знаю. Я стою под дюной, на которой санаторий «Био».

– Хорошо. Слушай меня. Я сейчас поеду туда, а ты выходи к дороге. Я встану там и не буду гасить фары. Ты меня увидишь, а если нет, то позвонишь.

– Я точно должна знать, что это ты. Я в опасности.

– Позвони, когда меня увидишь. Я моргну тебе фарами.

– Ладно. Но если увидишь другую машину, проезжай мимо! И позвони мне тогда!

– Договорились. Буду через десять минут.

В машине у Гарри я продолжала стучать зубами, несмотря на пыльное тепло автомобильной печки. Увидев мое окровавленное бедро, он тихо выругался и протянул мне коробку бумажных платков. Я промокнула бедро и увидела огромную рваную рану, которую по-хорошему надо было бы зашить.

– По-моему, с этим надо в травмпункт, – сказал Гарри, заводя машину и сильно газуя. Из колонок загремел «Симпли Ред».

– Не надо. Нельзя.

Я изо всех сил старалась сидеть, перевалившись на правую ногу, чтобы не испачкать кожаное сиденье.

– Почему? Что с тобой случилось?

Я смогла только покачать головой.

По дороге я смотрела на огоньки и заснеженный ландшафт. Мои дети спали. Я пообещала завтра пойти с ними веселиться. Они проснутся часов в семь и побегут к моей кровати. Будут искать меня и звать, пока Анс не скажет, что меня нет. Они забросают ее вопросами. Куда я уехала? Зачем? Когда вернусь? А ведь мама обещала…

Если кто-то и сможет дать им правильные ответы, то это Анс. С детьми она была просто замечательной. От этой мысли мне одновременно стало спокойно и больно.

Глава 36

Гарри показал мне на диван и сказал «Садись», но я не осмелилась. Я была вся в песке, морской воде и крови, и было просто невозможно сесть на ослепительно белый хлопок обивки дивана. Я дрожала, засунув руки под мышки.

– Можно мне принять душ? – спросила я, и он как-то неловко засмеялся.

– Конечно. Какой же я дурак! Ты, должно быть, совсем замерзла. Вот, ванная здесь.

Он отодвинул деревянную панель и пропустил меня вперед. Я оказалась в маленьком бетонном пространстве, таком же мрачном, как и его гостиная. Он открыл шкаф за большим зеркалом и показал мне полотенца и свой банный халат. Чтобы я надела его после душа, если захочу. А он пока поищет для меня сухую чистую одежду.

Тело пощипывало от теплой воды. Я промывала волосы от песка и скребла руки и ноги. Они все были покрыты царапинами от чертополоха и кустов. То место на бедре, которое я распорола гвоздем, все еще кровоточило, левая лодыжка распухла и посинела. Я повела плечами и почувствовала, что мышцы перенапряжены. Завтра у меня будет страшно болеть все тело.

Я выключила душ и взяла пушистое, пахнущее мускусом серое полотенце. Гарри продумал каждую мелочь в своем доме. Все подходило друг к другу по цвету. В поисках зубной щетки я открыла шкафчик над умывальником, там в сером стаканчике стояли зубная щетка и зубная паста из фирменного магазина. Даже его дезодорант и коробочка с обезболивающими были серого цвета. Я знала только одного мужчину, который придавал такое значение своей внешности и жизненному стилю, – это Стив. Другие мужчины, которых я встречала, совершенно не обращали на это внимания. Спали на матрасе на полу, рядом со стереосистемой, до тех пор пока не заводили себе подружку, которая объясняла им, что существуют кровати. Но это было другое дело. То были музыканты. Гарри был маклер. Человек мелочей.

Он постучал в дверь и протянул мне, старательно отвернувшись, чтобы не смущать, майку с длинными рукавами, спортивные брюки и носки «Найк». Я залепила рану на ноге стерильным бинтом, который нашла в аптечке, и влезла в его спортивный костюм. И только после этого осмелилась сесть на белый диван.

В комнате пахло свежим эспрессо. Гарри вошел в комнату с двумя чашечками кофе и протянул мне одну.

– Ну вот. Теперь ты выглядишь намного лучше. Хочешь что-нибудь выпить с кофе? У меня есть виски, коньяк, арманьяк, самбука, «Тиа Мария», амаретто…

– Арманьяк, пожалуйста.

Он взял два больших коньячных бокала из шкафчика рядом с диваном и налил две большие порции арманьяка. Я взяла бокал, поднесла его к носу и как можно глубже вдохнула аромат изысканного напитка. Именно это мне и было нужно.

Если бы у меня не бывало такого ужасного похмелья, я пила бы такие вещи каждый день.

Я отпила глоток и почувствовала удовольствие от того, как напиток приятно обжег мой язык, горло и пищевод. Гарри зажег две сигареты и протянул одну мне.

– Теперь-то ты можешь рассказать мне, что произошло?

Он сел напротив. Я все-таки колебалась. Мне не хотелось, чтобы он тоже начал сомневаться в моем рассудке. Но когда я начала рассказывать, то уже не могла остановиться. Мне хотелось доверять ему, хотя у меня и не было никаких причин для этого. Я хотела, чтобы он вытащил меня из этого кошмара.

Пока я рассказывала, он подливал мне арманьяк, зажигал сигареты, намазывал рассыпчатый крестьянский сыр на мягкий белый хлеб с хрустящей корочкой, менял диски. Время от времени задавал вопросы. Кивал и складывал руки у рта. Когда я выговорилась, он закинул голову и вздохнул.

– Боже мой, – пробормотал он, и в какой-то момент я испугалась, что он возьмет телефон и позвонит в кризисный центр.

– Я знаю, что это очень странный рассказ. Я и сама верю в это с трудом. Бывали моменты, когда я думала, что схожу с ума. Но письма с угрозами я действительно получала. И мой бывший их тоже видел.

Гарри посмотрел на меня так, как будто по моим глазам мог прочесть, правду ли я говорю.

– Видишь ли, если тебе никто не верит, в конце концов начинаешь сомневаться в себе сама. Это очень странно действует. Им не надо доказывать, что я не в себе, это я должна доказывать, что это не так. Но как такое докажешь? А ведь в это время я нахожусь в опасности. И мои дети. Я беспомощна…

Он встал и задумчиво заходил по комнате, глядя себе под ноги. Я отпила еще глоток. Гарри молчал, и я уже стала нервничать от его отсутствующего взгляда и гуденья Майлса Девиса. Я поняла, что весь день почти ничего не ела и сейчас становлюсь парализованной, как кролик перед удавом. Я попросила у него стакан воды. Он пошел в кухню и вернулся с большим стаканом воды с гремящими в нем кубиками льда. Я выпила все одним глотком.

– Знаешь, – начал Гарри, – я тебе верю. Не знаю почему, мы ведь едва знакомы. Просто у меня такое чувство. Я только не могу поверить, что Мартин может зайти так далеко. Мне кажется, это ужасно.

Он сел рядом со мной и стал качать ногой в такт музыке. Я взяла кубики льда из стакана и приложила их к лодыжке, которая стала за это время темно-лиловой.

– Выглядит неважно. Можно? – Он очень нежно взял мою ногу. Положил ее себе на колени и осторожно снял носок. Попросил меня подвигать пальцами. Это получилось, хотя и было больно. Он обхватил кистями рук мою щиколотку и осторожно покрутил ее – сначала влево, потом вправо. Я застонала от боли.

– Ушиб, я думаю. Перелома нет. Пойду приготовлю для тебя лед. Где-то у меня был бинт. Секундочку.

Он положил мою ногу на подушку. Я вдруг почувствовала неудержимое желание его поцеловать. Он поверил мне. Он ухаживал за мной.

Гарри забинтовал мне ногу и положил лед.

– Ложись-ка поудобнее, – сказал он и подложил мне под спину несколько подушек. Я оперлась на них.

– Я рад, что ты мне позвонила. Мы можем помочь друг другу. Как ситуация с ключом от конторы Мартина?

Я показала на перепачканную песком сумку. Он взял ее и передал мне. Я покопалась среди тюбиков губной помады, зажигалок и раскрошившегося печенья, и выудила ключ с брелком в виде синего буя. Я его все-таки не потеряла.

– Потрясающе, – сказал Гарри и подлил нам еще.

Мы чокнулись. Я спросила, нет ли у него кого-нибудь получше, чем Майлс Дэвис. Он сказал, что не может быть ничего лучше, чем старый добрый Майлс, но если я настаиваю… Что бы я хотела послушать? Что-нибудь соответствующее слишком большому количеству арманьяка глубокой ночью на диване у незнакомого мужчины.

– Я не могу представить, что у тебя есть дети. – Он взглянул на меня.

– Почему?

– Ты такая классная. Мамаши с детьми, которых я знаю, носят бесформенные брюки и туфли на низком каблуке. Они всегда ворчат и спешат и ездят в дождь на велосипеде со светящимся прицепом, полным зябнущих карапузов. – Он сам посмеялся над своим определением материнства.

– Это хорошие матери. Они полностью растворяются в детях, чтобы создать им здоровое, обеспеченное детство. Я скорее мать такого аморального, панического типа, которая хватается за все сразу, хочет быть одновременно в нескольких местах и отправляет детей в школу в пижаме, потому что забыла зарядить на ночь стиральную машину.

– Мне кажется, ты замечательная мать.

– Не знаю. Я люблю своих детей. Я считаю, это самое главное, что ты можешь им дать. Любовь. Мне так нравится с ними возиться, танцевать и петь. Я лучше буду валять с ними дурака, чем гладить гору белья или укладывать их вовремя спать. Я могу их оставить на денек дома, если плохая погода. Тогда мы втроем забираемся в постель и смотрим по видео «Инопланетянина». Но это, конечно, неправильно. Детям надо ходить в школу. Вовремя ложиться спать. Учиться убирать свою комнату. Есть шпинат и брокколи. Каждый день принимать душ. Заниматься спортом…

– Думаю, у твоих детей гораздо более счастливое детство, чем у тех, кого целыми днями таскают в велосипедном прицепе их раздраженные матери, которые устраивают истерику из-за невыпитого молока.

– И это говорит маклер с безукоризненными манерами, у которого минималистский дом, тщательно отглаженные рубашки, без единого пятнышка диван и дизайнерская зубная щетка? Сам-то ты очень аккуратный парень.

– Это так. Терпеть не могу беспорядок. Тогда я не могу думать, не могу расслабиться. Очень люблю наводить порядок в доме. Уборка поглощает меня целиком. Открываю окошко, ставлю хорошую музыку…

Мы улыбнулись друг другу. Он коснулся головой моей ноги и остался лежать так, головой почти у меня на коленях, с улыбкой на губах, глядя мне в глаза. Меня бросило в пот. Мы оба больше не знали, что сказать. Все было решено. В тот момент, когда его голова коснулась моей ноги, пути назад уже не было. Он спросил, можно ли меня поцеловать, я кивнула. Мы поцеловались. Его теплые руки проскользнули мне под свитер и ласкали мне спину, потом медленно соскользнули вниз, к ягодицам, которые он обхватил нежно и неуверенно, как будто боялся, что я в любой момент могу остановить его. Я не сопротивлялась. Я провела рукой по его волосам и прижалась губами к его губам, наши языки встретились. Мы целовались с открытыми глазами, я хотела чувствовать и видеть, что не одна.

Гарри стянул с меня свитер и посмотрел на мои маленькие груди. Он прикоснулся к ним, гладил, ласкал губами, потом снова целовал, все более жадно. Он выдохнул мое имя и целовал мои глаза, я расстегнула его рубашку и погладила гладкую, мускулистую грудь. Он коснулся языком моего уха и провел им вдоль шеи к моей груди, пупку. Тело у меня покрылось гусиной кожей, когда он снял мои брюки, и его голова утонула у меня между ног.

Я опять нежно потянула его к себе, я хотела его видеть, я хотела смотреть в его глаза и ощущать своим телом его тело. Я больше не чувствовала боли. Я расстегнула его джинсы и удивилась его упругому и мягкому животу, проскользнула рукой в его трусы, он застонал и схватил ртом мои губы, распрямился и скинул брюки. Вдруг мы стали спешить, как будто не могли больше терять ни секунды, мы хотели проникнуть друг в друга сильней и глубже, мы впивались друг в друга с безнадежностью зверей, мы кусали, щипали и царапали друг друга, и когда он проник в меня, я не выдержала. Я всхлипывала и стонала, слезы текли у меня из глаз.

– Я сделал тебе больно? – прошептал он испуганно. Я покачала головой и улыбнулась ему. Провела пальцем по его бровям, носу, губам. Он слизнул мои слезы и смахнул прядь волос с моего лица. Мы засмеялись. Он погружался в меня все глубже, прижал свои бедра к моим и перестал двигаться. Он навис надо мной, опираясь на руки, поймал мой взгляд и снова начал двигаться.

– Я кончаю, – простонал он, а я погладила его бедра и сказала, что это хорошо.