Текст книги "Возвращение в долину (СИ)"

Автор книги: Саша Урбан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

– Она отлично выглядит, ты слишком драматизируешь, – улыбался он. – Может, у нее и не рак. Врачи часто ошибаются. Ты смотрела ее историю болезни?

– Нет, – нахмурилась Эва, про себя задаваясь вопросом, почему она раньше об этом не задумывалась. Понятное дело, почему, раньше она сталкивалась со случаями Рака только в романах Ремарка.

– Ну, может, она и не…

– Зачем ей врать?

– Соскучилась, – предположил Чарли. – Все-таки, зная вашу семью, я могу предположить, что она придумала повод, чтобы увидеть тебя, при этом не извиняясь. Ну, это так, в порядке бреда. Давай захватим торт?

– Это еще зачем?

– В качестве подарка. Я слышал, не стоит заявляться с пустыми руками к женщине, если ее дочь спит в твоей постели.

– Еще чего.

Но торт все-таки взяли.

Эва думала, что ее возвращение в родной дом в первый раз было неловким, но нет. Вот теперь было по-настоящему неловко, когда Чарли заявился на порог с полными сумками еды, и его встретили с распростертыми объятиями, а ее – дежурным приветствием и взглядом, так и кричавшим: «Я жду извинений». Это все, конечно, было со стороны Хелены. Иви была, как всегда, в своем репертуаре и пыталась навести мир во всем мире и всех подружить. Она то и дело бросала на племянницу умоляющие взгляды, как бы прося сделать первый шаг. От этого всякое желание разговаривать пропадало. На все вопросы в духе «как дела?» и «чего нового?» Эва отвечала односложно. Чарли в красках рассказывал, как они в испепеляющую жару и продирающую до костей сырость роют котлован под фундамент отеля. Хелена при любом упоминании Ричарда кривилась.

Эва улучила момент, чтобы подняться в комнату и забрать разрядившийся ноутбук. Она еще раз окинула свою комнату прощальным взглядом, а обернувшись увидела в дверях Хелену. В глаза бросилась ее худоба. Женщина умело скрывала это свободной одеждой, но тонкие руки и выпираюие ключицы, грозящиеся вот-вот прорезать истончившуюся кожу, кричали о болезни. Эва сглотнула.

– Ты пьешь лекарства?

– Толку от них, – хмыкнула Хелена. – Ты, значит, все-таки работаешь с этим фейри?

– Ричард – не фейри, – с нажимом проговорила она. Хелена беспомощно развела руками.

– Как тебе угодно. Но я тебя предупреждала, – она поджала губы, сканируя комнату взглядом. Указала пальцем на стол. – Оттуда ничего забрать не хочешь?

Эва пожала плечами. На столе лежал недавно найденный дневник и колода таро в истрепавшемся мешочке.

– Вот это. Можно?

– Зачем спрашиваешь? Это твои вещи. Они лежат в твоем доме. Ты всегда можешь за ними вернуться.

– Ты заложила дом, – напомнила девушка. Хелена невозмутимо хмыкнула.

– Уж лучше, чем брать деньги у фейри. Они превращаются в жухлые листья.

Эва с трудом сдержала стон, подошла к столу и сунула вещи в рюкзак, затылком чувствуя сверлящий взгляд матери.

– Как вы вообще собираетесь выводить фестиваль на окупаемость? – поинтересовалась девушка, как бы между прочим. Просьба Ричарда поговорить по поводу сотрудничества болезненно ввинчивалась в мозг, раздражая, как писк комара в ночной прохладе. Хелена пожала плечами.

– Мы будем продавать свечи.

– Свечи?

– Для праздничного шествия. Пойдем, покажу.

Она махнула рукой, приглашая в свою мастерскую. В кабинет Эва не заходила без разрешения матери. Эта дурацкая привычка осталась у нее с детства. Хелена очень следила за своим личным пространством, поэтому даже сейчас, будучи взрослой, Эва чувствовала себя неуютно, оказываясь в помещениях, занимаемых Хеленой, без разрешения. Или приглашения. Даже, если ей просто нужно было что-то забрать.

Мрачная мастерская на первом этаже преобразилась. Как будто стала меньше. И повсюду стояли свечи: большие и маленькие, толстые и тонкие, в воздухе пахло воском и травами. На языке сразу скопилась горечь от запахов полыни и зверобоя.

– Чем вы их напичкали?

– Полынь, зверобой, бузина, рута, – пожала плечами Хелена. – Базовый набор для защиты от темных сил. Самайн, как-никак.

– А кроме свечей что-то будет? Не знаю, там… шоу. Музыканты.

– Бекки хотела вывезти к нам группу из дома престарелых. Они прекрасно играют на струнных, Паркинсон им в помощь.

– Это провал, – констатировала Эва и, не говоря больше ни слова, вернулась на кухню, где Иви уже заваривала чай и нарезала привезенный Чарли шоколадный торт.

Молодой человек чувствовал себя, как дома. Он помогал доставать посуду и мыл тарелки. На секунду Эву даже охватила… ревность. Чарли с его легким характером смотрелся в этом доме куда уместнее, чем она сама.

– Торт – просто фантастика, – щебетала Иви. – Мне никогда не удавалась сладкая выпечка, а вот Хелене – да. Эва, кстати, унаследовала это от нее, они обе похожи на ведьму из сказки братьев Гримм, та, что жила в пряничном домике. Мне кажется, от скуки они могли бы такую вещь и соорудить.

– Я не против, – смеялся Чарли. – Я не знаю, есть ли что-то, с чем Эва не может справиться.

– Со своим упрямством, – хихикнула Иви. – Но это у нее тоже от матери. Поэтому им нужен кто-то вроде нас с тобой, чтобы мягко напоминать им, что не все в этой жизни нужно брать с наскока.

– Я, вообще-то, здесь, – подала голос Эва. Тетка развернулась и тут же звонко рассмеялась.

– А я тут тебя хвалю, моя радость. Хелена показывала тебе свечи? – спросила она и продемонстрировала свои руки. На пальцах было несколько свежих ожогов. – Воск очень капризен в работе. А может, у меня просто руки не из того места.

– Вы что, делаете все сами? – ужаснулся Чарли.

– Приходится, – пожала плечами Иви. – На самом деле, тут ничего сложного, мы уже почти выполнили план на этот месяц.

– А вы не думали пригласить кого-нибудь? Художников, музыкантов, артистов. Чтобы был прям праздник, а не распродажа свечей и шествие непойми куда, – поинтересовалась Эва, уперев руки в бока.

– Собирались, но единственная моя знакомая художница – это ты, – подала голос вернувшаяся на кухню Хелена. – Раз уж ты сама предложила, я буду рада принять тебя в качестве участницы на фестивале. Прости, денег нет, но ты можешь забрать свечу бесплатно.

– А может, ты просто откажешься от этой затеи? – простонала Эва. Чарли замотал головой, пытаясь остановить девушку, пока не стало слишком поздно, но не успел.

Хелена снова пришла в ярость.

– Я не остановлюсь, пока я – единственный человек, которому не плевать на дальнейшую судьбу Сторрса.

– С городом все будет хорошо, – процедила Эва. – О фестивале немного погудят в газетах, а потом опять забудут на всю оставшуюся жизнь, потому что он будет тухлым.

– И что ты мне предлагаешь?

– Ричард хочет…

– Ни слова больше, – взвилась мать. Кровь прилила к ее лицу, окрашивая кожу пунцовым. Казалось, еще секунда, и тонкие сосуды лопнут. Но этого не произошло. Хелена просто покачнулась и тяжело осела на стул. Эва тут же, позабыв о споре, подскочила к матери, но та отмахнулась. – Уходи.

Эва отшатнулась, слова, произнесенные сухо, безразлично, ударили больнее пощечины.

– Мам…

– Убирайся. Если ты не желаешь прислушиваться ко мне, то почему я должна делать то же самое? Уходи. И возвращайся, когда поумнеешь, – приказала она.

Эва выпрямилась. Напряжение, копившееся в теле с утра, смесь усталости, тревоги и страха – все это вдруг схлынуло и сменилось облегчением. Чувством собственной правоты. Она до последнего надеялась, что мать будет делать шаги ей навстречу, признает свой недуг, но в глубине души она знала – ничего подобного не случится. И сейчас ее пророчество сбылось. Хелена сидела, бледная, трясущаяся и выгоняла ее прочь. И Эва была рада исполнить ее просьбу.

Домой ехали молча. Чарли не спрашивал, не учил жизни. Даже старался лишний раз не поглядывать в ее сторону. Только на светофорах, когда машина останавливалась, он снимал руки с руля, чтобы нащупать ладонь Эвы и сжать ее в своей. Потом было несколько секунд сопения при подъеме по лестнице, контрастный душ. Легли спать тоже молча. Словно их прокляли.

Наутро Чарли сделал вид, что все нормально. Приготовил завтрак и целый час листал фотографии домов на побережье, рассказывая Эве, как здорово будет переехать куда-нибудь южнее, где зимы мягче, а лето похоже на лето.

* * *

– Объясни мне, старой грешной дуре, что произошло опять? – рыкнула Иви, когда Хелена осушила два кувшина воды и приобрела нормальный цвет кожи. Хелена перестала опираться о столешницу, а это значило, что она могла выдержать шквал сестринской ярости. – Неужели тебе обязательно все портить?

– Я ничего не портила, – сдавленно проговорила Хелена. – Я снимаю с себя ответственность за Эву. Если моя дочь не видит очевидных вещей…

– Это значит, что ты не справилась, – перебила ее Иви. Хелена удивленно уставилась на сестру. – Это твоя вина, Хель. Прости, но это так. Вместо того, чтобы быть ей матерью, ты была злой ведьмой из сказок. Каждый раз, когда она приходила к тебе за советом или утешением, ты делала ей расклад на картах или давала заговоренную свечу. Ты просто… не была рядом с ней.

– Я и тебя так растила.

– Да, поэтому в сорок лет мне пришлось пойти к психологу. Полезная, кстати, практика. Особенно в сочетании с медитациями.

– Ты просто разговариваешь с человеком за деньги, – возмутилась Хелена.

– А если я тебе заплачу, ты меня выслушаешь? – выпалила Иви. – К другим же ты проявляешь всю свою чуткость и внимательность, когда они приходят к тебе на сеанс.

– Вот что, – Хелена тяжело поднялась, опираясь на стол. – Я пойду, займусь свечами. А ты придумай, что еще мы можем продать на фестивале, чтобы у нас не отняли дом.

– Хель… – жалобно пискнула сестра, но женщина уже скрылась в своей мастерской. Точь-в-точь злая ведьма из сказки.

* * *

Ричард вернулся под конец следующей недели и сразу организовал «общую встречу». Так он называл небольшие собрания, которые проводил в своем номере отеля. Присутствовали, как обычно, он, Лиззи Викс, Чарли и Эва. Лиззи каким-то образом стала не просто куратором проекта со стороны городской администрации, но и пиар-менеджером лично Ричарда – знакомила его со всеми важными лицами города, которые еще пребывали в здравом уме и трезвой памяти. Обаятельный мужчина с деньгами вызывал всеобщее обожание и желание угодить. Особенно старалась Лиззи и, судя по тому, как рука Ричарда покоилась на ее колене, когда Эва с Чарли зашли в номер, она немало преуспела.

Собрания, как правило, сопровождались ужином. Вот и теперь они сидели и, периодически отвлекаясь на рыбу с картошкой, обсуждали положение дел. Работой Эвы по части креативов и всего остального Ричард был доволен, правда, отметил уставший вид девушки.

– Ты что, совсем не отдыхаешь? – спросил он.

– Синяки тебе не к лицу, – поддакнула Лиззи. – Становишься похожа на ведьму.

– Ну, мисс Делвал и есть ведьма, – добродушно улыбнулся Ричард. – Ты же еще Делвал?

– Да, – улыбнулась Эва. Хотя от такого вопроса ей стало не по себе.

– Хорошо. С этим делом торопиться не нужно. Кстати, Чарли, мне не очень нравится, что работа еще не сдвинулась с этапа фундамента.

Чарли аж поперхнулся водой и непонимающе уставился на Ричарда.

– Я не могу заставить бетон стыть быстрее. Это закон природы, физики…

– Если ты этого не можешь, я найду того, кто может, – невозмутимо хмыкнул Ричард и снова впился взглядом в Эву. – Скажи, он часто отнекивается этими «законами природы»?

– Нет, – ответила Эва.

– Это хорошо. Но советую присмотреться к нему повнимательнее, – он откинулся на спинку стула и потянулся, как довольный кот, покачивая зажатый кончиками пальцев бокал вина. – Ты сейчас проходишь важный этап своей жизни, создаешь что-то большое, важное. После этого тебе откроются все дороги в этом мире. Решай уже сейчас, хочешь ли ты идти по этим дорогам со «славным парнем», который, может, и очень хорош, но не может угнаться за тобой в твоем умении прыгать выше головы.

Повисла неловкая тишина. Было слышно, как жужжат готовые вот-вот перегореть лампочки, как гудит мини-бар, и как закипает Чарли. Эва бросила на него один взгляд и замерла. Ее Чарли – легкий, добрый и смешливый – впился пальцами в стол так, словно готов был в ту же секунду перевернуть его, бросить на пол, а потом вцепиться в Ричарда и выбросить его в окно. Эва положила руку поверх ладони Чарли и смогла выдавить из себя только жалкое:

– Все нормально.

– Это, конечно, не мое дело, – рассмеялся Ричард, отпивая еще вина. – Вы прекрасная пара, никто не имеет права заставлять вас сомневаться друг в друге. Но если подобные мысли уже посещали кого-то из вас, вам стоит их обсудить, пока взаимные разочарования и обиды не перестанут компенсироваться жарким примирительным сексом…

Звякнули приборы. Вжикнули ножки стула по полу. Чарли взвился вверх и, смерив всех присутствующих испепеляющим взглядом, отправился на выход. Эва выдержала насмешливые и даже жалостливые взгляды Лиззи и Ричарда, выждала несколько секунд, а затем встала из-за стола. Ей хотелось, чтобы эта улыбчивая парочка в ту же секунду провалилась под землю, но на долю секунды ей показалось, будто бы Ричард прав. Планы Чарли не заходили дальше дома на побережье и семьи. А Эва не решалась сказать ему, что ей хочется чего-то другого.

Она нагнала Чарли только на выходе из отеля. Молодой человек гневно чиркал спичкой, пытаясь прикурить, но капризный ветер задувал пламя, как бы Чарли ни пытался защитить огонек.

– Эй, – Эва осторожно коснулась его плеча. Чарли оторвался от своего занятия, впился в нее пылающим взглядом, а потом выдавил свою фирменную улыбку.

– Прости, я слишком резко среагировал.

– Все в порядке, – покачала головой Эва. Тело охватила нервная дрожь. – Ему не стоило так говорить.

– Это да, – хмыкнул Чарли. Спичка, наконец, с шипением зажглась. Чарли прикурил и блаженно затянулся. – Но вот, что я хотел всегда узнать. Ты со мной, потому что лучше вариантов в городе не подвернулось?

Эва открыла рот.

Закрыла так резко, что больно клацнули зубы.

В ушах застучала кровь.

– Что?

– Просто хочу быть уверенным, – сказал Чарли, и на дне его глаз Эве показалось, что она увидела уже знакомое выражение: жалость и разочарование.

Первым желанием было послать его далеко и на всю оставшуюся жизнь. Но в памяти всплыли долгие часы работы с психологом. И Эва, давясь этой модной «экологичностью», проговорила:

– Мне больно слышать такие предположения. Я бы никогда так с тобой не поступила.

– Ну, ты же так пошла со мной танцевать на выпускной, когда Микки тебя не пригласил.

– Это было давно! – возмутилась она и, переведя дыхание, спросила. – Ты тогда обиделся?

– Спрашиваешь еще, – хмыкнул Чарли и приподнял руку, приглашая Эву в полуобъятие. – Прости. Ричард меня разозлил, я наговорил глупостей.

– Не то слово.

На секунду повисло зыбкое молчание. Начал накрапывать дождь. В свете уличных фонарей лоснилась от влаги машина Чарли. И тут завибрировал телефон. Эва перевела взгляд на экран и замерла.

– Мы не едем домой.

10. Колесо Фортуны

«Не то, чтобы я не верила в удачу… Иногда жизнь действительно демонстрирует нам свое извращенное чувство юмора именно таким образом. Но в мире несколько миллиардов людей, дорогая. Судьбе не до тебя. А удача или неудача – это стечение обстоятельств, которые раньше ты имела способность игнорировать»

Заметки из дневника Хелены

Больница. Одна на всю округу, маленькая, как деревенское отделение почты. Тут работали уставшие до мозга костей врачи и один дышавший на ладан рентгеновский аппарат. Была пара палат, но пациентов почти не было. Областная администрация говорила, что в их графстве люди отличаются отменным здоровьем, но местные знали – в таких условиях болеть было себе дороже. Поэтому, оказавшись в окружении давящий стен и презрительных взглядов врачей, пациенты сами направляли все свои внутренние ресурсы на выздоровление. А потом, в следующий раз, если что-то случалось, шли к кому угодно – частным врачам и целителям, лишь бы не возвращаться в этот филиал ада на Земле.

На крыльце под моросящим дождем стояла Иви. Пока Чарли выруливал со скользкой дорожки, тетка несколько раз прилипла к окну в приемном покое, силясь рассмотреть подъезжающих, а потом все-таки выскочила на улицу. Розовая шаль тут же намокла. Волнение и плохое освещение стерли с лица тетки весь эффект йоги и самомассажей, она больше напоминала женщину после двенадцатичасового рабочего дня в бухгалтерии, которая по дороге домой еще и умудрилась попасть под трамвай.

Стоило Эве и Чарли выбраться из машины, Иви бросилась им навстречу и порывисто обняла каждого, крепко целуя в обе щеки.

– Как же хорошо, что вы приехали. Я думала, что с ума сойду, если уже не сошла.

– Все в порядке, мы рядом, – проговорил Чарли, поглаживая ее по спине. Он на секунду отступил, чтобы достать из машины запотевший пластиковый пакет. – Поешь?

– О, мой ангелочек, – пропела женщина, вцепляясь в шуршащие ручки. – Эва, как тебе повезло.

– Что с мамой? – слова скребли по горлу песком. А то она сама не знала ответа на этот вопрос. С мамой рак. Тут правильнее было спрашивать, жива ли она еще, но язык не поворачивался при виде разбитой и уставшей Иви.

– Ей резко поплохело. Нагрузки, сама понимаешь. Она возилась с этими свечами, усиляла их ставами и оговорами. Дар со временем начинает требовать все больше сил, – вздохнула женщина и тут же махнула рукой, отбрасывая налипшие на лоб волосы. – Пойдемте внутрь, иначе еще и вы заболеете.

Больничная тишина давила на мозг. Вошедших окружило молчание, состоявшее наполовину из сочувствия, наполовину – из безразличия. Врачи и медсестры проходили мимо, бросали на них сканирующие взгляды и, убедившись, что перед ними не пациенты, проходили дальше. Иногда разобраться им помогала полноватая медсестра в регистратуре. Если кто-то из врачей слишком уж сильно замедлял шаг перед взволнованной троицей, женщина поджимала свои ярко-красные губы и очерчивала ими полукруг. Врач тут же ускорял шаг.

– Твоя мать – просто невозможная женщина. Еле языком ворочала, а все продолжала сопротивляться, – причитала Иви, нервно посмеиваясь. Привезенные Чарли булочки исчезли за считанные минуты.

– Это в ее стиле. Так что с ней произошло?

– Ничего такого, – отмахнулась Иви, и тут же виновато опустила глаза. – То есть, мне так казалось. Она просто выглядела уставшей, а утром не встала с кровати. Я думала, ну, может, устала настолько сильно. А потом я зашла ее проведать и увидела…

Она всхлипнула.

– Что?

– Там не самые приятные подробности. В общем, она не ела несколько дней, и ее рвало желчью. И кровью.

Эва прижала ладонь к губам, сдерживая подкативший к горлу позыв. Чувство вины впилось в грудь, раздирая до самой души. Иви, словно почувствовав это, сжала руку Эвы в своих ладонях.

– Ты ни в чем не виновата, Хелена… как всегда, была собой. Она не умеет принимать заботу от других, а как только ей предлагают помощь – делает все наперекор, просто из принципа.

– Мы должны были…

– Ты делала все, что могла.

– Ты знаешь, что это не так, – выпалила Эва, с вызовом глядя тетке в глаза. Иви смотрела на нее с неизменной нежностью, пониманием, желанием утешить. Под этим взглядом становилось совсем тошно от осознания, что Эва его не заслужила. Потому что боялась маминой болезни, потому что чувствовала себя беспомощной и вместо того, чтобы как следует помогать, отгораживалась простым: «выпей таблетки».

Сидевший по другую руку Чарли обнял ее за плечи.

– Все будет в порядке. Ты же знаешь, – проговорил он, но Эва чувствовала, скольких усилий ему стоило придать голосу уверенности.

Больше всего Эве хотелось оказаться дома. Упасть лицом в подушку и вдыхать запахи трав, которыми пропитались все ткани в их доме. Слушать, как мама возится на кухне, щелкает зажигалкой, перешучивается с Иви, как раньше. Но сейчас в ее ушах жужжали лампы и аппараты.

– Где она сейчас? Ее оперируют?

– Отправили на диагностику, – хмыкнула Иви. – Потом сказали, что дадут отлежаться пару дней в палате, но, зная Хелену, утром она уже будет дома, даже если ради этого ей придется пройти пятьдесят миль пешком.

– Лучше мы сами отвезем ее домой, – сказал Чарли. Эва согласно кивнула, переплетая сцепленные в замок пальцы.

Теперь она сама жадно ловила взгляды проходивших мимо врачей в надежде, что хоть один из них остановится и скажет что-то обнадеживающее. Хотя, какими могли быть эти слова, Эва не знала. Ей было известно только одно слово, связанное с раком – «ремиссия», но и оно не обозначало, что болезнь побеждена. Она просто отступила, затаилась, и теперь ждет.

Минуты текли безнадежно медленно. Эва успела несколько раз задремать на плече у Чарли. Иви тоже не выдержала и пару раз привалилась к племяннице, чтобы немного поспать. Только Чарли сидел прямой, напряженный. Механическими движениями вырисовывал на плече Эвы круги кончиками пальцев. Это движение успокаивало. Девушка то и дело поворачивала к нему голову, всматривалась в стянутое маской серьезности лицо, сведенную, точно судорогой, шею, и не решалась сказать ни слова. В глазах Чарли отражалась борьба, которую он вел со своими воспоминаниями.

– Вы родственники Хелены Делвал? – наконец, раздался голос врача. Эва подняла глаза. Мужчина напоминал огарок свечи: желтая восковая кожа, три пряди редких волос, зачесанных через макушку от уху к уху, пустые глаза за толстыми стеклами очков. Во всех его движениях виднелась усталость.

– Да, – ответила Эва. Иви встрепенулась и открыла глаза.

– Как Хелена? – она протянула было руки, чтобы схватиться за врача, но тот, наученный опытом, сделал шаг назад и покрепче перехватил папку, словно собирался отбиваться ею от родственниц.

– Состояние удовлетворительное, – отчеканил он и перевел взгляд на Эву. – Вы – опекун?

– Я ее дочь.

– Тоже подойдет. Пройдите со мной.

И, не дожидаясь кивка или ответа, развернулся на пятках и направился по тускло освещенному коридору к палатам, где вразнобой пищали датчики. Эва семенила за ним следом, ежась и нервно заглядывая в каждое стеклянное окно на двери. Пустая палата, еще одна и еще. Приближаясь к каждой новой двери, она собирала все свое мужество в кулак, боясь увидеть за мутным стеклом мать. Или то, что от нее оставила болезнь.

– Вы были в курсе состояния матери? – поинтересовался врач, задерживаясь у палаты.

– Да, – кивнула Эва. В памяти вспыхнуло это мерзкое слово «метастазы». Ее передернуло.

– Вы следили за тем, чтобы Хелена принимала свои лекарства?

– Это было сложно, но я старалась.

– А она их принимала?

– Да, – пискнула девушка, теряя последние крупицы самообладания. Врач посмотрел на нее поверх очков и тяжело вздохнул. – Почему вы устраиваете мне экзамен? Это же вы ее лечите?

– Потому что когда Хелена Делвал умрет, мне предстоит писать отчет и анализировать эффективность схемы лечения. Вот я и хочу узнать, не пыталась ли ее единственная дочь поскорее получить наследство.

– Да как вы…? – она аж поперхнулась воздухом. Но врач оставался абсолютно невозмутим. В его глазах плескалась безбрежная усталость.

– Поработаете с мое, еще и не такое увидите, – хмыкнул он, и его тонкие губы растеклись в полуулыбке, как будто реакция Эвы позабавила его. – Впрочем, это не мое дело. Анализы у вашей матери мы взяли, результаты будут через пару дней.

– А у нее есть эта пара дней? – вспыхнула Эва.

– Пара – точно есть. Может, даже месяц или больше, все покажут анализы, – хмыкнул врач, устало потирая переносицу. – Но я вам уже сейчас могу сказать, что особо надеяться на чудо не стоит. Понимаете, о чем я?

Эва поджала губы и кивнула.

– Я дам вам рецепт на обезболивающее. Очень. Сильное. Давайте Хелене одну таблетку в день и следите, чтобы она не смешивала лекарства с алкоголем.

– Вы даже не будете пытаться ее лечить? – возмутилась Эва. Врач посмотрел на нее с усталым снисхождением.

– Поработайте с мое, мисс Делвал, и дурацких вопросов у вас не останется.

– Но вы обязаны ее лечить, – наседала она, но врач уже двинулся дальше по коридору, оставляя позади мрачную палату с обвитой трубками Хеленой Делвал. Эва бросила быстрый взгляд на этот пищащий и чуть светящийся кокон и бросилась вслед за врачом. Внутри вспыхнула ярость, жажда справедливости, желание все сделать правильно.

– Моя задача – лечить, задача пациента – лечиться. Пока обе стороны играют по правилам, все идет хорошо, но если кто-то отказывается принимать лекарства и придерживаться диеты… – он покачал головой. – Вашей матери была назначена химиотерапия. Она посетила один сеанс и больше не появлялась. На остальные процедуры она не соизволила даже записаться. А вы знаете, сколько таких больных под нашим наблюдением?

– Ладно-ладно, – раздраженно замахала руками Эва, готовая на все, лишь бы избежать лекции о нехватке ресурсов и финансирования. – Что нам делать теперь?

– Ждать результатов анализов. Снимать симптомы. Оберегайте мать от стрессов. И будьте рядом на случай, если будут еще такие ухудшения. И вот рецепт, – он быстро и размашисто оставил пару строк на форменном бланке. – Попросите, чтобы вам поставили печать, и идите в аптеку.

И как только клочок тонкой бумаги оказался в руках Эвы, развернулся и ушел. Эва даже не успела прочитать его имя на отблескивавшем бейджике. Из другого конца коридора на нее смотрела Иви и придержиющий ее за плечи Чарли. В их глазах плескался страх вперемешку с надеждой. Даже с такого расстояния Эва могла увидеть, как сильно они хотят получить хорошие новости. Но все, на что была способна Эва, – это лишь неопределенно пожать плечами. Иви прижала ладонь ко рту и громко всхлипнула.

Они решили дождаться пробуждения Хелены. Медсестра в регистратуре на это лишь закатила глаза и, указав на аппарат, где за пару центов можно было получить худший кофе в жизни, сказала: «Чувствуйте себя как дома». Эва попыталась отправить Чарли домой, спать, но тот не соглашался. В ответ он предлагал женщинам устроиться на заднем сидении его машины, а когда те отказались, сам сходил на парковку и вернулся с пледом. Медсестра посмотрела на них недовольно, но с пониманием. Словно ей в должностной инструкции прописали сохранять кислую мину и закатывать глаза в ответ на любую просьбу.

«А может, это то, что происходит, когда вынужден постоянно сталкиваться с чужой болью», – подумала Эва, приваливаясь к плечу Чарли. Боль бывает разной, но если ты берешь на себя труд помочь, избавить человека от этой боли, будь то перелом, утрата или просто недовольство достаточно прямыми линиями, эта боль обрушивается на тебя со всей своей зверской мощью. Она жжет, царапает, рвет на куски, и, хоть она и не твоя, отпустить ее просто так не получается. Ты делаешь ее своей. Возможно, это случилось с Хеленой. Она так часто брала на себя чужие проблемы, обиды, страхи.

От этой мысли Эва поднялась и направилась к палате, где лежала Хелена. Съедаемая болью, но еще живая. Сердце забилось быстрее, Эва чувствовала жгучее желание заглянуть матери в глаза. Сказать, что понимает, что будет рядом, что поможет…

На пороге ее встретил неподвижный взгляд ледяных глаз. Хелена лежала, сцепив тонкие руки, напоминавшие птичьи лапки, на животе. Голову женщина повернула на бок, так что могла тут же пронзить взглядом каждого, кто зайдет. Вот и Эва замерла, словно ее оглушили. В темноте прозвучало тихое:

– Мам…

Тонкие бледные губы чуть дрогнули. Хелена опустила веки и подняла снова, точно вспоминая, что такое моргать.

– Если он попытается отправить меня на химию, я ему эти трубки в задницу затолкаю, – предупредила она. Эва нервно всхлипнула и улыбнулась. Что бы с ней ни происходило, Хелена была в своем репертуаре.

– Я ему скажу, – кивнула девушка, садясь рядом с койкой, так, чтобы Хелена могла видеть ее лицо в желтоватом свете фонаря, пробивающимся через окно. – Хочешь, я зажгу свет?

– Нет, – нахмурилась Хелена и, сцепив руки еще крепче, бросила пристальный взгляд на дочь. – Сколько сейчас?

– Времени?

– Ну, не миллиметров ртутного столба же, а?

– Около часа ночи. Двадцатое июля, если тебе это интересно.

Хелена хмыкнула и покивала, гоняя мысли из одного полушария мозга в другое.

– Маловато времени осталось.

– Не говори так.

– До фестиваля, – протянула женщина. – Мы ничего не успеваем. Иви ведь приперлась сюда вместе со мной, да?

– Она волновалась за тебя.

– Ну, конечно, – цокнула языком Хелена. Эва хотела было упрекнуть ее, но запнулась. Взгляд зацепился за судорожно сжимающие покрывало руки. Каждое движение приносило Хелене боль, а она сопротивлялась. Не подавала виду. Не просила помощи. Зато сама цеплялась за любую возможность помочь другим.

Эва протянула руку и сжала в ладони холодные пальцы.

– Я помогу вам с Иви. И Чарли поможет. Только не напрягайся слишком сильно, хорошо?

– То-то же, – хмыкнула Хелена. – Стоило оказаться на смертном одре, все сразу поняли, что старой ведьме нужна помощь.

– Ты не старая, – улыбнулась Эва. Хелена закатила глаза и помассировала виски.

– Я надеюсь, этот чудо-доктор все-таки сподобится на что-нибудь рецептурное. А не то опять придется у иммигрантов траву покупать.

– Опять⁈ – опешила Эва. И Хелена впервые за долгое время рассмеялась.

11. Справедливость

«Если тебе выпала эта карта – готовься. Все тайное становится явным, а каждый получает по заслугам. Справедливость слепа и беспощадно, но не торопись винить ее в жестокости. Она просто воздает тебе должное»

Заметки из дневника Хелены

Долго удерживать Хелену в больнице не получилось даже самой прожженной опытом медсестре. Старая ведьма могла уболтать любого. В результате ей удалось достигнуть соглашения со своими надзирателями в белых халатах. Они не трогали ее лишний раз, периодически меняли капельницы и кололи обезболивающее, а она не пела матерные частушки. Все это было скреплено обещанием выпустить женщину из больничной палаты в ту же секунду, когда придут результаты анализов.

«Мы же все прекрасно понимаем, что ничего хорошего там мы не увидим», – улыбалась она, и врачи усмехались ей в ответ. По уровню цинизма и черного юмора Хелена Делвал идеально вписалась в коллектив. Так, что когда ее забирали даже пожилая медсестра из регистратуры пустила скупую слезу, понимая, что вряд ли увидит эту немолодую женщину, изъеденную болезнью до состояния ветхой старухи, еще раз.

Эва и Иви по очереди навещали ее, приносили еду. Под действием обезболивающих Хелена даже могла поесть, но предписанная диетой еда на вкус ощущалась как опилки и зола. Ей хотелось хрустящего бекона, крепкого кофе, такого, чтобы зубы сводило, а сердце заходилось бешеным галопом. Хотелось булочек с заварным кремом, хоть она никогда их не любила. Но от осознания, что теперь и до конца дней ее рацион будет состоять из каши, курицы и овощей на пару, она то и дело открывала в себе новые гастрономические желания. В последний раз такое было, когда она ходила беременная Эвой. Тогда она тоже могла проснуться посреди ночи, а все тело сводило от бешеного желания съесть арбуз, вымазанный манговым сорбетом. Или финики в шоколаде с начинкой из грецкого ореха. Или пахлаву. И сендвич с тунцом в кисло-сладком соусе.