Текст книги "Песнь русалки (СИ)"
Автор книги: Саша Урбан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)
Глава 18
– А как дела у Доли и Недоли? – спросил Святослав, отрываясь от пряной каши, которой потчивала их Яга поутру. Хозяйка отвлеклась от рассматривания рисунка жилок на рябиновых листьях, выложенных на столе перед ней.
Она подняла на Свята вопросительный взгляд, и на долю секунды юноша стушевался, как будто весь его голос в пятки ушел.
– Мы же… освободили их. Верно? Веретенца вернули.
– Вернули, – сухо кивнула Яга. – Девицы вернулись в свой терем. Пряжи там набилось выше крыши, они ее распутывают. Дана как знала, держала их, пока нити судьбы в колтун не собьются.
– Чтоб даже самое невозможное стало возможным, – закончила за нее Милорада. Пользуясь своим кошачьим обличием или же идя на поводу у него, невеста всюду совала свой любопытный нос, а стоило ей оказаться замеченной – с отсутствующим видом обнимала себя хвостом.
– Верно. Хитра Дана, долгая жизнь научила ее думать наперед, – с укором проговорила Яга. – Надеюсь, освободив сестриц, ты попросил у них что-то толковое.
– Ничего не попросил, – признался юноша.
– Силы лесные, за что мне все это? – устало потерла глаза Яга.
– А что?
– А то, – передразнила лесная хозяйка. – Народ наш не любит в долгу ходить. И коли ты их от этого долга не освободить, они из кожи вон вылезут, лишь бы тебя принудить попросить об услуге.
– Да мне же не надо ничего, – отпирался Свят, но Яга только глядела на него с укоризной.
Вступилась Милорада. Она выгнула дугой спинку, а затем, осторожно переставляя лапки, потерлась о бабушку шершавым носом. На секунду Яга нахмурилась, но тут же ее лицо подобрело.
– А ты его не выгораживай, – беззлобно проговорила она.
– Бабушка, ну не сердись. Ты же сама говорила, что всякое решение, даже злое, все равно приведет к добру. Кто знает, может, Святославу в кощеевом царстве и пригодится присмотр от сестриц?
– Ой, лучше б не пригождался, – помотала головой Яга и сгребла листики в кучу. – Слушай меня внимательно, княжич. И ты, волчонок. Научу вас, как к Кощею короткой дорожкой пройти. Но сперва вам придется восвояси вернуться. Из Дола путь будет ближе всего.
* * *
Прощаться с ними Яга отказалась. Махнула рукой, мол, ещё вернетесь, и захлопнула за собой дверь, стоило только гостям на шаг отойти от ее порога. В дорогу дала только небольшой отрез ткани, серебряную иглу и нитку бус. Кивнула на Милораду, сказала, что разберется, а если сама не сдюжит, найдет того, кто узнает.
– И запомните, не ешьте и не пейте ничего в кощеевом царстве, иначе обратную дорогу забудете, – такими были ее последние слова перед хлопком двери, а затем повисла тяжелая тишина.
Все трое остались стоять в тяжелом молчании. Каждый получил наставление от Яги, шепотом, на ухо, и каждый знал, что делиться им не стоит с остальными. Даже если хотелось, слова сами собой застревали в горле и не смели сорваться с языка. Особенно это мучило Милораду, которая до последнего надеялась услышать хоть одно доброе слово от своей наставницы, а в итоге удостоилась лишь скупого: «До последнего из кошачьей шкуры не вылезай, может, чему полезному научишься». А ей вовсе не хотелось отправляться за тридевять земель под боком у любимого в маленьком покрытом шерстью теле. Она скучала по своему отражению, по тонким запястьям с зеленоватыми венами, проступающими под кожей, по нежной коже, отзывавшейся на каждое прикосновение любимых рук. Сейчас же Святослав мог чесать ее за ухом, как обычную дворовую кошку, а она только и могла, что мурлыкать, да держать в себе копившуюся в груди тоску. Ей всего-то и нужно было – прижаться кожа к коже, уснуть, вдыхая запах знакомого тела. Так тосковала она по этому, но примешивалось к тоске и новое чувство, впервые всколыхнувшееся в душе, когда они глядели в подаренную Водяным водицу. Ярость. Ненависть. Почти так же сильно, как она желала Святослава, Милорада хотела собственными когтями снять с Даны свою кожу. Отомстить и за матушку, что себя в Алой топи потеряла, и за себя, сиротой оставшейся. О, сколько способов расправы промелькнули в ее голове, пока она неслась по коридорам княжеского терема. И все они рассыпались прахом, стоило Дане завязать узелок на тонком медном волоске, что она держала в своих бледных пальцах.
– Нахохлилась, как филин, – насмешливый голос Власа вырвал ее из размышлений. Милорада и сама не заметила, как распушилась рыжая шубка.
– А ты чего веселишься, как щенок?
– Ну, не меня ведь пустоголовой балбесиной называли, – осклабился тот и подался вперед, будто собирался кувыркнуться, и тут же легко приземлился на четыре лапы. Милорада даже немного удивилась тому, как просто Власу далось.
«Само собой, родная шкура не жмет и не натирает», – хмыкнула она про себя.
– Нужно забрать скатерть, – заговорил Святослав. – И прихватить из дома кое-каких вещей на подарки.
– Только главное до заката успеть, – хмыкнул волк, подставляя спину. – Держи крепче свою хвостатую невесту.
Милорада хотела было шикнуть, но Свят уже закинул ее себе под рубаху и аккуратно прижал к животу. Началась тряска. Волк плавно переходил с рыси на ровный бег, словно приноравливался к тому, чтобы не бежать, как охотничья собака, а нестись пущенной стрелой, как настоящий кощеев посланник. Она слышала, как Яга в ночи, когда все спали, делилась с юнцом историями о волках. О том, как они души мертвецов через реку и лес перевозили туда, где в ледяных чертогах они находили успокоение и очищение.
– Помни, мальчик, то, что в крови твоей, сильнее всяких слов. Слушай себя. Верь себе. И думай уже башкой, а не трясущимися поджилками! – наставляла она. И как Влас после такого мог ходить веселым?
А Влас и не думал веселиться. Просто позволял ветру и лесу греметь в ушах. Прислушался к чувству, которое поднималось в узкой волчьей груди. Больше всего оно напоминало ощущение правильности, какое бывает, когда делаешь что-то, что знаешь настолько хорошо, что и задумываться не надо.
Солнце едва успело пройти середину неба, а они уже оказались в Доле, прямо посреди окаменевшей свадьбы. Некоторые изваяния изрядно обгадили птицы, но куда больше пернатых привлек праздничный стол. Вороны и синицы, кукушки и дрозды, ни капли не чураясь соседства, расхаживали среди угощений, подъедая то из одного блюда, то из другого.
Свят спустился на землю с волчьей спины и, стараясь не глядеть в окаменевшие безжизненные глаза, принялся разгонять птиц. Милорада выскочила из ворота его рубахи. Стоило кошачьим глазам увидать пернатых гостей, под шкурой взыграли ощущения, прежде незнакомые. Жажда такой силы, будто вся ее жизнь зависела от того, чтобы впиться как можно скорее в покрытый перьями бок, располосовать мягкую грудку, пока когти не достанут до трепещущего сердца. Не успев ничего и подумать, кошка вскочила на стол и, низко припадая, на полусогнутых лапах, бросилась на птиц. Те сразу завидели хищницу и бросились кто куда, оглушительно хлопая крыльями и огалтело вопя.
Святослав несколько раз попытался окликнуть невесту, но его голос пролетал мимо прижатых к голове ушей. Юноша быстро сдался и побрел к столу, ища среди завалов кусок сала, о котором говорил призрак.
– Что-то ты совсем невесел, – склонил голову набок Влас, не торопившийся оборачиваться обратно человеком.
– А чего мне веселиться? – нахмурился Святослав, с трудом сдерживая отвращение. Под палящим солнцем еда успела изрядно попортиться, и стоило птицам отвлечься, пищу тут же облепили мухи. Вот уж славный пир вышел, ничего не скажешь!
– Ну как, Яга же сказала, как нам княжество выручить. Все сделаем и вернемся, как ни в чем не бывало. Ты княжить будешь, на Милораде женишься, – Свят готов был поклясться, будь Влас сейчас в человечьем обличии, он бы пожал плечами, как ни в чем не бывало.
– Ну да, ясное дело, – буркнул юноша и стиснул челюсти. Негоже ему, как девке, ныть и сетовать, что каждая его попытка поправить дела в княжестве и сделать хоть что-то хорошее оборачивается новыми несчастьями. А что будет, когда они с Кощеем разберутся? Какая новая напасть будет их ждать?
Свят столько времени посвятил книгам, чтобы знать, как мудрые мужи заморские справлялись с голодом и усмиряли смуты, боролись с хворями, пожиравшими целые города, как саранча. Но ни в одной книге ни слова не было сказано про нечисть, что заявляется к тебе на порог и чинит свои собственные порядки.
– Ты слишком много о дурном думаешь, вот оно к тебе и липнет, – со знанием дела сказал Влас. Свят злобно зыркнул на него, но ничего не сказал. Рука наконец нашарила в куче объедков подтаявший, но вполне целый кусок сала. Свят облегченно вздохнул и, завернув еду в отданную Ягой тряпицу, бросил ее в котомку за спиной.
Оставалось только забрать вещи из терема.
Совсем опустевший, родной дом выглядел незнакомым, чужим. Так некстати затеянная Даной перестановка и вовсе стерла привычные черты. Святослав озирался по сторонам, точно вор-неумеха, влезший в чужие хоромы, пока хозяева отлучились по делам.
Милорада, уставшая к тому времени гонять птиц, поравнялась с женихом на пороге и с важным видом проговорила.
– Надо отыскать все, что поможет нам не пропасть в кощеевом царстве.
– Например? – обреченно вздохнул Святослав. Как бы ни был бодр и весел Влас, его собственное сердце ныло от дурного предчувствия и обвившегося вокруг груди отчаяния. Не идти было нельзя.
– Шубы. Или тулуп хотя бы. Там холодно, что даже мертвецы мерзнут, – объяснила Милорада.
Свят кивнул и направился вглубь комнат. Милорада потрусила за ним. Хотелось как-то утешить жениха, отвлечь. Хоть подставить мягкий живот, чтоб тот его наглаживал, понемногу отрешаясь от тревог. И вновь стянула ее душу тоска по нежному женскому телу.
– Вот увидаю Дану, сама с нее шкуру спущу, этими когтями, – гордо пообещала она.
Свят скосил на нее глаза, во взгляде читалась усталость и что-то еще. Что-то, что так больно ранило девушку в глазах Яги этой же ночью. Разочарование.
– Хватит тебе на рожон лезть, – только и сказал Свят.
– То есть как это? Она мою кожу себе на лицо натянула. А знаешь, как она ее с меня снимала? – мявкнула невеста. Свят вскинул брови изо всех сил изображая сочувствие, но невесту ему провести не удалось. – Да что с тобой такое? Как мы Топь покинули, ты совсем стал чужой. Никак, остуду на тебя напустили?
– Все со мной в порядке.
– Как бы не так, любимый мой, – возразила Милорада. Жаль, что кошачьи глаза плакать не умеют, так бы и покатились по пушистым щекам хрустальные градины. – Глядишь будто сквозь меня, а как увидишь, так в глазах стоит такое… что лучше б меня и вовсе не было.
– Милорада, – попросил было Святослав, но и сам не знал, о чем была бы его просьба.
– Но ничего, любимый мой, – тут же потерлась о его ногу кошка, заглянула в глаза. – Знаю я, что тебе не просто. И все снесу, любовь ведь побеждает. И моя кручину твою победит. Вот как вернемся, так и заживем.
– Хорошо, – кивнул Святослав. Очень ему нравилось это «потом», и никому бы юноша не признался в слабой надежде о том, что это самое «потом» никогда не наступит.
Пошатавшись по опустевшим хоромам, они нашли все необходимое, сложили вещи в котомку. Единственное, медвежья шуба никак не хотела влезать в мешок, и Святославу пришлось тащить ее на плечах. От разлившейся в воздухе жари по лицу катился пот, и шуба казалась вовсе неподъемной, от нее веяло звериным жаром. Святослав все пытался представить, каково Милораде и Власу, заточенных в звериных телах, но от одной только мысли ему становилось невыносимо душно, хоть в обморок падай.
Солнце снова описало круг к горизонту и, напоровшись на верхушки сосен, разлилось по небу кровавым закатом, таким ярким, что рябило глаза. От реки потянуло долгожданной прохладой. Ветер своим дыханием собрал бисеринки пота с последнего живого лица в округе. А Влас тут же поднял голову и шумно втянул носом воздух.
– Чуешь что? – спросила Милорада.
– Что ты тухлятиной полакомилась, – съехидничал Влас и сипло рассмеялся на кошачье шипение. – Мертвец наш.
Произнести имя вслух он так и не решился. Много чего случилось за эти дни, но видеть ожившим старого князя все еще казалось из ряда вон. Святослав же безразлично, словно сердце его окаменело, кивнул и перевесил котомку.
– Далеко?
– Могу подвезти, – предложил Влас, но Свят помотал головой.
– До кощеева царства и так путь неблизкий. Побереги силы.
И пошел вперед, будто знал дорогу. Будто один хотел ее пройти. Влас недомевающе смотрел другу вслед, его так и подмывало сказать, что волчьим бегом будет быстрее, но в его мысли вмешалось Милорада.
– Кажется, он пытается отсрочить встречу, – шепнула она. – Глади, у него аж ноги не идут.
– Что, не смогла кручину его прогнать? – хмыкнул в напускной веселости волк.
– А тебе так и нужно все разнюхать?
– Просто ты вопишь, будто тебе хвост отдавили. Чуть что крик и писк.
– А сам-то как скулил, когда я тебя в шкуру волчью вернула, – вскинула мордочку Милорада. – Попробуй посидеть в кошачьей шкуре.
– А в шкуре ящерицы ты не ныла, – напомнил Влас. – Кстати, а чтоб в нее обернуться, тебе тоже приходилось кожу… ну… этого…
– Что⁈ Нет! – были бы руки, она б замахала ими, чтоб отогнать вставший перед глазами образ. – И как ты подумать такое мог?
– Ну, это ж самое простое. Свою кожу сняла, в сундук убрала, скатеркой прикрыла…
– Замолчи, – затрясла головой Милорада.
– А если запылиться, можно в озере, как простыню прополоскать.
– Перестань, – вздыбила хвост Милорада, но не могла соврать, от слов Власа стало веселее. Волк и сам зашелся порыкивающим смехом.
– Ладно, не дуйся, а то вон уже, как свежий хлеб набуханилась. Расскажи, как это твое колдовство делается.
– Тебе правда интересно? – просияли кошачьи глаза. Будь при ней человеческое тело, так и залилась бы Милорада пунцовым румянцем.
Волк клацнул пастью, осторожно взглянул на маячившую впереди спину князя и кивнул.
* * *
Когда показалась рощица, закат догорал, и вечерняя сырость обернулась туманом, плотным, как молоко. Влас вышел вперед и, полагаясь на звериное чутье, повел их сам. Звуки шагов утопали в кваканье лягушек и стрекоте кузнечиков. Влас уже было подумал, что они заплутали, как вдруг по белому мареву разнесся звон. Он повторялся, как пение плохо отлитого колокола, и Влас пошел на него, чуя звериным сердцем, что так будет правильно. Звук вывел их на поляну, где стояла изба. А у ближайшего дерева стоял князь с боевым своим топором наперевес. Что было силы махал он могучими руками, пытаясь срубить тоненькую рябину, но топор отскакивал от ствола, будто тот был из железа отлит. Бледное лицо князя исказилось гримасой боли, на руках вздулись вены, но мужчина продолжал махать топором, тяжело дыша.
– Что ж это такое! Давай, родимая, дай хоть щепочку согреться, – умолял он. Святослав замер на границе поляны, не веря глазам своим. Никогда не видел он отца в таком отчаянии. А вот Влас вышагнул вперед.
– Здравствуй, князь.
Мужчина обернулся, и на лице его тут же расцвело облегчение.
– Волчок, – выдохнул он. – А я вот, костер развести пытаюсь, а то холодно тут.
Словно в подтверждение, из его рта вырвались клубы пара.
– Знаю, князь, – Влас хотел сказать что-то еще, но Святослав вышел вперед и, не сводя с отца взгляда, снял с плеча шубу и протянул мертвецу.
– На-ка, попробуй согреться, – проговорил он, едва шевеля побелевшими от напряжения губами.
– Свят, – улыбнулся князь и распахнул было руки, но юноша настойчивее протянул ему одеяние. – Спасибо, сынок. Как возмужал ты. Сколько лет прошло?
– И лета не сменилось, – с горечью произнес юноша. – А княжество уже погубили.
– Быть такого не может. Что же жена моя?
– Она и погубила, – бросил Свят с плохо сдерживаемой яростью. Хотя бы сейчас отец должен был раскрыть глаза, понять, что за ведьму пустил в дом. Но Михаил только нахмурился.
– Быть не может, – повторил он еще строже. – А ты что же? Не мог дело в свои руки взять? Книги свои заумные читал на что? Молчана бы спросил…
– Княже, – вклинилась Милорада. Мужчина удивленно заозирался. – То уж удел живых, такие вопросы решать. А тебе пора отправляться в царство кощеево.
От этих слов лицо князя тут же расслабилось, появилась мечтательная улыбка, как у человека, грезящего о мягкой постели после долгого дня в трудах.
– И то верно, колдовская кошка. Да только нет у меня сальца, чтоб волчка за услугу отблагодарить.
– Есть, – неохотно проговорил Свят и полез в котомку. Развернул ткань и подивился – кусок сала, поклеванный птицами, выглядел как новенький. Юноша аккуратно сложил тряпицу и убрал ее на дно сумки. А угощение аккуратно протянул отцу, словно стараясь даже случайно не соприкоснуться с мертвецом.
– Вот спасибо! – просиял мужчина, принимая кусок пищи дрожащими от волнения руками. Он обернулся к Власу. – Ну, волчок, в путь.
– А мы проводим, – заявила Милорада и первой вскочила на волчью холку. Выжидающе поглядела на Святослава. Юноша кивнул, стараясь не смотреть на отца.
– Что вам в кощеевом царстве понадобилось? – вскинул брови князь.
– Жену твою найти, – буркнул юноша и все-таки полез на волчью спину.
Князь пожал плечами почти безразлично, вложил в волчью пасть кусок сала и полез следом за сыном, которого и узнать-то толком не мог. Так, мельком, когда тот и сам на него волчонком не глядел. Стоило ему отвести взгляд, как голова становилась блаженно пустой, исчезали все мысли, тревоги, воспоминания, вгрызающийся в кости холод. Тело наполнял блаженный покой. А как только волк снялся с места и бросился по одному ему ведомому пути, все чувства покинули мертвеца. И не видел он, как сидящий за ним юноша обронил скупую, но жгучую слезу.
Глава 19
Ветер завывал между скалящимися пиками, сгоняя в низину волны сухого колкого снега. Мелкие льдинки врезались в кожу, как острые иглы, заставляли ладони гореть, посылали искры боли до самого позвоночника, но Ольга продолжала стоять на балконе. Она куталась в шубу в надежде хоть так спрятаться от вездесущего ветра, но тот – невыносимый проказник – находил новый способ забраться под слои одежды. Девушка уже пожалела о том, что променяла мужской костюм на расшитое камнями платье, от которого все тело чесались, но слишком уж ей хотелось порадовать батюшку-Кощея. Правитель этих безжизненных земель и так бродил по палатам сам не свой из-за капризов молодой невесты, и Ольга надеялась, что его хоть немного порадует то, что она вместо вредной красавицы ценит его подарки. Но Кощей наряда, врученного на зимнее солнцестояние, так и не заметил, лишь попросил свою воспитанницу проверить, как там сад, обещанный госпоже Милораде. Теперь Ольга маялась под чесучей парчой и тяжёлыми каменьями, но неудобство отвлекало её от тяжёлых мыслей: сад, сколько бы служащие Кощею души ни стесывали свои кривые руки до мяса, ни в какую не хотел расти. Стоило расчистить снег, ветер тут же набрасывал новые сугробы. Ольга предложила разбить сад в одном из теплых залов дворца, но и там не получалось согреть мерзлую землю и посадить семена. Теперь слуги горстями сгребали снег в надежде достаточно напоить мерзлый грунт. А Ольга глядела на них своими изумрудными глазами и понимала, что и на этот раз ничего у них не выйдет. Не дано мертвецам создать живой сад.
Расстраивать батюшку ей не хотелось, вот Ольга и стояла столбом, не сводила глаз с копошившихся теней, когда-то бывших душами, в надежде, что вот-вот случится какое-нибудь чудо, от которого мертвая земля начнет плодоносить. Стиснутое смятением сердце тревожно билось, предвкушая что-то важное, что-то неожиданное. Ольга вся обратилась в слух, зрение обострилось, все тело пело: «Вот. Сейчас». И с каждым новым вдохом надежда ее становилась все крепче, но…
– Прохлаждаешься? – звонкий и резкий голос новой батюшкиной невесты заставил ее вздрогнуть. Ольга призвала все силы, чтоб сохранить дружелюбное выражение лица, и обернулась к Милораде. Та куталась в шубу из белоснежного песца. Медные волосы разметались по плечам, а бледное лицо покрылось пунцовыми пятнами морозного румянца. В бирюзовых глазах светилась недобрая насмешка.
– Наблюдаю за подготовкой сада, – ответила девушка и стиснула зубы, удерживая за ними рвавшуюся наружу неприязнь.
Госпожа Милорада лениво улыбнулась и облокотилась на перила. Заглянула в глаза обитательнице кощеевых хоромов.
– А нас ведь друг другу не представили, – протянула она как бы про между прочим.
– Весь двор ждал тебя.
– О, это-то понятно. Жених мой об этом два дня напролет распинался. Но вот про тебя ни слова не сказал, – обронила она и чуть улыбнулась, заметив, как дернулась челюсть девицы. – Так ты ему… служанка? Наложница?
На секунду Ольга даже воздухом подавилась от такой наглости. Ни одна душа не смела даже языком шевельнуть, чтоб величать названную дочь Кощея прислугой или наложницей. Но эта девица была далека от их нравов.
– Я его воспитанница. Также, как ты – воспитанница Яги, – проговорила девушка, чеканя каждое слово. Брови Милорады взметнулись вверх, а губы растянулись в улыбке.
– А-а-а, вот оно что. Жизнь со смертью поженить решили, – хмыкнула она со знанием дела. – А тебя-то кому в жены назначили? Никак, Лешему?
– Я никому не невеста, – скрестила руки на груди Ольга. – Батюшка не затем меня воспитывал.
– А зачем же?
Ольга готова была поклясться, в каждом жесте и слове этой девицы звучала издёвка.
– Затем, чтоб ему с его царством помогать, – ответила она и, поправив на плечах тяжёлый черный мех, кивнула той, кого никогда не назовет мачехой. – А теперь я пойду, не все же мне подарков кощеевых ждать, как засватанной.
И, не дожидаясь ответной любезности, покинула балкон. Пока долгожданный поворот не скрыл ее, Ольга спиной чувствовала жгучий взгляд Милорады. И удалось же батюшке назначить себе в жены такую змею! Одно радовало, век кощеевой невесты недолог: то явится какой-нибудь Иван, то сама невеста наскучит и будет возвращена восвояси с сундуками каменьев и мехов. Немало их повидала за свою жизнь Ольга, и каждый раз поражалась, откуда в иссушенном веками теле Кощея берется это желание жениться на всякой распрекрасной девице, какая только ему на глаза попадется.
«Поймешь, милая, вот вырастешь и поймешь. А пока голову свою не забивай, учись лучше», – говорил батюшка. Когда настанет этот момент понимания, Ольга не знала. Красных молодцев, кроме явившихся за похищенными невестами и супружницами Иванов, в их краях не водилось, а у пришедших сердца так пламенели любовью к похищенным, что и черные косы Ольги их не привлекали, и глаза-изумруды не заставляли позабыть родные края.
Вздохнула красавица, повернула было в сторону своих покоев, и чуть не налетела на батюшку. Тот стоял у стрельчатого окна и выглядывал на балкон, где гордо вышагивала его распрекрасная невеста. Заметив воспитанницу, Кощей вцепился ей в плечо узловатыми пальцами.
– Что она тебе сказала? Все ли ей нравится?
– Все хорошо, – поджала губы Ольга. – Выясняет, как у нас тут все устроено. Не наложница ли я твоя часом.
Кощей зашелся каркающим смехом.
– Ревнует. Это хороший знак.
– Чего уж тут хорошего?
– Ой, Оленька, вырастешь – все поймешь. Не мне учить девичье сердце любовным премудростям.
Ольга нахмурилась, но ничего не сказала. Не было у нее привычки батюшку о любви расспрашивать.
– Раз уж вы с ней подружились, может, ты у нее отсрочку попросишь? – как бы про между прочим обронил хозяин. Ольга ухмыльнулась.
– А что же сам не попросишь у нее по саду отсрочку? Припугни ее, на ревность надави.
– Что ты! Ни в коем случае нельзя ревность женскую испытывать. Лучше ты, дорогая моя. Денечков-то осталось всего ничего, а ведь даже ты со своим колдовским искусством управиться не можешь.
И так упрашивал он ее, так голос свой смягчал, что Ольге совсем тошно стало. Всякий раз, как батюшке что-то нужно от нее было, он становился ласковым, как солнечный луч в морозный день. Предлагал подарки дорогие, книги новые, прогулки и игры в снегу, но стоило ему получить желаемое, как благодарность его длилась пару часов, а затем он снова предоставлял воспитанницу самой себе. У Ольги защемило сердце, какая-то часть души шептала, что вот в этот раз после оказанной помощи ласка кощеева мимо нее точно не пройдет, но большая часть девичьего сердца, уже успевшая покрыться коркой векового льда, молчала. Ольга стиснула руки в кулаки.
– Позже, батюшка. У меня есть дела.
Вся нежность тут же испарилась с бледного лица, между кустистыми тяжелыми бровями гармошкой собралась морщина.
– Это еще какие?
Вместо ответа морозный воздух разорвало воронье карканье. Тяжелый крик прокатился по низине, сотряс покрытые морозной коркой окна. Ольга встрепенулась. С плеч камнем упала необходимость врать.
– Проверить, чего это стражи твои раскричались. Никак у нас гости на свадьбу твою заявились, – уперла руки в бока Ольга. – Это же надо будет комнаты подготовить, камины натопить, на кухню слуг добавить. Не невесте же этим заниматься.
И, не дожидаясь ответа, направилась в свои комнаты. Наконец можно было освободиться от оков женственного наряда, сесть на вороного коня, да и ускакать через сугробы и морозные долины туда, где воронье почувствовало дух человеческий.
* * *
На недолгую жизнь Святослава выпало немало лютых зим, но ни с чем нельзя было сравнить мертвецкий холод кощеева царства. Ледяной воздух мигом заморозил грудь, и на несколько долгих мгновений Святославу казалось, что вот-вот он задохнется. Огромных усилий стоило заставить себя выдохнуть и вдохнуть снова – висевшие в воздухе мелкие льдинки царапали нос и горло, осколками оседали внутри клетки ребер. А снежная пустыня, раскинувшаяся, на сколько хватало взора, слепила белизной, так что на глаза навернулись слезы. Даже покойный князь закашлялся от внезапной смены летней ночной влаги на дерущий изнутри мороз. Влас от неожиданности остановился, подслеповато заморгал.
– А дальше-то куда? – непонимающе заозирался он.
– А можно обратно? – жалобно мяукнула Милорада. Рыжая шкура встала дыбом, и в одно мгновение кошка стала напоминать пушистый колобок.
– Не можно, – буркнул Святослав и попробовал было спешиться, но тут же его ноги по колени увязли в снегу. Милорада испуганно замяукала, Влас закричал, а князь протянул руку, удерживая сына за шиворот кафтана.
– Куда ты ломанулся? Не ходить живым по снегам кощеева царства, – покачал головой он. – Рано еще.
Почти не прилагая усилий, он втянул сына обратно на волчью спину. Сделал еще несколько глубоких вдохов. Взъерошил Власу шерсть на загривке мощной рукой.
– Спасибо тебе, волчок. Будет старику, наконец, покой.
И сам перекинул ногу, не слыша предостерегающих возгласов. Ступил на снег, как на каменную твердь, а в следующее мгновение и сам рассыпался тысячью снежинок. Налетел ветер, подхватил белое облако и развеял его по пустыне вместе с изумленным криком Милорады и Святослава.
– Стой! – так и остался звенеть в воздухе вопль. А Святослав замер, словно и сам готов был рассыпаться прахом. Одно волновало его разбереженное ранами сердце – когда, через сколько потерь и прощаний, перестанет оно так невыносимо, до стиснутых зубов, болеть?
В ушах нестерпимо звенело. Глаза жгло. А молчание давило на грудь гранитной плитой. Он и не заметил, что от горизонта отделилась черная точка, что стремительно начала приближаться к ним. Понял Свят, что что-то не так, когда Влас весь ощерился, и Милорада, вскочившая на волчью холку, выгнула спину дугой. Юноша привычно выпрямился, запер бесновавшиеся в груди чувства, сглотнул скопившуюся на языке и зубах горечь, сощурился и вгляделся в приближавшееся пятно.
– Никак, Кощей отправился нам навстречу.
– А на кой ему конь, раз у него вороны есть? – мотнул головой Влас.
– Не Кощей то, а девица, – подала голос Милорада.
И правда, вскоре от силуэта отделилась хлеставшая воздух смоляная коса. Всадница неслась к ним, по самые глаза замотанная в черное, и приближалась она так близко, что Свят даже не думал о том, чтоб броситься прочь – помнил наказ Яги.
«Пугать тебя будет, не слушай. Подкупать будет, не поддавайся,» – учила его хозяйка леса. И Свят, что было сил, мужался и цеплялся за волчью холку. До них уже доносились хрипы черного коня и звонкое гиканье всадницы. Наконец, конь остановился в десяти шагах от них, лоснящиеся бока вздувались от тяжелого дыхания. Всадница же приосанилась, перебросила косу через плечо и взглянула на троицу изумрудными глазами с хитрым прищуром.
– Интересные дела, – поцокала языком она. – Нечасто к нам гости захаживают, но чтоб такие. Кто вы такие и что вам нужно в землях Кощея?
– А ты сама кто такая, чтоб расспрашивать, – подала голос Милорада. – Видно, что не мертвячка.
– А ты не кошка, – снисходительно склонила голову всадница. – Да только меня тут каждый камень знает, и если вы явились к Кощею, то без меня до дворца его не доберетесь.
– Меня зовут Святослав, князь Дола, – юноша провел рукой по рыжей кошачьей спинке. – Я явился за своей невестой, Кощеем похищенной.
– Вот как, – черные брови взметнулись вверх. – А волка где встретил? И как с собой пойти уговорил?
– Не твое дело, – огрызнулся Влас.
– Какие несговорчивые, даром что говорящие, – хохотнула всадница, но в глазах ее горел интерес. – Ваше счастье, что госпожа Милорада мне поперек горла, как кость стоит. Проведу вас к Кощею. Вот только волку лучше ему на глаза не попадаться, вражда у него с вашим народом давняя. Следуйте за мной.
И, потянув за уздцы, развернула коня. Свят, недолго думая, слегка тронул пятками бока Власа.
– Ты совсем ошалел? – оглянулся на него волк. – Я тебе что, кобыла?
– Прости, – стушевался Святослав. А когда они поравнялись с всадницей, спросил. – А тебя-то как зовут?
Провожатая смерила юношу оценивающим взглядом из-под длинных ресниц, ненадолго задумалась, но все же ответила:
– Ольга я.
– Рад знакомству, Ольга. Это Влас, – он потрепал волка по холке. – А это…
– Невеста его, – мявкнула Милорада. Ольга заинтересованно скосила глаза на рыжую бестию, балансировавшую на волчьей спине.
Затем перегнулась и достала из седельной сумки черное покрывала и кинула его Святославу.
– Держи, а то ветра тут лютые, шалить любят, сколько бы я с ними ни договаривалась.
– Спасибо, – кивнул юноша и тут же принялся кутаться в материю, тонкую, как паутина, но теплую, как только натопленная печь. Ольга с насмешкой смотрела на это.
– И кто только отправляется в эти края налегке?
– Видное дело, что не мы одни, – пожал плечами Святослав.
Повисло молчание, только снег скрипел под ногами коня и волчьими лапами. Из ртов вырывались плотные клубы пара. Милорада прижалась рыжим боком ближе к Святославу, и тот тут же укутал ее краем покрывала. Так и ехали. Всадница то и дело поправляла повязку, защищавшую лицо от морозных пощечин. Ветер налетал мощными волнами, и вскоре Святослав и сам замотался по самые уши, оставляя на виду только глаза, обрамленные заиндевелыми ресницами. Ему хотелось побольше вызнать у их провожатой, но он опасался ляпнуть лишнего и пустить волку под хвост все предостережения Бабы Яги. Но каждые несколько шагов он ловил на себе пристальный взгляд Ольги. Казалось, всадница вот-вот что-то спросит или скажет, но нет – девушка упорно молчала, только стянутая черной перчаткой рука сильнее стискивала поводья.
