Текст книги "Отказ не принимается (СИ)"

Автор книги: Саша Кей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Глава 28

Шокированно смотрю на закрывшуюся дверь.

Виктор не врет, он точно трогал меня ночью. И разглядывал утром, а не только при лунном свете.

У меня бледно-розовые соски с крупными ареолами, и напряженные они не горошинками, а…

Боже!

Со стоном я прячу лицо в мех, пахнущий вербеной.

Как он посмел? Какой же он мерзавец!

Зачем Виктор об этом мне рассказал? Воронцов ужасен!

Подарок он выбрал! Меха и шелка! Эстет, блин! Не нужно мне нечего!

Я вскакиваю с кровати обуреваемая желанием швырнуть шубку в лицо Воронцова, но решимость тает, я не смогу смотреть ему сейчас в глаза… Это выше моих сил. Я не так искушена в этих играх, чтобы притворяться, что ничего особенного не происходит, и Виктор быстро все считает с меня и будет развлекаться за мой счет.

Я аккуратно вешаю шубу в гардеробной и закрываю дверь, чтобы лишний раз это великолепие не мозолило мне глаза и не смущало.

Умывшись холодной водой, я иду к детям. Я здесь именно для этого, а не для того, на что рассчитывает Воронцов. Я весь договор вдоль и поперек перечитала, только присмотр за ребенком.

Мне удается скрываться от внимания Виктора до самого обеда. К этому моменту я беру себя в руки, но Воронцов снова лишает меня самообладания. Половина дня в его присутствии, как год в аду. Он устраивает мне встряску за встряской.

Мало того что мне в его компании кусок в горло не лезет, потому что карий взгляд неотступно следит за каждым моим жестом, Виктор продолжает играть на моих нервах:

– Екатерина, – словно невзначай обращается он к домработнице, – как насчет домашнего тортика вечером?

– Испеку, – легко соглашается она. – Какой хотите?

– Маленький, сладкий, с ягодной начинкой и чтоб украшенный розочками. Розовыми, – отвечает Воронцов и смотрит на меня насмешливо.

Прямо сейчас я хочу убежать из-за стола. Сдерживаюсь с трудом.

– Что-то вы хрипите… – обеспокоенно замечает Екатерина. – Горло болит?

– Нет, – хмыкает Виктор. – Это другое.

Я готова провалиться сквозь землю. После утренних ляпов от детей, да и вообще поведения Воронцова, Екатерина не может не понимать всех этих намеков.

Однако домработница все равно смотрит на работодателя с подозрением. Похоже, за него она волнуется даже больше, чем за детей.

– Не нравится мне это, – ворчит Екатерина. – Давайте лимон нарежу хоть.

И оказывается права.

Часа через два после обеда Воронцов нарисовывается в дверях детской, и выглядит он уже не так цветуще. Тон кожи немного бледнее обычного, на скулах красные пятна, в глазах лихорадочный блеск. Налицо все признаки температуры.

Удерживаю Тиль, которая собирается рвануть к отцу.

– Эстель, подожди, – уговариваю я. – Давай-ка мы папу сначала проверим.

Воронцов, конечно, зараза, но вдруг у него грипп?

Я подхожу к Виктору, который, странное дело, все еще молчит. Очень на него непохоже. Кладу ладонь ему на лоб. Да он пылает!

Воронцов, с наслаждением прикрыв глаза, бормочет:

– Какая прохладная… подержи еще… хоть какой-то плюс то того, что ты ледышка…

– У вас температура, – поджимаю я губы. – Пойдемте отсюда, нечего детей заражать.

– Это все, что тебя волнует, да? – кисло спрашивает он. – Опять тебе меня не жалко…

Но слушается и плетется за мной, а я веду его на кухню в надежде сбагрить куда более жалостливой и компетентной в вопросах простуды Екатерине.

– Ну что я говорила! – всплескивает она руками. – Опять упираться будем?

– Вы о чем? – не понимаю я.

– Таблетки мы пьем только под дулом ружья, вот о чем! – сердится Екатерина.

– Это химия мне ни к чему, – подтверждает ее опасения Воронцов. – Лимончику поем, и все пройдет. И хреновуху вашу давайте.

Мы смотрим на него как на сумасшедшего. Лимончику? Тут и без градусника ясно, что почти тридцать восемь, а то и больше.

– Хреновуху надо было пить вчера, а сегодня уже поздно! Так, вы идите наверх, я принесу отвар с имбирем, лимоны и обтирание… Я пока за детьми пригляжу.

Я оторопело хлопаю глазами.

– Екатерина, – шиплю я, – это я за детьми приглядываю, а вы лечите своего босса!

– Некогда мне, я вон за коржами должна следить, мне проще детей тут занять, да и ты уже переболела, тебе не страшно…

– Так у меня не вирус был, давайте его тоже сунем в сауну, – пытаюсь я избавиться от необходимости высиживать Воронцова.

– Какая сауна? У него жар! – возмущается домработница. – Не нервируй меня, Варя.

– Я его убью же! – честно предупреждаю я.

– Да он смирный будет, – говорит Екатерина не очень уверенно. – Посмотри на него.

Я перевожу сердитый взгляд на Виктора, который даже с температурой пытается читать что-то в телефоне, но трет переносицу и таращит глаза, видимо, сосредоточиться не выходит.

Я на пробу отбираю у него телефон.

Отдает.

Все плохо.

– Может, скорую?

– Виктор Андреевич обычно долго не болеет. Ночью видно будет. Если что, вызовем. Идите уже, уложи его пока, а я все принесу.

И Екатерина начинает хлопотать, а мне достается сомнительное удовольствие объяснять Виктору, что ему надо прилечь. Он сопротивляется ровно до того момента, пока не узнает, что я пойду с ним.

Вообще, я немного растеряна. Воронцов такой большой и сильный, и вдруг болеет. И простуда, похоже, набирает обороты, потому что его немного ведет по дороге в спальню.

А добравшись до кровати, Виктор падает на спину, широко раскинув руки.

– Это ты меня заразила, Тронь.

– Глупости, – фыркаю я. – Снимайте джемпер, сейчас футболку наденем.

– Ничего не глупости. Я болен тобой, Варвара.

Глава 29

Воронцов, раскинувшийся на постели, выглядит грешно.

Чтобы не смотреть на это безобразие, я занимаюсь поисками сменной одежды для Виктора. Под лихорадочным взглядом я, немного пометавшись по комнате, соображаю, что тут наверняка есть такая же, как и в моей спальне, гардеробная.

И точно. Комнаты симметричные, и гардеробная расположена зеркально. С некоторым трепетом я заглядываю внутрь.

Нет, очевидно, что Воронцов, скорее, аккуратный, чем нет.

В самой спальне при наличии признаков заселенности все стоит на своих местах. Только распахнувший свой зев и так до конца и не разобранный чемодан у окна портит идеальную журнальную картинку.

Вот и в гардеробной стройные ряды вешалок выглядят, как в магазине.

Но это все костюмы, рубашки, пуловеры.

Эм… мне приходится зайти довольно глубоко, что наводит меня на мысль, что и моя гардеробная подобных масштабов, просто мне хватило передней стоечки с плечиками, чтобы развесить все, что привезла. А тут, в глубине, еще стоит массивный комод, с верхней поверхностью из стекла, сквозь которое видны мужские аксессуары.

Почему-то возникшая в голове картина того, как Виктор поутру выбирает себе часы, галстук или даже запонки, меня смущает. В нижние ящики сунуть нос я стесняюсь, догадываясь, что увижу там мужское белье.

– Варвара, – хриплый зов из спальни застает меня в полной растерянности. – Если ты решила примерить мою рубашку, не стесняйся. Я тоже с удовольствием на это посмотрю.

Господи, у него горячка, а он все туда же!

– Где найти что-то более комфортное из одежды? – решаю я прибегнуть к помощи хозяина, осознав, что я могу тут до бесконечности перебирать кашемир, батист и лен и не встретить ни одной футболки, а я точно знаю, что у Воронцова они есть.

Вместо того, чтобы дать инструкции, Виктор присоединяется ко мне в гардеробной, и с его появлением она уже не кажется мне такой уж просторной.

Чуть пошатываясь, он двигается ко мне, а я, не понимая, чего он хочет, отступаю, пока не упираюсь в тот самый комод. Воронцов же подходит ко мне вплотную, мне же деваться уже некуда, я и так пятой точкой сдвинула флаконы с парфюмом, стоявшие на комоде.

– Мне комфортнее без одежды. А тебе, Варя, не жарко? – низкий голос пробирает до донышка.

Жарко? Не то слово, Виктор словно раскаленная печка, от него пышет жаром.

Температура у него нешуточная, неужели он в таком состоянии еще чего-то хочет?

– Мне вполне удобно, – отвечаю я, но слишком тихо. Голос мой звучит так, будто я сомневаюсь.

Качнувшись ко мне, Воронцов заставляет мое сердце заколотиться. Я ведь даже оттолкнуть его сейчас не решусь. А если он ударится?

– Тронь, если ты вырядилась в этот ужас, чтобы меня «остудить», то напрасно, – он проводит по рукаву клетчатой рубашки от плеча до запястья. – У меня великолепная память, я очень хорошо помню, как ты выглядишь без тряпок. Это лишь еще больше дразнит меня. Жду не дождусь, когда все это окажется на полу…

– Виктор Андреевич, – почти шепчу я, – футболки…

Криво усмехнувшись, Воронцов откатывает ростовое зеркало, которое загораживало мне обзор, и демонстрирует полочки со стопками.

И развернувшись покидает меня, оставив в полном смятении.

Дрожащими руками я достаю первую попавшуюся майку и, немного подумав, спортивные штаны. В джинсах, наверное, болеть неудобно…

Выхожу из гардеробной, как зверек ночью из норы.

И вот вроде сейчас Виктор руки не распускает, а угрозу я чувствую от него в разы сильнее. Подводит исконно женская жалость к больному мужчине, хотя в глубине души я прекрасно понимаю, что он отнюдь не беспомощен. И все его безопасность обманчива.

Где Екатерина с ее отварами?

– Вот, – я выкладываю на постель принесенную одежду, – я думаю, переодеться – хорошая идея.

– Тогда помоги мне, – сидящий на кровати Воронцов расставляет ноги шире, предлагая мне подойти к нему ближе. Даже руки приподнимает, чтобы мне было удобнее его раздевать.

Сглотнув, я встаю напротив и, стараясь не прикасаться к коже, берусь за край джемпера. Черт, он достаточно облегающий. Не в обтреск, а в меру, как раз чтобы подчеркнуть безупречную трапецию и широкие плечи. Даже дома Виктор выглядит на все сто.

Мне удается слегка задрать нижний край, приоткрыв идеальный пресс, блестящий от выступившей испарины, а дальше ни в какую, и приходится поднырнуть руками под ткань, чтобы окончательно его стащить. Горячая, чуть влажная кожа, мгновенно возвращает меня к утреннему недоразумению. Внезапно от ощущения рельефных мышц под ладонями и пристального взгляда их обладателя, в животе тяжелеет.

Кошмар. Он же болен. Я должна взять себя в руки.

Разозлившись на свою неуместную реакцию, я рывком стягиваю проклятый джемпер. Как зверь, освобожденный из клетки, Виктор поводит плечами разминаясь, и мускулы перекатываются на груди.

Все бы ничего, но взгляд Воронцова как приговор.

Я затравленно смотрю в его глаза, где бегущей строкой говорится, что мне не спастись. Рано или поздно все будет.

К моему откровенному облегчению, разрывая гипнотический момент, в спальню открывается дверь, и Екатерина вкатывает сервировочный столик.

– Так, вы уже почти молодцы? – бубнит она, не поднимая глаз посуды.

– Еще не совсем, но скоро, – усмехается Виктор, прекрасно понимающий, что волнует меня. Я вспыхиваю и отворачиваюсь.

– Температуру надо сбивать, – с шипением вырывается у меня.

Екатерина, решившая, что это я ей, удивленно смотрит на меня:

– Все-таки созрели на жаропонижающее? Я принесла на всякий случай…

Только я собираюсь поблагодарить, как Воронцов перебивает:

– Не думаю, что имеет смысл, – упирается он, заставляя меня скрипеть зубами. – А что еще есть в меню.

– Обтирания, – хмурится Екатерина. – И пить много жидкости. И спать.

– Обтирания, спать, – мечтательно произносит Виктор с хищным блеском в глазах. – Это мне подходит.

– Зря вы, как бы знобить не начало, – домработница все еще недовольна упорством хозяина. – Варя вас, конечно, оботрет, но это же надо постоянно… Полотенца я сюда сложила, – указывает она на нижнюю полочку столика, совершенно не интересуясь моим мнением. Я не готова обтирать Виктора… Но кого это волнует?

– Екатерина, это не совсем… – я подбираю слова, чтобы обозначить, что это неприлично, и при этом не выглядеть озабоченной дамочкой.

– Я через часок к вам загляну со свежим чаем, – подкатывает Екатерина столик к постели и, игнорируя мое перекошенное лицо, выходит.

Как только за ней закрывается дверь, Воронцов вкрадчиво уточняет:

– Уже можно раздеваться?

Глава 30

– Виктор Андреевич, – против воли от волнения выделяю все «р» в его имени-отчестве, – надеюсь, вы достаточно дееспособны, чтобы справиться с джинсами самостоятельно! Иначе я просто закажу вам подгузники для взрослых!

– Хочешь узнать, насколько я взрослый? Ты же мне так и не дала показать, – он уже тянется к пуговице на джинсах.

Как можно быть таким невыносим? Непробиваемым просто!

– Идите переодеваться в ванную, – отправляю я его.

– Не хочу.

– Тогда я уйду, – психую я.

– А ты ко мне в ванной присоединишься? – все никак не может угомониться биг босс.

– Конечно, полотенца возьму и приду. Но вы должны быть в штанах! – еще немного и меня начнет трясти от желания дать затрещину.

– Какая ты затейница, – удивляется Воронцов, но все-таки поднимается и, прихватив штаны, бредет в ванную.

На короткое время я остаюсь одна, что позволяет мне немного успокоиться.

Как же он меня бесит.

Все время как на качелях. То дразнит, то обольщает, то раздражает, то внушает иллюзии… Но бесит постоянно. Ну хоть где-то стабильность.

Меня почти отпускает, но из ванной раздается зов:

– Варвара!

И на меня опять накатывает.

Ну вот что я злюсь? Я же прекрасно понимаю, что он не изменится и будет продолжать свои игры. Нужно просто не обращать внимания.

Глубоко вздохнув, я подхватываю половину стопки полотенец и иду на голос.

И все мои благие намерения игнорировать подначки Воронцова летят в трубу.

Нет, Виктор переоделся. И штаны, слава богу, на нем, но…

У меня слов нет.

Оказывается, у него в ванной привинчена перекладина для подтягиваний.

И этот… я не знаю, как можно его назвать… этот одаренный мужчина решает подтянуться, видимо, чтобы меня сразить красотой своего тела.

И ровно тридцать секунд это работает.

Потому что тело безупречно.

Узкая талия, жгуты мышц, бугрящиеся мускулами руки, широченные плечи... Все это красиво, но не тронуло бы меня так, не будь у меня личного опыта тесного общения со всей этой красотой. Живо вспоминается, как удерживая вес тела на руках, Воронцов припечатывал меня к постели, как я гладила будто в лихорадке мощную шею...

И потом до меня доходит, чем и в каком состоянии Виктор Андреевич занимается.

Меня переполняют такие эмоции, что удержать их в себе нет никакой возможности, и я им сдаюсь.

Одним из полотенец я с размахом прохожусь по рекламируемой спине.

– Мало температуры? Мало? – я хлещу, выплескивая напряжение сегодняшнего дня. – Давайте вскипятим мозг! А то что? Он все равно не нужен!

Похоже, не на такой эффект рассчитывал Воронцов, потому что он таращится на меня как вырвавшуюся из леса бабу Ягу.

– Варь… – в его голосе намного меньше пафоса.

– Это что такое? Хуже Тимошки! А ну сядьте, Виктор, чтоб вас, Андреевич!

– Варь…

– Не варькайте! Сейчас я так оботру, что мало не покажется. И выпьете жаропонижающее, как миленький! А то я укол поставлю! Я умею!

Под мое гневное сопение, Воронцов садится на бортик ванны и хлопает на меня глазами, я как безвинно застуканный за списыванием двоечник. И ресницы у него длиннее моих, и загнутые, и на концах не светлые.

Вымочив одно полотенце в холодной воде, шлепаю его Виктору на лоб.

– Держите! – я почти рявкаю.

Злобный запал почти прошел, но я понимаю, что стоит убрать командный голос, и Воронцов снова примется за свои закидоны.

Тимка один в один такой. Особенно, когда болеет. У него две стадии во время простуды: бегает как ошпаренный кругами и творит, черт знает что, и лежит колбаской. Как бы мне из Воронцова такую колбасу навертеть?

Он бы еще отжался!

Но в слух этого не произношу, догадываясь, что Виктор может это воспринять как руководство к действию.

– Ты чего? – распахнув чайные глаза смотрит на меня с опаской.

– Вот я и увидела, насколько вы взрослый!

Лицо Виктора после этих этюдов заливает лихорадочный румянец, даже тонкий шрам на подбородке выделяется четче. Господи, ведь он, наверное, такой безголовый, наглый и самодовольный, потому что его в детстве избаловали. Неужели Тимка таким охламоном вырастет? Я ведь тоже, когда смотрю в светло-карие глаза, опушенные ресницами, ругаться не могу.

Обиженный взгляд из-под капающего полотенца, намекает мне, что я не права.

Но я права!

Вот и второе полотенце сейчас как в холодной воде намочу, сразу весь театр прекратится!

Но я тряпка. Водичку делаю потеплее.

И вообще спустя десять минут замечаю, что вместо того, чтобы сурово и по-спартански обтереть, я нежно промокаю пылающую чувствительную кожу. Осознав это непотребство, я смущаюсь и прекращаю процедуры.

– Виктор Андреевич, в кровать! – командую я.

– Всегда бы так, – ворчит он сипло, но смывается быстрее, чем отхватывает полотенцем еще раз.

В комнате Воронцов, строя оскорбленную невинность, дожидается меня на постели.

Под моим грозным взглядом, покорно выпивает таблетку, но с таким видом, будто ему хины дали.

– Плед дать? – сурово спрашиваю я, стараясь не выходить из роли Фрекен Бок.

– Жарко, не надо плед, но мне нужна конфетка за невкусное лекарство, – требует Воронцов, и не успеваю я ответить ему что-то достойное, как он притягивает меня к себе и целует.

Как я и предполагала, слабость Виктора не так сильна, ему вполне удается завалиться на постель со мной в обнимку. Только вот, похоже, он тратит на это все силы.

Самое шокирующее, что мне не удается высказать все, что я о нем думаю, потому что Воронцов отключается прямо на мне.

Глава 31

За что мне это?

Ведь четыре дня идиллии было. За все время из всех проблем самыми серьезными стали расквашенный нос Тимошки и порванная резиночка с божьей коровкой у Тиль.

С возвращением Виктора все рушится.

И прямо на меня.

Причем, в прямом смысле слова.

Воронцов отрубается своевременно, но весьма неудобно, как и все, что он делает.

Отпихнуть эту махину мне не удается. Обмякшее тело Виктора напрочь вдавливает меня в постель.

Сначала я думаю, что он меня разыгрывает. Потом мне приходит в голову, что Воронцов потерял сознание. Но прислушавшись к его мерному дыханию, мне с прискорбием приходится убедиться, что Виктор спит.

Как я зла!

Кто-то всю ночь мою грудь караулил, а мне теперь отдувайся!

Отчаявшись откатить товарища, я, скрипя зубами, выползаю из-под него. Это дается мне не так-то просто, но энтузиазма мне добавляет понимание, что в любой момент Екатерина может вернуться и стать свидетелем этой неловкой сцены.

Взопревшая я с неимоверными усилиями вырываюсь на свободу.

И стоит мне покинуть постель, как спящий Воронцов, почувствовав, что матрасик сбежал, как ни в чем не бывало, перекатывается на спину и вольготно располагается, раскинув руки.

Боже, кто бы знал, как мне хочется отлупить его полотенцем еще раз.

Уберегая от моей несдержанности этого невыносимого типа, возвращается Екатерина.

– Как вы тут?

– Спит, если не издевается, конечно, – ворчливо отвечаю я. – Все. Пост сдал, пост принял. С меня хватит. Я не в сиделки нанималась.

Екатерина хмыкает.

– Ну пошли ужинать.

– А вы с ним не останетесь? – изумляюсь я.

– Зачем бы это? – пожимает она плечами равнодушно. – Большой уже. И вроде не при смерти.

У меня дар речи пропадает.

– А меня за что?

– Ну он же так добивался внимания, что ж я сухарь, что ли? – и выходит из Воронцовской спальни.

– То есть вы сейчас признаетесь, что меня подставили? – догоняю я Екатерину, пылая возмущением.

– Какие громкие слова, – смеется она. – Голубцы будешь?

И никаких угрызений совести.

– Вы случайно не родственники? – с подозрением уточняю я.

– Не случайно, – все еще посмеивается Екатерина. – Дальние.

А так и не скажешь, что дальние.

– Екатерина, знаете, не надо больше так делать. У нас с Виктором Андреевичем и так сложные отношения…

– Я бы сказала, сложноподчиненные, – перефразирует Екатерина.

– … и я бы хотела, чтобы они не выходили за рамки деловых, – заканчиваю, несмотря на подкол со стороны родственной домработницы. – Мне здесь осталось провести два с половиной дня. Проблемы мне не нужны.

– Рамки какие-то понаставила уже. Вы уж сами как-нибудь разберитесь, чтоб мне не приходилось вмешиваться.

Ставя точку в диалоге, Екатерина выставляет передо мной тарелку с голубцами.

Я зависаю над блюдом.

В смысле, разберитесь? Я свою позицию уже обозначила, только она почему-то не устраивает Воронцова. То есть решение проблемы – сдаться ему?

Я не согласна!

Словно в ответ на эти мысли в голове эхом проносится: «Я болен тобой». И я вспыхиваю от внезапно нахлынувши эмоций.

Ну почему Воронцов такой Воронцов?

От тяжких дум меня отвлекают ссыпавшиеся по лестнице вниз, как горох, и с визгом нагрянувшие на кухню дети.

– А где папа? – интересуется, шумно отодвигая стул, Тиль. За время моего отсутствия ее прическа снова превратилась в стандартную детскую «я упала с самосвала», и Тимошки под носом нарисованы шикарные гусарские усы. Зеленым фломастером.

Дурдом.

– Отдыхает, – спокойно отвечает Екатерина.

– Пока Виктора не было, все было нормально, а теперь вот, – жалуюсь я непонятно кому.

– До этого было очень подозрительно, – поправляет меня Екатерина. – А вот сейчас весьма жизненно.

– А после ужина папа с нами поиграет? – допытывается у меня Эстель, сосредоточенно разматывая голубец и перекладывая капусту в тарелку Тимке. Тимка, недолго думая, повторяет фокус, и вся эта капуста оказывается у меня.

– Понятия не имею, – признаюсь я. – Проснется, спросим.

И вздохнув, натыкаю капустные листья на вилку.

Однако и после ужина Воронцов не просыпается.

Время идет, а он все не показывается.

Скоро уже спать ложиться, а раздражающий элемент так и не появляется.

И хотя Екатерина меня на разведку не гонит, я сама не выдерживаю.

Попросив приглядеть за сорванцами, которые рвутся вместе со мной проверить Виктора, я заглядываю к нему.

Тишина.

В темноте наощупь добираюсь до постели. Посветив телефоном обнаруживаю Воронцова завернувшимся в покрывало. Трогаю лоб. Горячий.

Екатерина, похоже, накаркала, его знобит.

Обрядить бы Виктора в футболку, без которой он так эпично отрубился, и засунуть под одеяло, но будить жалко.

Включаю бра над постелью и любуюсь бледным лицом.

Брови нахмурены, такое ощущение, что даже во сне он решает какую-то проблему. Накрываю его пледом, но даже через десять минут поза его не становится расслабленной. Все еще мерзнет.

Вызванная мною при помощи смс Екатерина, в отличие от меня безжалостна.

Правда, по отношению ко мне.

– А я говорила ему, что надо хотя бы иногда отдыхать, а то любая бацилла свалит, – высказывает она, хотя слышать ее могу только я. И добивает меня. – Если не согреется, ложись к нему и грей.