Текст книги "Отказ не принимается (СИ)"
Автор книги: Саша Кей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
Глава 56
Я отшатываюсь и затравленно смотрю на Воронцова.
– Уходи! – выкрикивает Тиль и бросает в мою сторону куклой.
Я в каком-то растерянном ужасе, если такое бывает вообще.
Я уже была плохой у Эстель, когда она обиделась, что я уезжаю, но такое…
Нервно сглатываю.
Похоже, мое появление не только не поможет Воронцову, но и усугубит положение.
– Папа мой! – очередной крик подтверждает мои предположения.
– Мне, наверное, лучше уйти, – выговариваю я с трудом.
Все это не просто неприятно, у меня сердце болезненно сжимается при взгляде на покрасневшее лицо девочки и крупных слезах, дрожащих на ее ресницах.
– Мы с Тимкой сейчас уйдем, – сдаю я назад, не отрывая взгляда от Тиль, которая сгорбилась и раненым зверьком забилась в угол своей принцессиной постели.
– Нет. Подожди, Варя, – металлическим голосом останавливает меня Виктор, и я по тону его понимаю, что он на взводе.
– Виктор Андреевич, – хочу вразумить его, но куда только делся рассудительный мужчина, который успокоился всех, когда Тимка упал с лестницы?
– Подожди, я сказал! – рубит он. Я вижу, что спорить с ним сейчас бесполезно, и молча проглатываю его приказ. – Тиль, изволь объясниться!
Господи! Разве так разговаривают с напуганными детьми? А большого ума, чтобы понять, что ребенок боится, не нужно.
Изволь объясниться? Идиот!
Вот и голос не повышает, а даже у меня мурашки по коже.
– Виктор Андреевич, – снова робко подступаюсь я и, встав на цыпочки, шепчу ему на ухо: – Так нельзя. Вы же понимаете, что у поведения Эстель есть какая-то причина…
Поскольку и сам Воронцов напоминает пороховую бочку, я успокаивающе поглаживаю окаменевшие плеч, а то вон уже шеей поводит, как застоявшийся в стойле скакун.
Виктор так сверлит глазами Тиль, что мне кажется, что он меня не слышит и не замечает. Так и представляю его на совещании совета директоров. Там, наверное, и главный безопасник в штанишки накладывает.
Вот вроде и хороший отец, но характер… И еще удивляется, что Тиль «неуправляемая».
Однако мне по-видимому удается достучаться до Виктора, и он спрашивает чуть спокойнее:
– В чем дело, Тиль? И я сейчас не про вежливость.
Девочка только сердито сопит и хлюпает забитым носом. Ну точно, вот-вот разревется. Нанервничалась до соплей.
– Тиль, я сейчас уйду, – игнорируя похожее сопение со стороны ее отца, говорю я. – Я не хотела тебя обидеть. Мы с Тимкой сейчас уедем…
– Варя…
– Виктор Андреевич, может, вы мороженое принесете? У вас есть мороженое? – с нажимом предлагаю я.
– То воды, то мороженого, – ворчит он, припоминая, как я его уже сплавляла из этой комнаты, но все-таки выходит.
– Тиль, может, скажешь, в чем дело? Я папе ничего не передам.
Не отзывается. Я сажусь на краешек постели.
– Смотри, какое красивое, – я берусь за колье. – Хочешь померить? Сейчас папа принесет мороженое, а мы с Тимкой уедем, пока он там не расколотил башню из фужеров. Мне уже страшно, что до сих пор никто не кричит…
Я несу всякую фигню, и в конце концов Эстель выдает:
– Дай, – и показывает на колье.
– Я сама не смогу снять, – вру я. – Помоги, а я тебе помогу померить.
Девочка нехотя поднимается и принимается возиться с мелкой застежкой. Видимо, она слишком тугая для детской моторики, и Тиль, психанув, начинает реветь взахлеб.
Обхватываю тельце и глажу по спине.
– Ну что ты… что ты… Кто тебя обидел? Я сейчас всех накажу…
И детеныш, захлебываясь слезами и икая, вываливает на меня такое, что сначала я думаю, что мне слышится. Не могу поверить, что у кого настолько каменное сердце, чтобы сказать такое ребенку. От фраз «выкинет на помойку», «у него будет другая дочка» у меня все обрывается.
Выбившаяся из сил Тиль затихает, запустив руки мне в волосы. Тимка тоже так часто успокаивается. Прическе, конечно, конец, но какое это имеет сейчас значение?
Не представляю, как это все рассказывать Воронцову. Поверит ли он мне?
Впрочем, рассказывать ничего не приходится. Когда я поднимаю взгляд, вижу Виктора, замершего в дверях с мороженым, и лицо у него… Я бы поостереглась сейчас попадаться ему на глаза.
– Бабушка все не так поняла… – успокаиваю я Эстель, совсем неуверенная, что она мне верит. – Разве папа может тебя бросить? Ты же папина любимая девочка. Принцесса. Тиль, ему никто кроме тебя не нужен.
– Но бабушка…
– Мандец бабушке, – не сдержавшись рычит Воронцов.
– Мандец! – радостно подхватывает Тимошка, проскочивший в комнату. У него в руках фужер, и мне становится дурно.
Зыркаю на Виктора.
– Прости, вырвалось, – оправдывается он.
– Где ты это взял? – отбирая фужер и заблаговременно холодея, спрашиваю я Тимку, красочно представляя груду битой посуды.
От оправданий его спасает подошедший Воронцов, он забирает у меня шмыгающую и икающую дочь.
– Никуда я тебя не выброшу. Никому не отдам. А бабушку мы выпорем, – обещает он. Да уж. Нежности от Воронцова, как отдельный вид искусства. Сурового искусства. Всех запинаем, потому что мы молодцы.
Я втихаря отбираю у своего ребенка бокал, и со вздохом напоминаю этой ячейке общества:
– Гости скоро. Если Тиль хочет на праздник, надо причесаться, почистить зубы и надеть красивое платьице.
Зареванная Эстель тут же требует прическу как у меня.
Эм…
– Ладно, – обещаю я ей, подмигиваю ее отцу и показываю кулак Тимке. Надеюсь, что все поняли, что прическа будет «один в один».
– Спасибо, – тихо говорит мне Виктор, хотя моей заслуги нет никакой. У ребенка просто уже сдали нервы, и все выплеснулось наружу. Девочка все еще косится на меня недоверчиво, но хотя бы не бросается вещами и в целом согласна расчесаться.
Но у Воронцова другое мнение. Он благодарно целует меня в висок, и Тимка закрепляет свежевыученное слово:
– Мандец! – возвещает он, и я где-то даже с ним согласна.
Виктор с воспитательным разговором уводит Тимошку, а мы с Тиль пытаемся вернуть ей человеческий облик.
Когда мы наконец выходим из комнаты, у меня ощущение, что мы с Эстель поменялись местами. Теперь у нее аккуратный пучок, а у меня на голове воронье гнездо.
Я пытаюсь привести прическу в порядок, но Виктор меня останавливает:
– Не надо. Оставь. Ты и так красивая, но чуть менее недоступная, – смущает он меня. – Варя…
Выдыхает Воронцов и прижимается ко мне, отчего меня бросает в жар.
– Я буду ждать вечера, – напоминает он, что не забыл о своем предложении. – Буду ждать. Но мне очень тяжело, когда ты такая холодная, – бормочет он мне на ухо, а руки его отправляются в непозволительное путешествие по моей спине. – Я лишь немного растоплю…
Глава 57
Поглаживания спины сопровождаются аккуратным подталкиванием меня в сторону соседней двери.
– Что вы делаете?
– Пытаюсь сделать так, чтобы у детей не возникло вопросов, – тихо поясняет он.
– Вопросов? – я всего на секунду теряюсь и пропускаю момент, когда мы оказываемся внутри комнаты. Дверь закрывается за спиной Воронцова, отрезая нас от гомона, царящего в остальной квартире.
Беглый взгляд вокруг подсказывает, что мы в спальне. Скорее всего, в спальне Виктора, и мне это совсем не нравится.
– И что все это значит? – стараюсь быть строгой, но Виктору моя напускная суровость, как слону дробина. Он только разглядывает меня горящим взглядом, заставляя учащенно дышать. Слишком откровенное желание полыхает в его глазах.
Но нет.
Я не поддамся.
Пойду к Тимошке.
Увы, несмотря на разрез, платье довольно узкое, и быстрый стремительный шаг мне не даётся. Воронцов мгновенно перехватывает меня. Оплетая руками-путами у самой двери, прижимает к твердому телу.
Его руки обжигают талию, скользят по животу.
– Варя, ледяная ведьма… Я же знаю, что ты не всегда такая…
Виктор покрывает поцелуями мои плечи, и бретели, будто сдаваясь на милость захватчику, спадают. Я извиваюсь в руках Воронцова, но только лишь помогаю этим его ладоням изучать мое тело.
Обхватив меня рукой поперёк живота, вдавливает меня в себя так, что я теряю равновесие. Чтобы не упасть, приходится согнуться и упереться в стену.
– Сейчас придут ваши гости…
– К черту всех. Подождут…
Его намерения я ощущаю ягодицами. И физиология дает о себе знать. Отвердевшая плоть пробуждает во мне женское.
– Виктор Андреевич… – язык заплетается.
А Воронцов другой рукой подтягивает подол повыше и ныряет в разрез, лаская бедро над резинкой чулка. Его пальцы, кажется, клеймят меня, будоражат, проходясь по краю тоненького кружева белья, дразнят предвкушением. Сладкая тяжесть нарастает в животе.
Прижимаясь губами к сгибу шеи, Виктор запускает руку в трусики, накрывая ладонью разгоряченную промежность.
– Девочка, – шепчет он, чуть наваливаясь и заставляя меня полностью подставить киску его притязаниям. Воронцов прокладывает дорожку из поцелуев вдоль позвонков, я чувствую его губы между лопатками, в кошачьем местечке, и покорная природе я прогибаюсь в пояснице. – Как я хочу оставить на тебе только эти камешки, и снова…
Что «снова» я могу только догадываться, потому что больше ничего не слышу.
Указательный палец раздвигает набрякшие губки, к которым прилила кровь, и начинает своё скольжение.
– Перестаньте, – почти хнычу я.
Ужасно стыдно, что моё требование звучит так фальшиво.
Виктор это чувствует, он ласкает губами шею и плечи, поглаживает живот и сминает грудь, а внизу беспощадно изводит истекающую дырочку, уже натягивая ее на два пальца.
– Сейчас перестану, – соглашается Воронцов, и к моему удивлению действительно прекращает.
Я вырываюсь из рук, которые больше меня не удерживают, и вижу, как он слизывает мою влагу со своих пальцев.
– Мне больше нравится медовая Варя. И подтаявшее мороженое я люблю больше…
Краска бросается мне в лицо.
Я вылетаю из спальни с горящим лицом. Внизу живота тянет и дергает, скользкие натертые складочки горят.
– Где тут можно руки помыть? – хватаюсь я за девушку в белой форме обслуживающего персонала.
Слава богу, она не смотрит мне в лицо. Пялится колье.
Взмахом руки указывает влево, и сбегаю. Мне кажется, любой, кто посмотрит на мои искусанные во время порочных ласк губы, догадается, в каком я состоянии.
Залетаю в ванную, включаю холодную воду и смотрю на себя в зеркало.
Это ужасно. Лихорадочный блеск глаз, румянец разливающийся по щекам, малиновые губы, на плечах бледнеют следы от поцелуев Воронцова.
Бедра сами собой сжимаются, но вместо усмирения желания, только выделяется еще смазка.
Дьявол.
Он сам дьявол.
Что Виктор там говорил. Он научится делать, чтобы мне было еще лучше?
Да я теряю голову от его поцелуев, с ума схожу от его рук. Воронцов и так знает, как довести меня до изнеможения.
Я прямо сейчас переживаю пик болезненного возбуждения. От неудовлетворенного желания внутренние мышцы ноют. Меня порабощают эти ощущения. Гоню от себя воспоминания, как меня заполнял мужской член. Длинный, толстый, сминающий малые губы, понемногу втискивающийся вначале и смело скользящий потом, раздвигая мои шелковые стеночки, вытапливая из меня влагу, добиваясь от меня подчинения и награждая за него сладостью.
Тело мое прямо сейчас жаждет подчиниться, почувствовать на себе тяжесть Виктора, позволить ему взять меня.
Томление растет. Все, что мне остается – кусать губы и сжимать бедра.
Нет. Этим он меня не возьмет.
Я все равно откажусь от него. Я не позволю сделать из себя куклу для утех.
Я повторяю это как мантру, а перед глазами мускулистое тело и карие темнеющие от страсти глаза. Еще один виток острого желания, и перед глазами вспышка, а за ней каскад картинок: Воронцов целует меня на столе в офис, роняет меня на шубу, накрывает своим телом в утро после горячки, входит в меня в первый раз, усаживает на себя в кладовке и, наконец, впивается требовательным ртом в мое влажное ноющее лоно, вбирая в себя клитор.
Стук в дверь заставляет меня вздрогнуть.
– Мам, ты там?
Наверное, все не так, но я чувствую себя распутницей, самкой, голодной до удовольствия, которое может мне доставить Виктор.
– Тимош, я сейчас…
Черт, черт, черт…
Даже в лицо не поплескать холодной водой. Макияж полетит к черту.
Я могу позволить лишь прижать мокрые руки к шее, чтобы остудить кровь и успокоить пульс.
Немного придя в себя, я возвращаюсь как раз, когда появляются первые гости.
Мне неловко. Я никого не знаю. Стараюсь приветливо улыбаться и пытаюсь слинять к детям, но Воронцов меня не отпуская.
Уверенно притянув меня к своему боку за талию, он вместе со мной встречает гостей. Наверняка Виктор понимает, что сейчас его близость волнует меня. Понимает и продолжает свою игру.
Он представляет меня просто Варварой без уточнений, и от этого я снова чувствую себя самозванкой. Я подспудно жду понимающих насмешливых взглядов, но ничего подобного не происходит. Мужчины с часами как годовая зарплата моя и мамина вместе и женщины с сумочками «Биркин» смотрят на меня вполне доброжелательно, но чуть легче становится, только когда появляются хоть и смутно, но знакомые лица.
Чета Равеских препирается с порога и этим напоминает живых людей.
– Врач сказал, ты не можешь больше трескать апельсины тоннами, – с металлом в голосе внушает грозные Егор своей жене, которая похоже его не очень-то слушает.
– Должны же быть у меня хоть какие-то радости, – вредничает она. Не знаю, о чем это Лиза, но Раевский покрывается красными пятнами.
– Ненасытное чудовище!
В смысле? Это она столько апельсинов ест, что прям ненасытная?
– Ну тогда хотя бы селедку я должна получить. Или ты дашь мне селедку, или я поеду к Маринке…
– Никакой Маринки! Ты у меня на глазах будешь, ясно? – и наконец отвлекшись от жены, Егор замечает посмеивающегося Виктора. – Привет!
– У тебя есть селедка? – тут же спрашивает Лиза, поглаживая живот, и смотрит на меня взглядом голодной кошатины. Мол, видишь, обижают.
– Что-нибудь придумаем, – обещает Воронцов.
Раевский мне приветственно кивает. Он узнает меня сразу, и я снова чувствую его пристальное внимание.
– Так, – осаживает его Виктор. – Займись женой, нечего тут пялиться.
– Не того опасаешься, – хмыкает Егор.
– Я никого не опасаюсь, – нахально отвечает Воронцов, – но за своим приглядываю.
– А вот и зря! – из-за плеча Раевского выглядывает мужчина. – Такую красавицу надо с ружьем стеречь. Кого-то вы мне напоминаете… Вас случайно не Маша зовут?
Глава 58
Мне словно наждачкой вдоль спины проводят.
В груди холодеет.
– Добрый вечер, – криво улыбаюсь я, – меня зовут Варя.
Хочется убежать куда-нибудь.
– Очень приятно, Варя, – тип похожий на медведя галантно целует мне руку. – А я Демид, единственный нормальный человек на этом пафосном сборище. Вы напомнили мне другую красавицу…
Во рту становится кисло.
Напомнила?
Выходит, он знал Машу?
Если и так, то, видимо, не очень близко.
Мы с сестрой были похожи весьма умеренно. Не больше, чем любые другие родственники. Разве что глаза у нас обеих от мамы, да цвет волос один в один.
Как плохо я, однако, знала сестру. Даже предположить не могла, что у нее есть такие знакомые.
– Ты перья-то свои не распускай, – мрачно советует Демиду Воронцов. – Павлин ощипанный. Тут тебе не твои рестораны…
Не знаю, причем здесь рестораны, но мне тоже не хочется внимания от этого человека. Он очевидно приятный собеседник, но мне не по себе. Он прямая угроза моей тайне.
– Хорошо-хорошо, – смеется Демид. – Эх, и с Машей не повезло, и Варя уплывает.
Очередное упоминание сестры заставляет меня нервничать. Вдобавок я чувствую на себе пристальный взгляд Раевского.
Демид под руку уводит Лизу от ревниво сощурившегося Егора на поиски селедки или ее замены.
– Я пойду к детям… – облизав пересохшие губы, пытаюсь смыться я.
– Варь, оставь детей в покое. Их развлекают. Они не прикованы. Уверен, что, если Тимке ты понадобишься, он тут же окажется возле тебя. Про Тиль и говорить нечего…
Непробиваемый Виктор.
Эмпатия? Нет, не слышали.
Чуть обернувшись к нему, я шепчу:
– Мне неуютно.
– Тебе просто надо расслабиться. Я сейчас принесу тебе выпить, – и не слушая дальнейших моих возражений отходит. Оставшись один на один с подозрительным Егором без защиты в виде плеча Воронцова, душа вообще ухает в пятки.
– Ничего не хочешь рассказать? – прямо начинает допрос Раевский.
– Нет, – сухо отвечаю я.
Это вообще не его дело.
Зачем он все время лезет в то, что его не касается?
Синие глаза Егора говорят, что он мне ни капли не верит, и когда Виктор возвращается с фужером шампанского, я с облегчением позволяю себя утянуть к другим гостям.
Чтобы отвлечься, я пытаюсь выяснить:
– А какой повод у встречи?
– Отмечаем удачный старт общего проекта.
Понятно, что ничего не понятно.
Но в общем, можно догадаться, что люди собрались заключить новые договоренности, а жены – лишний раз проветрить свои брендовые вещи.
Я нервничаю все сильнее, даже желудок начинает болеть.
Шампанское я лишь пригубила, потому что Тимка уже два раза подбегал, а последнее, чего я хочу, чтобы он запомнил, как от меня пахнет алкоголем.
Воронцов все время рядом и не дает мне забиться куда-нибудь в уголок, чтобы не отсвечивать. Он радушен и приветлив с гостями, но я чувствую, что в нем растет напряжение.
Похоже, я зря приписала ему эмоциональную бесчувственность.
Почти уверена, что он чувствует мое желание отстраниться, а лучше уйти. И атмосфера между нами накаляется. Внешне это незаметно, но…
Взгляд его тяжелеет, рука сжимается на талии все более собственнически. Осознанно или нет, Виктор демонстрирует окружающим, что я его женщина, хотя ответа, который он ждет, еще не получен.
Свободные мужчины, проявляющие ко мне вежливый интерес, удостаиваются очень жестких взглядов от Воронцова. Только Демида ничего не останавливает.
Слегка накатив, он балагурит.
Шуточки у него, конечно, на грани дозволенного, но в целом, он не вызывает неприятия. И скорее всего, Демид бы мне нравился, если бы он не знал Машу.
Когда Виктор отлучается, мне становится совсем тошно.
Еще и Тимка, подбежавший ко мне в очередной раз, чтобы показать, как ему разрисовали лицо под кота, важно здоровается за руку с одним из гостей:
– Тимофей Сергеевич.
Внутри все дрожит, потому что стоящий рядом Егор все слышит. У меня ощущение, что он не просто покатывает в пальцах низкий широкий стакан с виски, а прямо следит за мной.
Это, конечно, моя личная паранойя, но мне кажется, что Раевский меня вот-вот раскусит, мой секрет раскроется, и Тимошку у меня заберут.
– Варя, вы какая-то напуганная, – пытается разрядить обстановку Демид. – И бледная. Может, выйдем подышать воздухом.
В его предложении нет никакого подтекста. Похоже, я и в самом деле выгляжу неадекватно. Может, и стоит хапнуть немного воздуха. Надо еще немного продержаться. Если я сорву Тимку резко, будет странно выглядеть, да и он расстроится. Ему-то явно весело.
Но до конца вечеринки я оставаться не собираюсь, и то, что ребенку скоро будет пора ложиться спать, хороший повод уйти.
А пока я соглашаюсь выйти на балкон с Демидом.
Предупредительно распахнув окно, он пропускает меня к нему, но уже через несколько минут я начинаю дрожать от холода.
– Внутрь? – спрашивает Демид.
Он только закурил, да и я не готова возвращаться.
– Еще немного постоим, – прошу я, и звучит это жалобно.
Что-то сообразив, Демид не лезет с разговорами и не шутит.
Но когда сигарета докурена, меня почти колотит.
– Варя, я понимаю, что это не тянет на комплимент, но ты синяя и в пупырках, как цыпленок. Советую, как зайдем тяпнуть.
И нахмурившийся компаньон, не выдержав, начинает растирать мои голые плечи.
В этот неэротичный момент открывается балконная дверь, и к нам заглядывает Воронцов:
– Варя, я тебя ищу…
Его взгляд останавливает на ладонях Демида, замерших у меня на плечах, и в глазах появляется ледяная корка.
Глава 59
Под колючим взглядом Виктора, я выскальзываю с балкона.
Не вижу поводов оправдываться.
Я ни в чем не виновата, хотя Воронцов явно подумал обо мне и Демиде что-то не то.
Чувствуя спиной, что Виктор не сводит с меня глаз, отправляюсь наведать Тимошку. Он все еще активничает и поддерживает нужный уровень децибел в общем гвалте, но глаза у него уже осоловелые. Устал, но перевозбудился. Уложить будет непросто.
Поглядываю на экран телефона.
Надо же. Уже десятый час, оказывается.
Скоро можно будет собираться.
Выйдя из комнаты, отданной на разгромление детям, тыкаю в приложение такси.
– Если ты Демиду пишешь, то не советую. Плохой выбор. Женщины у него надолго не задерживаются, – холодный тон Воронцова отвлекает меня от телефона.
То, что Демид – ловелас, видно невооруженным взглядом, но у меня нет и тени сомнения, что Виктор не такой же. У него просто подход иной. «Обслужи меня. Отказ не принимается».
И не ему мне указывать, кого выбирать.
– Варя? – и в голосе металл.
Это что? Ревность? Обида? Задетое самолюбие?
Не мои проблемы, что он сразу навешивает на женщин ярлыки.
Ежу понятно, что Воронцов ждет от меня оправданий, но какого черта?
Мы друг другу никто.
Хочу молча пройти мимо, но Виктор меня перехватывает.
Секунда, и от сдержанного цивилизованного человека не остается ровным счетом ничего. Мощное тело прижимает меня к стене, на мои губы обрушивается жесткий поцелуй, мужские руки, не церемонясь, сжимают попку.
Я пытаюсь оттолкнуть Воронцова, но куда там…
Сейчас я в центре урагана.
Да что с ним…
Выпустив из плена мои губы, он осыпает жалящими поцелуями шею и плечи.
– Ты не должна так делать, – бормочет Виктор, оставляя словно печати розовые следы на моей коже. – Быт холодной со мной, а с другими такой милой. Не должна другим улыбаться.
Стараюсь высвободиться из стальной хватки, но у меня ничего не выходит. Воронцов снова псих.
– Почему именно мои руки ты отталкиваешь? А Варя? Ты же хочешь меня, я знаю… Я докажу тебе…
И, внезапно подхватив меня на руки, заходит в спальню.
Прежде чем я успеваю озвучить свой протест, меня роняют на мягкое и сверху придавливают телом, словно бетонной плитой.
Сухие горячие ладони, мимолетом погладив бедро, ныряют в разрез на подоле, а рот мне затыкает карающий поцелуй. Язык Виктора беспощадно атакует, а рука томительно нежно поглаживает мою киску сквозь трусики, будто дразня.
Снова переключившись на ласки шеи, он заставляет меня поплыть, и если бы сквозь шум в ушах я не расслышала его слова, я могла бы растаять окончательно, и позволить Воронцову взять меня, потому что, отзываясь на его прикосновения, неудовлетворенная с прошлого раза дырочка запульсировала почти сразу.
Но… смысл слов Виктора проник в мое сознание.
– Чего ты хочешь? Машину? Квартиру? – у меня не сразу получается понять, что он имеет в виду, потому что пальцы сдвинули намокшую ткань трусиков и почти погрузились в меня. – Он не даст тебе того, что могу я. Не будь холодной, Варя…
Но когда до меня доходит…
Весь горячечный морок как рукой снимает.
Недолго думая, я размахнувшись отвешиваю пощечину.
– Слезьте с меня Виктор Андреевич, – выплевываю я в ошеломленные глаза. – И руки уберите!
Но он не шевелится. Смотрит мне в лицо, играя желваками.
И я отпихиваю его.
– К чему этот спектакль? – Воронцов разглядывает, как я оправляю платье, чтобы не нарваться на кого-нибудь в непотребном виде. На взрослых мне плевать, но там же дети. – Что не так?
– Все так, Виктор Андреевич, – подбираю я, выпавший из руки телефон. – Только вот вы мне никак не походите. Уже достаточно вечер? Мой ответ – нет. Ни квартир не надо, ни машин. Вы, конечно, не поверите, но я не шлюха.
Я уверенно нажимаю на экране телефона «заказать», адрес я успела вбить еще до домогательств Виктора.
Как же больно и обидно.
Вот он какого мнения обо мне.
Нужно просто бабок побольше, и я на все соглашусь.
– Не надо сцен, Варя, – холодно бросает Воронцов. – А чего ты ждала? Я неплохой для тебя вариант.
– Но не единственный, слава богу! – берусь за дверную ручку.
– Ну конечно, тут еще есть пара свободных мужиков, но они не предложат тебе больше, чем я…
Мне даже смотреть на него не хочется.
Он всерьез так думает или просто хочет задеть посильнее? Так я тоже могу.
– Не факт. Раз уж с первым мужчиной мне не повезло, может, кто-то из них исправит ситуацию, – вырывается у меня.
– Что? Первый? Не смеши. Ври да не завирайся. Я, конечно, мог не почувствовать, но наличие сына говорит, что дело не во мне. Еще скажи, что я тебя изнасиловал.
– О, нет! Но я пожалела, что пошла на это.
Щека Виктора нервно дергается, и в одно мгновение он оказывается рядом со мной.
– Пожалела, говоришь? – рычит он. – Ты кончала, Вар-ря!
– Уберите руки, – толкаю его я. – За мной приехало такси.
И я выбегаю из этой чертовой спальне. Несусь к Тимошке. Слава богу, нам нужно только курточку, шапочку и ботиночки. Из-за того, что нас забирал Воронцов, мы не утеплялись в комбез. Так что, несмотря на протесты ребенка, мне удается собрать его в кратчайшие сроки. А вот сама я в прихожей замираю.
Даже трогать не хочу чертову шубу.
Ну не умру же я от воспаления легких за три минуты от подъезда до такси?
И еще…
Я с трудом, но расстегиваю тугой замочек колье и оставляю его ключнице под зеркалом.
Вот теперь все.
