Текст книги "Отказ не принимается (СИ)"

Автор книги: Саша Кей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

Глава 70

Когда я просыпаюсь, на телефоне у меня уже миллион сообщений от Виктора. Вопросы про мое самочувствие, не нужно ли мне чего, не появились ли у меня какие-нибудь капризы…

Это непривычно.

И дело не только в том, что я не ожидала такого внимания от Воронцова. Я, оказывается, совершенно не готова к тому, что я больше не сама по себе. Не своя собственная. И теперь мне действительно все время нужно помнить, что я не одна, что у меня будет ребенок. А когда он родится, я окончательно перестану принадлежать себе.

Да еще и Виктор упорно стремится вклиниться в новую ячейку.

Мама была права, с этого момента нужно и его принимать в расчет почти во всем.

И я пока не очень понимаю, как я к этому отношусь.

Еще месяц назад я бы не поняла подобных метаний.

Ну забеременела. Ну неожиданно.

Но ведь решение уже принято, что ребенка оставляю. И хорошо же, что отец малыша не устранился.

А все равно маятно как-то. Все кажется неопределенным, размытым.

Вчера вроде бы все прояснилось, а сегодня, когда Воронцова нет рядом с его уверенностью, что все будет в порядке. Это он настроен решительно преодолеть, что угодно, а на меня накатывает желание спрятаться за кем-то сильным, и пусть оно все как-то разрешится без меня.

Вот и успокаиваю себя тем, что три дня – это недостаточно, чтобы осознать все перемены. Я привыкну. Надо уже сейчас начинать привыкать.

Чтобы слова не расходились с делом, я качаю себе календарь беременности и стоически отвечаю на все вопросы Виктора, хотя некоторые меня по-прежнему шокируют.

Тимка с утра капризничает так, что мы с мамой машем рукой на садик.

Стоит мне сказать, что мы сегодня в сад не идем, ребенок становится будто шелковый. Он все еще нервный и поэтому очень липучий. Не знаю, какие слова вчера его так напугали, но Тимошка определенно боится остаться без меня.

Маленький-то маленький, а ведь что-то он понял из разговора мамы и Воронцова.

Вся домашняя рутина парализована.

То я зависаю в мыслях о будущем ребенке, то Тимка на мне виснет.

Виктор, которого явно беспокоит, что я не прыгаю от радости, не выдерживает и звонит:

– Варь, если тебе нужно полежать в покое, то, может, я пришлю машину? Поедешь ко мне. Екатерина возьмет на себя Тимку и Тиль. Дома тебе будет комфортнее.

– Не нужно. Я пока не готова… – мямлю я, пытаясь разобраться, что за новые чувства меня обуревают при слове «дом», которое включает в себя Воронцова, как основообразующий элемент.

– Опять не готова. Что такое, Варя? – кому-то хочется опять поорать, но он сдерживается.

– Все нормально. Просто быстро слишком… Мы же друг друга и вправду совсем не знаем. Все эти счастливые хэппи энды через месяц после знакомства – это для книжек хорошо и кино… – я невольно выдаю свои страхи.

Мне на самом деле страшновато, что все кончится.

Видно же, что Виктор привык к женскому вниманию. А вдруг я ему разонравлюсь? Ребенок уже никуда не денется, а становиться на шее обузой только из-за малыша… Я с ума же сойду.

Да я и не знаю, какого это жить с мужчиной в доме.

Даже папы не было. Мужская модель в семье – для меня неизвестная константа, и как себя вести, чтобы она не стала переменной, мне не понятно.

– Варь, – кажется, до Воронцова что-то начинает доходить, – у меня, конечно, не очень богатый опыт, а какой есть – не самый удачный, но, если я что и понял, так это только от нас с тобой зависит, будет ли этот долбанный хэппи энд, и как долго он будет длиться.

– Существует такое мнение, да, – пытаюсь я обернуть в шутку то, что неожиданно вызвало у Виктора понимание. Подспудно я все еще не хочу пускать его глубоко в душу.

– Не знаю, как ты, – продолжает серьезно Воронцов, – а я вот готов побороться за то, чтобы мы получили приз «Лучшая семья века». Я парень упертый. Ну ты в курсе. Так что у нас практически нет шансов все запороть.

Эта почти клятва заставляет меня захихикать.

Упертый – это не то слово. Он же баран.

Точнее, медведь. Козлообразный.

Не проболтаться бы ему, как его мама обозвала.

– Тебе просто надо смириться, что я тебя осчастливлю, – продолжает Виктор.

Этот разговор немного рассеивает мою тревогу.

У меня нет опыта семейной жизни, а у Воронцова есть. Будем надеяться, о каких-то подводных камнях он уже знает и постарается их избежать. А мне придется на своем опыте. Это страшненько, но, наверное, по-другому и не бывает.

Но торопиться все равно не хочу.

Хотя внутри себя я уже начинаю ощущать тягу к гнездованию. Хочется придумывать комнату для малыша. В итоге я залипаю на пеленальном столике на каком-то маркетплейсе. Когда появился Тимка, у нас для этого баловства и места в квартире не было.

И водный коврик с развивалками – тоже классная вещь.

Короче, мы меня теряем до тех пор, пока снова не звонит Виктор.

– Варвара-краса, ты чего делаешь? – весело спрашивает он.

– А что? – настораживаюсь я.

– Выгляни в окно.

Я чешу к окошку и, увидев, что выкинул Воронцов, начинаю улыбаться.

– Божечки… что это?

Во дворе стоит большой чистенький ярко-оранжевый мусоровоз, в открытой кабине которого рядом с водителем я вижу Виктора с букетом цветов. Заметив меня в окне, он высовывается и машет мне цветами.

Ну Ричард Гир на минималках.

Хотя, я так понимаю, тут покоряют не меня, а Тимофея Сергеевича.

Воронцов подтверждает мою догадку:

– Я тут подумал, что ты себе просто не разрешаешь расслабиться. Все волнуешься то за Тиль, то за Тимку. А пора за себя. Зови сына и давай ему трубку.

– Что ты собираешься делать? – смеюсь я. Такая интерпретация фильма «Красотка» меня подкашивает.

– Пункт первый – подкуп ребенка с помощью катания на мусоровозе. Пункт второй – похищение его вместе с матерью.

– А похищение зачем нужно? – стараюсь звучать строго, но мне правда смешно. – Тим! Тим! Иди сюда, чего покажу!

– А маму тоже нужно обработать.

– Думаешь, получится? – интересуюсь я, поглядывая на Тимошку, который подпрыгивает на подоконнике от нетерпения.

– Я постараюсь. Я соскучился, Варь. И я хочу тебе показать, что со мной тебе будет хорошо.

И я как-то сразу понимаю, что Виктор сейчас имеет в виду нечто неприличное.

– Варь, позволь мне стать мужчиной в твоей жизни.

Глава 71

– Ты вернешься? – в голосе мамы я слышу обычное любопытство.

– Да, я поеду только с условием, что вечером меня отвезут домой.

Я смотрю из окна на то, как по двору кружит мусоровоз. Почти уверена, что сейчас в кабине полно радостного визга.

– Ну, Тимофей Сергеевич, – хмыкает мама в трубку. – Продал за машинку.

– Ты не понимаешь, – хихикаю я. – Это мусоровоз. Это другое.

– Это все, конечно, очень мило, – вздыхает она. – Но сама ты чего собираешься делать?

– Жить. Просто жить, – пожимаю я плечами, будто мама может это увидеть.

В момент, когда Виктор поднялся ко мне, чтобы забрать одетого Тимку, я поняла, что никаких рецептов ни от кого не получу.

Да и подходят ли мне эти рецепты?

Это же не обычная стандартная ситуация. Где мы с Воронцовым, а где отношения, развивающиеся по типичным этапам?

Даже внезапный залет, такой как у меня, не вписывается ни в одну известную мне схему.

– Жить – это хорошо, – одобряет мама.

– На работу пойду, – планирую я, продолжая следить за тем, как вынутого из кабины Тимошку подкидывают на руках, а потом валят в сугроб.

– Куда?

– Куда я с декретом на носу? Пока аудитором к Виктору. Должен же быть от него не только урон.

– Ты что? А как же рыба? – мама прям хохочет.

Кажется, несчастная горбуша превращается в семейный мем.

Да уж.

– А если серьезно, я рада, что ты успокоилась. Сейчас все решения тебе лучше принимать без нервов. Но папаше спуску не давай.

– Кажется, как раз пора призвать его к порядку, – я засекаю, что снега полно за шиворотом у обоих.

Сбрасываю маму и, открыв окно, высовываюсь.

– Виктор! – не реагирует и продолжает возиться в сугробе. – А ну домой, я сказала! Оба! Живо!

Я рявкаю, и двое полуснеговиков подскакивают и таращатся на меня снизу.

Водитель мусоровоза, который курит в сторонке, даже тушит бычок в снегу.

Показываю кулак, стараясь не засмеяться, чтобы не испортить воспитательный эффект. Сразу вспоминается, каким послушным может быть Воронцов, если с ним построже. Когда он больной отхватил от меня полотенцем, разом все выпендроны кончились.

Учитывая, что Тимка на него повадками похож, будто родной, уже представляю себе, как тяжко мне будет, когда я перестану быть для него авторитетом.

Полюбовавшись, как Виктор с Тимошкой отряхиваясь идут к подъезду, щелкаю чайником и иду открывать дверь.

– Это не я! – в один голос отпираются оба, когда появляются на пороге.

– Что не «вы»? – интересуюсь я, стаскивая с Тимки шапку в снежных катышках.

Переглядываются, и как взрослый Тим берет на себя ответственность:

– Все не мы. Мам, а мы же поедем к Тиль? Ну, пожалуйста!

Смотрю на эту парочку со смешанными чувствами.

Я не знала Сергея, но сейчас абсолютно согласна с Раевским. Тим – маленькая копия Воронцова.

– Я обещал ему, что, если ты согласишься, мы поедем на мусоровозе, – совершенно серьезно отвечает Виктор.

Вот жук!

– Я буду хорошо себя вести, мам!

Я перевожу взгляд на Воронцова.

– Я тоже буду вести себя хорошо, – поспешно обещает он.

И Виктор действительно старается.

Он вообще пытается показать себя с выгодной стороны. Пока я собираюсь, Воронцов самостоятельно переодевает Тимку, который в кои-то веки активно содействует.

– А ты ничего больше не хочешь с собой взять? – аккуратно спрашивает Виктор, увидев, что у меня с собой только сменка для ребенка.

– Вить, не торопи меня, – прошу я.

И в очередной раз наблюдаю магическое действие, оказываемое на Воронцова, когда я называю его сокращенным именем.

Забавно. Он замирает и смотрит на меня таким взглядом, что мне становится горячо.

Я поглаживаю его по плечу, и Виктор выдыхает.

– Ладно. Не буду, – хрипло говорит он, но тут же честно признается: – Постараюсь. Когда ты так говоришь, я готов подписаться под чем угодно.

Так и запишем. Пункт первый – полотенце, если не помогло, пункт второй – «Витя».

Чтобы закрепить, погладить.

И, видимо, осознав, что уже накосорезил, Виктор сдается с потрохами:

– Только я уже…

– Что? – напрягаюсь я.

– Вчера поговорил с Тиль.

Взгляд сам собой мечется вокруг в поисках «пункт первый».

– И что ты сказал?

– Пока сказал, что ты мне нравишься, и я бы хотел, чтоб ты жила с нами…

Так, ну это вроде еще не страшно. Фантазии Воронцова к делу не пришьешь.

– А Эстель? Как она отреагировала?

– Трудно сказать.

– И сейчас ты тащишь меня к ней, когда она наверняка переживает? – я смотрю на Виктора во все глаза.

Нет, тонким психологом его не назовешь. Дубина стоеросовая.

– Варь, поэтому и тащу. Ей с тобой хорошо, когда ты рядом она успокаивается. В любом случае, Тимка – ее двоюродный брат. Думаю, сейчас хорошее время ей рассказать об этом. Показать ей, что еще один ребенок, это не так страшно, хорошая идея. У них же с Тимохой дружба навек. Что бы ты ни решила, малыш уже есть и никуда не денется.

– Я очень хочу тебя треснуть, – честно говорю я.

– Я могу возбудиться, – не менее честно отвечает Воронцов. – Ты такая красивая, когда злишься…

На этом я предпочитаю свернуть тему, а то мне хорошо известно, как Виктор Андреевич легко загорается. А у меня деть уже в комбинезоне и свитере.

И да, Воронцов тут же предлагает:

– А хочешь, я и тебе помогу раз… э… переодеться?

Глава 72

Встреча с Тиль проходит странно.

Она явно насторожена.

– Ты теперь будешь жить с нами? – в лоб спрашивает она.

– Не знаю, солнышко. Я еще ничего не решила, – под сердитое сопение Виктора отвечаю я.

Эстель тут же демонстрирует родственность с Воронцовым:

– А почему? У нас хорошо!

Ну да, кто-то усомнился, что она, Тиль, лучшее, что может случиться в жизни.

Екатерина, отвернувшись к плите, хихикает.

– Я знаю, Тиль, – глажу разлохматившиеся одуванчиковые хвостики под пытливым взглядом.

Дети.

Эстель уже смотрит на меня ревниво-собственнически, но успокаивать я ее внезапные инстинкты не спешу.

Как и сказала маме, я буду просто жить.

Решение непременно найдется.

Вдалеке слышится рингтон моего мобильника. И я сбегаю из комнаты в поисках телефона.

В прихожей долго мечусь, пытаясь понять, откуда идет звук. В сумке мобильника нет, в карманах куртки тоже.

Наконец вспоминаю, что выронила телефон, когда вылезала из мусоровоза. А Воронцов его подобрал и сунул себе, потому что на мне вис восторженный Тимка.

Испытывая неловкость, лезу в карман пальто Виктора.

И вытаскиваю маленькую коробочку.

Телефон все продолжает трезвонить, а я завороженно смотрю на нее.

Не в силах удержаться, я открываю бархатный футляр.

Кольцо.

С россыпью сверкающих камней.

С колотящимся сердцем захлопываю и, засовывая обратно, нащупываю в кармане бумажку. На автомате достаю.

Чек. На колье и кольцо.

Он купил их сразу.

Еще тогда. За день до вечеринки.

Значит, уже думал… И ведь еще не знал про ребенка… Псих!

Кусаю губы.

Отчего мне становится намного спокойнее. Воронцов, конечно, ненормальный, что принимает настолько серьезные решения так быстро, но это большое облегчение знать, что он со мной не только ради ребенка.

Оказывается, это меня угнетало.

Услышав за спиной шаги, я стремительно запихиваю чек обратно в карман, достаю из другого свой телефон и с видом, будто я не занималась шпионажем, отвечаю:

– Да, мам.

– Варь, меня тут пригласили… – немного виновато сообщает мама. – Вы же ужинать будете не дома?

– Я вареники с картошкой налепила, – услышавшая вопрос из моих динамиков, отзывается Екатерина, именно она появляется в прихожей.

– Ага, сытые будем. Не торопись…

До меня неожиданно доходит, что мама еще совсем молодая. Ей будет только сорок пять в этом году. И выглядит она чертовски хорошо.

А она почти все последние годы никуда не выбирается. Может, теперь, когда часть забот возьмет на себя Воронцов, она тоже сможет устроить свою жизнь.

Оглушенная пониманием, что все наша маленькая семья живет не своей жизнью, я прощаюсь и бреду назад к детям и Виктору.

Он сидит на ковре и, стащив джемпер, терпеливо собирает очередной лего-замок по указке Тиль и слушает Тимошку, захлебывающегося рассказами про рычаг передач и какую-то важную кнопочку, отвечающую за лифт.

Понятия не имею, о чем он, но Воронцов даже что-то комментирует.

Почувствовав мое внимание, Виктор поднимает глаза, и у меня возникает странное ощущение. Это сложно объяснить. Будто все прямо сейчас встает на свои места.

Я дам ему шанс.

Нам будет сложно, но шанс заслуживают все.

И Виктор, и я. И Тимка с Тиль. И даже моя мама.

Я буду просто жить, а не прятаться от жизни.

Как я ни береглась, все привело к тому, чего я опасалась. Так стоит ли мучиться?

Спокойствие, которое на меня снисходит, сравни дзэну.

Мы будем ругаться и мириться.

Притираться.

Воспитывать ребенка. Нет, детей.

И ничего не надо бояться. Все это нормально.

Мне некуда торопиться.

– Ты так на меня смотришь, что я начинаю нервничать, – прерывает мое самокопание Виктор. – Кажется, ты сейчас решаешь мою судьбу.

– Ага, – просто отвечаю я.

– У меня есть возможность повлиять на твое решение? – напрягается Воронцов.

Ну надо же! До чего дошел прогресс – интересуются моим мнением.

– Есть, – киваю я.

Плечи Виктора немного расслабляются. Нервничает. Правильно. Это хорошо. Он должен бояться меня потерять.

Не отказывая себе в удовольствии, подхожу и поглаживаю Воронцова по обнаженной спине.

Он в своем стиле. Тут же понимает ситуацию так, как ему бы хотелось.

– Варь, тебе, наверное, сейчас не стоит… Я не уверен, что смогу быть бережным…

Кто про что, а вшивый про баню…

Это он решил, что меня интересуют постельные аргументы?

– Не стоит, – подтверждаю я и любуюсь скисшим выражением лица.

Тебе теперь долго ничего не светит, Виктор Андреевич.

Вот и посмотрим, чего стоит твое обещание вести себя хорошо.

Эпилог

Два месяца спустя

Разглядываю перед зеркалом пока еще абсолютно плоский живот. Скоро можно будет узнать пол ребенка. Я хочу дочку, а Воронцов и Тиль голосуют за мальчика. Тимка пока не определился. Как подерется с Эстель, хочет брата, а помирится – соглашается на сестру.

Мне очень хочется хоть кого-то перетянуть на свою сторону.

Спрашиваю Тиль:

– А почему ты не хочешь сестренку? Братик у тебя уже есть.

– Девочки противные, – выдает она.

Но вообще я буду рада и сыну, и дочке. Лишь бы ребенок был здоровеньким.

Пока все обследования говорят, что и я, и малыш в порядке.

Физически.

А вот эмоционально меня шатает.

И виной всему, как обычно, Виктор.

Он ведет себя странно.

Раньше он все время пытался затащить меня в постель, а теперь, когда во мне проснулись подходящие желания, Воронцов сливается.

Я уже не знаю, как дать ему понять, что я непротив, но дальше поцелуев он не заходит.

Чего стоит только вчерашний вечер.

Мы приехали в коттедж, дети набесились и уснули достаточно рано. И я, честно говоря, рассчитывала, что Виктор повторит попытки соблазнения.

Начиналось все хорошо.

Он заглянул ко мне в спальню пожелать спокойной ночи.

Я как раз переодевалась ко сну. И моя пижамка была далека от скромности.

Чувствуя себя по-идиотски, я сама подошла к Воронцову, и клюнула его вроде бы в щеку, но так, чтобы зацепить уголок губ.

Виктор отозвался мгновенно.

Горячий глубокий поцелуй явно не намекал на спокойную ночь.

Но стоило мне прижаться к нему плотнее, как Воронцов смылся к себе в спальню.

Я полночи ворочалась, пытаясь понять, что это было. Я ему больше не нравлюсь?

А утром застукала его в своей постели.

С внушительной эрекцией, между прочим.

И опять он ничего не предпринял.

Надо расставить все точки над «и».

За прошедшие месяцы я определилась со своим отношением к Виктору. Я перестала сомневаться. Да, мои чувства – не ураган. Не то, что колошматило Воронцова. Они совсем другие, но… Мое сердечко бьется для него.

Но если… Если, как женщина, я больше ему не нужна…

Кольцо-то он мне так и не подарил.

Вздохнув, я поправляю персиковый шелковый пеньюар и решительно отправляюсь в спальню к Воронцову.

Пока есть храбрость, надо попробовать. От нее уже через двадцать минут может ничего не остаться.

Виктор лежит на постели, закинув руки за голову.

Карий взгляд внимательно отслеживает мое приближение.

– Что-то случилось? – спрашивает Воронцов.

Да. Собираясь с духом, спросить, неужели он меня больше не хочет, я присаживаюсь на краешек постели и провожу рукой по обнаженной мужской груди. Мышцы под пальцы мгновенно напрягаются.

Гормончики радостно начинают плясать, и я завороженно опускаю ладонь на твердый пресс, обрисовываю кубики, которые начинают проступать отчетливее.

– Варя… – мученечески начинает Виктор, и я напрягаюсь в ожидании отказа. – Я не железный. Ты всю неделю испытываешь мою выдержку. От нее ни хрена не осталось… Еще одно движение пальцем, и я наплюю на свое слово…

Что?

Я столько нервов извела из-за того, что он дубина?

Демонстративно провожу пальцем вдоль резинки домашних штанов, и…

Мир переворачивается.

Я лежу на спине, а сверху меня придавливает жесткое тело. Такое горячее, что мне кажется, будто шелк белья плавится между нами.

На меня обрушивается шквал. Губы Воронцова впиваются в мои, его руки везде одновременно. Меня тискают и сжимают, и я расслабляюсь.

Честно говоря, я пока не готова быть роковой соблазнительницей, и меня устраивает, что Виктор предпочитает брать инициативу в свои руки.

Но сегодня я, наверное, впервые осознанно собираюсь получить то удовольствие, которое он может мне дать. И я послушно раскрываю бедра навстречу его пальцам, отзываюсь на поцелуи, выгибаюсь навстречу ласкающим грудь ладоням.

Я думала, что я хочу Виктора.

Но его огонь распаляет меня сильнее. Сладкие спазмы один за другим тянут низ живота. Меня затапливает эта горячечная лихорадка, погружая в полубред. Я даже не замечаю, в какой момент мы остаемся совсем голыми.

– Варенька, наваждение мое… – бормочет Воронцов, погружая пальцы в мой жар и растягивая меня для себя. – Сама пришла… Сама…

Я почти не слышу, что он шепчет, у меня и самой крыша улетает.

Я уже готова. Меня терзает жажда, но Виктор все оттягивает момент слияния, упиваясь моими стонами.

– Сама… Приняла…

И раскрыв меня, водит головкой между набрякших горящих губок.

Он так смотрит мне в лицо, что я закрываю глаза. Это слишком непристойно. Даже непристойнее чем то, что он со мной делает. И меня от этого накрывает еще больше.

И когда толстый член наконец медленно, миллиметр за миллиметром покоряет мою глубину, я почти умираю. Это намного лучше, чем прежде. Слаще, острее. Сейчас меня все устраивает. Более того, тело словно вспыхивает с каждым отвоеванным сантиметром.

Погрузившись до конца, давай мне прочувствовать нашу пульсацию в точке соединения, Виктор не двигается во мне. Он склоняется и нежно целует.

– Любимая девочка… Ведьма моя…

И с этого момента реальность превращается в самую смелую фантазию.

Виктор больше не сдерживается. Он смело раскачивается во мне, туго скользя в дырочке, заставляя меня сильнее нагреваться, хвататься за него, кусать его губы, стремиться куда-то выше. Время превращается в изматывающую бесконечную гонку за чем-то неуловимым.

– Варя, кончи для меня, – хрипло требует Воронцов, мышцы которого под моими ладонями дрожат от напряжения.

И только после того, как меня смывает волной цунами в безбрежный океан неги, он в несколько движений догоняет меня.

– Зачем ты сдерживался? – еле слышно спрашиваю я, когда ко мне возвращается голос.

Я вожу пальцем по влажной от испарины груди Виктора и наслаждаюсь его дыханием.

– Сначала пытался не торопить и «вести себя хорошо». А потом стало нужно, чтобы ты сама пришла. Сама захотела.

Я прячу лицо в подушке.

Если б не гормоны, мог бы ждать очень долго.

– Варя, – сильная рука прижимает меня крепче к боку. – Я встрял. Я тебя люблю. Похоже, это неизлечимо.

– И что ты предлагаешь? – с замиранием сердца спрашиваю я.

– Я хотел красиво и все такое. На послезавтра ресторан заказан… Но теперь я не могу ждать, мне нужен ответ сейчас. Ты выйдешь за меня замуж?

Он приподнимается надо мной и заглядывает в глаза.

– А ты так и носишь кольцо в кармане пальто? – спрашиваю я.

– Да. Что? Ты знаешь?

– Ну так… – юлю я, как-то неловко признаваться, что шарила по карманам хоть и без задней мысли.

– Варвара Тронь, – грозно рычит Воронцов, – согласна ли ты выйти за меня замуж? Какой твой положительный ответ?

Зажмуриваюсь.

– Да.

И меня затискивают насмерть.

Узел сомнений и страхов развязывается в моей душе. Я чувствую, как в самые дальние уголки души проникает тепло, искренних чувств.

Мы разные. Очень.

Но мы заслужили этот шанс, и мы его не упустим.

Кажется, я тоже готова побороться за приз «Лучшая семья века».

Уж вдвоем-то мы точно ничего не запорем.

А пока я снова раскрываюсь навстречу тому, кого выбрала своим мужчиной.

И я ни о чем не жалею.