Текст книги "Кровь первая. Арии. Они"

Автор книги: Саша Бер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

– Ты вядал таки шалаши? – спросила она в полголоса.

Данава повернул голову в направлении указывающей клюки и его лицо приняло гримасу раздражения и недовольства.

– Видел, – прошипел он, перехватывая свой посох, готовясь к драке, – это охотничий шалаш аров. Быстро они наши земли прибрали.

– Эт не охотник, – тут же остудила его пыл баба, – эт девка, притом совсем молода. И сядит она не в шалаше, а прячеться в воде. Вона в тех камышах.

Дануха перевела в сторону реки поднятый конец клюки, указывая направление. Тут с плеча, сильно оттолкнувшись и красиво распахнув крылья, Воровайка на бреющем полёте лихо про скользила через всю площадь и усевшись на инородный шалаш, завертелась по сторонам, коротко цокая, как бы потеряв кого-то. Наконец она вновь взмыла в воздух и закружив над прибрежными камышами, застрекотала.

– Вона она де, – уверенно сказала Дануха и пошла в том направлении.

Тут сорока чуть ли не взвизгнув, круто спикировала к земле и сделав уже несколько крутых дуг у самой травы, запрыгала по ней, прячась за куст. Дануха увидев это мгновенно остановилась и пригнулась, насторожившись и рукой показывая Данаве сделать тоже самое. Дануха знала Воровайку, как себя и эти вихляния у земли, говорили о том, что кто-то в неё целится и для сороки была реальная угроза.

– Эй, девк, а ну не балуй, – громко выкрикнула Дануха в сторону камышей и смягчив голос, понижая его до нормально-спокойного, добавила, – не нать мою Воровайку стрелять, она ж сорока не дика все ж, а ручна. Чай с птенца со мной выросла. Жалко будеть вековушке яё хоронить то.

После небольшой паузы камыш с треском и шмяканьем воды расступился и на берег, буквально выбежало совсем юное создание, вот только по виду пацан это был, а не девка. Короткая кожаная курточка на завязках, выделанная и сшитая очень умело и такие же кожаные, облегающие тонкие ноги штаны. Обуто оно было в короткие сапожки с узорами. На голове ничего не было, даже волос. Вернее, они были, но очень короткие. В руках у этого чуда был добротный и явно недетский лук с наложенной стрелой.

– Так это пацан, – удивился Данава, нисколько не испугавшись оружия в руках гостя.

– Ох и дурачина же ты братец, – весело подтрунила его Дануха, – она не боле пацан, чем некоторы. Ты ж у нас тож с виду вродя, аки мужик.

– Да ладно тебе, Данух, что ты в самом деле, – замялся сконфуженный и обиженный колдун.

Этот непосредственный диалог двух старых людей одновременно успокоил гостью и порадовал. Дануха громко и насмешливо крикнула:

– Воровайк, ляти сюды, – и уже обращаясь к девке спросила, – ты ж не бушь её стрелять?

Охотница ничего не ответила, но стрелу из лука вынула и убрала за спину в кожаную коробку. Сорока не полетела, а смешно полу боком проскакала мимо гостьи из-за спины, сделав для надёжности полукруг подальше от неё и только доскакав до хозяйки, вспорхнула и уселась ей на плечо, вытянув шею вперёд и разглядывая молодую охотницу. Та вполне доброжелательно улыбнулась. Сорока её явно веселила.

– Ну здравствуй, гостья дорога, – поздоровалась Дануха, – как тябя звать величать и чё эт ты в наших краях делашь?

Девочка стала серьёзной и о чём-то задумалась. Медленно, как бы оттягивая время, перекинула лук через голову, одела его за спину наискосок и неожиданно вместо ответа спросила:

– А это точно ваша сорока?

Дануха весело посмотрела на сидящую на плече птицу и ответила:

– А ты думашь она к любому на плячо сядеть? – и обращаясь к колдуну, спросила, – Данав, ты хошь Воровайку на пляче поносить?

Тот аж отпрыгнул от них, как от змей шипящих.

– Да ну её зверюгу. Мне мои уши дороги и на спину обязательно на серит, знаю я её.

Дануха и девчонка засмеялись.

– А почяму тябя эт так занимат? – спросила Дануха, скрывая за весёлостью до сих пор не пропадающее напряжение и тревогу.

– Я её уже второй день пытаюсь поймать. Она скачет вокруг, смешно так разговаривает, а в руки не даётся.

Пока девочка это говорила, Дануха шла к шалашу, по дороге внимательно осматривая окрестности. Только сейчас она с ужасом поняла, что не прощупала округу раньше, а ведь девка-то может быть не одна. Она остановилась, закрыла глаза и медленно повертелась по сторонам. Девочка тем временем ни обращая внимания на странное поведение старушки, продолжила безмятежно щебетать:

– Мне сказали прийти сюда и найти старушку с сорокой. Я почему-то сразу поняла, что эта та самая сорока, вот только старушки всё не было и не было.

Дануха услышав ответ и ничего не обнаружив вокруг, заволновалась ещё больше, но волнение это было другое, какое-то доброе, предчувствие чего-то важного. Она дошла до шалаша. Осмотрела залитый костёр с двумя разделанными лапами какой-то птицы, которую, похоже, пытались приготовить, но они были совсем сырые, даже не опалённые. Из чего Дануха заключила, что их варили в какой-то посудине и этим отваром, как раз и залили костёр, притом только, что. Рассматривая мокрые головёшки, она тихо спросила:

– Кто сказал?

Девчонка молчала. Дануха удивлённо или вопросительно посмотрела на неё. Та потупила глазки и жёстко ответила:

– Не важно.

Дануха подошла к ней в плотную и смотря ей в лицо, по сути своей ещё совсем детское, вновь спросила:

– Так как тябя звать то?

Девочка напряглась, покусывая нижнюю губу и вновь выдавила из себя всё тоже:

– Не важно.

– Ладноть, – усмехнулась Дануха, – бум звать тябя Неважна. А мяня кличут Дануха, а эт, – указала она на колдуна, – мой брат Данава.

– Он колдун? – спросила девочка почему-то шёпотом и в глазах её блеснул не поддельный интерес.

– Колдун, – в полголоса ответила Дануха.

– Настоящий?

– А вот эт вряд ли, – ответила, смеясь баба, уже в полный голос, – если б был настоящ…

– Настоящий, – встрял обиженный Данава, прекрасно слышавший все их перешёптывания и пытаясь произвести соответствующий эффект, стукнул своих посохом о землю, принимая гордый и заносчивый вид.

– Ох ё, – только и пропела издевательски Дануха и обнимая хрупкие плечи гостьи, обратилась уже к ней, – я смотрю ты без обеда осталася, деточка, так собирайся, пойдём к нам, накормим.

Реакция охотницы удивила и вместе с тем порадовала Дануху. Девчонка засуетилась, забегала, собирая нехитрые пожитки в такой же кожаный, как и вся её одежда, мешок. Порыскала в траве, выдернув оттуда небольшой медный котелок и сложив в него недоваренные лапки, что валялись в мокрых головёшках, последовала за Данухой.

– Выбрось, – сказала ей шагающая Дануха, даже не оборачиваясь.

– Что выбрось? – переспросила охотница, явно не понимая о чём разговор.

– Лапы эти грязны выбрось, а котелок, свой роскошнай, вона в ряке сполосни, – указывая рукой в сторону, разъяснила Дануха, – у нас мяса валом, накормим.

Девочка задумчиво посмотрела в котелок, что несла в руке, подумала, скорей всего жалея выбрасывать добро, но затем всё же перевернула его, высыпая на землю содержимое и быстро метнулась к берегу, ополаскивать испачканный котелок. Затем так же быстро догнала неспешно идущую парочку её новых знакомых. В первые за всё время своего одиночества и прятанья по лесам от людей, она боялась отстать от них и потеряться.

Они шли по узкой, но хорошо протоптанной тропе среди высокой, почти по пояс траве. Впереди шла Дануха, за ней колдун и замыкала вереницу молодая охотница. Воровайка летала большими кругами, как орлица, осматривая округу и охраняя этот маленький отряд. Наконец Дануха вышла к роднику и остановилась. Рядом встал колдун. Вышла на полянку и девочка. Увидев родник и замерших перед ним людей, тоже остановилась, став внимательно рассматривать окружение, ища то, что так могло заинтересовать её попутчиков.

– Неважна, – загадочно спросила Дануха, – котялок сполоснула?

Молодая охотница встрепенулась, только сейчас поняв, что это обращаются к ней.

– Сполоснула, – ответила она, разглядывая свой повидавший время котелок со всех сторон.

– Зачерпни в него воды и дай мяне.

Девочка изобразила недоумение на своём личике, не понимая с чего бы это она сама не может подойти к роднику и напиться. Дануха посмотрела ей прямо в глаза, улыбнулась и ласково добавила:

– Так надоть, деточка.

Охотница пожала плечиками, как бы говоря «надо так надо» и зачерпнув из лужи почти полный котелок, подала его бабе. Та аккуратно взяла его обоими руками, закрыла глаза и принюхалась к воде, резко фыркая носом. Затем обняла его левой рукой, прижала к раненной груди и запустила в воду пальцы. Намочив, принялась растирать воду между пальцами, поднеся их прямо к глазам, как будто что-то там высматривая. Наконец, сунув мокрые пальцы в рот и облизав, причмокивая губами, закрыла глаза, всем видом выражая удовольствие. Выплеснула из котелка воду на траву, вернула его девочке и притянув её к себе, неожиданно поцеловала её в лоб.

– Вот и перва ласточка, – произнесла она торжественно, – ну, здравствуй, сястра моя Неважна.

Девочка зарделась от такого проявления чувств, засуетилась. Ей вдруг стало как-то неудобно перед этими старыми и добрыми людьми, и она стыдливо попыталась сказать:

– Меня зовут…

– Неважна, – быстро прервала её Дануха, – знам, как вы трясётися со своими имянами. Не хочу, чёб ты чуяла сябя уязвимой. Потому от ныне все мы будем звать тябя сястрой Неважна. Так будеть лучше. Ты не против?

– Угу, – кивнула девочка облегчённо, её такое вполне устраивало.

Шагая дальше от родника к берлоге Данавы, Неважна шла по серёдке между Данухой и Данавой, безостановочно треща, как сорока. Сказывалось долгое воздержание от общения и казалось она теперь навёрстывала упущенное. Рассказывала она свою историю жизни, не всю, конечно, но последних пару лет, как минимум. Рассказывала эмоционально, размахивая руками и котелком, который несла в руке за край, да так, что шедший за ней Данава, чуть приотстал, чтоб ненароком не схлопотать этой медной штуковиной в лоб. Была она, что называется, из простого народа аров, не из знатных кровей. Росла в семье свободного охотника и была единственным ребёнком. Почему? Не знала. Никогда не спрашивала. И проживала она на землях города Аркозы, что довольно далеко отсюда. Дануха о таком городе даже на слышала. Жили они хорошо, в достатке. Отец её был один из лучших охотников. Только примерно две осени назад, всё резко поменялось.

– Есть у нас там один лес, зачарованный, он от города далеко на полночь. Его чёрным называют, хотя никакой он не чёрный, обыкновенный, только не хоженый и совсем дикий, безлюдный. Никто в него не ходит, боятся. Все говорили, что он проклят богами. Все, кто туда уходил, никогда назад не возвращались. Отец мой тоже туда не ходил, но в тот год, что-то совсем плохо со зверьём стало. Как он говорил, и зверь не уродился и охотников прибавилось. В лесах легче стало с человеком повстречаться, чем с кабаном или косулей. Вот и решили они с Апаном, другом отца и нашим соседом, в этот чёрный лес наведаться. Мама тогда сильно переживала, но он сказал, что они лезть в сам лес не будут, а лишь по краю походят. Но на самом деле они в глубь и пошли. Мой отец хоть и кормил жрецов местных и одаривал, но в богов не верил. Он верил в Дух Леса, потому что в этих лесах он проводил большую часть своей жизни и очень много о лесе знал. До того времени я вообще его редко видела.

– А сколь тябе лет, Неважначка? – спросила впереди идущая Дануха не оборачиваясь.

– Что значит лет? – непонимающе спросила охотница.

– Ну, осеней, по-вашему.

– А, – протянула Неважна, – пятнадцать будет.

Девочка помолчала ожидая, что на это скажет Дануха и видя, что та идёт дальше, как ни в чём не бывало и ничего больше не спрашивает, продолжила свой рассказ:

– Ну, вот. Я тогда не знала, что они задумали. Маме по началу отец ничего не говорил. Оказывается, прослышал он от кого-то, что охотиться в тех местах можно, но для этого надо заключить какой-то договор с хозяйкой этого леса.

Дануха резко остановилась и Неважна с размаха уткнулась в её широкую спину носом. Баба повернулась и с тревогой посмотрела в глаза девочки.

– Мама жива? – неожиданно спросила вековуха.

Девочка опустила печальные глаза и ответила:

– Нет. Она умерла в прошлом году. Заболела и умерла.

– Ё…, кто б сомнявался, – с какой-то злостью выпалила Дануха, разворачиваясь и продолжая идти дальше.

– Ну, вот, – опять продолжила Неважна свой рассказ, пускаясь вдогонку уходящей бабе, – пошли они в этот лес, нашли Хозяйку. Она с отцом договор то и заключила, а с Апанов нет.

– А чё с ним стала? – вновь не оборачиваясь спросила Дануха.

– Никто не знает. Не вернулся он больше из леса. Отец говорит, что они потеряли друг друга, как только в чащу забрели, а как только он Апана потерял, так на Хозяйку и вышел. С тех пор зверя он был немерено. Сколько надо было, столько и брал. Какого надо было, такого и добывал. Жизнь у нас совсем наладилась, а тут мама померла. Меня одну в доме он побоялся оставлять. Соседи наши его удачи завидовали, все не добро поглядывали. Я знаю, что на него жрецам даже жаловались, но отец всегда перед жрецами хорошо откупался, поэтому они его не трогали, даже защищали. Говорили, что он ведёт угодную богам жизнь. С тех пор, как остались мы одни, он стал меня с собой на охоту забирать, учить всему. Про жизнь, про лес много рассказывал. Мы почти всё время в лесах жили, выходили в поселение к дому лишь добычу обменять, да за золото продать. Он хотел много золота для меня собрать, чтоб завидной женой стала и в городе жила, а я не хотела. Мне в лесу больше навилось. А этой весной он решил сам в город ехать, все зимние шкурки, что мы добыли и выделали, без торговцев на базаре на золото обменять и жениха мне подыскать. Я же на это время в лесу заповедном в шатре сидела. Ждала его. Но он так больше и не пришёл.

Она затихла, и какое-то время шла молча.

– Ты знаешь, что с ним стало? – не выдержал любопытный Данава шедший сзади.

– Знаю. Не доехал он до города. Убили его люди лихие, разбойные. Лук-то он свой в шалаше оставил, а из оружия один нож охотничий, за сапожный, а их всех стрелами перетыкали. Весь обоз. Обоз с добром угнали, а убитых всех там на дороге оставили.

– Откуда ты это узнала? – не успокаивался колдун.

– Хозяйка леса сказала. Да я потом тайком в поселение ходила перепроверяла. У меня там подруги оставались, которые и поведали, что всех их нашли. Привезли в поселение и похоронили, по обычаю. Много тогда народа погибло. Меня жрецы очень искали. Я представляю зачем, но я недолго думая опять сбежала к себе в лес и больше в селение не ходила.

Теперь и Данава замолчал. Как колдуну не знать было, кого она звала Хозяйкой Леса. Это была не кто иная как Лесная Дева.

– А как ты с ней увиделася? – теперь спросила уже Дануха.

– С кем?

– С Лясной Девой.

– С какой Девой?

– С той, котору ты называшь Хозяйкой Леса. Мы их называм Лясны Девы или Души Леса.

– Так их много?

– Почитай в каждом лясу есть, да не каждому честь.

– Ну, – продолжила Неважна, – как отец уехал, дня через два она ко мне пришла и рассказала, что случилось.

– А как она выглядела? – не утерпел Данава от любопытного для него вопроса, – Красивая?

На что Дануха только крякнула, а Неважна расплылась в блаженной улыбке и упиваясь воспоминаниями, восхищённо произнесла:

– Очень. Я такой красоты в жизни не видывала. Как я хочу быть не неё похожей. А ты Данава видел её?

– Ну, – замялся колдун, не зная, толь соврать, толь, признаться.

– Не видел, – ответила за него Дануха, – он у нас воще ничё не видел, не слышал. Колдун самоучка недоделанный.

И Дануха смачно сплюнула в траву. Данава потупил глазки, поджал губки и шёл ничего не отвечая.

– Наказал же Вал таким колдуном, – завелась баба, не забыв свои замашки большухи, но потом толи вспомнила, что уже не большуха, толи просто потеряла смысл кости брату мыть, от чего махнула рукой в пустоту и обречённо произнесла, – А!

Пошли опять молча. Каждый думая о своём. Паузу в разговорах прервала Дануха, притом неожиданно:

– Неважна, так эт она тябя ко мне отправила?

– Да, – зашугано ответила девочка, как будто Дануха непонятно как проникла и раскрыла её сокровенную тайну, которую кроме неё никто не мог знать.

– Да ты не боися, девка. Лясна Дева, или Хозяйка, как ты яё называшь, к ворогам, да к плохим людям не отправит. Она чё наказывала?

– Наказывала, – тихо пробубнила охотница, явно не желая об этом говорить.

Дануха остановилась, развернулась и сурово взглянула на девку, ожидая подробностей.

– Она велела найти старушку с сорокой и передать ей знания и умения, которым она меня наградила.

– Каки таки знания?

Неважна потупила глаза. Ей очень не хотелось делиться этим подарком. Она мысленно перебирала варианты, как бы утаить награду, но и при них остаться. Она почему-то решила, что обязательно расскажет, но потом. Пауза затягивалась.

– Неважна, – тихо и вкрадчиво заговорила Дануха прямо в лицо девки, уловив её заминку и не желание рассказывать самого главного, – ты хоть понимашь с каким огнём играшь? Ты ж уже больша девка, к том ж, как я вижу, сообразительна. Дайка я перескажу твой сказ в коротке, без картинок и завихрений, а ты поправь мяня ежели де ошибуся. И так. Ты живёшь в сямье ядинственным ребёнком. Ни братьев, ни сястёр. Как только вырасташь, жизнь толкат твого отца в заветный лес. Опосля того, аки он заключат договор с Лясной Девой, умират твоя мать и он вынужден тябя вести в тот лес. Как только ты попадашь туды, умират и отец, а Дева приходит к тябе лично и награждат даром с условием, чёб ты отнясла его мяне. Я ничё не перепутала?

Молодая охотница была в шоке. Глаза её распахнулись до невиданных размеров, рот может быть тоже был распахнут, но она прикрыла его обоими ладонями, уронив при этом котелок.

– Ты решила поиграться в прятки с силами, которы решают всё в людской жизни?

Девочка стояла молча и по её щекам текли две одинокие слезы. Дануха сжалилась над ней, смягчила выражение на лице и тон в голосе, обняла, прижав к больной груди и проговорила:

– У каждого своя судьба, своё назначение. У твоей мамы судьба была родить тябя и вырастить. Она выполнила всё с честью и ушла. Судьба твово отца научить тому, чему он тябя научил и свясти с Лясной Девой. Он с честью выполнил свою начертание и тож ушёл. Твоя судьба не заканчиваеться тем, чё тябе надо было принести мяне каки-то сякреты, она на том не канчаться, а толь начинаться. У тябя впяряди долга жизнь и яё цели мяне не известны.

Девчонка уже рыдала навзрыд, лишь только через рёв отчаянно вопросив:

– За что?

Излияние слёз и утешения продолжались довольно долго. Дануха даже усадила её на травку под берёзкой и села сама рядом, долго ещё рассказывая всякую муть в качестве утешения и успокоения. Данава подсуетился и побегав по лесу, насобирал целую пригоршню лесной ягоды, а когда девочка перестала плакать и даже улыбнулась, при виде протянутой к ней ладони с ягодами, Данава тут же похвастал, какой он хороший знаток леса и что с ним не пропадёшь, на что Дануха его опять «языком причесала» и Неважна совсем по веселела.

– Ладноть, айда, – скомандовала Дануха, поднимаясь с травы, – а то мы с этим лясным знатоком можем и с голоду помяреть.

Но идти дальше у Данухи не получилось, так как её остановила охотница.

– Стойте, – сказала она уверенно и твёрдо, – я должна рассказать, что велела передать Хозяйка.

Дануха обернулась, Данава приготовился тоже, но не понятно к чему.

– Я должна научить вас делать луки, делать стрелки и стрелять ими.

– И всё? – удивился колдун, недоумённо переглядываясь с Данухой.

– Странные вы, – удивлённо проговорила охотница, округляя глаза, – такое ощущение, что вы вообще луков не знаете здесь?

– Говна така здеся завалися, – отмахнулась баба, как от чего-то несерьёзного, она явно ждала чего-то особенного, – у нас каждый пацан бесштанный бегат с гнутой палкой и пулят куды не попадя.

– А я-то думаю, почему вы на мой лук никакого внимания не обратили? – загадочно улыбнулась Неважна.

– Ну почяму не обратили? Обратили, – не переставала ехидничать Дануха, – отцов лук. Ну и чё?

– Это мой лук, – огрызнулась девочка, кривясь в улыбке, – отцов я похоронила вместе с тулой и стрелами. У него был обыкновенный охотничий. Да, очень хороший, но не такой. Этот лук не охотничий. Хозяйка сказала, что он какой-то боевой, только я пока не знаю, что это значит. Но охоться с ним в разы легче. Таких больше нет. Он единственный.

Дануха недоверчиво покосилась на неё, чуть наклонив голову, всем видом, как бы спрашивая «а не врёшь?». Охотница торопливо скинула лук со спины и протянула его бабе.

– Посмотри на него внимательней, разве ты раньше такой видела?

Дануха брать лук не стала, но присмотрелась. Даже глаза закрыла и иным взором глянула, но ничего не обнаружила. Данава тоже стоял рядом и тупо разглядывал странную загогулину.

– Я в них не разбираюся, – спокойно сказала Дануха, с интонацией, «на кой оно мене нужно», – ну красивый, сложней чем наши, явно мастером своего дела сделан, ишь сколько загогулин разных. Наверное, каждая для чего-нибудь нужна.

– Данава, а ты? – уже упрашивая спросила она колдуна.

Тот почесал затылок, поморщился и ответил:

– Да я тож по этим тыколкам не мастак.

– А как же ты зверя бьёшь? – удивилась охотница.

– А он яго смехом валит, – съехидничала баба, – рожу скорчит, тот и давиться со смеху.

Девочка звонко засмеялась и сквозь смех проговорила:

– Вот те на. Да меня если бы с этим луком знающие люди поймали, то на огне был пытали, горы золота сулили, лишь бы секрет его узнать. Вы посмотрите на меня, разве во мне сила есть, чтоб из лука охотиться, да ещё из такого большого? А я с него с пятидесяти шагов лося навылет пробиваю через сердце. А стрелки? – она тут же накинула лук на свободное плечо и достала две стрелы из коробки, – смотри.

Неважна протянула их колдуну, но тот убрал от них руки подальше, зато Дануха их взяла и каждую рассмотрела.

– Хороши стрелы, а чё в них не так? – недоумённо спросила баба.

– Да вы что, – вдруг не на шутку рассердилась охотница, – вы колдуны или врёте?

Дануха почуяв подвох, взяла по стреле в каждую руку и закрыла глаза, решив проверить подарок по-своему и как только перешла в иное состояние, резко распахнула глаза и оставив перед собой только одну стрелу, удивлённо выдохнула:

– Ох, ё. Эт чё эт? Эта ж кака полужить в ней сядит?

– Вот это и есть стрелка. А эта, – она забрала вторую и показывая её наконечником вверх, – обычная стрела.

С этими словами она ловко сунула её в коробку за спину.

– А это, – она забрала у Данухи оставшуюся стрелу, – стрелка. Хозяйка говорит, что у любой обычной бабы сил хватит на такую стрелку. У некоторых даже на две, а у особенных, таких как я на три. А когда я вырасту, то и четвёртую смогу. Смотрите.

Охотница вдруг поняла, что лучше один раз показать этим бездарям от охоты, чем до вечера объяснять то, что всё равно не поймут. Она подняла с земли маленький зелёный листочек и послюнявив его, приклеила к молодой берёзке. Затем отошла шагов на пять, вставила стрелку в лук и отвернувшись от той берёзки в противоположную сторону, выпустила её в просвет между кронами деревьев в небо. После чего медленно повернулась и замерла. На её лице играла странная мимика. Она, то как будто тужилась по большому, то перекашивала челюсть, с силой отводя в сторону, глаза полузакрыты и вверх под веки закатились. Дануха с Данавой с любопытством смотрели на эту корчащую рожи девку, ничего не понимая и с интересом ждали, что же она хочет им показать. Вдруг раздался лёгкий, нарастающий шелест и тут же глухой шлепок, на который даже не желая того, они оба обернулись и от увиденного у обоих округлились глаза и распахнулись беззубые рты. В листочек, что Неважна приклеила к берёзке, точно в его середину была воткнута стрела. Данава аж дар речи потерял, издавая нечленораздельные звуки, то и дело тыкая рукой, то в небо, куда была пущена стрела, то в саму стрелу, что была воткнута в дерево. Гордая молодая охотница, прошествовала между ними с важный видом, выдернула стрелку из ствола, поцеловала и аккуратно засунула в коробку.

– Теперь понятно? – с явной бравадой и осознавая своё превосходство, спросила она.

Первый встрял любопытный колдун.

– Эт как же ты?

– Что? – переспросила Неважна, не понимая многословную риторику Данавы.

– Как ты это? – и он изобразил корчащиеся потуги на лице с отворотом челюсти в сторону, – управляешь чё ли ей. И точно ведь так. Откуда знаешь куда летит?

– Весь секрет в том, что на кончике стрелки у меня сидят вторые глаза. Я, когда её пускаю, то от своих глаз, – и она указала обоими указательными пальцами себе на глаза, – отказываюсь, а начинаю смотреть теми, что на стрелке. Я как будто лечу вместе с ней. Хорошо, аж дух захватывает. Я не только вижу, но и могу её в полёте двигать, правда не очень много, сил пока не хватает, но по началу и этого не могла, а теперь сами видели. Я её в другую сторону пустила, в небе развернула и точно в цель.

– Ох, ё, – только и смогла выдать Дануха, постепенно переходя из ступора в состояние ликования и эйфории, – ты даж не представляшь сябе деточка, насколь поняла. Ай да Дева Лясна, ай да благодарствую за подарочек.

С этими словами она повернулась в сторону и поклонилась в пояс не видимой Душе Леса.

Они весело шагали по лесной тропе и почти уже дошли до норы, которую Данава гордо называл своим жилищем, как шедшая за Данухой Неважна неожиданно спросила:

– Дануха, я вот что не пойму. Я конечно тебя всему научу, но вы же старые. Зачем вам всё это.

Дануха в ответ только хмыкнула весело.

– Каки твои лета, сястра, помёшь. А учить ты мяня не бушь. Я без эт жила и уж как-нибудь без эт и помру. Учить ты бушь других, таких же аки ты молодых да дерзких.

– А где они?

– Они? – переспросила Дануха и сделала паузу, обдумывая что-то, – они, сястра, идут все сюды. Со всех концов зямли. Скоро нас будет много.

Она ещё что-то хотела сказать возвышенного и торжественного, но её перебил братец:

– А я хочу. Научишь?

– Конечно, – ответила охотница.

– Ох, ё, – взревела Дануха со смехом, – непутёвый. Тябе то в како место эт упёрлось?

– А чё? Полезная вещь, – не сдавался колдун.

– Люба полезна вещь в дурных руках – бяда.

Так весело и легко добрался маленьких отряд до своего нового поселения, на Чуровом столбе которого их дожидалась нетерпеливая Воровайка, мотая длинным хвостом вверх – вниз и без устали стрекоча какую-то свою, наверное, тоже радостную песню.

Маленькое поселение в лесной глуши в скором времени обжилось и потекла неторопливая, размеренная жизнь. Дануха и Неважна сразу и на отрез отказались жить в земляной норе Данавы и тем более рыть новые норы для себя. Молодая охотница, отыскав недалеко свободное от деревьев и кустарника местечко, устроила там свой походный шатёр. Девка всем и во всей красе расписала его простоту и удобность. Шкуры, из которых он был сшит, были тонкие и мягкие. Стенки, сшитые в небольшой круглый конус с остроконечным верхом, мехом внутрь. Только на полу шкура была цельной и толстой – беровой, а на стены были использованы шкурки различных мелких зверьков, в основном белка и зимний заяц, притом это было сделано сознательно для получения некого узора. В одном месте стены, шкуры были не сшиты, а образовывали нечто вроде входной двери, открываясь вверх. Весь шатёр собирался обычно на трёх палках, которые упирались в края пола с трёх сторон и соединялись вверху, хотя при желании можно было установить его и на одной, просто надев острый конус изнутри на шест и упереть в центр пола. Кроме того, используя ещё две палки, можно было входную, откидывающеюся часть, растянуть так, что вся эта конструкция превращалась в летний домик с навесом у входа. Но самое интересное, что понравилось всем то, что можно было использовать его для сна, даже не раскладывая и не ища для этого подходящих палок. Стоило просто разложить его на земле и залезть туда, как в мешок, прикрываясь откидной дверью, что Неважна тут же продемонстрировала.

Дануха внимательно изучив его снаружи и изнутри, в собранном и разобранном виде, изъявила желание иметь такой же, только побольше и так как она никуда не собиралась с ним ходить, сделать его весь из толстых шкур, притом однородных, а по центру в крыше обязательно дыру, так как Дануха во что бы то не стало хотела иметь в доме очаг.

В конечном итоге что-то подобное они и соорудили. Шатёр получился просто огромный. Пришлось рубить деревья, делая целую поляну, ровнять землю и делать его не острым конусом, как у Неважны, а сначала устанавливать круглые стены, выше роста человека, только потом сводить их крышу в тупом конусе, где отдельно делать дыру, которая получилась не круглой, а скорее квадратной. Местные леса являлись лосинными угодьями, поэтому основном шкурным материалом, естественно, был лось. Девочка охотилась, как в игрушки игралась, с такой лёгкостью добывала зверя, что повидавшие виды Дануха с Данавой, только дивились, не успевая за ней бегать по лесу и сдирать с убитых шкуры. А мясо как жалко было, но куда его было столько девать? Дануха вся изворчалась, из раза в раз бросая горы мяса в лесу, но лося, как не странно, в лесу меньше от этого не становилось.

Кстати, тогда вскрылась ещё одна странная особенность девочки. Во-первых, она не могла заблудиться даже в незнакомом лесу и даже непонимающе удивлялась, как это можно сделать, ведь в лесу нет двух одинаковых деревьев. Во-вторых, что ещё больше удивило, она всегда знала в каком направлении нужно идти, чтобы попасть в нужное место. Она даже похвасталась, что может прийти куда угодно хоть с закрытыми глазами, на что Данава, по мальчишечьи азартно побился с ней об заклад, не веря, но завязывать глаза ей не стал, а просто надел на голову мешок и даже раскрутил, чтоб та не смогла запомнить направление. Неважна сделала несколько мелких шажков, по дуге, как бы выбирая направление, а затем вытянув перед собой руки, уверенно пошла к роднику за водой, что и потребовал от неё Данава.

Как выяснилось, именно так она и пришла сюда, добираясь по незнакомым лесам, перелескам и через открытые степные участки, прячась в высокой траве. Ей, оказывается, даже не надо было бывать и знать те места, куда она шла. Достаточно было подумать о том, куда надо и какое-то внутреннее чутьё, безошибочно направляло её в нужном направлении. Например, чтобы забить лося на шкуру и мясо, она просто представляла его себе, думала о нём и тут же внутренним чутьём отыскивала направление, в котором тот находился, шла, находила, заставляла выйти его под выстрел и убивала одним выстрелом через сердце на вылет. Девочка самым естественным образом удивлялась, что её не понимают и ей не верят. Она, почему-то, была уверенна, что так делают все люди, ведь это так легко и просто. Что здесь могло быть сложного? Да, до того, как отец взял её с собой в лес, девочка по лесам никогда не шастала, но и не боялась их никогда. А став охотиться с отцом, она всегда так делала, и отец несколько этому не удивлялся, наоборот хвалил. А может просто делал вид, что не удивлялся…