Текст книги "Договор с демоном"

Автор книги: Сара Риз Бреннан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

В воздухе возникло какое-то возмущение. Так обычно бывает, когда чувствуешь, что в комнате есть кто-то еще. А Мэй знала, что рядом никого быть не может.

Она резко повернулась. У изножья кровати стоял Ник.

– Что? – резко и хрипло выкрикнул он. Нежный голос во сне звучал совсем иначе, но внешне Ник был все тот же, и от этого Мэй онемела, испуганно поджав колени.

– Закрой окно, – скомандовала она наконец. От этого ей полегчало – теперь она хоть как-то владела ситуацией. Ник поднял бровь и толкнул раму на место.

В комнате все еще витали холод и запах дыма, однако теперь ветер хотя бы не мог к ней ворваться. Мэй сжалась в комок, но так и не согрелась.

Ник посмотрел на нее сверху вниз.

– Значит, беда приключилась у тебя в спальне, – проговорил он. – Что ж, не могу сказать, что это был самый глупый звонок на моей памяти.

Мэй фыркнула и немного успокоилась – достаточно, чтобы ответить:

– Здесь был Анзу.

Ник насторожился.

– Уверена?

– Да! – крикнула Мэй. – Он был здесь и почти снял с меня талисман – гляди, одни угли остались! – а еще у него были глаза как…

Мэй поперхнулась словами – невыносимо было слышать свой собственный голос, голос беззащитного, перепуганного до полусмерти существа. А еще она была страшно зла на себя: надо же было так легко открыть это чертово окно!

Ник смотрел на нее непроницаемыми как ночь глазами – никогда не угадаешь, что скрывается в темноте.

– И чего ты от меня хочешь?

Мэй ужасающе-четко вспомнила, как он обнимал ее в навеянном демоном сне. Мысль о том, что он мог быть с нею нежен, казалась абсурдной, невероятной. И как только Анзу до такого додумался? А главное, как она могла на это купиться?

У нее тряслись руки. Она помнила до мелочей ощущение Никова плеча под щекой, и вот он стоял перед ней во плоти, а ей даже в голову не приходило просить его об утешении. Он даже не поймет, для чего это надо. А раз так, зачем унижаться?

– Что я… Да ко мне демон забрался в постель! – вскричала Мэй и в ужасе зажмурилась! – Мне стало страшно!

Мэй открыла глаза и успела заметить, как Ник резко, почти зло отвернулся.

– Это я вижу, – бросил он. – Не пойму только, зачем ты меня позвала! Что, по-твоему, я должен сделать?

Мэй сама толком не знала. Она машинально бросилась к телефону, не подумав. Ей нужна была помощь – и она позвала Ника. У него были все основания бушевать и требовать ответа.

Она посмотрела мимо него на свой стол, заваленный дисками и остатками косметики, думая о комнате с битым стеклом на полу и гуляющим ветром, о демонах, шныряющих каждую ночь за окном.

И тут ей стало ясно, что надо делать.

Мэй вскинула подбородок и сказала:

– Сейчас объясню.

Ник опять посмотрел на нее нечитаемым взглядом, затем кивнул и сел – не на кровать, а на стул, не обращая внимания на кипу вещей и книг. Мэй пожалела, что не одета: трудно говорить твердым голосом, когда на тебе лиловая ночная рубашка.

– Я – слабое звено, так? – начала она. – Джеральд хочет, чтобы Джеми порвал с миром простых людей, то есть со мной. Тот же Джеральд хочет напасть на тебя и Алана, а Алану будет не все равно, если я стану одержимой. Возможно, то же касается и тебя.

– Возможно, – кивнул Ник.

– Не важно, – соврала Мэй. – Нам надо… как следует все продумать. У меня одной нет ни магии, ни представлений о вашем мире. И меня они выберут целью – всегда будут выбирать, пока не добьются своего. Поэтому нам нужен план. Надо сделать так… – она наклонилась к Нику, уперевшись одной рукой, – …чтобы они не смогли поставить на мне метку.

Она была готова к спорам и отговоркам – только не к приступу ярости.

– Нет!

– Ты же сам говорил, что этого хочешь, – напомнила Мэй. – Так действуй. Поставь на мне метку, и никакой другой демон не сможет меня тронуть. Я буду в безопасности.

Ник издал полурык, полусмешок и одним плавным движением вскочил на ноги. Мэй всегда было не по себе от такой прыти. Он в три шага прошел к окну и назад, потом поставил одно колено на кровать, рядом.

Его губы скривились в беззвучном рыке.

– Ты хоть представляешь себе, что такое метка демона?

– Но ты ведь не станешь в меня вселяться…

– Но смогу это сделать, – произнес он с расстановкой, будто упиваясь каждым словом. – В любое время. И не только. Метка третьего яруса – это возможность проникнуть в твой разум. Способность внушить любую мысль. – Ник подался вперед, говоря все тише и настойчивее. – Любое желание. И это, по-твоему, безопасно?

– Безопаснее, чем с Анзу, – резко ответила Мэй и толкнула его в грудь. По крайней мере, постаралась. Он схватил ее за руки. Мэй охнула от боли, но пальцы-тиски не разжались. Ник нарочно сделал ей больно – пытался ее напутать.

– Ты хоть знаешь, каково получать эту метку? – обрушился он. – Знаешь, что демоны используют эмоции, чтобы залезть тебе в душу? – Ник оскалился. – Чтобы подчинить себе? Не хочешь рассказать, что при этом чувствуешь?

Он наклонился еще ближе – руки Мэй в тисках его пальцев упирались ему в грудь – и зашипел на ухо самым нечеловеческим на ее памяти голосом. В нем звучали отголоски кошмаров, странным образом преобразованные в слова. От этих звуков Мэй стало жутко до дурноты.

– Я причиню тебе боль, – процедил он, обжигая дыханием кожу. – Я тебя напугаю до полусмерти. И мне это понравится.

В последний раз, когда Ник так близко к ней наклонялся, у него была леденящая душу улыбка. А потом Мэй с криком проснулась. Тогда тоже было больно и страшно. И сейчас внутри зарождалась паника, захотелось кричать.

Однако тот Ник был поддельный, а этот – нет.

– Ты меня предупредил, – заметила Мэй. Ее голос дрожал, но она убедила себя, что это не важно. – Ты пытаешься меня защитить. Я это ценю, поэтому и доверяю. Я все продумала и хочу, чтобы ты поставил на мне метку. Сейчас это лучший способ меня обезопасить.

– Ты права, – отозвался Ник тем же громоподобным, жутким голосом. Его лицо было совсем рядом – они почти соприкасались скулами. Мэй повернула к нему голову, ощущая страх, дурноту и легкое помешательство. – Права в том, – повторил Ник, – что я тебя предупредил.

– Послушай, – сказала Мэй. Пошла торговля, а в этом она знала толк. Нику ее не одолеть. – Я же тебе помогала, читала дневник. И Алану ничего не сказала. Теперь ты должен помочь мне.

Ник вдруг сжал губы, сгорбился и скрючил пальцы, словно нащупывал рукоятку меча. Судя по виду, его захлестнула ярость.

Мэй сначала растерялась, а когда поняла, что сказала, тут же открыла рот – возразить, что не собиралась его шантажировать.

– Да я бы не… – начала она, как вдруг у нее сперло дыхание.

Ник одним точным стремительным ударом отшвырнул ее на кровать и вдавил в стену. Когда Мэй попыталась встать, он прижал ее за горло, перекрывая кислород: она очутилась в ловушке между ним и стеной: руки в тисках его пальцев, ноги разведены. Ник предугадал ее движение и лишил последнего шанса на побег. Мэй вдруг забилась как раненый зверь.

Она чувствовала, как холод его кольца врезается в кожу сквозь ткань ночной рубашки. Вырваться было невозможно. Глаза Ника мерцали в полумраке, как чернильные, и, кроме них, она не видела ничего.

– Я пытался тебе сказать, – прорычал он. – Мне нельзя верить. И ты не в безопасности.

Ник наклонил голову к ее ключице. Мэй закричала.

Чувство было такое, что он ее укусил, только без зубов: оттуда, где губы коснулись кожи, разлилась острая, пульсирующая боль. Как будто Ник выжигал на ней клеймо. Мэй закричала, что передумала, чтобы он прекратил эту пытку, стала отчаянно изворачиваться, но не сдвинулась и на дюйм.

Боль слепила, накатывала волнами, и каждая такая волна отдавалась во всем теле, чем дальше, тем острее. Но еще хуже был животный страх, необъяснимая паника. Мэй поняла, почему звери, попавшись в капкан, отгрызали себе лапы. Она готова была на все, только бы вырваться.

Казалось, пытка никогда не закончится, и с этим ничего нельзя было поделать. Мэй едва не потеряла сознание, как вдруг все прекратилось. Боль ушла, но Ник не спешил ее отпускать – все так же стоял, прижавшись губами к ее шее. Мэй задыхалась. Из груди рвались хрипы, горло страшно саднило.

Ник отошел от нее и разжал руки – даже этот его жест показался пугающе-свирепым, – после чего молча застыл у окна. Некоторое время Мэй наблюдала лишь его неподвижный и совершенный профиль.

– Прости, – сказал Ник. – Но иначе никак. Таков уж я есть.

Мэй дрожала в холодном поту, чувствуя, как по коже катятся капли. У стены ее теперь ничто не держало, но и отойти она не могла: подгибались колени.

– Я сама напросилась, – глухо ответила Мэй. – Никто меня не заставлял.

Ник рассмеялся. Жуткий это был смех.

– И что, тебе от этого легче?

Мэй приумолкла.

Он покачал головой, потом снова посмотрел на нее. По взгляду Мэй поняла, что Ник разобрался в своих чувствах.

Он сделал, что умел, она получила, что хотела.

Утешений с его стороны не предвиделось, да и Мэй уже сомневалась, что нуждается в них.

Ей теперь вряд ли захочется подпускать Ника к себе. Хотя всякое может случиться.

Выяснить это наверняка Мэй не удалось, поскольку Ник кивнул и растаял как дым.

Она сделала несколько нетвердых шагов и рухнула на кровать, поднесла трясущуюся руку к горлу и потрогала место на линии ворота, которого Ник касался губами, куда ставил метку. Там что-то было: какая-то неровность на коже, словно корочка заживающей раны или след от ожога.

Смотреться в зеркало было выше ее сил: не хотелось видеть знак демона, заглядывать себе в глаза.

Боже, что она натворила!

Глава семнадцатая
ИГРА И ПРОИГРЫШ

Даже на следующее утро у Мэй не прибавилось уверенности в правильности поступка. Одно она знала наверняка: поздно что-либо менять. Слава богу, настала суббота, – утешала себя Мэй. Она спустилась в кухню заварить кофе. Одной чашкой сегодня было не обойтись.

На лестнице ей встретился бледный и понурый Джеми. Вместо того чтобы приободрить его, Мэй схватилась за воротник.

Брат сам протянул ей руку и взял под локоть.

– Ты права, я – идиот, – сказал он вполголоса, прижавшись щекой к ее щеке.

– Я всегда права, – ответила Мэй. В другой день она по обыкновению отшутилась бы – мол, эта болезнь семейная, – однако сегодня было не до того. Она совсем легко чмокнула Джеми в край подбородка и спросила: – Ну, как самочувствие?

– Препаршивое, – честно признался он.

Звякнул дверной звонок. Мэй открыла дверь и увидела Себа.

– А теперь еще хуже, – крикнул Джеми с верхней ступеньки лестницы.

– Привет, – поздоровалась Мэй, игнорируя выходку похмельного братца и надеясь, что Себу нравится вид девчонок спросонья – ее больше увлекли поиски кофе, нежели расчески.

– Привет, – ответил Себ. – Как там Джеми?

– Джеми, ты как? – спросила Мэй на повышенных тонах – мол, когда к тебе вежливо обращаются, надо отвечать, а не то схлопочешь.

– Господи, Мэй, – вымученно отозвался Джеми, спускаясь по лестнице. – Чтобы я хоть раз еще выпил? У меня все черно-белое перед глазами, руки ватные. Я тут глянул на себя в зеркало, и мне померещился очень грустный пингвин.

Себ сдавленно прыснул.

– Знаешь, что, – сказал ему Джеми, – мне сегодня паршиво. Так что, если не возражаешь, я, пожалуй, представлю, что тебя тут нет.

– Да как с тобой вообще можно разговаривать! – разгорячился Себ.

Джеми поморщился.

– Для пустого места ты что-то слишком шумный.

Мэй посмотрела на него исподлобья.

– Ты очень грубо обращаешься с гостями, Джеми. С этой минуты тебе предлагается вести себя повежливее. На случай, если ты забыл – я всегда права.

Намек был – прозрачнее некуда: дай Себу шанс и сестрица забудет о том, что ты в ней сомневался.

Джеми благодарно усмехнулся и пожал плечами.

– Уговор такой, Макферлейн, – сказал он. – Ты существуешь. Разрешаю. Можешь даже зайти на кофе. Но никаких криков и резких движений, или я умру. Тогда пеняй на себя.

Себ пожал плечами в ответ с плохо скрываемой радостью.

– Годится.

Мэй отвернулась и пошла готовить кофе, тайком улыбаясь. Она была уверена: план сработает. По ее же словам, Джеми не умел долго злиться.

Вот это точно не было семейным.

– Снова ты! – воскликнул Себ. Его тон вдруг стал грубым.

Мэй обернулась на пороге кухни – ее рука снова невольно вспорхнула к воротнику, как у какой-нибудь стыдливой викторианской девицы. На ступеньках стоял Ник. В ее сторону он даже не глянул, а Себа вовсе проигнорировал.

– Готов? – спросил он у Джеми.

– Что? Да, да, я готов. Употреблять много жидкости и валяться со стонами на диване весь день – вот к чему я готов. Физическая активность мне сегодня противопоказана. Иначе голова отвалится. Неужели ты этого хочешь, Ник? Если да, я буду вынужден огорчиться.

– Когда побежишь, станет лучше.

Ник выглядел слишком взвинченным. Мэй вообще не могла понять, зачем он пришел, как вдруг в голову пришла мысль: что, если он просто хотел увидеть Джеми после вчерашнего? Может, с ним Нику становилось легче?

Обычно демоны не нуждались в такого рода поддержке, но разве он не был пятнадцать лет окружен любовью, разве не слушал, как выразился Дэниел Райвз, нескончаемый монолог Алана, пока не заговорил сам? А теперь, когда между ним и его собственным братом что-то пошло не так, выбрал Джеми, который точно так же мог дарить тепло, болтать без умолку и странно хохмить, и пришел его проведать.

Или помучить себе на потеху.

– Да, но мы же собирались отвезти Алану мою старую гитару, чтобы он мог играть и все такое, – ловко вывернулся Джеми.

– Для этого нам понадобится машина, – сказал Ник. – Я сегодня без колес.

– Так сходи за ней, – подначивал Джеми. – Я подожду. Не сойти мне с этого места. Да и зачем, кстати? Еще голова отвалится…

– Гитару мы с Себом можем сами потом отвезти, – предложила Мэй.

– Супер, – отрезал Ник и протянул Джеми руку. Джеми утратил бдительность – посылал в сестру укоризненный взгляд, так что Ник его без труда схватил и выволок за дверь.

Он уже держал руку на двери с явным намерением ее захлопнуть, когда на лестнице появилась Анна-бель Кроуфорд.

Мэй знала, что мать носит пижамы – они лежали аккуратной стопкой у нее в шкафу, но никогда еще не видела ее вне комнаты иначе как при наряде и макияже. Сегодняшний день исключением не был: она появилась в белоснежном костюме для тенниса, волосы стянуты в гладкий «хвост», рядом с которым одна только идея филировки казалась кощунственной. Спускаясь по лестнице, Аннабель размахивала ракеткой.

– Мам, помоги мне, – взмолился Джеми. – Я не хочу на пробежку.

– Доброе утро, Мэвис, Джеймс, – пропела она. – Очень приятно видеть тебя снова, Ник.

Он наклонил голову и почти улыбнулся. Тем временем миссис Кроуфорд посмотрела на Себа и чуть заметно скривила губы – обозначить сильнейшую неприязнь, не нарушая приличий.

– Один из молодых людей Мэвис, я полагаю.

Себ, казалось, был раздавлен несправедливостью мира.

Аннабель откровенно изгнала неприятную мысль о существовании Себа.

– Приятной пробежки, ребята.

– Мам! – возопил Джеми.

– Тебе полезно, – умиротворенно отозвалась та. Она проплыла мимо Мэй, тоже направляясь на поиски кофе. Ник закрыл за собой дверь.

В холле остался один Себ.

– Кажется, – сказал он, – я начинаю ненавидеть этого Райвза.

– Кофе будешь? – спросила Мэй.

Мэй веселилась, наблюдая смятение матери по поводу странного гостя, пока ей не стало жалко Себа.

Она допила кофе и побежала к себе – переодеться и забрать гитару. Уложилась за пять минут, даже меньше, но по возвращении застала парня таким бледным, что поняла: мать напустилась на него вовсю.

– Извини за нее, – сказала Мэй, выходя с ним на улицу, где теплый солнечный свет желтыми брызгами ложился на стены ее дома. – Она – что-то вроде современной Белой Колдуньи. Один сплошной классный час, никаких перемен.

Она вспомнила, как Аннабель взбегает по ступенькам на своих каблучищах, и усмехнулась. Себ поймал ее улыбку и подарил свою.

– Ничего, – сказал он. – Просто она за тебя волнуется. Думает, я такой же, как те парни, с которыми ты встречалась.

– А ты, конечно, особенный, – поддразнила Мэй.

Себ усмехнулся, но без радости и как-то задумчиво.

– Верно.

Мэй вспомнила, как Ник размахивал мечом по ночам, а Алан бросал ножи на корнуольских скалах во время последней Ярмарки. Себ даже представить не мог, насколько иные парни отличаются от остальных. Не то чтобы она с ними встречалась…

От этой мысли Мэй почувствовала укол совести. Неловкое ощущение началось со странного зуда под воротником. Она коснулась шеи, сунув пальцы под горловину блузки с воротником-стойкой, отрытой в недрах гардероба.

Мэй отдернула руку и уцепилась за Себа, как за проводника в мир, где выбор был проще. Он охнул, словно испугался чего-то, а она переплела с ним пальцы, пустив побоку его нерешительность.

– Ну, и что ты теперь будешь делать?

Ее рука сжимала теплую ладонь Себа. Солнце выбелило гравий на дорожке так, что она засияла, как путь в светлое будущее.

– Надо бы отвезти гитару, – предложил Себ, и сияние у Мэй в глазах слегка померкло. Она чуть не взорвалась. Как он не понимает, что ей нужно быть подальше от Ника? Неужели не видно, что стоит ему оказаться рядом – и у нее сносит крышу, она начинает страшно тупить и вести себя как ненормальная? А ей нельзя тупить, раз уж она решила его спасти.

Взрываться Мэй все-таки не стала. Метка на коже начала гореть, словно между ней и демоном открылся канал, похожий на пересохшее русло, которое только и ждало притока магии или воссоединения с источником.

Мэй даже ничего не сказала. Ее вдруг ужасно потянуло к Нику.

К тому времени, как они очутились перед их домом, она заперла эту мысль где-то в мозгу и выбросила ключ. В машине Себ повеселел и заметно расслабился. Внутри было тепло и почти роскошно, жар от нагретой солнцем двери согревал Мэй сквозь тонкую блузку, а ветерок кондиционера обдувал колени. Она была рада, что в кои-то веки решила надеть юбку, рада, что учиться осталось всего неделю и что Себ с ней. Он служил живым доказательством тому, что она может быть нормальной, не совращенной магией, и обитать при этом в обоих мирах.

Ворота двора братьев Райвз были открытыми. Зайдя внутрь, Себ и Мэй увидели, что Ник выкатил из гаража машину и взялся ее мыть.

Она была серебристо-стального цвета, а ее корпус напомнил Мэй машины отцовских друзей, которые те покупали до или вместо развода – только старую и без одной двери. Пресловутый «Астон-Мартин Вэнкиш», любовь Ника. Он ее надраивал, раздевшись по пояс, а Джеми сидел на траве с книжкой и выглядел значительно веселее и приличнее, чем полчаса назад. Неподалеку возился с древней жаровней-барбекю Алан.

– Кто ему скажет, ты или я? – спросил Джеми Ника.

– Скажет что? – насторожился Алан. Джеми улыбнулся, словно не замечая напряжения в воздухе.

– Вчера у нас была контрольная по английскому, – гордо начал он, – и Ник получил четверку с минусом.

– Правда? – На лице Алана расцвела прекрасная улыбка. Джеми прямо-таки просиял. Ник держался равнодушно, но его вид почему-то мало кого убедил. – Молодцы!

Мэй замешкалась в воротах – не хотела портить момент, да только Себ, конечно, опять не вник в ситуацию и пошел напролом. Джеми, заметив его, сразу сник, но через секунду опять повеселел, когда увидел гитару.

– Эгей!

– Привет, Джеми, – отозвался Себ и немного скованно кивнул Алану. – Привет… мы тут заехали отдать гитару. Я Себ Макферлейн, мы с Мэй…

– Встречаемся, – закончила она.

– Рад познакомиться. – Алан приосанился. Солнце так припекало, что даже он снял рубашку и стоял в одной футболке, обнажив руки, чересчур мускулистые для простого помощника библиотекаря. – А что за гитара?

Он дружелюбно улыбнулся Себу и Мэй, но не удостоил ее особенного взгляда, как обычно.

«Может, до сих пор злится?» – задумалась она.

– В общем, я как-то решил поучиться музыке, – объяснил Джеми, – но после пары уроков вроде как потерял интерес и забросил. – Он слегка нахмурился. – Наверное, у меня не музыкальная душа. Зато гитара осталась. Ник сказал, ты умеешь играть, вот я и подумал захватить ее сюда и послушать. Люблю барбекю с музыкальным оформлением.

Джеми закончил тираду оправдания по поводу подарка и с надеждой посмотрел на Алана. Тот заулыбался.

– Пожалуй, я мог бы сыграть песню-другую, – ответил он и, проковыляв к Себу, забрал гитару. – А вы с Мэй не желаете остаться на барбекю с музыкальным оформлением?

– Ну… – начала она и замолчала.

Ник даже не посмотрел в ее сторону, не оторвался от машины, хотя Мэй мучительно ощущала его присутствие. Метка на шее реагировала на каждое сделанное им движение – словно там выросло крошечное второе сердце, и билось оно только для Ника.

Пожалуй, ей лучше было уйти.

– Желаем, – ответил Себ и расположился на траве рядом с Джеми. – Спасибо.

Что ж, подумала Мэй. Значит, решено.

Она пошла и села вместе с ними. Как будто они были ее талисманами и защищали от самой разной магии.

Алан отправился в дом за стаканом воды отпоить Джеми – судя по всему, уже не в первый раз.

– Мои голосовые связки требуют ухода, – пояснил тот. – И со вчерашним сеансом одновременного поглощения тридцати трех коктейлей это никак не связано.

– Мне бы тоже водички, – сказал Ник. – Я весь взмок.

– Будет тебе вода, – сказал Алан, выходя из кухни со стаканом Джеми. Потом он взял губку из ведра и выжал Нику на голову. У Ника тут же потекло по черным завиткам на затылке, по шее, по плечам, по широкой глади спины. Он довольно крякнул и вернулся к мытью машины, сноровисто двигая губкой вперед-назад. Его кольцо при этом так блестело, что делалось больно глазам.

Точно такую же боль Мэй почувствовала, когда Ник мельком оглянулся на нее через плечо.

Алан посмеялся над ним и пошел к жаровне заниматься барбекю.

Мэй откинулась на горячую траву, устав от себя и от неприятных ситуаций, в которые без конца влипала. Себ достал альбом для рисования, Джеми снова взялся за книжку, Алан начал готовить обед.

Голос Джеми, рассказ о танцах, чтении и любви в более романтическую эпоху вплетался в канву ясного летнего полдня. Мэй почти заснула, когда брат удивленно замолк на полуслове, а потом спросил:

– Это что, мой портрет?

– Да, а что? – ощетинился Себ.

– Здорово рисуешь, – сказал ему Джеми без следа антипатии. Он был до нелепости великодушен – обиды прощал легко и навсегда, влюблялся без памяти.

А теперь он любил Джеральда. Мэй понятия не имела, как с этим быть.

– Да? – переспросил Себ совсем другим, польщенным тоном.

– А Ника теперь нарисуешь? – предложил Джеми. – Гляди-ка: он почти без одежды. Очень художественно.

– Не надо одалживать мою натуру без спросу, – протянул Ник.

– Не хочу я его рисовать, – заартачился Себ.

– Но я думаю, что подойду для искусства, – спокойно продолжил Ник. – Мне говорили, что у меня тело божества.

– Греческого или того, у которого конская голова и слоновьи ноги от плеч? – осведомился Алан. – Когда в следующий раз скажут, попроси уточнить.

Запах дыма и жаркого заставил Мэй подняться с примятой травы.

– Все нормально, я проснулась. Можете меня кормить.

Себ пошел разносить тарелки, хотя Нику пришлось обслуживать себя самому. Он оставил машину и уселся на траву как можно дальше от Себа, сдувая со лба мокрые черные пряди-сосульки. Джеми как будто замутило при виде еды, но он не хотел расстроить Алана, а потому тайком сдвигал свои куски Нику. Вот только Алан поворачивал голову в тот самый миг, когда его названый брат преспокойно брал мясо с чужой тарелки.

– Эй, Ник! – воскликнул раз Джеми в притворном потрясении. – Как ты мог? Я только на секунду отвлекся! Где моя вкуснятина?

Алан протянул руку – дать Нику затрещину, а тот увернулся с набитым ртом. Мэй посмотрела на них, радуясь, что братья хоть на время забыли о ссоре, как вдруг они синхронно изменились в лице.

Выглядело это чудно: на мгновение их можно было принять за близнецов: – оба одинаково прищурились и оценивающе прикусили нижнюю губу. Потом Алан невесело усмехнулся и отвел взгляд, а Ник встал. Мэй повернула голову – посмотреть, что же такого они увидели.

Из ворот им навстречу шла Син – воплощение красоты и опасности, живое напоминание о том, что от магического мира никуда не денешься, а для Мэй – еще и причины, по которой она не хотела бы от него деваться.

Син выглядела обычнее, чем когда бы то ни было, но даже в джинсах, красном топе на бретельках и такого же цвета бандане поверх разлетающихся волос все равно двигалась как танцовщица.

Она была такая яркая, ослепительная, что Мэй невольно залюбовалась ею, и лишь в следующий миг увидела, что ее губы сжаты в тонкую красную линию.

– Син? – спросил Ник определенно довольным тоном.

– Алан? – спросила в свою очередь Син.

– Нет, это я, – сказал Ник.

Син смерила его взглядом и отвернулась, решительно щурясь.

– Алан, ты где? – снова окликнула она. – Мне поручено доставить тебе сообщение от Меррис. Передать устно и наедине.

Алан поднялся, немного припадая на больную ногу. Син отвернулась, словно он сделал что-то неприличное, потом последовала за ним на кухню.

Мэй вдруг осенило: Син – вот к кому надо обращаться за помощью! Она тоже встала, подошла к кухонной двери и тихонько заглянула внутрь.

Син и Алан спорили напряженным шепотом: она – стоя спиной к буфету, как будто ей требовалась поддержка с тыла на случай битвы, он – до белизны в пальцах держась за рабочий стол.

– Так ты зачем пришла: передать послание, или винить меня во лжи?

– Скажи еще, что ты не врал Меррис!

– Я всем вру, – тихо ответил Алан. – Так что не в ней дело.

Син разом вскипела и растерялась, беззащитно раскрыв рот, а в следующий миг снова пришла в ярость:

– Меррис говорит, что согласна. Первого июля, рыночная площадь Хантингдона. Приходи в восемь, и никто не помешает тебе сделать то, что задумал. Я даже не знаю, что она этим хотела сказать, – продолжила Син с внезапной резкостью. – Хватит с меня того, что ты и Меррис заключили сделку с колдунами. Как мне это отвратительно – словами не передать.

– Ну что ж, – отозвался Алан, – ты пока не хозяйка.

– Мы не продали ни одного талисмана, – продолжила Син дрогнувшим голосом. – Не дали ни одного совета. Люди гибнут от рук демонов, а мы бездействуем! Мне приходится подчиняться приказам Меррис, но будь иначе, я бы вырезала тебе сердце, иуда!

Голос Алана остался прежним: тихим и ровным.

– Только попробуй.

Син презрительно фыркнула.

– Вот и поговорили.

Она оттолкнулась от шкафа с намерением уходить, когда Алан схватил ее за руку. Син бросила на него негодующий взгляд, как истая принцесса Ярмарки, осаждаемая простолюдином.

– Погоди, – сказал Алан.

– Что?! – Она словно опешила и тут же приготовилась рассмеяться. – Зачем? Неужели тебе так нравится мое общество?

– Нет, – ответил Алан. – Но вы с Ником вроде дружили до всего этого?

Син завела руку за спину и обхватила пальцами небольшой бугор под тканью топа. Мэй готова была поспорить, что там спрятан нож.

– Что ты пытаешься сказать?

– Пойди туда и пообщайся с ним, как раньше. Ему немногие нравятся. Не хочу, чтобы он страдал.

Син разинула рот.

– Страдал? Демон? Боже мой, да ты спятил! У тебя точно не все дома.

– Я заплачу.

– Продолжай.

– Переводом шумерского текста шеститысячелетней древности. Полный ритуал, так что продажная цена будет высокой.

Син подняла брови, но ее воспитала Ярмарка. Мэй ничуть не удивилась тому, что ее голос и лицо больше ничего не выдали.

– Заметано, – бросила она, а потом как будто подумала о чем-то. Ее губы скривились в язвительной усмешке. – Значит, ты платишь за то, чтобы я разыграла дружбу с демоном?

Ее поза едва заметно изменилась: изгибы тела, линия алых губ теперь манили, предлагали что-то необыкновенное.

– А как насчет тебя, предатель? Как прикажешь общаться с тобой?

Алан рассмеялся. Син напряглась, как от удара током.

– Право, Синтия, – он посмотрел на нее поверх очков. – Твоего вечного плохо скрываемого презрения будет вполне достаточно.

– Я тебе не Синтия, – процедила Син.

– А хочешь еще одну сделку? – спросил Алан. – Посмотри не морщась, как я пройду по комнате, и проси чего угодно.

Син прикусила губу.

– Неси свою рукопись. Плата вперед.

Алан кивнул и пошел из кухни. Син нарочно отвернулась к мойке, чтобы не видеть, как он ходит. Оттуда как раз открывался вид на дверь и выглядывающую из-за нее Мэй. Син с улыбкой легко оттолкнулась руками и уселась на кухонный стол, лягнув стройной ногой ближайший шкаф.

– Услышала что-то интересное?

– Кажется, да, – задумчиво проговорила Мэй. – Меррис столкнулась с колдунами и саботирует Ярмарку.

Син на миг словно разозлилась, потом со вздохом опустила плечи. Мэй прошла к ней и склонилась над мойкой. Они стояли так близко, что голые локти Син касались рукавов Мэй.

– Джеральд из Круга Обсидиана хочет, чтобы Алан заключил Ника в круг в ярмарочную ночь и лишил силы, – продолжила она. – Один удар – и величайшая угроза его власти уничтожена. Тогда с ним никто не справится. А Меррис даже и не пытается. Как думаешь, сколько просуществует Ярмарка, если он добьется своего?

– В противном случае Меррис умрет, – чуть слышно ответила Син.

Мэй закрыла глаза.

– Знаю. Мне очень жаль ее. Но ты, помнится, говорила, что Ярмарка – твоя жизнь.

– И что мне, по-твоему, делать? – взорвалась Син. Мэй услышала шаги Алана за дверью и, до того как он вошел, торопливо ответила: «Что-нибудь».

Алан слегка всполошился, увидев ее, но все равно подошел к Син и вручил ей сложенный лист бумаги вместе с завернутой в салфетку глиняной табличкой. Син открыла перевод и взглядом знатока пробежалась по строчкам.

– И за это мне надо изобразить симпатию к демону? Больше ничего?

– Ну, ты ведь у нас мастерица давать представления?

– От мастера слышу, – хладнокровно ответила Син. – Ловко ты всех нас провел.

– Что было, то было. Просто я знаю все пьесы, которые играют люди, – рассеянно произнес Алан, выуживая из холодильника бутылку с лимонадом. – Так что уж постарайся не завалить роль.

И он вышел. Син раздраженно проводила его глазами, сбрасывая сумочку с плеча и запихивая внутрь табличку с переводом, словно школьное задание. Мэй стало нехорошо при виде такого обращения с музейной редкостью, но она сдержалась и вместо того, чтобы отнять экспонат, спросила:

– Могу я с тобой поговорить?

Син подняла голову и нахмурилась.

– Давай позже, – пообещала она низким, волнующим голосом – тем, которым разговаривала на Ярмарке. – Ты же слышала: сейчас мой выход.

Она оставила сумочку на буфете и зашагала навстречу солнцу. Даже ее волосы как будто заколыхались иначе, скользя по хрупким плечам. Направлялась Син прямо к Нику.

Мэй проследила за ней от кухонной двери и вдруг почувствовала, как метка вспыхнула огнем.

– Ну вот, с рутиной покончено, – произнесла Син, даже не удостоив Алана взглядом, – можно и отдохнуть. Что тут у вас интересного?

Ник с расслабленным и немного хищным видом откинулся назад, упираясь локтями в землю.