Текст книги "Договор с демоном"
Автор книги: Сара Риз Бреннан
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)
– Я же помочь хочу!
– И уже помогла. Не волнуйся: я не пропаду, пусть не умею колдовать и призывать демонов. Я тебе благодарен, но закончить это дело должен сам. Можешь на меня положиться?
Он тревожно и напряженно заглядывал ей в глаза. Как будто она могла сказать «не могу» спасителю брата. Как будто попрекала его тем, что он родился без магии в жилах.
Мэй невольно улыбнулась горькой пораженческой улыбкой и сама это почувствовала.
– Могу. Хотя я не в восторге от таких полагательств.
Она отступила на шаг-другой от Алана и круга – туда, где перед зеленой чересполосицей виноградника тянулась лента густой травы. Алан бросил ей ключи от машины. Они сверкнули в воздухе аккуратной серебристой дугой, а Мэй поймала их на лету.
Вскоре она зашагала прочь, оставляя его наедине с демоном.
Глава четырнадцатая
УРОК СТРАХА
Часы тянулись и тянулись.
Мэй лежала на заднем сиденье машины, уставившись в серый вытертый потолок и стараясь не вспоминать слишком сильные объятия Алана и поцелуй, похожий на прощальный.
Погибни Алан от рук демона – и ей придется сообщать об этом Нику. Вся вина ляжет на нее.
Она закрыла глаза и попыталась отвлечься на музыку, а у самой в мыслях прокручивались сцены смерти Алана.
– Мэй, ты что, спишь? – раздался вдруг его голос. Миг – и Алан получил кулаком в грудь.
– Нет, я пыталась переварить факт твоей смерти и слушала какой-то жуткий депрессив!
Мэй выдернула из ушей наушники «айпода», свернула провода и сунула в карман – спрятать улику.
Вид у Алана был донельзя усталый, под глазами появились серые круги, словно кто провел там пыльным пальцем, но он улыбался.
– Так что ты слушала?
– Не хочу вспоминать, – уклончиво ответила Мэй. Чего ей хотелось сейчас больше всего – так это обнять Алана изо всех сил; убедиться, что он – не сон, не призрак после всех тех ужасов, которые она представляла. Однако Алан, казалось, готов был рассыпаться от одного прикосновения. Поэтому Мэй просто заняла место на заднем сиденье, а он очень тяжело, по-стариковски, сел за руль.
Когда Алан включил зажигание, она осторожно протянула руку и легонько-легонько тронула его за плечо.
– Так о чем ты ее спросил?
Алан не обернулся. Он глядел на руль глухо рычащей машины. Небо за окном стало пепельным, как будто вся лазурь вылиняла к серым сумеркам, и Аланово лицо приняло такой же оттенок.
– Я спросил ее, можно ли верить колдуну Джеральду по поводу того предложения, – сипло ответил он. – И она сказала «да».
Мэй почудилось, что ее вывернули наизнанку.
– Предложения предать собственного брата и лишить его силы? Ты это имеешь в виду?
– Мэй…
– Разве демоны могут существовать без магии? Это же все равно, что порвать его пополам! Хотя от него и половины не останется. Ты смог бы запереть его в ящик и распилить?
Мэй сама не ожидала такой волны ярости. Еще минуту назад она была счастлива видеть Алана живым. Нелепо было сначала радоваться и тут же злиться до дурноты. Мэй уставилась на собственные колени, чтобы не смотреть в окно, на знакомые поля, а тем паче – на Алана.
– И ты соврешь ему, чтобы поймать в западню?
– Я всегда кому-нибудь вру, – тихо ответил Алан.
Мэй подняла голову. Он твердо сжимал руль, как будто все это его совсем не волнует, как будто ему плевать.
– Что между вами произошло – тогда, в Дареме? – громко перебила она. – Когда поднялась буря и погибли два человека? У меня такое чувство, что ты его ненавидишь с тех пор. Это так? Хочешь с ним поквитаться за что-то? Что же он натворил?
Завизжали шины: Алан резко дал по тормозам прямо посреди дороги, и Мэй – она забыла пристегнуться – швырнуло вперед. Она сильно прикусила язык – скоро во рту стало горячо и солоно от крови.
– Я не намерен это обсуждать!
– Раз так, – Мэй рывком распахнула дверь и выскочила наружу, больно ударившись плечом, – скатертью дорога! Я с тобой не останусь!
Она уцепилась за дверцу и заглянула внутрь, прямо на взволнованное лицо Алана.
– Если б знала, что ты собрался предать брата – черта с два согласилась бы тебе помогать! Я думала, ты лучше!
Мэй яростно хлопнула дверью и зашагала по обочине. Наверное, она ждала, что Алан бросится за ней и станет разубеждать, потому что поразилась, снова услышав рев двигателя и увидев, как его задние фары исчезают в свинцовых сумерках.
Домой было добираться около двух миль. Мэй понуро брела вперед, стараясь сосредоточиться на дороге и не позволять себе думать. Получалось лучше некуда. В конце концов, телефонный звонок прервал ее размышления и не дал врезаться в дерево.
– Извините, – машинально пробубнила она. По определенным причинам извинений дерево не приняло. Мэй хмуро перевела взгляд на мобильник. На дисплее высветился незнакомый номер.
– Кто это?
– Ну как, получила предложение получше?
– Какие люди, и без охраны! – воскликнула Мэй. Только потом до нее дошло, что голос принадлежит Нику – такой же грубоватый и сиплый, как после пяти порций виски.
– Если ты не придешь, я заеду за Джеми и заставлю его драться на ножах.
– Ага, люди без охраны, которые зачем-то хотят покромсать моего брата, – протянула Мэй. Видеть Ника не было никакого желания – особенно с тех пор как Алан сообщил о своем жутком плане. Она вспомнила собственное предчувствие: как Ник готовится разнести город. К тому же, кто знает, что он натворил в Дареме?
Не хватало еще Джеми получить ножом в спину.
– Уже иду, – тихо и чуть вымученно отозвалась Мэй. Усталость на нее свалилась невероятная, но до дома Райвзов было недалеко.
Глядишь, и удастся дойти.
– Я пока поработаю в гараже, – добавил Ник, который даже не подозревал, что брат готовится продать его колдуну. Что у него просто нет шансов стать человечнее.
– Давай, только не веселись там до упаду, пока я не пришла, – сказала Мэй в трубку – сама бодрость и задор. Точь-в-точь мать перед совещанием, где от нее требовалось решить проблему при полном отсутствии конструктивных идей. Мэй понимала, что ей придется вести себя вдвое увереннее и убедительнее; надеть такую личину, чтобы никто не узнал ее истинных мыслей, а самой тянуть время и думать, как выбраться из тупика.
Ее затея чуть не пошла прахом, когда она, войдя в дом, застала на диване Алана. Лишь после нескольких секунд чистой паники Мэй осознала, что Алан спит. И слава богу, потому что иначе Ник точно заподозрил бы неладное: смотреть Алану в глаза или говорить с ним было бы выше ее сил.
– Да, – произнес Ник с порога, – он собирался на какую-то нудную встречу или как ее там, но после работы сразу вырубился. Начальница, видно, решила его угробить. Смотри не разбуди.
Его голос звенел как натянутая струна. Да и сам он чуть не завязывался в узел от напряжения. Когда они жили в Лондоне, с ним случались такие приступы замкнутости, когда на простые вопросы он начинал отвечать односложно, огрызаться, пугая Джеми, или молча уходил во двор и по четыре часа тренировался с мечом.
«Может, ему что-то известно?» – спросила себя Мэй и оглянулась на Ника.
Он только раздраженно воззрился на нее в ответ и спросил:
– Ну что, готова уже начинать?
– А? Да, сейчас.
Она вслед за Ником поднялась по скрипучим ступенькам на чердак. В маленькую мансарду заглядывало вечернее солнце и наполняло ее теплым оранжевым светом, на полу лежали длинные тени.
Мэй уселась на полу с серой тетрадью. Доски чердака были такими старыми и рассохшимися, что чуть не проминались под ее стиснутым кулаком, когда она открыла дневник и взялась за чтение.
«Сегодня я снова пытался все бросить. Вчера была суббота – день, когда играет команда Алана. Мы всего месяц живем в этом городе, и ровно столько же он занимается футболом. Как ему нравится – не передать. А для меня истинное удовольствие – наблюдать за его игрой.
Мне хотелось бы иногда посмотреть, как он отвечает на занятиях. Жаль, что я не могу уделять ему больше времени, видеть, как сын радуется жизни. Он – блестящий ученик, спортсмен, любимец всей школы. «Вы можете им гордиться», говорят учителя, и я горжусь. Мне только за себя стыдно.
Иногда его успехи видятся мне немым укором. Что станет с моим сыном в этом мире?
Даже следя за его игрой, я не могу быть до конца спокоен. Алан настаивает, чтобы демон сидел со мной и смотрел футбол. Мы выкупили целый ряд сидений.
Алан уговаривает меня в следующем году отдать демона на подготовку к школе. У меня внутри все обрывается, как подумаю о полном классе детей, в котором он будет находиться. Им точно будет не по себе рядом с ним.
До сих пор никто не пострадал. Знать бы мне, что замышляет демон: если он что-то замышляет – было бы легче. Сейчас я от ужаса не сплю по полночи, часами лежу и прислушиваюсь, как он бродит по моему дому и возится в кровати.
Оливия говорит: «Демоны могут подчинять себе разум людей». Мне порой кажется, что мой сын – всего лишь кукла в чужих руках и что нужно убить кукловода, чтобы его освободить.
Команда-соперник в тот день была сплошь из рослых парней постарше и понаглее. Вокруг меня сидели и волновались другие родители, но мой сын привык к переделкам, какие его сверстникам даже не снились, так что я был за него спокоен. Меня испугал только один момент – когда на поле возникла куча-мала и на Алана навалились несколько человек.
Я услышал его крик и вскочил на ноги. И тут ощутил чье-то мрачное присутствие сбоку: демон тоже стоял на ногах, шаря черными глазами по полю.
У меня волосы поднялись дыбом. В ушах звучал голос Оливии – ее шепот и самый безумный смех. Демонов, говорила она, притягивают сильные чувства, такие как боль и страх. Они ими упиваются.
Вскоре Алан вернулся с победным кубком, выбитым зубом и гордым огнем в глазах, он обнял чудовище и показал ему награду. Демон поднял руку и тронул его разбитую губу. На его пальцах была кровь.
Они жаждут крови, вспомнил я.
Алан же рассмеялся и только крепче его обнял. «Не волнуйся, – сказал мой сын. – Все хорошо. Мне уже не больно».
Это было вчера. А сегодня рано утром я отнес сына в машину, как если бы мы переезжали. Прошептал, что я обо всем позаботился, что Ник тоже поедет.
По шоссе гнал со всей скоростью. Мы уже выезжали из города, когда Алан совсем очнулся. Я увидел, как он зевнул и потер глаза, чуть не потеряв при этом очки. Потом его взгляд задержался на голове Оливии.
– А где Ник?
В этот раз я был готов к его испугу и не собирался перед ним отступать. Убить чудовище мне было не по силам, так что я выбрал путь труса: собрал вещи и сбежал. Пусть, думал, демон достается колдунам. Пусть кто-нибудь другой с ним воюет.
Но вот в зеркале заднего вида отразились отчаянные глаза Алана – видя мое спокойствие, он нахмурился, а через миг выбросился из машины на полном ходу.
Я ударил по тормозам, но было поздно: Алан успел вскочить на ноги, и только его и видели. Мой сын спортсмен. Я, наверное, не догнал бы его, даже если бы выскочил вместе с ним.
«Бедняжка, – сказала Оливия по пути назад. – Алан, – добавила она через минуту, словно забыла, как его зовут. – Похоже, мальчик он славный».
Даже не знаю, чего еще я ждал. Алан не считает ее матерью, и слава богу. Я бы не вынес, если б было иначе. Она никому не годится в матери.
Впрочем, это не ее вина. Но наблюдать за ней, когда она в таком состоянии, тоже невыносимо.
Алана, что удивительно, в доме не было. Он стоял у обочины вместе с демоном – весь в крови и слезах, держал его, полусонного, на плече. Монстр выглядел как всегда, словно ничего не случилось.
«Он вышел меня искать!» – выкрикнул Алан, зная, что я не смогу этого опровергнуть.
Потом отвернулся и стал шепотом на ухо утешать демона.
«Ладно, Алан, – сказал я тогда. – Твоя взяла».
Он смерил меня долгим взглядом и продолжил свой бесконечный монолог с демоном: все, мол, хорошо, бояться нечего и – подлинное безумие! – тебя все любят.
Я сидел в машине с открытой дверью, слушая, как тикает остывающий двигатель, и смотрел перед собой. Длинные волосы Оливии развевались на ветру и мельтешили передо мной, как полосы тени, как прутья тюремной решетки междумной и всем миром.
Быть может, Алана вовсе не заколдовали. Может, он просто пошел в отца – привык любить тех, кто не может подарить ему ни счастья, ни ответных чувств».
Мэй остановилась.
Ей даже в голову не приходило, что сказать Нику.
Он так же стоял перед подоконником, склонив голову. Солнце почти село – только алый штрих еще виднелся на горизонте, похожий на лезвие ножа, которым мазали клубничный джем. Прочитанное громом отдавалось у нее в мозгу: «Демоны жаждут крови. Они могут подчинять себе разум людей. Пусть демон достанется колдунам».
– Алан-спортсмен, – фыркнул Ник.
Вот уж о чем Мэй не вспомнила бы.
– Да…
– Хочешь узнать, что с ним случилось? – спросил он.
– Нет, – ответила Мэй, а у самой на душе заскребли кошки. Она ни разу не спросила Алана об увечье. Притворялась, что не замечает хромоты, думала – может, его ранили в какой-то ужасной схватке или он таким родился. Притворство казалось ей самой вежливой тактикой, а потом вежливость стала щитом. Не то чтобы она больше не обращала внимания на больную ногу. Просто привыкла к ней, как к его беззаботной улыбке, а теперь засомневалась – хочет ли услышать правду.
– Все из-за меня, – глухо проронил Ник. Мэй едва успела охнуть, как он продолжил: – Я снял амулет в ту ночь, когда погиб отец. Алан отдал мне свой. Колдуны швырялись огнем и попали в него. Он потерял и отца, и ногу – все в одну ночь. Это я виноват.
Мэй прикусила губу. Алан-спортсмен… Футболист, мальчишка, которого не мог догнать рассерженный родитель. Она вспомнила, как Син предложила побежать за колдуном и как Алан тогда на нее посмотрел.
– А ты не можешь… – начала Мэй и запнулась, подумав над тем, что сказал колдун Джеральд о вероятности исцеления Меррис при участии Ника. – Ты не можешь вылечить ему ногу?
Он поднял голову с глазами-щелочками на хмуром лице. У Мэй по спине пробежал холод: видно, как раз этого ей не стоило говорить.
– Могу, – отозвался Ник еле слышным шепотом, от которого бросало в дрожь. Такие звуки порой слышишь в доме, когда просыпаешься от кошмара. – Вообще я и сам думал об этом. Только Алан не разрешит.
Мэй чуть не поперхнулась смешком – до того нелепо это звучало, до того просто и по-детски.
– Да как он тебе помешает? – вырвалось у нее. Ник стиснул кромку подоконника – аж костяшки пальцев побелели.
– Ты права, – прорычал он. – Помешать мне никто не сможет. Я могу творить, что хочу и когда захочу, и ни одна душа в этом мире меня не остановит.
Нервы Мэй, натянутые до предела и звенящие при каждом звуке, чуть не лопнули: Ник вдруг взял совсем другой тон. Потом она заметила, как его широкие плечи чуть поникли, а в голосе кроме ярости послышалось что-то еще:
– Только Алан не хочет, чтобы я помог, – произнес он. – И я не хочу – сам не знаю почему.
– Ему важно, чтобы ты вел себя как человек, – нашлась Мэй. – Он не хочет, чтобы ты пользовался силой.
Она предложила ответ, потому что обещала помочь, не зная, правильно ли помогает. Как бы то ни было, Ник посмотрел в ее сторону.
– Думаю, поэтому же он заставляет тебя ходить в школу, – путано продолжила она.
– И убивается на работе в этом дурацком книжном, – пробубнил Ник в пол. И поднял голову. Его глаза сияли странным блеском. – А ты?
– Извини?
Он повернулся к ней и посмотрел в упор с каким-то внезапным и пугающим интересом, как кот на мышь.
– Чего ты хочешь? Я все могу. – Сказано это было с каким-то глухим урчанием, отчего сказочный посул превратился в угрозу. – Могу показать тебе мир. Могу подарить красоту, власть и богатство, каких ты представить не сможешь. Должны же у тебя быть какие-то желания?
– У меня их полно.
Ник усмехнулся.
– Но ты боишься попросить?
– Я не боюсь, – ответила Мэй. – Просто я хочу сама всего добиться.
Ник снова уперся взглядом в пол. Мэй на миг решила, что опять сморозила что-то не то, но когда он заговорил, его тон был спокойным, ровным и холодным.
Может, он все же нашел смысл в ее словах?
– Понятно. – Ник посмотрел на нее. – Жалость.
– С какой стати?
– Нет, я не в этом смысле, – отмахнулся Ник. – В прошлый раз ты мне рассказывала о смущении. Теперь расскажи о жалости. На что это похоже?
– Ну… – произнесла Мэй, отложила тетрадь и обхватила колени в глубокой задумчивости. – Жалость – это когда ты слышишь о том, что с кем-то случилась беда или видишь раненых и плачущих людей, даже совсем тебе незнакомых, и грустишь, оттого что им плохо. Хочешь помочь.
Ник сполз по стене и сел на пол, поджав одно колено. Потом он невыразительно посмотрел на Мэй и тряхнул головой.
– Дальше. Сострадание.
– Как жалость, только теплее.
Она вспомнила слова Лианнан о том, что за сотни лет Ник ни разу не проявил человеческой теплоты, и совсем не удивилась, когда он снова тряхнул головой.
– Страх, – предложил Ник. Его голос слегка завибрировал на этом слове, словно оно ему нравилось. Дело, конечно, было в другом, догадалась Мэй: ему нравилось то, что пугает. Он как бы смотрел извне.
У нее перед глазами всплыл момент прошлого, когда Алан, еще незнакомец, сказал ей, что странные черные символы у Джеми на ноге несут смерть.
– Предчувствие чего-то ужасного, – медленно проговорила она. – Как будто ты в детстве остался один в темноте. Вроде знаешь, что делать, но боишься пошевелиться, потому что уверен: стоит двинуться, и случится самое плохое.
Ник секунду-другую смотрел на нее, а потом неожиданно кивнул.
– Кажется, это мне знакомо.
Напутанным он, впрочем, не выглядел. Мэй даже спрашивать не хотелось, кто преподал ему этот урок после столетий существования во тьме. Да и слушать, чего он боялся – предательства брата, плена у колдунов, – тоже. Она по себе знала: стоит это услышать, и она предаст Алана. Расскажет Нику, что его единственный страх скоро сбудется.
– Мне пора домой, – сказала она.
Ник кивнул и поднялся, молча показал головой на выход. Потом предложил подвезти. Мэй бы радоваться, да мозг страшно устал – точно пойманный зверь, который слишком долго пытался разгрызть прутья загона. Она без конца думала о том, как им всем выпутаться из этого бардака, и не видела способов, а помочь было некому.
Перед уходом Ник пошел в гостиную и сел рядом с диваном разбудить Алана. Мэй стояла в дверях и смотрела, как тот просыпается, моргает, потягивается, как прикусывает губу от боли в ноге.
Лицо у него стало совсем белым, мятым и немного рыхлым, словно старая салфетка; голубые глаза рассеянно смотрели перед собой.
– Нельзя здесь спать всю ночь, балда, – громыхнул Ник. – Утром нога будет как черт знает что. Поднимайся и топай в кровать.
– А где мои… – вяло произнес Алан.
Ник, опережая вопрос, достал из кармана его очки. Алан взял их, повертел в пальцах, будто забыл, для чего они, а потом уронил на грудь и снова закрыл глаза.
– Поднимайся! – приказал Ник, хватая его за плечи и силком усаживая. – Иди в кровать, живо! Посмотри, на кого ты похож. Только не говори, что опять таскал коробки! – добавил он неожиданно резким тоном.
– Нет, – отозвался Алан и спросонья потянулся взъерошить брату волосы.
Мэй тысячу раз ерошила волосы Джеми, но тот ни разу вот так не шарахнулся, задевая в спешке по ее руке. Алан даже не удивился – только вздохнул и в полудреме улыбнулся брату, а потом и ей (наверное, со сна не удивился ее присутствию), после чего заковылял по лестнице к себе.
В машине Мэй с Ником ехали молча. Мэй отгородилась от него, прижалась щекой к влажному окну, за которым стояла черная глухая ночь. У нее из головы не шли слова Джеральда: «Нужно только отвести его в безлюдное место и заключить в круг, а дальше я справлюсь».
Она не хотела выдавать Алана. Да, она злилась, но вся злость почему-то выгорела, стоило подумать о том, как этот мальчик-футболист вырос калекой и сиротой, которому даже не к кому прислониться в этом мире.
Более того, Мэй поняла, что не посмеет рассказать Нику о предательстве. Он – не человек. Ему не доступны жалость и сострадание, но доступна злость, которую он тут же обрушит на мир, если лишится последней причины вести себя по-человечески.
Глава пятнадцатая
СТРАНСТВУЮЩАЯ РЫЦАРША
От неспокойного, демонами навеянного сна Мэй разбудил странный грохот. Она перекатилась с постели на пол и выбежала на площадку, где застыла как вкопанная: у перил, тяжело дыша и согнувшись пополам, стоял Джеми, а на верхней ступеньке сидел Ник. Он тоже переводил дух – грудь под тонкой футболкой ходила ходуном.
Потом Ник уперся руками в колени и поднял голову. Джеми повторил его движение и улыбнулся Мэй, тем самым давая понять, что все в порядке до тех пор, пока Себ не крутится рядом. Мэй улыбнулась в ответ.
– Представляешь, он гонял меня на пробежку! – крикнул брат. – Скажи ему, что я этим не занимаюсь!
– Мы с Джеми – как полевые лилии. Не трудимся и не прядем и не бегаем по утрам, – сообщила Мэй.
Она подошла и обняла брата за талию. Он тяжело повис на ней, прильнул вспотевшей щекой к ее щеке и жалобно захныкал.
– Выходит, все-таки бегаете, – протянул Ник. – При наличии стимула. И ты бы не выдохся так, если б не визжал всю дорогу.
– Это был не визг, – с достоинством отозвался Джеми. – Это был хриплый мужской вопль ужаса.
– Может, тебе стоит начать с тренировок поспокойнее? – Мэй похлопала его по спине.
– Вот-вот! – обрадованно подхватил Джеми. – Меньше ножей, больше йоги!
Тут в дверь позвонили. Мэй пошла надевать джинсы, поскольку братец, жертва тренировок, был не в силах спуститься. Взгляд в окно – и она уже знала, кто пришел. Вскоре Себ переступал порог.
– Я тут подумал – может, тебя подвезти в школу? – спросил он, показывая ключи от машины, и чуть не выронил их при виде Ника и Джеми. – Привет, – настороженно сказал он им, – что тут у вас?
– Ник помогает мне войти в форму, – с ехидцей объявил Джеми. – Хочу загореть и подкачаться, чтобы стать привлекательнее. С мужской точки зрения.
Себ страшно покраснел.
Ник засмеялся, а Мэй сделала над собой усилие и скорчила серьезную мину – иначе Себ решил бы, что на него ополчились.
Она была рада его увидеть. Когда он пришел, сразу стало понятно, что это не Ник. Себ совершенно на него не походил. Он выглядел самым обычным парнем, не холодным, не высокомерным. Вдобавок Мэй терпеть не могла ходить в школу пешком.
– Отлично, поехали! – позвала она.
За дверью стояло чудесное летнее утро, напоенное светом.
– Попозже увидимся, – напутствовал из-за спины Ник.
«Сегодня Ник заговорил.
Я что-то давно ничего сюда не записывал – не хочу, чтобы Алан прочел эту летопись несчастий. Однако сегодняшний день – не чета остальным. Сегодня Ник сказал первое слово. Не пролепетал, как все дети, а хрипло каркнул по-вороньи. Зато с пониманием дела. И это было только начало. Алан показал на себя, и он назвал его по имени. Потом на меня, а Ник произнес «папа».
Это меня потрясло пуще всяких чудес, сильнее, чем зрелище говорящего демона.
Если б я мог представить его ребенком, то считал бы сыном Артура. Конечно, он не видел отца четыре года, и все эти годы рядом был Алан: нашептывал разные слова, учил знаниям о мире. Он был уверен, что Ник – его брат, а я, стало быть – отец.
Отец демона…
Я совершенно не ощущаю себя его отцом, но называть тварью больше не могу. Никогда не забуду прилива радости, который охватил меня после его первых слов. Тогда я впервые за долгие годы почувствовал, что надежда возможна.
Если он говорит, если способен быть настолько близок к человечности, может, у меня и появится реальная цель.
В тот день я впервые взял Ника на руки. Алану становится тяжело его таскать. Да и сын так обрадовался, когда я это сделал.
Очень скоро мне, правда, пришлось его опустить. Не потому, что он много весил, а потому что я не мог вынести его лица-маски и застывших глаз рядом с собой. Ума не приложу, как Алан это терпит.
Он еще совсем мальчишка. Откуда ему было знать, как выглядят младенцы? А теперь он уже привязался к Нику. Может, с точки зрения Алана, он вполне нормален.
Тем вечером перед сном я увидел, как Ник по обыкновению сидит рядом с Аланом и держит вверх ногами книжку.
– Тебе почитать, Ник? – спросил я и снова взял его на руки, посадил к себе на колени. Он попытался вывернуться, как обычно, но я держал крепко, и вскоре Ник сдался – сел, опершись на меня. От его тельца исходило тепло, словно от настоящего ребенка.
Я принялся читать ровным, размеренным тоном. На словах «царь зверей сказал…» Ник клюнул носом у моего плеча и заснул. Я растерялся – что с ним делать дальше, – как вдруг увидел собственного сына. Он от удивления выронил книгу и переводил взгляд с меня на брата. Когда я увидел его глаза, полные страха и в то же время надежды, мне захотелось отшвырнуть демона и прижать сына к себе. Вместо этого я взъерошил пальцами черные волосы Ника, что оказалось не так уж трудно и совсем неплохо. Ник поежился во сне, а Алан просиял робкой, но счастливой улыбкой.
– Иди ко мне, сынок, – сказал я, высвободил руку и обнял его, притянул к себе. Он охотно лег мне на плечо и угнездился там, чего не делал с самого раннего детства. – Это только начало. Теперь нам нужно как следует подумать, как поступить дальше.
Если демона можно научить человечности, мне придется совершить кое-что очень важное в своей жизни.
Думаю, я начал писать этот дневник из стремления сохранить сына, который возвел стену между мной и собой и никогда не встает на мою сторону. Сына, который не принадлежит мне с четырех лет. Я хотел, чтобы он прочел это после моей смерти, потому что в жизни ужасно его подвел.
Теперь у меня есть план, как ему помочь.
Итак, вчера я прижал Алана к плечу и шепотом поведал свои мысли, в то время как с другого бока посапывал демон».
Мэй закрыла тетрадь.
Ник заглянул к ним в музыкальный зал после занятий, швырнул дневник ей под ноги и подошел к окну, выжидательно сверля ее глазами. Пришлось выполнять обещание. Мэй подобрала тетрадь и открыла, надеясь, что Дэниел Райвз не попытается убить Ника хотя бы на этот раз.
Она не предполагала, что чтение поможет.
Ник больше не маячил в оконном проеме, как страж перед штурмом. Он уселся на подоконник и внимательно следил за рассказом. Прядь волос упала ему на глаза – косой черный штрих, который так и подмывало поправить. Мэй невольно потянулась к нему пальцами, хотя и сидела в другом конце комнаты.
– Он всегда носил меня на руках во время ночных переездов, – произнес Ник. – Отец. Чтобы случайно не… не разбудить.
В его тоне было ноль эмоций – простая констатация факта. Потом он отвернулся, отчего-то стиснув зубы, и Мэй отважилась сменить тему.
– Скажи, что ты знаешь о метках? – спросила она.
Ник резко уставился на нее широко раскрытыми глазами.
– В каком смысле?
Мэй подняла брови.
– Я тут думала о той метке, которая дает Джеральду сверхсилу, о печати колдовского круга и трех метках демонов.
– Их не три, метка одна, – перебил Ник.
Он снова смотрел на нее в упор, прислонившись спиной к стеклу и сложив руки на груди. Казалось бы, в музыкальном зале, который они с Джеми годами использовали как игровую, танцевальную и тусовочную, он должен смотреться не таким чужим, но не тут-то было. Слишком холодно блестели его глаза в свете большой люстры, слишком старой и темной выглядела одежда на фоне светлых стен, и сколько Мэй ни глядела, он казался либо неуместным в ее доме парнем, либо неуместным в целом мире демоном.
И все равно ей хотелось убрать с его лба злополучную прядь.
– Ну, ты знаешь: сначала метка первого яруса – двери, потом второго – треугольник, и третьего – глаз. Я говорила об этом.
– Это все части одной метки, – возразил Ник. – Всего одной. Колдуны ограничивают нас в силе, чтобы мы не могли наложить три яруса сразу, вот и приходится выкручиваться. Зато меня ограничения не касаются. Вот почему Лианнан и Анзу так взбесились. Я мог бы накладывать всю метку на кого захочу и подселять демона в тело.
– Значит, у вас всего одна метка, – повторила Мэй. – А у колдунов, выходит, две. По-моему, Джеральду слабо изобрести совсем новый тип. Скорее всего, он усовершенствовал уже имеющийся. А на что способна колдовская печать?
– Она позволяет им черпать силу из каменного кольца.
– А метка демона позволяет вселяться в человека?
– Не только. Анзу, если помнишь, пометил Алана и Джеми, так? Но вселиться не смог ни в одного.
До Мэй раньше не доходило, что именно Анзу, ручной демон Круга Обсидиана, поставил метку на Джеми. При мысли об этом она изменилась в лице.
– Так каков был его план?
– Завладеть кем-то из них, а второго приберечь на потом. Полная метка демона формирует канал между нашими мирами, и мы получаем возможность вселяться в людей или просто ими управлять. Таким образом, можно получить рабов, а потом использовать их одного за другим в качестве оболочек по мере износа. Мы с Анзу давным-давно применили этот прием в одном пустынном царстве. У нас было соглашение с местным властелином: мы создаем ему армию рабов, а он в обмен семь лет снабжает нас новыми телами.
– Да ну, – хмыкнула Мэй. – Рабы, говоришь? И что было потом?
– Царь не сдержал уговор, – ответил Ник. – Так что мы вызвали пыльную бурю и похоронили его государство под толщей песка. Наверное, оно до сих пор там – мы его хорошо закопали.
– Я хотела узнать, что стало с рабами, – пояснила Мэй невозмутимым, как ей казалось, тоном. Она очень старалась не показать ужаса.
– А, они тоже погибли, – добавил Ник.
«Все тот же равнодушный голос, только глаза смотрят пытливо, будто ждут моей реакции, – пронеслось у Мэй в голове. – Наверное, следует насторожиться».
– Ты мог бы их отпустить.
– Нет, – ответил Ник. – Что пометил – то мое. У колдунов так же: они принимают печать в знак принадлежности к кругу. Когда мы действуем через них, колдовская кровь может смывать наши метки. А еще их можно переносить на других. Чего нельзя – так это получить метку или печать даром, не пожертвовав чем-то взамен. Она покупается очень дорогой ценой.
– Значит, если Джеральд изобрел метку, которая позволяет управлять людьми…
– Это не сделает его сильнее, – подытожил Ник. – У большинства людей нет способностей к магии.
Мэй кивнула. Вот если Джеральд усовершенствовал колдовскую печать, дело другое. Хотя как он мог ее изменить? Пока они это не выяснят, драться с ним будет бессмысленно. Джеральд ухитрился сбить Ника с ног, а теперь его целью был Джеми. Мэй не знала, что делать.
– Как думаешь, ты сумеешь побить Джеральда? – тихо спросила она.
Ник не изменился в лице, но люстра над ним затряслась и зазвенела подвесками, как ветряной колокольчик.
– Наверняка, – ответил он.
Мэй заглянула ему в глаза и попыталась отыскать в них знак подтверждения, чтобы было на что опереться, но нашла только смутные тени.
– Не надо, – вдруг добавил Ник. – Не надо бояться за Джеми. Его они не получат. Он мой друг.