Текст книги "Несвершенное (ЛП)"

Автор книги: Сара Риз Бреннан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Кэми знала, что чародеи ненадолго выведены из строя. Она уже прикидывала, где им можно спрятаться от мести чародеев, но сейчас они покидали Ауример, оставляя их позади, и направлялись домой. Вместе.

Глава Десятая

Я могу сгореть

– Джаред! Джаред, проснись! – руки трясли его, грубо и нетерпеливо, и Джаред, вырываясь из объятий одеяла и простыни, набросился на будившего.

И ему почти удалось попасть тете Лиллиан в лицо. Она поймала его запястье прежде, чем получила удар в скулу.

Джаред отпрянул, ударяясь с глухим стуком спиной об изголовье кровати.

– Ооо, прости, – задыхаясь, произнес он, сбрасывая остатки своего кошмара, цеплявшиеся за него, как лохмотья за старые кости. – Прости, я так…

Тетя Лиллиан держала его запястье.

– Тебе не за что извиняться, – сказала она бодрым голосом.

Джаред попытался выдернуть руку. Она не отпустила, ее рот сжался, глаза сузились, как будто она была совершенно не впечатлена его попыткой.

– Я не хотел… – начал Джаред, но она не отпускала его.

– Ты не ударил меня, – сказала Лиллиан. – Тебе приснился кошмар. Я была единственной, кто оказался здесь, пока ты размахивал руками. Я знала, во что ввязываюсь. Я уже имела дело с детьми, у которых были кошмары.

– Боже мой, тетя Лиллиан, – сказал Джаред, и она отпустила его руку, чтобы он мог стереть сердитое выражение со своего лица. – Это ты, наверное, дарила детям эти кошмары, – добавил он осуждающе.

Тетя Лиллиан пожала плечами, как бы признавая, что она, в свое время, могла наградить парочку детишек кошмаром или даже двумя.

Она была одета в одну из объемных, белых, фланелевых ночных рубашек Марты Райт, висящую на ней, как пушистый шатер. Ее длинные светлые волосы ниспадали по спине водопадом, слишком заманчивые для ребенка, чтобы запутаться в них. Она должна была выглядеть, как его мать, но ее лицо было слишком спокойным для этого, ее рот всегда был твердым и никогда уязвимым, ее спина держалась прямо, как если бы она балансировала с невидимой книгой на голове. Ее взгляд был тверд, словно у солдата с оружием в руках. Его мать была мертва. Тетя Лиллиан никогда не была на нее похожа.

– Что тебе снилось?

– Твой муж, который хоронил меня заживо, – ворчливо доложил Джаред.

Он почувствовал себя не в своей тарелке мгновение спустя, думая о том, что был похоронен с парнем, которого любила тетя Лиллиан.

– Я сожалею, – слишком поспешно сказал он опять.

– Не извиняйся, – ответила тетя Лиллиан. – Мне не нравится, что ты повесил голову, словно побитый зверь. Ты не ударил меня, и ты никогда не ударишь меня. И ее бы ты никогда не ударил.

Джаред вздрогнул.

– Ее?

– Розалинду, – сказала Лиллиан, и Джаред снова невольно вздрогнул, как побитая собака, слыша строгий голос тетки и видя ее неодобрительное лицо. – Другие люди обижали ее, – продолжала говорить она. – И другие люди делали больно тебе. И вы оба озлобились, и, может быть, вы оба были напуганы, но, несмотря ни на какие твои мрачные мысли, ты не причинил бы ей боли. Кто-то иной смог навредить ей. Не трать время, обвиняя себя, когда ты можешь потратить время на разработку плана по уничтожению наших врагов.

– Мы могли бы вышить этот девиз на подушке, а тетя Лиллиан? – спросил Джаред.

Лиллиан приподняла бровь.

– Ты можешь неудачно шутить столько, сколько тебе вздумается, Джаред. Мне правда наплевать. Но прекрати быть таким нелепым.

Она протянула руку и коснулась его лица, проведя прохладной рукой по линии его шрама. Он упирался спиной в изголовье кровати и не знал, как ему увернуться от нее, чтобы это не было столь очевидным.

– Полагаю, ты веришь, что можешь уничтожить все, до чего дотронешься, – сказала тетя Лиллиан. – Поверь в себя. Ты Линберн. Я считаю, что ты уничтожаешь только то, что хочешь уничтожить.

Роб тоже Линберн. Его мать была Линберн, и она знала, на какую ярость и ненависть он был способен.

– Я становлюсь… по-настоящему злым, – сказал Джаред и сглотнул.

– Так же, как и я, – ответила Лиллиан. – Я убью любого, кто обидит то, что принадлежит мне, защищая это. Я бы убила любого, кто обидит тебя. Ты не должен походить на Роба или на того человека, которого считал своим отцом. Ты можешь быть похожим на меня.

Джаред помолчал.

– Все хорошо, тетя Лиллиан, – сказал он, понизив голос. Он сглотнул и позволил своей щеке остаться на мгновение прижатой к ее ладони, а потом поднял на нее глаза. – Кроме того, что ты жуткая.

Тетя Лиллиан обвила руками его шею, а потом села на подушку рядом с ним.

– Так и ты можешь стать жутким. Но это не означает, что ты должен быть нелюбимым или непрощенным.

Тетя Лиллиан погубила собственных чародеев без злого умысла. Она была такой же разрушительной силой, как и Роб. Джаред не хотел говорить ей это, хотя не только потому, что не хотел причинить ей боль. Его мать заставила его поверить, что, будучи Линберном, он был рожден уничтожать и никогда не быть любимым. Тетя Лиллиан же говорила ему, что он может быть любимым, даже если был ураганом, которым, как сказала его мать, он был рожден. Он хотел услышать об этом намного больше, чем о чем бы то ни было еще. Наверное, это делало его таким же жутким.

Она положила свою светлую голову на плечо Джареда. Джаред понятия не имел, что он должен был делать с этим. Когда он обнял Лиллиан, ее плечи оказались ужасно худыми, она прижалась к нему, так что, возможно, он все сделал правильно.

– Я люблю тебя, – сказала тетя Лиллиан. – И я сожалею, что ты был заживо погребен. Я надеюсь, ты быстро оправишься после этого.

Она погладила его руку. Дверь открылась, даже скрип петель извинялся.

– Прости, если я отвлекаю тебя. Я мог… – сказал Эш неуверенно. – Я чувствовал, что ты был расстроен.

– Тоже мне, детки с телепатической связью, – саркастически произнесла Лиллиан. – Я услышала его вопли, когда он спал.

Джаред поспорил бы насчет точности ее формулировки, но предположил, что тогда бы заработал запатентованный тетей Лиллиан взгляд, сочетающий безразличие и высокомерие, каким могут смотреть только кошки. Вместо этого он посмотрел на Эша, смущенно стоящего на пороге комнаты, склонив голову. Золотой ореол его волос услужливо подсвечивали коридорные лампы. Он придерживал руку, и Джаред почувствовал себя виноватым в том, что причинил ему вред, хотя он и видел, что Лиллиан исцелила его.

Джаред ощущал еще кое-что, эти чувства не принадлежали ему: вихрь сконфуженных эмоций Эша, а за ним… что-то мерцало, возможно, что-то большее. Может быть, это была только иллюзия, вызванная его собственными чаяниями.

Эта связь не была похожа на связь с Кэми. Он не мог мысленно разговаривать с Эшем и, честно говоря, ему было не совсем комфортно ощущать его эмоции в ответ на свои: это казалось таким же неприятным, как кетчуп на глазунье. Но он мог чувствовать, что чувствовал Эш по отношению к нему. Он предполагал, хотя и знал, что Эш пытался сгладить отношения между ними. Но некие недоверие и страх, и гнев, неясно бурлящие в Эше, что он чувствовал, были сродни крови в воде. И они могли быть направлены на него, но это было не так.

Теперь чувства Эша к нему были на удивление приятными.

Джаред не знал, действительно ли они с Эшем были единокровными братьями. Роб и Лиллиан думали, что Роб был отцом Джареда. Мать Джареда была в этом не вполне уверена. Сейчас уже этого было не узнать.

Джаред предполагал, что они могли бы быть братьями, если бы оба захотели.

– Ты в порядке? – спросил Эш, крадучись приближаясь к кровати.

Он не решался спросить прямо, пока стоял у двери. Но вот он робко присел.

– Да, я в порядке, – сказал Джаред и мотнул головой так, что Эш мог принять как приглашение, если бы захотел.

Эш забрался на кровать, которая была недостаточно велика для двоих, и, безусловно, слишком мала для троих. Он уронил голову на подушки, вместо того, чтобы сидеть рядом с изголовьем, и тетя Лиллиан положила руку на его плечо, облаченное в голубую пижаму.

– Вы оба в полном порядке, – сообщила она им. – И мы заберем назад Ауример, наша магия вернется, и город будет наш, и тогда у нас будет все, что нам нужно.

– У нас уже есть некоторые важные вещи, – неуверенно предположил Эш.

Лиллиан нахмурилась.

– Что ты имеешь в виду?

Джаред поддался странности этой ситуации, откинулся на подушки, его голова находилась возле бедра Лиллиан, и тяжело вздохнул, чтобы привлечь внимание тети.

– Он хочет знать, любишь ли ты его больше, чем этот дурацкий дом.

– Это очень хороший дом, – возразила тетя Лиллиан с обидой в голосе. – Ваши предки похоронены в склепе этого дома.

– Точно. Ладно. Мы получим прекрасный, жуткий дом. Когда они похоронят меня в склепе, я хочу чтобы на моем надгробии были такие слова: «Инбридный» [4] Джаред, которому сильно дискомфортно из-за этого».

Лиллиан перевела хмурый взгляд на Джареда, но за ней он услышал приглушенный смех Эша и почувствовал, как на него изливаются ощущения уюта, спокойствия и привязанности. Он мог опознать их все, но они отличались от его собственных таких же чувств. Это походило на то, как видеть разные оттенки одного цвета или разную одежду, созданную из одного и того же материала. Эш, в отличие от него, ощущал во всем лучшую сторону, и было трудно обижаться на него за это. Джаред знал, что должно было произойти между Кэми и Эшем. Он хотел лучшего для нее и… ощущая то, что чувствует Эш по отношению к нему, даже в своем уродливом сердце, Джаред не мог желать брату зла.

Джаред не хотел обидеть Эша. На самом деле, он почувствовал огромное желание защитить его. Он пытался спроецировать это чувство покровительства на Эша, пытаясь его успокоить настолько, чтобы брат расслабился и поспал.

Джаред оперся на локоть и посмотрел на Лиллиан, которая гладила волосы Эша со слегка смущенным видом, как будто она не была вполне уверена, как оказалась в таком положении. Лицо Эша скрывали подушки, его кудрявые золотые волосы лежали на лбу, а глаза были практически полностью закрыты.

Джаред не мог не задаться вопросом: это я сделал?

– Иногда я боюсь, что у вас двоих не хватит уважения к вашему наследию, – сказала Лиллиан. – Твой отец, может, нас и предал, но Ауример – наш по праву. Сила, которой мы владеем, передается от Линберна к Линберну на протяжении сотен лет. Вы должны чтить это наследие.

Джаред подумал, как это удивительно, что она могла произнести такую пафосную речь с невозмутимым лицом. Он устал, устал до головокружения. Тетя Лиллиан была неподражаема, как и Эш, как и огромный, дурацкий дом, как и их огромное, дурацкое, наследие, и все же, так или иначе, он сдался на милость ему. Он обнаружил, что не ко всему приспособлен, но мог бы чему-то принадлежать, и подумал, что, вероятно, под этим может подразумеваться семья.

– Тетя Лиллиан, – сказал Джаред. – Я скажу тебе, что я чту. Я люблю тебя, хоть ты и ужасная, впрочем, и я тоже. Эш, я люблю тебя, даже если это смущает меня еще больше, чем любовь к тете Лиллиан, и я, вероятно, никогда не буду иметь ничего общего с тобой. Я не научился использовать правильные вилки или что-то в этом роде, вы оба по-прежнему раздражаете меня, но я всегда буду там, где вы будете во мне нуждаться, и я никогда не предам вас. Теперь дайте мне поспать.

Джаред решительно положил голову на подушку и закрыл глаза. Одному из них пришлось бы пнуть его чем-нибудь, чтобы заставить двигаться или рассказать больше о своих эмоциях.

Вместо этого он чувствовал счастье Эша и руку тети Лиллиан, которая легче дуновения ветра касалась его волос. Она уже касалась его волос однажды, подумал он. И она могла бы это делать снова и снова, до тех пор, пока проявление привязанности перестало быть тем, что он так болезненно замечал. Было странно и чудесно думать, что однажды он сможет даже принять это как должное.

Он имел возможность подремать в течение нескольких минут, прежде чем Эш не вскочил с постели, и страх Эша, холодный и острый, как меч, не пробежал по нему.

– Кэми, – сказал Эш.

– Опять? – спросила тетя Лиллиан, но ни Джаред, ни Эш не обратили на нее никакого внимания.

– Что случилось? – спросил Джаред, стараясь не злиться, что Эш знал о ней что-то, а он нет. Она была в опасности, и он мог узнать об этом только через Эша, чтобы помочь ей.

– Я не понимаю, – заикаясь, сказал Эш, из-за чего он произносил слова более медленно, что еще больше бесило Джареда. – Я думал, что она теперь в безопасности…

– Теперь в безопасности? – повторил Джаред. – Она была в беде до этого?

Эш уставился на него, онемев от досады.

– Она была в беде, и ты знал и не сказал мне.

Страх и сожаление притуплялись паникой Эша, и это заставило Джареда вспомнить, откуда взялась эта паника. Его глупая ревность, чувство, как будто он имел право на ее разум и сердце, когда это было не так, когда у него не было вообще никаких прав на нее, но это не имело значения. Если он и позволит себе требовать какой-либо ответ от Эша, то лишь один, потому что его эгоизм сильнее, чем любое чувство, которое он испытывает к ней.

Джаред сделал глубокий вдох.

– Эш, – сказал он, – что происходит с Кэми прямо сейчас?

Было уже поздно, и Холли чувствовала себя абсолютной рептилией.

С парнями у нее все было по-другому, потому что она ждала от них действий. Ребята тупили и не спешили сделать первый шаг, и в результате она приходила домой все позже и позже. Парни, казалось, вообще не понимали разницы в том, что интрижка, кажущаяся забавной идеей в одиннадцать вечера, превращается в нечто совершенно неправильное в четыре утра.

Сейчас она сочувствовала этим парням немного больше.

Холли и Анджела занимались весь вечер вдвоем. Даже при том, что Кэми не сказала, нравится ли она Анджеле наверняка, данный момент казался идеальным, чтобы сделать свой ход.

Она всегда считала, что классно выражает свое отношение теми способами, какие используют девушки: многозначительно улыбаясь, присаживаясь рядом, чуть склоняясь. Фактически же теперешняя попытка завязать отношения оказалась намного труднее, чем она подозревала. Все усложняли чувства, из-за которых путались слова, и которые делали ее застенчивой, во всех предыдущих отношениях она была достаточно уверена в том, что происходит, и хотя бы в состоянии вести обычную беседу.

– Так мило со стороны Генри остаться, – сказала она, предложение вышло корявее, чем оно звучало в ее голове.

Важнее, чтобы это было прекрасно понято, предположила Холли, уверенная, что она, Холли Прескотт, обязательно все испортит.

Анджела согласилась остаться в «Наводнении» и изучить книги Ауримера вместе с Холли, но та была уверена, что Энджи и не думала, что этот процесс затянется до глубокой ночи. Энджи поставила локти на стол и смотрела на мир обозленным взглядом, как будто она ненавидела ночь, столы и воздух в целом.

– Что? – резко спросила она.

– Эм, – сказала Холли. – Это очень мило с твоей стороны… и Ржавого, конечно, мне нравится Ржавый, кто не любит Ржавого, он такой симпатичный… позволить Генри остаться с вами. И позволить мне остаться с вами. Я действительно ценю это. Так же, как и Генри. Я уверена.

– Хорошо, – сказала Анджела.

– Я имею в виду, это… не просто остаться с вами. Это трудное время и… и я уверена, Генри благодарен за поддержку. И, конечно, Генри в самом деле наслаждается вашей компанией.

Анжела изобразила пренебрежение на лице. Холли не могла разгадать, к чему относится это выражение, впрочем, прекрасно понимая, что все идет не очень гладко. Вполне возможно, Энджи ненавидит признательность, Генри, звук голоса Холли, или все вышеперечисленное разом.

– Хорошо, – повторила Анджела.

Она вернулась к перелистыванию книги. Холли чувствовала себя все более и более похожей на рептилию, наподобие парня, который не произносит наводящих слов, но настаивает на разговоре, который достает прекрасных девушек, явно жаждущих, чтобы их оставили в покое.

И она знала только один вариант, как это сделать. Она не знала, как девчонки ведут себя после подката других девчонок.

И все же Энджи показала склонность к Холли однажды, а та даже не хотела об этом думать. Возможно, проблема состояла в том, что Холли была слишком деликатной.

– Ты выглядишь усталой, – было следующей затеей девушки.

Она знала, что ляпнуть такое, было не самым правильным, но у нее имелся план.

– Почти постоянно, – ответила Анджела, глядя в книгу и приложив пальцы к вискам. – Я устала от сволочей-чародеев, мне надоело, что моя жизнь находится под угрозой, и я устала в том смысле, что я хочу спать. Как-то так. Что ты выбираешь?

Соблазн сказать «ничего», а также спрятаться за диван, потому что Энджи ее пугала, был практически непреодолим.

Но Холли мечтала быть храброй, и она хотела достичь этого. Парни часто были очень настойчивы, и это срабатывало: она не хотела, чтобы Анджела думала, будто Холли испугалась трудностей, потому что она недостаточно ей нравится.

Холли собралась с духом и вскочила на ноги.

– О, я просто подумала, – сказала она с натянутой и, возможно, немного маниакальной восторженностью. – Ты, должно быть, очень напряжена! Как насчет массажа?

Прежде чем она закончила говорить, она положила руки на плечи Анджелы, которые были намного уже, чем плечи юноши, практически хрупкие, хотя она знала, что Энджи сильная. На мгновение она испытала чувство выполненного долга. Но всего на мгновение.

Плечи Анджелы дернулись от ее прикосновения, послав дрожь возмущенной отдачи, как будто шокированная целомудренная дева викторианской эпохи оскорбилась в лучших чувствах.

Этого движения было достаточно: Холли, сдаваясь, сняла руки с плеч Анджелы, подняла их вверх, но та резко развернулась в своем кресле и коснулась ее.

– Что, – сказала Анджела, и лед в ее голосе заморозил Холли, – по-твоему, ты делаешь?

– Извини, – пробормотала Холли. – Мне правда жаль. Я не хотела расстроить тебя.

– Это действительно было неправильно, Холли, – сказала Анджела.

Анджела сидела, но производила впечатление высоченной башни негодования. Энджи, в таком состоянии, могла пойти и разнести все вокруг, но она всегда хорошо знала, что делала.

Холли не знала, как вести себя. Она слабо представляла, как дружить, не говоря о чем-либо большем. Она была полной идиоткой, как ее родители всегда и считали, девушкой, с которой другие девушки не хотят находиться рядом, не тем человеком, кого принимают всерьез. Она была такой невероятно глупой. Холли знала, что она застенчива, и боялась расплакаться, что было бы еще более унизительно.

– Я только пыталась… – промямлила она.

– Что? – потребовала Анджела. – Что ты пыталась сделать?

– Ничего, не бери в голову, – отмахнулась Холли. Она отвернулась и посмотрела на дверь как раз в тот момент, когда та распахнулась, являя Эша Линберна в футболке и обуви, но в голубых пижамных штанах.

– Давайте быстрее, – сказал он, – что-то случилось с Кэми.

Когда это произошло с Холли впервые, это было ужасно, но сейчас Эш и Джаред остались без магии, а она была одной из трех чародеев, оставшихся на их стороне.

– Я могу помочь – сказала она Эшу. – Магия еще при мне.

Холли протиснулась мимо него. Она не хотела видеть надежду, осветившую его лицо. Она должна была действовать, больше некому, но она так боялась. Если она все испортит, то люди, которых она любит, могут погибнуть. А единственное, в чем Холли была уверена, что она точно все испортит.

Кэми заснула с ощущением тепла и счастья, Томо делил с ней подушку, потому что она хотела быть уверена, что он не разбудит родителей. Она проснулась от крика и бьющегося стекла, звеневших в ее голове.

Она села, изумленная и слабая, все еще ощущая тепло, но теперь ее душил кашель. В нос ударил запах дыма. Перед ее глазами все поплыло, а потом слилось в очертания Эша, присевшего на полу ее спальни, окруженного разбитым стеклом, которое сверкало даже в его волосах.

Кэми открыла рот, чтобы спросить, что происходит, но разразилась очередным приступом мучительного кашля.

«Что происходит?» – спросила она, ее руки двигались сами по себе, пока не нашли шелковистые волосы Томо и его спину. Ее ладони гладили потертый, застиранный материал его любимой пижамы с узором из поездов. Кто-то вломился через окно ее спальни, а ее младший брат даже не шелохнулся.

Эш не ответил ей, ни в ее голове, ни вслух. Он, шатаясь, пошел вперед, по разбитому стеклу и по обломкам, разбросанным в комнате Кэми, добрался до ее двери в спальню и распахнул ее, говоря:

– Джа..

Ему ответил рев. Ад ждал за пределами комнаты. Ад, вместо хорошо знакомого коридора со скрипучими половицами, стены которого были завешаны рисунками Кэми, вставленными матерью в рамки, и висевшими там наперекор желанию отца – поскольку он сказал, что хоть и любит свою дочь, но это по-настоящему ужасно. Коридор, где Томо сегодня скинул ботинки, и где она желала спокойной ночи и доброго утра всю свою жизнь, стал черной дырой для пылающего, ревущего монстра. Все, что Кэми могла видеть – были тени и пожирающий огонь – огонь, казалось, прыгнул к Эшу, и он снова захлопнул дверь.

Кэми закашлялась, и ее глаза заслезились от дыма. Она в отчаянии потрясла Томо, игнорируя его протесты, и посмотрела на дверь. Теперь она видела огонь, выглядывающий пылающим, оранжевым светом по краям двери, чувствовала запах дыма, поскольку огонь добрался до ее двери.

Она была так глупа, рассчитывая, что чародеи не скоро восстановятся, полагая, что они не смогут нанести ответный удар сразу.

Вот, что происходит, когда выступаешь против Роба, – возмездие чародеев Ауримера.

Ее дом со всеми домочадцами был объят пламенем.