Текст книги "Несвершенное (ЛП)"
Автор книги: Сара Риз Бреннан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)
Глава Тринадцатая
Сердца твоего секрет
Семья Кэми все-таки пошла в квартиру над рестораном «У Клэр». Даже несмотря на потерю матери, мальчикам все равно нужно было где-то спать.
Ее отец, уложив братьев в кровать их мамы, сам улегся рядом на полу и настоял, чтобы Кэми легла на диван в маленькой гостиной. В квартире было всего три комнаты, четыре – если считать маленькую ванную. Куда не взгляни, все здесь напоминало о маме. Расческа, посверкивающая светлым волосом; книга, которую она оставила раскрытой и никогда уже не дочитает, помутневшее от времени зеркало. Кэми проблуждала по дому большую часть ночи, касаясь каждого предмета, словно могла таким образом почувствовать последнее прикосновение своей матери, переданное через безделушки, что она брала в руки. Но те никак не откликались. Любовь не магия – она не обладает ее возможностями превращения.
Кэми заползла обратно на диван, когда небо стало бледно серым, как выбеленный временем подлокотник дивана. Она заснула, крепко сжимая в ладони ключ Мэтью Купера.
Когда девушка проснулась, первое, что она увидела, был свет, падающий на старый металл в ее руке, ключ казался талисманом. Она не могла позволить себе думать ни о чем другом. У нее появилась загадка, которую надо было разгадать, и стать сильнее.
Нужно было встать и идти, но одной идти не хотелось. Поэтому она выудила из кармана свой сотовый и позвонила тому, кого она всегда выбирала в первую очередь.
– Привет, Анджела, – сказала она. – Хочешь пойти со мной на кладбище?
– Совершенно не хочу, – ответила ей Анджела. – Но увидимся через десять минут.
Анджела ждала ее на улице «У Клэр». Кэми тихо, насколько это было возможно, крадучись спустилась по темной узкой лестнице. Она постаралась смотреть куда угодно, только не на притихший ресторан матери (мама им так гордилась), но тот прочно засел в ее памяти: двери на петлях, открывающиеся туда-сюда, за которыми пряталась кухня, небольшие красочные картины, единственная большая белая стена, которую, как мечтала мама всю жизнь, папа когда-нибудь разрисует фреской, столики с круглыми столешницами и изогнутыми железными ножками.
Когда Анджела открыла дверь и передала Кэми платье и лифчик, большая стеклянная витрина ресторанчика сразу же стала проблемой.
– Должно подойти, – сказала Анджела. – Это мой спортивный лифчик, а так как я никогда не участвовала в чем-то мало-мальски спортивном, значит, и он ни разу не был надет.
– Спасибо! Побудешь на стреме, да?
– Без проблем. А если кто-то пройдет мимо, то я радостно сообщу: Кэми, ты переодеваешься перед огромным окном на главной городской улице, тебя может кто-нибудь увидеть голой, а я буду ржать.
– Твоя уверенная поддержка столько значит для меня! – сказала Кэми, стягивая с себя верхнюю часть пижамы, от которой на спине остались только обугленные лохмотья.
Оказалось, что Анджела была еще выше, чем считала Кэми, а это означало, что излишки ткани создавали впечатление излишков плоти. Платье годилось: и неважно, что оно было черным и простым, и, несмотря на красоту кроя, ничего не сообщало Кэми, кроме скуки.
Когда Кэми вышла, Анджела некоторое время рассматривала ее.
Кэми развела руки в самоуничижительном жесте.
– Так себе на мне, да?
– Ты – это всегда ты, – сказала Анджела и взяла Кэми за руку, чего никогда бы не сделала при других обстоятельствах. – И ты в порядке. Насколько это возможно для безумной нудистки.
Кэми прижалась щекой к плечу Анджелы, и, опираясь на подругу, пошла в сторону городской площади. Должно быть, когда Кэми уснула, прошел дождь: воздух был свеж, чувствовалась влажность весны и всю пыль с мостовой смыло. Фрагменты статуи Мэтью Купера продолжали валяться на улице, отмытые и рассеянные, как кости на археологических раскопках.
Кэми краем глаза увидела блестящую статую, которая была ее матерью, но не посмела взглянуть на нее. Нельзя стенать и больше ничего не делать, потеряв единственный шанс на спасение мамы. Она не предаст ее таким образом. Нужно продолжать бороться, поэтому она шла быстро, оперевшись на Анджелу, и не сбавляла скорости, пока они не миновали площадь и не оказались в переулке Призрачной церкви. Анджела поддерживала Кэми, а Кэми задавала темп.
– Так что мы тут ищем? – спросила Анджела, когда Кэми отпустила руку подруги и шагнула под каменную арку в виде подковы на церковный двор, огибающий кладбище.
– Могилу Энн Линберн, – ответила Кэми. – Придется копать.
Анджела моргнула.
– О, прелэстно, – проговорила она медленно. – А я-то уже было отчаялась, когда же ты предложишь мне заняться разграблением могил. Я была бы так разочарована, займись мы чем-нибудь другим.
– В статуе Мэтью Купера был спрятан ключ, и в книгах я встречала заметку, которая говорила о том, что их воспоминания лежат в камне Мэтью Купера и в шелке Энн Линберн. Как мне кажется, они использовали шелк, как саван. Я думаю, что все, что может открыть этот ключ, будет с Энн.
Кэми выловила ключ из спортивного лифчика Анджелы, который был ей почти как раз – переодеваясь, она спрятала находку туда, потому что в дурацком платье Анджелы не было карманов, – и показала ключ Анджеле.
Подруга вздохнула.
– Ладно, Нэнси Дрю, пошли копать могилу. Повеселимся.
– В книге говорится, что могила находится вдоль дальней стены, – сказала Кэми, и они обе зашагали в сторону стены, окружающей маленькое кладбище, где старые камни покосились, будто под гнетом ветра времени.
Пока Кэми искала могилу, она вспомнила о данном обещании.
– Итак… как ты и Холли поживаете? – спросила она неуверенно, огибая надгробия.
Пытаясь расшифровать имя, почти стертое на покрытом лишайником камне, Кэми провела по нему пальцами. Она была более или менее уверена, что там было написано или Элизабет или Хепзиба. Усопшей ради, она надеялась, что все-таки ее имя было Элизабет.
– Нормально, – сказала Анджела.
– Здорово, – ободряюще сказала Кэми.
– Нормально, и на этом точка, – отрезала Анджела. – Ты, похоже, решила, что это распрекрасное время побеседовать на романтические темы, но некоторые из нас и правда расставляют приоритеты по порядку.
Кэми затихла.
– Прости. Я не это имела в виду, – сказала Анджела после паузы. – Это больная тема, но я рада, что у тебя есть кто-то. И это я.
– У меня есть гораздо больше, чем просто кто-то, – сказала ей Кэми и погладила ее руку. – Мне тоже жаль, – добавила она. – Сама должна была догадаться, что нельзя говорить с тобой о чувствах до полудня.
– Ничего не происходит, – сказала Анджела. – Я не хочу, чтобы что-нибудь происходило. И я не хочу об этом говорить.
– Ладно, – сказала Кэми.
На одном из надгробий был изображен череп с перекрещенными костями. Кэми надеялась, что здесь похоронен пират. Она надеялась, что одно из последних надгробий принадлежало Энн Линберн.
– Как обстоят дела с юным как-там-бишь-его? – спросила Анджела, что для нее было примирительной формой общения, которая, конечно, имела мало общего с примирением как таковым. – Ну, ты знаешь. Блондин. Мрачный такой. Плохиш, к которому я испытываю некое подобие симпатии. Небрежно одет, что тоже находит отклик в моей черствой душе.
– А еще он ужасный водитель, – сказала Кэми. – Глаза дикие… И папаша у него вызывает столько вопросов, которые можно собрать в одной книге под названием «Скажи, кто твой отец, и я скажу, кто ты». Уголь сажи не белей. – Она вздохнула и коснулась надгробия некого бедняги, проклятого еще при рождении именем Эдгар Фиатхерстоунхох. – Я давлю на него в вопросе вступления в отношения со мной и не понимаю, что он чувствует при этом, а еще есть проблемы пострашнее, но в остальном все в порядке.
– Знаешь, подруга, любой был бы счастлив, если бы его эмоционально или физически шантажировали, принуждая вступить в романтические отношения с тобой, – сказала Анджела. – Вот козел.
– Спасибо, – сказала Кэми, – могилы Энн Линберн тут нет.
– О, ну кто бы сомневался. Какая жалость, а я-то уж навострилась скорее-скорее заполучить свой первый опыт нарушения общественного порядка.
Кэми ударила ее по руке.
– Она должна быть в склепе Линбернов.
– Который расположен в логове зла? – спросила Анжела. – Потрясающе!
– Пойдем за Холли, – предложила Кэми.
– Она будет в «Наводнении», как обычно, просматривать книги, – сказала Анджела.
Голос Анджелы прозвучал подавленно, может быть даже расстроенно, потому что она больше не видела Холли. Хотя Кэми и не дала бы палец на отсечение, но в этих эмоциях не было места раздражению или гневу, а когда речь шла об Анджеле, это было довольно необычно.
Однако, Кэми ничего на это не сказала, разве что заметила:
– По-моему, это потрясающе, что она превратилась в белокурую секс-бомбу с работоспособностью, как у ниндзя. Ее силы приумножаются.
Она вновь положила голову на плечо Анджелы, когда они молча миновали статую ее матери.
– Так что, тебе снова придется пройти сквозь огонь? – спросила Холли, выглядя встревоженной.
Холли с Кэми сидели наедине в дальней комнате «Наводнения», но все остальные (в том числе отец Кэми и мальчики) тоже собрались в баре. Кэми была рада, что Анджела осталась, чтобы поговорить с Эшем, потому что в противном случае, как ей казалось, они набросятся на нее, осуждая ее образ жизни.
– Скорее всего, – ответила Кэми. – До меня дошли слухи, что ты тот самый чародей, который взял на себя людей Роба, когда они подожгли наш дом и пришли за мной и моей семьей. По-моему, это потрясающе. Хочешь пойти со мной?
Холли сглотнула.
– Я пойду, но я не очень хороша в этом.
– Я тебе доверяю. И хочу сказать тебе кое-что до прихода Анджелы, – сказала Кэми.
– Нет необходимости именно сейчас обсуждать это, – сказала Холли, глядя на Кэми кротко и ласково.
Кэми отвернулась.
– А вот и есть, – сказала она, настойчиво. – Я пыталась поговорить с ней, но она – кремень. Суть Анджелы в том, что она очень себе на уме, и вместе с тем, прямая и непосредственная, а значит, я пойму, если ты не захочешь быть частью этого, но мне кажется, единственным выходом может быть…
– Сказать ей, – закончила предложение Холли.
– Именно, – сказала Кэми. – Да.
Холли кивнула. Кудри девушки спружинили в такт движению головы.
– Это по моей вине она считает, что не нравится мне. Я разберусь с этим, – сказала она решительно.
Кэми встала, якобы для того, чтобы взглянуть на книгу, которую изучала Холли, она свесилась ей через плечо и взяла подругу за руку.
– Это не твоя вина, – пробормотала она. – У вас просто разная скорость эмоционального погружения. В этом нет ничьей вины.
– Изменим тему? Как обстоят дела с Джаредом? – спросила Холли.
– Мне ужасно хочется вмешиваться в любовные перипетии друзей, а свою жалкую и убогую личную жизнь держать при себе, неужели я о многом прошу?
– Ммм, – произнесла Холли и улыбнулась Кэми, что напомнило ей о тех днях, когда Холли была солнцеподобной, уверенной в себе богиней, которую она едва знала и которой немного завидовала. – Теперь, когда ты знаешь, что меня совершенно не интересует Джаред, уместно ли будет заметить: у меня сложилось впечатление, что все те бурлящие в нем эмоции, которые Джаред так усердно подавляет, он может направить в полезное русло? А под этим я подразумеваю, что он может быть, в хорошем смысле слова, взрывоопасным в постели.
– Неистовый викинг в постели… Нисколько в этом не сомневаюсь, – как бы между прочим произнесла Кэми, но при этом почувствовала, как румянец агрессивно набросился и захватил в плен ее шею, и продолжил свой марш вверх, претендуя на всю территорию лица.
Холли перестала улыбаться и добавила тихим голосом:
– Кэми, я понимаю, что ты не хочешь говорить об этом, но и просто отшутиться на эту тему я не могу. Я должна сказать: я так тебе сочувствую…
Кэми хотелось сказать, что она ценит это, но не хочет говорить о своей матери. Она боялась даже попытаться заговорить, потому что у нее тут же больно сжималось горло. Поэтому она уставилась на иллюстрацию, на которой была открыта книга у Холли, и произнесла:
– Я знаю. Как идет исследование?
Холли был достаточно тактичной, чтобы прекратить говорить на эту тему, и опечаленной настолько, чтобы непроизвольно горестно вздохнуть.
– Очень жалко, что в жизни нельзя как в кино воспользоваться монтажом. Я могла бы нацепить на нос очки, листать страницы, а в подходящие моменты, когда музыка становилась отчаянно драматичной, выцеплять наметанным глазом самое важное и говорить: «Voilà!».
– Я раньше, читая книги, думала, что Voilà – это имя Виола, и что жила когда-то потрясающая дама-дознаватель Виола, и когда кто-то совершал открытие, то кричал «Виола» в ее честь, – углубившись в воспоминания, поведала Кэми. Она перевернула страницу, и внимательно взглянула на эскиз стены. – Это об архитектуре?
– Здесь рассказывается об изменениях, которые были внесены за все время существования Ауримера, – сказала Холли. – Их довольно много: «вот тут мы добавим очень нужную утопленницу для красоты» и «а вот тут мы самую дальнюю стену перекроим под сад камней», а «это…»
– О, – сказала Кэми.
– Что? – спросила Холли, предчувствуя недоброе.
Энн утонула, и ее тело не было найдено, как говорилось в книге, и Линберны с тех пор наводняли свой дом всяческими изображениями утопленниц. Кладбище и склеп Линбернов были священной землей, и Энн погибла в знаковое время. Кэми уставилась на рисунок на стене и вспомнила стену, по ту сторону которой томился Джаред. Она вспомнила цветы, разбросанные по земле.
Кэми ощутила, как ее губы растягиваются в улыбке, а по телу распространяется тепло от внезапной радости открывшейся истины.
– Виола!
Первое, что нужно было сделать, это ускользнуть от отца, у которого, возможно, могут возникнуть вопросы по поводу причин для возвращения в логово абсолютного зла. Кэми понимала, почему большинство подростков, будучи персонажами той или иной приключенческой книги, чаще всего были сиротами. Все очень просто: родители, всегда и везде, настоящие зануды, не умеющие бросаться в омут с головой.
Однако, спроси ее сейчас, она бы ответила, что приключений могло быть и поменьше. И она отдала бы все, что угодно, лишь бы освободить маму от заклинания Роба Линберна.
Она решила, что ее ухода из «Наводнения» никто и не заметит, ведь отца нигде поблизости не наблюдалось: за столиками сидели только Эш с Лиллиан, да несколько посетителей, державшихся подальше от них, насколько это было возможно. Но стоило только Кэми добраться до двери, как ее схватила за руку Лиллиан.
– Куда собралась?
– Э-ээ, – откликнулась Кэми, во все глаза глядя на нее. – Хочу прикупить немного наркоты.
Лиллиан уставилась на нее.
– Прошу прощения?
– Сейчас очень напряженное время для нас всех, – ответила Кэми. – Поэтому, я подумала, что немного травки, чтобы расслабиться, нам не повредит. Поэтому я хочу отлучиться ненадолго. Несмотря на убийства, это порядочный городок, так что я вообще-то не знаю ни одного наркодилера. Ежу понятно, что Джаред походит на одного из них, но он не наркодилер, что очень обидно, потому что будь я девушкой чувака, толкающего дурь, мне бы она доставалась бесплатно.
– Вижу, тебе нравится паясничать, – сказала Лиллиан, спустя несколько мгновений, во время которых пристально смотрела на девушку. – Мне этого не понять.
– Слушайте, вы не единственная семья, у которой есть наследие. «Глэсс» рифмуется с «дерзкий, как бес»! Вы же знакомы с моим отцом?
– Сомнительное удовольствие, – ответила Лиллиан. – Он, вообще-то, собирался встретиться со мной для того, чтобы, цитирую: «научить меня лучше интегрироваться в общество, грамотно демонстрировать лидерские качества, завоевывать народ и перестать вести себя как принцесса-робот из космоса». Я вполне допускаю, что это шутка, но настолько своеобразная, что ее соль ускользает от меня. – Она помолчала, а потом решительно добавила: – Начну-ка я заниматься этим прямо сейчас.
Она поднялась со стула и направилась в сторону группы людей в углу. Кэми и Эш, наблюдали, как те в унисон отшатнулись от нее.
– Пошли быстрей, – сказала Кэми, и, будто вызванный духом, предупреждающим о предполагаемом безрассудном поведении его ребенка, в дверях появился ее отец.
Он выглядел рассеянным.
– А где Лиллиан?
Кэми кивнула через плечо.
– Судя по всему, пытается вырвать кричащего младенца из рук испуганной матери, чтобы облобызать его.
– О нет, нет, нет, – пробормотал Джон, и, подойдя к матери Эша, уже громче произнес: – Либба, мы же говорили об этом!
– Нам повезло, что взрослые заняты выяснением того, «что есть хорошие манеры и с чем это едят», – сказала Кэми.
«Ты имеешь в виду, что твой бедный отец занят моей ужасной матерью», – сказал Эш, который был слишком вежлив, чтобы сказать такое вслух. По его виду было понятно, что ему даже думать об этом неловко.
Кэми усмехнулась.
– Кому нужны уточнения, когда результат уже достигнут!
«Хотелось бы спросить тебя, что ты задумала, но ответ мне уже известен, – сказал Эш. – Вот я молодец. Конечно, я понимаю, что это важная информация, но проникнуть в Ауример – это значит, подвергнуть себя огромному риску».
– Знаешь, будь у меня свое дело, то я бы назвала его «Рискованный бизнес», – сказала Кэми и улыбнулась ему. А потом она ощутила такую сильную любовь, исходящую от Эша, что не на шутку испугалась.
Хотя, он был прав. Ситуация была хуже некуда. Мать Кэми превратилась в статую, Джареда подвергали пыткам.
Но перед лицом еще большей опасности она только и умела, что рискнуть всем и надеяться, что каким-то образом все обойдется, и они спасутся.
Стоило им покинуть паб, как к ним присоединился Джаред. Кэми позволила себе быть слабой и схватила его за руку. Джаред переплел свои пальцы с ее и зашагал с ней в ногу.
– Мы собираемся… – начала Кэми.
– Знаю, – сказал Джаред. – Эш рассказал, пока были суд да дело. Я только куртку захватил.
Кэми чувствовала настороженность и что-то близкое к чувству вины из-за себя и Эша, словно Эш рассказывал секреты о том, как им было жаль упущенных возможностей. Она испытывала глубокую потребность обменяться взглядом с ним, но не давала себе воли, потому что не хотела, чтобы Джареда, видел этот взгляд, а потом чувствовал себя из-за этого не в своей тарелке.
Так что вместо этого она произнесла:
– А вы неплохо ладите последние дни.
– Братаны важнее баб [7], – сказал Джаред. – И я, разумеется, имею в виду садово-огородный инвентарь, потому что отношусь ко всем леди Разочарованного Дола с самым высоким почтением.
Кэми подняла глаза как раз вовремя, чтобы успеть заметить тень его улыбки. Она улыбнулась ему в ответ, не отпуская ни на мгновение его руку и мечтая только о том, чтобы они остались наедине.
Но они были втроем. Да и никогда, по сути, не могли остаться наедине.
– Понятия не имею, как вас, парни, провести сквозь огонь, – сказала она. – Но, по-моему, у меня хватит на это сил. Роб постоянно недооценивает способности источника. Я смогу пройти сквозь огонь и думаю, что Холли тоже сможет с моей помощью. Мы должны будем проходить по-одному, поэтому вам придется подождать снаружи. Не возражаете?..
– Еще как возражаем, но я постараюсь стоять там, на улице, и излучать моральную поддержку.
– Как истинный джентльмен, – сказала Кэми, поглаживая его руку.
– Нет нужды идти со мной, – сказала Кэми.
Холли не хотела, чтобы все знали, что она была чародейкой. От внимания Кэми не ускользнуло, что только Анджела не казалась удивленной по этому поводу.
Кэми очень способствовала их великой любви и старалась не обижаться на то, что не была включена в цикл чародейской информации. Она не была наделена правом знать все просто потому, что хотела знать все… и делать подробные примечания и задавать личные, следующие за этим всем, вопросы.
Она знала, что обладала определенной долей напористости, но это не означало, что ей хотелось давить на Холли слишком сильно. Она не хотела заставлять Холли делать что-то против ее воли.
Холли стояла, держа за руку Кэми. В отблеске огня ее позолоченные локоны переливались от солнечного оттенка до насыщенно-золотого.
– Я прекрасно осознаю, что следовало для начала все проверить, прежде чем тащить тебя сюда, – сказала Кэми. – Порой, я слишком импульсивна.
– А мне нравится, когда ты ведешь себя импульсивно, – ответила Холли и улыбнулась. – И меня силком сюда никто не тащил, я сама так решила.
Ее голос был тверд, но рука, державшая Кэми, слегка дрожала. Кэми сжала ладонь Холли.
– Это нормально, если ты боишься.
Холли подняла подбородок.
– Я стараюсь не бояться.
– Тебе и не придется стараться. Я имею в виду, что ты по-прежнему крута, даже невзирая на страх. Бояться – это нормально, потому что это тебя не остановит.
Холли посмотрела на Кэми краем глаза, слегка застенчиво и в то же время отчасти с сомнением, словом так, как она смотрела всякий раз на тех, кто хвалил ее за то, что она считала своими недостатками.
Они вошли в огонь вместе. Кэми ощутила его жар, сродни тому, как в жаркий день поднимаешь лицо к солнцу и чувствуешь, как его тепло разливается по коже, а свет бьет в глаза.
Она услышала потрясенное, испуганное удушье Холли прежде, чем сама почувствовала боль во всем теле. Это была новая боль, одновременно ошеломляющая и мучительная, непохожая на боль от ожога, хотя жар и не остался в стороне. Каждый атом ее тела, казалось, превратился в кристалл и разил ее своими гранями.
Роб сделал выводы из двух их побегов. Он решил не оставаться в дураках на третий раз.
В кольцо огня они вложили кольцо льда.
Ей было так холодно, что тело жгло изнутри: температура крови падала, а кости превратились в потрескивающие зарядом молнии.
Все, что Кэми могла сделать – это цепляться за мысль, что у Роба было море тщеславия, и не было опыта работы с источниками. Вечно он недооценивал ее, недооценивал ее силу. Оставалось надеяться, что и на этот раз ничего не поменялось. Кэми крепко сжала ладонь Холли, чтобы не дать той отступить обратно в огонь, который поджидал их. Огонь бушевал позади них, кольцо льда держало их внутри. Кэми показалось, что она убила Холли, вынудив ту стать пленницей этого двойного кольца боли.
А потом вдруг все закончилось. Боль отступила так же неожиданно, забрав с собой цунами агонии. Она открыла глаза – они стояли на прохладной траве.
Кэми не колебалась. Роб мог узнать об их присутствии в любой момент. Она ринулась бегом вокруг задней части дома, Холли за ней.
Оказавшись в саду, ей захотелось притормозить, помня о его великолепии в конце лета. Именно там у нее произошел первый настоящий разговор с Джаредом. Но нельзя было задерживаться из-за каких бы там ни было сантиментов. Даже думать об этом было глупо.
Цвета распускающихся весенних цветов ночью казались размытыми пятнами, пока Кэми не оказалась на коленях рядом с крошившейся каменной стеной, в конце которой она когда-то уже стояла на коленях, где стена обрывалась в центре сада, вместо того, чтобы встретить другую стену. Ее окружала россыпь камней и цветов, напоминающая душистый морской прибой, и она сказала:
– Кажется здесь.
Не было времени на совки и лопаты, чтобы по-настоящему, с ребячьим восторгом насладиться выкапыванием клада. Кэми направила магическую силу в землю, вызвав тем самым локальное землетрясение. Девушка погрузила руки в почву, создавая отверстие, отсылая свои мысли в грунт, пока не нашла то, что не было землей, а затем передала силу пальцам, чтобы и они нащупали это вслед за мыслями.
Небольшая коробка, слишком маленькая для гроба, с деревянной крышкой, скользкой от слизи. На крышке был вырезан какой-то символ, но его было невозможно разобрать. Кэми попыталась открыть ржавую защелку, но та просто сломалась в руке. Тогда она вскрыла верхнюю часть коробки силой, та развалилась на части. Кэми сбросила осколки и посмотрела на содержимое.
Внутри коробка была обита блестящим материалом. Кэми вспомнила о книге, которую читала в Ауримере, где излагался список даров чародеям. И вот теперь ей припомнился один пункт: шелковый саван для Энн Линберн. Но раз Энн Линберн утонула в реке, где утопили и колокола ее сестры, и ее тело так и не нашли, значит, ее саван использовали по другому назначению.
Зачарованный шелк был сродни жемчужине в сердце раковины, светившейся в грязи, в иле на дне моря. Ткань казалась совсем новой, словно через секунду ее накинут на блестящие волосы невесты.
Кэми задумалась о любви и потере, которые были запрятаны в ткань магией, чтобы сохранить сияние после веков, проведенных во тьме. Она коснулась шелка, и что-то зашелестело под ее рукой. Девушка отодвинула слой материала и услышала, как Холли выдохнула негромко возле ее уха: удивленно, но в равной степени и радостно.
В прохладе белого шелка на дне полусгнившего древнего ящика лежало письмо. Бумага была желтая, как старые кости, выцветшие чернила побурели, как старая кровь, но оно было написано Элинор Линберн – а это было всем, что хотела знать Кэми.
Линбернам, кто обнаружит этот последний реликт Энн Линберн, я оставляю рассказ и предупреждение.
Наша потребность была страшна. Наш добрый король Ричард был мертв к великой печали города. Солдаты короля-узурпатора шагали по городу, и мы дали святую клятву, чтобы защитить его. Солдаты прошли сквозь туман и чары, и прежде чем они достигли нас, мы решили действовать, чтобы сдержать наши клятвы.
Засим под весенней луной, перед началом Нового года, мы спустились к озерам. Их было два, по одному для каждого чародея. Я с трудом пишу то, что было предопределено судьбой.
Мы втроем спустились к Лужам Слез и совместно провели церемонию. Нам было ведомо, как чародеи могут помочь друг другу во время церемонии, и мы с Энн разделили меж собой волшебную силу. Задача источника состояла в том, чтобы помочь чародею завершить церемонию. Мэтью помог Энн, а затем потянулся через связь между нами, чтобы помочь и мне. Мэтью был источником Энн. Мэтью пришел, чтобы стать моим источником. Энн принадлежала мне, а я ей. Мы обвенчали две магии и покинули озера с силой в таком изобилии, что не поддается описанию.
В таком единении рождается великая сила. Ни одна душа не выдержит подобного единения. Они были обречены на смерть с того момента, как воспользовались чарами. Они вышли из озер, проклятые безумием и разрушением. Им было не дожить до следующего рассвета.
Запомните Мэтью и Энн любящими и любимыми душами. Прощай, сестра, прощай, любовь. Я живу в одиночестве, зовусь дураками счастливицей.
Трое сошли к озерам – вошли в склеп.
Взываю, не идите этой дорогой. Не делайте этого, если остается иной выбор. Если вам дорога жизнь, не делайте этого. Если вы хотите жить с теми, кого любите, не делайте этого.
Но знаю, что доведенные до крайности сделают, что должно.
Когда колокола зазвонят, когда первая луна Нового года засветит, когда цена за то, чтобы слово сдержать, разобьет ваше сердце, вы отправитесь вниз к озерам, все ниже и ниже, на свою беду.
Элинор Линберн.
В год от Рождества Христова 1485.
Кэми оторвала взгляд от бумаги и посмотрела в глаза Холли, широко открытые от ужаса, зеленые, как Лужи Слез летом.
Но Холли ни слова не сказала о письме, а только:
– Берегись.
И она схватила Кэми за руку, рывком подняла ее в вертикальное положение, повернув так, что они обе оказались перед матерью Холли. Элисон Прескотт стояла в желтых цветах, скрывающих ее ноги, а ее руки мерцали магией. Она была одета в старое, потертое зеленое платье, блекло-зеленое, как и ее глаза.
Роб не только создал еще один круг, который надо было пересечь. Он поставил часовых.
– Ты ей ничего не сделаешь. Я не позволю, – сказала Холли, сейчас ее голос и руки были тверды. Она пыталась затолкать Кэми себе за спину, но та стояла как вкопанная.
Элисон колебалась.
– Я не хочу вредить никому из вас.
– Потрясающе! – сказала Кэми. – Тогда мы просто уйдем.
– Ты же знаешь, дорогая, я не могу позволить тебе уйти, – сказала Элисон Прескотт и устремила взгляд на письмо Элинор.
Мгновение письмо было просто письмом, а потом конец бумаги расцвел мертвенно-черной, пышущей жаром фиалкой, пожиравшей бумажную поверхность. Пламя осветило слова «на свою беду», как бы подчеркнув их. А потом слова оказались в тени огненного света.
Бумага превратилась в пепел, рассыпавшийся обугленными хлопьями и сажей, оставив Кэми на память лишь черноту на руках.
Кэми пронзила боль. Это была последняя реликвия Элинор Линберн, хранительницы всех старых тайн, которые Кэми с таким трудом находила с тех пор, как Линберны вернулись. Все они были теперь утеряны, все трое, спустившиеся к озеру. Статуя Мэтью Купера обратилась в пыль, и Энн Линберн растворилась под водой. «Не важно», – сказала Кэми сама себе. Она знала секрет. Она запомнила его. Она снова могла его записать.
– Пошли, – сказала Холли ей на ухо. – Нам повезло, что это не кто-то другой.
Но Кэми чувствовала, что там был кто-то еще. Кэми все еще чувствовала, что на нее кто-то смотрит. Кэми посмотрела вверх и увидела на отблеске стекла вспышку лисьего огня волос Эмбер Грин.
Несмотря на письмо Элинор, несмотря взволнованную Холли, уводящую ее подальше, Кэми обнаружила, что слабо улыбается. Два стража – у окна и у ворот, но ни один охранник не поднял тревогу. Двое из людей Роба позволили им уйти.
Кэми схватила Холли за руку, когда они шагнули в огонь. Она прошептала тише, чем шипение пламени, достаточно тихо, чтобы никто по ту сторону пламени не мог их услышать:
– Не говори Джареду о том, что сказано в письме.
