Текст книги "Несвершенное (ЛП)"

Автор книги: Сара Риз Бреннан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

ЧАСТЬ IV

НЕ ПОЙ БОЛЬШЕ ПЕСЕН О ЛЮБВИ

И кажется мне, что мира лицо изменилось,

С тех пор, как впервые услышала я поступь души твоей…

– Элизабет Баррет Браунинг

Глава Четырнадцатая

Ложь и прочие сказки о любви

Холли никому ничего не рассказала. Кэми привела их обратно в «Наводнение» и собрала всех, кого смогла. Собравшиеся устроились в гостиной: Холли, Эш, Джаред, Ржавый, Лиллиан и Джон. Даже братья Кэми пришли и уселись на пол.

Даже Марта Райт была там.

Кэми перехватила ее у бара и спросила, не хочет ли она прийти и услышать что-то новое.

– Мне бы хотелось, чтобы ты пришла, – добавила Кэми.

Марта Райт колебалась, и Кэми уже было решила, что женщина откажет ей в просьбе, но все-таки внезапно решившись, она ответила:

– Я приду, и, по крайней мере, послушаю, – а после позвала мужа, чтобы он подменил ее за барной стойкой.

Да и гостиница все равно пустовала. Ни внутри, ни снаружи не было слышно никаких звуков. Кэми повторила все, что она смогла вспомнить из письма: все те части, которые она сочла полезными.

Она рассказала им, что если источник и два чародея спустятся к Лужам Слез, в случае, если чародеи связаны друг с другом, то чародеев можно связать с источником, а это значит, что связаны будут все трое. Она рассказала им об обстоятельствах, которые изложила Элинор Линберн. Она рассказала, насколько мощную силу они могут заполучить: возможно, достаточную, чтобы свергнуть Роба Линберна и спасти ее маму.

Достаточную, чтобы спасти ее мать.

Она не рассказала им о последующих смертях и горе утраты, о которых предупреждала Элинор Линберн.

– Подожди-ка, – сказал Эш. – Как это «когда первая луна весны перед началом Нового года засветит»? Это загадка, что ли? Чепуха какая-то.

– Не чепуха, – сказал Джаред. – В Англии до 1700 годов Новый год начинался в марте, пока папа римский не ввел новый календарь.

Все уставились на него. Джаред слегка покраснел, шрам стал четче выделяться, и пробормотал:

– Я читаю много старых книг.

– Молодец, – сказал Джон. – Интересно, а где вы добываете новые знания, школота? Чтение куда лучше праздного времяпрепровождения с девчонками или видеоигр, которые, как известно, полны насилия.

Кэми, будучи свидетелем отцовского видеоигрового марафона, одарила его долгим и осуждающим взглядом:

– Ну ты и лицемер.

– Лицемерие – часть бремени под названием родительство, – парировал Джон. – Джаред и Холли молодцы, что читаете. Уже видите, какую пользу приносит чтение.

Холли улыбнулась, и свет ее улыбки, казалось, разлился по всей комнате, и отблески этого света преломлялись во всем и везде.

– Что верно, то верно. Чтение – поистине наслаждение, – заметил Ржавый. – Читал я как-то год назад «Космо», и до сих пор помню, как сохранить ногти в идеальном состоянии, а также десять лучших советов о том, как одеваться, чтобы подчеркнуть свою задницу.

Теперь все уставились на Ржавого. Но в отличие от Джареда, тот не покраснел.

– Отличные советы, – сказал он. – Только не притворяйтесь, что вы понятия не имеете, о чем речь. Уж мне-то известна правда.

Кэми скатала в рулон лежавший на столе журнал (окажись это «Космо», эффект драматизма и иронии усилился бы во сто крат), и ударила им Ржавого по голове.

– У кого-нибудь есть что сказать, подчеркну, конкретно про Элинор Линберн и средневековый Новый год?

– Хотите знать, как это называется? Тебе понравится, – добавил Джаред, и посмотрел на Кэми. Это был просто взгляд серых глаз, но создавалось такое впечатление, словно они неожиданно остались одни в комнате. – Благовещение.

Кэми засияла, посмотрев на него.

– Ты знаешь, что мне нравится, похоже на чернослив в сахаре. Итак… Элинор Линберн, Энн Линберн и Мэтью Купер спустились к озерам ночью, где-то в марте. Что означает, что это был день весеннего равноденствия, не так ли? Вот, что имелось в виду.

– Эти даты обладают силой, – сказала Лиллиан. – Вот почему Роб хочет принести жертву в этот день или незадолго до дня весеннего равноденствия: вот почему он требовал жертву, которую не получил в день зимнего солнцестояния.

– Он уже принес в жертву мэра, – сказала Ржавый. – И я никогда не хотел жить в мире, где приходилось бы говорить: спасибо, Роб Линберн. А он не может повременить со смертями год? У него уже есть дом, и город поклялся ему в верности. Для чего ему столько власти?

Лиллиан пожала плечами.

– В чем нужда продолжать этот разговор?

– А в том, что это неправильно, – сказала Кэми. – В его поведении нет смысла.

– В его поведении имеется еще какой смысл. На что идут люди ради любви? Почему люди хотят больше денег, чем могут потратить? Власть становится мерилом всего, кроме того, всегда хочется больше. Он хочет властвовать над городом, и чтобы его право было нерушимым. Он хочет, чтобы смерть была не только смиренной, но и добровольной. Он хочет получить еще больше сил с новой жертвой на границе смены времен года.

Повисла долгая пауза.

– Но что, если, – сказал Джаред, – если это неправда?

Лиллиан расстроилась уже достаточно, чтобы в конце концов разозлиться.

– Не поняла.

– Пусть он скажет, – сказала Марта Райт. Невероятно, но Лиллиан взглянула на нее так, как будто только увидела.

– Роб кое-что рассказал, – проговорил Джаред, – прежде чем запер меня с Эдмундом Прескоттом, но тогда я не понял, что же он сделал. И да, я знаю, что Ржавый прав, и это больше похоже на стандартную речь злого повелителя, но я всего лишь раз разговаривал с Робом в саду. Он сказал, что никогда не хотел возвращаться в этот город.

Джаред взглянул на Кэми. Она понимала, что он имел в виду настолько явно, что у девушки на мгновение возникло ощущение, будто их прежняя связь вернулась вместе с полным взаимопониманием между ними.

– Что, если мы все это время понимали его план совершенно неправильно? Что, если он не хочет править Разочарованным Долом? – спросила Кэми.

– Тогда чем же он занимался все это время? – резким голосом спросила Лиллиан, нарушая тишину с такой злостью, которая явила все усилия, что ей пришлось приложить, чтобы не высказаться раньше.

Кэми тихо произнесла.

– А что, если он хочет намного большего от города, чем просто править? Что, если он хочет сделать всех своими рабами – не только заставить людей не говорить «нет», но сделать людей такими, которые не будут способны сказать «нет»? Превращая всех в статуи или деревья, или… я не знаю…

– Ты говоришь, что он хочет убить кого-то в день весеннего равноденствия, для того, чтобы свершить нечто конкретное, – сказала Холли. Ее голос звучал убежденно.

– С тем, чтобы с помощью полученной магии распространить свою власть над всеми. Вот вы, – Кэми кивнула в сторону Лиллиан и Эша, – учили нас, что если у вас есть чей-то предмет, то вы можете создать заклинание, воздействующее на владельца. Так мы сможем защитить себя от чародеев. Роб настаивал, чтобы мы вручили ему знаки покорности. И он их получит. Я видела тех, кто срезал пряди волос, чтобы сдаться ему на милость. А на что Роб осмелится со знаками целого города, если еще и получит силу от жертвы, принесенной в день равноденствия?

– Не представляю, – сказал Эш.

В то же время Джаред мрачно ответил:

– Жди беды.

– Итак, теперь у нас еще больше оснований, чтобы спуститься к озерам, – сказала Кэми. – Мы обязаны провести церемонию. И что бы там не планировал Роб, нам придется его остановить.

Она внезапно почувствовала Эша в своем сознании. Его любопытство было подобно дружелюбной кошке, трущейся об нее, чтобы увидеть, чем она занята.

– Я могу рассказать, как провести церемонию, – подала голос Лиллиан. – Мы с Робом проводили ее, когда были связаны, как Джаред с Эшем сейчас. В ней есть смысл, если там же будет присутствовать источник, источник может помочь. Предположу, что присутствует логика и в увеличении силы источника, а это означает, что источнику должно быть по силам восстановить связь, которая была разорвана. – Она перевела взгляд с Кэми на Джареда. – И должно хватить сил, чтобы связать с ней двух чародеев. Достаточно сил, чтобы снять заклинание с Эша и Джареда, хотя проводить церемонию, когда магия есть только у Кэми, безусловно, рискованно.

Между бровями Лиллиан Линберн появилась небольшая складочка. Она хотела преуспеть, она хотела, чтобы ее город был в целости и сохранности и в ее руках, но Лиллиан знала, как работает магия. Кэми увидела, как вращались колесики у нее в голове, пытаясь разглядеть скрытый подвох.

За магию приходилось платить: она бралась из чего-то, из жизни и смерти, из земли и воздуха. Это было волшебство, существовавшее в их сознаниях: эта магия была столь велика, что могла спасти город, но Элинор Линберн сказала, что она же сведет их с ума и убьет.

Элинор Линберн видела, как это произошло. Элинор Линберн знала, о чем говорила.

– Раз мы все согласны, – сказал Эш, – пора приступать.

Кэми почувствовала прилив благодарности к нему. Он был единственным человеком, от которого она ничего не могла скрывать и не просила его хранить ее тайну, как она просила об этом Холли. Ей было известно, что написала Элинор Линберн. Он знал все, что знала Кэми. У него не было Кэминой мотивации: не его мать нужно было спасать. Он чувствовал ее эмоции, страх и решимость, и она чувствовала его страх, настолько отличающийся от ее, что их вряд ли можно было принять за одну и ту же эмоцию. Страх Эша часто парализовал его, но не в этот раз. Он даже не колебался.

Они оба хотели одного и того же, хотели настолько, что казалось, будто ее эмоции зеркально отразились и вернулись к ней – им обоим хотелось защитить Джареда.

Отец Кэми выглядел несчастным. Его губы изогнулись так, словно он хотел что-то возразить, но не знал, что именно нужно сказать. Даже сейчас (и Кэми это видела), он до сих пор не мог понять, каким образом действует магия. Как это получается. Ему потребовалось время, чтобы заставить себя поверить в заклинание и два озера в лесу, которые угрожают жизни его дочери. Без шуток. Но он так же, как и Кэми, очень хотел вернуть маму.

– Итак, если я правильно понял, план заключается в том, что нам нужно продержаться до весеннего равноденствия, – сказал он. – И заставить Роба Линберна поверить, будто мы безоговорочно признали его. И как нам это устроить?

– Ну… – раздался нерешительный голос Марты Райт. Она взглянула на Джареда, который подался вперед и очень внимательно смотрел на нее, всем своим видом говоря, чтобы она вела себя смелее. – Мы всегда устраиваем в «Наводнении» рождественскую вечеринку. Но из-за всего, что свалилось на город, в этом году мы ее не проводили. Но можем провести ее сейчас, пригласив всех. Это может стать для людей хорошим сигналом, который они так ждут: что сопротивление позади, и жизнь с этих пор войдет в более привычную колею.

Папа Кэми выглядел довольным.

– А также это отличная возможность для Ленор показать людям, что она лучше Роба.

Весь вид Лиллиан говорил о том, что она пришла в ужас при мысли, что придется общаться с большим количеством людей. И Анджела выглядела так, будто полностью разделяла чувства Лиллиан, но у нее скорее разовьется бессонница, чем она признает, что в чем бы то ни было согласна с последней. Что касается Марты, то та очень обрадовалась тому, как было встречено ее предложение. Безмолвно придя к консенсусу, они все поднялись, бросив мусолить тему магии и сменив ее на обсуждение организации вечеринки. В воздухе будто витал тот же ответ, что Марта хотела предложить и городу: они все были рады поговорить о чем-то, имеющем отношение к нормальной жизни. Кэми оттолкнула свой стул, чтобы последовать за Анджелой и поговорить об украшениях для вечеринки, но не успела она еще добраться до двери, как ее тихо окликнули.

Она оглянулась, и ее взгляд упал на единственного человека, оставшегося в помещении, и ее рука опустилась, так и не дотронувшись до дверной ручки.

– Что бы ты ни скрывала от меня, – сказал Джаред, – ты должна мне рассказать. Сейчас же.

Он стоял, подперев спиной стену, и Кэми знала, что именно так он всегда вставал, когда хотел чувствовать себя в безопасности, когда хотел отгородиться от мира. Ей захотелось в остром порыве подойти к нему, обнять, поцеловать, свести еще не разгоревшуюся ссору на нет.

Она сделала шаг, но не более. Она не подошла к нему. Просто отошла от двери и опустила руку на маленький журнальный столик. Столик дрожал, потому что ее поза была неудобной, а не потому, что она сама дрожала.

– Я не… – произнесла она. – Я не хочу ничего скрывать от тебя.

– Значит, и не скрывай. Я знаю, что не так… умен, как ты, но не лги мне, как делаешь это сейчас, – сказал Джаред, проглатывая слова, словно они причиняли ему физическую боль.

– Что? – пораженно спросила Кэми. – Джаред, брось, ты умный. Ты же знаешь, я считаю тебя умным. И уже не раз говорила, что считаю тебя умным.

– О, да неужели. Того, кого оставили на второй год?! Человека, который не может справиться с элементарными вещами, в отличие от тебя, Эша и Анджелы. Который не может ничего иного, кроме как огрызаться и собачиться с другими людьми. Я знаю, что ты хорошего мнения обо мне, но ты вроде как снисходишь до меня, когда рассказываешь, чем хочешь заниматься в Кембридже.

– Что?! – недоуменно произнесла Кэми. Она была сбита с толку, но потом припомнила, как рассказала Джареду, что хотела бы изучать журналистику в Кембридже, не углубляясь в пояснение тонкостей изучения литературы и прочих курсов. – Потому что ты – американец, и мне казалось, что тебя не очень прикалывают тонкости моих планов по попаданию в английский колледж. Это не потому, что я считаю тебя тупым.

– Не важно, – ответил Джаред. – Важно, что я вижу – ты что-то скрываешь от меня.

– Ладно, ты прав. Мне не хотелось об этом говорить при папе и твоей тете, но очень высока вероятность того, что это заклинание убьет нас, или кого-то из нас. Но мы все равно уже рискнули жизнью, чтобы остановить тех людей. Да и разница невелика, потому что вместо того, чтобы вновь столкнуться с другими чародеями, мы просто наложим заклинание на себя. Ты уже это проделывал, и не раз. Роб мог убить тебя, когда ты пришел за Теном. Я думала, он так и сделал. Любой из нас уже давно мог погибнуть в предыдущих стычках. Кроме того, мне нужна сила, чтобы спасти маму. И я никому не позволю меня остановить.

Она сжала край стола и посмотрела на Джареда. Он смотрел на нее, его голова слегка откинулась назад, чтобы прислониться к стене. Необычайно бледные глаза юноши были полны света. Кэми увидела в них свое отражение.

– Нет. Ты… Ты все еще лжешь мне, и я не понимаю почему, но не нужно этого делать. – В его голосе звучала мука, почти страдание. – Прошу тебя, не лги.

– Я сказала правду, – неуверенно произнесла она.

– Это не вся правда. Я же вижу. Ты же знаешь, что я чувствую все, что чувствует Эш. Я не могу прочесть его мысли, но чувствую, что он в чем-то согласен с тобой, что вы оба хотите… отгородить меня от чего-то. Защитить. А мне это не нужно. Мы можем погибнуть, а это означает, что мы должны быть честны друг с другом. Иначе как-то нечестно получается. Если ты решила, что меня можно защитить ложью, или я мешаю воплощать твои решения, то считай, что ты уже меня убила. Кэми, не вынуждай меня спрашивать еще раз: что ты скрываешь от меня?

И это впервые, подумала Кэми, когда он ведет себя так, показывая, что его чувства так же важны, как и ее, не впадая в бешенство, испытывая боль, потому что не может придумать иного способа, как это выразить словами и представить, будто кому-то есть дело до его боли, кроме него самого. Но ее всегда волновала его боль, и она хотела пощадить его. Правда была слишком ужасна, чтобы делиться ею, слишком тяжела, чтобы возлагать ее бремя на него.

Но он был прав. Она бы хотела знать правду, и неважно, насколько та была ужасной. Она должна была проявить по отношению к нему то же уважение, что и требовала от него к себе.

– Заклинание сгубило Мэтью Купера и Энн Линберн, – призналась Кэми. – Оно убило…

Джаред отстранился от стены. Обычно, ей было сложно прочесть выражение его лица, но сейчас она предельно ясно видела, о чем он думал. Она ощутила его ужас, словно тень поглотила ее сердце.

– Оно убило источник и чародея, изначально с ним связанного, – закончил за нее предложение Джаред. – А второй чародей выжил.

Он неожиданно пришел в движение, но направился отнюдь не к ней, а к камину и встал, облокотившись на него одной рукой. Кэми только и оставалось, что смотреть на изгиб его спины, на то, как каждый ее мускул напрягся. Его лицо она видела только в отражении зеркала, но как бы ей хотелось не видеть его сейчас.

– Ты и Эш погибнете, – сказал он хрипло, – а я выживу.

– Мы этого не знаем наверняка, – возразила девушка.

– Нам известно это со слов Элинор Линберн.

– Может быть, мы все выживем, – сказала Кэми, а потом добавила тише, – а может, и все погибнем.

– И ты не хотела мне рассказывать, потому что прекрасно знала, что я ни за что не подпишусь на это. Не существует такой победы, которая заслуживала бы такого риска.

– Но ведь речь идет о целом городе, – сказала Кэми, – о моей маме.

– Речь идет о твоей жизни! – рявкнул он.

– Вот именно! – выкрикнула она в ответ. – Это моя жизнь! И мне решать, что с ней делать! Не смей вести себя так, будто моя жизнь значит для тебя больше, чем для меня!

Она ждала, что он снова будет кричать, но он повернулся к ней лицом. И его без того бледное лицо совсем потеряло цвет.

– Вы с Эшем уже все решили, как я погляжу. И проведете церемонию со мной или без меня. Которая может убить вас обоих, и даже, если я приму в этом участие, не факт, что это поможет спасти город. И как ни крути, либо я выгляжу чудовищем, либо позволяю вам стать мучениками. И я буду чудовищем, если попробую остановить вас. Хотя я рад бы им стать, если бы это спасло тебя, но у меня, похоже, нет выбора. Я должен подчиниться, и мне останется только надеяться, что я тоже погибну, ибо не хочу уподобиться Элинор Линберн, которая взамен спасения города получила лишь тишину на всю оставшуюся жизнь.

– Я не хочу, чтобы ты погиб, – прошептала Кэми.

Было бы утешением знать, что Джаред продолжит жить дальше, пусть и без нее. Но она не могла ему доверять. Он мог отчаяться или совершить нечто отчаянное, все разрушить, потому что не ценил себя или не понимал, с чего бы кому-нибудь другому ценить его. И это понимание обернуло все, что должно было бы утешать, в страх.

Но он быстро понял, что они с Эшем уже определились в своем решении. Он выяснил это, исходя из чувств Эша и выражения ее лица. Может быть, она могла довериться ему, надеясь, что он постарается выжить, даже если не хочет. И ему придется жить дальше без них. Может быть, не стоило это скрывать от него. Может быть, все будет в порядке.

– Я не могу на это пойти, – резко сказал Джаред.

Он сорвался с места и пошел прямиком к ней. Она восприняла это как обнадеживающий знак. Она наблюдала за ним и одновременно пыталась договориться сама с собой: если он сделает к ней навстречу четыре шага, то и она двинется к нему навстречу.

Или даже три.

– Мы должны, – сказала ему Кэми. – Знаю, как это сложно, но я правда считаю, что это единственный выход.

– Я не это имел в виду. Я говорил о нас.

Кэми посмотрела на него. Он посмотрел на нее: он выглядел очень серьезным, словно для него все было взаимосвязано и имело значение. Как будто мысль о том, что им всем суждено скоро погибнуть, означала, что он не смог вынести другую мысль – быть с нею оставшееся им время.

– Что? – спросила Кэми и услышала, как слабо прозвучал ее голос. – Ты наказываешь меня за мое же решение, да?

– Я не наказываю тебя, – сказал Джаред. – Я же не какой-нибудь там приз. Сама идея этого нелепая и жалкая. Я бы никогда на это не согласился. Но ты уже все решила.

Это было правдой, но она не ожидала услышать ее от него. Все дело во внутренней неуверенности, что у нее была, в комплексах, которые, как она говорила себе, глупы. Но может быть, это она сама была глупа. Она сглотнула и посмотрела на него. Он на нее. Его серые глаза были серьезны. Полны решимости. Он даже не сердился. Он не пытался причинить ей боль, как когда-то. Он просто сказал ей правду.

– Мы не можем быть вместе, когда есть кто-то другой, кто будет знать все о тебе, будет чувствовать твои эмоции и узнает все секреты, которые я никогда не смогу узнать.

– Мы можем попытаться, – возразила Кэми, и она хотела продолжить спорить с ним, но поняла, что не может подобрать слова.

Она пыталась не думать об этом, потому что, когда она по-настоящему думала об этом – об Эше, который молил их остановиться, и о том, как она делилась с ним тайнами и улыбалась ему – понимала, что Джаред прав. Все это время она знала, что их отношения невозможны, и все же надеялась и мечтала о них, и старалась ради них, и думала, что если он тоже приложит усилия, то возможно, надежда таки есть.

– Если ты хочешь быть со мной… – произнесла Кэми и замялась. Если чудо произойдет, и они выживут, а их связь с Эшем разорвется, то что? Но она не думала, что они выживут.

И если уж быть до конца честной, то Кэми никогда не знала наверняка, что она значила для Джареда вне их связи и его воспоминаний о связи. Она и не хотела слышать, что из-за ее связи с Эшем Джареду она не нужна, никогда. Она все равно умрет. А раз так, зачем ей воспоминание о том, как она просила его быть с ней, а он отказал.

Хотя он уже все равно это произнес.

– Кэми, я больше не могу притворяться. Мне это не нужно.

Голос его прозвучал грустно.

– Понятно. – Она было подумала, что ее голос будет слабым, но он прозвучал сильно и даже яростно. До абсурда зло. – Отлично. Проехали. Но церемонию мы проведем.

Когда она вышла из комнаты, то хлопнула дверью. Она почувствовала себя дурно от того, насколько несправедливо это было, как и несправедлив был выбор, который ей пришлось сделать, и заклинание, которое им придется принять. Она никогда не хотела любви, о которой мечтали девочки, подружки детства, ей даром не нужна была любовь, придававшая ее жизни смысл. Ее жизнь и без того его имела. Это казалось такой глупостью, все клише об ощущении себя полноценной, завершенной, о немыслимом отчаянии или необычайном счастье, любви с первого взгляда или любви на веки вечные, уверенности, когда она никогда и ни в чем не была уверена, кроме его важности для нее. И это все еще казалось настолько далеким от опустошающей боли, которую она испытывала прямо сейчас. Ей нужны были университет и журналистика. Она считала себя умной, разбирающейся в жизни и любви.

У нее уже был Джаред, весь целиком, и ей больше не нужен был никто другой. Он у нее был, и она его потеряла, хотя все это время пыталась убедить себя в обратном.

Никто не может рассказать историю любви независимо от возлюбленного: люди рассказывают истории любви друг другу, и Джаред отказался говорить то, что она надеялась услышать.

Джаред был прав. Теперь, когда они могли погибнуть, настало время быть честными, признать суровую правду. Она была ему не нужна. Она его потеряла.