Текст книги "Второй шанс"

Автор книги: Сара Дессен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

– Дети всегда остаются детьми для родителей, если только предки сами не ведут себя как подростки. И наоборот. Понимаешь, о чем я?

Конечно! Вот, оказывается, в чем дело: я с самого рождения вела себя как взрослая, и в этом вся беда! Наверное, по той же причине Холлис сбежал на два года в Европу, отделившись от родителей океаном и долгое время ограничиваясь общением по телефону. Ах, как много семей, где все перевернуто с ног на голову. Чтобы почувствовать себя ребенком, приходится бежать из дома и возвращаться назад, чтобы стать взрослым.

Я молча переваривала услышанное, а в это время мимо кафе, петляя между прохожими, проехали на велосипедах Адам с Уоллисом. Холлис тут же не преминул заметить:

– А значит, еще не поздно.

– Не поздно для чего?

– Не поздно научиться кататься на велосипеде. – Он кивнул в сторону магазина. – Спорю, твои друзья в два счета обучат тебя.

– Я умею кататься на велосипеде.

– Да? А когда ты научилась?

– Мне было шесть лет, – напомнила я непререкаемым тоном, – и я каталась на подъездной дорожке.

Холлис подумал с секунду, затем уточнил:

– Ничего не путаешь?

– Нет!

– Лично я помню, как ты села на байк, сразу грохнулась и больше к нему ни разу не подходила. Велосипед отправили в гараж, где он преспокойно ржавел, пока отец не сбагрил его куда-то.

– Все было не так. Я помню, что каталась по подъездной дорожке!

– Каталась? – Брат сощурился, глубоко задумавшись. – Наверное, так и было. Кажется, за последние годы я частично растерял рассудок, не говоря о памяти.

Действительно, у кого из нас двоих память надежнее? Надеюсь, сомнений не возникает. Кроме того, кто лучше меня помнит все, что происходило со мной в те далекие годы?!

Однако на протяжении всего ужина мне никак не удавалось выкинуть из головы слова Холлиса. Его занимательные рассказы о Европе и первой встрече с Лаурой я слушала вполуха, пытаясь мысленно вернуться в тот памятный день на подъездной дорожке. Вот стою перед велосипедом, усаживаюсь на кожаное сиденье, нажимаю на педали и уношусь вдаль! Так и должно было произойти. Или нет?!

12

– Ходят слухи, что ты сильно изменилась, – произнесла мама сухим, бесцветным голосом.

Я вынула изо рта зубную щетку, уже почти без пасты.

– Изменилась?

Последнее время, словно по расписанию, мама звонит около пяти часов дня – я как раз просыпаюсь, а у нее заканчивается рабочий день. Хотелось верить, что она скучает или хотя бы понимает, какая важная родственная связь существует между матерью и дочерью. Но в действительности маме просто необходимо спустить пар и поделиться негодованием по поводу Холлиса. Брат, уехав от нас, живет с ней под одной крышей, по-прежнему безумно влюбленный в Лауру, чем выводит маму из себя.

– Изменилась в лучшую сторону, если тебя это интересует, – добавила мама, судя по тону, сильно сомневаясь в сказанном. – Твой братец так и сказал, мол, наша Оден расцвела.

Я покосилась на отражение в зеркале: волосы растрепаны после сна, на губах зубная паста, футболка с растянутым воротником пропахла сигаретами после вчерашнего посещения кегельбана. Да уж, расцвела! Только цветочков пока не видать!

– Ну и что? – вяло откликнулась я.

– Холлиса поразили перемены, произошедшие в твоей жизни, – продолжила мама. – Говорит, у тебя появилось много друзей и даже кавалер имеется.

Ага, задает вопросы! Значит, задело за живое.

– Нет никакого кавалера.

– Только парень, с которым гуляешь ночами. – На сей раз реплика мамы звучит как утверждение.

Я снова взглянула на свое отражение и призналась:

– Да, именно так.

Изменив привычный уклад жизни, брат превратился в раннюю пташку. Холлис, всегда дрыхнувший до обеда, теперь поднимается ранним утром и бегает вместе с Лаурой. После пробежки они возвращаются в дом, чтобы заняться йогой и медитацией. Впрочем, как оказалось, Холлис не уходит с головой в «омы» и «намасте». Когда я вернулась домой под утро следующего дня после их приезда, он тут же прибежал разведать ситуацию.

– Оден Пенелопа Уэст, – с укоризной погрозил он пальцем, пока я закрывала парадную дверь. – Посмотри на себя, ты встала на порочный путь! Как не стыдно! Ай-ай-ай!

– Мне не стыдно, – ответила я, мысленно желая, чтобы братец прекратил ерничать.

– Что за парень подвез тебя домой? – Холлис отодвинул занавеску, чтобы разглядеть Илая, но тот уже направился к грузовичку на подъездной дорожке. – Разве он не должен сначала предстать пред моими очами и получить благословение от брата, прежде чем сопровождать тебя на прогулки?

Я молча бросила на брата укоризненный взгляд, прислушиваясь, как в гостиной Лаура монотонно повторяет мантры.

– Моя младшая сестренка! – с надрывом в голосе воскликнул Холлис. – Встречается по ночам с парнем. А ведь еще вчера играла с Барби и прыгала со скакалкой!

– Ой, Холлис, хватит, – возмутилась я. – Мама считает Барби орудием шовинизма, а со скакалкой не прыгают уже с 1950 года.

– Не верю глазам! – продолжал в том же духе брат, игнорируя мое замечание. – Ты так быстро растешь! Глядишь, завтра выскочишь замуж и родишь ребенка.

Я решила не обращать внимания на насмешки и поднялась в спальню. Впрочем, мое нежелание продолжать разговор не остановило его ни в тот раз, ни в последующие дни. Каждое утро Холлис специально встречал меня на пороге дома, распахивая дверь, когда я появлялась на дорожке. Однажды даже вышел на веранду, когда мы подъехали к дому, и стал знакомиться с Илаем. Процедура сопровождалась традиционным обменом любезностями.

– Хороший парень, – сказал Холлис, после того как мне удалось урезонить его. – Откуда у него шрамы на руке?

– Дорожная авария, – объяснила я.

– Да? А как это произошло?

– Честно говоря, подробностями не интересовалась.

Брат кинул на меня недоверчивый взгляд, открывая парадную дверь.

– Странно, если учесть, что вы проводите столько времени вместе.

– Просто как-то к слову не пришлось, – пожала я плечами.

Скорей всего, брат не поверил. Ну и ладно! Мне все равно. Устала каждому встречному-поперечному объяснять наши отношения с Илаем. Даже себе. В конце концов, нас с ним связывает многое, а не что-то одно. Долгие бессонные ночи, поездки за покупками в гипермаркет и строительные магазины, восхитительные пироги у Клайда, боулинг ранним утром и мой квест! Нам некогда говорить о своих шрамах, видимых и невидимых человеческому глазу. Просто веселимся и с легкомысленным безрассудством каждую ночь берем у жизни то, что она задолжала.

Мама снова отпила глоток вина, а я вышла из ванной и потопала в свою спальню мимо комнаты Фисбы. Из полуотворенной двери детской неслись звуки искусственных волн, набегающих на берег.

– Ну, если говорить начистоту, – продолжила мама, – я очень рада, что у тебя нет серьезных отношений с мальчиком. Поверь, накануне обучения в Дефрисе тебе меньше всего нужен красавчик, который станет уговаривать остаться с ним на побережье. Умная женщина понимает, что короткие романы хороши для приятного времяпровождения и всегда заканчиваются ничем.

Были времена, когда мне ужасно нравилось считать себя похожей на маму. Боже, ничего на свете я не желала так, как ее признания. А вот сейчас меня коробит от ее слов. Наши отношения с Илаем отличаются от маминых шашней с аспирантом (точнее, с аспирантами).

– Как дела у Холлиса? – сменила я тему.

Мама протяжно и тяжело вздохнула:

– Твой брат определенно сошел с ума. Совершенно обезумел. Вчера, вернувшись домой, знаешь, за чем я его застала?

– Не имею ни малейшего понятия.

– За завязыванием галстука. – Она выдержала долгую паузу для достижения желаемого эффекта и добавила: – Лаура отправляет его на собеседование в банк. Твоего брата! Да он в прошлом году в это же самое время жил в палатке на склонах альпийских предгорий!

Как же легко теперь отвлечь мамино внимание от моих проблем! Одно упоминание о Холлисе, и поток стенаний уже не остановить.

– В банк? – удивилась я. – Он хочет стать кассиром?

– Не знаю, – раздраженно ответила мама. – Еще не спрашивала. Он просто убил меня наповал. Но самое главное, Холлис добровольно соглашается на кабалу только потому, что Лаура считает работу полезной. Мол, она поможет ему стать «более ответственным» и «подготовленным к совместной жизни». Что в этом хорошего? Их отношения и любовью не назовешь, настолько они дисфункциональные. Не знаю, как их вообще можно назвать.

– Называй белибердой.

– Что?

Слишком поздно! Слово нечаянно сорвалось с губ, я даже сообразить толком не успела.

– Ничего, – быстро ответила я.

Услышав приближающиеся шаги, я выглянула в коридор и увидела папу и Хайди, поднимающихся по лестнице. Судя по виду, у них происходит довольно напряженный разговор: папа с раздражением жестикулирует руками, а Хайди только молча качает головой. Неслышно закрыв дверь, я переложила телефон к другому уху.

– …нелепо! – жаловалась мама. – Два года полного погружения в европейскую культуру, и для чего? Для того чтобы целыми днями просиживать штаны над депозитами? Как представлю, так сердце от горя разрывается.

Гм, голос у нее действительно опечаленный, но я не сдержалась и брякнула, не подумав:

– Мама, большинство людей в возрасте Холлиса имеют работу. Особенно если не учатся в университетах.

– Господи, я растила вас не для того, чтобы вы в итоге слились с серой массой посредственностей, – осерчала она. – Как ты не понимаешь?

В памяти возник нынешний ночной визит в гипермаркет. Мы с Илаем заглянули в секцию игрушек. Остановившись перед огромным ящиком со спортивными резиновыми мячами, он выбрал один и стал отстукивать им об пол.

– Здорово, да?! – восхитился Илай. – Слышишь?

– Стуки?

– Это больше, чем просто стуки. Это звуки неминуемо надвигающейся боли.

Я с сомнением покосилась на отскакивающий от пола мяч:

– Какой боли?

– В вышибалах или в кикболе, – пояснил он. – Если, конечно, ты играла в эти игры, как мы.

– Стой, – запротестовала я. – Я играла в вышибалы и кикбол.

– Серьезно?

– Еще бы!

– Надо же! Но ведь это уличные игры.

– В них, к твоему сведению, еще играют в школах и спортивных залах. – Илай недоверчиво поднял брови. – А что? Те же самые игры!

– Вообще-то не совсем.

– Ой, да ладно!

– Серьезно. В школе одни правила, а на улице – другие. Они отличаются, точно говорю.

– Откуда ты знаешь?

– Любой подтвердит, кто играл и в спортивном зале, и на улице с друзьями, – сказал он, забрасывая мяч обратно в ящик. – Уж поверь мне.

Мама отпила очередной глоток вина.

– Чуть не забыла! Для тебя пришло письмо из Дефриса. Наверное, прислали уведомление о расписании, проживании и так далее. Хочешь, чтобы я открыла его?

– Да, если не трудно.

В трубке послышался звук разрываемой бумаги, шуршание и мамин вздох.

– Как я и подозревала, расписание приема пищи, табель успеваемости, анкета для подбора соседа по комнате… которую, кстати, надо отослать до конца недели.

– До конца этой недели?

– Бог мой! – застонала мама. – Что это? Тест на совместимость? Послушай вопросы: «Чем вы занимаетесь в свободное время?», «Вы трудоголик или беспечно относитесь к занятиям?» И они говорят о высшем образовании?! Это больше похоже на знакомство по Интернету.

– Вышли анкету письмом, – попросила я. – Заполню и отправлю, как только смогу.

– А если опоздаешь, поселят с какой-нибудь развеселой вертихвосткой! Давай лучше заполним анкету прямо сейчас, – пробормотала она. – Ой, погоди минутку. Тут приложена вторая страничка, в которой предлагается «альтернативное расселение».

– И что там?

Мама на мгновение замолчала, читая анкету, потом пояснила:

– Предлагаются отдельные этажи и даже целые общежития, объединенные общей направленностью в обучении, например изучением иностранных языков, занятиями спортом. Дай-ка еще почитаю… да, идеально!

– Что идеально? – переспросила я, услышав, как заскрипела бумага под ручкой.

– Программа Пемблтон, – объяснила она. – Только что тебя записала.

– Что?

Мама прокашлялась и громко прочитала:

– «Согласно программе Пемблтон студенты, изъявляющие желание посвятить себя исключительно изучению выбранных предметов, имеют возможность поселиться в общежитии, которое находится на удаленном расстоянии от университетского городка. Им предоставляются комнаты, рассчитанные на проживание одного студента, собственная библиотека с научными пособиями, а также возможность пользоваться материалами двух основных университетских библиотек, находящихся по соседству. Члены программы Пемблтон имеют право свободно распоряжаться временем для обучения, не отвлекаясь на общественные мероприятия студенческих братств».

– Что означает…

– Ни тебе соседок по комнате, ни вечеринок и никаких глупостей! Это именно то, что ты хотела.

– Гм, – засомневалась я. – Даже не знаю, что сказать. Не кажется тебе такое проживание несколько ущербным?

– Вовсе нет, – убежденно произнесла мама. – Пойми, тебе не придется сталкиваться с пьяными парнями из студенческого братства и жить по соседству с сексуально озабоченными сплетницами. Идеальный вариант – не сомневайся! Осталось только вписать фамилию, и можно…

– Не надо! – быстро остановила я. На другом конце линии повисло удивленное молчание. В голове появился мысленный образ мамы: ручка застыла в руке, брови приподняты, а глаза округлились от неожиданности. – Не думаю, что подобная программа мне подойдет.

Тишина. Наконец мама заговорила тихим голосом:

– Оден, как ты не понимаешь, общие мероприятия в студенческих общежитиях отвлекают от учебы! Ведь большинство поступают в университет только ради общения и веселья. Тебе действительно хочется жить с такими пустышками в одной комнате?

– Нет. Но и посвящать все время учебе не собираюсь.

– Ох! – Голос стал совсем чужим, и меня обдало холодом. – Это и есть последствия твоего «расцвета»? В один миг образование пошло побоку, а на уме одни мальчишки, подружки да наряды?

– Конечно, нет. Но…

Вздох в трубке, громкий и тяжелый, чуть не оглушил, несмотря на дальнее расстояние.

– Стоило заранее предвидеть: лето, проведенное вместе с Хайди, скажется на тебе не лучшим образом. Восемнадцать лет ушло на то, чтобы ты осознала важность серьезного и ответственного поведения, и за какие-то пару недель все пошло прахом. Ты рядишься в розовые бикини и легкомысленно крутишь роман с местным мальчишкой!

– Мама, – повысила я голос, – дело совсем не в Хайди.

– Конечно, не в Хайди, – вдруг легко согласилась она. – Ты сама растеряла все стимулы и цели! Как только сумела опуститься до такой жизни?!

Ее слова напомнили обидное папино утверждение, что все мои личные достижения в учебе являются результатом удачно подобранного экзотического имени. Получается, все хорошее во мне – заслуга родителей, а плохое – идет лично от меня. Я прикусила губу, пытаясь сдержать слезы.

– Я и не думала меняться и осталась прежней!

В ответ опять тишина. Маму такая правда не устраивает. Она еще хуже, чем прогулки в розовых бикини в компании парней из студенческого братства.

– Я вышлю анкету по почте, – наконец процедила мама официальным, холодным тоном. – Выбирай сама, что пожелаешь.

– Хорошо, – сглотнула я противный комок.

На мгновение воцарилась напряженная тишина. Интересно, что скажет мама дальше? Как выйти из тупика, куда завела расширяющаяся между нами пропасть? Ведь способов наладить отношения миллионы, но мама в очередной раз удивила – не выбрала ни один. Просто повесила трубку, оставив за собой последнее решающее слово, а меня – без единой мысли о том, что делать дальше.

Наверное, конфликты – явление заразное. Они словно вирусы, передаваемые по воздуху.

Когда через двадцать минут я вышла из спальни, чтобы идти на работу, в детской затихли раскаты океанских волн и их сменили звуки громкой перебранки.

– Не спорю, ты заслуживаешь свободного вечера, – сказал отец. – Только давай не сегодня.

– Почему не сегодня? – спросила Хайди под тихое хныканье Фисбы. – Я вернусь к девятичасовому кормлению, а малышка недавно проснулась…

– В девять часов?! Сейчас еще половина шестого вечера!

– Роберт, мы всего лишь поужинаем, выпьем по коктейлю…

– Где? В «Стамбуле»? – возмутился он. – Обязательно тратить на это три с половиной часа?

Повисла долгая пауза. Даже не заглядывая в детскую, без труда представляю себе, какое выражение застыло на лице Хайди. Наконец папа произнес примирительным тоном:

– Дорогая, я отнюдь не возражаю, чтобы ты повеселилась на славу. Только я так давно не оставался один с новорожденным ребенком и просто…

– Фисба – не новорожденный младенец. Она твоя дочь! – Изби загукала, словно подтверждая слова мамы. – Ты воспитал двух прелестных детей, так что справишься. А теперь возьми-ка ее на руки. Мне пора собираться на ужин.

Папа запричитал что-то в свое оправдание, но тут внезапно дверь детской распахнулась, и я поспешно ретировалась. Но видимо, действовала недостаточно быстро.

– Оден, – позвал отец, – ты не могла бы…

– Нет, не могла бы, – бросила Хайди через плечо, а меня подтолкнула вперед по коридору, сказав: – Иди. Он справится сам.

Дойдя до лестницы, я не выдержала и обернулась, чтобы рассмотреть мачеху. И не зря! Передо мной стояла совсем другая женщина, не имеющая ничего общего с Хайди в заляпанной футболке, с неряшливым хвостиком на голове и темными кругами вокруг глаз. Волосы аккуратно уложены в прическу, на лице – легкий макияж, к темным джинсам и туфелькам на каблуках подобран в тон черный топик, а на шее висит серебряная цепочка с подвеской в виде ключика, усеянного красными камнями. Помню-помню! Такие цепочки с подвесками мы получили в магазине с новым товаром на предыдущей неделе, и, кстати, расходились они нарасхват.

– Ух ты! – восхитилась я. – Выглядишь сногсшибательно!

– Нравится? – Хайди оглядела свой наряд. – Я так давно не наряжалась, что даже засомневалась, будет ли одежда впору. Наверное, стресс все-таки сжигает лишние калории.

В коридор проникли пока еще тихие крики Фисбы, обещавшие вскоре перерасти в громогласный рев. Хайди с беспокойством оглянулась на детскую, но потом решительно развернулась на каблуках и направилась в свою спальню. Пройдя вслед за ней, я оперлась о косяк двери, пока она рылась в сумочке.

– Как же ты вдруг переменилась, – заметила я, пока мачеха внимательно осматривалась в спальне, как оказалось, в поисках розовой помады. – И дело не только в одежде.

В детской не на шутку раскричалась Фисба. Хайди скривилась, но нашла силы открыть помаду и накрасить губы.

– Ты права… За последние пару недель я поняла, что мне нужно свободное время для отдыха. Знаешь, мы много говорили об этом.

– С отцом?

– С Карен.

– Да?

Хайди кивнула, бросая помаду в сумку:

– После рождения ребенка я не решалась попросить твоего отца о помощи, к тому же привыкла все делать сама. А он не очень-то стремился помогать.

– Совсем не стремился!

– Карен напомнила, что он вырастил двоих детей. В конце концов, он – отец Фисбы. Она сказала, что для рождения ребенка нужны двое, а чтобы его достойно воспитать, потребуется еще больше людей. Намного больше, – улыбнулась мачеха. – Карен взяла с меня обещание, что я устрою девичник, которого с нетерпением ждут подружки. Честно говоря, так бы и не решилась на него, пока не приехала Лаура. Она почти дословно повторила слова Карен, и тогда я задумалась, а может, действительно в этом есть смысл.

Глянув в зеркало, Хайди поправила сбившуюся прядь, а я удивленно проговорила:

– Мне казалось, вы совсем не разговаривали с Лаурой, когда она приезжала с Холлисом.

– Да, сначала не разговаривали. Если честно, она меня пугала. Ее ведь не назовешь задушевной собеседницей.

– Да уж, верно, – кивнула я.

– В ночь перед отъездом Лаура заглянула на кухню за стаканом воды, а я как раз укачивала Фисбу. Поначалу она молча наблюдала за нами, потом я предложила ей подержать малышку. Лаура согласилась, и так, слово за слово, мы разговорились. В этой девушке скрыто гораздо больше, чем видно на первый взгляд.

– Поделись своим открытием с моей матерью, – хмыкнула я. – Она на дух не переносит Лауру.

– Неудивительно! Они же похожи как две капли воды. У обеих есть что-то от безжалостных, циничных и расчетливых стерв, поэтому их и отталкивает друг от друга, как два однополярных магнита. А если присмотреться внимательнее, они вовсе не такие стервозные.

В голове снова прозвучал резкий, холодный голос мамы из последнего телефонного разговора. Если люди не похожи на маму, ей абсолютно все равно, что они из себя представляют. Но, по мнению Хайди, до настоящей стервы ей далеко.

– Значит, мама не стерва?

– Конечно, нет.

– Почему?

Хайди покосилась на меня:

– Потому что она вырастила тебя. И Холлиса. Долгое время она любила твоего папу. У настоящих стерв жизнь складывается иначе.

– Что с ними происходит?

– Они остаются одинокими старыми девами.

Я с удивлением приподняла бровь:

– Можно подумать, ты хорошо знаешь таких женщин.

– Конечно, потому что сама была одной из них.

– Ты? Не верю!

Хайди улыбнулась:

– Обещаю когда-нибудь рассказать об этом периоде в моей жизни, а сейчас мне пора: надо поцеловать Фисбу и не расклеиться перед уходом из дома. Договорились?

Я кивнула, по-прежнему стоя у порога спальни и обдумывая наш разговор. Когда мачеха проходила мимо, она вдруг на секунду замешкалась, быстро склонилась и чмокнула меня в лоб, а потом полетела дальше по коридору, напоследок окутав ароматом духов. Что ею двигало? Инстинкты? Внутренние мотивы? В любом случае мимолетный поцелуй удивил до глубины души, но еще больше поразило, что мне он доставил радость.

Тем же вечером, направляясь после работы, как обычно, в «Газ энд Гроу», я услышала звуки знакомого грузовика, подъезжающего сзади. Каково же было мое удивление, когда секунду спустя перед ногами с хлопком упала газета.

Я недоверчиво поглядела на нее, потом перевела взгляд на Илая:

– Что, для разнообразия разносишь газеты?

– Вообще-то их разносит мой друг Роджер, – ответил он, а я подобрала газету с земли, заметив стопку таких же в кузове грузовичка. – Но Роджер заболел гриппом, так что я помогаю ему. К тому же это неплохое дополнение к твоему квесту.

– Доставка газет?

– Да. – Илай притормозил машину, приглашая сесть на пассажирское сиденье. Когда я села, он добавил: – Это тоже своего рода ритуал из детства. Моей первой работой стала доставка «Колби купон клиппер» на велосипеде.

– Я тоже работала, – с гордостью сообщила я.

– Да? И где?

– Целое лето помогала одному профессору с кафедры английской литературы составлять библиографию для книги. Потом работала личным помощником мамы, исполняла обязанности бухгалтера. Да и все прошлое лето помогала желающим с тестом Хантсингер.

Лично я считаю резюме вполне впечатляющим, однако на Илая оно не произвело никакого впечатления. С невозмутимым взглядом он нажал на педаль газа и заявил:

– Что ни говори, тебе обязательно надо поработать разносчиком газет. Хотя бы одну ночь!

После недолгого посещения прачечной Клайда и мелких закупок в гипермаркете мы вернулись в Колби к району пирса. Так и ехали медленно по дороге с кипой газет между сиденьями, а Илай держал в руке список адресов. Часы уже давно пробили два часа ночи.

– Одиннадцать-сто, – показал Илай на разноуровневый дом справа. – Твой.

Я взяла газету и, как следует размахнувшись, бросила к подъездной дорожке. Она ударилась о бордюр и прыгнула прямо в лужайку, полностью исчезнув из виду.

– Ой! – только и сказала я.

Илай остановил грузовик, а я выпрыгнула из кабины, отыскала газету и снова бросила в направлении дома. На сей раз бросок удался и она упала прямо на дорожку.

– Оказывается, это труднее, чем кажется со стороны, – призналась я, сев обратно в машину.

– Со стороны все кажется легким, – глубокомысленно заметил Илай, взял газету и изо всех сил метнул через дорогу к дому с аркой. Газета приземлилась прямо на верхние ступеньки крылечка, войдя в десятку лучших бросков. Онемев от изумления, я уставилась на Илая, а он только плечами пожал:

– Я же говорил: «Колби купон клипер». Два года работы не прошли даром.

– Однако здорово.

Мой следующий бросок мог бы считаться лучшим, но газета перелетела подъездную дорожку, упав мимо лужайки. Пришлось опять выходить из грузовичка, чтобы переложить ее в защищенное от утренней росы местечко.

– Черт, у меня ничего не получается.

– Это всего лишь вторая попытка, – успокоил Илай и метким броском отправил газету к крыльцу бунгало с пластиковым фламинго на фасаде.

– Однако, – повторила я.

Илай неотступно наблюдал за мной, пока я предпринимала следующую попытку. Газета наконец-то упала на ступени – очень хорошо! – но тут же отскочила в соседние кусты – очень плохо! С застрявшей ежевикой в волосах, после водружения газеты на крыльцо я возвратилась в машину, и сил скрывать горькое разочарование уже не оставалось.

– Послушай, – начал Илай, метнув следующую газету прямо на крылечко другого дома, – нельзя все делать лучше всех.

– Но мы же просто разносим газеты!

– Ну и что?

– А то! – разозлилась я, пока он делал следующий прицельный бросок. – Я ни капельки не расстроюсь, если, допустим, не разберусь в квантовой физике или не сумею изучить китайский язык. Потому что это трудные предметы и требуют определенных усилий!

Илай промолчал, потому что я опять промазала мимо подъездной дорожки футов на десять. А когда вернулась обратно, спросил:

– А доставка газеты усилий не требует?

– Это совершенно другое! Послушай, я всегда стремлюсь к совершенству, и мало кто со мной в этом сравнится.

– Значит, ты хорошо справляешься со всем, за что берешься, – пояснил он для себя.

– Мне удается учеба, – продолжила я, бросив очередную газету чуточку удачнее. – Потому что учебой можно заниматься наедине с собой. Только я и исследуемая тема!

– Одна в четырех стенах, с головой в работе, – добавил он.

Я с опаской покосилась на Илая, но не обнаружила ничего подозрительного. Он просто передал газету, которую я швырнула к следующему дому. Она упала на дорожку, может, чуть левее, чем надо, но Илай не дал мне шанса подвинуть ее, проехав дальше.

– Жизнь полна разочарований, – заявил он, метнув следующую газету перед поворотом. – Порой приходится терпеть неудачу, и ничего с этим не поделаешь – такова жизнь.

– У меня были провалы.

– Да? Какие же?

Я на мгновение задумалась, и в результате ответ прозвучал не слишком убедительно.

– Помнишь, ты говорила, что потерпела неудачу в общественной жизни.

Илай заехал за поворот, по пути разбрасывая газеты по адресам. Улица утопала в темноте, но он точно попадал в цель.

– Ты ведь не мечтала стать королевой выпускного, а потом мечта вдруг не сбылась?

– Ну, я никогда и не мечтала о короне, да и вообще ни о чем подобном.

– Значит, никакого провала не было! Ты просто оставалась в стороне от событий – вот и все.

Мы ехали по темным улицам. Илай больше не передавал мне газеты, а сам метко разбрасывал их по домам.

– А как насчет тебя? – полюбопытствовала я. – В чем ты потерпел фиаско?

– Лучше спроси, где я неудачу не терпел, – легче будет перечислять, – признался он, останавливаясь возле знака «Стоп».

– А если серьезно?

Илай кивнул, вытянул руку и стал загибать пальцы.

– Алгебра, футбол, Лейси Макинтайр, катание на скейте в хаф-пайпе…

– Лейси Макинтайр?!

– Восьмой класс. Несколько месяцев готовил речь, чтобы пригласить ее на танцы, а она отказала. На виду у всех присутствующих в столовой.

– Ничего себе!

– Так-то! – Он свернул в узенький переулок, где стояло всего несколько домов. Хлоп, хлоп, разлетались газеты к крылечкам. – Слушай дальше: не сумел расположить к себе отца Белиссы, который до сих пор меня на дух не переносит, не смог убедить младшего брата не быть эдаким дуралеем, не научился сам ремонтировать машину.

– Ого! Длинный списочек!

– А что я тебе говорил?! Я ни к черту годно справляюсь почти со всем, за что берусь.

Я оглянулась на Илая, и тут мы подъехали к очередному знаку «Стоп».

– И ты никогда не расстраиваешься?

– Расстраиваюсь, как же без этого, – честно признался Илай. – В неудачах и провалах нет ничего хорошего, но они лучше, чем другая альтернатива.

– Какая?

– Ничего не предпринимать из-за боязни неудач, – посмотрев прямо в глаза, сказал он. – Понимаешь, жизнь слишком коротка!

Никогда не встречаясь с Эйбом и зная его только со слов Мэгги и Лиа, я неожиданно почувствовала его присутствие в машине. Он незримо сидел на том же самом месте, где и я, и ехал с нами по городу. А может, Эйб был здесь всегда.

Илай повернул на следующем повороте, и я с удивлением узнала знакомые дома, стоявшие по соседству с отцовским. Вон и его дом – прямо по пути и как раз с моей стороны. Это знак! Рядом с нашим домом я взяла газету из стопки между нами и твердо произнесла:

– Мой черед.

Отведя руку, как делал Илай, я нацелилась на этот раз не на подъездную дорожку, а на крылечко. Крыльцо приближалось, и наконец, дождавшись подходящей минуты, газета пролетела высоко над лужайкой и с хлопком приземлилась на лобовом стекле «приуса» Хайди.

Илай остановил машину и игриво проговорил:

– Надо думать, семья поймет и простит, но все же придется переделать!

Я выскользнула из машины – в который раз за ночь! – сняла злополучную газету с лобового стекла и как можно тише скользнула на крыльцо, намереваясь оставить ее в самом центре половичка. Вдруг из-за двери донесся гневный голос отца.

– …вот что имею в виду! Я сделал все, чтобы ты получила желаемое. Но как быть с тем, чего хочу я?

Я отпрянула от двери, нащупав ногой нижнюю ступеньку. Господи, уже почти три часа ночи. Слишком поздно для задушевных бесед, не иначе как случилось что-то ужасное!

– Ты правда сам не хотел ребенка? – прозвучал дрожащий голос Хайди. – Если это так…

– Дело не в ребенке.

– Тогда в чем?

– В нашей жизни, – устало ответил папа. – В том, как она изменилась.

– Роберт, тебе не привыкать, ведь ты дважды проходил через отцовство и знаешь, что значит иметь в доме младенца.

– В то время я сам был ребенком, а сейчас повзрослел. Теперь все выглядит по-другому. Это…

Тишина. Только слышно тихое урчание грузовика за спиной.

– …не то, чего я ожидал, – наконец договорил папа. – Хочешь услышать правду? Пожалуйста! Я не готов ко всему этому.

«Ко всему этому!» – емкое словосочетание, необъятное, как безбрежный океан, шумевший поблизости. Сложно определить, к чему или к кому оно относится, а вдруг охватывает все стороны жизни? Впрочем, Хайди не ошиблась.

– Это твоя семья, готов ты, Роберт, к тому или нет.

Словно в прятки играем! Да, я не участвовала в уличных играх, но это не мешает знать правила. Прячетесь поблизости, пока водящий ведет отсчет и потом – готов ты или нет! – идет искать. Здесь главное – не выдать себя при приближении водящего: замрите и даже не дышите, в душе уповая на то, что никто не обнаружит тайного убежища. Если в панике сдвинетесь с места, второго шанса не дадут, а значит, конец игре.