Текст книги "Любовь красного цвета"

Автор книги: Салли Боумен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 40 страниц)

С этими словами мужчина встал, захватил с собой виски и пошел прочь.

– Подожди, Роуленд, – окликнула его женщина и с симпатией посмотрела на Митчелла. – Не обращайте на него внимания, – сказала она, понизив голос. – Я вам верю. Я знаю, вы не стали бы лгать в такой серьезной ситуации. Ведь как-никак умерла девочка.

Митчелл, которому на протяжении целого дня никто не верил, ощутил волну благодарности и потребность сейчас же исповедаться этой симпатичной женщине.

– Слушайте, – быстро заговорил он, подаваясь вперед, – вот что я вам скажу по поводу этой мертвой девчонки. За этим стоит он. Она уже не первая, кому он причинил вред. До нее, прошлой зимой, была французская девчонка, так он располосовал ей бритвой лицо. А потом – еще одна, из Голландии. Ее звали Аннека. Богатые родители, хорошая школа. Она жила с ним некоторое время, была его девчонкой, а он «угощал» ею всех, кого ни попадя. Вы меня понимаете? Так вот, вчера я спросил его про нее, поинтересовался, что с ней. Она мертва. Говорю же вам, он – настоящий маньяк. Глядите. Глядите сюда…

Он подвинулся вперед, чтобы свет падал на его лицо.

– Взгляните, что он сделал с моим носом. Вчера. Он, сволочь такая, укусил меня – просто так, без всякой причины. Мне теперь нужно сдавать кровь на анализ. Он наверняка заразил меня СПИДом. Я, может, уже умираю… Я не против того, чтобы рассказать вам все. У меня это уже в печенках сидит. Я даже спать не могу. Вчера он продал мне какую-то новую хреновину. По сорок фунтов за таблетку, представляете! Сказал, что это называется «белая голубка». Черт знает, что это такое! Она из меня чуть дух не вышибла. Посмотрите на мои руки – они до сих пор трясутся, а перед глазами все плывет.

Высокий мужчина вернулся и снова сел за столик, но Митчелл, которого уже понесло, этого даже не заметил. Он не отрывал глаз от женщины, которая слушала его чрезвычайно внимательно, с выражением испуга и ужаса на лице.

– Роуленд, отдай ему, пожалуйста, виски, – сказала она возбужденно. – Неужели ты не видишь, ему же плохо! Я ведь говорила тебе: он нам поможет.

Мужчина передернул плечами и подтолкнул стакан с выпивкой через стол, а женщина пододвинула к Митчеллу пакетик с чипсами и бутерброд. Голодный как волк, он расправился с едой за считанные секунды. Репортеры посовещались между собой вполголоса. Женщина, казалось, что-то предлагала, а мужчина отказывался. Через некоторое время, пожав плечами, она вновь повернулась к Митчеллу.

– Слушайте, – сказала она, – Роуленд считает, что я не должна вам этого говорить, но мне кажется, он не прав. Дело в том, что мужчина, которого вы описали… Мне кажется, я его знаю. По-моему, это тот самый человек, которого я уже давно пытаюсь прижать к ногтю.

– Оставь это, Джини, – вмешался ее спутник, однако женщина не обратила на его реплику внимания. Митчелл наполнился гордостью.

– Правда? – спросил он. – В таком случае я наверняка смогу вам помочь. А почему бы и нет, верно? Я ведь ему ничего не должен. Если вы засадите его, от этого всем только лучше станет.

Его слова, казалось, произвели на женщину впечатление, однако на лице ее отразилось сомнение.

– Вы уверены? – спросила она. – Мне не хотелось бы подвергать вас опасности.

– Вы что, думаете, я боюсь этого парня? Еще чего! – Митчелл раздулся еще больше. – Вы же, я надеюсь, не выдаете своих информаторов?

– Конечно! Полная анонимность гарантируется. – В руке у женщины словно из воздуха материализовался диктофон. Митчелл, загипнотизированный ее взглядом, даже не заметил, как она нажала кнопку записи.

– Скажите, – проговорила она, готовясь ловить каждое слово Митчелла, – этот ваш поставщик… Его ведь можно назвать вашим поставщиком, правда? Его зовут Стар?

Митчелл кивнул, а затем, наклонившись к ней, быстро заговорил, не упуская ни единой детали.

* * *

Через час, когда уже начало вечереть, Джини сидела в одолженном у Макса «Лендровере», дожидаясь Роуленда. Тот находился в полицейском отделении, беседуя с детективом, который допрашивал его сегодня утром. Джини наблюдала, как из магазинов возвращаются по домам нагруженные покупками обыватели. Она увидела, как из паба вышел изрядно нагрузившийся Митчелл и, пошатываясь, побрел по тротуару. Роуленд появился через пятнадцать минут.

– Они до сих пор не нашли «БМВ», – сказал он, забираясь на водительское сиденье, и завел мотор. – Я пересказал им то, что мы услышали от Митчелла, по крайней мере, то из его рассказа, что заслуживает внимания. – Чуть поколебавшись, Роуленд посмотрел на Джини и добавил: – Ты здорово его расколола. Просто здорово.

– Обычная работа, – пожала плечами Джини. – Ничего особенного, но я действительно старалась. И нам повезло – мы поймали его в самый подходящий момент. Было бы, конечно, хорошо, если бы он сообщил нам побольше. Например, настоящее имя Стара, его адрес. – Джини слегка улыбнулась. – Что-нибудь более конкретное, стоящее.

– Я смогу что-нибудь выяснить о той голландской девушке. Аннеке. Ее отец торгует бриллиантами. Только что полицейские сообщили мне кое-какие подробности.

Роуленд говорил ровным голосом, озирая автомобильную стоянку, где находилась их машина.

– Что еще? – посмотрела на него Джини. – Они ведь наверняка сообщили тебе что-то еще.

– Час назад стали известны результаты вскрытия. Оказалось, что смерть Кассандры была вызвана наркотиками. Медики еще не знают, что именно она приняла. Для этого необходимо дождаться результатов токсикологической экспертизы.

– Как много времени это займет?

– По их словам, не менее трех дней, а может, и больше. Не пускаясь в дальнейшие объяснения, Роуленд снял ногу с тормоза, и машина двинулась. Они выехали с автомобильной стоянки и оказались в причудливом лабиринте улиц с односторонним движением. Это был час закрытия магазинов, и поэтому дороги кишели машинами. Они ехали молча и наконец, миновав пригородные районы, очутились на более спокойных сельских дорогах. Этот маршрут был не очень хорошо знаком Роуленду, к тому же смеркалось, и поэтому он вел машину сосредоточенно и внимательно. Шоссе, по которому они двигались, пошло под уклон и сделало крутой поворот. Теперь вокруг них расстилались буковые леса. Кроны деревьев, растущих по обе стороны дороги, были такими пышными, что образовали шатер, и теперь машина ехала словно в зеленом туннеле. Когда они выехали на более открытый участок, Роуленд искоса взглянул на Джини. За все это время она не произнесла ни слова, и Роуленд подумал, что это не характерно для женщины.

Он не видел ее лица из-за серебристых волос. В машине было холодно. Джини сидела, закутавшись в свой плащ и скрестив руки на груди. Вокруг ее шеи был намотан ярко-зеленый вязаный шарф, а под ним виднелась узкая полоска бледной кожи. Волосы, длинные надо лбом, сзади были коротко острижены. Стрижка была сделана не очень профессионально, скорее всего самой Джини. Такую прическу мог бы придумать для себя мальчишка. Она придавала Джини беззащитный вид, чего Роуленд не замечал раньше. Почему-то это показалось ему трогательным.

Он размышлял о том, что может твориться в ее душе. Может быть, Макс прав, и она действительно порвала со своим знаменитым Паскалем Ламартином? Может, ее молчание означает, что она снова, подобно придуманной им сказочной принцессе, вновь забирается в свою раковину?

Наконец он решил, что настало время заговорить.

– Так или иначе, – начал он, – мы получили важную информацию. Точнее, ты получила. Теперь полиция сможет установить местонахождение Майны. Они воспользовались приметной машиной, да и сами они бросаются в глаза: красивый парень в приметной одежде и молоденькая девчушка с рыжими волосами. Если только они по-прежнему вместе.

– Я думаю, они вместе, – откликнулась Джини. – Даже не думаю, а уверена.

– У тебя есть для этого основания? – с любопытством взглянул на женщину Роуленд и не заметил в ней никаких признаков отчужденности. Она говорила обычным тоном, но с какой-то странной уверенностью.

– Никаких особых оснований. Скорее интуиция. Кроме того, я помню, что рассказывал нам Митчелл. Из его слов можно вывести некий стереотип поведения Стара. Прошлой зимой – девушка-француженка, которую затем сменила Аннека. Теперь – Майна. Он подбирает их на некоторое время и, возможно, привязывается к ним. Ненадолго. Ему нравятся совсем молодые девушки, а Майна выглядит гораздо моложе своего возраста. По словам Шарлотты, ей можно дать лет двенадцать. И еще кое-что…

– Продолжай.

– Судя по всему, он испытывает пристрастие к девушкам из богатых, благополучных семей. Кроме того, возможно, в его выборе играет роль и их национальность. Девочка, которую он изрезал бритвой, была француженкой, Аннека – голландкой, Майна – американка. Не исключено, что ему нравится выдергивать девушек из их домов, отрывать от семей. Возможно, это дает ему ощущение собственного могущества.

– Интересно. И что же дальше?

– Именно поэтому я задумалась о том, как далеко он мог увезти Майну. Ведь они уехали за десять часов до того, как ее хватились.

– Да, это верно. Они стартовали в полночь, причем на мощной машине. За два-три часа они могли добраться до любого города на берегу Канала, а оттуда продолжить путь по туннелю на пароме или на пароходе.

– Думаешь, они могли отплыть ночью?

– Не знаю. В полиции и не удостоверились проверить это сразу. Макс сейчас как раз занят тем, что выясняет расписание отправлений паромов и кораблей. Ранним утром рейсы есть – это точно. Они могли пересечь Канал и оказаться во Франции уже к рассвету.

– Но с таким же успехом они могли направиться куда угодно. В Амстердам, к примеру.

– Совершенно верно, куда угодно – и в Бельгию, и в Италию, во Францию, или Германию… А может, они вообще не покидали Англию.

Джини поежилась от холода и плотнее закуталась в плащ.

– Он опасен, – сказала она, – и поэтому я очень боюсь за девочку.

– Он опасен, что правда, то правда, – с мрачным кивком подтвердил Роуленд. – А то, чем он торгует, еще опаснее.

Некоторое время в машине царило молчание. Потом Роуленд отрывисто заговорил:

– Послушай, я должен извиниться перед тобой. Когда мы с Максом вернулись домой сегодня утром… То, как я говорил, непростительно. Я был груб. Извини меня за мои слова.

– Не надо извиняться. Я рада, что ты говорил именно так. Ты был прав, и я заслужила, чтобы со мной разговаривали грубо. – Джини помолчала. – Если кто-то и должен извиняться, так это я. Мне стыдно за то, как я себя вела. Тебе это, наверное, не интересно, но мне бы хотелось, чтобы ты это знал.

Голос Джини был тихим. Это признание далось с видимым трудом, и, окончив говорить, она погрузилась в глубокое молчание. Ее замкнутость начала действовать Роуленду на нервы.

– Я также хотел сказать, – сухо продолжил он, – что я читал твои статьи и всегда восхищался ими. Особенно – теми, которые ты писала в Сараево.

– Спасибо, но… – Джини сделала какое-то неуловимое движение. – Я взяла за правило никогда больше не говорить о Сараево.

– И даже не хочешь, чтобы тебя хвалили? – несколько резко спросил Роуленд. Джини повернула голову, посмотрела на него долгим неподвижным взглядом, а затем снова отвернулась.

– Нет, – спокойно ответила она, – за это – нет. Я не чувствую, что заслужила похвал.

– Почему нет?

Роуленд снова посмотрел на нее. Она ответила не сразу. На какое-то мгновение ему в голову даже пришла циничная мысль, что она всего лишь напрашивается на дальнейшие комплименты, но затем он заметил, как в углу ее глаза блеснула слезинка, понял, что его подозрения жестоки, и устыдился.

– Расскажи мне, – заговорил он уже более мягким тоном, – объясни. Я хочу выслушать тебя.

– То, что я писала, не соответствовало действительности. – Она говорила, по-прежнему отвернув от него лицо, но Роуленд уловил в ее голосе неожиданное возбуждение. – В моей писанине не содержится и тысячной части того, что я видела там. Возможно, так всегда бывает в подобных ситуациях, но я по своей глупости такого не ожидала. Слова… Я в них больше не верю. Способны ли слова хоть что-либо изменить в этом мире?

– Возможно, не очень многое и не очень надолго. – Роуленд подумал. Он чувствовал, что она перестанет уважать его, если ответ его будет неискренним. – Но, с другой стороны, – медленно продолжил он, – чего можно добиться с помощью молчания? А вот правильные слова, хорошие статьи все же могут способствовать переменам.

– Перо сильнее меча? – Джини мельком взглянула на собеседника. – Мой отец любил повторять эту фразу. Когда-то ей верила и я. А теперь не верю.

– Я как-то встречался с твоим отцом, – сказал Роуленд. – В Вашингтоне, когда работал там корреспондентом.

Джини насторожилась и повернулась к Роуленду. Ее руки, лежавшие на коленях, непроизвольно сжались. На секунду он отвел взгляд от дороги и заметил, как загорелись ее глаза.

– Давно это было?

– Порядком. Лет семь назад. Мы с ним перекинулись парой слов, вот и все. Там был бар под названием «У О'Брайана», где постоянно толклись журналисты из «Пост».

– Конечно, это могло произойти только в баре. Если не в этом, так в другом. Он сильно пьет, и тебе об этом, должно быть, известно.

Она говорила, словно защищаясь. Роуленд сбавил скорость.

– Да, я это знал. Он пьет постоянно?

– Он – алкоголик. До того, как он им стал, отец был всего лишь сильно пьющим человеком и, как большинство из них, любил говорить, что в любой момент может это бросить. Не знаю, в какой момент он перешел ту черту, которая разделяет две эти стадии, если, конечно, такая черта вообще существует.

– Он пил и тогда, когда ты была ребенком?

– Не помню. Я, в общем-то, никогда не жила с отцом. Когда мне было пять или шесть лет, моя мачеха забрала меня к себе в Англию.

Роуленд чувствовал, что с каждой секундой Джини все больше замыкается. Между ними росла невидимая стена. Некоторое время они ехали в молчании, но потом руки Джини, лежавшие на коленях, вдруг задвигались, и она сказала:

– Сейчас он в больнице, в Аризоне. Лечится от пьянства. Он, правда, и раньше пытался, но не получалось. Может, хоть теперь сработает. Он был сильно пьян, когда вы с ним встретились? Я надеюсь… Мне бы хотелось надеяться, что нет. Людская память коротка, а ведь когда-то он был хорошим журналистом.

Роуленд был тронут ноткой мольбы, прозвучавшей в этих словах. Он уже плохо помнил этого некогда прославленного журналиста, завоевавшего Пулитцеровскую премию и превратившегося со временем в опустившегося толстого пьяницу с сиплым голосом. Во время их встречи он сидел за стойкой бара в окружении прихлебателей, которых у него становилось все меньше, а незадолго до ухода Роуленда попытался встать с табуретки, но не удержался и грохнулся на пол.

– Да нет, – уклончиво ответил он на вопрос Джини. – Он был не так уж пьян. Можно считать, нормальный.

– Он случайно не рассказывал про Вьетнам? – В остром взгляде Джини, устремленном на Роуленда, читалась боль.

– А почему ты спрашиваешь?

– Просто это – свидетельство одной стадии опьянения. Роуленд теперь просто чувствовал отчаяние, сквозившее в голосе женщины, которому она безуспешно пыталась придать твердость. Он решил солгать.

– Нет, об этом он не говорил. – Их автомобиль выехал на пересечение дорог и повернул налево. – Хотя мне было бы интересно послушать его рассказы об этом. Я читал книгу, которую твой отец написал о Вьетнаме, и был восхищен ею. В молодости он писал просто блестяще.

– Приятно слышать. – Впервые Роуленд уловил в ее голосе неподдельную радость. Чувствуя отвращение к самому себе и надеясь застать ее врасплох, он быстро задал следующий вопрос:

– Это твой отец оказал на тебя такое влияние, что ты решила поехать в Боснию? Или – Паскаль Ламартин?

– Мне хотелось, чтобы отец мной гордился. Еще будучи девчонкой, я всегда мечтала стать… – Джини осеклась. Ее руки на коленях дрожали, голова была низко опущена. – Возможно, если бы я была мальчиком, все сложилось бы иначе. А так… Именно мужчины затевают войны, и поэтому у них лучше получается описывать их. Конечно, это удавалось – причем неплохо – и некоторым женщинам, но – очень немногим. – Джини помолчала, пытаясь справиться с охватившим ее волнением, и сухо закончила: – Так что теперь я даже не знаю, кого винить в своей неудаче: то ли свой пол, то ли свой характер. Наверное, все-таки характер, как ты полагаешь?

Роуленд не ответил. Ответ Джини заинтересовал его по нескольким причинам. Его также удивило то, что Джини явно не захотела говорить о Паскале Ламартине. Почему она считает, что ее работа в Боснии неудачна? С каждой сказанной ею фразой Роуленд пересматривал свое первоначальное мнение об этой женщине. Ему понравился вопрос, которым она закончила свою речь, и тот тон, которым он был произнесен. Этот вопрос застал его врасплох.

Роуленд притормозил, посмотрел на сидевшую рядом женщину, а затем, придя к какому-то неожиданному решению, съехал на обочину. Остановив машину, он повернулся к Джини.

– Могу я тебя кое о чем спросить? Известно ли тебе, почему ты находишься здесь?

– Здесь? Почему я приехала на эти выходные к Максу? – недоуменно переспросила Джини и слабо улыбнулась. Лунный свет обострял черты ее лица. – Конечно, я понимаю это, Роуленд, я же не дура. Я нахожусь здесь из-за того, что Шарлотта и Макс жалеют меня. Скорее всего на них насела Линдсей и прожужжала им все уши о том, что я нахожусь на грани нервного срыва. Они пригласили меня по доброте, за которую я, похоже, отплатила не той монетой.

– Диагноз Линдсей правилен?

– Относительно нервного срыва? – Джини встретилась с ним взглядом, но затем нахмурилась и отвернулась. – Нет, хотя, возможно, я была близка к этому. На Рождество. Тогда мне действительно было туго, но сейчас это прошло. – Поколебавшись, она продолжала: – Время от времени я веду себя плохо. Ты, вероятно, заметил это сегодня утром. Я раздражала тебя, раздражала всех остальных. Я и сама это понимаю… – Джини снова виновато улыбнулась. – Знаешь, что говорит по этому поводу Линдсей? Что я вызываю у нее сочувственную усталость.

Удивленный Роуленд также улыбнулся и подумал, что могло произойти на Рождество. От него не укрылась боль, прозвучавшая в ее голосе, когда она упомянула этот праздник, хотя Джини и пыталась скрыть это.

– Разумеется, она права. Я вела себя непростительно эгоистично. Придется исправляться. – Теперь она говорила быстрее. Лицо ее по-прежнему было повернуто к окну. – Теперь-то я понимаю, что мне просто нужно взяться за работу. После возвращения из Боснии я не могла заставить себя писать. Даже испортила несколько хороших тем.

– Неужели? Ах да, кажется, Макс что-то говорил мне об этом.

– Но после того, как я отправилась к этому чертову сараю, после того, как мы поговорили с Митчеллом, я почувствовала: наклевывается настоящая статья. А я ведь уже забыла, каково это: загореться какой-то темой. Но сейчас… Я очень хочу отыскать Стара. И больше всего мне хочется найти Майну. Так что если я каким-либо образом могла бы быть полезной, если, может быть, Макс захочет, чтобы кто-то поговорил с подружками Кассандры и Майны, я бы могла заняться этим. Мне бы хотелось это сделать. В общем, я – в вашем распоряжении, – закончила она внезапно упавшим голосом.

Роуленд понял, что, предложив свою помощь, Джини уже не верила в то, что она будет принята. Она ожидала уверток или прямого отказа. Что-то или кто-то, подумал Роуленд, убил в ней надежду на лучшее.

– Почему тебя это так интересует? – спросил он.

– Из-за Майны. – Джини позволила волосам упасть на ее лицо. – Я знала одну девочку вроде нее.

– Да? И она оказалась в такой же ситуации?

– Возможно. Но ей повезло больше.

Джини поежилась и только тут заметила, что машина стоит на месте.

– Так или иначе, нам пора возвращаться. Почему мы остановились?

– Я хочу объяснить тебе, почему ты оказалась здесь в эти выходные. Это вовсе не было жестом сострадания. Ты ошибаешься.

– Ошибаюсь? – Она повернулась и с недоумением посмотрела на Роуленда.

– Да. Ты оказалась здесь, потому что я попросил Макса пригласить тебя. Он вообще устроил все это по моей настоятельной просьбе. Я хотел встретиться с тобой. И хотел, чтобы мы работали вместе.

– Правда? – Джини покраснела. – Наверное, я чего-то не понимаю. Почему же ты не мог просто поговорить со мной об этом? Зачем было выстраивать такие декорации? А-а, понятно… – Кровь внезапно отлила от ее лица. – Ты боялся, что я откажусь? Или думал, что Линдсей настроит меня против тебя?

– Не скрою, эта мысль тоже приходила мне в голову.

– Значит, не только из-за этого? – Она пристально посмотрела на собеседника. – Значит, тут кроется что-то еще. Ты хотел прощупать меня, посмотреть, не превратилась ли я окончательно в развалину, в неврастеничку, с которой не стоит связываться?

– Я бы не стал называть это так. Ты писала о войне, о безобразной войне. Это не могло не повлиять на тебя. Честно говоря, если бы это на тебя не повлияло, я бы, наверное, в меньшей степени хотел повстречаться с тобой. Но мне нужно было убедиться…

– Не стоит так тщательно подбирать слова. Я не придаю большого значения такту, а ты не похож на тактичного человека. Лучше говори прямо. – Она помолчала. – Ага, понятно. Я начинаю прозревать. Видимо, между этой историей и той, которую ты раскручивал, существует какая-то связь, о которой ты не догадывался? Это каким-то образом связано с наркотиками, с «белыми голубками», с Амстердамом. Вот почему вы с Максом так странно отреагировали на мой рассказ о разговоре с бродягами.

Джини умолкла. Возбуждение, которым только что светилось ее лицо, внезапно угасло.

– Ладно, – устало сказала она и откинулась на спинку сиденья. Роуленд увидел, как на ее лицо упал лунный свет.

– Ты позволишь мне объяснить, в чем тут дело? – спросил он.

– Здесь? Сейчас?

– А почему бы и нет? Здесь нам никто не помешает, да и времени это займет не так много. Ты не замерзла?

– Немного.

– Я оставлю мотор работать и включу печку.

Роуленд помолчал, выключил фары и подождал, пока глаза привыкнут к полутьме. Затем он указал рукой в сторону проселочной дороги, серебрившейся в лунном свете.

– Видишь эту дорогу? Она тоже ведет к тому злополучному сараю. Однако вся эта история, как ты правильно догадалась, начинается не здесь. Она начинается вовсе не со смерти Кассандры и даже не с человека по имени Стар. До сегодняшнего дня я вообще не слышал о нем. Она начинается…

Роуленд замолчал. Если бы он был правдивым до конца, он должен был бы сказать, что для него самого эта история началась много лет назад в Вашингтоне. Однако сейчас обнаруживать свои чувства было несвоевременно и неуместно.

– Она началась в Амстердаме. Прошлой осенью.

* * *

– Тогда, – начал Роуленд, – я работал над серией расследований, связанных с наркотиками, и незадолго до перехода в газету Макса у меня появились кое-какие новые зацепки. Мне рекомендовали повнимательнее приглядеться к сравнительно небольшой группе, которая занималась производством наркотиков и базировалась в Амстердаме. До этого момента меня в основном интересовали героин, кокаин, новые маршруты доставки наркотиков, участие в этом русской мафии и так далее. Эти расследования продолжаются до сих пор, и я по-прежнему пытаюсь распутывать этот клубок. Но та история меня также заинтересовала. Группа из Амстердама, на которую мне дали наводку, занималась несколько другим: разработкой новых наркотиков, наркотиков будущего, как сказали бы некоторые. Они уже достигли некоторого успеха в этом «новом отважном мире», в котором мы живем.

Роуленд бросил на Джини быстрый взгляд, пытаясь определить, уловила ли она его последний намек. Затем, наморщив лоб и глядя на поля, расстилавшиеся за окном машины, он продолжил. Манера его речи – сжатая и сухая – заинтересовала Джини. Раз или два она замечала, что Роуленд испытывает гораздо более сильные ощущения, нежели выражает его лицо, и ей показалось, что внутри него бушует скрытый гнев, который ему с трудом удается подавить.

– Группа в Амстердаме, – продолжал он, – была создана усилиями нескольких молодых людей. Один был американцем и несколько лет отирался на задворках мирового наркобизнеса, одновременно торгуя наркотиками и употребляя их самолично. Второй, его напарник, был ученым – одаренным голландским химиком. Оба парня достигли определенных успехов на ниве производства и сбыта МДМ – наркотика, известного также под названием «экстази», и его разновидностей, но в прошлом году почувствовали, что рынок этого зелья значительно сузился. Подростки в дискотеках, которые являлись основным потребителем «экстази», стали смотреть на него с подозрением. Этот наркотик уже повлек за собой несколько смертей, к тому же стало ясно, что он не является сексуальной панацеей, как его рекламировали. Рынок был наводнен низкокачественными подделками. Некоторые из них представляли собой всего лишь смесь толченого аспирина и мела, другие оказывались смертельными. На подростковом рынке наркотиков большую роль играет мода. Многие из подростков даже близко не подойдут к шприцу и не станут ничего нюхать, но они с радостью станут глотать таблетки или капсулы. Они постоянно находятся в поисках чего-то нового, что позволит им испытать гораздо более сильный кайф.

Роуленд взглянул на Джини.

– Голландский химик решил создать принципиально новый наркотик. У него светлая голова, так что парень совершенно точно представлял себе, что следует искать. Ему было нужно что-нибудь такое, что вызывало бы у наркоманов более сильную по сравнению с «экстази» зависимость, гораздо сильнее действовало и дарило ощущение огромной силы, эдакого ускорения. В то же время новый продукт должен был обладать значительно более мощным, нежели у «экстази», сексуальным воздействием и, кроме того, без нежелательных в этом плане последствий.

– А употребление «экстази» приводило к нежелательным последствиям?

– Конечно. В какой-то момент наркотик дарил возбуждение, но затруднял у мужчин эрекцию. Все сильные наркотики неблагоприятно сказываются на сексуальных возможностях человека, и излишне говорить, что молодой химик был об этом прекрасно осведомлен. Для него было очевидным: сумей он создать наркотик, который усилит сексуальную потенцию потребителя, и тот озолотит его. Он станет богатым, очень богатым человеком.

– И ему это удалось?

– Да, по крайней мере, так он заявил. Ему сыграло на руку то, что он сумел найти инвестора – кого-то, кто согласился финансировать его исследования. Если судить по размаху, который приобрела эта голландская операция, спонсор проявил невероятную щедрость. Он предоставил химику-голландцу двести пятьдесят тысяч швейцарских франков, снятых с личного счета в Цюрихе. Эти деньги были переданы американскому партнеру химика в апреле прошлого года в номере отеля «Амстердам Хилтон». Уже через полгода голландский химик довел свое изобретение до кондиции и был готов к тому, чтобы выпустить его на рынок. Я думаю, вы знаете, как он назвал его.

– «Белая голубка»?

– Именно так. «Белая голубка».

На некоторое время воцарилось молчание. Джини с любопытством посмотрела на Роуленда.

– А вы хорошо информированы, – сказала она. – Кто же снабдил вас такими сведениями?

– У меня есть кое-какие контакты в американском Агентстве по борьбе с наркотиками. Химик и его американский партнер находились под наблюдением на протяжении целого года. Амстердам является главным перекрестком на путях международных наркоперевозок, поэтому вполне естественно, что АБН имеет там своих оперативников.

– Это понятно, – проговорила Джини, заметив, что после ее последнего вопроса Роуленд сразу подобрался и словно закрылся. – Мне неясно другое: наверное, для них нехарактерно снабжать подобной информацией английского журналиста.

– Я несколько лет проработал в Вашингтоне, – сухо сообщил Роуленд, – и имею там связи, корни которых уходят в далекое прошлое. Если позволите, в самом скором времени я вернусь к вопросу о финансировании исследований нового наркотика и о личности спонсора. Но вот что случилось прошлой осенью. У химика уже был готов его новый продукт, на который он возлагал такие большие надежды. Следующим его шагом должно было стать скармливание зелья клиентам, и эта часть работы возлагалась на американца. Он пошел проторенным путем: стал поставлять наркотик своим друзьям из мира рок-музыки, снабдил некоторым количеством товара клубы для гомосексуалистов, знакомых фотографов и фотомоделей. Слухи о новом товаре распространились быстро. Музыканты обнаружили, что с его помощью они могут, не отдыхая, записывать музыку весь день, всю ночь и еще следующий день в придачу. Фотомодели с радостью осознали, что таблетки напрочь отбивают аппетит, облегчают задачу следить за своей фигурой. Пошли разговоры о том, что «белая голубка» позволяет чувствовать уверенность, счастье и вдохновение. Вы можете обходиться без сна, без пищи. Не стоит говорить о том, что особо отмечался рост сексуальной мощи, который тоже являлся результатом действия этих маленьких таблеток.

– Это было на самом деле?

– По крайней мере так говорили. Американец утверждал, что «голубка» пробуждает ненасытное желание, и если у человека имеется возможность его удовлетворить, тогда… только держись! Шесть, семь, восемь раз за ночь – по его словам, это еще были цветочки. Он, конечно, был склонен преувеличивать, но… Могу только сказать, что хотя за два месяца они подняли цену на наркотик в три раза, от клиентов все равно отбою не было. Так что, возможно, в его заверениях и впрямь что-то было.

Роуленд, говоривший ровным голосом, пожал плечами. Джини вздохнула.

– Этого можно было ожидать, – продолжил он. – Только представьте: наркотик, который дарит счастье, стройную фигуру и сексуальную силу. Да ведь это – все, что нужно человеку двадцатого века!

– В нашем мире мало духовности.

Роуленду, который всегда чувствовал себя в этом мире не совсем уютно, показалось, что в этом отношении они с Джини похожи, и пристально посмотрел на нее.

– Надеюсь, вы понимаете, на какие суммы можно было рассчитывать в такой ситуации? Со временем, конечно, монополия на «белую голубку» разрушится. Найдутся другие специалисты, которые приобретут таблетку, раскроют секрет ее формулы и также примутся за производство, но это потребует времени. Поэтому сейчас голландец и его американский напарник намерены максимально и быстро увеличить производство. По словам того же американца, они рассчитывают получить максимальную прибыль в течение двух лет и надеются, что она составит ни много ни мало пять миллионов, после чего он собирается уйти от дел. Возможно, так и случится. А может быть, его планы изменят либо АБН, либо голландская полиция, либо пристрастие к героину. Об одном можно сказать с уверенностью: сознание того, что употребление «белых голубок» некоторыми людьми может привести к их смерти, не мешает спокойно спать ни голландцу, ни американцу. По их мнению, определенный элемент риска пойдет только на пользу распространению их товара. А судьбы таких, как Кассандра Морли, их не волнуют.