Текст книги "Погребальная похоть"
Автор книги: Саид Блиденберг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)
Спустившись на первый этаж, пара заглянула в подвал – он был просторный и сводчатый, и лет сто назад служил складом. Сейчас же всё было, как и сверху, тотально загажено и завалено громоздким мусором. На одной из стен торчали воткнутые мошонками на крючки для одежды резиновые пенисы, причем довольно натурального цвета и размера. Юзернейм, конечно, хохотнул, но выглядело это жутко. Вдруг раздались негромкие голоса в стороне, и луч её фонарика выхватил развалившихся в дальнем углу ребят со жгутами на предплечьях. Бояться их было бы напрасно, и ещё немного побродив, готы направились на выход.
Вскоре они спокойно вышли из подворотни – воздух оказался невероятно свеж. Проглянулось солнце, озаряя сырую улицу. Он гордо нёс пакет с пустыми бутылками, но заметив отсутствие помоек и наличие одного-единственного контейнера для строительного мусора у реконструирующейся церкви, закинул мусор в него. Пара чёрных фигур шествовала неспеша, но путь всё равно сгорал со страшной скоростью. А Юзернейм ещё не решил... Впрочем, намечать что-либо сейчас всё равно было необязательно, так как времени на раздумья ещё было достаточно. Однако, ещё поднимаясь с нею по разломанной лестнице в доме, он был уверен, что спустится обратно, точно зная, какой этой фемине вынесет вердикт. А сейчас они держались за руки.
Они так и держались, пока не остановились в пустой курилке некоего ресторана для легального перекура. Юзернейму даже хотелось стрельнуть и посмаковать никотиновую палочку его некогда фаворитных красных ковбойских сигарет, но чудом сдержался. Он заметил эту давно не испытываемую, уже забытую щекотку затронутых нервишек. Фактически, не потому, что его могли бы уже искать по поводу одного несчастного, но попахивающего криминалом случая; а потому, что он раздумывал – стоит ли затевать второй, почти неотличимый от чистого криминала?... Кристина достала старый телефон – массивную чёрную раскладушку, глянула время на маленьком внешнем дисплее и заговорила:
– До моей электрички ещё есть немного времени... Знаешь, я дура. Я часто предчувствую, когда совершаю большие ошибки в своей жизни, поступая так или иначе. И сейчас чувствую, что могу ошибиться. Думаю, что если так и ничего не скажу сейчас, то мы разойдемся и больше не увидимся. А я не хочу так. А ты?
Он поднял холодный взгляд:
– Я тоже.
Этого было достаточно, чтоб гарантировать её во плоти в скором времени, однако ж, удивлялся кто-то внутри – что это я творю?
– Я не знаю, как с вами, мужчинами, правильно разговаривать. Да и знать не хочу. Я вижу, что ты не ублюдок, и если предложу себя, ну, прямо в качестве рабы – ты не согласишься. Но если тебе что-то от меня понадобится, если есть какие-то условия – говори прямо. И ещё, пойми такую вещь – может, я и хотела когда-то раньше, чтоб у меня был кто-нибудь, но хорошо понимала, что я... Плохой друг. Нет, я могу выслушать, это-то полбеды. Но я не смогу поддержать – ведь я не знаю, зачем жить. И сомневаюсь, что захочу этому учиться в этом теле, в этой стране и оставшемся временном отрезке. Скажешь, никто не знает, зачем жить? А я так не думаю. Но мне не нужна семья и чужие ценности. Мне противно то, как недочеловеки сегодня выживают, и я не хочу быть в их числе – смешно, да... Конечно, у нас есть мизерные шансы, и надо сегодня же начать охуительно работать над собой, учить английский, чтоб стремится к лучшей жизни, но посмотрим правде в глаза – любая заграница будет смотреть на нас, как на гастербайтеров... Нахуй это надо, а? Я спрашиваю, нахуя продолжать бессмыслицу – но это риторика. Или ты всё-таки знаешь?
Йус опустил глаза и отрицательно покачал головой. Она продолжила:
– И ещё я заметила кое-что. Ты начал общение с вопроса о том, что лучше послушать перед смертью. А сегодня сказал, что не хочешь возвращаться домой, к прошлой жизни. Ты, кто всё бросил и уехал. Это какбы намекает. Я угадываю?
– А если и угадываешь, то что с того?
Она автоматически достала и закурила вторую сигарету:
– Ну как «что», блядь? Это же меняет всё... Нужно успеть жить. Знаешь, даже если мы формально поженимся для этой ёбаной прописки, то придется ждать, когда мои родители примут ислам... А мы за это время сами десять раз успели бы его принять! – Кристина нервно засмеялась и прокашлялась. – Так что это плохой вариант. Ну у нас есть, бля, дачный домик полуразъёбаный тоже, но мы и без прописки туда съебаться можем, но только выжить там без подготовки будет нереально.
– О дьявол, Кристина, ты так любезна, я прямо... – потерялся он, и глаза его настигла обратная сторона луны.
– Что с тобой?... Ты слышишь? Юзернейм?
Он что-то промычал. Кристи видела, что он вроде бы стоит на ногах, но всё-таки испугалась. Йус напоминал зомби. В своём же сознании горе-злодей утопал в океане мыслей и понимал, что скажи он сейчас что-то не так – всё пойдет крахом. С другой стороны, так может быть лучше для неё. Если для неё вообще возможно какое-то "лучше", конечно. Медленно, он включился:
– Кристина, ты и в самом деле угадала. Я правда решил покончить с собой и приехал только для этого, продав все свои пожитки, чтобы сейчас ни в чем себе не отказывать. Наша связь имеет смысл, только если ты тоже будешь готова... Надо же, не ожидал, что придется это говорить.
– Охуеть...
Теперь потерялась в раздумьях она. Из заведения рядом кто-то вышел, и взявшись за руки, они молча отчалили в сторону метро. Было на удивление людно. Пара прошла по площади мимо входа в метро, выше, в сквер, и разместилась на первой же пустой скамейке. Юм соображал:
– Послушай, я думаю, тебе лучше вернуться домой и подумать обо всём подольше, в спокойной обстановке. Знаешь, сквозь года этот день будет выглядеть просто кусочком приятного сна. Я вот видел много приятных снов. Сновидения не спрашивают, а просто берут и заканчиваются.
– Мне везде спокойно. Я думаю, что если отпущу тебя, то навсегда останусь одна. То есть вообще, так было бы и без этой встречи – я не имею ни перспектив, ни желания. Ни один парень никогда не пытался со мной познакомиться. А станет ли ещё кто-то вот так запросто писать мне на ластэфэме? Сможет проявить единомыслие в пару предложений? Понравится ли он мне, а я ему? Ой, какая ёбаная тщета! Ты видишь, какая это всё, блядь, ёбаная тщетность?
– Я вижу, милая, я прекрасно это понимаю.
Полушепотом она просила:
– Скажи ещё...
– Милая. Няшная. Дорогая. Самая одичавшая, необузданная, злая. Прекрасная гротескная королева.
Кристи отчаянно прижалась к нему и расцеловала – он обнял и затянул её поучиться лизаться. Насладившись, они с минуту помолчали. Вдруг она не выдержала:
– О мой бог, хули я выёбываюсь, о чём-то думаю?! Прости меня, это всё так внезапно... – у неё навернулись слезы, – я согласна, я буду готова. Всё будет, как скажешь. Пусть лучше это случится скоро и вместе с тобой, чем я буду влачить такое существование ещё десятилетия.
Хоть скамейка в центре города и не очень к тому располагала, Йус всё же задрал рукав её балахона и расцеловал ручку от тыла ладошки к запястью, далее по многочисленным шрамам к изгибу, а выше они встретились губами. Кристи охотно училась. Унявшись, он спросил:
– Всё будет, как я скажу?
– В рамках разумного, конечно. Ты что-то хочешь? Есть какие-то нюансы?
– Я хочу вылизать тебя с пальчиков ног до самой макушки, – она смущённо прыснула, – но это, к сожалению, не сегодня. Сегодня я должен вернутся к родным. А вот завтра... Мы правда можем уехать к тебе на дачу?
– Да, можем. Только старики в этом году не приезжали туда, это значит, там трава по пояс будет, в доме всё попрятано, но это ерунда. А ещё электричество, скорее всего, не работает.
– Думаю, это не проблема. А где она находится, и как можно добраться?
– Смоленская область. Там очень красиво. Предки ездят на поезде, потому что недорого, а раньше на машине. Мы же, кстати, по пути в ту область живем. Поэтому, если поедем, я подсяду к тебе на своей станции. А тебе с белорусского вокзала выезжать.
– Ясно. Тогда посмотрим. Ключи сможешь взять без объяснений?
– Смогу. Пусть только попробуют что-то вякнуть.
– Прекрасно. Впрочем, если что – пиши сообщение ласте. Не пиши смс, не звони – у меня это единственная симка, и она конспиративная, я её выну из трубки и спрячу на улице. И если вдруг у меня будут какие-то неотложные дела завтра, обо всем заранее сообщу на ластэфэм. Только ластэфэм, окей?
– Окей!
Они встали и направились к метро.
Сентиментально простившись, и условившись вновь встретится так скоро, как это возможно, Юзернейм проводил её в вагон, они поцеловались, и он кланялся с платформы. Весь обратный путь казался теперь ещё короче – он был слишком впечатлён этой девушкой и невероятным итогом совместного распития пива. Метро себя исчерпало несколькими переходами и одним перегоном непосредственно в поезде; а улица хоть и пыталась занять побольше времени, но он всё равно её не заметил.
Едва не забыв выключить фейкофон и изъять симку, он остановился и сделал это в соседнем дворе. Теперь, соображал он, может по-настоящему запахнуть жареным; а потому симку спрятал под камушек, уложенный у третьего столбика ограды маленького палисадника у соседнего дома.
Как и было условлено, он позвонил в домофон. Ответила и открыла Мадэмуазель. Она же поведала, что к Свете явились подруги и ангажировали её в какой-то там большой торговый центр на распродажу, и удалилась к себе. Йус же направился в комнату с петлёй, пауком и пианино – и обнаружил на столе записку следующего содержания:
«Любимый! Надеюсь, всё прошло успешно. Мои бесславно позабытые козочки, дурочки и писюхи вдруг объявились – сами пришли за мной, т.к. не могли дозвониться, и очень вовремя! Я уже умаялась месить высокоуровневых и предалась тоске. А Оне очень возбуждены какой-то там маркетинговой акцией, как это у них часто бывает, поэтому я надеваю маску нормальности и примыкаю к сему микросоциуму, всё-таки давно не была с дивчинами, а это иногда весело! Надеюсь, и мне повезёт. Если да – вернусь поздно.
Огненно целую!
Твоя Люциферочка»
Отложив бумагу, он разделся, пошёл вымыл руки, и прилёг на постель. В голове суетилось множество мыслей, но уверенно не желая о чем-либо думать, ему удалось продремать часок. Встав, и как-то вдруг не решаясь расхаживать по квартире в одних трусах, он взял пакет с доставшимися ему совершенно новыми вещами, наверное, от одного из братьев, и нашел джинсовые шорты, накинул рубашку, не застёгивая, и вернулся в ванную. Там Йус собрал волосы в пучок, умылся холодной водой и почувствовал, что организм требует нормальной пищи.
Выйдя из ванной, он заметил, что в кухне горит свет и хозяйничает мадэмуазель, хотя до этого её там не было.
Юзернейм прошел в кухню. Было приоткрыто окно, снаружи шумела в полголоса пробка, рычали и бубнили моторы, ныли гудки, завывали сирены. Чёрная грива мадэмуазели, собранная в высокий конский хвост, несколько завитая, контрастировала на белом халатике. Она сию секунду оглянулась:
– Здравствуй, Юзернейм! – обрадовалась женщина.
– Добрый день, Сильвия Григорьевна.
– Ну что ты, я же не педагог! Для тебя просто Сильви.
Со стороны он выглядел уверенно, но внутри при взгляде на эту восхитительную фигуру весь продрог, сердце на какое-то мгновение зависло и понеслось стучать... О Дьявол, он своими руками вершил над ней приговор к сквирту, даже не верится! Следовало немедленно собраться и держать себя в руках. Она приметила:
– Как тебе идёт с хвостиком! По-моему круче, чем маугли.
Сложно было не улыбнуться по-кретински! Ну что ты будешь делать, маугли?
– Благодарствую. Да, я если куда-то иду по делам, обычно всегда зачесываю, с костюмом смотрится эффектно.
– Представляю! Я тут кофе завариваю, 'блэк айвори' какой-то, будешь?
– Да, пожалуйста.
Йус вальяжно уселся на стуле, не дожидаясь приглашения.
– А чем ты, кстати, занимаешься? – спросила она, насыпая зёрна в кофемолку.
– Если говорить о любимом деле, то собираю компьютеры. А если о работе – бью баклуши на месте заместителя директора самой конторы.
Так вдохновлённо, будто речь идёт о занятиях фигурным катанием, она произнесла:
– Компьютеры – это здорово!
– И не говорите, – так же мечтательно, экспромтом, протянул он.
Мадэмуазель повернулась к нему в полоборота, прекрасно сознавая, как аппетитно в такой позе выглядит её бесподобный стан и гордый бюст. Под халатом на ней было строгое чёрное бельё. Он отважился и расслабленно взглянул на неё – вероятно, несколько нескромно, и заметил сейчас её мэйкап: красную помаду (очень его возбуждающую) и подведённые глаза, длинные ресницы, верхние веки были целиком обрисованы чёрной тенью, и сейчас она кокетливо, какбы стесняясь, приспустила их, надув губки. В замедленном режиме замдиректор наблюдал, как уверенно поднялись веки, обнажая пристальный взгляд больших чёрных глаз, а губки потянулись в улыбку – у Юзернейма пропал дар речи.
– Солнышко, ты не будешь против, если я сниму халатик? Так устала от этой жары!
– Пожалуйста, Сильви, не мучьте себя...
Произнёс за него, будто бы, какой-то запасной, страхующий актёр-двойник. Юм почувствовал, как в жилах разогналась кровь, а елдак норовил порвать джинсу. Мадэмуазель без всякой помпезности скинула осточертевшую тряпку, в два счёта сложила и вежливо повесила на спинку свободного стула в углу. На всей её коже блестели малюсенькие капельки пота. Он с трудом сглотнул слюну. Вот теперь суккуба-старшая с элегантностью стриптизёрши продефилировала к холодильнику, открыла верхнюю камеру хромированного гиганта, достала коробку молочного коктейля и баллончик взбитых сливок. Оставив дверцу на всю раскрытой, дабы, видимо, остужаться в морозной свежести, Сильвия не сгибая ног нагнулась, выгнув спинку, и распахнула камеру нижнюю, а точнее, открыла Юзернейму обзор на свою лучшую часть, затмевающую всё, поистине всё, абсолютно всё. Он покрылся испариной и был лихорадочно возбуждён, словно поставился метамфетамином внутривенно, и удивлялся, как какая-нибудь волшебная сила ещё не швырнула его со стула в адскую конвульсию?... Невинным голоском она спросила:
– И зачем я сюда залезла?
– Наверное, за льдом? – оперативно нашёлся актёришко.
– Ах, точно! Это всё жара.
– Беспощадная жара!
Говорил он с прекрасной, манящей ложбинкой меж сочных подтянутых ягодиц, едва ли скрывающейся за тонкой линией трусиков, старательно охватывающих, разве что, лишь её без сомнения ждущую, жаркую кисочку. Как удалось ему сидеть на месте ровно, не дёргаясь, не задрожав, не закричав – и не сойти с ума?...
Её попка начала медленно отдаляться, а спинка вырастать, послышался лёгкий хлопок закрывшейся дверцы морозилки, и вот величественная фигура в обрамлении белого света развернулась, ловким движением руки отправив захлопнуться и эту дверцу, держа в другой формочку со льдом в виде слова 'БЕСКОНЕЧНОСТЬ'. Слоумо фиксировало каждую долю секунды, дверца холодильника ещё только начинала полёт, а в её глазах он ожидал бы увидеть надменность, повеление, превосходство – и тому подобное, но она смотрела на него с таким же, должно быть, как и у него самого, восторженным интересом. У бедняги опять встало сердце, или не двигалось уже давно, было неизвестно. Фигура застыла в пространстве, но неумолимо моргнула, плавно и всё быстрее приближаясь. Теперь её глаза смотрели уверенно покоряюще, и прежде чем время вернулось в свои обыденные права, он заметил топорящиеся через лифчик сосцы. Сильвия подошла к другому стульчику, властно схватила и подвинула, развернула спинкой к Юзернейму и уселась широко раздвинув ноги. Она вынула ледышечку в виде буквы Т за верхнюю перекладину и кончиком нижней положила на кожаную обивку седушки, вплотную к своему спрятанному храму, а свободной рукой взяла со стола телефон, включила фонарик и всё это подсветила. У Юзернейма зазвенело в ушах. Уверенно и весело она констатировала:
– Ей крышка!
Ствол буквы плавился на глазах, и дошел до серединки. Юзернейму почудилось, что он смотрит замысловатый порнофильм. Она выключила фонарик и положила телефон на место, поставив локти на верхнюю дугу спинки, сложила из выпрямленных пальчиков полочку; и прилегла на неё подбородочком, направив в глаза Йуса глубокий, задумчивый взгляд. Возможно, она удивлялась, как он ещё не взял её силой? А он, кажется, уже пережил катарсис... Со всё также застывшим стальным членом. И созерцал её теперь чуть проще. Они смотрели так друг на друга какое-то время. Внезапно, совсем безмятежным голосом она озвучила вопрос:
– Ты художник?
– Не исключено. А вам как кажется?
– Мне кажется, что да.
– Кофеварка! – заметил он краем глаза.
Она резко обернулась и выключила электроплиту, поймавшую на рифлёную поверхность немного убежавшей кофейной пены.
– Ах, ну что за дура!
Он резко встал, сияя выпуклыми джинсами:
– Не ругайте себя. Наливайте, пожалуйста, а я всё вытру.
Юм серьёзно прошел и взял с раковины тряпочку, капнул воды и моющего средства, не ожидая, что она отставила в сторону кофеварку, но сама замерла на месте, оглядывая загрязнение и протянув ладонь сказала:
– Не заморачивайся, малыш, я сама – давай тряпку.
Он подошел позади вплотную, прижал своей выпуклостью её попку, обнял за животик свободной левой рукой, вторую направил в разлитый напиток, и вытирая, вкрадчиво прошептал на ушко:
– Я сказал наливайте.
Она взяла левой рукой его вытирающую правую – он остановился и отпустил тряпочку. Дальнейшее произошло очень быстро: она потянула эту руку к своей груди, разворачиваясь, сменив животик на поясницу в объятии его левой, и даже не успев встретиться глазами, они потянулись и горячо засосались. Отпустив его руку, она ловко расстегнула и спустила джинсы с трусами, чтоб выпустить вверх замученный елдак и полноценно прижаться к парню.
Все его чувства и ощущения подсказывали, что сейчас он, робкий первокурсник, лижется со студенткой и самой горячей штучкой не только всего пятого курса, но и учебного заведения.
Окончив ласки, Сильвия таки быстро разлила кофе по поллитровым чашкам, Юзернейм сразу же спохватился и накидал ледышек и сахара, она плеснула молочного коктейля, настреляла поверху сливок и дрожащими руками застучала ложками в обеих чашках, пытаясь размешивать! Он взял её за правую руку, изъял ложечку и принялся спокойно помешивать. Она оглянулась, с горящим взглядом, улыбнулась и постаралась повторить – более менее успешно. Его лицо было перемазано в помаде, он стоял с сияющим бивнем и спущенными до колен штанами, размешивая кофе. Суккуба засмеялась, и он следом тоже, додумавшись стянуть ногами свои джинсовые оковы. Как ни крути, а в такой ситуации сколь угодно медленное распитие напитков было бы всё равно торопливым. Кофе, всё таки, был горяч, и делая небольшие глотки, они не спускали друг с друга глаз, горящих глаз, горячее всякого кофе. Внезапно, вероятно осознав, что им не справиться – они выпили, сколько смогли, малость обжёгшись, но взвинтив в себе бушующие энергии; она схватила со стола коробку коктейля и баллон сливок, и засмеявшись, побежала в комнату.
Там она облила коктейлем грудь, и увидев эти молочно-розовые потёки по её сумасводящему телу, Юзернейм потерял над собой контроль – Сильви одним махом распустила волосы и упала спиной на кровать, он запрыгнул над ней и принялся вылизывать сверху, жадно припав языком к грудям, слушая её возбуждённое дыхание и томящиеся стоны; он спускался всё ниже, целуя каждый сантиметр, и встретился с промокшей в молочке чёрной полоской растительности, ощутив, что сердце перестало колотиться уже давно, и засосал этот радостно выглядывающий клитор, и направился вылизывать эту киску в самой настоящей реальности, позабыв обо всём. Вскоре они устроились в шестьдесят девятую и суккуба-старшая, верхом на его лице, заглатывала член по самые яйца, удерживая по десять чертовых секунд, и ему становилось как никогда хорошо, он яростно вылизывал ей всю промежность, тая в розовом блеске. Скоро в ход пошли взбитые сливки.
Когда она выпустила из своей глотки его елдак в очередной раз, он смачно шлёпнул по заднице и свалил с себя женщину. В её демоническом взгляде уже не осталось ничего кроме зверской похоти, и казалось, ей было совершенно всё равно, кто это – этим взглядом и оскалом она приглашала вонзить в неё, погрузиться вглубь, и погружаться до последнего вдоха, до последней капли; отдаваться и фанатично самозабвенно служить ей; до последнего шага прочь с ума, в одержимый сексуальный делириум! Он сознавал всё это в доли секунд, потянув её к себе ближе за ноги, и впервые загнав в это нутро, очень многозначительное лоно, в тоннель удовольствий – и вцепившись в груди, припал к ним и сосал, будто сломавшись надвое и уже не отвечая за ту заходящуюся в сакральном танце часть себя, очень сконцентрированную в хрящах, глубоко в этой прекрасной самке и образующую теперь уже часть одного с нею целого!
Незаметно, он уже оказался на спине, а мадэмуазель прыгала на нем, поглощала своей волшебной, чудотворною пустотой, кричала, выла, распевалась! Круговорот звука хороводом ходил вокруг его головы, изображение двоилось и троилось, мыслей и слов не осталось – сумасшествие было здесь, погружалось на него и вновь отпускало, горячо и скользко, он хотел смеяться, но только ахал. Блаженное безвременье настигло их здесь – они испробовали все позиции.
Блудница же своё дело знала, и оказавшись снова верхом, дойдя до точки, ловко соскочила – и окатила его по лицу горячим фонтанчиком из святого источника. Йусернэйм встал во весь рост на кровати и подошел, а далее она всё поняла демонстрировала чудеса проглота, обильно смазывая слюною орган, которым он вскоре почтительно похлопал её по личику с блядскими подтёками косметики. Поставив попкой к верху, Юм облизал и смочил слюной врата её заднего храма; постучался, потёрся головкой змия и запускал неглубоко, раз за разом, какбы смягчая; присовывая поглубже, массируя, и вдруг зайдя подальше, вызвав сиренский вой, но подбодрив мессалину грубым шлепком; и натужно проник, загнав под корень, дальше, вкуснее; и продолжал, обретая скорость! Продев руки чрез подмышки, он поднял её, выгнул, терзал за груди, запускал в рот пальцы, сношая её, воющую, как последнюю суку; долбил, не чувствуя себя, а вскоре повалился спиною в мягкость матраса, о коей и забыл совсем, всё в том же ритме выбивая мнимую старость из этих ягод окаянных, вышлёпывая приятную тяжесть прожитых лет, слушая её обезумевший лепет через беспрестанный шлёп их жаркой содомской забавы! Так продолжалось ещё сколько-то ещё истинно чумных мгновений – он выбивал, он насаждал, и весь воспрял, за гриву за взял, вверх потащил – и по собачьи уложил, шлепков поддал, и вдруг отстал! Юзернейм перевернул партнершу, и увидел в её глазах истинную блажь. Елдак его, казалось, мелко бился током, но он осмелился и пристроившись поверх, взял ещё благословений с её уст и горловых глубин, она охотно помогла, но он велел остановится, ибо хотел эякулировать красиво. Подтянув подушку, он поднял и примостил женщину сладостью повыше, и велел ей вытерпеть последний заход, стоя на коленях и штурмуя утомлённую, но смиренную Богиню, как рабыню, попеременно в оба тоннеля, и наконец выбрал задний – подтянув её ещё выше, поставив на постели на самые плечи, чуть не затылком, так чтоб она видела своё тело и мучителя снизу вверх; и встав над ней, он удерживал её за ноги и штурмовал задний проход и яростно рыча, зашатавшись в оргазме, налил полную кишку! Тут же достал, пошлепал, и её анальные конвульсии выделяли семя обратно, и смешно булькающе, сперма наполнила впадинку сфинктера и с новым импульсом извергла белую лаву стекать вниз по киске, капая на груди и лицо мадэмуазели – без сомнения, сразу понявшей, как волосатый чёрт захотел с ней разделаться. Полюбовавшись на анальное семяизвержение, он уронил самку, подполз и она сама приняла его в глотку, чтоб получше смазать, и теперь надрачивала, получая буйные фонтанчики на уже окроплённое личико и груди! Юзернейм излил всё, похлопывая по её требующему язычку и упал без сил. Какое-то он время он наблюдал подтекающую из её попки сперму.
Отдохнув минут пятнадцать, они направились в душ, где романтично целовались, словно тайком встретившиеся подростки в летнем лагере; и растирали друг друга мылом, будто впервые знакомясь с голым телом особи противоположного пола.
Выйдя из ванной в полотенцах, они встретили Светочку, одетую, неожиданно, в новое красное платье, она засмеялась над ними, подбежала и расцеловала обоих, была очень радостна.
