Текст книги "Погребальная похоть"
Автор книги: Саид Блиденберг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
«Теперь, когда пути назад нет, я могу попытаться. Я никогда не брался за описание этих чувств. Вернее, их отсутствия – зияющей внутренней пустоты. Как есть грани, пересекая которые под веществами, человек не способен описать ощущаемое, так есть и другие недоступные всуе глубины. Назовем это, условно, состоянием расширенной депрессии. Когда человек понимает, что больше незачем – нет ни удовольствия, ни ценности. И понимает достаточно хорошо, чтобы превзойти инстинкт самосохранения. Вот тут все служащие психиатрии делают шаг назад и признают, что человеку на самом деле нечем помочь, если он сам этого не желает. Поэтому сосните-ка острие кинжала, которым я добываю из себя целительные дофамины! Шучу. Не сердитесь. Просто хочу, чтоб вы, чисто физически такие же ничтожества с обратным отсчётом, как и я, не зазнавались там со своими вшивыми антидепрессантами (и даже марихуаной). Мы все обязательно умрём – о Дьявол, эта мысль делает меня счастливым! Мне так хорошо сейчас. Ведь скоро всё закончится».
Света прочла и передала лист. Он взглянул и прокомментировал:
– Зря сорвался на медиков, испортил всю задумку. Да и вряд ли бы оно распространилось дальше тех, кто нашел бы и обыскал моё тело, так что чёрт с ним. Пожалуй, я сожгу эту бумажку, когда придет время. А то сделаю много чести для говна.
Светочка надела очки и откинулась в кресле, закинула ногу на ногу:
– Почему нет пути назад? В твоей жизни случилось что-то непоправимое?
– Не уверен, что хочу говорить об этом сейчас, в нашем прекрасном круизе под этим синим с легкой дымкой небом... Нет, ничего страшного не случилось. Просто я, – выдержал он интригующую паузу, – я бомж. Такой чистый, одетый и с деньгами бомж, в смысле – бездомный. Нет, фактически, там далеко есть вменяемая в мою собственность конура, которую я не взорвал газом, чтобы иметь свободу оказаться сейчас здесь; и куда теоретически могу вернуться, и снова лежать в своей вонючей постели... Но эти галимые четыре стены мне обрыдли, и с меня довольно. Это не родной мне дом, и я туда не вернусь, но также по той причине, что мне надоело существовать там и быть рабом. Медленно, но верно, я всё для себя решил. Я отказываюсь принимать правила этой игры. Я не принимаю условия соглашения с цивилизацией мразей. Я, быть может, впал в детство, в подростковый бунт или старческий маразм – но рад, что впал. В любом случае, я не хочу выбирать между бомжом и рабом. И главное, пожалуйста, поймите – я абсолютно уверен, что этот мир не является единственно возможным. Люди не созданы для того, чтобы платить за пищу, воду и электричество. Никто не обязан здесь стоять на коленях, бояться, или терпеть что-то неприятное – и ничто не может человека обязать. И никакая ебаная религия не сможет это опровергнуть.
– Но как можно... Так легко расписаться, отринуть всё?
– Ох, Света, я зашел уже слишком далеко... А как, кстати, можно шагнуть из окна по моему велению?
– Но ты же ещё здесь, бука! А шагну из окна я в знак своей верности тебе! Это другое, не путай. Ты же – хочешь просто покинуть весь этот полный и несжираемый мир из картинок и книг, невероятной музыки и красивых фильмов, коих пусть и мало... А также новых дорог, невиданных краёв, возможностей! Как так?! При наличии неиссякаемого источника всего интересного, что человечество сотворило, который и помыслить нельзя было ещё сто лет назад! Ты же знаешь, что человек устроен просто – обрати своё внимание во что-то хорошее, не отвлекайся на говно, и ты протянешь день, протянешь года!
– Нет, Света, я не считаю, что оставлю его – этот мир, полный картинок. Нееет. Я обниму его, и я им стану. Я стану всеми картинками, всеми песнями, всеми возможностями. Я разольюсь электричеством, водой – я возникну мыслью у миллиардов людей, я буду принимать в их сновидениях различные дружественные облики – я всегда буду рядом. Я, знаете ли, даже не особенно этого и хочу – только из всего, что мне удалось постичь, я догадываюсь, что будет именно так. Вам, наверное, не очень понятно, как это... Но уж извиняйте, здесь слова тщетны. Никуда этот мир не денется, а даже наоборот! Даже если я вдруг захочу жить до последнего вдоха. Это не имеет значения.
Света молча размышляла о услышанном. На тарелке перед Юзернеймом скучал надкусанный кусочек пирожного, он таки подался вперёд и цапнул ещё. Препарат уверенно действовал на среднем уровне, но теперь пища воспринималась уже без того возмутительного удивления, и он принялся медленно и с наслаждением пожирать. Судно неспешно двигалось по волнам в большом петлеобразном повороте у новоарбатского моста, только что побаловавшись его тенью. Слева высилась покинутая ими гостиница, позади неё рисовались небоскрёбы, а справа обнаружились до сих пор незамеченные всамделишные башни-близнецы, два стеклянных небоскрёбика с говорящим заглавием на крышах: "WTC".
На протяжении всего этого отрезка до москоу-сити они не обменялись ни словом. Йус доклевал пирожное и уже едва ли не клевал носом среди искрящих волн, бликующих солнечными лучами стёкол этих всё более гигантских, по мере приближения, строений; и насыщенного синего неба без единого облачка, при отважном взгляде выделяющего узорчатый радужный дождь.
Он лежал в кресле, запрокинув голову, как конченый наркоман, минут пять к ряду. Безмятежно улыбаясь, Света встала и подошла к нему сзади, заглянув в глаза сверху вниз:
– Только не засыпай, пожалуйста!
– О Дьявол, Светочка...
Рассматривал он над собою её упакованные, обтянутые в платье груди и спадавшие, колыхающиеся на ветру волосы; чистый добрый взгляд и скалящуюся улыбку. Она просеивала пальцами его хайер, гладила за ушами, а он вспомнил о покоящихся на подлокотниках своих руках, поднял и сцепил их у неё за талией, нежно обнял и прижал к своей маковке животиком, и юрко погладил по ягодицам и ниже, вниз и вверх, и ещё раз. Она немедленно провела кончиками пальцев от ушей по линиям челюсти к губам и норовила вторгнуться большими пальчиками в рот – он возращал руки на нежную горячую мягкость попки и разжимал зубы...
Суккуба сразу заметила не заставивший себя ждать бугорок на его джинсах, и вскоре он отпустил её, объявив:
– Если мы не остановимся сейчас, придется запираться с вещами в сортире, а это гадко и неудобно. Вы согласны?
– Пожалуй... Да.
– Да разве ж могут быть сомнения?
Света вернулась на своё место и отвечала огненным, исполненным похотью взглядом. Созерцая такой минут пять можно было бы гарантированно начать терять рассудок.
Корабль медленно оказался под ансамблем тянущиихся, закручивающихся, сверкающих и готовых обрушится сиюсекунду башен, названия коих Йусернэйм если и встречал где-то, то не удосужился запомнить. Судно медленно магнитилось к берегу. Круиз закончился так внезапно.
Сойдя на причал и рассматривая эти чёртовы башни, он порешил:
– Там где-нибудь полюбому есть обзорные площадки. За бабло, конечно, но оно должно того стоить. Узнайте, пожалуйста, в какой конкретно башне пускают на обзор? Но только прежде чем мы туда отправимся, Света, прежде всего мы отыщем укромное место и покурим! И я похожее место уже даже вижу на той стороне. Хотя...
Он засомневался. Через реку тянулся, словно кусок самолёта без крыльев, убер-современный мост. На том берегу стояли себе мирно два жилых дома, под которыми Йус и подразумевал укромное место, но приглядевшись, заметил отсутствие общих балконов с пожарной лестницей внутри. Это были дома с одним основным лестничным пролётом, на каждом этаже верно обозреваемым, в том числе, и из лифта – то есть абсолютно палевным, и для курения, половых сношений и задушевных бесед не годящимся.
Свете была незнакома наркоманская классика:
– Где же там укромное место?
– А в этих вот самых коробках. Правда, судя по всему, в данном случае не такое уж и укромное. Нам нужен необозримый, отдельный лестничный пролёт, чтобы спокойно измельчить стафф и свернуть косячки, ну или покурить через бутылочку, например.
– Но прежде всего, дорогой, нам понадобится симка с интернетом или вайфай, чтоб ориентироваться на местности!
Незащищённая беспроводная сеть, впрочем, нашлась в двух шагах. Было решено прогуляться чуть более километра, и в итоге подойти к жилому сектору, где точно было из чего выбрать.
Преодолев в бодром темпе расстояние, и повернув на финишную прямую, в некотором отдалении был замечен шестнадцатиэтажный дом с протяжением широких межэтажных балконов.
Недолго подождав у подъезда первого выходящего жильца, дверь была поймана и парочка нырнула внутрь, запрыгнула в лифт да взлетела на последний этаж из чистого любопытства. Как это часто бывает, такой лестничный пролёт имел нелёгкую судьбу и был богато расписан, изрисован и обоссан; а также местные курильщики гашиша оставили по углам свои непрозрачные от копоти дырявые бутылочки. Спустившись двумя этажами ниже, в пролёт без пепельницы, Юзернейм в первую очередь достал пакет, постелил и присел на лестницу, поставил рюкзак на ступеньку ниже и принялся извлекать всё необходимое. В наличии была бутылка минералки, ещё не завершенная, и разделив последние глотки вместе с суккубой, он замысловато выгнул бутылочку сначала ниже первой трети, а затем дном вверх – получится силуэт, напоминающий утёнка. У основания одной из опор дна он вырезал бытовым лезвием крупную дырочку, и обязательно протёр это место спиртовою салфеткой. Прикрутив памятную жаровню с пентаклем на место крышки, он поучал:
– Смотрите, Света, как это делается.
Насыпав стаффа на крышечку, он припал губами к выпяченному вверх дну бутылки с вырезом, и начал жечь находящийся на уровне глаз стафф, сразу же затягивая. Инструмент, конечно, был не лучшим для новичков, но по его мнению всё же более доступным, чем косяки, для изготовления коих и бумажки хорошей сейчас не было. Хапка получилась большая, и он попутно выпускал дым из ноздрей – Светочка обняла его за плечи и торопливо вдыхала потери. Удерживая дым, он вручил ей девайс и пакетик со стаффом, а сам облокотился на стену и скоро выдохнул конопляное облако на этаж. По неопытности, Света загрузила на жаровню ещё больше горючего, и старательно затянувшись только половиной, передала трубку мира – Йус вцепился и дожарил до конца, сразу же подойдя к ней, только что выдохнувшей, и передав в засосе ещё, какбы возвращая должок, крепко обняв свободной рукой за талию.
Он так и держал её ещё пару минут, медленно целуя в шею, она же расслабленно повисла в его руках. Видно, девочку забирал могучий приход. Усадив её на постеленый пакетик, было решено, что она больше не будет, а он ещё бахнет на дорожку, и всё.
Трава вернула действие галлюциногена на средний уровень, и Юзернейм преисполнился жизни, кайфа и божественного неведения; чувства то притуплялись, то обострялись; всё вокруг было добрым, всё было хорошо, и даже перехотелось убивать.
Светочка приходила в себя и улыбалась, всё время тянулась обниматься, шептала играюче-похотливыми интонациями что-то неразличимое и одержимо хихикала. Крышечка была отвинчена и спрятана, а бутылочка оставлена аккурат на батарее в пользование жильцам. Теперь предстояло найти вайфай и узнать, в какой из башен наличествует смотровая площадка для простых смертных, что было выполнено двумя этажами ниже. Оттуда они спустились вниз в большом, тускло освещённом коричневом лифте.
Вновь оказавшись на улице среди бела дня, обоих настигло странное и даже не упоротое чувство – любовнички переглянулись и осознали, что так долго лицезреть дневной свет им вместе ещё не доводилось. И день, какбы растущий из предыдущего, отделявшийся от него только отрывной пунктирною линией мгновений жаркого дрёма в машине где-то очень далеко; был уже долгий-долгий, хотя по мирским часам только начался.
Йус помнил, что таскает в багаже складной нож погибшего. Прикинув, что вход в башню будет неполноценным без осмотра вещей или хотя бы рамки, холодняк лучше было где-то припрятать. Оказавшись уже почти у подножия башен со стороны жилого райончика, где с небоскрёбами соседствовала пара рядов пятиэтажек, Юзернейм приметил палисадничек с деревьями на углу улицы и сбегал положить нож прямо под центральным деревом.
– Повезёт, если собачки не описают! – прокомментировал он, вернувшись. Света смеялась.
На входе в башню парочка сделала каменные лица. Разумеется, вещи нужно было показать, и фальш-днище его рюкзака, чего и следовало ожидать, осталось для досматривающих амбалов незамеченным. На сработавший металлоискатель, почуявший ни то бытовое лезвие, ни то что-то ещё, охранники покривили рожами и махнули рукой. Готы погрузились в лифт с офисными работниками – небритыми айтишниками, лосковыми топ-менеджерами и прочим деловым людом. Юзернейму ужасно хотелось исполнить что-нибудь смешное, например – помяукать, но рассматривая в хромированной панели декора навороченной подъёмной капуслы в большинстве скучающие, а уже потом надменные и безрадостные лица сокапсульников, он передумал.
Сделав маленькие шаги для себя и большие для всего укуренного своего сознания – на новой и рекордной для себя высоте (это касается только Йуса, Светочка ранее летала самолётами), на высоте симметричной и адекватной их обоюдному опьянению чудотворными молекулами КБД и ТГК, парочка с невыказываемым трудом оплатила пропуск в большой, к некоторому сожалению, аквариум – но всё же, очень крутой и красивый аквариум. Они медленно ходили, проиобнявшись, и подолгу залипали у каждого стекла. Город сиял несчетным числом окон, улыбающихся солнцем, возился многочисленными машинками по мелким сетям своих капилляров, украшенных дрожащей зеленью по жирным серым венам; и тянулся вверх блестящими крышами, куполами, остриями башенок. Город был страшно живым и оказался отдельной личностью, в чудовищной многогранности своей обозримый только сейчас. Под конец сеанса с каждым мгновением всё сильнее ощущался легкий выход на измену – казалось, что за ними наблюдают отовсюду.
Вновь испытав закладывание в ушах, парочка приземлилась в лифте и покинула стеклянный монолит немыслимого сооружения. Света напомнила Юзернейму, направившемуся куда-то в другую сторону, о ноже, про который он уже забыл, и коий она изъявила желание в таком случае присвоить, если ему он был не нужен.
– Пожалуйста, пусть будет вашим. А куда пойдем после?
– Не знаю...
Девочке, уже несколько умаявшейся после всего, истинно хотелось только лишь оказаться в кроватке для получения главных двух удовольствий, весьма ей сейчас не хватающих, а именно – хорошего секса и крепкого сна. Мальчик же, коим становился обратно из потерянного старикашки энергично упоротый Юзернейм, тоже был непрочь первого пункта, но покамест к этому ситуация не располагала (зону комфорта из меньших зол выбирать не хотелось), и он глядел в поисках какого-нибудь более аутентичного приключения. Незаметно, они подошли к тому самому зелёному углу улицы с пятиэтажками, Йус сошел с тротуара и скрылся в тени. Реликвия ждала на месте, никем не испачканная. Светочка сему факту улыбнулась, и ощутив, как рьяно он взял её за руку и бодро шагая направился в неизвестном направлении, она таки, крепко сжав его пальцы, сдалась:
– Не хочу я никуда идти... Поехали ко мне!
– Прекрасно! Чтож, найдите сеть и вызывайте повозку.
Как и доступный вайфай, бизнес-классы в этом районе ждать не приходилось, и через две минуты их подобрал люксовый немецкий седан уже третьего бренда. За это время Света успела запустить мессенджер и поставить мать в известность, что явится не одна.
Здесь необходимо пояснить, что Светочка поддерживала редкую связь с матерью посредством чата в 'скайпе', и только через сутки после таинственного исчезновения, суккуба-старшая поинтересовалась, куда запропастилась доча, на что ответ был лаконичный – тогда она ехала гулять на ВДНХ. Мать была не по годам мудрой женщиной, и они никогда не ругались. У них бывали разные точки зрения, случались иногда недопонимания – но всё в пределах нормы. Любовью и заботой до достижения взрослых лет дочь была окружена достаточно. И никакой недомолвки или обиды сейчас между ними не было.
Случай с таинственным любовником был мудрой женщиной воспринят, в общем-то, спокойно – как возможный произойти рано или поздно; а право совершеннолетней дочери не афишируя привести к себе парня было полным и неоспоримым. «Но раз уж выбираешь такой подход, – думала мадэмуазель, – блюсти же должным образом конфиденциальность!». Впрочем, худшего не произошло, и ей было любопытно только, кто же этот мужчина (сзади он показался ей очень коренастым) и чем удостоился чести? Она надеялась, что не одними только фигурой с волосами, и предположений не строила.
Почти всё это лето она была дома со Светой или вовсе одна – в этом году, в виду грянувшего кризиса, муж отправился в командировку, прихватив сыновей (младший на год, а старший на два были взрослее сестры) а располагалось их предприятие в дальнем регионе и дело оборачивалось для семьи отличными перспективами.
Посему, получив уведомление, что сейчас дочь явится с кем-то, суккуба-старшая испытывала интрижку – до этого такие редкие сообщения предрекали только Свету и более чем двух подруг, но сейчас что-то ей подсказывало, что гостить будет не компания. Мадэмуазель установила телефон в подставку и продефилировала по комнате от кресла до кровати, где на распахнутом халате валялось красное кружевное бельё, и оделась. Впервые за многие года женщина наслаждалась круглосуточной наготой, сопротивляясь таким образом домашней жаре. Накинув халат, она обнаружила скомканную, выбившуюся из постели простынь с деловито улёгшимся вибратором о полукруглой, вращающейся по оси головке, и спрятала шалуна – не замену супругу, но устройство, превосходящее человеческие способности и позволяющее ей проще смотреть на мужчин всуе и ни о каких знакомствах больше не помышлять.
Суккуба-старшая быстренько сбегала в уборную, затем прихватила из холодильника баночку холодного кофе и закрылась у себя. Через несколько минут послышалось тихое отпирание входной двери.
XI : ИСКУШЕНИЕ НЕЧЕСТИВОГО ЮЗЕРНЕЙМА
На этот раз кеды Юзернейма остались в прихожей, а сам он влез в тапки. Быстро и без разговоров парочка нагрянула вымыть руки, а затем переместилась в её комнату, где сладко засосавшись, прямо с порога, Светочка между делом шепотом призналась:
– Ты хотел погулять, а я так быстро устала!... Чувствую себя виноватой. Ты должен наказать меня!
– Хаха! Вы серьёзно? – парировал он.
– Ну а как же?!
Он прижал её у стены сбоку от пианино:
– Я бы наказал, да только не за такую мелочь. Вы были хорошей девочкой, Света, тут ничего не попишешь!
– Нет, я была плохой! Мне даже хочется самой наказать тебя за то, что ты тогда, полапав меня за задницу, спасовал и не отвёл в сортир.
Юзернейм опешил:
– Однако, какая предъява!
– А ты думал! Неудобство? Вонь? Ерунда! А был бы горячий похотливый трах, прямо из под солнышка!
– О Дьявол, реально достойно плохой девочки. Браво, Света!
– Что «браво»? Слышишь, ты спасовал тогда, чистоплюй! – в её интонации прозвучал неподдельный упрёк.
– Нет, милая, я не спасовал – это было для вашего же блага.
– Докажи!
И они затянулись в засосе, сперва обыкновенно ванильно, но тут он вдруг взял её нежно и крепко за всю гриву волос, развернул, отвесил несколько шлепков по заднице и гневно шептал на ушко:
– В сральнике, значит, захотела? Грязного траха подавай? Плохой девочке грязный трах, значит?
Светочка блаженствовала:
– Да, месье чистоплюй! Да, ваша светлость! Эх, зря вы струсили!
Он задрал платье, обнажившее ягодицы и полоски стрингов. Звонко хлестнув, стало ясно, что от входа лучше дистанцироваться, и не отпуская загривок, прижав к себе, как добычу, он остановился у кровати и нахлестал целую очередь – девочка воодушевлённо ахала и охала, взвизгивала. В нём вскипала игривая ярость, а она это прекрасно чувствовала и заводилась не на шутку! В процессе порки обнаружился удивительный физический магнетизм. Он тянул за гриву выше, заставляя подниматься девочку на мысах, образуя струну, и порол ладонью ещё и ещё, попеременно ласково запуская в промежность, или заигрывая с анальным отверстием, пытаясь углубиться туда средним пальцем, для пущего устрашения сплюнув в ложбинку ягодиц и увлажнив сфинктер, что её на самом деле очень будоражило. Совсем распалившись, мучитель бросил девочку на кровать, уткнул лицом в подушку (куда она с удовольствием визжала, что было сил) и навешивал серии остервенелых шлепков, чутко и вовремя отрывая её голову от ткани; переворачивая и хватая за горло, яростно теребя её промежность, и снова возвращал лицом в подушку и порол. Вскоре она начала просить пощады:
– Мастер!... Прошу вас, довольно!
– Что? Теперь довольна, маленькая тварь?
– Да, тварь довольна, – запыхалась она, – и просит вас помиловать... В противном случае...
Он отвесил ей лёгкую, но пренебрежительную оплеуху:
– Молчать! Теперь поняла, что это было для твоего же блага?
– Поняла, прекрасно поняла, – её глаза истинно обезоруживали, – о, как была я эгоистична и неправа!
– Так что же ты уяснила? – сурово переспросил он, как дотошный препод.
– Что для вашей утехи я способна на любое унижение, какое вы и не приемлете! – быстро сообразила она, столь непривычная в образе вымотанной потаскушки. – Извините меня! И позвольте выразить благодарность за вашу заботу!
Сие обернулось фанатичным обсасыванием его яичек, а затем энергичным актом, коий было уместно назвать грязным, пожалуй, только за весь напускной цинизм, непрекращающиеся шлепки (особенно в собачьей позе) и вообще грубую резкость действий. Йусернэйм, хоть и ошеломлённый, несказанно тронутый в глубине души, свирепо сношал её, будто бы с целью доставить удовольствие только себе – но фишка о трёх кружочках заключалась как раз в том, что именно Света получала несравненно большее наслаждение, растворяясь в участи безликой и безвольной, но нужной и хорошей вещи. Ему-то, как всегда, хотелось нежно её целовать и проявлять равноценное восхищение всем её существом и персоной, что, впрочем, видимо и так уже достигло своего предела, раз началось такое. Наслаждаясь в изнеможении после яркого оргазма шестьдесят девятой позой, суккуба предчувствовала, что мужчина близок к кульминации, и слезши с него, встала на колени и попросила использовать её «как полагается» и впервые приняла семя на лицо.
Поиграв в порноактрису и подурачась немного со спермой, она тихонько сбегала умыться. Юзернейм лежал в кровати, в застилавшем всё удовольствии, и аккуратно прокручивал в памяти события последних суток. Или уже теперь двух, а то и дальше? Всё это время в Москве не имело ярлычков – он подчерпнул из поверхностной мути этого своего помешательства чистейшее счастье. Вернулась Света, наведя взгляд от самой двери и прошла, безмолвно и неотрывно смотря, как кошка. И нежно поцеловалась. Это было, понял он правильно, в знак квазипримерения – девочка стала хорошей обратно. Она заняла свою долю постели, протянула руку и достала припрятанный за изголовьем кровати пульт – и выключила свет. В идеальной темноте, когда город за невидимым окном плавился под солнцем, они лежали, приобнявшись, и ещё долго болтали ни о чем. Первой уснула Света.
Йусернаме, как это часто бывает в такие перепады графика, внезапно проснулся ночью. Кроме того, хотелось по малой нужде. Аккуратно освободившись от Светочки, он нашарил пульт, сменил несколько вариантов освещения, и оставил бра у дальней стены, затем залез в тапки и двинул из комнаты. В темноте коридора его поприветствовал сначала первый на углу, а затем и второй подле прихожей дежурные фонари, реагирующие на движение. Было тихо, разве что с улицы доносились редкие мощные автомобили. Он посетил сортир, заскочил на кухню за салфеткой, кою прикусил губами за уголочек и отправился со свободными руками в ванную. Там он быстро снял трусы и ополоснул хозяйство, правда потеряв всякое спокойствие, ибо на этот раз узнаваемая коробочка, тот самый филиал корзины для грязного белья мадэмуазели наблюдала за ним – и в ней явно что-то было. Юзернейм аккуратно открыл её и разочаровался – внутри покоились носовые платочки, причем розовые поверх чёрных. Внезапно, за спиной раздался нежный голос:
– Не это ли ты ищешь?
Он оглянулся и его сердце чуть не выпрыгнуло. Позади стояла, подбочась, суккуба-старшая в белой фарфоровой маске на половину лица, и тех самых, розовых спортивных трусиках. Больше, кроме босоножек, на ней ничего не было. Эта чудесная грудь, по которой бы размазывать мороженое, сияла наяву бодрыми сосочками. Он и думать забыл о вопросе, проглотив язык.
– Я спрашиваю, трусики найти хотел? Надеть собрался, что ли? – она тихо захихикала. – Пойдем со мной, и ты их получишь. Как тебя зовут, кстати?
– Юзернейм. Ваше предложение, мадэмуазель, оставляет мне выбор. А если я не хочу идти с вами?
– Ты уверен? Пойдем, Светка ничего не узнает! – но взгляд его был достаточно ошарашен, и ей пришлось пояснить: – Бояться нечего, я не причиню тебе вреда. Я надела эту маску и сняла лифчик, чтоб наше знакомство получилось более особенным. Я же чувствую, кто ты.
– Ого... Я не уверен. Я только не хочу принимать участие в какой-либо акции против Светы. А как изволите вас величать?
– Это ты узнаешь не в этой комнате. И никакой акции против моей дочери и быть не может! Следуй за мной – это приказ!
– Слушаюсь.
Деваться было некуда – обижать мадэмуазель непослушанием и игнорированием не хотелось. Она повела его в свою комнату, а трусы его остались на стиральной машинке. Йус ахнул – внутри горели свечи.
– На колени, – элегантной интонацией распорядилась она, и он слушался, а елдак его, понятное дело, натужно выказывал почёт. – Дай угадаю, в каком году ты родился, – она подошла и потрогала его за подбородок и шею, расчесала ногтями против щетины, – восемьдесят восьмой – да или нет?
– Нет.
– Значит шестой!
– Так точно.
– Ну, что хочешь снять? – пригнулась она, зомбируя сиськами и заглядывая из глубины под тонким белым фарфором в его ошалевшие глаза. – Трусики или маску?
– Однажды я уже имел удовольствие видеть вас без маски, мадэмуазель.
– Ах! Ну чтож, тогда приступай. Только сначала указательными пальцами.
Леди отошла ближе к подсвечникам и встала, важно подбочась, расставив ноги по ширине плеч, опустив на него пристальный взгляд.
Он подошел на коленях и оглядел роскошное тело. «На этот раз, похоже, не сон», – пытался угадать он.
– Пошевеливайся! – велела она.
Юзернейм протянул онемевающие от восторга руки, и как было велено, одними пальцами подцепил и стянул неподатливую, обтягивающую поясную резинку чёрного цвета, и розовая ткань вывернулась самой мякоткой – а он уставился в культурный, смущающийся персик, увенчаный тонкой, но густой полоской чёрной растительности. Женщина пахла ещё более фантастически, чем в той грёзе в ванной Панихидкиных. Его пробила мелкая дрожь, он даже не мог перевести взгляд куда-либо.
– А теперь зубами! – властно командовал ласковый голос.
Он вкусил и засосал насквозь сдобренную теплом ткань, требовавшую усилий, чтоб стягивать её; и лицезрел величественную в своей скромности киску. Матерь божья! Эта женщина знала толк в уходе за собой.
Юзернейм отчаянно тянул ниже, неподатливая резинка дотянулась до колен, и тут суккуба-старшая помогла ему сначала одной ножкой, затем другой, и он остался с трусиками во рту. Она отошла, присела на кровать и посмотрела на него, а он, с её вульвой в мысленном взоре, не мог сфокусироваться даже на интерьере комнаты.
Он заметил только, когда фигура поманила его пальчиком и скользнула в глубь на своей королевской кровати. К удивлению мадэмуазели, невинно лежавшей, сжавши ножки, он запрыгнул на кровать, как тигр, со своей розовой, промокшей от слюны добычей в зубах, и выплюнув её, приблизившись, вопрошал:
– И что же мы будем делать? Ничего, что не одобрила бы Света?
– Тумбочку видишь? Открой верхний ящичек, – он послушно прополз мимо неё к резной лакированной тумбочке и обнаружил внутри тот самый вибратор.
Старшая суккуба раздвинула ножки, томительно лаская себя одной рукой в промежности, а другой по грудям. Он додумался не ждать приказа, чем порадовал госпожу – нажал на кнопку зашел к ней спереди. От этого женщина ещё больше возбудилась, в чем признавалась её сочно взмокшая киска. Йус водил девайсом по половым губам, нежно заныривая внутрь, туда и обратно, затем подбираясь выше к клитору, и робко прижимая, заставил её через усилие скомандовать: «сильнее!». Дама откинулась на подушке закрывши глаза и с выражением напряженного удовольствия на лице, покусывала и облизывала губы язычком; сжимала свои соски и постанывала. Юзернейму было одно удовольствие уже просто стоять со вздымающимся елдаком над этой прекрасной зрелой самкой. Ему хотелось, конечно, выключить девайс, отложить в сторону, и отделать её известным образом двумя пальцами, не говоря уже о том, чтоб погрузиться в лоно чем следует и насладиться сполна, но какая реакция на это могла быть – оставалось загадкой, да и почему-то он сомневался, что хорошая. Тем временем, ритм был обретён, её дыхание и стоны гармонировали со всяким его движением по вульве, и теперь властвовал здесь он. В очередной раз подводя вращающуюся головку к половым губам и заныривая понаглее, он продлил эту серию псевдофрикций и наблюдал, как женщина взвинтилась – оргазм подступал, но ближе к моменту истины он внезапно переключился на клитор, от чего дама в удовольствии не потеряла. Проведя ещё несколько таких хитрых смен, Юзернейм решился и запустил три пальца в горячее скользкое нутро, прижав вибратор выше, и уверенно взявши проваливающуюся в экстаз самку, сильной и быстрой ручной работой довёл до оргазма, криков и обильных брызгов.
Женщина отдыхала. Казалось, ей было вообще всё равно, что он теперь здесь находится. Юзернейм же облизал с ладони заветный сок, и собрав ещё, смазал член и принялся отчаянно перед нею надрачивать. Она благославляла его улыбкой. В последний момент Юзернейм взял заветные трусики и прильнул к ним головкой, залив и пропитав спермой насквозь. Мадэмуазель засмеялась.
Утомлённый, он повалился на постель. Они лежали и смотрели друг на друга.
Вдруг, все тени и огоньки свечей маленько дёрнулись – ручка двери, ещё не приоткрытой, медленно опустилась и подскочила вверх. Сладкая парочка засмотрелась, но даже не пошевелилась. Дверь бесшумно и медленно, будто с тычка пальцем, распахнулась и обнаружила тёмный коридор. Вдруг из-за угла вышла Света в одном нижнем белье.
– Так-так... И что это у нас здесь происходит? Мама, Юзернейм – какая встреча! Чем это вы изволите заниматься, без одежды, да на постели? – она подошла и пригляделась к обконченому комку трусиков, также заметив вибратор. – О, похоже всё серьёзно! – и стрельнула взглядом по их ничего не выражающим лицам. – Да ладно, я всё слышала. Не хотела только мешать. Я думала, кстати, что вы уже оденетесь хотя бы... Ну может подыграете хоть?
