Текст книги "Погребальная похоть"
Автор книги: Саид Блиденберг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)
XV : ЖИЗНЬ, КОТОРУЮ Я УЗНАЛ И ПОЛЮБИЛ
Светочка разбудила его, когда поезд подползал к вокзалу.
– Света! Вы в порядке?
Она изумлённо улыбнулась:
– Я в полном порядке. А как ты?
– Отлично, поспал вот, – развёл он руками и пригляделся к ней, – и у вас хорошее настроение?
– Прекрасное.
Ответила она столь легко и уверенно, что Юзернейм вспомнил, с кем имеет дело. За окном уже потянулся перрон, и поднявшись, он увидел, что кроме них в вагоне было всего несколько человек, о чем также безуспешно до этого сообщало отсутствие духоты.
А на улице было всё-таки свежее, закат только начинался, ярко заливая город и эту бешеную людную площадь, и большие дороги, и множество маленьких бликующих стекол, как движущихся, так и не очень. Компашка дежуривших полицейских, неспешно шагающих навстречу, окинула их ничего не означающим взглядом. Йус несколько взволновался внутри, и пройдя дальше, широченно улыбнулся. Света тоже сияла, и он был уверен, что её выражение лица и не менялось. Любовнички вышли на длинную, помещённую меж прямого и плотного ряда домов улицу – здания были элегантны, на первых этажах размещались сплошь кафе и рестораны, дорогие бутики и важные конторы. Юзернейм очень ободрился, ощущая какую-то беззаботную суету в этом времени и месте, хоть ему и хотел помешать какой-то недруг, или просто тролль внутри – это выражалось в попытках вывести на мысленный экран, замостив небо, крупный план на красные, плотно прижатые пакетиком, словно клубника в пенопластовом лоточке, губы Кристи. Но Юм на провокации не поддавался, со скалящейся улыбкой добро кивая самому себе, мол, ну и что теперь? «Ну да, она мертва. Ты ещё напомни мне, что я не бессмертен. Давай, удиви меня!», – требовал он.
Но внутренний тролль не мог, лишь бессильно обиделся и свернул окно.
Это был широкий тротуар, и широкая дорога, впереди виднелась архитектура приемущественно первой половины двадцатого века. Юзернейм исполнялся веселья, отпускал шуточки обо всём вокруг и ударился в безудержную речь:
– Идёмте, Светочка, идёмте! Мне нравится этот плотно обступивший улицу ряд зданий и все эти огни! Хорошо-то как! Создаётся иллюзия недосягаемости, будто город укрывает нас от самого себя! Ибо нет никакой Москвы... Нет полицейских, которые, наверное, ищут нас. И не будет никакого ареста, суда. Эта улица есть только потому, что моё сознание дозволяет ей быть! – Света изумлённо глядела со сдержанной улыбкой. – И всё это, ни много ни мало, моя собственность! В которой я брошен скитаться, с которой ничего не могу поделать, кроме как только любоваться... Ой, извиняйте, ох уж эта привычка многолетнего одиночества – я имел в виду, что это наша собственность, Света, наша с вами! Ибо такова комедия, такова утеха! Заебатая утеха, я считаю. Такая утешительная, что даже утомительная, сумеречная... Ах, мои сумерки! Но это позже, Света, это не сейчас. Сейчас у нас новая заря! Новая кровь, – его лицо искажала невменяемая гримаса, – новое сердце и новая мысль! Всё из лабораторий Дьявола, всё сверкающее огнём и превосходящее, переполняющее нас за грани, в лучшее качество! И я каждый раз удивляюсь, что есть куда лучше...
Незаметно, из широкой дорога стала ну очень широкой. Вскоре справа образовалась площадь, над коей возвышался на постаменте памятник Маяковскому, а за ним открывался вид на огроменную дорогу чуть ниже, уходящую вдаль прямиком под одну из сталинских высоток – стало быть, площадь находится прямо над туннелем. Ухоженный газончик как под самим поэтом, так и в клумбах по всей площади, не просто приглашал, а откровенно и бессовестно соблазнял упасть и поваляться. Однако, от этого Юзернейм удержался, хоть всё-таки и свернул – дюже красив был урбанистичный видок, скрашенный закатным огнём, просвечивающим отчаянными лучами стоящую над трассой пыль. Света подсказала ему, что это садовое кольцо, и они уже проезжали там внизу, когда впервые ехали на такси в гостиницу. Парочка медленно прогулялась вглубь площади, где Йус заприметил спуск и находящийся через дорогу тротуар над самым выездом из туннеля – как это ни странно, даже ничем не ограждённый. Дорога в разрезе лежала перед ними, и отсюда можно было упасть как на уносящиеся в тоннель, прямо под ноги, машины, так и на вылетающие оттуда – траффика было достаточно. Но вовсе не какие-то такие мыслишки тащили его к подобным местам; напротив, здесь можно было погружаться в транс и постигать грязный московский дзен, созерцать не стремящихся куда-то жителей столицы, но вечное движение из ниоткуда в никуда. Он мог бы смотреть очень долго. Но насладившись несколько мгновений, парочка повернулась обратно на тверскую.
Закат тускнел, зажглись уходящие вдаль огни фонарей. По улице проносились, хвастливо рыча, дорогие повозки; проходили нарядные леди и джентельмены, сновала пафосная молодёжь; на всё это свысока взирали, собравшись знатью, самые разнообразные и почти одинаково старые, но ныне подштукатуренные здания.
Света достала телефончик и совершила звонок подруге – возможность погонять штуттгардскую купэшку имелась, но только через пару часиков.
Проходя мимо очередного кафе, парочка не сдержалась и зашла. Заведение было почти заполнено, довольно громко играло что-то движовое. Света велела ему занять свободный столик (таковых было мало, а самый лучший расположился между несколькими занятыми вдоль стены) и заказать только кофе, а сама направилась в уборную. Мгновенно нарисовавшаяся официантка, тем временем, получила заказ на двойное эспрессо и латте. Суккуба скоро вернулась:
– Мы не надолго, разумеется, – сразу же объяснила она, – достань мне, пожалуйста, колесо.
И только он потянулся поднять рюкзак, как официантка вернулась с напитками в бумажных стаканчиках.
Сразу же рассчитавшись, Юзернейм посадил на коленки свой неразлучный багаж, и порывшись, достал один совершенно невинный предмет, коий ни в чем нельзя было заподозрить. Разобрав его, в одной из частей, неожиданно, притаилась нычка с двумя таблетками экстази.
Суккуба, тем временем, закончила что-то внимательно изучать в телефоне и отодвинула к нему свой стаканчик кофе:
– Чёрт, я уже успела сделать глоток. Ну да ладно. Мы и выпить сегодня успели. Думаю, это ерунда, – она извлекла из нычки розовую пилюлю и задумчиво посмотрела. – Я правильно поняла из твоих рассказов, когда мы были в бункере с Яном, что это вот и есть психоделик без галлюцинаций?
– Да, это оно самое.
Он обрадовался, что она запомнила. Света подвинулась, водрузила на столешницу локти, изобразила правой рукой жест 'ok' и глядя ему в глаза, в один миг похитила губами зажатую меж большим и указательным пальчиками таблетку. Выпрямив и сложив ладошки в полочку, как недавно её маменька, она пристроила голову и посмотрела на него также мечтательно:
– А ты не хочешь?
– Я бы и рад, но сейчас не получится, потому что на днях была марка, и необходимые для восприятия ресурсы ещё не восстановились.
Светочка хитро улыбнулась.
Юзернейм задумчиво поглядел на два стакана горячих кофе и достал литровую бутылку водки, распитую на даче, но ещё не полностью завершённую – и аккуратно залил эспрессо внутрь.
Через несколько мгновений они покинули заведение и продолжили путь. Лазурная гамма сумерек ещё заигрывала с последними лучами солнца, а бесконечную улицу как ни в чем не бывало наполняли люди – и какие-то мутные бичи, и интуристы самых разных цветов кожи. Город будто бы не намеревался спать.
Улица вдруг какбы прервалась – ноги вынесли их к огроменному пространству. Справа раскинулся большой сквер с деревцами, а слева, через дорогу, почти такой же, только с памятником Пушкину по центру. С каждой стороны над пешеходными тротуарами высилось по одному столбу о дюжине круглых ламп на помпезных, изогнутых креплениях, словно гигантские люстры. «Да, – разглядывал он, – без этой широты представление о городе было бы неполным!». Юзернейм сбавил ход, смакуя всю здешнюю красоту да прихлёбывая латте, и спросил, нравится ли здесь Свете?
– Ну да! Вижу, и тебя впечатляет. Я-то привыкла просто.
И всё равно, неминуемо, вратами из двух импозантных и величественных домов, по сторонам сомкнулась и поглотила парочку в себя улица тверская. Юзернейм любил места, дышащие историей, кою он хоть и не знал, а верил, что нет-нет да всё-таки получает в зашифрованных объёмах по секретным и неведомым всуе каналам, чтоб оное обязательно приснилось и блеснуло увертюрами, пикантными подробностями и виньетками, да сладостно забылось по пробуждению. На этом отрезке превалировала невысокая и местами очень старинная архитектура.
Вскоре над небольшой площадью слева увиделась фигура богатыря на коне, а впереди уже прорисовывались пентакли на зелёных верхушках красных башенок. Светочка вдруг объявила:
– Осторожно, тут впереди здание телеграфа – на нём висит большое табло со временем.
Благодарно и горячо поцеловав информатора в щёчку, Юзернейм приготовился и был бдителен. Город, впрочем, расцветал многочисленными вывесками, на автомобилях зажигались фары, а тьма медленно спускалась сверху, и пытливый взгляд можно было затерять не только под ногами.
Истекала скоро и сама улица. Когда парочка подошла к завершающему её подземному переходу на углу, Юзернейм, столь очарованный фасадом известной гостиницы, заприметил изваяния фемин, удерживающих над головами балконы, и прошел полюбоваться дальше. Света тоже засмотрелась, и вдруг тихо проговорила:
– И как им не тяжело? Кажется, я чувствую всю тяжесть за них.
– Нет, Светочка, нет. Им не тяжело, а вам скоро обязательно станет лучше. Идёмте!
Подземный переход был довольно люден, так как объединялся ещё и со входом в метро, посему в нём было мерзко и душно. Впервые за день серьёзно прибавив шагу, они пересекли подземелье и поднялись к манежной площади. Здесь возлюбленные уже проезжали на велосипедах, но далее сворачивали к большому театру.
Юзернейм спрашивал ненаглядную о самочувствии, и она лепетала, что тяжёленько, но сейчас вот, по выходу обратно на свежий воздух, станет лучше, станет хорошо – она была уверена, а это был важный и позитивный момент. Они свернули к фонтанам до ближайшей скамейки, где он охотно развалился, а она приобняла его, расположившись полулёжа. Так прошло минут пятнадцать. Юзернейму уже почудилось, что ощущение интоксикации и тяжкого входа сильнейшим флешбеком окутало его самого, как вдруг также внезапно отпустило – и за всей мысленной тьмой обнажилась скалящаяся улыбка, такая уже родная и самая любимая. Его наполнила невыразимая глубочайшая нежность, этакая суперлюбовь к этому невероятно милому, пусть и инфернальному созданию. Они были вместе – разве ещё что-то на земле имело какое-то значение? Влюблённые встретились исполненными откровения глазами, блаженно улыбаясь. Сладко затянувшись в поцелуях, оба ощутили забивший ключик энергетического родничка, постепенно бивший всё сильнее, притворяясь гейзером, но в итоге лопнув и преодолев все дамбы и барьеры восприятия – парочка подпрыгнула со скамейки и продолжила путь! «Ах, Светочка, как же люблю я вас и эти ваши фокусы», – причитал он мысленно. Каждый шаг неимоверно ударял по асфальту и разливался мощнейшей пульсацией, шаг за шагом, взрыв за взрывом. Они направлялись к подножию громадного и пугающего в своей строгости музея истории.
Люди вокруг будто утратили свои лица и остались лишь заднеплановыми комками энергий, здесь же царило место, за привычным ореолом коего урождённой москвичке было непросто разглядеть хрупкую красоту подобострастного чувства, обезумевшей и кроткой набожности, заложенных здесь создателями с каждым камнем! А вот Юзернейм хорошо видел это, и без отвращения смотрел на иконы и золотые кресты у воскресенских ворот; а затем, пройдя в них, и на маленькую церкву слева, какбы скромно признающуюся в древнейшей, лютой и безудержной страсти этого народа к легальной и сладчайшей наркоте всея времён. Нет, это было даже не православие – здесь правил забытый, настоящий, исконно московский бог, в старости выпивавший брагу ещё с Иваном Грозным, а ныне обезумевший от того, как тут щёлкают ебальниками и айфонами толпы иностранцев, но смиренный и спокойный. Параллельно Йус удивлялся, что не этот народ начал первыми печатать на деньгах выражение "на бога уповаем", учитывая, что среди всего красочного и религиозного экстаза здесь расположился длинный ларец с мажорными бутиками и забегаловками, да и сама площадь исторически была рынком.
Красная площадь оказалась просторна ещё более, чем на картинках. Посетителей было немного. Сжавшиеся в замочек пальцы уже вымокли от пота, Света тихонько захихикала и выпустила его ладонь. Юзернейм утопал в заливающей его эйфории а также интенсивно проникался содержимым запечатлённого в вечности архива испытанных здесь вообще самых разных человеческих эмоций. Вдруг вдалеке раздался громкий, такой узнаваемый, но впервые сейчас услышанный им наяву звук – били куранты. Светочка негромко засмеялась, а Йус настолько был занят своими чувствами и вихрем различных мыслей, что и забыл о самой сути сигнализирующих часов! И количество раздавшихся уже ударов, ясен день, осталось неизвестным, а посему и весь посыл спасской башни был для него бестолковым. Света, впрочем, искренне желала любимому совершенной конфиденциальности и блаженного неведения, посему ещё некоторое время они слышали бой курантов, играющий по второму кругу. Фемина открыла бутылочку воды, коя теперь станет её неразлучной спутницей в ближайшие часы, и сделала маленький глоток. Парочка устремлённо уносилась от здания музея – архитектурного образца сиамских близнецов-красавцев, приглядывающих тут за всем вокруг. Юзернейм сознавал себя в те моменты каким-то неистовым, диким затейником, аристократом-хулиганом, будто бы в идеальном, новом, новейшем своём состоянии; озорно явившимся сейчас в самое сердце родной стороны, чтоб снять чекпоинт, отсканироваться, отразиться во всём здешнем золоте! «Вот я – нерадивый, плешивый, вечнопечальный сын твоих холодных краёв; и ты не гляди, что руки мои в крови – это кровь любви, ты знаешь, тебе известна суть всякой крови! Ибо так я любил, и буду любить! Я люблю и тебя, не смотря ни на что... О дьявол, Светочка, с кем это я сейчас говорю? И почему вдруг стало так пусто?»
Света громко захохотала, Йусернэйм резко оглянулся – площадь была пуста. Пропало и ощущение современной напускной и фальшивой важности, которую он так стремительно разрывал в своём беге, словно полувековую пыльную паутину – но осталось чувство глубинного, величественного значения. На тёмном небе сияли звёзды. Опустив взгляд, он вдруг обнаружил, что кремлёвские стены окрасились в белый, а вокруг него стоят дощатые торговые ряды, галдит базар, доносится запах овощей и фруктов, какой-то даже готовой похлёбки, а меж этим всем ходят неприкаянные полупрозрачные фигуры деревенских жителей. Послышался стук копыт – по месту, где будет построен универмаг, проскакали на лошадях мужчины в доспехах. Светочка потянула его идти дальше, и с ощущением какой-то поддельной гравитации они делали воздушные шаги, тяжело отбивающиеся, но легко подпрыгивающие от земли. Навстречу шагала элегантно одетая толпа – женщины в пышных бальных платьях и длиннополых шляпах, мужчины в парадных мундирах и со шпагами, за ними развернулась и удалилась вниз, мимо храма Василия Блаженного, карета. Люди прошли рядом, не обратив никакого внимания. Юзернейм же заметил, что универмаг отстроился обратно, видимо, в одну из своих ранних инкарнаций. Повернув голову направо, он увидел проползавший за скучающим базаром кортеж из чёрных, длинных горбатых автомобилей – их выдавали массивные хромированные решетки радиаторов и покрашенные в белый боковины шин. А на встречу им неслась запряженная тремя конями карета, украшенная золотым вензелем на дверце. Вокруг же прохаживались люди самых разных эпох, спокойно себе разговаривали и явно ничему не удивлялись. Света показала в небо – сияя огоньками, на посадку заходил белый самолётик. Йуса переполняли эмоции и очень смешное непонимание.
«Ну как же так, Светочка, как же так? Я надеюсь только, что мы в безопасности. Где-то же есть реальность с дежурящими здесь ментами, да? Надеюсь, мы не выглядим подозрительно. О дьявол, Света, это всё очень весело, я вам безумно благодарен, только давайте будем осторожны», – транслировал он в эфир, не сомневаясь, что она получает эту информацию, сведя взор в проносящуюся под ногами брусчатку.
Вдруг Света остановилась. Несмело подняв взор, он медленно оглянулся и совсем оторопел. Ночь превратилась в какой-то странный, мутный день. Площадь кругом была заполнена колоннами солдат. Непрестанно раздавался какой-то ритмичный тревожный грохот – звучала множественная барабанная дробь. Светочка велела ему успокоиться, и сказала, что всё хорошо и никто их не видит; потянула за руку и побежала к мавзолею. Он поспешил за ней, ощущая, как внутри, в спокойном и залитом счастьем его существе начал всплывать буйок бесконечного страха – и главное, чего именно он опасался в таком плотном переплетении ужаса, понять было сложно. Боялся ли он, что их всё-таки заметят, схватят, и таким образом задержат в прошлом навсегда? И что тогда будет – заточение в застенках лубянки, или же его скудных знаний о новейшей истории хватит, чтоб быть полезным вон в том жёлтом (он не ведал, что это дворец сената) доме? «А хорошо ли знает историю Света, и что тогда будет с миром?». Ненаглядная его совсем ошалела и бежала прямо к мавзолею, куда спешно марширующие солдаты швыряли немецкие знамёна в образовавшуюся уже огромную кучу – сюда же смотрело множество людей с расплывающимися лицами и даже кинокамеры. Света, однако, была в восторге! Совершенно ничто не беспокоило или хоть сколько-нибудь смущало её, и это был удивительнейший фактор. Подбежав к поруганным знамёнам, она вплотную разглядывала венчающие штандарты навершия в виде орлов. Ему же было совсем не по себе в этом невероятном и кромешном бреду, вроде бы и не лишенном специфического торжества, но всё равно невозможно жутком. Светочка, улыбаясь, подтягивала и разглаживала смятые тканевые полотна, но и этого никто не замечал. Взгляд Юзернейма беспокойно носился с полных трибун у ГУМа на буднично скучающий себе храм Блаженного; затем с колючих углов свастик и ребящей чёрно-белой бахромы на сияющие небесной пустотой под шлемами лица военных, презренно бросавших последние регалии. Утомившись и сведя взор на суккубу, весело заигрывающую с несбыточной нацистской мечтой, он попытался расслабиться и ни о чем не думать. Будоражащая до мозга костей барабанная стрельба стихла, и стало даже совсем хорошо.
«О Дьявол, милая Света, услада души моей, я же всегда и так считал себя сумасшедшим! Но вот это всё уже слишком», – взмолился он просебя, свесив голову. Её голос раздавался везде и всюду:
– Не стоило воспринимать так близко, козлик! Эх, ладно уж, прости меня. Я знаю, что должно тебе понравится.
Теперь совершенно весь гул стих, воцарилась тишина. Юзернейм открыл глаза и сразу же ощутил мелкую дрожь в пространстве. Света загадочно улыбалась. В остальном же, на всей площади под вновь ясным ночным небом, всё было в уже знакомом и безлюдном порядке. Оглянувшись, он заметил, что пентакли на всех кремлёвских башенках встали двумя лучами вверх, сию же секунду окрашивая зелёную черепицу в бордовый цвет, будто кровью, а зубчатые кремелёвские стены вдруг, словно не сдержав внутри буйно налившуюся нефть, окрасились в чёрный. Мавзолей, стоящий в двух шагах позади, с треском разломился и рассыпался на части, а некрополь вдоль стены вылез гробами наружу. Вся брусчатка на площади обернулась плотно сбитыми белыми костями. Увенчанный перевёрнутыми крестами храм тоже окрасился из красного в чёрный, сохранив лишь конфетные свои кремовые главки. Инфернальный кремль взмывал в небо над непобёжденной страной!
Они недолго полюбовались, прогуливаясь вперёд. Юзернейм резюмировал, что это, конечно, прекрасно, но он бы предпочёл пусть и не самую современную, но наиболее симпатичную Свете реальную версию, раз уж она так легко шатает минувшие эпохи. Башни и стены вновь покраснели, но какое-то отличие от современной площади (едва ли увиденной им сегодня) явно имелось. Парочка неторопливо следовала к васильевскому спуску. Ощущение доброго волшебства, спрятавшееся в моменты истории за неловким страхом, теперь застилало разум Юзернейма, насыщало эмоциональный фон и излучалось из глаз, находя отклик и отблеск во всём вокруг. В мгновения особо зашкаливающей эйфории казалось, что это какая-то отдельная земля, затерянная русская планета, или же посольство государства московского в космосе? Ничего нельзя было исключать. Необъяснимое устройство этого обособленного кусочка мира во всём своём тонком великолепии впитывалось взглядом и подсознанием. Влюблённые несли и реализовывали здесь собою концентрат Истинного Счастья. Супротив них было предостаточно горя, лишений, несвободы и слёз, уложенных в факты, связываемых так или иначе с этим местом, сухо описанных чёрным по белому в несчётном числе бумажных носителей – но всё это был лишь тлен, а они же исполнялись настоящей, хоть и такой гротескной жизнью, ярко сгорающим мгновением! Юзернейм вдруг разразился:
– Тем, кому еженощно снятся кошмары, мы явимся сновидением лютой экзальтации! Мы принесём благую алхимическую весть, мы оставим добрый намёк о вечном и прекрасном! И пусть люди не боятся отринуть свою привычную зашоренность и невежество, а откроют сердца и умы – и они увидят и постигнут. Ведь это так несложно... Ибо отказываюсь я верить, что здесь не было добра и любви!
Действие вещества стремительно набирало силу. Спешным шагом они преодолевали пространство столь гладко, будто на колёсах с плавной воздушной подвеской; ординарные же шаги отбивались и отскакивали от пульсирующей в покосившейся гравитации земли, совершались помпезно и монументально. Юзернейм всё больше ощущал себя каким-то киборгом – будто всё внутри приклеилось к костям, затянулось куда-то под рёбра, и он управляет этим лёгким, гибким и поворотливым автомобилем, лишенным внутренностей для развития большей скорости. А скорость имела значение. Вернее, скорость и являлась самим значением. Скорость стала как целью, так и средством, назначенными свыше – ибо жизнь всегда заключалась в движении, а движение сейчас было, и ой какое движение! Даже челюсть уже давно ходила ходуном, а зубы какбы вкушали самоё себя, приятно вростая внутрь. И две эти истощавшие, неистовые биомашины на ногах, обсыпающиеся гривами волос, везли по неощущаемой брусчатке лишь души, сердца и мозги, полные синхронного откровения о абсолютной, затмевающей всё любви, коя слишком интенсивна и безумна, чтоб прожить в ней хотя бы десяток земных часов. Юзернейм прекрасно помнил после своего первого опыта, что такая любовь есть; но каково же переживать её вновь, да и теперь, когда есть Светочка, ооо! Она вдруг напела:
«Мы колесим по этой Атлантиде секретно,
лица спрятаны за паспортными масками,
в пыль времён мы уроним нечаянно
свои бесконечные волоски!» —
ХВБ оказался вблизи довольно большим. Весь васильевский спуск, москворецкий мост и набережная были также совершенно пусты. Йус ещё оглядывался на тёмную, без единого фонаря, площадь, но зрение впитывало предостаточно света из россыпи созвездий через расширенные зрачки, а потому видно всё было отлично. Заряженные силой невыразимого чуда, механизированные животные с космическими горизонтами в мысленном взоре проследовали вниз к реке, где наконец можно было облокотиться на каменную ограду! Парочка засмотрелась в играющие на воде блики – город по ту сторону был освещён, незаметно раздавались и раскаты далёких двигателей, по той набережной проезжали автомобили. Юзернейм оглянулся – и вокруг теперь сиял тёплый фонарный свет. На васильевском спуске стояли себе спокойно два полицейских 'форда', по площади гуляла немногочисленная публика, а храм, кремлёвские стены и универмаг обильно подсвечивались. Хоть реальность и обрела свою достоверную визуальную составляющую, человекомобили же, утратившие вес, оставались кабинами черепушек, нависающими над рёбрами жесткости и каркасами безопасности, смыкающихся в пружинно-воздушных подвесках тонких ног, превращаясь где-то там в невидимые колёса, обутые в псевдослики от 'конверс', очень быстрые и неустанные.
Парочка направилась влево – под мост, к величаво взирающей на горизонте сталинской высотке, от коей тянулась изящная дуга ещё одного моста. Слева, через дорогу, уходил далеко вперед длинный рекламный плакат, прикрывающий некую многолетнюю обширную стройку, вдоль коей также тянулась в качестве тротуара деревянная "кишка".
Внезапно, зазвонил телефон. Анастасия готова была объявится чуть раньше – за часами, впрочем, никто всё равно не следил. Парочка находилась как раз возле троллейбусной остановки, и Света условилась, что они подождут её здесь. Чёрные фигуры влезли на каменную ограду реки аккурат за павильончиком остановки, и свесив ножки, любовались видом. В усаженных неподвижно телах кипели энергии, заполняли все уголки, проникали в каждую клеточку и фонили во внешний мир. Однако целоваться, соблюдая осторожность над рекой, им не понравилось, посему скоро пришлось водрузить колёса обратно на землю.
Через несколько времени, из ринувших со светофора машин, мимо остановки прополз насыщенно белый, бодро рычащий автомобиль, и остановился чуть поодаль. По низу его обрамляла красная полоска, трафаретно образующая наименование 'Carrera S', а диски были чёрными. К удивлению Юзернейма, это была не устаревшая, как он ожидал, модель, известная передними фарами в форме запятых, нет. Это был аппарат следующего поколения.
Ох, сколько же ему предстояло совершить в какие-нибудь пару минут – и слова нужные подобрать, впечатление нормальное произвести, и главное, согнуть и поместить одну машину в другую! И вдруг с этой же самой мыслью Йус ощутил, как действие плавно сбавляет силу и отпускает совсем. Челюсть расслабилась и забыла обо всём, живот вырос обратно, ноги чувствовали обувь и обыденную ровность асфальта. В голове же было неоднозначно – ясный космический масштаб, феерическая легкость, чувства гармонии с собой и ментального завершения, помноженные на редкое и фантастическое удовольствие жизнью. В результате получалось невероятно шикарное настроение с легким привкусом космического дурмана. За руль, должно быть, не опасно.
Водительская дверца распахнулась, и девушка-блондинка, с собранными в конский хвост волосами, выбралась наружу. Ростом она была чуть выше него, а одета в топик и спортивные шортики, всё под цвет авто. Как стало известно позже, особа была всего-то на полтора года старше Светы, происходила из богатой семьи, и с детства занималась теннисом, даже выиграла в каком-то юношеском чемпионате. А сейчас Светочка устремилась ей навстречу с широко раскинутыми руками, и что-то лихорадочно пролепетала на ушко в объятии. Они засмеялись. Йус подошел и поприветствовал фемину в своей обычной манере, они обменялись именами. Девушка была очень симпатична – лицо характеризовалось острым подбородком, большими аккуратными губами, плавными скулами, румяными треугольными выступами щёчек, добрыми серыми глазами с изящно тонкими бровями под высоким гордым лбом. В чем-то они со Светой были похожи.
– А на кого ты учишься, Юзернейм? – спросила она в первую очередь.
– А я своё отучился, – невинно парировал он.
– И кто же ты?
– Мог бы стать патологоанатомом. Правда, получив диплом, сразу же сменил покойников на компы – гораздо интереснее и не воняет!
Девушки посмеялись. Владелица штуттгардской повозки не сдавалась:
– А с компами-то что делаешь?
– Собираю с нуля из вверенных деталей, и только. Ничего не ремонтирую – для этого есть другие специалисты.
– Здорово! Чтож, Юзернейм, водил ли ты когда-нибудь механику после автошколы?
– А то ж! К механике приучен, – фемины прыснули, – серьёзно, вот автомат мне в руки не попадался.
Хозяйка авто нагнула спинку пассажирского кресла и отправилась на задний диванчик. Юзернейм прошёл вдоль задней части авто, выдыхающей обжигающий воздух из отводящей от двигателя решетки, деловито открыл дверцу и вспомнил о всё ещё невесомом рюкзаке. Хозяйка разблокировала с брелка багажник в де-подкапотном пространстве, он распахнул его, положил багаж и отправился за руль. Салон был из красной кожи, а Светочка уже пристёгивалась ремнями безопасности. Усевшись и недолго думая, Йус поступил также – положения как седушки, так и спинки идеально ему подходили. За непосредственным рулевым колесом на него пристально уставились пять восторженных глаз приборной панели.
Плавно тронувшись, он решил с набережной пока никуда не сворачивать – траффика было немного, и на отдельных отрезках удалось чуть-чуть попритапливать педаль, наслаждаясь непривычным после Шумеры рёвом мотора позади. По сравнению с кайфовым управлением японкой, немецкая машина двигалась и слушалась божественно, словно во сне или экстазе – последнее, впрочем, было не исключено.
Набережная была преодолена до внезапного конца в виде съезда в какой-то жилой райончик. Во время ожидания на светофоре, завязался диалог о том, куда же направиться дальше – Светочке было не до этих размышлений, а Йус сразу сознался, что не местный. Оценив его педантичную аккуратность и заботливую нежность в вождении, владелица почувствовала доверие и велела:
– А поехали на МКАД!
– Поехали, только путь проложите.
Блондинка потянулась к сенсорному экрану бортового компьютера, пригляделась, и в несколько шустрых касаний назначила цель. Забавно, половина пути пролегала по уже известной волгоградке, мимо кузьминок, но дальше. Расстояние было преодолено быстро и с удовольствием, хотя ехали они под всё те же девяносто километров в час, пару раз разгоняясь немного выше.
Вырулив же на кольцевую автомобильную дорогу, Юзернейм крепче взялся за баранку, смакуя взглядом уносящуюся вдаль почти пустую трассу, и переглянулся с суккубой. Всё это время её и так распирала чертовская эйфория, она даже взвизгивала в те немногие моменты нажатия им педали акселератора, и теперь же затребовала блондинку крепко держать её. Настасья чуть приспустила спинку её кресла и обняла Светочку, приняв несколько неудобную позу – но ради единения с подругой и её удовольствия было не жалко. Шофёр, наконец, затяжно втопил гашетку и впервые переключился на пятую передачу – автомобиль обрадовался и яростно прорычал, начав рвать пространство и неимоверно засасываться вперёд. Всех троих пробрал лютейший экстаз и инфернальный рёв колесницы; во все глаза они пожирали проносящиеся кругляши сияний фонарных столбов, ложку за ложкой, словно сливочный крем с поверхности шоколадного десерта ночи. Судя по удивительному и сюрреальному спокойствию, обретаемому прямо на пике драйва, сливаясь в скорости с энергией, силой и звуком атмосферного двигателя; а также по очумелому и синхронному лепету девиц – Света включила чары МДМА, и все присутствующие попали под их воздействие тоже. Впрочем, Йус старался не отвлекаться ни на что, и только концентрировался на дороге, контролируя своё тело, остающееся константой в скоростном шумном хаосе и всецело сливающееся с большим, железным и тяжёлым организмом, реагирующим на малейшее движение его конечностей. Он наслаждался – весёлое, чуть ли не оргазмирующее на ровном месте пение Светочки разливалось по салону и ласкало слух, затапливало его душу в эйфории. Какие-нибудь три минуты полёта на скорости за двести километров в час продлились для всех значительной четвертью часа. Через некоторое время машина прошла приличное расстояние на средней скорости в сто семьдесят, и стремительно расходуемое топливо напомнило о себе. Было решено сворачивать в город. Света дрожащими руками что-то суетливо колдовала в телефоне.
