Текст книги "Изменяя правила (ЛП)"
Автор книги: Сагара Люкс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
Они изменились позже.
Из-за меня.
Глория несколько раз тяжело сглатывает, прежде чем прочистить горло.
– Думаю, сделай я это сейчас, всё закончилось бы иначе.
– Ты правильно думаешь. – Я тушу сигарету. – Последнее, чего хочу сейчас, это твой рот вокруг моего члена. У нас есть гораздо более важные дела.
– Конечно.
С завидным спокойствием она встаёт, подходит к окну и открывает шторы. В слабом лунном свете её потная кожа словно светится, а светлые волосы спускаются по спине, лаская.
Я потираю подбородок, не в силах отвести взгляд.
Глория не просто красива. Она – видение.
И отвлекающий манёвр.
Беру халат, который она бросила на краю кровати, и протягиваю ей. Она спокойно одевается, при этом голубые глаза настороженно следят за мной. Пока завязывает пояс, её пальцы едва заметно играют с ним.
– Ты здесь не случайно. – Это не вопрос, поэтому я не отвечаю. Жду, пока она сделает собственные выводы. – Ты вспомнил его.
Со вздохом снова сажусь в кресло. Глория устраивается на подлокотнике, так близко, что задевает локтем мои бёдра.
Рассеянно, начинаю поглаживать её колено.
– Я думал об этом всю ночь, пока не понял, что тоже видел киллера раньше. – Скольжу взглядом по её телу. Ласкаю её, и она вздрагивает в ответ. – Четыре года назад, когда ты вошла в этот дом, он был с тобой.
Глория чуть сжимает челюсти, напрягаясь.
– Иноуэ-сама всегда меня защищал.
– Защищал? – Качаю головой, усмехаясь. – Глория, называй вещи своими именами. Мой двоюродный брат был одержим тобой, вплоть до того, что бросил свою семью и переехал в другой штат, когда его отец пригрозил тебя убить.
– В итоге он вернулся.
– Вместе с тобой, сыном-полукровкой и армией наёмников. Ведь именно таким человеком был тот, кто пытался меня убить, не так ли? Грязный наёмник, он служит тому, кто больше заплатит.
Глория, возможно, не знает об этом, но кто-то уже несколько месяцев готовит заговор против меня. Человек, который пытался убить меня вчера, – лишь последний в длинной череде профессионалов, которым заплатили за то, чтобы они убрали меня с дороги. Разница между теми, кого я пытал в последние недели, и тем, кого убил вчера вечером, в том, что я знаю, что он работал на семью Иноуэ четыре года назад.
Это может быть простым совпадением.
Или начало внутренней вражды.
Мысль о том, что в моей семье может скрываться предатель, вызывает у меня тревогу и подозрения.
– Расскажи мне о нём, – прошу я.
Глория качает головой, отводя взгляд.
– Всё не так просто, Джун. Если ты хочешь, чтобы я вспомнила прошлое, ты должен дать мне что-то взамен.
Я не спрашиваю, чего она хочет, потому что и так знаю. Хватаю её за талию и притягиваю к себе. Чтобы она села ко мне на колени. Я кладу руку ей на бедро, а губами прижимаюсь к шее.
– Я весь твой.
Она знает, что обманываю; и, даже если она отдаст мне всё – своё тело, свои секреты, сердце, – я не дам ей ничего взамен. И всё же она делает глубокий вдох и начинает говорить.
– Когда мы приехали в Сиэтл, я ничего не знала ни о тебе, ни о делах Иноуэ. Именно этот человек рассказал мне о… работе, которую выполнял ты, чтобы помочь своей семье, и о твоей страсти к ножам.
Я откидываю лоскут халата, обнажая ей ноги.
– Он сказал тебе держаться от меня подальше?
– Мне говорили это все, но я не слушала.
Мои пальцы танцуют по её коже, заставляя Глорию дышать быстрее. Когда она опускает лицо, наши взгляды встречаются. Меня всегда завораживали её глаза: не только цветом, но и эмоциями, которые могут передать. Она ничего не говорит. Она просто смотрит на меня, а я чувствую, как у меня сжимается внутри.
Я открываю ладонь, цепляюсь за её бедро.
– Ты совершила ошибку. – Я сразу жалею о сказанном, но тем не менее продолжаю. – Если бы ты последовала совету и держалась от меня подальше, то была бы сейчас свободна и в безопасности, а не в объятиях дьявола.
Я сжимаю пальцами её горло.
Вместо того чтобы отступить, она откидывает голову назад.
Глория предлагает мне себя.
Могу ощутить, как по горлу течёт её дыхание.
И срывается с губ вместе со вздохом.
– Что случилось с тем мужчиной?
– Я не знаю. – Глория немного задыхается, переводит дыхание. Одна из моих рук продолжает обхватывать ей горло, поэтому у неё краснеют щёки, стекленеют глаза. – Он исчез в одночасье. Он мне не нравился, поэтому я не стала его искать или спрашивать, что с ним случилось. Больше я его не видела… до прошлого вечера.
Мне хочется ей поверить. Очень хочу. Но она столько раз мне лгала, что задаюсь вопросом, а не делает ли этого и сейчас. Её сердце бешено бьётся. Я чувствую, как оно пульсирует под моими пальцами.
Возможно, её заводит моя близость.
Я тоже на взводе.
Глория берёт меня за запястья и призывает освободить горло, я не возражаю. Не возражаю и тогда, когда она упирается своим лбом в мой и закрывает глаза. Наши дыхания тут же выравниваются. Некоторое время мы не делаем ничего, кроме этого.
Мы дышим.
«Живём».
Затем Глория снова открывает глаза.
– Судьба – большая сволочь. – Её шёпот теряется во тьме ночи и в глубине моей груди. – Говорят, что каждый выбор ведёт нас по новому пути, но это не так. Так или иначе, судьба всегда находит способ поставить нас на тот путь, который нужен ей.
Я едва заметно усмехаюсь, откидывая ей волосы с лица.
– Если это так, то ты не в том месте.
У неё округляются глаза. Глория двигается, при этом её нос сталкивается с моим. Мне приходится использовать всё своё самообладание, чтобы не поцеловать её.
– Ангел, нам не суждено быть вместе. – Я хватаю Глорию за руки, заставляя подняться на ноги. – И в любом случае не судьба привела тебя ко мне.
– Тогда что?
– Ной. – Я тоже встаю. Даже понимая, как это неправильно, я всё равно обхватываю её лицо ладонями. Поглаживаю виски. Я всегда восхищался – и опасался, – её интеллекта. Разум Глории всегда начеку. Так было и сейчас, в отличие от моей головы, которая не может думать ни о чём другом, кроме как о том, что хочу с ней сделать. – Если бы я не привёл тебя к нему, Ной никогда бы не согласился встретиться со мной.
– И ты не спрашивал себя – почему?
Она касается моих пальцев своими. Жест интимный.
«Несвоевременный».
Как и озноб, что сотрясает меня изнутри.
Мой взгляд темнеет, когда вопрос, который я никогда не задавал себе раньше, овладевает моим сознанием.
– Скажи мне, Глория. Почему Ной хочет тебя?
Она делает шаг назад, отстраняясь от моих рук.
Держится за горло.
Но не отвечает.
– Он ведь не просто хочет тебя трахнуть, правда?
Хватаю Глорию за плечи и трясу. Вместо ответа, она вырывается из моей хватки и пытается убежать. Я не позволяю. Успеваю схватить за руку и бросаю на кровать. Забираюсь на неё сверху. Она царапает меня ногтями, пока обхватываю руками её шею. Я делал это десятки раз, но никогда, чтобы напугать её. Только для того, чтобы довести до предела.
Сейчас всё по-другому.
– Я буду считать до трёх, – предупреждаю я. Халат сползает по её телу, обнажая. – Я буду лишать тебя воздуха понемногу, пока ты не скажешь мне то, что хочу узнать.
Я не даю ей времени на ответ.
Крепко сжимаю шею и начинаю считать.
– Один.
Глория выгибает спину, пытаясь спихнуть меня.
– Два.
Её глаза стекленеют, лицо краснеет.
Она царапается.
– Три.
Я ослабляю хватку, но лишь на мгновение. Она тут же надувает грудь, вбирая в себя как можно больше воздуха. При виде её вздымающейся груди и следов, которые оставил на её коже, я чувствую, как твердеет член. Игнорирую прилив возбуждения и возвращаю руки на место.
– Один.
На этот раз Глория меняет тактику. Она не пытается вырваться или сопротивляться. Инстинкт выживания делает её разумной. Решительной. Но не покорной. Как только понимаю, что она восстановила контроль, я отпускаю её из своей хватки.
Её губы шевелятся, но из них не издаётся ни звука.
Она облизывает губы, сглатывает.
Дышит, благодарная за то, что может это делать.
Но продолжает молчать.
Я ложусь рядом с ней.
Одурманивая, ласкаю ей голову.
– Расскажи мне, что ты знаешь.
Глория проводит пальцами по горлу. Она дрожит.
Ей страшно, но не оттого, что я с ней сделал.
Запах её возбуждения сильнее, чем когда-либо. Связь между нами тонкая и тёмная. Глория боится боли, но жаждет острых ощущений, которые её сопровождают. Нет способа определить, когда Глория искренна, а когда лжёт, кроме как довести до края, заставив опустить все защитные механизмы.
– Я… я не могу, – заикается она.
– Что ты не можешь сделать?
Глория поворачивается ко мне. Прикусывает губу.
– Я не могу дать Ною то, что он хочет.
– И чего же он хочет?
Её грудь вздымается, когда она вдыхает как можно больше воздуха.
– Ему нужно могущество Иноуэ. – Она подносит руку к горлу, возможно, боясь, что попытаюсь задушить снова. – Он хочет подчинить вас, как и все остальные семьи.
Я смеюсь, забавляясь абсурдностью этой идеи.
– И как он собирается это сделать?
Глория стискивает зубы. На её лице появляется странное выражение. Внезапно я понимаю, что краснота в её глазах – не только от нехватки воздуха, но и от стыда.
– С секретами. – Она делает глубокий вдох. Выдох. – Вот что хочет от меня Ной: ключ, чтобы шантажировать тебя, как когда-то я передала ему ключ, чтобы шантажировать твоего дядю.
ЧЕТЫРЕ ГОДА НАЗАД
– Хочешь, я станцую для тебя?
Голос полуголой женщины, которая присоединилась ко мне у стойки, сладок, как песня. Хотел бы я, чтобы и её аромат был таким же хорошим, но вместо этого от неё пахнет сексом и потом. Я не удивлён: после выступления на платформе Key Club она уже уводила двух мужчин в приватные комнаты. А теперь обратила свой взор на меня.
Я со скучающим видом прикуриваю сигарету.
– Ты уже танцуешь, сладенькая. Ты танцуешь для меня.
– О нет! – Её тело дрожит, сотрясаясь от хихиканья. Она опирается локтями на стойку и наклоняется вперёд, демонстрируя свою пышную грудь. – Я не собиралась предлагать тебе тот же танец, что и здесь, но что-то более… интимное.
Желая подчеркнуть концепцию, она дотрагивается до моей руки и впивается в предплечье ногтями. Неудачный ход. Синдзо выходит из тени и устремляется вперёд. Он хватает её за запястье и оттаскивает. Краем глаза вижу, как юноша, который всегда следует за ним, опускает руки ей на плечи, чтобы она не двигалась.
Чувствуя себя в ловушке, танцовщица пытается закричать. Синдзо быстро затыкает ей рот и даёт понять, что она не должна привлекать внимание. Её светлые глаза судорожно ищут бармена. Он ей не поможет. Я могу приказать ему раздеть её догола и трахнуть на глазах у всех, и никто и пальцем не пошевелит для спасения.
Стряхиваю пепел с сигареты, а затем делаю ещё одну затяжку.
– Как давно ты здесь работаешь?
Синдзо освобождает ей рот, позволяя ответить.
Конечно, она может закричать. Но если умна, то не станет.
– Д-две недели.
– Ты когда-нибудь видела меня с женщиной?
– Если тебе не нужна моя компания…
– Ты когда-нибудь видела меня с женщиной? – повторяю вопрос.
Несмотря на громкую музыку, мне не нужно повышать голос. Всё внимание женщины приковано ко мне. Если она неглупа, то поймёт, что не стоит мне лгать или расстраивать.
– Нет, никогда.
– Другие танцовщицы не подходят ко мне. Ты не задумывалась почему?
Она прикусывает губу, прежде чем ответить.
– Они боятся.
– А ты не боишься?
– Да, но мне нужны деньги. Вот почему я подошла.
Мой взгляд скользит по её телу, медленно и безжалостно.
Нужда – это большой уродливый зверь.
Даже самое невинное существо, движимое нуждой, может зайти далеко и совершить самые мерзкие поступки. Или самые аморальные.
Зловещая усмешка растягивает мои губы.
Молодая женщина вздрагивает, почуяв опасность.
Поздно. Ей следовало подумать об этом прежде, чем впиваться ногтями в мою руку. Теперь она завладела моим вниманием. А я – её.
– Мои желания отличаются от желаний других мужчин, – предупреждаю я. – Трахнуть женщину не доставляет мне никакого удовольствия.
– А что же тогда нравится?
Вдоль позвоночника пробегает беспечная дрожь. За закрытыми веками мелькают образы, которые вызвали бы отвращение у любого. Изуродованные конечности. Кровь. Крики. Мой член пробуждается пульсируя. На мгновение я представляю себе эту женщину, как она стоит передо мной на коленях, её тело покрыто порезами, ранами и ожогами. Глаза полны ужаса, а руки полны денег, на которые её купили.
Эрекция угасает так же быстро, как и пришла.
Мысль о том, чтобы уничтожить – или испачкать, – кого-то, кто так отчаянно пытался продать себя, меня совершенно не привлекает.
Потому что легко.
Я вскакиваю с жестом раздражения. Тушу сигарету, проведя по стойке, и поворачиваюсь к танцовщице спиной. Синдзо тут же оказывается рядом со мной, готовый сопроводить меня к выходу. Краем глаза я вижу, как парень, следовавший за ним, что-то говорит девушке, будто хочет её утешить. Думая, что его не видят, он достаёт из бумажника пару банкнот и вкладывает ей в руку.
Я кривлю рот от отвращения.
– Ты должен избавиться от него.
Синдзо ничего не говорит. Он просто кивает.
Он знает, что я чувствую: даже если парень умён и предан, пока он позволяет своему сердцу брать верх над разумом, в нашей семье для него не будет места.
Я поднимаю лацканы пальто и выхожу из клуба. На улице низкая температура. Хотя дождя нет, я чувствую странное электричество в воздухе. Смотрю на небо.
Тёмное. Тяжёлое.
Большие чёрные тучи скрывают луну и звёзды.
«Тёмные ночи приносят мрачные мысли», – говорю себе. – «И ещё более тёмные желания».
– Думаешь, я был не прав, отпустив её?
Не говоря ни слова, Синдзо проходит мимо меня и открывает дверь машины, на которой мы приехали. Думаю, это его способ сказать мне, что я принял правильное решение. Хоть и с колебанием, я сажусь в салон и жду, пока он займёт место водителя.
Парень, которого Синдзо тренирует, догоняет нас бегом.
– Куда мы едем?
Прежде чем ответить, я проверяю свой мобильный телефон. Дядя только что прислал мне сообщение. Я напрягаюсь, встревоженный.
– Возвращаемся домой.
Как бы я ни старался скрыть, что-то, видимо, просочилось в мой тон, потому что парень смотрит на меня в замешательстве.
– Что-то случилось?
Встречаюсь взглядом с Синдзо в зеркале заднего вида.
– Мой двоюродный брат вернулся в Сиэтл.
Больше мне ничего не нужно говорить. Он встраивается в транспортный поток и направляется к месту назначения так быстро, как только может.
***
Перед дверью в поместье дяди стоят двое мужчин. Я никогда их не видел. Мне кажется маловероятным, что Оябун позволил иностранцам войти в дом, но в то же время не считаю возможным, чтобы они вошли сюда силой.
Сразу, как припарковался, Синдзо кладёт руку на пистолет. Уверенный, что могу найти в нём союзника, я решаюсь выйти из машины. Один из двух мужчин подходит ко мне. Он сдвигает куртку настолько, чтобы показать мне приклад пистолета.
– Если хочешь войти, тебе придётся оставить оружие снаружи.
Я едва шевелю пальцами, готовясь отреагировать.
– Это мой дом.
Мужчина делает очередной шаг вперёд.
– У меня есть приказ, который я должен выполнить.
– Чей приказ?
Прежде чем успевает ответить, на пороге появляется силуэт Оябуна. Я тут же опускаюсь на колени, выказывая уважение, которого он заслуживает. Мужчина, который только что говорил со мной, не делает того же. Он стоит, спина прямая, руки на бёдрах. Я касаюсь ножа, что закреплён у меня на лодыжке.
Жду кивка. Приказа.
Если Оябун захочет, я могу уложить наёмника на землю и обездвижить. Могу убить его быстро или заставить страдать. Я могу пытать его или оставить шрамы, которые будут вечно напоминать ему об этом вечере.
Неестественная тишина окутывает поместье. Тихо дует ветер, покачивая ветви вишнёвых деревьев. Взгляд Оябуна внимательно изучает меня, словно это я не на своём месте.
Он разочарованно кривит губы.
– Пойдём со мной, Джун. Хочу поговорить с тобой.
Как только он поворачивается ко мне спиной, я встаю. Прохожу мимо человека, который попросил меня отдать ему пистолет, и следую за Оябуном, опустив голову и всё больше напрягаясь. На нём не обычный костюм, а одно из традиционных кимоно, он надевает их только в особых случаях. Когда мы доходим до его кабинета, один из его людей открывает дверь, а затем закрывает за нами.
– Садись, Джун.
Голос дяди звучит устало, как и его движения.
За свою жизнь я сталкивался и побеждал мужчин гораздо крупнее и могущественнее его. И всё же я боюсь. И не только сейчас. С тех пор как я прочитал послание, с которым он вызвал меня в свой кабинет.
Место, которое я занимаю сейчас, предназначено для тех, кто предал семью. Какими бы отвратительными или аморальными ни были, я всегда выполнял возложенные на меня задачи. Поэтому я не могу ни понять, ни оправдать своё присутствие здесь.
Я закрываю глаза и глубоко вдыхаю аромат горящих на столе благовоний. А открыв глаза снова, фокусирую взгляд на кимоно, что висит на стене позади него. Атмосфера настолько мрачная, что цветы, нарисованные на ткани, выглядят так, будто их изобразили не красками, а кровью.
– Тебе, наверное, интересно, зачем я вызвал тебя сюда?
Я не отвечаю, потому что он не дал мне на это разрешения. Я склоняю голову, ожидая, что он продолжит.
– Мир меняется, Джун. И я меняюсь. – Хоть он и пытается скрыть, его тело дрожит от кашля. – Часть семьи считает, что я слабею. Хотел бы я сказать тебе, что это не так, но правда в том, что я уже не тот человек, за которого твой отец отдал жизнь.
Он вздыхает, а его взгляд теряется в воспоминаниях.
– Ты очень похож на него. Верный, храбрый, честный.
Я не должен этого делать, но всё же осмеливаюсь поднять взгляд.
– Хоть и растил вас вместе, но Хитоши не похож на тебя. Он жадный, упрямый… Но он – всё, что у меня осталось.
Я чувствую тяжесть в желудке, осознавая, что Оябун на самом деле изменился. Было время, когда он не пускал чужаков в наш дом и не оставлял безнаказанным ни одного проступка. Отказавшись бросить женщину, в которую влюбился, Хитоши открыто бросил ему вызов.
Оябун должен был убить его.
Но он позволил Хитоши вернуться.
– Жизнь подобна текущей реке, – продолжает он. – Ты не можешь остановить её течение или обмануть. Понимаешь?
Дядя смотрит в пустоту перед собой, а не на меня. Он бледен. Он никогда не был особенно хорошо сложен, но и худым его назвать было нельзя. Сейчас он такой. Худой. Усталый.
«Когда он так изменился?»
Прежде чем успеваю остановить себя – или подумать, уместно это или нет, – я решаюсь поднять голову и взять слово.
– Почему ты мне это рассказываешь?
Его лицо темнеет. Он сжимает кулаки.
– Потому что я собираюсь попросить тебя предать то, во что ты веришь.
Глава 8
Глория
Сиэтл, настоящее время.
Уважение. Верность. Честь.
С момента своего рождения Иноу слышат эти три слова, повторяемые, по крайней мере, раз в день. Это ценности, в которые они верят; краеугольные камни, на которых построена их семья.
Несмотря на то что росла в других условиях, по-своему, я всегда поддерживала их философию. И всё же, хотя и в разное время и разными способами, мы с Джуном предали людей, которых любили; тех самых людей, которым поклялись в верности. Я сделала это, продолжая сотрудничать с Ноем, он – в ту ночь, когда ушла от него.
Мне больно говорить, но чувствую, что должна.
– Прости, – шепчу я.
Джун поворачивается ко мне спиной и садится на кровать. Резинка, что стягивала волосы, слетела, и теперь они рассыпались по его плечам, закрывая величественную татуировку на спине, которая была и у его дяди – бывшего оябуна. Маски, демоны и красные цветы следуют один за другим, насмехаясь надо мной.
Я делаю вдох, набираясь смелости.
– Признаю, я скрыла от тебя некоторые вещи. Но так же поступал и твой дядя. – Джун поворачивается ко мне. – Он сказал тебе, что о возвращении в Сиэтл попросил Иноуэ-сама, не так ли?
Я воспринимаю его молчание как подтверждение.
– На самом деле всё было не так: сам оябун позвал его обратно.
– Почему он это сделал?
– Он узнал, что я передаю информацию Ною, но никому не сказал, чтобы его сын не выглядел слабым.
У Джуна вырывается странный звук, что-то среднее между стоном и вздохом.
– Слабость здесь ни при чём. Если ему было известно, что Хитоши манипулирует иностранка, как оябун, он должен был приказать убить его.
– Отец не может убить собственного сына, – осмеливаюсь сказать я.
Джун смотрит на меня так, словно сказала большую глупость.
– Ещё до того, как стал его отцом, мой дядя был его оябуном. Руководствуясь своим сердцем, он подверг риску всю семью.
У меня кровь стынет в жилах, когда понимаю, – Джун никогда не поставит сердце выше верности. Он опирается локтями на колени и наклоняется ко мне.
– Продолжай.
Его голос мрачный. Угрожающий.
Я сухо сглатываю, прежде чем продолжить.
– Как только мы приехали сюда, твой дядя отвёл меня в сторону и заставил обо всём рассказать. Я предложила ему сделку: если он отпустит меня и Брайана на свободу, я перестану сотрудничать с Ноем и найду способ исчезнуть.
– Он ведь не согласился на это?
– Он собирался, но потом познакомился с Брайаном. – Я опускаю голову, чувствуя себя неловко. – Он был его племянником и Брайан…
– Необыкновенный, – завершает за меня Джун.
Я киваю. Я и так знала, что он высоко ценит моего сына, но от этих слов в груди становится пусто.
– Я оказалась в плохой ситуации. Я не могла сбежать и оставить Брайана в руках твоего дяди, но и продолжать предавать твою семью я тоже не могла, иначе оябун подослал бы кого-нибудь убить меня. Поэтому я сделала единственное, что могла: опередила его и пришла к тебе.
Джун едва заметно щурится, глядя на меня с враждебностью.
– Ты использовала меня.
– Я сказала, что мне нужна твоя помощь, чтобы сбежать от Иноуэ-сама, но правда заключалась в том, что я не хотела, чтобы ты меня убивал. Ты был убийцей семьи Иноуэ. Я знала, – в один прекрасный день твой дядя потеряет терпение и прикажет позаботиться обо мне, поэтому я попыталась привязать тебя к себе, чтобы этого не произошло.
Он скрипит зубами, глядя на меня с отвращением.
– И тебе это прекрасно удалось.
– Не так, как я хотела. – Правда и ложь это две дороги под откос, как только ты оказываешься на одной из них, остановиться уже невозможно. – Мне не следовало влюбляться в тебя, но я влюбилась.
Джун встаёт. Его кулаки сжаты. Мышцы на спине подёргиваются, когда он двигает головой из стороны в сторону, отчего в шейных позвонках раздаётся хруст.
– Джун, я…
Он поднимает руку, приказывая замолчать.
И я замолкаю.
Но не остаюсь на месте.
Я поднимаюсь и приближаюсь к нему. Беру его ладонь и прижимаю к своей шее. Я чувствую, как его пальцы сжимают моё дыхание, но не отступаю. Сердце бешено бьётся в груди.
Я знаю, он это чувствует.
Он чувствует то, что испытываю я.
У меня начинает кружиться голова, когда он усиливает хватку. Мои ноги дрожат. Я уже готова упасть, и тогда он отпускает меня.
Его большой палец едва шевелится, слегка касаясь кожи.
Его глаза не просто смотрят на меня.
Они меня видят.
А я вижу его.
Гнев, который вызвало в нём моё признание, желание меня наказать, безжалостная война между инстинктом и разумом. Джун знает, – я не лгу, но также и то, что когда-то я делала это так хорошо, что вынудила его предать семью.
Джун уже не тот мужчина, каким был тогда.
Теперь он – оябун.
Он не может позволить себе никаких ошибок.
Его глаза становятся холодными. Опасными.
– Как сильно ты любишь сына?
Я бледнею.
– Больше, чем собственную жизнь.
– Ты бы умерла за него?
– Да.
– А за меня умерла бы?
Большим пальцем он снова скользит по моему горлу, поглаживая. Джун испытывает меня.
Я не должна колебаться.
И всё же испытываю страх.
Джун двигается вперёд, отталкивая меня к кровати, пока мои ноги не упираются в неё и я падаю сверху. Однако Джун не следует за мной, а остаётся стоять. Внушительный и недосягаемый. Скорее жестокий и прекрасный бог, чем дьявол. Волосы цвета чернил покрывают его плечи и заслоняют взгляд. Его руки далеко от моего горла, но мне всё равно не хватает дыхания.
– Спрашиваю в последний раз: ты готова умереть за меня?
Я едва сжимаю челюсти.
– У Брайана больше никого нет. Если со мной что-то случится…
Не обращая внимания на то, что я продолжаю говорить, он поворачивается ко мне спиной. Идёт к двери и распахивает её настежь. У меня нет времени, чтобы отреагировать или остановить его. Я настолько потрясена, что замираю на месте. Вскоре Джун возвращается и бросает в меня что-то тёмное. Я ловлю на лету.
Это его мобильный телефон.
– Прочитай последнее сообщение, которое я отправил.
Дрожащими пальцами делаю то, что сказал. В сообщении длинная последовательность цифр. Когда понимаю, что оно отправлено Рулзу и это спутниковые координаты, я в замешательстве смотрю на Джулса.
– Ты написал Рулзу, где найти Джейка…
Глаза Джуна смотрят на меня, холодные и жестокие.
Он выхватывает телефон из моих рук и убирает в карман.
– С этого момента все договорённости между нами разорваны. Ты свободная женщина, Глория. А я очень занятой человек, поэтому предлагаю тебе собрать чемоданы и уйти.
– Ты выгоняешь меня?
– Ты получила то, что хотела, не так ли?
Я кусаю губу, ища в себе мужество заговорить.
– А что, если я вернулась к тебе не только ради этого?
Его глаза скользят по моему телу, жёсткие и безжалостные.
– Тогда предлагаю тебе подумать над вопросом, который задал, потому как, если завтра утром застану тебя здесь, ты сделаешь всё, что я скажу. И сделаешь это ради меня.
Часть вторая
ЧЕТЫРЕ ГОДА НАЗАД
Виски. Мне нужно виски.
Когда дядя сказал, что собирается попросить меня предать наши семейные ценности, я сразу подумал о худшем, но не смог ему отказать. Всю ночь я мучился, гадая, что он заставит меня сделать.
Теперь знаю.
И мне это совсем не нравится.
– Я Брайан. – Мальчик, которого он доверил мне меньше десяти минут назад, протягивает руку. – А ты кто?
Наливаю в стакан виски на два пальца. Выпиваю всё залпом, под любопытным взглядом сына Хитоши. Я не могу заставить себя посмотреть на мальчишку. Каждый раз, когда пытаюсь это сделать и сталкиваюсь с этими глазами, так похожими на мои, я чувствую, что мой желудок переворачивается.
– Моя мама говорит, что ты мой дядя.
Двух пальцев виски недостаточно. Я пью прямо из бутылки. Иметь мальчишку рядом гораздо хуже, чем столкнуться с ночным кошмаром. Когда наступает утро, кошмары исчезают. Он следует за мной, куда бы я ни пошёл, и делает это, не переставая говорить ни на минуту.
– У меня никогда не было дяди. А у тебя есть дядя?
Я пробираюсь в свою комнату, недоумевая, почему оябун решил навязать мальчишку мне. Двоюродный брат не должен быть здесь, как и его сын.
– Это меч?
Проследив за направлением его взгляда, я понимаю, – он смотрит на катану, что подвешена над моей кроватью.
Мальчишка делает шаг вперёд, всё больше и больше оживляясь.
– У тебя в спальне есть меч? Настоящий меч!
Я кривлю рот, презрительно глядя на него.
– Это не меч, а катана.
– Разве это не одно и то же?
– Абсолютно нет!
Я ставлю бутылку и тянусь за катаной. Меня не удивляет, что Хитоши не научил сына, на каких ценностях основана наша семья, ведь он и сам ими не обладает. Но я не могу смириться с тем, что этот ребёнок понятия не имеет, что такое катана.
– Чтобы сделать меч, нужно всего лишь немного стали и полдня работы. Чтобы изготовить катану, нужны годы опыта, древние традиции, кровь и пот. – С особой осторожностью я снимаю оружие и вынимаю из ножен. – Видишь эти следы на клинке?
Глаза малыша блестят.
– Что это?
– Лезвие катаны состоит примерно из тридцати тысяч слоев, поэтому оно может быть одновременно прочным и гибким. – Я ставлю палец под лезвие посередине и показываю, как идеально оно сбалансировано. Малыш открывает рот от восторга. Я чувствую, как учащается биение его юного сердца. Мне не нравится, что он рядом, но я не могу не продолжить. – Знаешь, что говорят о катанах?
– Что?
– Что у них есть душа. В отблесках клинка заключён дух тех, кто помогал его создавать, и тех, чьи жизни он забрал.
Когда мальчишка протягивает руку с намерением прикоснуться к клинку, я убираю его обратно в ножны. Я испытываю неумеренную ревность к этому оружию. Никому не позволяю прикасаться к нему, или даже чистить.
– Ты когда-нибудь использовал его, чтобы кого-то убить?
Я едва приподнимаю уголок рта, но не отвечаю.
– Ты самурай?
– Нет, абсолютно нет, – посмеиваясь, отвечаю я.
– Но ты воин!
– Что-то вроде того.
Вообще-то, кто меня знает, говорят, что я дьявол, но неважно, что я в курсе. Слышу его шаги, мальчик приближается всё ближе. Я не смотрю на него, но знаю, – он стоит позади меня. Он легко дёргает меня за рубашку, приглашая повернуться.
– Ты можешь научить меня пользоваться м… – Он поправляет себя. – Катаной?
Я прикуриваю сигарету и выдыхаю дым прямо ему в лицо. Не хочу, чтобы он находился рядом со мной и у него возникли странные идеи. В нём есть черты, типичные для нашей семьи, но он не Иноуэ и никогда им не станет. Пацан скорее замёрзнет в аду, чем оябун согласиться на союз сына с чужестранкой, которая заманила его в ловушку.
– Вернись на своё место, парень.
Малыш кашляет, но не отступает. Он крепкий орешек.
– Ты скажешь мне своё имя?
Когда я игнорирую его, он улыбается самой невинной из улыбок.
– Пожалуйста, дядя…
Бросаю на него быстрый взгляд.
Он не мог спровоцировать меня специально.
Мальчик слишком мал, чтобы играть в такие игры, но всё же он сын иностранки, которая подтолкнула Хитоши отвернуться от собственной семьи и ослушаться прямого приказа оябуна. У меня такое чувство, что этот ребёнок скрывает гораздо больше, чем говорит, и мой дядя тоже это заметил.
– Если отвечу, ты обещаешь никогда больше не называть меня «дядей»?
Он торжественно кладёт руку на сердце.
– Даю слово.
Против воли, улыбаюсь.
– Я Джун.
Он снова протягивает мне руку.
– Приятно познакомиться, Джун.
Не обращая внимания на жест, я поворачиваюсь к мальчишке спиной и подхожу к окну. Ищу глазами комнату Хитоши. Она должна быть пуста, ведь оябун отправил его по каким-то делам в город, но я вижу, как мимо окна проскальзывает тень. Форма явно женская. Это женщина.
«Чужестранка».
Мальчик подходит ко мне и снова тянет за рубашку.
– Что мы будем делать?
Я отмахиваюсь от него и вдыхаю очередную порцию дыма. Понятия не имею, что делать с ребёнком, или почему оябун попросил меня провести с ним время. С разочарованным вздохом указываю на книжный шкаф в глубине комнаты.
– Видишь что-нибудь, что тебе может понравиться?
Малыш внимательно осматривает полки. Он осторожно поднимает руку и указывает на предмет.
– Я бы хотел вот это.
Зажав сигарету между губами, я направляюсь к указанному им месту.
– Имеешь в виду это?
Его глаза загораются.
– Да. Пожалуйста.
Идея дать ему потрогать антикварную шахматную доску, которую оябун подарил мне на 12-летие, не вызывает у меня восторга, но я всё равно достаю её для него. Я не пользовался ею уже много лет, но на ней нет ни пылинки. Фигуры выстроились в ряд, готовые к новой игре.
