Текст книги "Смертельная измена"
Автор книги: Сабина Тислер
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)
67
Хотя в душе Лукас был готов к этому, тем не менее он испугался, увидев мать. Она сильно похудела, на лице пролегли глубокие морщины, а глаза потемнели и потеряли блеск. Ее волосы напоминали солому и выглядели неухоженными, словно она уже давно не была у парикмахера.
«Это больше не моя элегантная, светская мать, – промелькнула мысль в голове у Лукаса, – это развалина. У нее такой вид, словно она последние две недели жила где-нибудь под мостом».
Он обнял ее.
– Мальчик мой, – всхлипнула она, – ты здесь. По крайней мере, хотя бы ты есть у меня. Хотя бы ты.
Они вместе зашли в квартиру. Рихард стоял в коридоре перед дверью в гостиную. Он молча протянул Лукасу руку, потом прижал его к себе и слегка похлопал по плечу.
– Хорошо, что ты приехал, – прошептал он.
И отец показался ему очень постаревшим.
Этот визит проходил совсем иначе, чем прежние. Отец молча открыл бутылку пива, подал ее Лукасу и подставил бокал. Мать, сложив руки, сидела на диване и не спускала с сына глаз.
– Рассказывай, – сказала она. – Я хочу знать все.
Лукас тяжело вздохнул.
– Я буду с вами честным, – начал он, – факт остается фактом: Йоганнес исчез и до сих пор, до сегодняшнего дня не появился.
Хильдегард тихо всхлипнула.
– Неизвестно, жив он или мертв, вообще ничего неизвестно. Это тяжелая, невероятная ситуация, с которой мы не можем справиться.
– Но почему же тогда Магда сказала по телефону, что он вернулся? Почему рассказала нам, что она нашла его в Риме?
– Потому что у Магды иссякли психические и физические силы. Конечно же, она не нашла его в Риме. Но она себе это воображает, чтобы как-то жить дальше. Магда находится в состоянии тяжелого шока. Она лжет, потому что не может перенести правды. Вы должны понять это. И поэтому она отказывается ехать в Германию. Она не хочет возвращаться без Йоганнеса, ждет его и, чтобы выдержать это напряжение, представляет себе, что он здесь. Иногда она думает, что я – Йоганнес, и тогда ей становится лучше. Может быть, поэтому она и сказала по телефону, что он вернулся. Потому что она путает меня с ним. Дела плохи.
– А что думаешь ты? – спросила Хильдегард.
– Я не знаю. Я запрещаю себе во что-нибудь верить. Иногда я думаю, что Йоганнес просто ушел, не сказав ни слова, а порой боюсь, что он мертв.
Хильдегард уставилась на младшего сына и не дыша смотрела на него почти целую минуту. Потом она попросила:
– Скажи мне, что ты думаешь. Именно ты. Ночью, наедине со своими мыслями. Пожалуйста, будь честным!
– Я думаю, что он вернется. Что он когда-нибудь вернется.
Лукасу было очень скверно, когда он произносил эту ложь, но он решил, что родителям так будет легче.
Рихард вздохнул.
– Это как-то не похоже на Йоганнеса.
Лукас пожал плечами.
– В последнее время я понял, что, собственно, не знал родного брата. Я мог ожидать от него чего угодно, но только не этого. Не того, что он просто уйдет. Не говоря ни слова.
– И это заставляет подозревать самое плохое.
Рихард шумно высморкался.
– Что-нибудь произошло? – спросила Хильдегард. – У него были проблемы с Магдой?
– Нет. Вообще нет. Наоборот.
– Он тяжело переживал смерть Торбена?
– Может быть. Хотя мне казалось, что он справляется с этим лучше, чем Магда.
– У него было столько планов…
– Да.
Прошло еще минуты три, и за это время никто из них не сказал ни слова. Лукас встал, сел на ручку кресла и обнял мать.
– Все будет хорошо. Я это чувствую. Главное, мы должны держаться вместе. Мы втроем.
Мать тихо заплакала, и Лукас почувствовал, что его нежность пошла ей на пользу. Потом он посмотрел на отца.
– Папа, – начал он, – ситуация непонятная, непрозрачная и непредсказуемая. Мы должны подумать о том, что будет с фирмой. Мы не можем оставлять все на произвол судьбы, иначе предприятие обанкротится.
Рихард кивнул и начал собирать пылинки со своих брюк.
Лукас продолжил:
– Я хотел попросить тебя взять руководство фирмой на себя, пока Йоганнес не вернется. Или хотя бы до тех пор, пока я смогу вернуться в Германию. Но сейчас я должен быть возле Магды в Италии. Она в таком состоянии, что ее просто нельзя оставлять одну.
– Как долго может это продлиться?
– Не знаю. Возможно, несколько месяцев.
– Лукас, – сказал Рихард, рисуя квадратики на клочке бумаги, – мне семьдесят восемь лет. И уже восемь лет я не переступал порог фирмы. Как ты себе это представляешь?
– Я знаю, что это довольно сложно для тебя, папа. – Голос Лукаса был нежным и спокойным. – Но я не знаю никого другого. Нет никого лучше. Если кто что-то и понимает в делах фирмы, так это ты. Это была твоя фирма. А если работы окажется выше головы, то найми управляющего. Он будет все делать, а тебе останется только контролировать его.
Рихард задумчиво молчал.
Лукас наблюдал за отцом.
– Это ведь ненадолго.
– Да, да, я уже понял.
Рихард подошел к шкафу, открыл дверцу бара и вынул бутылку коньяка.
– Выпьешь глоток? – спросил он, но Лукас отрицательно покачал головой.
Рихард сел за письменный стол и налил себе рюмку. Это он обычно делал по праздничным дням или по особым случаям.
– Ладно, – коротко сказал он, – я займусь этим. Но я хочу, чтобы ты держал меня в курсе всего. И я хочу знать правду. Надеюсь, тебе это ясно?
– Конечно. Можешь на меня положиться.
Рихард встал.
– Идем в мой кабинет, Лукас. Мне кажется, мы должны кое-что обсудить.
Лукас отправился с отцом, а Хильдегард ушла в кухню, чтобы приготовить ужин. Она не знала почему, но ей не верилось, что Йоганнес по своей воле ушел из дому. Ему нравился такой образ жизни. Он любил жизнь, работу и свою жену. Ему было хорошо в Берлине, и он был в восторге от дачи в Тоскане. Депрессия была ему не знакома, и он производил впечатление человека, давно определившего смысл своей жизни.
Лукаса ей было проще представить в роли сомневающегося человека, который постоянно находится в поисках счастья.
Она резала лук, и у нее не только по этой причине бежали слезы. Она поклялась себе никогда не прекращать поиски Йоганнеса.
68
– Скажи это еще раз! – фыркнула Аннелиза. – Ты больше не будешь играть? Ты что, нашел мешок с деньгами или просто спятил?
Ее такса по кличке Паулинхен от восторга закатила глазки и пописала на пластиковую скатерть. Аннелиза, которая обычно сразу же вскакивала, чтобы вытереть лужицу, в этот раз никак не отреагировала на такое поведение и продолжала вещать.
– Деточка, если у тебя проблемы, мне все равно. Можешь, если хочешь, заикаться хоть полгода, не произносить букву «с» или все-таки сходить к психиатру. Или начни спиваться. Я многое повидала, стерплю и это. Только не надо нести бред о том, что ты больше не хочешь играть на сцене.
– Я не могу вам ничего объяснить, но это просто невозможно.
– Чушь. Не бывает такого, что невозможно было бы объяснить. Ты что, опять влюбился?
– И это тоже.
– Ага. – Теперь Аннелиза выглядела более-менее довольной. – Тогда есть надежда на выздоровление. И это тоже проходит. А чем ты собираешься жить, пока к тебе снова не вернется разум? Воздухом и любовью?
– Я беру на себя фирму брата. Там куча работы и огромная ответственность. Я не смогу тратить время на репетиции и уезжать на несколько месяцев в турне.
– Боже, как ужасно! И зачем тебе это?
Аннелиза стащила с худых пальцев кольца, разложила их на столе и принялась надевать кольца с левой руки на правую, а с правой – на левую. Такое она проделывала каждый раз, когда ей становилось скучно.
– Мой брат болен. Очень болен. Он больше не может руководить фирмой.
– Сожалею. – Аннелиза с удовольствием рассматривала свои руки. – Это повод очень сильно расстроиться, поскольку месяц назад я сдала в печать новые каталоги. А еще больше я огорчена из-за того, что уже переговорила насчет тебя с Веделем.
– Ну и как? – Лукас чуть не лопался от любопытства.
– Забудь это, деточка, и занимайся своими балансами.
– Пожалуйста, Аннелиза, на сколько дней?
Чтобы усилить интригу, Аннелиза молча встала, подошла к помпезному дубовому шкафу, в котором хранила документы и фотографии артистов, вытащила из ниши между стеной и шкафом ведро, швабру и с размаху шлепнула тряпкой по лужице, сотворенной Паулинхен.
– Три, – сказала она, – прямо на месте. Все в одну неделю.
Желание заполучить любую работу, пусть даже такую небольшую и недорогую, овладело Лукасом, как в старые времена.
– Когда? – спросил он.
– Уже скоро. Между семнадцатым и двадцать четвертым. Но не морочь себе голову, деточка. У меня есть пара десятков ребят, которые сыграют это одной левой. Я просто думала, что теперь тебе пригодится каждый цент. У меня в ушах еще звучит твой голос, когда пару недель назад ты приходил сюда.
«Да, Аннелиза и на старости лет осталась довольно шустрой дамой, – подумал Лукас. За деньги, которые можно было заработать за эту неделю, он бы хоть чуть-чуть пополнил счет Магды и, возвратившись в Италию, привез ей какой-нибудь подарок. – Фантастика! Может, все получится?»
– Я сыграю эту роль. А о чем там идет речь?
– О мелком уголовнике, которого жестоко избили и который попадает в инвалидное кресло и выбалтывает все. И вовсе не переживает, как ты себе можешь представить.
Она засмеялась, вытерла лужицу мочи и ушла в ванную, чтобы выстирать тряпку. Дверь она оставила открытой.
– Поэтому только три дня, – сказала она, вернувшись с ведром чистой воды. – Но в этой роли есть что-то жизненное. Она неплохая.
– А сколько?
– Как всегда. Больше не получилось.
Этот шанс послало ему небо. В первую очередь, потому что время съемок было очень удачным, – оно приходилось как раз на ту неделю, которая была у него запланирована на Берлин. Он расскажет Магде, что на фирме возникли сложности и ему придется остаться еще на неделю.
– Оʼкей, все в порядке, спасибо, Аннелиза.
– А я думала, что ты больше играть не будешь, – въедливо заметила она и снова протерла пластиковую скатерть.
Лукас подумал, что вони стало меньше.
– Пару недель я не могу запланировать, но высвободить время от времени какой-то день могу.
– Вечно у тебя эти отмазки, – пробурчала Аннелиза.
– Да, кстати, – сказал Лукас и встал, – с сегодняшнего дня ты сможешь дозвониться мне только по мобильному телефону.
– А это еще почему?
– Я переселяюсь.
– Боже мой! – издевательски хихикнула Аннелиза. – Ты делаешь ту же самую глупость, что и все те, кого невозможно записать в календарь для встреч, потому что их нужно каждые четыре недели снова вычеркивать. И куда ты переселяешься?
– В Италию.
Теперь уже умолкла Аннелиза. Потом она сказала:
– Как практично, деточка! Оттуда, конечно, очень удобно руководить фирмой и время от времени приезжать сюда на денек для съемок.
– Есть самолеты, есть Интернет. Все это не составит проблемы.
Аннелиза вздохнула и в эту секунду пожелала хоть на миг стать лет на тридцать моложе. Раньше все было как-то проще.
69
Любимое мое сокровище!
Я даже не могу описать, как обрадовалась твоему письму.
Ты пишешь, что теперь у тебя есть подруга и что ее зовут Арабелла. Сокровище, это же фантастика! И какое у нее красивое имя! Наверное, на вид она так же прекрасна, как и ее имя. Ты должен рассказать мне о ней побольше! Пожалуйста, не забудь захватить с собой ее фотографию, когда приедешь. Если хочешь, то можешь пригласить к нам и Арабеллу. Это было бы великолепно. Места у нас достаточно, и вы можете выбрать, где будете спать. В твоей комнате? В комнате для гостей? Если хотите, можете даже в галерее, в гостиной. Или Арабелла на каникулы поедет к родителям? Наверное, да, потому что они ведь тоже хотят, чтобы их дочь была рядом с ними.
Но как бы там ни было, ты должен знать, что Арабелла для нас всегда желанный гость!
Особенно я рада, что ты рассказал мне, что влюбился, что ты не делаешь из этого секрета. Не у многих мальчиков твоего возраста существуют такие доверительные отношения с родителями, как у тебя с нами. Ты даешь нам возможность разделить с тобой твое счастье, Торбен, и я ценю это.
Осталось уже немного… Сегодня вторник, а в воскресенье мы увидимся! Я просто не могу дождаться!
И знаешь, что еще очень здорово? Это и вправду смешное совпадение! Если самолет папы в воскресенье прилетит вовремя, то во Флоренции он сядет в тот же поезд, на котором будешь ехать ты, и вы вместе приедете сюда в восемнадцать часов двадцать минут. Вот это то, что я называю timing. [64]64
Тайминг, четко спланированное распределение времени ( англ.).
[Закрыть]Так что, дорогой мой, береги себя! И передай от меня привет Арабелле, которую я пока не знаю!
Обнимаю тебя, сынок.
Твоя с радостью ждущая тебямама.
70
У госпожи Нинбург был ласковый молодой голос, и Лукасу, когда он по телефону договаривался о встрече, казалось, что он говорит с семнадцатилетней девушкой. Она была матерью одного из его коллег, с которым Лукас четыре года назад на протяжении шести месяцев был в турне.
Мать Эриха была психотерапевтом, и он, когда Лукас позвонил и сказал, что ему нужна помощь, тут же попросил мать назначить время для встречи.
Сейчас Лукас стоял напротив нее и старался скрыть, в каком страхе и замешательстве находится.
– Нет, вы говорили по телефону не с моей дочерью, – сказала она улыбаясь и проводила его в свой кабинет. – Это была я. Я прекрасно отдаю себе отчет, что выгляжу далеко не так, как можно решить по моему голосу.
Госпожа Мехтхильд Нинбург была чрезвычайно уродлива. При росте почти метр девяносто у нее была лошадиная фигура. На ней были брюки бежевого цвета, которые только подчеркивали отвратительную ширину зада, и тонкий вязаный свитер цвета липы, который никак не сочетался с брюками и, похоже, был куплен примерно в семидесятые годы. На ее шее болталось дешевое украшение модного золотистого цвета. На ногах были большие коричневые полуботинки, идеальные для пеших походов продолжительностью в неделю, и Лукас прикинул, что размер ее обуви никак не меньше сорок третьего. Даже массивное кольцо с печаткой на левом безымянном пальце производило устрашающее впечатление.
Ее темно-русые волосы были подстрижены коротко, с пробором на боку и имели вид чего-то вроде завивки с помощью фена. Время от времени фрау доктор непроизвольно заправляла пару прядей за ухо.
Хотя Мехтхильд Нинбург было уже пятьдесят восемь лет, очков она не носила. Ее карие глаза излучали столько тепла и доброты, что собеседник тут же забывал об ее отпугивающей фигуре. А когда она улыбалась, на щеках появлялись глубокие ямочки, придающие лицу задорное девичье выражение.
Лукас сразу же проникся к ней доверием и рассказал историю Магды так детально, как только было можно, но умолчал о настоящей судьбе Йоганнеса и Топо.
– У моего брата была любовница, – сказал он, – примерно четыре месяца назад. По глупой случайности Магда узнала об этом. Для нее это стало катастрофой, потому что она еще ребенком была травмирована подобной историей.
– А что тогда произошло?
– Ее отец погиб в аварии вместе с любовницей. Я не знаю точно, сколько лет тогда было Магде. Наверное, одиннадцать… – Он глубоко вздохнул, что прозвучало почти как стон. – И она потребовала от Йоганнеса решить: или она, или та, другая.
– А дальше?
– Я не знаю, какое решение он принял. Как не знаю, что произошло между ними. Магда ничего мне об этом не рассказывала. Во всяком случае, все выглядело так, будто он хотел провести отпуск с Магдой. Это был хороший знак. Но уже через два дня он уехал в Рим и больше не появился. – Лукас наклонился к ней. – Я думаю, он использовал эту поездку, чтобы начать где-то новую жизнь с любовницей. Это, правда, не совсем по-джентльменски и довольно трусливо, но другого объяснения я не вижу.
– Я тоже так думаю, – сказала доктор Нинбург. – Но в чем же заключается проблема?
– Магда совсем сошла с ума, – ответил Лукас. – Я знаю, что мы используем эту фразу по всевозможным мелким поводам… Но я говорю серьезно. Чертовски серьезно! Ей кажется, что муж вернулся и все снова в порядке. Теперь я для нее Йоганнес. Я должен одеваться так, как он, и вести себя, как он. Она любит меня и счастлива. Фрау доктор, это невозможно себе представить, тем не менее она абсолютно в этом убеждена! Как вы считаете, она просто играет роль, как в театре, или в самом деле может быть, что она забыла, как выглядит Йоганнес и каким он был, и принимает меня за своего мужа?
Фрау доктор Нинбург кивнула.
– Да, это возможно. Она не забыла, она вытеснила это из памяти. Она так интенсивно работала над вытеснением, что верит всему, что снова и снова себе внушала. За это время уже не осталось и следа от воспоминаний. Позитивные переживания она как бы законсервировала, а негативные изгнала из памяти. Если были отрицательные, травмирующие переживания, то сейчас они стерлись из ее сознания. Теперь для вашей невестки вы являетесь мужем, и если в этот процесс не вмешаться, то ничего не изменится.
– Это кошмар!
– Да, так оно и есть. Вы не возражаете, если я закурю?
– Нет, совсем нет.
Мехтхильд Нинбург закурила маленькую сигару. Несколько минут она стояла у окна и смотрела на улицу.
– Понимаете, я люблю Магду, – попытался объяснить Лукас. – Я люблю ее с тех пор, как увидел впервые семнадцать лет назад. Я всегда завидовал брату, что она у него есть, и даже если у меня за все эти годы и появлялись женщины, в мечтах я видел только Магду. Она присутствовала постоянно, словно не выполненная программа моей жизни. Теперь все мои желания исполнились, я наконец могу быть с ней, но моя жизнь превратилась в ад. Я себе это не так представлял! Я словно умер. У меня была другая жизнь, совсем не такая, как у моего брата, другие друзья, другие привычки, другая профессия… А теперь я от всего этого должен отказаться. Я должен вести себя, как Йоганнес, хотя никто, кто знал Йоганнеса или меня, не примет меня за него. Этот идиотизм может сработать только с людьми, которые нас не знали. Вы можете себе это представить?
– Я могу хорошо себе представить, насколько травматично должно быть то, что вы ежедневно вынуждены влезать в оболочку, в жизнь другого человека.
Лукас кивнул. У него на душе было так скверно, что хоть волком вой. Здесь, в Германии, его ситуация казалась еще более нереальной, чем в Италии.
– И что можно сделать?
– Проблема состоит в том, что при такой структуре личности, как у вашей невестки, и после такого активного вытеснения событий на протяжении определенного времени возникли психические нарушения в виде неврозов или психозов. Поэтому нужно попытаться восстановить в сознании содержание вытесненных событий. Фрау Тилльманн должна постепенно научиться восстанавливать связи с личностями, поведением и с реальной жизнью в настоящее время.
– Как?
– С помощью психоанализа.
– Да, понятно, но в данном случае это трудно. Неужели я в одиночку действительно ничего не могу сделать?
– Абсолютно. – Мехтхильд Нинбург улыбнулась и немного приоткрыла окно. – Ваша невестка создала свой собственный мир. Новое прошлое без вины и отрицательных воспоминаний, приятное настоящее и исполненное надежд будущее, поскольку у нее теперь нет старого груза, который мог бы внушать страх. Она свила прочный кокон и чувствует себя в нем хорошо. Каждый, кто попытается нарушить ее безопасность, разрушая этот кокон и постепенно открывая ей глаза на реальность, будет вызывать ненависть. Она станет защищаться, проявлять недовольство. И в конце концов сломается окончательно. – Мехтхильд села напротив Лукаса и серьезно посмотрела на него. – Вы не можете допустить этого. Ответственность, если что-то пойдет не так, как надо, слишком велика. Кроме того, будет лучше, если она станет ненавидеть меня, а не вас.
– Да, вы правы. Но в Германию она не приедет. В этом я абсолютно уверен. По крайней мере, не в ближайшие месяцы… Может быть, зимой, на одну-две недели, но тогда это уже не будет иметь никакого смысла.
Фрау Нинбург ничего не ответила. Она рассматривала свое кольцо с печаткой и молчала. В этот момент зазвонил мобильный телефон Лукаса. То есть он не зазвонил, а заиграл мелодию из фильма «Крестный отец». Фрау доктор невольно засмеялась.
– Это классно, – сказала она, – действительно оригинально, мне нравится.
Лукас дал мелодии доиграть до конца и посмотрел на дисплей.
– Это Магда. Я сейчас отвечать не буду.
Они долго слушали музыку. Магда была упряма. Но в конце концов она сдалась, и мелодия умолкла. Лукас выключил телефон.
– Думаю, минут через десять она позвонит снова, а я не хочу, чтобы нам опять помешали.
Он засунул мобильный телефон в карман пиджака и выжидающе посмотрел на фрау Нинбург.
– Теперь я задам вам главный вопрос, – сказала она. – Попытайтесь ответить абсолютно честно. Что вы будете делать, если получите главную роль в телесериале? Шестьдесят съемочных дней в году, профессиональный взлет как артиста, значительное улучшение финансового положения и обеспеченность на многие годы? – Она улыбнулась, и ямочки на ее щеках показались ему глубже, чем раньше. – Вы отклоните это предложение и останетесь с Магдой? Или бросите ее и будете строить свою карьеру?
– Это чертовски трудный вопрос.
– Я знаю.
– Это хитрый вопрос.
– Мне это понятно. – Она неотрывно смотрела на него.
Лукас не знал, что ответить.
– Мне кажется, я оставил бы ее, – прошептал он, – потому что она любит Йоганнеса, а не меня. Мне так кажется, но я в этом не уверен.
– Оʼкей, – сказала врач, – оставьте ее. Уйдите от нее, прекратите это.
Лукас растерянно посмотрел на нее.
– Зачем? Я не понимаю.
– Вы мне рассказали, что, скорее всего, ваш брат Йоганнес оставил свою жену…
Лукас кивнул.
– Но он не выложил ей все начистоту, а тихо исчез. Классический вариант. Он, так сказать, пошел за сигаретами и не вернулся.
– Да, так оно и есть.
– Хорошо, тогда вам придется сделать то, на что не решился ваш брат. Скажите, что хотите развестись с ней, потому что познакомились с другой женщиной, с которой вы хотите жить. Четко и ясно. Без всяких вокруг да около…
– Она этого не перенесет.
– Нет, перенесет. Это тяжело, конечно, но зато, возможно, она вернется на почву реальности. Ей придется столкнуться с тем, что ее семейная жизнь закончилась. И постепенно она начнет понимать, что это означает также то, что она свободна. Что это новое начало. Что она может построить свою жизнь совсем по-другому, снова влюбиться… Все может случиться.
– Но при этом проигравшим буду я.
Лукас почувствовал, как уже сейчас у него на душе стало тоскливо.
– Нет, наоборот. Мое предложение направлено прежде всего на помощь вам. Вы должны просто набраться терпения и держать дистанцию. Может быть, пару месяцев, пару недель, возможно, полгода. Я проведу с Магдой курс лечения, и не позже чем на следующее лето вы приедете к ней в гости. Уже как Лукас. Как тот, кем вы являетесь на самом деле. Она несколько месяцев будет бороться за то, чтобы понять, что Йоганнес больше не вернется, и теперь с большой долей вероятности будет видеть в вас снова брата своего мужа. То, что дальше станет с вами двумя, будет уже в ваших руках.
– Я так не смогу. У меня сердце не выдержит сказать ей такое.
– Но попытка того стоит, – улыбнулась фрау доктор.
Лукас встал. Ладони его были мокрыми от пота. Он ходил по комнате взад и вперед. В его голове все смешалось. Он ничего не понимал и с трудом вникал в ход мысли доктора, а сейчас вообще был не в состоянии взвесить все «за» и «против», как и возможные последствия этого шага. Лишь одно он знал совершенно точно: Магду он не оставит. Даже для видимости, чтобы вернуться уже в качестве Лукаса. Нет. Никогда. Потому что если этот трюк не удастся, он потеряет ее навсегда. А риск этого был слишком велик.
– Пожалуйста, приезжайте в Тоскану и поговорите с ней. Прошу вас! Может быть, вы убедите ее вернуться со мной в Германию. Хотя бы на пару месяцев. Может быть, на год. Она пройдет курс лечения, а когда ей станет лучше, мы запланируем, как выйти из этого положения. Мы откажемся от наших квартир и переселимся в другую. Не так, сломя голову, а постепенно. Пожалуйста, приезжайте! Я не вижу никакой другой возможности.
Доктор Нинбург вздохнула, подошла к письменному столу и раскрыла календарь.
– Вам повезло. Я всегда хотела съездить в Тоскану, да только никак не получалось.
– Я позабочусь о жилье для вас и возьму на себя стоимость перелета. С этим проблем не будет.
Доктор Нинбург кивнула и тихонько прищелкнула языком, листая свой рабочий календарь.
– Оʼкей, – наконец сказала она, – на следующей неделе никак не получится, а вот позже я могла бы приехать. На десять дней. Седьмого числа я могла бы прилететь во Флоренцию, а семнадцатого вернуться назад. Потому что если фрау Тилльманн не откажется говорить со мной, то за это время я смогу кое-чего добиться.
У Лукаса будто гора упала с плеч. Хотя бы это. Хотя бы слабый луч надежды. Больше всего ему сейчас хотелось обнять фрау Нинбург, но он оставил эту идею. Он поблагодарил ее со всей сердечностью и записал адрес Ла Роччи. И дал ей номер своего мобильного телефона.
– Итак, до седьмого числа, – сияя улыбкой, сказал он. – Увидимся в Тоскане. Я жду вас!
Лукас чуть не сделал сальто, когда вышел из бюро. Таким легким и исполненным надежд он себя чувствовал.