Текст книги "Смертельная измена"

Автор книги: Сабина Тислер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

9

Была половина второго ночи, когда ей удалось столкнуть труп в яму. Она поставила оливковое деревцо на грудь Йоганнеса, присыпала его землей, зарыла могилу и граблями выровняла ее. После этого сил у нее совсем не осталось.

Но зато самое плохое было уже позади. До сих пор никто не интересовался их огородом, значит, и в будущем этого делать не станет. Она успеет выполоть сорняки еще до того, как придет время подавать заявление об исчезновении Йоганнеса, и все будет в порядке. Она может расслабиться.

Магда уселась за большой деревянный стол во дворе и выпила бокал вина. Она не стала включать лампу над столом, просто зажгла свечу. Лес мрачной стеной стоял перед ней, в темноте она не могла даже рассмотреть очертания дороги. Нежный аромат жасмина, который рос рядом с дверью в кухню и только начинал расцветать, плыл в холодном ночном воздухе.

Она понимала, что осталась одна. Одна за этим столом, одна в постели. Больше не было никого, кто устранял бы засорения в трубах, ведущих к цистерне, когда в доме не было воды, никого, кто бы выкрутил поломанный замок из двери или отремонтировал заклинивающий ящик стола. Ей придется вызывать механика, чтобы поменять пробитое колесо машины, потому что оно будет слишком тяжелым для нее, придется самой совершать покупки и самой, поскольку она одна и последняя, на ночь выключать свет. Она будет одна появляться на деревенских праздниках и одна уходить домой после ужина у друзей. Ей будет одиноко. Не будет никого, кто улыбался бы ей в зеркале, когда она будет чистить зубы, и никто не будет ее обнимать, когда внизу у ручья станут лаять охотничьи собаки. В доме будет тихо. Наверное, она даже постепенно забудет звук его голоса.

Все это стояло у Магды перед глазами, тем не менее она чувствовала глубокое удовлетворение. Она сделала то, что запланировала. Она действительно сделала это.

Она совершила то, что ей самой казалось невероятным, потому что, когда она тащила труп в огород, у нее уже совсем закончились силы. Она сидела рядом с тяжелым пакетом, весившим целых девяносто килограммов, и рыдала от беспомощности. Через десять минут она взяла себя в руки, с трудом поднялась, дотащила труп до ямы, в тишине вознесла благодарственную молитву к небу и столкнула пакет вниз.

В земле лежал мешок из-под мусора, а в нем человек, который когда-то был ее мужем. Который целовал и любил ее, обнимал и утешал. Который знал ее лучше, чем она сама и который означал для нее все. Который был ее жизнью.

Она подняла оливковое деревце, поставила его в яму, поставила именно на то место, где, как она думала, находится сердце, засыпала черной землей, и Йоганнес исчез.

Навсегда.

Она еще долго сидела, наслаждаясь этим моментом тишины. И как-то незаметно для себя начала мурлыкать под нос, а потом и вовсе запела:

 
When the night has come,
And the land is dark,
And the moon is only light weʼll see,
No i wonʼt be afraid, oh, i wonʼt be afraid,
Just as long as you stand, stand by me.
So darlinʼ, darlinʼ, stand by me, oh, stand by me.
Oh, stand, stand by me, stand by me. [6]6
Когда наступила ночь,И землю окутала тьма,И лишь одна луна светит нам,Нет, просто будь, сколько был, будь со мной,Так, любимый, любимый, останься со мной, о, будь со мной,Останься со мной, любимый. Останься со мной.

[Закрыть]
 

Ее чистый высокий голос звучал в ночи как одинокий реквием.

Когда прокричал сыч, она задула свечу, ушла в дом, тщательно заперла дверь и улеглась, совершенно довольная собой, в постель.

Она уснула сразу же.

10

Магда проснулась на следующее утро в четверть девятого. Она чувствовала себя свежей и полной энергии. Она сразу же встала, приняла душ и вымыла голову, чего обычно не любила. Аппетита у нее не было, хотя вчера она почти не ела. Ей хотелось кофе. Капучино с большим количеством горячего пенящегося молока.

Она попыталась снова запустить эспрессо-машину. Почистила ситечки, промыла их несколько раз водой с уксусом, чтобы убрать известь из кофеварки, и попыталась сварить эспрессо. Первая порция получилась слишком жидкой, и она даже не попробовала ее. Для второй она взяла больше кофе и утрамбовала его, а при третьей попытке качала хромированным рычагом до тех пор, пока кофе не приобрел кремовый оттенок. Магда внутренне возликовала, разогрела молоко на плите и залила в кофе.

Она уже не помнила, когда последний раз на завтрак пила кофе, и наслаждалась каждым глотком. Это было словно праздник. Все, конец жалкому чаепитию по утрам! Теперь она, одеваясь, будет слушать бульканье эспрессо-машины и вдыхать аромат кофе, распространяющийся по дому.

И первый раз Магде в голову пришла мысль, что ей не хочется возвращаться в Германию.

Выпив кофе, она поехала в Монтеварки. Перед вокзалом она сразу нашла место на стоянке, что в воскресенье утром было делом не таким уж необычным. В маленьком здании вокзала у касс не было ни души, и служащая подошла лишь тогда, когда увидела, что Магда ждет перед окошком. Магда приветливо сказала: «Доброе утро» – и купила один biglietto в Рим. Синьора подала ей билет через прорезь в стекле, отделяющем кассира от клиента, и Магда спросила, когда отправляется следующий поезд.

– В одиннадцать часов пятнадцать минут, – сказала дама.

– Что? – Магда чуть не задохнулась от возмущения. Хорошо разыгранное, оно производило впечатление искреннего. – Я думала, что поезда в Рим идут каждый час! В восемь пятнадцать, в девять пятнадцать, в десять пятнадцать.

– В десять пятнадцать нет. Только в одиннадцать пятнадцать.

– Что это за идиотизм?

Та лишь пожала плечами. Никогда в жизни она как служащая железной дороги не призн а ет, что расписание движения поездов составлено нелогично.

– Послушайте, – продолжала Магда, – этот билет не для меня, а для моего мужа. Он сейчас на улице ставит машину на стоянку. Очень важно, чтобы он вовремя попал в Рим, потому что у него договоренность о встрече. Поэтому он и не поехал на машине.

– Я не могу этого изменить, – сказала женщина за стеклом и громко вздохнула, что означало, что эта клиентка начинает действовать ей на нервы.

– А можно как-то иначе? – Магда переступила с ноги на ногу и принялась заламывать руки, что служащая железной дороги должна была воспринять как отчаяние. – Может, есть другой поезд, который отправляется в Рим раньше? Может быть, с пересадкой? Что-нибудь ведь должно быть!

– Mi scusi, signora, [7]7
  Извините, синьора ( ит.).


[Закрыть]но иначе никак. В одиннадцать пятнадцать. Раньше нет. Попытайтесь добраться туда машиной.

И она отвернулась, что означало, что разговор закончен.

– В Италии ничего не работает. Абсолютно ничего! – прошипела Магда, отходя от кассы.

Она могла быть уверена, что продавщица билетов запомнит ее. Потому что, даже если она была того же мнения, что и Магда, она не позволит иностранке – а Магда говорила с явным немецким акцентом – обгаживать свое гнездо.

Магда осталась довольна собственным выступлением, поэтому спокойно села в машину и поехала домой.

11

Как всегда по вторникам на рынке в Амбре были выставлены пятнадцать различных прилавков: с овощами и фруктами, рыбой, жареными цыплятами, porchetta [8]8
  Жареный молочный поросенок ( ит.).


[Закрыть] и колбасами, со сладостями, обувью, верхней женской одеждой, скатертями, постельным бельем, брюками, жилетами, чулками, нижним бельем, ночными рубашками и халатами.

Магде захотелось что-нибудь купить. У прилавка с овощами она выстояла очередь и купила головку салата, две головки чеснока, килограмм моркови и один ананас. Возле прилавка с обувью она купила пару сандалий за пятнадцать евро, по которым было четко видно, что тонкие ремешки, если надеть эти сандалии раз пять, обязательно порвутся. И наконец возле прилавка с нижним бельем она спросила легкую летнюю пижаму для мужа.

– А какой размер у вашего мужа? – спросила продавщица.

– Не знаю. Он приблизительно на двадцать сантиметров выше меня и худощавый.

Продавщица дальше не слушала. Она порылась в своих ящиках, вытащила откуда-то с самого низа упакованную в целлофан спальную пижаму и сунула ее Магде чуть ли не в лицо.

– Десять евро, – сказала она. – Если не подойдет, можете поменять на следующей неделе.

Пижама была ужасная. В зелено-желтую клеточку с голубыми полосками. Невозможное сочетание.

Магда помедлила.

– Может быть, ваш муж предпочитает трикотаж? – спросила продавщица. – Тут выбор побольше. За восемь евро.

Магда купила две пижамы из эпонжа: синюю с темно-красной оторочкой воротника и полосками на плечах и оливково-зеленую с коричневыми карманами. Обе пижамы за пятнадцать евро.

После этого она пошла в бар и заказала капучино и aqua mineralle gassata. [9]9
  Минеральная газированная вода ( ит.).


[Закрыть]Вазочку с арахисом, которая стояла на прилавке, она прихватила с собой за столик под белым зонтиком от солнца на пьяцце.

Она медленно пила капучино – даже не пила, а черпала его ложечкой – и за это время успела поздороваться с проходившей мимо продавщицей газет, с парикмахером и со старым учителем, который уже давно был на пенсии и к которому все обращались «Maestro».

– Buongiorno, Maddalena, [10]10
  Добрый день, Маддалена ( ит.).


[Закрыть]– вдруг услышала она голос позади себя.

Магда обернулась и увидела Катарину Тасси, хорошую знакомую, с которой она любила поболтать.

– Buongiorno, Katarina! Присаживайся!

Катарина опустилась на стул.

– Моника говорила, что вы опять у нас. И я подумала: дай посмотрю, может, встречу тебя на рынке. Как дела?

– Хорошо, очень хорошо. А у тебя?

– Все великолепно.

Выходит, все так, как она и предполагала. В Амбре уже знали, что Тилльманны снова приехали в Ла Роччу. «Оʼкей, – подумала Магда, – значит, поиграем в эту игру. Ведь по-другому не получится. И Катарина поможет мне в этом».

– Как дела у Йоганнеса?

– Очень хорошо. В воскресенье он на несколько дней уехал к другу в Рим, но в субботу снова будет здесь.

– А когда вы приехали?

– Три дня назад. Наш отпуск только начинается.

– Как чудесно! Значит, мы сможем как-нибудь встретиться?

– Конечно, – любезно ответила Магда.

Катарине было шестьдесят пять лет, и после смерти мужа она уже двадцать лет жила одна в огромном доме с таким же огромным, но добрым и кротким, как овечка, догом по кличке Аттила. Каждый день после обеда она совершала со своим псом двухчасовую прогулку, причем независимо от того, падали ли мухи от жары или мороз был такой, что замерзали камни и кости. Катарина жила в собственном размеренном ритме, который никому не позволяла нарушать, делала только то, что хотела, и была абсолютно счастлива. Пенсии вдовы после утраты мужа вполне хватало на жизнь для нее и ее собаки, к тому же она рисовала акварелью и время от времени продавала эти картины постояльцам, снимавшим первый этаж ее дома на время отпуска.

С Катариной было легко разговаривать: она говорила по-немецки так же хорошо, как и по-итальянски. Магда никогда не спрашивала, кто она, собственно, – немка или итальянка.

Катарина ушла в бар заказать себе эспрессо. Когда она вернулась, Магда спросила:

– Ты уже купила машину?

Катарина покачала головой.

– Нет. «Фиат», который предложил Луиджи, оказался слишком дорогим. Я не думаю, что буду вообще покупать машину. И так можно жить. Во всяком случае, я прекрасно без нее обхожусь.

– В пятницу после обеда я поеду в Монтеварки встречать Йоганнеса. Хочешь со мной? Мы могли бы заглянуть в «Iреrсоор». [11]11
  «Иперкооп», сеть супермаркетов ( ит.).


[Закрыть]

Катарина долго не раздумывала. Она никогда не упускала возможности воспользоваться приглашением и проехаться в чужой машине, если нужно было сделать крупные покупки.

– Конечно! С удовольствием! Это очень мило с твоей стороны.

Она встала.

– Во сколько мы поедем?

– Погоди-ка… Йоганнес возвращается в Монтеварки в восемнадцать двадцать пять. Если я заберу тебя в четыре, у нас будет достаточно времени на покупки. И мы сможем спокойно выпить по чашке кофе.

– Va bene. Mi piace. [12]12
  Хорошо. Я рада ( ит.).


[Закрыть]Спасибо, Магда. До пятницы.

Катарина, усаживаясь на свой маленький мопед «Веспу» и надевая шлем, подумала о том, какая все-таки милая женщина эта Магда. До сих пор это как-то не бросалось ей в глаза. Обычно Магда была скорее холодной и сдержанной – как человек, который хочет, чтобы его оставили в покое. И раньше она никогда не предлагала поехать куда-нибудь на ее машине.

«Вот как можно ошибаться в людях», – подумала Катарина, помахала Магде рукой и уехала.

Магда выпила три капучино, и у нее даже начало бешено биться сердце. Потом она поехала в Пьетравива, в Каса Доменика, где жили Моника и Массимо.

Они были женаты уже двадцать семь лет, но вели себя так, словно познакомились всего лишь недели четыре назад. Здоровяк Массимо вполне оправдывал свое имя, а Моника была миниатюрной особой, которую муж мог бы, казалось, прихлопнуть одной рукой. Страстью Массимо была еда, что великолепно соответствовало страсти Моники готовить. Он проглатывал обед из семи блюд не моргнув глазом и без всяких последствий. И даже без чувства пресыщения. При этом он регулярно объявлял, что от семейной жизни толстеют и что каждый год прибавляет ему один килограмм. К сожалению, с законами природы ничего не поделаешь. Моника незаметно улыбалась про себя и воспринимала это стандартное замечание мужа как, возможно, неуклюжий, но искренний комплимент.

У Массимо была тонкая душа и доброе сердце. Ему исполнилось пятьдесят восемь лет и он, как бывший столяр, был уже на пенсии, но никогда не отказывался подзаработать. Он охотно брался за работу в саду, строил заборы и стойла и всегда был под рукой, если кому-то нужна была помощь. Кроме того, он был владельцем небольшого виноградника и нескольких оливковых деревьев, а то, что они не съедали сами, продавал или раздавал друзьям и знакомым.

Магда очень любила эту пару. Стало традицией, что Магда и Йоганнес встречались с Массимо и Моникой за ужином в Ла Рочче, когда начинался летний отпуск. Во время него они узнавали деревенские новости, а также всякие важные вещи, как, например, постановления и распоряжения муниципалитета или властей провинции. Эти вечера пролетали незаметно, были интересными, а когда говорил Массимо, Магда понимала все и даже иногда не замечала, что они говорят по-итальянски.

– Buongiorno, Maddalena! – воскликнул Массимо, когда Магда подошла к нему.

Он рубил дрова возле дома. Типично летняя работа, потому что в Италии принято, что запас дров на следующую зиму должен быть подготовлен и высушен до ferragosto, [13]13
  Праздник Успения Богородицы ( ит.).


[Закрыть]пятнадцатого августа, и сложен в сарае.

Моника, вытирая руки кухонным полотенцем, вышла из дома.

Магда обняла обоих.

– Как хорошо, что ты заехала! – сказала Моника. – Посиди с нами немножко!

– Спасибо.

Они втроем сели за стол, который стоял прямо перед кухней, покрытый пестрой аляповатой пластиковой скатертью.

– Я заглянула, чтобы пригласить вас на ужин. Вы ведь об этом уже говорили с Йоганнесом? Вам удобно в воскресенье вечером?

– Прекрасно! – громогласно заявил Массимо. – Время у нас есть, а что касается желания, то оно очень большое. Правда, Моника?

Моника кивнула и улыбнулась.

– А как дела вообще? В Лa Рочче все в порядке? – спросил Массимо.

– Все прекрасно! – ответила Магда с улыбкой.

– Йоганнес хотел спилить кедр у подъездной дороги. Может, нужно ему помочь?

– Об этом лучше поговорить с ним самим. Сейчас его нет дома, он в воскресенье уехал в Рим к другу. Но в пятницу вечером он вернется.

– А почему ты не поехала с ним?

– Для меня это слишком утомительно. Последние недели в Берлине и без того были ужасно напряженными, я должна немножко отдохнуть. У меня нет ни малейшего желания снова ехать в большой город.

– Bene, – сказала Моника, – ты правильно решила.

– А вы уже были в Риме?

– Да. Два года назад мы провели там целых десять дней.

Массимо кивнул. Тому, кто хоть раз был в Риме, прощалось все. Он считал, что каждый человек, живущий в Италии, должен хотя бы раз в жизни посетить Вечный город и постоять на площади Святого Петра.

– Сколько вы пробудете здесь в этот раз?

– От четырех до шести недель. Может быть, немножко дольше. Хочется посмотреть, как долго смогут обходиться в аптеке без меня.

– Ой, как чудесно! Значит, в этот раз вы попадете на деревенский праздник.

– Да. И мы заранее рады этому.

– Мы можем тебе что-нибудь предложить выпить? Кофе, воду, вино?

– Нет, спасибо, Моника. Это очень мило с твоей стороны, но у меня не так много времени. Пора ехать.

Магда встала, обняла Массимо и Монику и взяла свою сумку.

– Значит, до воскресенья.

– До вечера воскресенья.

– Ciao, Maddalena.

Она медленно шла через сад к машине и думала, что приготовить на ужин для Массимо и Моники. Наверное, она зажарит утку. В Италии в этом нет ничего необычного даже летом. Во всяком случае, это любимое блюдо Йоганнеса.

12

Лукас Тилльманн проснулся от того, что запищал факс. Он посмотрел на часы. Без четверти час. Проклятье! Уже прошло целых полдня, значит, он опять не сможет выполнить то, что запланировал. Собственно, он мог бы еще поспать, потому что уже не имело значения, поднимется он на полчаса раньше или позже, тем не менее встал. Ему непременно нужно было знать, кто прислал факс. В эпоху электронной почты отправленное по факсу письмо казалось столь же архаичным, как телеграмма или гонец на лошади.

Он осторожно, на цыпочках пробрался через хаос, воцарившийся на полу. Там валялись бутылки, книги и газеты. Здесь же лежал бокал, оставивший на ковре ужасное пятно от красного вина. Лукас не имел ни малейшего понятия, когда успел его опрокинуть.

Он с облегчением понял, что голова у него не болит. Слава богу, хоть что-то хорошее! Значит, он сможет что-нибудь сделать. Например, выстирать белье. Гора грязной одежды рядом с балконной дверью выросла уже до невероятных размеров и угрожала распространиться по комнате, как дрожжевое тесто, перебравшееся через край кадки.

Полка справа от балконной двери тоже способна была привести в отчаяние любого нормального человека. Казалось, он растолкал вещи по ящикам, взяв их прямо из горы грязного белья. Лукасу стало нехорошо от одной только мысли о том, сколько придется убирать, потому что в гостиной, кухне и ванной дело обстояло не лучше. Вдобавок ему приходилось обходить компакт-диски и диски DVD, которые валялись повсюду.

Стоя в дверях, он бросил взгляд на факс на подоконнике. В желудке неприятно заныло, когда он увидел логотип театра. Плохая примета.

Лукас перепрыгнул через одежду, которую вчера вечером снял прямо перед телевизором, и взял письмо.

Прочитал его и медленно опустился на диван. Руководство театра любезно, но недвусмысленно сообщало, что, к сожалению, вынуждено отказаться от его услуг. Спектакль «Полет над гнездом кукушки» из-за внутренних осложнений был снят с репертуара. Лукасу вежливо сообщали, что в этот раз у них не получится совместной работы, но как только для него найдется подходящая роль в другом спектакле, о нем непременно вспомнят. С наилучшими пожеланиями…

У Лукаса от ярости перехватило горло, и он почувствовал, как сердце буквально вибрирует в груди. Вот свинство! Роль санитара Уоррена была не самой выдающейся и, конечно, не стала бы его прорывом в Берлине, но так он хотя бы одной ногой, но был в театре. Может быть, в следующем спектакле он получил бы более значительную роль и когда-нибудь вошел в постоянную труппу, поэтому для него это было настолько важно. И вдруг такое…

При переговорах о гонораре директор театра был дружелюбен до приторности. Правда, он постоянно сетовал на то, что сейчас не те времена, что они вынуждены экономить, что им угрожает банкротство, но все-таки предложил ему двести евро за каждый спектакль, но только не за репетиции. Лукас согласился бы и на сто пятьдесят, но постарался не выдать свой восторг. В конце директор сделал вид, что просто счастлив заполучить Лукаса на эту роль. Лукас чувствовал себя польщенным. Директор пообещал выслать договор в ближайшие дни, и Лукас ему поверил. Прошла неделя, но договор так и не прислали. Через десять дней он сам позвонил в театр.

Секретарша, фрау Бремер, взяла трубку. Скучающая брюнетка с прической пажиком, выглядевшая так, словно в сорок пять лет все еще остается девственницей и чертовски гордится этим.

– Странно, что вы еще не получили контракт, – пропела она, словно флейта, – я отправила его еще в пятницу. Может быть, застрял на почте. У нас последнее время с этим проблемы, постоянно что-то куда-то не доходит. Я вышлю вам новый сегодня же.

– Это очень мило с вашей стороны.

– Или вы подпишете договор прямо здесь, в бюро, когда начнутся репетиции. Тогда уже все будет ясно, а ждать осталось всего лишь пару дней.

У этого страшилища, против ожидания, был довольно приятный голос.

Лукас согласился.

Репетиции должны были начаться в следующий понедельник.

Из-за этого ему пришлось кое от чего отказаться: от озвучивания большой роли и трех дней съемок в Англии в фильме Пильчера. Совместить все это по времени оказалось невозможно, а театр был для него намного важнее.

И теперь вот такой поворот. Работы нет, денег нет, и лето пропало. Он знал, что можно подать на театр в суд и заставить его руководство выполнить устный договор. Может быть, даже можно выбить немного денег, но кто же будет подавать в суд на возможного работодателя? Он может лишь просить директора театра об аудиенции, и больше ничего.

Вот дерьмо!

Беспорядок теперь действовал ему на нервы еще больше, чем раньше, хотя сейчас у него была масса времени, чтобы все убрать. До вчерашнего дня он еще работал на студии озвучивания американского сериала, вечером в половине девятого наговорил последний текст, а после этого пошел с коллегами обмыть окончание серии. А потом уже не мог вспомнить, в котором часу вернулся домой. Три недели изо дня в день он озвучивал фильмы и не успевал заниматься своей квартирой. Не говоря уже о том, чтобы сходить за покупками. В его холодильнике воцарилась пустота, потому что все это время он ел только в столовой при киностудии.

Он пошел под душ, чтобы смыть раздражение, после чего обнаружил, что в доме нет даже кофе, и побежал в «Пенни», чтобы купить там хотя бы самое необходимое на завтрак.

После первых двух чашек кофе ему стало лучше, и он задумался, что еще можно сделать в такой ситуации. Сейчас, в июне, рассылать свои предложения не имело смысла. В театрах начинались каникулы и отпуска, а на первые спектакли нового театрального сезона уже давно имелись свои исполнители. Предложения, которые сейчас, перед летним перерывом, поступали в театр, отправлялись в корзину для бумаг или забывались через шесть недель.

Он позвонил своему продюсеру, даме по имени Аннелиза. Это была худощавая женщина семидесяти девяти лет, которая обращалась к каждому «деточка» и везде объявляла, что ей всего лишь шестьдесят три года. Она жила с таксой по кличке Паулинхен на пятом этаже старого берлинского дома. Паулинхен было якобы семнадцать лет, что по человеческим меркам равнялось недостижимым ста девятнадцати годам, и она, соответственно, страдала недержанием мочи. Аннелизе очень не хотелось много раз в день спускаться с пятого этажа, чтобы вывести Паулинхен на улицу. Поэтому она в качестве собачьего туалета расстелила на полу по всем комнатам пластиковые скатерти. Теперь Паулинхен писала везде, и едкая вонь навечно поселилась в квартире, несмотря на то что Аннелиза регулярно протирала мокрые места и проветривала помещение.

Аннелизе, казалось, абсолютно это не мешало, и такой же терпимости она требовала от своих гостей. Каждому, кто решался зайти в ее квартиру, она с удовольствием и весьма подробно рассказывала интересные истории и анекдоты о том времени, когда была еще «совсем молоденькой» и работала у Густава Грюндерса в театре Дюссельдорфа.

При этом, так сказать, в пылу сражения, Аннелиза полностью забывала, что тогда ей пришлось бы играть Джульетту в четырехлетнем возрасте.

– О боже, деточка, это же ужасно! – устало сказала она, когда Лукас без всяких комментариев прочел ей факс по телефону. – Но что поделаешь? Ничего сделать нельзя. Остается просить у Бога хорошей погоды и чтобы в следующий раз все получилось. Я поговорю с Веделем. Он планирует сериал из семи частей о группе уголовников, совершивших тяжкие преступления. После пятнадцати лет тюрьмы они должны пройти ресоциализацию в маленьких семьях и, конечно, будут ужасно отличаться от остальных людей. Думаю, для тебя там найдется работа.

– Мне нужно хоть что-нибудь. Немедленно! Я не могу ждать пять лет, пока Ведель начнет снимать этот сериал и возьмет меня на роль Хайнера Лаутербаха. Сейчас у меня ничего не получилось, и нужно определиться, на каком я свете.

– Понимаю, деточка, понимаю. У меня ведь есть твой номер телефона?

– Я уже шесть лет в списках вашего агентства, и мой номер еще ни разу не менялся.

– Вот и хорошо. Я ненавижу артистов, которые каждую неделю переселяются, потому что больше им нечем заняться.

– Летом снимается масса фильмов. Должно же там найтись хоть что-нибудь для меня!

– Куда там! – Аннелиза громко присвистнула, и Лукас, державший трубку возле уха, даже вздрогнул. – Абсолютно везде мертвый сезон. Можешь мне поверить, деточка. Сейчас никто ничего приличного не снимает. Все только тем и занимаются, что делают эти невообразимые документальные сериалы. На всех программах ведется обмен женами и ремонт квартир. Или кто-нибудь переселяется в другую страну. Ужасно! Просто ни у кого нет денег.

– Может быть, вы что-нибудь найдете? Мне все равно, я согласен сниматься в передаче для детей «Про мышку». Мне все равно. Я готов даже читать вслух телефонный справочник.

– Я не хочу этого слышать, деточка! Ты или будешь играть что-то приличное, или вообще ничего.

– Согласен. До меня можно дозвониться по мобильному в любое время.

– А у меня есть твой номер?

– Я буду звонить вам время от времени. Спасибо. Пока, Аннелиза.

– Пока, деточка.

Аннелиза положила трубку, а Лукас задумался, не пора ли начать искать другое агентство.

В этот день после обеда он два раза загрузил стиральную машину, пропылесосил квартиру и вымыл кухню. Потом ему все это надоело, и он пошел в свой любимый итальянский ресторанчик к Джованни, чтобы съесть пиццу.

Хозяин приветствовал его так, словно они не виделись несколько месяцев, хотя Лукас заходил сюда два-три раза в неделю. Джованни поставил ему бесплатно бокал prosecco [14]14
  Сухое молодое вино ( ит.).


[Закрыть]в качестве презента, потом принес рыбу, макароны и zuppa inglese. [15]15
  Суп по-английски ( ит.).


[Закрыть]Подавая каждое блюдо, он рассказывал, как скучает по Эльбе, где его ждет семья, цветут лимоны и подсолнухи склоняются в сторону моря. Из маленьких спрятанных и безнадежно устаревших громкоговорителей звучала музыка «Volare», гимн Джованни, и нужно было иметь достаточно терпения, чтобы выслушивать эту песню по пять раз за вечер.

Лукас становился все более меланхоличным. Ясно было одно: глупо оставаться в Берлине и надеяться на какую-то работу. Это невозможно, он этого просто не выдержит. После третьей рюмки граппы на прощание и сердечных объятий с Джованни Лукас уже знал, что теперь делать, чтобы спасти это лето и обрести мир в душе.

Было двадцать два часа тридцать минут, когда он набрал номер телефона в Италии.

Уже после третьего звонка Магда взяла трубку.