Текст книги "Долгая ночь (сборник)"
Автор книги: С. Попова
Соавторы: Виль Рудин,Борис Синявский,В. Костин,Юрий Пыль,Борис Этин,Г. Грабко,Ф. Шумов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)
Сборник «Долгая ночь»
Рассказы о милиции Кузбасса
Предлагаемый вниманию читателей сборник рассказов о милиции Кузбасса подготовлен к 70-летию образования советской милиции и как бы продолжает два предыдущих издания: «Милицейская служба такая» и «Каждый день – подвиг».
В этой книге любители детективно-развлекательного жанра не найдут запутанных преступлений, головокружительных погонь и отчаянных перестрелок, здесь нет всесильных «суперменов» в милицейской форме – работа милиции буднична, зачастую неблагодарна, но она требует полной самоотдачи и беспредельной любви к людям, ради которых вершится молчаливый подвиг.
Пьянство, алкоголизм, совершаемые на этой почве преступления – борьба со всем этим не вчера началась и, к сожалению, не завтра закончится. Запущенную эту болезнь одним ударом не одолеть. В рассказах Б. Этина, В. Костина, В. Рудина, Ю. Пыля то горе, которое несет людям это социальное зло, показано выпукло, остро, драматично, на конкретных человеческих судьбах.
Но если о борьбе с пьянством и совершаемыми на этой почве преступлениями немало писалось и раньше, то о язвах наркомании, о проституции говорить вслух, публично было не принято. Почему-то при этом исходили из мысли, что если зло не называть, то его будто бы и нет вовсе. Считалось, что признание факта наличия у нас наркоманов и распространителей наркотиков подорвет престиж нашего социалистического общества. Но как же бороться со злом, если делать вид, что его не существует?
В этом плане показателен рассказ В. Рудина «Пахучая трава – серая чума»: жадность, стяжательство одних, преступное пристрастие к наркотикам других порождают замкнутый круг, омут, в котором гибнут и жертвы, и злодеи, гибнут физически и духовно.
Сегодня, в условиях гласности и перестройки общества на демократических началах, мы можем сказать и о том, что еще в недавнем прошлом подчас мешало правоохранительным органам вести беспощадную борьбу с психологией рвачества, вседозволенности, со стремлением иных должностных лиц вмешиваться в работу милиции, навязывать свою волю. Этому и посвящен рассказ С. Поповой.
Достоинством сборника является его документальность. Изменив имена героев, иногда и место действия, авторы, тем не менее, кладут в основу повествования реальные судьбы и факты, типичные ситуации милицейской службы.
Необходимость нового подхода к созданию детективной литературы подчеркивалась на недавнем Всесоюзном совещании по морально-нравственным проблемам в художественной литературе, которое провели МВД СССР и Союз писателей. Подчеркивалось, что читателю нужны не выдуманные, а реальные герои милиции сегодняшних дней, обладающие большой силой нравственного примера. Не лакировка работы милиции, а показ действительного положения дел со всеми трудностями и сложностями. Все это поможет читателю лучше узнать и понять труд и заботы солдат правопорядка, стать их единомышленниками и соратниками в борьбе за утверждение норм коммунистической морали.
Надеемся, что скромная эта книжка поможет и сотрудникам милиции совершенствовать свою службу, лучше увидеть свои недостатки, без преодоления которых невозможна успешная борьба за социальную справедливость.
В. РУНЫШКОВ,генерал-майор милиции,начальник УВД Кемеровского облисполкома
Ф. Шумов,
подполковник внутренней службы в отставке
ОПЕРАЦИЯ «ГЕОЛОГИ»
Владимир Никитич, мой начальник, с которым мне довелось работать многие годы, был человеком непреклонным: дело ставил превыше всего и во имя дела спуску и поблажек не давал ни себе, ни нам.
Он ведь знал, что я только-только вернулся из командировки, сам же и разрешил отдохнуть, а часов в двенадцать воскресного дня вызвал в отдел. Сам позвонил.
Вот, сказал, друг мой ситцевый, какие дела: убили сторожа нынче ночью в селе Т., магазин обчистили, товары взяли и выручку. Продавец, дуреха, под прилавком спрятала, говорит, почти тысячу рублей. Сторожа убитого обнаружили утром. Надо ехать, там им самим не справиться...
У Владимира Никитича просительных ноток в голосе быть не могло, не тот характер. Все само собой получалось, такая его манера словно бы говорила – ты, товарищ подполковник, и сам видишь: надо ехать...
В помощь мне дали от управления майора Гринева, следователя цепкого, дельного. Ему ничего объяснять не надо было, он любому инспектору угрозыска фору даст. К вечеру мы с ним уже были в горотделе милиции. От него до села Т., где сторожа убили, – рукой подать.
Словом, приехали мы в этот шахтерский город, большой и разбросанный, проскочили по главной улице, мимо театра с колоннами, мимо стадиона, свернули направо – в горотдел, где нас уже ждал хозяин Шахов.
Сели втроем материалы смотреть. Заключение экспертизы – сторож убит ударом по голове, били чем-то тяжелым: предметом, как указывал эксперт, «сферической формы». Может, гирей? Может, бутылкой из-под шампанского? Этого эксперт не говорил. Ружье убитого преступники забрали.
Место, где лежал сторож, до приезда участкового десятки ног истоптали. Магазин он осматривал вместе с продавщицей. Но она до появления участкового часа два в магазине и подсобке «порядок наводила»: пол вымыла, прилавок протерла. Две бутылки из-под водки, что пустыми на прилавке стояли, велела сынишке, мальцу-пятиклашке, в кусты выбросить, а тот с пацанвой их камнями вдребезги разнесли. Словом, «с места происшествия ничего не изъято...» Вот так.
Поехали мы с Гриневым следующим утром в село. До вечера обошли все избы. Бесполезно: никто ничего не видел, не слышал. Правда, одной бабусе вроде показалось, что под утро уже грузовик какой-то тарахтел, туда и обратно. Гринев тут же вцепился: куда это – «туда-обратно»? Бабуся посмотрела на него светлыми-пресветлыми глазами – как же ты, товарищ, в толк не возьмешь? Туда – стало быть, к магазину, к покойному Анкудину Петровичу, а после уж оттуда снова мимо меня, вот по этой самой дороге прямиком, значит, к городу...
Когда же Гринев спросил, какая машина была, бабуся даже головой затрясла от гнева:
– Очнись, сердешный! Как же я ее через ставни-то увидела?
Ехали мы обратно в город. Гринев говорит: надо, мол, того участкового наказать, он лопух, все дело загробил. Даже взломанную дверь магазина не сфотографировал, не описал в протоколе, а теперь дверь зашпаклевали и закрасили! А я думаю: что с него, с участкового, возьмешь? Кто его милицейской работе учил? Не юрист он, а танкист: отслужил в армии, пришел по своей воле в милицию, ему сразу участок – полтора десятка сел, тысяч двадцать населения, три десятка магазинов, баз, складов. Дали пистолет ТТ – служи! Доходи до всего своим умом!
Шахова в горотделе попросил: собирай на утро всех инспекторов угрозыска, будем вместе думать. Если в ближайшие день-два не нападем на след – долго потом будем мыкаться.
Ночью хлестал по-осеннему холодный дождь. А утро выдалось ясное, свежее. На асфальте мокрые, желтые листочки-веточки...
Собрались в кабинете Шахова. Я с ним рядом сел, сбоку от стола. Он только начал – вот, пригласили мы вас с товарищем подполковником... – а тут телефон зазвонил. Шахов трубку снял – пока слушал, все на меня глядел, в упор. Потом трубку положил и сказал: все свободны, товарищи! А как люди вышли, объяснил нам с Гриневым: из поселка Школьного председатель поссовета звонил: у них магазин ограбили, сторожа по голове ударили, его теперь в город отправили, но довезут ли живым, неизвестно. Ружье сторожа грабители забрали и на грузовой машине скрылись. Георгий Иванов, их сельчанин, со станции шел, пытался было машину задержать – по нему пальнули. Было это часов в пять утра. Еще сказал, что у магазина охрану поставил, никого близко не подпускает.
Магазин в Школьном оказался кирпичным, в окнах решетки, дверь железом обита. Осмотр делал Гринев с понятыми. Продавщица, конечно, давно к магазину прибежала, но председатель поссовета внутрь ее не пустил. Гринев, прежде чем начал осмотр, ей тоже сказал – станьте в сторонке, ничего не касайтесь.
Ну, а мы с Шаховым и двумя оперработниками занялись осмотром местности. О том, как ползали по мокрой траве, как осматривали и ощупывали все вокруг, как вымокли и землей перемазались, особо рассказывать не стану: ни интересного, ни приятного в этом нет. Нашли бумажный пыж, обрывок газеты. Нашли железный штырь. Метрах в ста от магазина четко отпечатался след машины – его гипсом залили. Георгий Иванов пояснил, что именно здесь машина, с которой в него стреляли, свернула к логу.
У Гринева «улов» оказался более богатым: стояли на прилавке две бутылки из-под водки, стаканы все руками захватанные; сырки плавленые надкусанные. Когда стали прикидывать, что пропало, продавщица за голову схватилась; исчезли два радиоприемника, три мужских пальто с воротниками из каракуля и такие же шапки, женские пальто с чернобурками, два рулона шерстяной ткани и пять шелковой... Как раз в пятницу завоз был, а поселок не ахти как велик, она товары на базе ОРСа по заказу геологов получала, другой же раз все это не дадут! Еще ящик водки забрали, консервы всякие и шоколад. Хорошо хоть, что выручку с вечера домой унесла. Оно, правда, нарушение, положено сдавать, но уж так вышло...
– А велика ли выручка? – словно между делом поинтересовался Гринев, а я на нее глянул – ну-ка, замешкается или сразу назовет? Она тут же – два кожаных пальто на меху вчера взяли, Суровцев и Минин, и деньги сразу отдали. Вот и вся, считай, выручка. Ну, водку брали еще, и колбасу, и так по мелочи...
Вот, думаю, хорошо, что магазин при поселке геологов, все друг у друга на виду, всё известно: кто купил, чего и сколько. А попробуй узнай это в городском магазине, здесь выручку на покупателей поименно не разверстаешь...
Осмотрели и сфотографировали дверь с сорванным навесным замком, в протоколе подробно описали: сколько борозд и царапин, как выглядят. Выходило, вроде левша железякой орудовал.
Иванова мы хотели допросить прямо там, в поселке геологов, чтобы в город не вызывать, но оказалось, что он снова на станцию ушел, где работал сцепщиком. Оставили в сельсовете повестку, и на другое утро он явился к нам. Был он сухощав, крепок, поперек лица черные усы. На усы тогда моды не было, а когда я спросил – зачем, мол, вам? Он усмехнулся: с фронта, говорит, оставил, у нас во взводе разведки старшина с усами был, а как его убило, все мы в память о нем стали усы носить...
Сначала Иванов то же рассказал, что и прежде председателю поссовета: шел со станции, увидел у магазина незнакомых людей и груженую автомашину, хотел спросить, что за люди, а они пальнули...
Гринев спрашивает – как они выглядели, эти люди? Неужто не приметил? В разведке служил, глаз должен быть острым! Иванов усмехается – уж восемь лет с войны минуло, при чем тут разведка? Но вроде бы на одном из тех, что стояли в кузове, шапка солдатского образца, да бушлат – и солдатам такие выдают, и в ФЗУ. А на бушлате форменные пуговицы в два ряда.
Гринев прямо светится: вот он, глаз-то! А может, еще и слова какие слышал? Может, они как-нибудь друг друга называли?
– Нет, разговоров вроде не было, а нецензурщину слышал. Вот еще что: один из кузова, не тот, что в шапке, другой совсем, хриплым таким голосом скомандовал: «Нажимай на крючок!» А может: «Жми, Крючок!» Вот тут они по мне лупанули из ружья, машина прямо с места рванула.
– А номер машины заметил?
– Какой там? Разве о номере в тот миг думал? Я сразу наземь кинулся. Единственное, что заметил – у машины заднего борта не было. А может и был, только не закрытый...
От поселка геологов в город две дороги. Одна через гору считается верхней, другая, по логу – нижней. По этой, нижней, выходит километра на три-четыре короче – по ней и ездили чаще, хотя даже после самого маленького дождя глинистый, вязкий лог становится совсем непроезжим, без трактора не пробьешься. Решили с Шаховым – надо своими глазами глянуть, что там за лог. Хотя и так было ясно, что едва ли найдутся какие-то следы.
На газике-вездеходе от поссовета свернули влево, по мосточку через ручей, а там дорога втянулась в ложок – правый склон крутой, кустарником зарос, а левый пологий. Еще минут двадцать проехали – сыростью потянуло, колея мокрая, сплошь разбитая. Шофер горотдельский, Илья Захарыч, вроде ненароком бросил – мол, если застрянем, кто вытащит?
И тут видим: стоят на косогоре двое пастухов, один с суковатой палкой и с сумкой через плечо, другой совсем молодой, в армейской фуражке. Тут же кобель черный лежит, лапы вытянул, язык от жары на сторону свесил. По склону коровы разбрелись, колокольчиками позванивают... Шахов говорит шоферу – ну-ка тормозни! Из машины выскочил – и к пастухам: «День вам добрый, товарищи!» Старший кивнул: «Да уж сегодня точно, грех на день жаловаться».
Я тоже к ним пошел – тут только почувствовал, как ноги затекли. Спрашиваю – давно ли здесь коров пасете?
Старший глянул искоса, буркнул – ну пасем себе и пасем, или опять куда в иное место убираться?
Шахов улыбается – да мы совсем не про то, мы с товарищем из уголовного розыска. Слыхали – магазин ограбили в поселке геологов?
Старший кивает:
– Слух про тот разбой во всей округе идет.
– А что преступники на грузовике скрылись – тоже разговор был?
– А насчет машины я вон Степке, – он кивнул на подпаска, – еще давеча сказал: не ее ли Бахвалов, тракторист наш, из лога вытаскивал?
Стал он рассказывать, а я слушаю и думаю – вот удача! Не зря поехали! Оказывается, в то утро пастухи видели, как засела в логу грузовая машина и вертелись вокруг нее человек пять-шесть, даже толкать пытались – грязные все, злые, крыли матом и дорогу, и машину, и друг друга. Тут и подъехал Иван Бахвалов, на тракторе, вез в прицепной тележке горючее: у колхоза за логом, если влево свернуть, два комбайна на уборке – вот туда и ехал. Эти, от машины, руками машут, свистят, к себе Ивана зовут, на машину показывают – мол, выручай, застряли! А он тоже что-то кричит из кабины, только слов за грохотом не слыхать. И мимо. Тогда двое наперерез кинулись... Ну, уговорили, видно. Сами тележку отцепили, сами трос от машины на трактор цепляли. Иван Бахвалов что-то не сразу машину вытащил, еще из трактора выходил, трос вроде смотрел. Потом машину потащил вниз, за ручей – там лог посуше. Там, видать, сама пошла...
Сказали мы пастухам великое спасибо и поехали в село Поломошное, искать Ивана Бахвалова. Но того в селе не оказалось: косил где-то для себя траву.
Председатель колхоза говорит: если ждать недосуг, берите в машину Кольку, хлопец знает, где у Бахвалова покос.
Колька – паренек лет двенадцати, от солнца черный, под ноль стрижен, с двумя макушками – в машину сесть не захотел, стал на подножку – мне, говорит, так ловчее. Прямо к Бахвалову и привез, километрах в пяти от Поломошного.
Тракторист, когда узнал, о чем речь, разволновался – да нет, товарищи, вы поймите! Я, во-первых, об ограблении магазина тогда ни сном ни духом не знал. Во-вторых, они себя геологами назвали, сказали, с ночи засели. И впрямь на геологов похожие: все в резиновых сапогах, один в бушлате и шапке солдатской, и голос у него простуженный, как у людей, какие часто ночуют в поле. У меня и в мыслях не было, что дело тут не чисто!
Я удивился: а что вы так разволновались? Мы вас ни в чем винить не собираемся. Вы нам лучше про машину и про груз расскажите!
У Ивана Бахвалова глаз оказался на редкость приметливый: грузовик марки ЗИС-5, старый, кузов битый, задний борт снят, прижат к переднему борту ящиками. Ящиков в кузове много, все фанерные, и еще мешки, поверх брезентом прикрыты. Когда с Бахваловым за помощь рассчитывались, брезент откинули – видел под ним еще несколько ящиков с водкой, какие-то тюки и радиоприемники. Слушая Бахвалова, я даже удивился: мельком же видел, а как точно все приметил! Чем, спрашиваю, они с вами рассчитывались? Отвечает – да бутылку водки сунули, банку консервов с кильками. В общем, говорит, не густо, без меня бы еще долго в логу сидели... Тут же спохватился, рукой махнул – нашел, мол, чем хвастаться, грабителям помог ноги унести...
Ладно, говорю, теперь поясни, в чем там заминка вышла, когда машину вытаскивал?
– А ее сначала резко дернул, правый крюк вырвал, они его в машину бросили...
В тот же вечер устроили у Шахова совещание: надо было подытожить, что за минувшие сутки оперработники успели. Вроде бы и сделано немало, а уцепиться не за что.
Первым докладывал лейтенант Жарков – офицер дельный, собранный. Он составил целый список из 48 человек, у кого фамилия Крюков или Крючков, отыскали, кто с уголовной кличкой Крючок. 38 из них сразу же отпали за очевидной непричастностью к преступлению, из оставшихся десяти подозрение пало на Крючкова Василия Ивановича, 27 лет, ранее дважды судимого, в городе объявился месяц назад, не работает, живет у дружка по заключению Михаила Перлова по улице Дорожной. С одной стороны – живет на законном основании, прописался. С другой – в день второго ограбления дома не ночевал. Сказал – ходил к бабе, Клавкой ее зовут, она, мол, за деньги или подарки всех принимает. Но Клавка не подтвердила.
Шахов лицо от бумаги поднял, недовольно спрашивает – чего не подтвердила? Что Крючков у нее в ту ночь был, или что мужиков принимает?
– Ничего не подтвердила, ни того, ни этого.
Спрашиваю Жаркова – а кто она в самом деле, эта женщина? Не оговорил ли ее твой Крючок?
Этого, отвечает, пока сказать не могу, я ее вызывал через участкового. Женщина, как женщина, по лицу ничего не скажешь.
Шахов всерьез возмутился: по лицу! У нее что же, клеймо, что ли, на лбу должно быть, чтобы оперсостав мог с одного взгляда понять, кто к нему явился?
Жарков покраснел, вконец расстроился – завтра, говорит, к вечеру буду все о ней знать.
Шахов кивнул: и Крючкова не забудь. Фотоснимок его Иванову покажи и пастухам, а главное – трактористу Бахвалову. Ясна тебе задача на сутки?
Затем докладывал Коняхин. Парень в милицию пришел недавно, однако в обстановку вник быстро, и видно было, что работать в угрозыске ему нравится. За считанные часы, после нашего возвращения из поездки в колхоз, он успел проверить по городу все 27 машин марки ЗИС-5. Но доложил только о двух, остальные имели чистое алиби – очень Коняхину нравилась юридическая терминология, он как раз собирался учиться заочно на юрфаке и сейчас штудировал право – словечками так и сыпал:
– Есть такой Олег Петров, родом из Рубцовского района Алтайского края. Лицо, конечно, не должностное и в этой части субъектом преступления не является. Исходя же из презумпции невиновности...
Шахов ладонью по столу хлопнул: что ты тарабарщину несешь? Кончай на нас тренироваться, говори по-людски!
По-людски получилось вот что: Олег Петров, шофер грузовика ЗИС-5 с кирпичного завода, перед ограблением первого магазина выпросился у директора поехать на этой машине в Рубцовск к родителям и до сих пор не вернулся. Машины в гараже нет и где сам, ни на работе, ни дома не знают. Жена считает, что беспокоиться о нем нечего, он либо в субботу, либо в воскресенье приедет.
Второй шофер – по фамилии Крылов – показался Коняхину интересным тем, что свой ЗИС-5 вместо гаража часто ставит на ночь возле своего дома. О нем соседи говорят – любитель подзаработать: хоть днем, хоть ночью готов ехать. Кто бы ни позвал, лишь бы калым был. И выпить любит. А главное – тут Коняхин глянул на меня, – судимость у него, у Крылова. За кражу пять лет отбыл.
Так, говорю, личность интересная. А где он был со своей машиной в те дни, когда магазины ограбили? Проверил?
Оказалось – нет, не успел еще. Решил сначала выявить все машины марки ЗИС-5, а уж завтра заниматься только теми, кто вызвал оперативный интерес.
В этом был свой резон, и я с Коняхиным согласился. Потому и осталось у меня к концу совещания такое ощущение: зацепок много, а определенного пока ничего нет. Шахов еще одного оперработника поднял, но тут звонок дежурного: ему там Кемерово дали, из угрозыска кто-то звонит.
Звонил Владимир Никитич. Мы еще вчера услали к нему на экспертизу винные бутылки из магазина.
Владимир Никитич сказал, что бутылки жутко захватаны, там один отпечаток на другом, но эксперт все еще возится, надежды не потерял. Еще Владимир Никитич сказал – человека задержали, на рынке в соседнем с вами городе, Градов его фамилия. Список похищенного в первом и во втором магазине где у тебя? Есть под рукой? Нет? Тогда запиши: продавал на рынке костюм мужской, коричневый, размер пятьдесят четвертый.
На другой день послал я разобраться в тот город Гринева, а часам к двенадцати ночи собрали с Шаховым опергруппу и пошли к Клавдии Зиберовой.
Жарков слово сдержал, и мы теперь о ней много чего знали: лет ей двадцать девять, живет с матерью, обе нигде не работают. У Клавдии что днем, что ночью дым коромыслом. А на какие доходы пьянки-гулянки, никто объяснить не может. Бывают в ее доме и драки – соседи говорят, когда пьяные мужики Клавку делят, а мужиков ходит много.
Правда, до этого мы с Шаховым поспорили: он считал, что тратить на Клавку время нет ни смысла, ни резона, что если по всяким пьянчугам ходить – работать некогда будет. Я же считал – были у Крючкова какие-то основания именно ее назвать, не другого кого-нибудь. В общем, согласовали мы вопрос с городским прокурором и отправились.
Дом Зиберовых пятистенный, большой, тесом крытый, пристроена к нему сараюшка. Во дворе, под навесом, поленница сложена. Месяц ясно светит, видно все.
Расставили как нужно людей и стучим в дверь – никто не откликается. Стучим кулаком, раз, другой, третий. Из-за двери голос: «Кто там буянит? Чего спать людям не даете?»
Шахов откликается: «Свои, Клавка нужна, отворяй!»
Ждем. Слышим, крюк изнутри отбросили. Дверь приоткрылась, Клавдия Зиберова зло спрашивает – что еще за «свои» объявились?
Шахов говорит – из угрозыска, проведать тебя пришли. Зиберова сразу в крик: «Что за беззаконие! Ответите! Я прокурору нажалуюсь! Людей среди ночи...»
А справа, в ночной темени вдруг слышу, Коняхин кричит: «Стоять!» Мы и глазом моргнуть не успели, ведет он с Жарковым всклокоченного парня. Он, оказывается, из окошка выпрыгнул, да прямо на них.
Ну, говорю, Клава, жалобу прокурору завтра будешь писать, право у тебя такое есть, а сейчас на улице нас не держи, надо нам глянуть, кто у тебя в гостях кроме вот этого.
Что в комнате увидели, скажу кратко, потому как неинтересно, а главное – противно. Лежала на полу мертвецки пьяная женщина, ничем, можно сказать, не прикрытая. Клава на нее тканый половичок набросила. На столе – тарелки с объедками, грязная посуда, окурки, порожние бутылки.
Хозяйка растрепанные волосы с затылка на лоб перекинула, лентой перетянула. Не успели, говорит, прибраться, подруге Машке день рождения отмечали.
Я велел кудлатого парня в угол посадить, Клавдию спрашиваю – кто такой?
Она плечом повела, на лице усмешка: почем мне знать? Машкин хахаль, с ней пришел. Виктором звать.
Шахов на стол указал – четыре, мол, стакана, еще один человек должен где-то быть. Клавдия снова усмехается – нет больше никого, тут с вечера разные заходили, Машку поздравляли, то их стакан...
Четвертого нашли в подполе. Как люк в кухне откинули, он оттуда закричал: «Не стреляйте, сам вылезу!»
От него невыносимо несло водочным перегаром. Сколько я за годы работы в милиции пьяных видел, можно было бы, кажется, и притерпеться. А нет – не мог, и сейчас не могу на них, на пьяных, безразличными глазами смотреть! Противны они – и все тут! Этот, что из подполья вылез, назвался Леонидом, на вид ему было лет 27-28, документов при нем никаких. Шахову говорю: что толку их тут держать, отправляй в горотдел, до утра протрезвеют, тогда поговорим. А тут без обыска не обойтись: если парни только ради водки да женщин сюда пришли – чего бы им от нас в подпол прятаться и из окон прыгать?
Клавдия демонстративно отвернулась: ищите, такая ваша собачья служба, а мне все одно завтра на вас жалобу писать, так я еще и про самочинный обыск добавлю.
Обыскали все: комнату Клавдиной матери, сухонькой, сгорбленной старушки, чердак, сараюшку, подполье – ничего. А я на оперработников смотрю: умучились парни, а все же плохо, видно, искали. Уж больно у Клавдии вид торжествующий. Если у нее ничего нет, чего бы ей так откровенно злорадствовать? Нет – и нет. А у нее в глазах другое: есть у меня! Есть! Да фиг найдете!
Пригласили двух понятых – пришлось соседей среди ночи потревожить, – но тут деваться некуда, без понятых обыск проводить нельзя. Я с Коняхиным полез в подпол. Он у Клавдии сложен что надо, по-хозяйски: глубокий, в рост, стены и пол кирпичом выложены. Стоят две бочки с квашеной капустой, в углу картошка насыпана, крупная, чистая. Тут же фанерные ящики. Кричу – давай, Клавдия, к нам спускайся, при тебе будем смотреть.
Картошку я решил на конец оставить, под ней тоже ведь можно тайник устроить, и начал с бочек. Одну простукал – глухо. От другой по верху тоже глухой звук, а ниже – звонкий, вроде там пустота... У хозяйки в глазах испуг, на лице кривая улыбка – веселости и в помине нет. Что там, говорю, упрятано? Молчит.
Оказался в бочке обрез двуствольный да десяток охотничьих патронов – ведь хитро как тайник устроили: квашеная капуста от верха и до середины, посредине бочки дно, а снизу тайник – наклони бочку и прячь что хочешь.
Опускаю некоторые наши милицейские детали и подробности – что и как писали-оформляли, как стаканы и бутылки упаковали, чтобы следы пальцев сохранить, как обрез в чемоданчик укладывали – чтобы о стенки не терся, на нем ведь тоже возможны чьи-то следы...
Закончили все дела часам к восьми утра. Клавдия теперь сидела ко всему безучастная. Шахов ей сказал: придется в горотдел ехать для допроса. И добавил – и прокурору на нас сможете нажаловаться. Ее и это не тронуло – сидит, под нос себе бубнит: «Ничего я не знаю»...
Я Шахову тихонько говорю – чего, мол, женщину подначиваешь? Нашли обрез и обрадовались! Нам же с ней еще работать да работать! От ее показаний многое зависит. А Шахов рукой махнул – куда она теперь к черту денется. И спрашивает – а с этой вот пьянью что делать будем?
Усадили хозяйку в машину, рядом уложили так и не пришедшую в себя от перепоя подружку Машу и поехали. В горотделе взялись за допрос – я Леонида, Шахов – Виктора. Часа полтора я с Леонидом толковал. Вел он себя спокойно, отвечал бойко. Ну, сидел в колонии, было дело. Ну, попал на три года за хулиганство, месяц как освободился. Клавка-то? Да познакомился случайно, зазвала вот в гости. Ни Машки, ни ее кудлатого хахаля до вчерашнего вечера и не знал вовсе. Оба они, Виктор и Леонид, вчера малость перебрали, оттого и испугались, когда милиция нагрянула. Оттого он в подпол полез, прятаться, а кудлатый еще прежде в окно кинулся... Про обрез и патроны ему ничего не известно, это Клавкины дела, с нее и спрос. К ней в дом мало ли какие мужики таскаются. Под конец Леонид совсем осмелел. Вот вы, говорит, милицейские начальники, за такими гулевыми бабенками построже бы смотрели, чтобы они, значит, добрых людей не совращали.
Слушаю его и думаю – нахал ты, ведь нарочно меня на пьянки-гулянки сбиваешь! Уводишь от того, что поважнее... Но от чего?
У Шахова тоже результат невелик, протокол пустой.
Отправили Виктора и Леонида в КПЗ, велели держать в разных камерах. Времени у нас в обрез, только сутки. А там выпускай, если ничего за ними не найдем.
Шахов говорит – давайте передохнем малость, а то с ночи на душе муторно, и чай не спасает. У меня тоже голова точно свинцом налита, но я знаю, что не усну. Не смогу.
Только Шахов ушел – затарабанил телефон. Не люблю звонков резких, а этот прямо по ушам бьет. Ну, думаю, Владимир Никитич добрался, сейчас скажет: «Что нашел? А по-умному искал? Два ограбления плюс два убийства – шуточки, что ли? Я ведь тебе верю, раз послал, а ты?..» До того эти слова себе представил, что даже голос в ушах...
Но звонил следователь Гринев.
Он ночью вернулся из соседнего города, привез костюм и задержанного Градова. Оказалось, Градов – тутошний горожанин, живет на Трудовой. Чего ради он в соседний город на рынок подался, объяснить толком не мог. Сначала твердил, будто костюм купил для себя в железнодорожном орсовском магазине. Но оказался великоват, вот и поехал продавать. А Гринев сегодня с утра съездил в тот магазин, там справку дали: таких костюмов не получали. Теперь Градов другое запел: костюм дружок дал, просил толкнуть, деньги нужны. Но назвать друга отказался: ищи сам, начальник, что найдешь, все твое.
Гринев спрашивает – не хотите с ним потолковать, с Градовым? А у меня в голове звон стоит – чувствую, ночь эта мне даром не пройдет. Нет, говорю, пока не смогу, а к вечеру посмотрим. Я сам тебе позвоню, часов в пять.
Но отдохнуть ни мне, ни Шахову не дали. Шахов вскоре снова появился с начальником горГАИ: доставлен в отдел шофер Петров, прямо со своей машиной ЗИС-5.
– Ну, давайте глянем, что это за человек.
А сам воды холодной стакан залпом выпил – вроде легче стало.
Петров – роста невысокого, чтобы не сказать маленького, но в плечах широк. На лице улыбка: не то заискивает, не то храбрится. А ведь я, говорит, сам к вам ехал, в милицию-то.
Вот и расскажи, говорю, для чего тебе милиция понадобилась?
– Да чертовщина какая-то получилась, втянули меня в темное дело, только я сначала не понял, что к чему.
Шахов не сдержался – это у него бывало, любил быка за рога брать:
– Ты что крокодиловы слезы льешь, казанской сиротой прикидываешься? Выкладывай!
А Петров на него и не оглянулся, со мной разговаривает:
– Зачем он кричит? Разве я преступник, если меня обманули?
Я говорю – если обманули, то не преступник. А кто обманул?
– Да Ленька Прокудин, паразит!
И стал рассказывать, как еще в пятницу выпросился у начальства съездить к родителям, дрова и сено к зиме подвезти. Домой заскочил, с женой и дочкой попрощаться – здесь-то, у дома, и подошел к нему этот Ленька. Стал расспрашивать, далеко ли собрался, а после стал просить – давай выручай, сегодня вечерком подбрось один груз, а к родителям завтра с утра уедешь.
Петров опять на меня глянул – этого Леньку, говорит, я прежде знал немного, и как он сказал, что хорошо заплатит, я сдуру и согласился... Знал бы заранее, что из этого выйдет...
Я Шахову записку черкнул: «Принеси фотоснимки Леонида и Виктора». Он молча кивнул и вышел.
Петров же между тем продолжал рассказывать:
– Договорились с Ленькой в одиннадцать часов встретиться у железнодорожного переезда. Он пришел с дружками. Сел в кабину, а те – пятеро – в кузов попрыгали. Ленька дорогу подсказывает: теперь вправо давай, сейчас поворот влево будет... Выехали за город. Ленька говорит: «Глуши мотор!»
