Текст книги "Обрести силу (СИ)"

Автор книги: Руслан Агишев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

3

Королевство Ольстер Около трехсот лиг к югу от Гордума Приграничная с Шаморским султанатом провинция Керум Кордова – крупнейший торговый город провинции с мощными каменными укреплениями. Лагерь Атакующей орды Шамора.

Солнце клонилось к закату. Его лучи, принимая мягкий алый цвет, несли за собой вечерний холод.

– Готовсь! – прохрипел простуженный комтур и два десятка первой линии его турии слаженно выставили длинные пики перед собой. – Упор! – тупые концы пик ударились о землю, сразу же придавленные правой ногой «бессмертных», и в воздухе появилась косая стена стальных наконечников.

Комтур Верд, которого в его турии за глаза называли не иначе как зверем, сегодня превзошел себя самого. Турия уже седьмой час без перерыва в полном обмундировании громыхала по тренировочной площадке, выжимая из себя последние соки. Дышавшим как загнанные лошади «бессмертным» казалось, что этот проклятый день никогда не закончиться.

– Брюхатые жабы! – его щербатый рот не ни на секунду не замолкал. – Брюхатые жабы делают это быстрее и лучше вас! Какой олух назвал вас «бессмертными»? Покажите мне его! – своей знаменитой дубовой дубинкой, которую с мучительной злобой вспоминал не один легионер-шаморец, он с силой опустил на одну из пик, выбивая ее из рук обессилевшего хозяина. – Пика на земле! – его ор снова сорвался на хрип. – Скотина, ты подвел своих товарищей! – легионер, выпрямившись, замер, не смея пошевелиться и надеясь, что гроза все-таки минует. – Смотри! – Верд ужом пролез в строй и дубиной начал охаживать двоих соседей неудачливого «бессмертного». – Из-за тебя враг нарушил строй!

Получив дубинкой по наручам и пальцам, легионеры со стоном выронили пики.

– Трупы! Трупы! – не переставал орать он, выйдя из строя. – Враг внутри строя! Вы все уже трупы! – с какой-то животной ненавистью комтур смотрел на стоявший строй. – Ленивые скоты! Ленивые скоты и трупы! Взяли пики! Быстро! Быстро! – все трое наклонились и взяли свое оружие. – Встали в строй! Еще раз!

Не известно, благодаря каким богам, но на этот раз отработка защитного построения против атаки кавалерии оставила комтура довольным. Однако падавшие от усталости легионеры, успевшие за это время не раз и не два проклясть Верда, считали, что просто именно на это время у комтура была намечена очередная попойка.

– Все! Прочь, беременные жабы! – недовольно махнул он своей дубинкой и уже уходя добавил. – Завтра я с вас две шкуры спущу!

Едва его широкая спина с накинутым темно-коричневым плащом скрылась за длинной палаткой, часть строя рухнула на землю. Казалось, из легионеров просто вынули стержни и оставили лишь одну мягкую плоть.

– А-а-аа…, – Сатор Сказочник, прозванный так за знание бесконечного числа баек, легионер первой линии, со стоном вытянулся на спине. – Убил бы этого изверга… Проклятье! Новенький, скотина… за тобой должок, – тот самый шаморец, что выронил пику, валялся на земле чуть дальше. – Если бы не ты, вся турия уже бы валялась около костра и жрала свою похлебку… Слышишь?

Однако этот разговор получил продолжения лишь после ужина – густой похлебки, щедро сдобренной мясом и луком.

– Это место Крута, – подходя к костру, вокруг которого развалился на шкурах его десяток, Сатор пнул того самого легионера. – Пошел отсюда! – навис он над незадачливым шаморцем, занявшим в турии место павшего в бою. – Глухой? – он снова пнул его, но промахнулся…; отчего один из стоявших позади щитов упал прямо на лежавшую по соседству тушу крупного легионера, закутавшего свои мощные телеса в теплый плащ.

– Оставь ты его в покое, – недовольно пробурчал здоровяк, разомлевший от сытости и тепла настолько, что не желал пошевелить даже мизинцем. – Кости Крута все равно уже псы доедают… Хотя он был такой задницей, что…, – дальше Халли не стал даже договаривать, вновь замолкая и наслаждаясь идущим от костра теплом.

Вскоре уже весь десяток словно тюлени на лежбище валялся перед огнем. Они еще о чем-то переговаривались между собой, но разговоры становились все тише и тише. Фляга со слабеньким вином, передаваемая по кругу, застыла где-то посредине между двумя легионерами. Наконец, Халли, еще пучивший сами собой закрывающиеся глаза, уронил голову на грудь и с чувством захрапел.

– Все равно из этого ничего не выйдет, – этот тихий незнакомый голос прозвучал среди всеобщего молчания, храпа здоровяка и треска сгоравших веток как-то неожиданно и непривычно громко. – Тренируйся мы хоть до кровавого пота…, – в голосе новенького звучали тяжелые пророческие нотки, от которых веяло каким-то жутким холодком. – Я же их видел… прямо перед собой…, – он вяло вытянул вперед руку, делая ей несколько секущих движений. – Но они уходили все дальше и дальше…

Несколько мгновений повисшее после его слов молчание возле костра никто не нарушал. До опешившего десятка, замученного тяжелым и насыщенным днем, с трудом доходили его слова.

– Ты что там бормочешь, коровья лепешка? – первым, как и всегда, не выдержал Сатор, резко откинувший полу плаща и вылезая из его нагретого нутра. – Что это лопочет твой вонючий язык? – так уж вышло, что именно Сатор в десятке самовольно присвоил себе право быть скептиком и хаятелем всего… и это место, как оказалось, он никак не желал уступать, кому бы то ни было другому. – От кого нет спасения? – десятки глаз угрюмо буравили новенького. – От этих деревенщин? От этих погонщиков быков, которых молодой сопляк одел в самодельные доспехи и посадил на своих кляч?

Тяжелая кавалерия, которую король Роланд с таким трудом создавал и лелеял, оберегая от напрасных жертв, не была для шаморцев секретом. Сложно спрятать в не таком уж большом королевстве тысячи тяжелых всадников, которые с ненасытностью легендарных драконов пожирали сотни серебряных и золотых монет королевской казны.

«Бессмертные» уже не раз встречались с таким противником. Столкновения с дикими горцами на монстроподобных ящерах – мерзкими и вонючими как болота, из которых они вылезли, стычки с фанатичными «карающими братьями» Ордена Последнего пришествия, приграничные конфликты с катафрактариями империи Регул, показали, что тяжелая кавалерия неимоверно сильна и опасна, но ее атакующий кулак можно остановить. Это «бессмертные» Великого султана с успехом и делали длиной цепью огненных костров, жаркой стеной встававших перед наступавшей конной лавой; рвами с кольями и ловушками, в которых всадники ломали ноги, головы, насаживались телами на выструганные колья; десятками выставленных на передней линии орды мерзких лесных зверьков в клетках, выделяемая которыми едкая и вонючая жидкость до ужаса пугала лошадей… Словом, для легионеров тяжелая кавалерия Ольстера была лишь еще одним врагом, который снова, как и всегда, ляжет и поднимет лапки перед своим владыкой.

– Заткнулся бы ты…, – Халли недовольно заворочался, как медведь, которого кто-то случайно потревожил в своей берлоге. – «Бессмертные» никому еще не кланялись… А комтур Верд, конечно, скотина и зверь, каких свет еще не видывал, но благодаря ему ты может еще и поживешь на этом свете.

Новенький же, бледное лицо которого особенно выделялось в ярких отблесках огня, сразу же начал шарить у себя на груди. И делал это он с такой яростью, что вызвал у лежавших легионеров нескрываемое любопытство. Те, кто были рядом с ним, непроизвольно вытянули головы, стараясь разглядеть, что это он там ищет.

– К черту этих всадников, – буркнул он, наконец-то вытаскивая что-то холщовое и позвякивающее из-за пазухи. – Я говорю об этом…, – легионер развязал мешочек и, достав из него что-то металлическое, начал это кидать на подтаявший перед костром пятачок земли. – Это Дорон, легионер первой линии. Весельчак и рубака на загляденье. Был…, – Сатор, схвативший маленький предмет с земли первым, с недоумением стал разглядывать продолговатый листоподобный черный наконечник с нацарапанным на нем буквой «Д». – А вот это Красавчик, – на землю упал еще один наконечник, уже с другим символом. – Имя его уже никто и не помнили. Его так и звали – Красавчик. Девки так и вешались на него, – рядом со вторым кусочком металла лег и третий. – Здесь Болло из горняцкого поселка. Ручища у него такие были, что только держись. Так схватит, аж ребра трещат!

Черные наконечники, а то, что это именно наконечники, ни у кого уже не вызывало сомнения, летели к костру один за другим. Новенький, угрюмый мужик, появившийся в турии словно из не откуда, продолжал с надрывом в голосе перечислять чьи имена, прозвища, рассказывать о каких-то смешных историях. Правда, никого они не смешили…

– … Как-то он на хряка напялил рубаху с шитыми металлическими бляхами и ночью выпустил его в лагере, – легионер вытащил из мешочка последний наконечник и стал его «мять» в руках, словно надеялся размягчить его, как воск и слепить из металла что-то менее смертоносное. – А тот, не будь свиньей, и начал визжать! Ха-ха-ха! Несется по лагерю и визжит, как резанный, – он вдруг засмеялся над своим же рассказом. – Весь лагерь на уши поднял! Ха-ха-ха! Комтуры носятся туда-сюда. Зажглись сигнальные огни. Думали нападение. А мои-то… – тут новенький неожиданно осекся и замолчал.

Десяток во время всего этого рассказа уже не лежал. Незнакомые кусочки металла ходили по их рукам, вызывая странное ощущение своей прохладой и еле ощущаемым запахом крови.

– Что это? – Халли, наконец, не выдержал. – Что это такое?

Новенький приподнял голову и оглядел их всех так, словно впервые видел свой десяток – тех, с кем почти сутки до этого месил чуть подмерзшую грязь и снег, до кровавых мозолей отрабатывал защитные приемы с тяжелой пикой. Он медленно встал с места и вытянулся. Его рука потянулась к животу – туда, где обычно располагалась небольшая, в локоть длинной, металлическая фигурная дубинка с львиной головой – символ власти комтура.

– Я Тумос Фланк из рода благородных Фланков, – новенький впервые предстал перед своими товарищами тем, кем был еще недавно. – Комтур первой турии…, – он внезапно запнулся, словно только что понял, что говорит что-то не то. – Бывший комтур первой турии тысячи достойнейшего Борхе.

Десяток словно окаменел. Тот, кто вместе с ними терпел издевательства Верда, оказался таким же комтуром, пусть и бывшим. Первым, снова, как и всегда, среагировал Сатор, вскочивший с места и вытянувшийся в стойке. Однако, сразу же, нервно хмыкнув на взбрыкнувшие армейские рефлексы, расслабленно опустился на расстеленную под ногами шкуру.

– Да, я Тумос Фланк! Я тот самый комтур, что первым ворвался на крепостной бастион Порто-Бремена, этого зловонной пиратской дыры, и получил за это Золотого Льва, – рявкнул он, глядя на опускающегося Сатора. – И я, тот самый Фланк, что потерял всю свою турию от атаки грязных торгов…

И Сатор, Халли и несколько других переглянулись. Конечно, они кое-что слышали об этой истории… Но это были какие-то намеки, сорвавшиеся с языка Верда нечаянные слова, оговорки, странные слухи сначала об уничтожении сотне фуражиров во главе с самим сыном победоносного Сульде, потом уже о разгроме целой тысяче достойнейшего Борхе. Все эти обрывки и неясности за какие-то сутки обросли такими удивительными подробностями, что знающие люди просто сплевывались, слыша их… Сейчас же прямо перед ними стоял тот, кто мог прямо «из первых рук» рассказать все. Поэтому, неудивительно, что бывшего комтура десяток слушал с таким пристальным вниманием.

– Ты спрашиваешь, что это? – он выцепил глазами сгорающего от любопытства Сатора, еще державшего в руках несколько наконечников. – Это смерть! – сидевший легионер с недоверием в лице перебирал черные кусочки металла, словно это были не смертоносные наконечники стрел, а обыкновенные деревяшки. – С двухсот шагов стрела с этим наконечником насквозь прошьет ваши наручи, – Тумос Фланк с печальной улыбкой поднял руку и постучал по фигурному металлу щитка. – Со ста шагов стрела мерзкого торга проделает в вашем нагруднике вот такую дыру! – в его пальцах сверкнула небольшой диск серебрушки – монеты среднего достоинства или так называемого шаморского «львенка».

С лица Сатора уже давно исчезла кривая улыбка. После этих слов полный доспех «бессмертного» уже не казался ему таким надежны и крепким, как раньше.

– С расстояния пяти десятков шагов легионера не спасет и щит… Да…, – Фланк тяжело опустился к костру. – Наша «черепаха» едва сползла с тракта, как первая линия уже лишилась троих, – десяток первой линии турии состоял из самых опытных воинов, как правило, ветеранов, удар которых обычно и решал исход сражения. – До первых деревьев леса нужно было пройти лишь тридцать шагов… Тридцать проклятых шагов, каждый из которых моя турия оплатила кровью, – он шарил тяжелым взглядом по сидевшим в напряжении фигурам пока не наткнулся на фляжку с вином, к которой сразу же и приложился. – Я помню этот дикий свист, за которым сразу же следовал удар по металлу и чей-то вскрик… Закрывшись щитами, мы смотрели друг на друга, гадая, кто умрет следующим… Ха-ха… Свист, удар и вскрик…, – Фланк снова и снова повторял одно и то же – то, что запомнилось ему больше всего. – Свист, удар и вскрик… Снова и снова…, – его голос постепенно становился все тише, опускаясь до еле слышного бормотания. – Один за другим…

В какой-то момент сидящая фигура бывшего комтура, так и не выпустившего из рук фляжку с вином, начала заваливаться набок.

– Как же это так? – Сатор же все никак не мог спокойно переварить услышанное. – Здесь же сталь почти два калана толщиной! Какие стрелы?! Что этот птенчик нам тут вещает?! – не поленившись, он притащил свой нагрудный доспех и выразительно постучал по массивной металлической пластине. – Да мне урод один вот прямо по нему, – легионер еще раз тряхнул металлом. – Со всей дури боевым молотом зарядил и… хоть бы хны! Сказки все это! Комтур бывший…, наконечники, торги…, – наконец, он сам предложил единственное, на его взгляд, разумное объяснение. – А вы и уши развесили!

Молчавший же все это время Халли вдруг громко зевнул, а через мгновение буркнул кривляющемуся Сатору:

– Сам ты сказочник… Это наконечник из гномьего железа, дурья башка… Такая железяка прошьет наш доспех как масло, – он натянул на себя плащ и уже оттуда снова донесся его глухой голос. – Если у Ольстера такого добра много, то мы умоемся кровью еще до того, как обнажим мечи.

После этого заявления у всех сразу же пропало желание дальше трепать языком и остальной десяток один за другим начал засыпать. Последним, подкинув в костер несколько здоровенных коряг, завернулся в плащ и сам Сатор, твердо пообещавший само себе завтра подробно расспросить «этого языкастого типа» обо всем… Через несколько минут он уже спал и не видел, как мимо их костра быстро прошли трое высоких легионеров с особыми алыми нашивками на груди – знаком принадлежности к алой сотне, охранявшей самого Сульде. Троица с обнаженными мечами вела к шатру шаморского командующего какого-то человека, лица которого было не разобрать из-за глубоко накинутого капюшона.

В шатре же, расположившемся в самом сердце лагеря, не смотря на позднюю ночь, было светло от горевших факелов и глубокой жаровни с полыхавшими углями. Пляшущий на плотной ткани шатра огонь светом и тенью рисовал фантастические картины удивительных существ с длинными шеями, огромными крыльями и ребристыми хвостами. Однако сидевшим на мохнатых теплых кошмах людям не было никакого дела до этого. Оба – и худой старичок с длинной бородкой в дорогом синем халате, отороченном роскошной полосой переливающегося меха, и коренастый пожилой мужчина с угрюмым словно застывшим в камне лицом буравили друг друга глазами. Если бы взгляд мог причинить хоть какое-то страдание человеку, то оба они несомненно уже бы лежали и корчились от дикой боли, сраженные своей ненавистью.

– Они забрали моего сына! – шипел как болотная гадюка Сульде, нервно оглаживая рукоятку кинжала. – Моего Урякхая, батыра из батыров, убили какие-то грязные дикари! – кинжал то покидал ножны, то тут же с шелестящим звуком возвращался обратно. – Ты меня не остановишь, старик! Я прошу тебя, не стой у меня на пути… Раздавлю, как гнилой орех!.. Этот ольстерский сосунок должен заплатит за все… и он заплатит всем, что у него есть.

Старичок же, не смотря на свой безобидный вид, отвечал ему с не меньшим пылом.

– Не смей мне угрожать, отрыжка вонючего керка! – кади Рейби вытянул вперед голову, отчего тонкая и длинная бороденка вызывающе нацелилась на его оппонента. – Я око самого великого султана! Да хранят его Благие и наделят всеми своими милостями! – его сухой кулак с ярко блестевшим перстнем на указательном пальце – подарком султана и одновременно знаком его власти – взлетел вверх. – Одно мое слово и богатуры орды отвернуться от тебя!

Конечно же старик преувеличивал… Власть Верховного кади (судьи) была несомненно велика… в Шаморе, но здесь все было иначе. За достойнейшим Сульде, десницей султана, стояло слишком много лично преданных ему воинов. Проверять же чье слово для легионеров окажется главным проверять не хотел явно ни тот ни другой.

Молчаливый поединок глаз снова продолжился, еще больше поднимая градус напряжения в шатре. Слишком уж высоки были ставки в этом тайно сражении двух глыб шаморского султаната, здесь, на оккупированной территории, олицетворяющих абсолютную власть великого султана.

Для кади Рейби, Ока султана и верховного судьи, сейчас на кону стояла не просто власть над вновь покоренными землями, а Власть с большой буквы над жизнью и смертью тысяч и тысяч людей, и соответственно их имуществом. Все дело было в том, что города и крепости, «добровольно вошедшие» в состав Великого Шамора сражу же попадали под власть гражданской администрации султанат, то есть под руку самого Верховного судьи. В случае же упорства жителей и правителей захватываемых земель всю власть над ними до полного успокоения получал командующей Атакующей орды – Победоносный Сульдэ.

Последний же хотел лишь одного – добраться до убийцы своего сына и вырвать своим голыми руками его сердце. Поэтому его буквально трясло от каждой минуты и часа промедления, грозящего бегством его личного врага.

– Великому султану, да продлят Благие его годы на вечность, нужны не сгоревшие головешки и каменные завалы, а богатые города и крепкие крепости, – старик медленно гладил свою бороденку, настаивая на своем. – Только тогда иссекающий золотой ручеек золотых и серебряных монет начнет превращаться в полноводную реку, питающую султанскую казну, из которой…, – он с хитрым прищуром посмотрел на Сульдэ. – Питаешь и ты!

Все эти мысли для командующего были ясны как день, что он не преминул и отметить.

– Не путай султанскую казну со своим личным кошельком, – язвительно буркнул он. – Все их золото и так станет нашим! Этот мальчишка на коленях будет умолять нас забрать накопленные им богатства, – вскочил Сльдэ с мягкой кошмы. – Умолять… давясь кровью и слезами… Ползать на коленях, целую кожу моих сапог, – он вплотную подошел к кади и смотря на него сверху вниз, угрожающе произнес. – Завтра, ранним утром, левое крыло орды ударит по лагерю врага. Правое же зайдет с противоположной стороны от города и погонит оставшихся трусов к реке, где…, – его пальцы с хрустом сжались в кулаки. – «Бессмертные» растопчут их.

Одетый в те же массивные инкрустированные шаморскими символами доспехи, что и его легионеры, Сульдэ в этот момент буквально расточал вокруг себя неотвратимую угрозу. Однако, прожившего при дворе великого султана полную опасностей жизнь кади сложно было пронять этой внешней мишурой.

– Я слышал кое-что про одного твоего тысячника, – за спиной повернувшегося Сульдэ раздался вкрадчивый, с показной тревогой, голос. – Кажется, его Борхе зовут…, – командующий орды замер с неестественно прямой спиной, словно в нее кто-то воткнул металлический стержень. – Говорят, какие-то дикари, – старик намеренно тянул некоторые слова и, казалось, испытывал при этом непередаваемое удовольствие. – За пару часов почти уполовинили его тысячу… Это странно, не правда ли? – продолжал он разговаривать со спиной, скрипящего зубами Сульдэ. – Тысячу «бессмертных» из алого тумена, возглавляемого самим Сульдэ Победоносным, перестреляли как жалких куропаток дикари. Думаю, великому султану, да правит он вечность и сто лет, будет опечален, когда узнает, его непревзойдённых «бессмертных» разгромили торги… Да-да-да, те самые торги, что несколько десятилетий назад посмели выступить против власти великого султана, да не оставят Благие его своими милостями.

«Опечален…, – проносилось в голове у застывшего в центре шатра командующего. – Великий будет просто в ярости, если это ему расскажут так, как надо!». Сульдэ, наконец, медленно повернулся и встретился с глазами кади, все также поглаживающего свою бородку.

– Хорошо…, – глухо и еле слышно проговорил Сульдэ. – У тебя есть еще один день. Я буду ждать ровно сутки… И если этот королик до восхода солнца второго дня не придет сам и не приведет того, кто повинен в смерти моего сына, то «бессмертные» все здесь смешают с грязью и… кровью.

В этот момент тяжелая ткань, расшитая золотыми цветами и птицами, у входа шелохнулась, и оттуда раздался негромкий голос.

– Господин, – вслед за голосом показался тяжелый шлем с высоким плюмажем из конского волоса, принадлежащий хранящему покой командующего телохранителю. – Господин! – у входа застыл, преклонив одно колено, массивный воин. – У лагеря схвачен лазутчик, – он поднял голову и сразу же увидел нетерпеливый взмах руки.

Воин сделал шаг назад и уже через несколько мгновений снова появился в шатре, ведя пригибающегося перед ним человека в рванном овчинном зипуне.

Несколько минут взгляды всех присутствующих были прикованы к этой невысокой фигуре с рожей пройдохи, увидев которого в толпе сразу же хотелось звать стражу или вязать его самому.

Видимо именно эти мысли и гуляли в голове у Сульде, когда, нарушив молчание, он бросил краткое:

– На кол лазутчика.

Крепко державший пройдоху дюжий легионер был готов ко всему – к мольбе и стонам, целованию земли и сапог, припадочной пене изо рта и падениям замертво. Но перед тем, что случилось дальше, его выдержка спасовала…

– Слово и дело, – после сказанных хрипящим голосом двух едва связанных между собой слов (по крайней мере, для несведущего) в шатре словно по мановению волшебной палочки установилась могильная тишина. – Слово и дело великого султана, – легионер, еще секунду назад тащивший человека как щенка за шиворот, резко отдернул руки, словно от пышущего жаром раскаленного металла.

Поистине магический эффект двух слов, произнесенных доходягой в грязном и вонючем зипуне, объяснялся просто… «Слово и дело» – это не оскорбление или иная неприличная фигура речи. Это словесная формула выражала готовность говорившего донести о преступлении против Великого султана или государства, что, как правило, было одним и тем же. Этими двумя простыми словами можно было остановить отряд здоровенных лбов городской стражи, во весь опор несущихся за воришкой; или заставить покрыться холодным и липким потом жирного и холеного аристократа, который с высоты своего жеребца не замечает чернь; или руками султанского палача избавиться от своего заклятого недруга, что своим существованием отравляет тебе жизнь… Под страхом мучительной смерти любой произнесший эту словесную формулу должен быть доставлен к высшему должностному лицу и допрошен.

– Прочь! – бледного легионера, словно ветром сдуло из шатра.

Оставшийся в шатре лазутчик (получается, что свой лазутчик) сразу же встал на колени и поднял над своей головой небольшой сверток, который оказался прямоугольным кусочком пергамента с четким тисненным изображением золотого льва. Увидевший изображение на пергаменте, кади тут же приложил его ко лбу, что-то почтительно прошептав при этом.

– Тамга Великого султана, да будет он здоров бесчисленное число лет, – Верховный судья держал в руках пергаментную тамгу – знак султанской власти, требовавший от любого щаморца, независимо от его ранга и статуса, оказать помощь его предъявителю (пергаментная тамга – знак низшего ранга, в отличие от серебряной и золотой тамги). – Говори!

Стоявший на коленях человек не сразу начал говорить. На осунувшемся лице, покрытом грязными разводами пота, выделялись глубоко сидящие глаза, которые были жадно устремлены в одну точку – на серебряный кубок с вином, стоявший на невысоком столике возле Верховного судьи.

– Теперь это твой кубок, – проследи за жадным взглядом, усмехнувшийся кади Рейби протянул ему кубок.

Тот снова поклонился и сразу же опустошил содержимое кубка, который мгновенно исчез в глубинах его зипуна.

– По велению моего господина, – наконец, заговорил он. – Я следовал в земли гномов, примечая все необычное…, – он говорил быстро, иногда глотая окончания слов. – Я узнал, что подгорный народ ведет тайную торговлю с ольстерским королевством… Кузницы одного из кланов, расположенного вдали от больших городов, работают день и ночи, выковывая оружие – доспехи, мечи, щиты, наконечники копий и стрел. Я смог раздобыть лишь это…, – лазутчик осторожно положил перед собой на расстеленную кошму небольшой черный кусочек металла – наконечник стрелы.

И вновь, уже в который раз за сегодняшние сутки, знаменитая каменная маска на лице командующего Атакующей орды, дала трещину. Верхняя губа Сульдэ, словно у бешенного пса, медленно поднималась вверх, а из его рта начало раздаваться тихое и злобное шипение.

– Выродок тьмы! – Сульде с силой ударил по столику, отправляя его в полет. – Поганый коротышка! За нашей спиной снюхался с этим сопляком! – с пути мечущегося как загнанный зверь шаморца в испуге отпрянул лазутчик. – Я знал! Знал! Знал…, что эта скотина… Кровольд обманывает Великого…