Текст книги "Такова торпедная жизнь"

Автор книги: Рудольф Гусев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 32 страниц)

В условиях массового сокращения Вооруженных Сил после расформирования Училища места Шефу для дальнейшего прохождения службы в ВМФ не нашлось. 16 января 1961 года он был уволен в запас. Ему еще не исполнилось и пятидесяти лет. Этим как бы ставилась точка: война, если ее развяжут, будет совершенно другая, и учиться воевать нужно уже по-другому. Шеф работал старшим инженером в ЦНИИ «Электроприбор», гордясь железным номерком, который вешал на специальную доску при прибытии на работу. Такие номерки выдавались нам при убытии в увольнение, и мы их вешали на доску у дежурного по роте при возвращении. Мы тоже любили такие номерки.

Шеф был выпускником Высшего Военно-Морского училища имени Фрунзе 1936 года. Служил на Тихоокеанском флоте, воевал на Балтике, на торпедных катерах. Звание Героя Советского Союза ему было присвоено 22 июля 1944 года за успехи в операции по занятию Бьеркских островов и островов Выборгского залива. Об этом мы узнали много лет спустя из мемуаров других катерников. Сам он мало говорил о войне и о себе и мемуаров не оставил. В девяностые годы его атаковали репортеры, желая получить что-нибудь «жареное» о войне, о транспорте «И. Сталин». Все-таки он был обижен в конце службы. Шеф остался Шефом.

Его давно уже нет среди нас.

А мы еще живы и изредка собираемся у Гриши. Давно не приезжал Игорь Смушков. Он живет за рубежом, в Киеве. Саша Тутышкин читает его письмо «съезду». Со стены на нас смотрит улыбающийся Шеф, сфотографированный еще в годы войны. Смотрю на него, и всплывает в памяти: «Ко мне! Есть работа в квадрате! Давай!»

3
Гимн «русскому Уайтхеду»

Нет азартнее игры, чем стрельба торпедами

В. А. Калитаев

В конце июня 1959 года наш класс сдал последний экзамен летней сессии четвертого курса. Экзамен был из серии «Наш хлеб» – проектирование торпедного оружия. Сдать экзамен пришлось «по системе». Доверчивый капитан Андрей Борисович Добров не стал тасовать билеты, как карты перед сдачей, а, отделив нижнюю половину пачки билетов, положил ее сверху и разложил их аккуратно в две шеренги. Первая четверка всезнаек, взяв четыре билета, лежавших по углам, вскрыла тайну расклада… Остальные восемь корифеев быстро «разобрали» билеты и принялись не только запоминать рогатые формулы, но и шлифовать убедительную интонацию в изложении ответов на вопросы.

В результате – пятерки, четверки и отличное настроение!

– Сессия! Стало меньше волос, похудел и оброс, зато свободен я! – постанывал наш джазмэн Гарри Борзов и предложил исполнить эту курсантскую песнь в его импровизации. Вечерело. Мы посчитали, что начальство уже разошлось по домам, поэтому вскоре весь класс, насилуя возможности носоглоточного аппарата, наяривал жгучий свинг и демонстрировал пластику и гибкость упитанных на военно-морских харчах тел. В самый неподходящий момент открылась дверь и в класс вошел почти весь состав нашей торпедной кафедры: Дементий Дементиевич Шугайло, Сергей Валерианович Бекренев, Борис Григорьевич Ходырев. Мы быстро привели все в порядок и, приняв виновато-послушный вид, приготовились выслушать положенные нравоучения. Что поделаешь – нервный срыв!

– Веселитесь! Есть чему! Экзамен сдали очень хорошо! Все без исключения. Только на дополнительных вопросах почему-то плавали. Курсант Воронин считал, что перекись водорода вытесняется из резервуара окислителя морской водой, а курсант Борзов запутался в понятии теплоемкости.

Мы-то знали, почему некоторые из нас «плавали» на дополнительных вопросах: их в билетах не было. Но все дружно заверили кафедру, что это от страшного волнения.

Дементий Дементиевич охотно согласился и занял место преподавателя, остальные гости присели к нам.

– Но мы зашли к вам по другому поводу. Через два дня вы под руководством капитана 3-го ранга Ходырева поедете на производственную практику. В Феодосию. На пристрелочную станцию.

Этого Дементий Дементьевич мог бы и не говорить. Мы и сами знали, что после четвертого курса практика в Феодосии, что билеты на поезд уже куплены, а места в вагоне давно распределены броском «на морского».

– Я хочу обратить Ваше внимание на соблюдение воинской дисциплины.

Ясно – это после прошлогодней поездки курсантов курсом старше нас. Происшествие случилось уже на обратном пути на станции Джанкой. Дело обычное – небольшая стычка с гражданскими парнями. Разбор этой стычки проводился уже в Системе и носил среди нас название «Анализ джанкойской стратегической военной операции». Ее участники – Игорь Смирнов, Гена Стафиевский, Коля Афонин, Вадим Рыбалко и другие рассказывали, как начальство пыталось установить, что именно и сколько было «взято» с собой. Ответ был однообразным: «Черный хлеб с солью, а на станциях дальше крана с кипятком не ходили. Кто крикнул „Полундра! Наших бьют!“ – не разобрал, но на помощь побежал сразу». По результатам расследования наиболее активные штыки слегка задержались с убытием в отпуск и приводили в порядок факультетские помещения под руководством самого Шефа. Вот теперь профилактика…

Тем временем Шугайло перешел к существу вопроса:

– Раньше каждую торпеду после изготовления порой пристреливали не один раз. Не все получалось сразу. То там нужно что-то подпилить, то золотничок рулевой машинки притереть. Торпеда то по поверхности пройдет, то от курса отклонится, а то и в грунт зароется. Водолазы ее достанут, рабочие переберут – и снова на пристрелку. Сейчас, конечно, качество изготовления значительно лучше. Пристреливают почти всегда с первого раза…

Дементий Дементьевич сделал паузу, убедился, что мы – все внимание! – и продолжил:

– Пристрелка обеспечивает проверку соответствия фактических данных торпеды по точности хода по направлению, глубине, скорости и дальности расчетным значениям. Способствует поиску новых технических решений для улучшения технических характеристик.

Далее он сделал экскурс в историю первой пристрелочной станции в Кронштадте и вновь вернулся к Феодосийской.

– Она была организована в 1914 году и получила название «Русский Уайтхед». Вот на этой станции и будет проходить ваша практика. Таких условий для изучения торпед в вашей дальнейшей службе может и не быть. Здесь производится полная разборка торпед, ремонт или замена отдельных деталей, сборка, регулировка. Все рабочие – классные специалисты! Они все вам расскажут и все покажут. Мы надеемся, что вы не упустите своего шанса.

Мы заверили своих учителей в том, что вернемся настоящими торпедистами или не вернемся вовсе!

– И останемся в Крыму до скончания века! – добавил за всех Олег Молчанов.

От железнодорожного вокзала Феодосии до поселка Орджоникидзе, где находилась пристрелочная станция, нас доставил служебный автобус. В Крым мы попали впервые. Мы смотрели на крымский пейзаж: скромные горы, ухоженные виноградники. Ни пальм, ни обезьян! Старая дорога, сделав последний поворот, уткнулась в площадь размерами с училищный строевой квадрат. Справа – море, слева – горы, на горизонте – знаменитый Кара-Даг. Пара двухэтажных зданий: в одном – магазин, в другом – общежитие. Поселок дальше, в зелени его почти не видно. Впереди танцплощадка, по тем временам «сковородка», стадион. Собственно, об этом и многом другом нам было известно по рассказам курсантов старших курсов. Воспоминания излагались под настроение в курилке обычно в конце учебного года, ближе к поездке. Рассказчики сопровождали свои воспоминания закатыванием глаз и легкими судорогами от прошлых восторгов.

Чувствовалось, что нас ждали. У входа в общежитие толпился парод: недовольные командированные, выселенные из двух шестиместных номеров, непреклонный обслуживающий персонал в образе упитанной хохлушки, наш оружейник Сережа Остроухов в качестве самого младшего военного представителя и чиновник заводской администрации. Это не случайно. Среди нас отпрыски самых главных минных вождей флота – Костыгов и Воронин младшие. Это, конечно, имело тонизирующее воздействие на местное начальство: как бы чего не вышло! Нас не только ждали, но и встретили приветливо. Вот стайка девчонок обстреляла нас любопытными глазками, делая, впрочем, вид, что они оказались здесь совершенно случайно. Появление двенадцати молодых, хотя еще не лейтенантов, но вполне перспективных женихов, взволновало их девичью кровь. Несколько местных молодых парней немедленно вызвали нас на футбольный поединок, чтобы поставить «этих моряков» на место и вернуть себе девичье внимание. Минут через десять на дверях гостиницы появилась афиша, приглашающая местное население в ближайшую субботу на стадион посмотреть футбольный матч между командами «сборной Орджоникидзе» и «сборной ВМФ». Отступать было некуда. Борю Ходырева миловидная особа увела с собой устраиваться на частный сектор, а мы разместились в двух номерах с видом на Кара-Даг. Переодевшись, мы направились перекусить по указанному адресу.

– Корифеи! Это вам не морская практика на крейсере проекта 68-бис или на подводных лодках проекта «М»! Это настоящий курорт! Хорошо быть торпедистом, однако! – подвел итог нашим первым впечатлениям Игорь Борзов, когда мы сытыми возвращались из местной столовой.

Наблюдательный Гоша Смушков шептал на ухо Коле Пирожкову: – Ты обратил внимание, Пирожок, как на тебя посматривала раздатчица в столовой? Самый жирный шматок мяса положила тебе! Поставила на откорм! Знать забраковала твои мясные кондиции.

– А Борю Ходырева мы теперь не скоро увидим. Взят в плен. Даже инструктаж не провел на случай внезапного нападения вероятного противника.

– Пора на пляж! День приезда – наш день! – предложение Гриши Свердлова было принято единогласно и исполнено немедленно.

К вечеру мы уже знали, что пристрелочная станция – это завод, а все остальное – поселок. Народу здесь немного, в основном командированные. Так что поселку вполне хватало одного пивного ларька, работавшего в дни привоза пива в течение небольшого отрезка времени, за который содержимое бочки переливалось в желудки страждущих или в трехлитровые банки, бывшие в большом дефиците. Был еще ларек с квасом. Тоже один. Один и газетный киоск. Центральные газеты и общественно-политические журналы доставлялись ежедневно и аккуратно. Журналы «Огонек», «Крокодил» и другой печатный дефицит расходились с колес в соответствии с местной «табелью о рангах». Во главе – директор завода Николай Александрович Балабайченко, для краткости Балабай, далее – старший военпред Борис Михайлович Горкин, их заместители, начальники цехов и участков и т. д. В этом перечне мы занимали почетное последнее место. Каждый на заводе и в поселке знал и помнил свой шесток. Везде царил социализм, до выпуска у нас оставалось 302 компота, а до прихода коммунизма около двадцати лет.

Наша производственная деятельность началась с ознакомительной экскурсии, которую проводил военный представитель капитан 3-го ранга Володя Сущенко. Мы уже знали, что он специалист по системам самонаведения и ждет перевода в Ленинград на завод «Двигатель». Собственно, сама пристрелочная станция есть не что иное, как филиал заводов «Двигатель» и «Дагдизель». Все торпеды везут сюда из Ленинграда и Каспийска на пристрелку.

– Ну, вот что, ребята, – начал Володя, когда мы прошли через турникет проходной, – слева вдали – экспериментальный цех, там вам делать нечего, – и продолжил шепотом, – там сейчас малогабаритные отрабатывают! Через год-два увидите их на флоте. А сейчас бегом в цех серийных торпед. Видите, везут торпеду под чехлом? Сейчас будут всех убирать с территории. Большой секрет!

Володя говорит с иронией, но так надо. Без иронии будет и смешно и глупо:

– Зачем всех разгонять, если с окружающих сопок все видно? Приезжай и смотри.

– Раньше там были посты, теперь сняли. Дорого и бессмысленно.

– Лучше в море уходить подальше.

– Есть дальний полигон, глубоководный, для противолодочных торпед. Успеете все посмотреть.

Пока мы двигались к цеху серийных торпед, последовало сообщение: «Штормовое предупреждение». Экспериментальную торпеду развернули назад в цех.

– Нет худа без добра. Покажу вам стрельбовой полигон. Наверное, в районе всплытия торпед поднялась крутая волна, и «море на замок»!

Мы подходим к пирсу. Стальные ворота открыты. На них висит огромный амбарный замок, тот самый, на который закрывается здесь море. Володя сетует:

– Погода путает все планы. Накопится теперь очередь торпед на пристрелку. Потом очередь на сухую переборку. Придется работать в три смены. Так мы познаем местные проблемы, ощущаем связь с производством, профсоюзом. Между тем мы уже поднимаемся по крутым лестницам на самый верх наблюдательной вышки. Вот пост управления. Вот линия стрельбы. Буйки через каждые 1000 метров. С них автоматически поступают сигналы о прохождении торпед.

– Раньше стояли плотики с махальщиками. При прохождении торпеды матрос давал отмашку флагом. Теперь автоматика.

– Хорошая была служба! И почему все лучшее было раньше нас?

Первое посещение пристрелочной станции начинающими торпедистами – все равно, что посещение столичного храма сельскими верующими.

– Смотрите, у хозяйственного пирса пара шлюпок! Не дадут ли их нам сходить на Кара-Даг? По суше, говорят, далеко!

– Это как решат Балабай с Горкиным.

– Борис, позвони папе! – это, конечно, в шутку.

Мы осматриваем акваторию. Вот мыс Ильи. Вот маяк. Вот она, морская купель торпед!

В древней Спарте хилых младенцев сбрасывали в пропасть. Суровый отбор. Здесь тоже отбор. Слабые торпеды сами ложатся на грунт. Нечасто удается водолазам поднять с грунта торпеду, имевшую отказ на дистанции хода, да и то, если легла на мелководье. А в море – почти всегда навсегда!

Тем временем возвращается маленький торпедолов, буксирующий торпеду. Он-то, наверное, и завопил, что на море шторм и невозможно зацепить торпеду, а нам показывают пленки осциллографов, ленты автографов с линиями записей глубины хода и крена. Боже! Разберемся ли мы в этом хоть когда-нибудь!

На следующий день нас расписали по участкам: подготовки торпед к морю, сухой переборки, систем самонаведения, неконтактных взрывателей. Через неделю обещали смену по кругу.

Моя практика началась с участка подготовки торпед к морю. Пожилой мужик пытался в одиночку состыковать кормовое отделение торпеды САЭТ–50М с аккумуляторным. Увидев меня, стоящего с тетрадью под мышкой, он произнес:

– Подсоби, морячок, напарник мой домой отпросился! Жена рожает. Ты ко мне приписан? Торпеду нужно изучать ручками, а не глазками!. Я подведу кормушку, а ты прихвати сверху парой стыковочных болтов.

Я правильно выбрал ключ, взял два стыковочных болта. Мужик одобрительно хмыкнул:

– Значит, чего-то уже знаешь. Крути!

Я прихватил кормушку на два болта, положил ключ и хотел снова встать в режим ожидания. Очередная команда последовала незамедлительно:

– Я здесь докручу, а ты через эти горловины состыкуй все кабельные соединения. Там все просто. Папу с мамой, папу с мамой. Понял?

Прочитав на моем лице недоумение, уточнил:

– Папа – это где штырьки торчат. Ну, мама – это… Понял?

Я принялся состыковывать кабельные соединения. Закончил и получил новое задание:

– Сейчас замерим сопротивление изоляции электрических цепей. Ты будешь крутить мегометр.

Я решил избавиться от секретной рабочей тетради:

– Как вас величать?

– Павел, а что?

– Я, Павел Иванович, сдам секретчику тетрадь. Думаю, что сегодня она мне не потребуется.

– Давай, быстрее. Нам нужно успеть приготовить торпеду к морю. Батарея заказана, через пару часов будет готова. Закатим, закрепим. ПЗО у меня готово. И я не Иванович, а Петрович.

– Это не важно, Петрович.

Торпеду мы приготовили. Я проверял целость электрических цепей, измерял перекладки рулей, открывал по команде вентиль на разделителе, набивал смазку в масленку гребных валов. Действовал на подхвате, устал, но остался доволен.

Военпред неторопливо произвел контрольные проверки, и, заполнив соответствующие документы, дал «добро» отправлять торпеду на пристрелочный полигон. Я посмотрел на часы:

– Петрович, вроде время обеда.

– Стреляют без перерыва на обед. Задержимся – нас обойдут, потом жди очереди. А вдруг, ветер задует, как вчера?

Петрович быстро погрузил торпеду на транспортировочную тележку, и мы покатили ее, упираясь ногами в шпалы узкоколейки.

– А что, электрокара нет? – спросил я.

– Все есть. Надо ходить, звонить. Здесь рядом, сто метров – не расстояние.

Нас и действительно, словно ждали. Специалисты павильона мигом загрузили торпеду в стрельбовую решетку, застопорили, установили курковой зацеп. Затем решетка с торпедой стала медленно погружаться в воду. Я смотрю во все глаза, боясь пропустить момент старта.

Рядом тяжело дышит Петрович. Вот что-то щелкнуло, треснуло, визгнуло, и торпеда, словно выпущенная стрела, вылетела из решетки, оставив короткий пузырчатый след. Павел Петрович вышел из павильона, достал пачку сигарет, нервно закурил, предварительно убедившись, что начальства поблизости нет. Видно было, что он к чему-то прислушивался. Наконец, раздался характерный для вокзалов треск и фон в громкоговорителе, закрепленном на башне павильона, и вскоре приятный женский голос произнес:

– Прошла первую… вторую… третью… четвертую… пятую… шестую. Изделие всплыло, наблюдаю…

– Слава Богу! Торпеда прошла дистанцию, – произнес Петрович и смял сигарету, – теперь можно и на обед. Торпеду подадут в цех без нас.

После обеда мы разоружили торпеду: сняли автограф, отсоединили ПЗО, выкатили батарею, сняли прибор курса и предъявили торпеду для осмотра военпреду. Ничего не предвещало неприятностей. Военпред неторопливо осматривал отсеки торпеды.

– Автограмма у вас в норме ТУ, – говорил он, – и водички вроде нигде нет, герметичность хорошая. Хотя нужно здесь глянуть, – он через горловину прибора курса просунул руку к торцу кормового отделения.

– Вот, есть, – он торжественно вытащил руку, пальцы были мокрые, лизнул воду.

– Так, значит, выстрел у вас неприемный. Вода соленая, нужно повторять.

– Зачем повторять? Это, скорее всего, через клапан малого обесшумливающего кольца сикануло. Заменим прокладку, и не будет травления, – Петрович забеспокоился.

– Вот мы это и проверим. Но на выстреле.

– Эту торпеду мне нужно готовить на дальний полигон для стрельбы по надводному кораблю. Там и проверим.

– Тем более нет. А если торпеда на дальнем полигоне утонет? Кто будет виноват? Я. Потому что разрешил тебе стрелять торпедой, имеющей замечание по герметичности. Причина может быть другой. Неизвестно, какой. А накажут меня, да и вас, Павел Петрович. Так что, готовьте торпеду, не торопясь, на второй выстрел. Завтра отстреляете.

– Нет, успеем сегодня. Помощник у меня смышленый. Торпеда отличная. Сейчас получу новый автограф, прибор курса, батарею, заменим клапан в кормушке и вперед. Полтора часа работы.

– Я этого не слышал. Все делать по техпроцессу. Буду все проверять по операциям. Петрович сник, но не сдавался:

– Все равно успею, – сказал он, но уже тише.

И он успел! То ли двигала им обида на кажущуюся несправедливость, то ли уязвленное самолюбие, то ли азарт – непонятно. Но уж не стремление выполнить план – это точно. Я помогал ему, чем мог, да он теперь не особенно и просил. Мы прикатили торпеду на павильон за час до окончания рабочего дня.

– Может, Петрович, завтра отработаем, – сказал кто-то из рабочих павильона. – День-то к закату.

– Сегодня надо. Обязательно. Назавтра прогноз плохой.

– Кто тебе сказал, Петрович? Прекрасная будет погода!

– У меня свои приметы.

Торпеду быстро загрузили в решетку и выстрелили. Петрович поблагодарил меня за помощь:

– Спасибо, курсант. Двигай домой. Рабочий день на исходе. Задерживаться вам нельзя. Таков здесь порядок. До завтра.

Вечером в гостинице мы обменивались впечатлениями и успехами. Юра Андерсон решил, что больше всех повезло ему. Он начал с участка электродвигателей.

– Я сам попросил Ходырева определить меня туда. Потом перейду на кормовое отделение, потом – на аккумуляторное и так постепенно освою все.

– Давай, трудись. Я начал с конца. Так уж получилось. Два приготовления к выстрелу торпеды САЭТ–50М уже имею.

– А я за весь день только и сделал, что спирт на бригаду получил. Бригадир дал мне паспорт на сборку торпеды с подписью мастера и сказал: «Иди, получай!» Пришел к окошечку: «Выдача спирта с 9 до 11». Получил 400 г. Чувиха там работает! Чудо! Постоял с ней полчасика, так за мной прибежали… Время обедать, а меня нет! Досталось малость, – Игорь хмыкнул.

– Чего тебе досталось?

– Ну, не спирта, конечно! Я не пью такую гадость.

– Привыкнешь!

Постепенно мы разобрались, что завод и поселок есть нечто единое, патриархальное. Заводу уже 45 лет. Он находился на подъеме и в расцвете производительных сил, находящихся в полной гармонии с производственными отношениями. Выполняемая работа была престижной. Целесообразность сплошной пристрелки торпед, да еще и не по одному разу, не вызывала сомнений. Научный «метод», изложенный в детском стихотворении «а теперь от этой ножки отпилю еще немножко» казался незыблемым. Радий Васильевич Исаков, который первым задаст вопрос главным конструкторам торпед: «А зачем мочить железо?», еще только начинал движение по служебной лестнице в ЦНИИ «Гидроприбор».

Забегая вперед, скажу, что ровно через 20 лет вместо обещанного коммунизма завод и поселок начнут окутывать мрачные тучи. Все процессы проходят период подъема и спада. Пристрелка торпед – не исключение. От индивидуального крещения каждой торпеды в морской купели вначале перейдут к процентной пристрелке, а затем и вообще к безбожной, но научно обоснованной защите партий изготовленных торпед одним-двумя выстрелами. Объем работ резко сократится. Заводу, где главным был труд слесарей-сборщиков, без наличия станочного оборудования, будет весьма не просто удержаться наплаву. Новые его директора Александр Иванович Семкин, Геннадий Валерьянович Дорофеев и др. будут организовывать изготовление игрушек, кубиков Рубика, русского лото. Но эти азартные игры не заменят другого – азарта стрельбы торпедами. Однако я уклонился от темы…

Время летело. Подошла суббота – день матча! Время до обеда прошло незаметно. На заводе только и разговоров, что о предстоящем футболе:

– Накладут сегодня наши морячкам целый мешок! Домой не довезут!

То, что мы «ляжем», сомнений не вызывало. Футболом мы увлекались в далеком детстве. Мячей тогда не было, бутсов – тем более. Когда началась возрастная спортивная специализация, многие предпочли менее масштабные виды спорта: гири, волейбол, гимнастику, шахматы. А сейчас – тотальный призыв! Место запасного «забил» маленький Валера Воронин. Место тренера – Борис Ходырев:

– В ворота поставим Пирожкова: больше места занимает! В обороне тоже должны быть габаритные ребята: Воронов, Смушков, Андерсон. В полузащите – Костыгов, Тутышкин. Им, вообще-то, тоже чаще играть в обороне. Остальные – больше бегайте и старайтесь забить гол! Капитаном предлагаю выбрать старшину класса Валю Верещагина.

Соперники принесли нам бывшие много лет в употреблении бутсы и майки – хуже не нашли! Хранились они разве что для отчета фининспектору о правильности расходования профсоюзных средств на спорт. В такой форме мы выглядели не по-боевому. К моменту нашего выхода на поле стадион был переполнен. Раздались аплодисменты, выкрики, насмешки.

– Ну, у них и форма! Страх!

Вышли на поле, построились. Ура – привет! Судья бросил монетку. Выпало: первый тайм нам играть по ветру. Хорошему ветру! Наверное, потому мы и забили гол первыми…

Саня Тутышкин неожиданно прорвался по левому флангу. Как ни старался он избавиться от мяча – ничего не получалось Мяч не хотел от него отлетать. В сумбуре отчаянного дриблинга у него слетает с ноги бутса. Противник расслабился, считая, что Саня будет ее надевать. Не тут-то было! В стремительном порыве Саня так поддал по мячу, что тот, описав немыслимую траекторию, не без помощи, конечно, ветра, влетел в ворота! Стадион взревел, требуя отмщения! Сборная поселка пошла на штурм! Вскоре все игроки бегали с высунутыми от усталости языками. Но мяч в наши ворота не хотел идти. С большим трудом к концу тайма противнику все же удалось как-то завести его в наши ворота. Была у нас возможность и выйти вперед: меня снесли в штрафной площадке, и судья отмерил одиннадцать шагов! Удар! В ворота влетает подметка от бутсы, а мяч летит мимо ворот! Эх, если бы наоборот! На перерыв ушли с почетным счетом 1:1. К началу второго тайма ветер стих. Борьба проходила вяло, но гол нам забили. Мы проиграли с достойным счетом 1:2. Чужое поле!

Валера Воронин выложил из своего кармана 2 р.42 к. – на одиннадцать кружек пива победителям. Это был призовой фонд – цена победы! Правда, часа через три мы вполне отыгрались на волейбольной площадке, где зарвавшиеся противники неосторожно удвоили ставку! Не знали они, что Гриша Свердлов и Юра Андерсон входили в состав сборной училища по волейболу, а высокорослые Костыгов, Верещагин и Смушков могли атаковать, не отрываясь от матушки-земли!

На следующий день все в поселке уже знали нас и по именам, и по прозвищам. В процессе горячей спортивной борьбы мы не стеснялись в выражениях, требуя паса или удара, вызывая у публики и хохот, и расположение. Не стало секретом, кто из нас Гном, кто Вертолет, кто… Поселок всех нас зачислил в свой экипаж, а некоторых включил в состав своих сборных команд. Так что под чужими фамилиями мы играли на первенстве Феодосии против команд хлебозавода и ликеро-водочного предприятия. Успешно!

Производственная практика продолжалась. В начале месяца – тишина и покой, как на всех заводах страны. В это время мы выделяли в цех двух-трех человек для имитации неугасимого интереса к производству. Основательно освоили с моря Кара-Даг, Золотой пляж, Планерское, галерею Айвазовского, закоулки Феодосии. А в конце месяца работали по две смены. Жизнь в поселке раем не казалась. Ее будоражили многочисленные командированные инженеры, ученые и толкачи с заводов, спорящие с военпредами по поводу незачетных выстрелов и отправки торпед на флот. Длительные командировки вносили корректуру в любовные пары и даже в семьи. Менялись участники ночных преферансов. Но для нас здесь состоялось главное: мы стали торпедистами! Мы полюбили «Русский Уайтхед» и поселок Орджоникидзе, его прекрасных жителей! Не знаю людей, которые, побывав здесь однажды, не стремились бы сюда еще и еще!

Сейчас, спустя много лет, когда от старости не спится по ночам, начинаешь крутить жизненный калейдоскоп в поисках чего-нибудь такого, что не вызывает ни досады, ни тревоги, ни раздражения. При этом обязательно наткнешься на умиротворяющие кадры времени первого пребывания на «Русском Уайтхеде»! Очаровательные цветные стеклышки складываются в мозаичные картины. Вот стрельбовой полигон, цех торпед, картина Айвазовского «Среди волн», Кара-Даг, Планерское и снова – старт торпеды и т. д. Встает перед глазами «сборная ВМФ» по футболу в рваных бутсах, смеющиеся зрители, и кажется, что откуда-то сверху начинает звучать торжественная мелодия – гимн «Русскому Уайтхеду», и ты засыпаешь…

Спасибо тебе, «Русский Уайтхед», школа и здравница торпедистов! Жаль, что тебя отделили от нас!

Но не нас от тебя!