Текст книги "Такова торпедная жизнь"

Автор книги: Рудольф Гусев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 32 страниц)

– Кто это там «чешет»?

– Бродский. Из Владивостока.

– А, этот может. Этого дальше не зашлют. – И снова задремал. Бродский продолжал:

– Можно, конечно, идти таким путем. Молчание всегда чего-то кому-то стоит, но мне кажется, в зале есть люди, которым нужна правда. А правда в том, что новые образцы швыряются Центром на флот через плечо – разбирайтесь. – В зале наступила мертвая тишина.

– Не забывайтесь, товарищ Бродский, – это заместитель начальника УПВ по боевой подготовке Иван Иванович Трубицын, на правах старого тихоокеанца. Он недавно назначен в Москву с Камчатки.

– Это вы не забывайтесь, товарищ капитан 1-го ранга. Я говорю от имени флота…

Зря, конечно, сказано так. Появились первые враги – «умник нашелся!»

Нужно было бы дипломатичнее: «Товарищи! Время торпед первого поколения проходит. Надо создавать торпеды вместе – флот-центр-промышленность. Наши требования такие!..!»

Вот только терминов тогда таких не было. Пройдет немного времени, и классические торпеды второго поколения СЭТ–65, САЭТ–60М, 53–65К поступят на флот. Сделаны они будут уже по этому рецепту.

Капитан 1-го ранга Бродский Михаил Александрович руководил минно-торпедным управлением Тихоокеанского флота почти 17 лет, более, чем кто-либо из его предшественников и преемников. За это время его ученики из лейтенантов догнали его в воинском звании. Приходили и уходили командующие Тихоокеанским флотом: Фокин В. А., Амелько Н. Н., Смирнов Н. И., Маслов В. П. На этом уровне смена руководителей через четыре-пять лет соблюдалась.

Многократно ставился вопрос о присвоении ему воинского звания контр-адмирал, в соответствии со штатом по занимаемой должности. И все тонуло то в пучине Военного Совета Тихоокеанского флота, то в столице, под различными благовидными предлогами, из которых не последним был и пунктик о его национальной принадлежности. Но пришло время, когда «за» были все – и друзья и завистники. Без исключения. От флота контролем продвижения представления по столичным канцелярским столам занимался сам Командующий флотом Маслов В. П. Он давно лично знал Бродского и как торпедиста, и как руководителя. Через своих влиятельных друзей и сослуживцев отслеживал каждый штрих на представлении флота, затем в общем списке. Поздравления следовали по мере «взятия» каждого чиновничьего стола всемогущей столицы. Даже не веривший Бродский временами начинал верить. Вот и ЦК КПСС позади. Все. Кажется, все. Кто в стране сильнее этого органа? Значит, кто-то был, если в окончательном списке Президиума Верховного Совета фамилии Бродского не оказалось. Мистика. Значит, кто-то имел право корректировать списки и после ЦК КПСС. Бродский выдержал удар и на этот раз.

Многократно ставился вопрос о переводе его в Управление противолодочного вооружения ВМФ и Минно-торпедный институт. И тоже все тонуло в неизвестности. Нужны послушные.

Здесь непреодолимым барьером был начальник УПВ контр-адмирал Пухов А. Г. Как-то еще в бытность Пухова начальником отдела Минно-торпедного института между ним и Бродским состоялся короткий диалог. Пухов делал доклад о повышении эффективности торпедных атак. Теоретик он был невеликий и, промолчи тогда Бродский, были бы они друзьями. Но Бродского заинтересовало, какую практическую реализацию найдут основные положения доклада Пухова во флотских руководящих документах, т. е. главное, ради чего следовало лезть на трибуну. В ответ было беспомощное глотание воздуха перед любопытной в таких случаях флотской аудиторией. Все поспешили отвести глаза от «учителя» в сторону и хмыкнуть. Этого оказалось достаточным, чтобы фамилия Бродского в дальнейшем всегда вызывала раздражение у Пухова. Ведь через несколько месяцев он начал «восхождение» в УПВ. Сначала замом, потом начальником. Погладить бы его тогда по головке…

Не получив, таким образом, официального признания своей целенаправленной деятельности, как руководитель флотского управления, Бродский в течение трех лет подготовил и защитил в Минно-торпедном институте кандидатскую диссертацию по вопросам эксплуатации торпедного оружия и стал кандидатом технических наук. Путь в науку тоже был не прост, сколько нервов стоил ему этот прорыв. Минно-торпедному институту нужно было расписаться в собственных недоработках и, отчасти, в безразличии к вопросам эксплуатации на этапах разработки оружия. Привыкшему командовать другими, Бродскому не просто было стоять под очередями специфических вопросов типа: «Дайте, пожалуйста, оценку ранее выполненных работ в исследуемой области, и что нового предложено вами». Его ответ: «Мне представляется, что в исследуемой области еще конь не валялся, а о новом я вам докладывал 20 минут. Не знаю, слушали ли вы меня или нет», приводил в шок научную братию, вызывал деланное возмущение остепененных ученых, хотя в глубине души, каждый понимал, что Бродский прав.

Не искушенный в тонкостях соискательного процесса, Михаил Александрович только на третьем заходе завоевал право защищаться на Ученом Совете института.

– Ну что, доволен? – спросил его Николай Иванович Боравенков, председатель Ученого Совета, после успешной защиты. Бродский печально улыбнулся: «Вот оно признание, на самом финише службы».

После увольнения в запас он еще много лет руководил научным подразделением в ЦНИИ «Гидроприбор».

По совокупности сделанного он стоит в перечне самых заслуженных торпедистов Военно-Морского Флота. Он ввел в речевой оборот торпедистов слова «авторитет торпед». Соглашусь заранее, что их говорили многие. И до него. И после. Можно отметить, например, замечание контрадмирала Тихотского Л. М. на проект программы торпедных стрельб на Балтийском флоте еще 1905 года. Составители программы предлагали провести выстрел по лайбе старой торпедой. Вот замечание Тихотского: «Боевой выстрел старой никуда не годной миной… о лайбе я считаю не только бесполезным, но и вредным… вся обстановка стрельбы может только дискредитировать мину… а не вселить к ней доверие и веру. Выстрел следует делать миной новейшего образца… при обстановке, соответствующей ее качествам». Трудно не согласиться с К. М. Тихотским, хоть и слыл он на флоте неисправимым формалистом. Но закрепить слова «авторитет торпед» следует за Бродским. Он их говорил как-то весомее. Он учил своих подчиненных защищать и обеспечивать авторитет торпед и поощрял их именно за это. У него, собственно, не было подчиненных по специальности. Были ученики. Была школа Бродского.

6
МГТ–1. Черт бы побрал эту торпеду

Новые сапоги всегда жмут

Козьма Прутков

Торпеда МГТ–1 открывала серию отечественных малогабаритных торпед. Малогабаритными их можно было назвать потому, что они все-таки были меньше стандартных отечественных торпед. Калибр 400 мм вместо 533, длина около 4 м вместо 7, ну и вес соответственно.

По имеемой информации малогабаритные торпеды за рубежом были значительно меньших размеров, но мы были рады и этой. Догоняем империалистов, черт побери! Да и предназначалась торпеда для самообороны первых атомных ракетоносцев. И освоить ее нужно было срочно. Шел 1961 год. Первый атомоход дальневосточного производства был предъявлен на государственные испытания.

Руководитель тихоокеанской группы Постоянной комиссии госприемки кораблей ВМФ капитан 1-го ранга Борис Марголин лично обзванивал начальников флотских управлений и «добывал» членов комиссии.

– Решением командующего флотом вы уже включены в состав госкомиссии по приемке «К–45». Понимаю вашу занятость. Кого вы рекомендуете дополнительно в ее состав? – обратился он к начальнику МТУ Бродскому. Тот размышлял пару секунд.

– Флагманского минера той бригады, которую вы начали формировать, – капитана 3-го ранга Марычева Федора Игнатьевича.

– Понял. Лично знаком. Деятельный. В ноябре планируются стрельбы. Работ малогабаритными торпедами запланировано много.

Они поговорили о погоде и распрощались. Старший офицер торпедного отдела МТУ Леша Ганичев, которому поручили освоение торпеды МГТ–1, сочинять длинных программ и планов не стал. Он взял у дежурного офицера по управлению журнал исходящих телефонограмм и начертал: «Командиру в/ч… В срок до 30.07 обеспечьте приготовление одного практического изделия 239. Бродский» и стал ждать благоприятного момента, чтобы прорваться к начальнику. Случай подвернулся. Доложив, как сумел, он протянул журнал телефонограмм.

– И это все? – Бродский поддал журнал так, что он совершил двойной переворот сложившись, и Леша, мигом вспомнив, как теперь надлежало осваивать новые образцы, упредил дальнейший гнев:

– Только для того, чтобы торпеду подали из хранилища в цех. Мы все изучим, составим план освоения, вызовем промышленность. Утвердим план у начальника арсенала.

– Ну-ну, – Бродский подписал текст. – На арсенале, в кислородном цехе лейтенант Лебедев за штатом. Подключите его к работам по электрическим торпедам. Не от случая к случаю, а постоянно.

– Есть.

Дежурный офицер арсенала по телефону пригласил производственного мастера цеха электрических торпед Мишу Шаламова к себе для ознакомления с телефонограммой под роспись. Прочитав текст и поставив закорючку, Миша ничему не удивился. Разговоры о новой малогабаритной торпеде велись давно. Миша решил с ней познакомиться поближе. Он пошел в секретную часть, попросил «Инструкцию по эксплуатации торпеды МГТ–1» и стал искать в конце томика «Таблицу норм расхода материалов на ремонт и приготовление торпеды». Найдя таблицу и искомую строчку «спирт-ректификат», Миша не поверил своим глазам. Еще раз отчеркнул ногтем. Нет, все верно. На средний ремонт торпеды там отваливалось почти 10 килограммов спирта. На текущий ремонт и приготовление к выстрелу поменьше, но и то столько, что и трем торпедным расчетам за раз не справиться. Почти как у кислородной торпеды. «Да мы тебя, голубушка, не одну в месяц, а пять за неделю приготовим к выстрелу в лучшем виде за такой прейскурант», – ласково подумал Миша о новой торпеде.

– Подберите, пожалуйста, всю документацию о торпеде. Будем срочно осваивать. У дежурного есть телефонограмма.

– Вам брать документы в цех не положено. Только начальнику цеха или начальнику КРС.

– Так начальник Дергунов в отпуск на Запад укатил. Только вчера. А начальник Гладков где-то за честь флота мячи гоняет.

– Будете брать на день, а вечером сдавать.

– Заверните. Инструкцию и описание с альбомом.

Далее Миша зашел к начальнику отдела хранения майору Волкову.

– Федор Васильевич, скомандуйте Севе Солдатову срочно подать в цех торпеду МГТ–1, практическую. Видел их в ящиках под навесом. Телефонограмма пришла.

– Срочно?

– Срочно.

Федор Васильевич понимающе кивнул. – Хорошая, говорят, торпеда.

– Кто говорит?

– Сева Солдатов. Инструкцию пролистал и говорит, что лучше этой электрической торпеды нет.

«Уже разузнал», – подумал Миша.

Капитан 3-го ранга Сева Солдатов командовал одним из отделов хранения торпед.

В цеху Мишу уже поджидали Леша Ганичев и Герман Лебедев. Поздоровались. Леша отрекомендовал Германа как своего полномочного представителя по всем вопросам.

– С правом к ендове? – поинтересовался Миша и улыбнулся. – Вот выполняю ваше указание, получил документацию на торпеду. Сейчас ее привезут в цех.

– Не ожидал от тебя такой исключительной исполнительности, Миша.

– К нам нужен специальный подход, товарищ начальник. Кстати, кто у этой торпеды Главный конструктор?

– Кажется, Акатов Леонид Николаевич, не помню точно.

– Видать, хороший мужик. Приедет, все дружно встанем «во фронт». Знает наши проблемы.

Зазвонил телефон. Миша снял трубку. Говорил Сева Солдатов.

– Не сумею подать тебе сегодня малогабаритную. Завалена ящиками, не поддеть. Завтра или послезавтра.

– Вези. Ты ее уже давно приготовил. Не набивай цену. На нашей колее уже неделю лежит. Сам видел. Ты, как только уточнил в прейскуранте все, что тебе надо знать о новой торпеде, сразу приготовил ее к подаче.

Сева рассмеялся:

– Тогда везу. Наливай. Новое изделие надо спрыснуть.

Не прошло и десяти минут, как в цех въехал электрокар. Управлял им мичман Порецкий. Сзади топал Сева Солдатов. Оба зашли в кабинет начальника цеха. Сева шумно поздоровался и приблизился к сейфу с расходными материалами.

– Давай, Миша, на добрый путь новой торпеде по чуть-чуть. Мы спешим. Подошла баржа. Нужно грузить торпеды и отправлять в Конюшково.

– Мужики, нет у меня ничего, ни капли. Потому и суечусь с новой торпедой. Все разошлось. На технику.

Сева выразил сомнение. Попререкались.

– Ну ладно, выгружайте свою торпеду. Но вы с ней намаетесь. Ох, намаетесь, ребята. Вы меня еще не раз вспомните, – не то в шутку, не то всерьез сказал Сева.

Вошли в цех. Виктор Радченко с Лешей Ветошкиным, рабочие цеха, выделенные ранее в бригаду освоения, погнали к торпеде тельфер. Кран не прошел и двух-трех метров, как замер.

– Цех обесточили, – обеспокоенно сказал Радченко, – и свет погас, и тельфер встал. – Позвонили электрикам. Те ответили, что похоже, пробило кабель. Сработал автомат защиты. Сева, наблюдавший за всей этой суетой, сказал:

– Это вам для начала. Чем дальше, тем будет интереснее.

Из положения, конечно, вышли. Поднесли торпедные стеллажи, так называемые «козла», и Леня Ветошкин, не отличавшийся крупными габаритами, взяв торпеду за аккумуляторное отделение, стал кантовать ее с тележки на козлы.

– Жена у меня потяжелее будет, – говорил он и улыбался. Все знали, что он старый холостяк.

А в кабинете Леша Ганичев листал описание торпеды: «Корпус из алюминиево-магниевого сплава… воздушные баллоны из титанового… серебряно-цинковая батарея… гидравлическая схема… взрыватель акустический, срабатывает под винтами… О! Ракетный прибор! Стреляет ракетками на дистанции для наблюдения за ходом практической торпеды. Хорошо. Глубину хода устанавливать не надо, уже установлена». Рядом сидели Миша Шаламов и Герман Лебедев, синхронно с Лешиным чтением переворачивали листы альбома чертежей торпеды.

– Ничего в ней сложного нет. Освоим сами. Вызовем кого-нибудь из института в последний момент. Будут тут ходить и клянчить спирт. Кстати, сколько его положено на выстрел? – Миша ответил. – Так вот почему тебе полюбился Главный конструктор. Но здесь серебряно-цинковая батарея. На нее и идет спирт, в основном.

– Ничего, поделится… Никуда не денется.

Леша Ганичев засобирался в управление. Он закрыл свою записную книжку, куда уже успел занести сведения по торпеде одному ему понятной клинописью, и стал инструктировать своего нового подчиненного:

– Вот что, Герман. Поскольку ты теперь мой дублер, изучай торпеду. Ты инженер. Помогай ее изучать рабочим цеха, личному составу торпедной команды. Свяжись с мичманом Василием Иноземцевым. Он выделит торпедный расчет. Учитесь готовить торпеду к выстрелу. Что не понятно, обращайся к старым кадрам. Помогут. Так, Миша?

– Так-то оно так, но все-таки нужно разобраться, зачем же столько спирта на средний ремонт торпеды выделяется? Тут недавно посылочка была из Большой Ижоры с техпроцессами на ремонт.

Миша достал стопку техпроцессов, выбрал наугад, потолще. Оказалось, что это на средний ремонт маятникового автомата глубины.

– Посмотрим этот. – Миша пролистал раздел разборки прибора, дефектации деталей. – Так, сборка, – Миша оторопело смотрел на листы техпроцесса, – значит, внутрь прибора заливается спиртоглицериновая смесь. А потом все это дело, весь прибор, проверяется в спиртовой ванне на герметичность. Не видел еще таких приборов, чтобы их целиком в спирте купать. Что-то новое.

– Пойдемте, посмотрим этого зверя, – предложил Леша Ганичев. Все шумно подошли к торпеде, вскрыли пару горловин. В одной из них был виден автомат глубины. Внимательно осмотрев его, Миша изрек:

– Не нравится мне он. Некрасивый. Рычажки, пружинки, винтики. Все наружу. Чехольчик, как мини юбка. Намучаемся мы с ним, так мне кажется…

Для изучения торпеды ее разобрали до отдельных узлов, проверили каждый на стенде, собрали. Начали проверку торпеды в сборе. Особых вопросов не возникало. Торпеда как торпеда. Все то же, только поменьше. Разве что, пусковой блок особой конструкции, да автомат глубины, да гидравлика, да стопорение рулей, да ракетный прибор, да… Нет, нового много. Но, вроде, все ясно.

Время текло незаметно. Начали освоение в июле. Подача торпед на подводную лодку планировалась в ноябре, но уже в конце августа в кабинете Бродского зазвонил телефон:

– Михаил Александрович! Здравствуйте. Докладывает Марычев, член Государственной комиссии заказа 101. Нам срочно нужна торпеда МГТ–1.

– Но ведь…

– Мы решили проверить стыковку всех установщиков торпедного аппарата, куркового-зацепа, – Федор говорил таким тоном, словно в Госкомиссию его назначил лично Главком.

– Для этого есть торпедоболванки, макеты торпед…

– Нам, комиссии, нужна торпеда, Михаил Александрович, а как вы ее у себя называете, не важно.

– Тогда давайте все установленным порядком.

– Нет, я потому вам и докладываю, что нам нужна торпеда срочно. Мы и Штаб флота уже подключили.

Бродский не стал вступать в дебаты, а поставил задачу торпедному отделу: «Подготовить и обеспечить». Те – в арсенал. Там приготовили. Леша позвонил Марычеву:

– Куда подавать торпеду? Куда везти? – Федор задумался. Лодка на заводских испытаниях. Как удобнее это сделать?

– У нас строжайший режим, ваши машины к нам не допустят, – важно говорил он, – привезите торпеду в Улисс. Их торпедолов допущен к нам. Они забросят. Я договорюсь.

Герман Лебедев повез торпеду в Улисс на торпедовозе. Машина пришла вечером, поэтому – по договоренности с начальником минно-торпедной части – торпеду временно сгрузили в цех приготовления электроторпед, и машина ушла. Однако после ухода машины, вдруг выяснилось, что торпедолов неисправен и торпеду доставить нечем. Вечерело. Начальник МТЧ майор Филатов засобирался домой и поставил вопрос ребром:

– Товарищ лейтенант Лебедев, увозите торпеду на арсенал, в цехе ее оставить не могу. Она новая, мы такие не готовим. Откуда я знаю, что там внутри. А вдруг она взорвется. Я не позволю…

Герман дозвонился до Бродского:

– Товарищ начальник! Торпеду не берут. Гонят.

– А почему вы отпустили машину?

– Я думал…

– Думали. Теперь ждите. Потом позвонил Леша Ганичев:

– Слушай, Герман, здесь рабочий день закончился. Все разошлись.

– А машина, которую я отпустил?

– Она сломалась где-то в городе. Водитель звонил, что будет не скоро. Правда, помощи не просил. Придется ждать тебе до утра. С Собачкиным я договорюсь.

– Здесь нет никакого Собачкина. Есть майор Филатов.

– Он-то мне и нужен.

Герман передал трубку Филатову. После переговоров с Лешей Филатов стал покладистее. Пригласил на ужин на камбуз. Но в части присмотра за торпедой был непреклонен.

– Ночуй в МТЧ вместе с дежурным.

На том и расстались. Утром пришел торпедовоз. Приехал и Леша Ганичев.

– Едем в Конюшково, – сказал он Лебедеву, – договорились с Марычевым, что там они заберут торпеду своим торпедоловом. Он у них допущен к плаванию только по заливу Стрелок. Вот тебе командировочное предписание. Получишь 5 рублей 40 копеек за мучения.

– А бритва, полотенце?

– Этого добра здесь найдем, побреешься.

– А какого вы здесь Собачкина искали?

– Да это девичья фамилия Филатова. Был Собачкиным – был нормальным мужиком. Как стал Филатовым – к нему не подступиться. Я-то знаю, потому и напомнил, кто он есть и что за тобой моя фигура маячит.

– Спасибо. Вам обязан ужином.

Часов в десять мы двинулись в Конюшково и к вечеру были в минно-торпедной части бригады подводных лодок.

– Без проверки на герметичность торпеду не приму, – сказал Валера Безуглый, тамошний начальник, – Марычев велел. Не могу ослушаться.

– Но ведь ее не стрелять, у нас с собой ни ключа, ни отвертки.

– Ничем помочь не могу.

Слава Богу, колонки для проверки торпед на герметичность подошли от других образцов торпед. Дали в торпеду воздух. Опустили в кессон с водой. Из торпеды запузырило, как из решета, по всем швам. Дальняя дорога оказалась торпеде не по плечу. Ключи от других торпед для подтяжки пробок и горловин в большинстве случаев не подходили.

– Ученые, ядрена вошь, – костил разработчиков Леша Ганичев, – головы нет! О чем думают!? Каждый себе свои болтики и гаечки изобретает. Дятлы!

С большим трудом и изобретательностью Герман все-таки с задачей справился и впервые удостоился похвалы наставника, когда тот увидел, как с помощью круглогубцев и рожкового ключа лейтенант подтягивает фигурные и корончатые гайки, расправляясь с местами травления воздуха.

– Молодец. Учись, Валера! А ты хотел нас заворачивать!

Сдав торпеду, Ганичев с Лебедевым поехали домой. Торпеду погрузили на торпедолов и повезли на подводную лодку.

Прошло несколько дней. И вдруг, как гром среди ясного неба, пришла неприятная новость. При «протаскивании» торпеды в торпедном аппарате подводной лодки, ее заклинило в районе пускового блока и активного куркового зацепа. Только после того как был разобран курковой зацеп торпедного аппарата, торпеду удалось освободить и выгрузить с подводной лодки. Торпеду еле-еле сдали на подводную лодку, и теперь она с позором возвращается, не выполнив простейшей задачи.

Судя по всему, угрозы Севы Солдатова не были совсем уже беспочвенными, и слух об его ворожбе стал набирать силу. Зародившись у работников транспортного цеха, которым первоначальную информацию выдал мичман Порецкий, он добрался до гаража, где свою лепту в него внес водитель торпедовоза Миша Гортэ. Наконец, стали известны приключения с торпедой в Конюшково и теперь вот бесславное возвращение. Торпедолов со злосчастной торпедой поджидали на 62 причале Эгершельда. Здесь же был и Сева. Чувствовал он себя именинником.

– Сроду не замечали мы за тобой такой способности, – говорил ему рабочий цеха Коля Строителев, – выходит, если тебе не налить 150, ты можешь всю перспективу испортить.

Народ смеялся осторожно. Вдруг Севе не понравится?

– А дело все просто, – ответствовал Сева, – спирт не для торпед, а для торпедистов. Когда много – делиться надо. Главные конструкторы – не дураки, знают, через какие передряги их детища пробираются. Не подмажешь – не поедешь! Вот ход моих мыслей. И разве я не прав?!

Все сходились, что Сева прав. На сей раз, действительно, электрики оплошали, не подмазали изначально.

Леша Ганичев стоял на ковре у Бродского и прикидывал в уме выслугу лет и собственный возраст. Для независимости не хватало ровно 5 лет, 6 месяцев и 15 дней. Тот демонстративно не обращал на него внимания, разговаривая с кем-то по телефону. «Крупного я дал пузыря. И сейчас меня медленно будут есть. За дело. Ничего не скажешь. Из промышленности никого не вызвал. Сейчас во всем виновато МТУ. Стрелочку не переведешь ни на завод, ни на институт. Их здесь не было», – Леша давно вспотел от этих мыслей и поминутно вытирал пот со лба.

– Славы захотел? Сейчас получишь. Сразу всесоюзную. Сейчас только ленивый не завопит, что МТУ срывает сроки сдачи первого дальневосточного атомохода. У них своих собственных проблем невпроворот, а на поверхности – для всех – будет МТУ. Мы их не обеспечили. На приготовление торпеды мы никого не вызвали ни из промышленности, ни из науки. Все сейчас скажут: «Незнаем, что там натворили эти… Приедем, разберемся, научим». И будь уверен! Научат! – Бродский был вне себя, – идите, исправляйте, что возможно. Скоро стрельбы торпедами.

Леша отстучал телеграмму в центр и приехал на арсенал:

– Пока едут, будем разбираться сами. Думай, что могло случиться?!

– Надо сравнить угол стопорения курка торпеды в откинутом положении с чертежным. Но чертежей нет.

– Делай шаблон. Будем сравнивать с другими торпедами. Оценим пока методом сравнения.

Установили, что угол стопорения курка у каждой торпеды свой, т. е. не является контролируемой величиной. Совсем плохо.

– Вот тебе пусковой блок и новый курковой зацеп, – Леша загоревал, – если каждая новинка будет давать такой эффект, долго мы будем ковыряться с этой торпедой. Недаром, говорят, в авиации более, чем на 30 % технику не обновляют. Соблюдают преемственность. Потому они и летают. А мы из торпедного аппарата вылезти не можем.

Первыми приехали научные сотрудники Минно-торпедного института Владимир Григорьевич Савво и Юрий Георгиевич Литкевич. Володя Савво – Леший друг по Ленинградской военно-морской спецшколе. Оба из матросов наркомпроса. Володя, осмотрев торпеду, почесал затылок и молвил упавшим голосом:

– Шайба в наши ворота! Какой-то рационализатор на заводе заменил материал курка с латуни на титан. Зацеп у торпедного аппарата точно из титана. Титан по титану – мертвая хватка. Да еще вы говорите, что угол стопорения курка не контролируется? Бардак. Савво пошел звонить в институт по междугородному телефону.

Юра Литкевич облегченно вздохнул: торпедный аппарат не виноват. Пусть крутятся торпедисты. В Госкомиссию по приемке «К–45» доложили, что виновато не МТУ, а промышленность. Завод-изготовитель торпеды МГТ–1 – вмиг прославился. О нем заговорили в соответствующих инстанциях и кабинетах, как о срывающем сроки сдачи корабля и всю судостроительную программу Отчизны. Бригада специалистов завода из Дагестана днем и ночью с важным видом меняла курки на торпедах и занималась их припиловкой. Инженеры из СКБ завода заново проверили все сопрягаемые с торпедным аппаратом размеры. Одновременно шло приготовление двух практических торпед, теперь уже силами завода. Приготовили. Замерили на торпеде все, что можно. Даже диаметр и длину. Сдали торпеду торпедному расчету подводной лодки в присутствии Феди Марычева. С учетом приобретенного опыта подача и погрузка торпед, включая и протаскивание их в трубах торпедных аппаратов, прошли без замечаний. Подводная лодка вышла в море.

Стрельба по программе производилась двухторпедным залпом с максимальной глубины погружения подводной лодки на максимальной скорости. Надо бы, конечно, начать с малых глубин и скоростей. Но это возможно, если на испытания есть время. Но торопились утереть нос американцам. Решили, чтобы сразу и наповал. Что такое торпеды по сравнению с атомоходом? Не получится, тогда повторим.

Слово «Залп!» было последним человеческим словом, которое «услышали» эти две торпеды, уйдя в океан, и никогда не вернулись. Информации от выстрелов – ноль, так как тросики самописцев, закрепленные за хвостовую часть торпеды, были порваны, а шумы винтов торпед акустики слышали всего несколько секунд. Скандал? Скандал. И какой! Вселенский! От ЦНИИ «Гидроприбор» прибыл Николай Иванович Кочеров, представлявший Главного конструктора. На вопрос, почему нет «самого», уклончиво промолчал. Мол, разве меня не хватит? Специалистов прибыло на каждый штуцер и каждую гайку по человеку: Володя Сильченков, Саша Богатырев, Иван Лобастов. Даже на неконтактный взрыватель размером с плотно сжатый кулачек, до работы которого пока нет дела, приехало двое: Свет Никольский и Леня Ерохин. Оба из Ленинграда. Всяк норовит перевести «стрелку» на соседа. Торпед нет. Лежат на дне. Гадай теперь на кофейной гуще. Вот теперь и Федор Марычев пожалел, что никого не взял в море на подводную лодку. Ни от науки, ни от промышленности. Что он там накрутил? Куда стрелял? И ему не доверяют.

После долгих взаимных обвинений, крика и пререканий решили всем миром провести мозговую атаку на «малогабаритную» проблему. Собрали заинтересованный народ в клубе части. Расселись. Володя Савво – за председателя. Кочеров – за заместителя. От КБ завода-изготовителя полненький ведущий инженер Володя Феофилов – за второго заместителя. Первыми загалдели торпедисты от науки:

– Надо уменьшить скорость подводной лодки при выстреле. Ясно, что торпеду заламывает в нише торпедного аппарата встречным потоком. Либо рули заклинивает. А последующие стрельбы из кормовых торпедных аппаратов будут не менее сложны. Стрельба в турбулентный поток вообще не исследована. Торпеда некоторое время будет неуправляемой.

Их поддерживают стойкие заводчане с горским акцентом: «Ви нас хвост держит». Специалисты по торпедным аппаратам слушали-слушали, а потом их бородатый Самсонов как врежет:

– А почему вы свою торпеду не проверяете в автоклаве на величину забортного давления? Может, они у вас дырявые как решето. Скорость мы уменьшим, но вы все равно торпеды центруйте и проверяйте в автоклаве. Чтобы потом не было вопросов.

Представитель флота Василий Иноземцев тоже подает голос:

– Нужен выстрел с закрытым запирающим, как торпедоболванкой. Стопорение рулей ненадежно, может, стопор снимается в момент залпа?

Вот и посмотрим.

– А может, курок не успевает застопориться в откинутом положении, – подает голос Марычев, – средства обозначения не срабатывают. Теряем торпеды. Они уже, наверное, в сетях у японских рыбаков…

Предложений написали целую тетрадь. Все проверять – на сотню выстрелов наберется. А вопрос стоит о приемке подводной лодки.

– Вы можете исписать хоть десять тетрадей. Для меня сейчас важно решить одно: кто виноват – торпеда или торпедный аппарат? – Марычев обвел всех взглядом его превосходительства и изрек, – стреляем с закрытым запирающим – торпедоболванками. Выплывут – лодка не виновата.

Народ зароптал.

– Предлагаю два контрольных выстрела: первый на мелководье на максимальной скорости, второй на максимальной глубине на малой скорости, – это Леша Ганичев, – а там разберемся. Что-то всплывет.

После двухчасовой словесной перепалки идею Ганичева поддержали все и выработали предложения на утверждение начальнику МТУ и председателю Госкомиссии, с которыми те немедленно согласились.

Миша Шаламов тоже предпринял меры. Он позвонил Севе Солдатову:

– Сева, заходи. Поговорить надо. Все есть.

Второго приглашения не потребовалось. Сева вошел и сел. Миша небрежно вытащил из кармана пиджака связку ключей. Бросил на стол. – Там с нас должок. Наливай и снимай порчу с торпеды. Сева сообразил. Налил стакан. Капнул воды из графина.

– Нет ничего полезнее капли воды в стакане спирта. – Шумно вздохнул. «На штанге 200», выпил, шумно выдохнул. – «Вес взят». – Занюхал аварийным сухариком. – Думаю теперь, Миша, дела у вас наладятся, – и пока молекулы принятого не начали усваиваться, через караульное помещение поспешно покинул арсенал…

Председатель Госкомиссии капитан 1-го ранга Борис Марголин еще раз осмотрел в бинокль свинцовые воды прямо по курсу лодки. Ничего. Затем обратился к стоящему рядом командиру капитану 2-го ранга Белышеву:

– Вызови-ка мне этого лейтенанта из МТУ по торпедам. Побыстрей.

Через пару минут из рубочного люка раздалось:

– Прошу разрешения наверх. Старший лейтенант Лебедев по вашему приказанию прибыл, – Герман доложил, и от чистого свежего воздуха его слегка закружило. Он с трудом вылез из люка и прислонился к рубке.