Текст книги "Такова торпедная жизнь"

Автор книги: Рудольф Гусев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц)

– Жаль, что у нас в Богатыревке телефона нет, доложил бы Предиту. Обрадовал бы. Он еще сомневался.

– Погоди ты с докладом. Давай-ка я гляну, что ты здесь напаял-налудил. Три элемента 1960 года, два 1959 года, четыре – 1958 года, три вообще 1957 года. Бардак!

– Это твой бардак, я не смотрел маркировку, брал подряд.

– Я тоже первый раз вижу. Мне ящик вручили заколоченным. Но ясно одно: емкости батарей, даже новых, только-только хватает на шесть с половиной – семь минут. Придется перевернуть у тебя все вверх дном, но элементы найти. Зураб Ашуров уверял, что недавно отправил новые.

Лебедев с Шевченко выбрали из оставшихся сорока элементов изготовленные в 1960 году. Их оказалось, к счастью, 30 штук. На три батареи. Не хватало десяти элементов. На одну аппаратуру. Виктор заволновался:

– Буду докладывать, что ты привез дерьмо, елки-палки.

– У меня нет возражений, но я решу поставленную задачу любой ценой. В контейнер аппаратуры входит 10 элементов, значит, я прикреплю один-два элемента рядом. Изолентой..

– Но этого нельзя делать.

– А вот этого нигде не написано. А теперь просчитаем варианты. Ты докладываешь, что я привез дерьмо, но задачу все-таки решил. Крайним будешь ты, так как увлекся лишними проверками, Предита ввел в заблуждение. Мало тебе не будет. Второй вариант. Мы поставили привезенные батареи и нашли выход из положения, и все нормально. Ты уже самым крайним не будешь. Скорее, им будет Предит. Тебе, конечно, тоже перепадет, но уже рикошетом. Усек?

– Вот, елки-палки, попал я в переплет. Но ведь ты должен признать, что вопрос поднят правильно. При приготовлении в будущем возможны ошибки. Надо эти элементы менять.

– Менять надо. Полностью согласен. Предложение флота за подписью Бродского немедленно последует в Москву И через год-другой элементы заменят на аккумулятор. Может, раньше. Но сейчас сеять сомнения и разводить дискуссии несвоевременно.

– Одному мне крайним быть, жуть как, не хочется, надо доложить, что привез мало батарей, елки-палки…

– Доложишь, доложишь. Давай, собирай три батареи, а я поколдую над четвертой. Соберу из двенадцати элементов.

– Из двенадцати бесполезно, нужно тогда уж из пятнадцати в три параллельные ветви, а где ты разместишь пять элементов?

– Тогда нужно доставлять десять элементов из Петропавловска. Они там есть. Ашуров же мне говорил, что отправлял эти элементы. Но если они лежат где-то затерянными, мало твоему шефу не будет. Бродский оттянет твоего Предита, и тебе вдуют, что не делал заявку.

Виктор загоревал и стал шустрее соображать, как выйти из создавшегося положения.

– Слушай, там есть возможность элементы разместить, если блок включения заменить обычной заглушкой. Видишь? Это место осциллографа при практических стрельбах. Для боевых ставится блок включения. Я сделал рацпредложение – распаял простую заглушку. Проще конструкция – надежнее.

– Совсем другое дело. Выход из положения. Час работы…

– Слушай, а почему вообще использовали эти элементы в аппаратуре? К вам почаще приезжают спецы из промышленности. Спрашивал? Ведь можно через трансформатор подать напряжение. Переменное здесь есть.

– Спрашивал. Боролись с внутренними шумами аппаратуры. Радиус реагирования не получался.

– Думали плохо. Не тем местом.

Когда затарахтел вездеход, работы были закончены. В цех с шумом вошел флагмин бригады Анатолий Шкипкин.

– Ну что, бракоделы? Сделали мне комплекты? Принимать на стенде некогда. Верю на слово. Вот специалисты от Батюшкина – будут сдавать торпеды в сборе. Проконсультируйте их.

Шкипкин ходил из угла в угол, демонстрируя белые, но имеющие жалкий вид, манжеты, выглядывавшие из рукавов шинели. Белая рубашка была надета в честь прибытия владивостокских «вождей», так как Шкипкин некоторое время служил под знаменами Андреева.

– Ну что, Герман, научил нашего спеца премудростям? Они были знакомы по Владивостоку.

– Все нормально. Не было причин для беспокойства.

– Мы с Вадимом так и думали. Он у нас. А Володя Молчанов воспитывает Предита…

Погрузив аппаратуру, гости уехали.

– Ну что, Герман, пойдем, врежем. Не люблю я это дело, но сейчас с удовольствием сниму стресс. Я уже передал жене семафор, что нас будет двое.

Здесь телефон не нужен. – Жене из окна было видно, как подошел вездеход, как погрузили аппаратуру, как вышел Виктор и знаками показал, что скоро придет с гостем.

– Может, покажешь свой поселок?

– Смотреть нечего. Пятнадцать домов. Вверх по распадку наша войсковая часть, а чуть вбок – жилье. Завтра увидишь. Мы же без обеда.

Лебедев согласился, так как вдруг сразу почувствовал голод.

Жена Виктора радушно встретила гостя и, сославшись на договоренность, ушла к соседке. Виктор с Германом быстренько произнесли первые штатные тосты и заложили закусочный фундамент под дальнейший разговор, который не отклонялся от рабочих проблем и круга социалистической действительности.

– Шкипкин мне рассказывал, как вы взялись за эксплуатацию новых образцов торпед. После ремонта закладываете торпеды в степени готовности. Мы-то давно здесь такой порядок завели.

– Потому-то и родилась всеобщая идея, что местами она уже была на вооружении. На пустом месте ничего не возникает. Вот теперь нужно объем работ при ремонте торпед уменьшать. Не все же у нас ломается от длительного хранения.

– У меня есть идея. Останься на денек-другой. Можно не производить полугодовые балансировки неконтактных взрывателей противолодочных торпед. Сейчас положено балансировать летом и зимой. Есть вариант все это дело упростить. У меня лежат на морозе пять комплектов НВ. Завтра отбалансирую по своему методу. Потом нагреем до +20° и проверим. Договорились?

– Вопрос интересный, но надо возвращаться. Я же с начальством.

– Я завтра договорюсь с Предитом. Решим этот вопрос.

– К Предиту теперь тебе не скоро придется запросто обращаться. Молчанов его откалибрует. Это называется «держать в руках руководящий состав» – составляющая триады Бродского.

– Не понял!

– Ты из марксизма-ленинизма что-нибудь помнишь?

– Как же, как же.

– Работу Ленина «Три источника и три составные части марксизма» не забыл? Конспектировал?

– Не единожды. Не мог сразу постичь гения.

– Так вот, напоминаю, три составные части марксизма – это философия, политэкономия и научный коммунизм. Ясно?

– Да, конечно, вспомнил. Триада.

– В теории эксплуатации оружия тоже триада: строительство баз, высокий уровень подготовки кадров, авторитет службы и начальника. Так что можешь догадаться, что по двум составляющим этого учения с вами, камчадалами, проводятся в настоящее время предметные занятия с показом.

– Понял теперь. Надоело мне здесь все. Смешно сказать, я скучаю здесь порой по автобусу. По тому, как удается вам по утрам проникнуть в автобус или просунуть в него часть своего тела, постепенно превращаясь из висящего в стоящего или, наконец, в сидящего пассажира. Как кондукторша мигом обзовет всех передом, серединой или задом, обилеченными или нет. Это же чудо: «Перед! Передавайте деньги на билеты, мне к вам не пролезть, у меня весь зад не обилечен!» А здесь тишина. До звона в ушах. Мы с женой решили отслужить положенное, и на Запад – по замене. Других путей нет.

– А в академию?

– Глаза здорово подсели. Медицина не пропустит. Планирую перевестись в Большую Ижору – писать технологические процессы. Через год-другой завершится строительство КРС в Завойко, поближе к Петропавловску…

Два дня Виктор с Германом занимались контрольной балансировкой взрывателей, охлаждая и грея аппаратуру. Составили отчет о проделанной научной работе и, тепло попрощавшись, расстались, не подозревая, что на много лет…

Удивившись, что к Бродскому с утра нет обычной очереди, Лебедев приоткрыл дверь и попросил разрешения доложить. В голове сложился план доклада героических дел в злополучной Богатыревке.

– Входите! Вам кто разрешил проматывать командировочные средства Управления? Андреев с Молчановым давно уже здесь, а он «выбивает» командировочные на Камчатке, живя у друга.

Лебедев еще имел слабое представление о лимитах, выделяемых Управлению на командировки, и не сразу сообразил, в чем суть вопроса. Неожиданно суровый тон и тяжелый взгляд начальника напрочь лишили его способности мыслить. Промямлив что-то о микровольтах, минутах и секундах, он поспешил получить разрешение выйти. На выходе его встретил Володя Махов, дежурный по Управлению.

– Ну, как он? Отошел?

– Не понял.

– На Эгершельде коллективная пьянка передовиков соцсоревнования. Политработники обвинили шефа в плохой воспитательной работе. Испортили настроение. Все обходят кабинет, а тебя понесло.

– Что же ты не остановил?

– Молодым везде у нас дорога. Ты выглядел, как Ньютон под яблоней или Архимед в ванне. Учись впредь без разведки к начальству не лезть.

Молчанов посмотрел на Лебедева сочувственно.

– Иди в секретную часть. Возьми дело с приказами Комфлота, подбери аналог и пиши проект приказа по Предиту. Ему НСС, остальных виновных наказать властью Командующего флотилией. У него полно было новейших элементов. Лично нашел. Все ясно?

– Никогда не писал проектов приказов, не умею.

– Научишься. Когда первый раз петушился, помощи не просил? Разберешься. Времени тебе один час и обеденный перерыв.

– Да там не только дело в новых элементах. Там есть научный аспект.

– О научном аспекте доложишь в другой раз…

Дней через десять Лебедев почувствовал себя реабилитированным. Научный отчет о балансировке взрывателей противолодочных торпед после прочтения Бродский направил ему непосредственно. Значит, читал. К отчету Герман приложил доклад о необходимости срочной замены элементов 17С на аккумуляторную батарею и отправил все в Минно-торпедный институт за подписью Андреева. Получилось так, что через год-полтора оба вопроса благополучно решились.

Спустя много лет, будучи уже сотрудником Минно-торпедного института, Лебедев поинтересовался судьбой доклада с предложениями у сотрудников, к которым мог попасть тот документ. Лидия Прохоровна Парфенова о предложении с Тихоокеанского флота по балансировке НВ торпед сказала: «Что-то, помню, было, но мы тогда этот вопрос уже решили по торпеде САЭТ–60, потому и ничего не ответили вам». Илья Маркович Экелов в те далекие времена был начальником отдела систем самонаведения:

– Элементы 17С были временным явлением. Аккумулятор 6КНГЦ–2С находился в разработке и после испытаний был немедленно направлен на флоты. О предложении не помню.

Лебедев был разочарован. Он считал, что решение этих вопросов является исключительно их с Виктором Шевченко заслугой и потому подробно рассказал Илье Марковичу о той злополучной эпопее.

– Вы нас явно недооценили. Но это свойственно молодежи. Во врагов народа не зачислили?

– Во врагов – нет, а в разряд дураков возвели.

– Молодости присущ экстремизм. Когда мы в 1944 году разоружали немецкую самонаводящуюся торпеду Т–5, тоже их первоначально за дураков приняли. И скорость у торпеды была маловата – 23 узла… и вообще за скорость они явно не боролись. Излучающую катушку неконтактного взрывателя намотали прямо на корпус торпеды. Ведь, казалось, можно ее врезать заподлицо. Ну и что? Врезали заподлицо – неконтактный взрыватель перестал работать. Чуть увеличили скорость – аппаратура оглохла. Тогда стали копировать 1:1. И только позже потихоньку-помаленьку улучшать. За пять лет удалось прибавить шесть узлов.

Илья Маркович помолчал. Улыбнулся своей деликатной улыбкой:

– Правда, когда собираются одни мудрецы, скучища – зубы ломит. Так что давайте, работайте.

11
В. Иванов. Далекое эхо столичных бурь

Иванов относился к числу людей, которые мгновенно располагают к себе. Они не отягощены ни учеными званиями, ни погонами, ни тяжеловесным красно-золотым иконостасом. И внешность у них обыкновенная, и голос не зычный, и все человеческое им не чуждо – и коньяк армянский, и мясо с базара. Иванов подкупал высокой общей военно-морской грамотностью, работоспособностью, интеллигентной петербургской тактичностью и неиссякаемым юмором по поводу слабостей человеческих. Он им был пропитан, казалось, насквозь, особенно когда речь заходила об очередных решениях исторических пленумов и съездов, ретивых политработниках, блатных выдвиженцах и т. д. В те годы это было крамольным образом мысли.

Владимир Григорьевич Иванов вел свою военно-морскую родословную из матросов Наркомпроса Второй Ленинградской военно-морской специальной школы. В 1940 году Сталин приказал открыть ряд специальных детских школ: артиллерийских, военно-морских, авиационных. Надо было срочно готовить военные кадры взамен уничтоженных. Проще начинать с романтиков, которые с детских лет грезят, кто об артиллерийской канонаде, кто о море и кортике, кто о крыльях и небе. Дальнейшее военно-морское образование Иванова продолжалось в эвакуации последовательно в г. Тару Омской области, Владивостоке и завершилось в Баку.

В 1947 году лейтенант Иванов был назначен на Балтику командиром БЧ–3 на эскадронный миноносец «Порывистый», бывший немецкий торпедобот Т–17, полученный по репарации. В заведование минера входили два трехтрубных торпедных аппарата с центральной автоматической наводкой. На наших эсминцах такого чуда еще не было. Иванов последовательно становится старпомом, флагминским минером бригады, дивизии эскадренных миноносцев, дивизии крейсеров.

После окончания Военно-морской академии он был назначен во Владивосток флагминским минером очередной дивизии, теперь дивизии кораблей охраны водного района… Иванов как мог отбивался от назначения на Дальний Восток. «Дивизии бывают разные, – терпеливо растолковывал он полковнику из Московского управления кадров, – кавалерийские, танковые, авиационные, крейсеров, миноносцев, кораблей охраны водного района – но это все разные дивизии. Куда вы меня с крейсеров и миноносцев на сторожевики и тральщики?» Но тот раздувал щеки и талдычил: «Вы… справитесь». Иванов отловил расхаживающего по коридору академии Главного минера ВМФ контр-адмирала Валентина Николаевича Романовского. Внимательно выслушав, тот авторитетно заявил: «Ну что вы… не будете. Я приму меры». Однако тут же забыл и вскоре уехал в Москву. Настойчивый Иванов тоже поехал в столицу. Но опоздал. Вежливые кадровики сочувственно кивали: «Да, мы понимаем. И какой чудак вас туда назначил? Проект приказа Министра обороны, однако, уже в секретариате. На передоклад никто не пойдет. Дадим телеграмму на флот, там предложат другую должность».

Иванов смирился. Он уже был готов стать флагмином очередной дивизии, но вежливые кадровики неожиданно исполнили свое обещание: Иванову искали другую должность, а на дивизию был назначен кто-то из аборигенов. С престижными минными должностями тогда было туго, тем более для пришельцев. Заместитель начальника МТУ ТОФ Михаил Александрович Бродский расписывал прелести службы на паркете: «Есть вакантная должность начальника минно-торпедной испытательной группы. Но это временно. В ближайшее время начальник МТУ Андрей Андреевич Хурденко будет переводиться в Москву. Будут подвижки. Возможны варианты. Должность заместителя. Кстати, получите квартиру. Так что смотрите».

Решение было принято, и вскоре капитан 2-го ранга Иванов Владимир Григорьевич был назначен начальником минно-торпедной испытательной группы (МТИГ). Ничего нет более постоянного, чем временное. В качестве утешения его использовали в качестве нештатного заместителя начальника МТУ при отсутствии штатного – Вадима Михаиловича Андреева, что случалось довольно часто. В такое время он занимал место в центре его кабинета под портретом Хрущева. На первых порах Иванов скучал по морю. То на минные постановки отправится, то на торпедные стрельбы сходит. Но паркетная жизнь засасывает. Купил себе Иванов со временем черные атласные налокотники и засел за научно-исследовательские работы, готовя себя в ученые. И подчиненных заставил. И застрочили инженеры-испытатели воспоминания о приготовлении торпед в полевых условиях на острове Итуруп, о подаче мин и торпед на корабли с необорудованного побережья и другие сказания.

– Пишите все подробно. В Минно-торпедном институте будут читать, открыв рот. Они «плавают» в казачьих казармах на берегу «Обводного моря» у Атаманского моста и многого не ведают.

Испытательная группа занималась обеспечением проводимых на флоте испытаний морского подводного оружия, время от времени командировала своих специалистов то на помощь кубинской революции, то воюющему Вьетнаму, то на решение нестандартных флотских задач как то: разоружение поднятого рыбацкими сетями военно-морского хлама времен русско-японской войны или ежегодного уничтожения корабля «противника» на Амурском заливе в празднование дня ВМФ. Здесь готовились кадры для назначения в МТУ. Испытательная группа по-своему реагировала на все, происходящее в стране. Представляет интерес ее реакция на смещение с должности Генсека Н. С. Хрущева, но для этого следует поподробнее познакомиться с ее текущей жизнью…

МТИГ и МТУ размещались на одном этаже и составляли не только единую партийную организацию, но и несколько большую общность. Увидев, что службу в МТУ несут, в основном, офицеры и мичманы МТИГ, да и для решения стратегическо-бытовых задач в части назначения исполнителя особой фантазии не проявлялось, Иванов как-то на утреннем планировании напомнил начальнику МТУ, что МТИГ есть отдельная войсковая часть, что он ее командир и попросил бы прекратить практику использования личного состава без согласования с ним. Это было настолько новым и сокрушительным, что на мгновение в кабинете установилась мертвая тишина. Стало слышно, как напротив, в 4-й бригаде строящихся и ремонтирующихся кораблей раздавались команды старшин, проводивших строевые занятия с матросами. Все ждали, что начальник вытрет сейчас свои руководящие ножки о новенького грамотея. Но этого не последовало. Все прошло незамеченным, но выражение, что МТИГ есть «отдельная войсковая часть» понравилось всему руководящему составу управления, и вскоре все, буквально все, стали называть две комнаты, где размещался МТИГ, не иначе, как «отдельной войсковой частью», а две ее кладовки – специальными складами особого военного имущества. Надо сказать, что заступничество в нем было от деда. Тот одно время был денщиком у адмирала Макарова С. О. Когда его друг, секретчик адмирала по фамилии Курило, потерял документ и ему грозила неминуемая каторга, осмелился обратиться к Степану Осиповичу:

– Ваше превосходительство! Не извольте гневаться. Семеро у Курилы. Пойдут по миру. Как пить дать, пойдут. Помилуйте грешного.

И адмирал помиловал.

Иванов не лез за словом в карман и за период командования выдал немало перлов, вошедших в сленг служащих 3-го этажа на долгие годы, и которые в «отдельной войсковой части» являлись предметом особых обсуждений и восторгов. Чаще это бывало по 13-м числам каждого месяца, когда явка в войсковую часть была 100 % и ни один начальник не посягал в этот день на ее личный состав. Дело в том, что 13-е числа были особыми днями в жизни «отдельной войсковой части» и составляли ее особую гордость. Именно 13-го числа на флоте получали денежное содержание «плавающие» войсковые части, а береговые – 24-го. МТУ, как береговая часть, получала, естественно, 24-го, а «отдельная войсковая часть», размещавшаяся рядом за стеной с парой шкафов – 13-го. Парадокс? Нет. Все имеет свои исторические корни. Минно-испытательные партии, переименованные в группы, когда Коммунистическая партия Советского Союза окончательно стала единственной руководящей, были созданы давно. Еще до войны. Занимались они вопросами эксплуатации минно-торпедного оружия на стыке науки и практики, имели приличную лабораторную базу, свои опытовые корабли, автомобили и даже, говорят, самолет. К описываемому времени после ежегодных организационно-штатных сокращений, от всего этого великолепия остался десяток офицеров, полтора десятка мичманов и несколько служащих, из которых инженер Клава и техник Ольга использовались в качестве машинисток под большим секретом от проверяющих штатную дисциплину управления. Кроме того, имелись четыре лабораторных стола и пять огромных шкафов, забитых приборами американского и английского производства. Это были свидетели былой научной славы: звуковые генераторы, осциллографы, ламповые вольтметры, измерительные усилители. Имелся также отечественный микроскоп и научно-техническая литература от «Избранных трудов» Лангранжа до «Гидродинамики» Ламба. Из технического обеспечения имелся также допотопный ГАЗик № 00–06, на котором разъезжал начальник МТУ, когда его собственный находился в ремонте. Иванов своей жизнью не рисковал. Последний опытовый корабль ОС–14 совсем недавно был соответствующим образом оформлен в отделе фондового имущества, списан, и конкретная связь с флотом на этом оборвалась. Но статус «плавающей» за частью сохранился.

Итак, МТИГ размещался в двух смежных комнатах. Одна площадью 60 квадратных метров, другая – шестнадцать. В малой находился руководящий состав. Решетки на окнах 3-го этажа подчеркивали секретность организации. Левый дальний угол занимал Иванов, напротив сидел боевой заместитель, одновременно освобожденный секретарь партийной организации этажа, Миркин Абрам Савельевич. С утра, чтобы чувствовать себя в общем строю, читал кипу газет, потом обедал и, если на вечер никаких политических мероприятий на этаже не планировалось, просил командира отпустить его то на какой-то инструктаж, то к другому политработнику, то в какую-либо войсковую часть в черте города для какого-нибудь политического контроля. Если перечень причин был исчерпан, то тоскливо смотрел в глаза командира, пока тот не продлевал ему обеденный перерыв до конца рабочего времени. Справедливости ради, следует сказать, что Абрам Савельевич давно был готов к уходу на пенсию, и его частенько по утрам возвращали с трамвайной остановки домой сослуживцы привести форму одежды в порядок, так как к форменной шинели он привычно надевал зеленую велюровую шляпу. Но партия ориентировалась только на старые надежные кадры. На стене кабинета висел портрет вождя мирового пролетариата. В большой комнате размещалась вся описанная выше материальная часть, а на стенах красовались портреты вице-адмирала Макарова С. О., кораблестроителей Крылова А. Н., Бубнова И. Г. Членов Политбюро ЦК КПСС на стенах не было. Пытливая общественность тогда еще не успела установить зависимость уровня воинской дисциплины от наличия или отсутствия на стенах портретов с ликами вождей. Все жили в полнейшем неведении по этому вопросу. Правда, на книжном шкафу сбоку притулился небольшой черный гипсовый Киров С. М.

В октябре 1964 года день выдачи денежного содержания случайно совпал с днем смещения Хрущева с поста Генерального секретаря. Будь это в другой день, об этом событии все узнали бы во внеслужебное время. Радиоточек в кабинетах не было, иметь карманные приемники на службе было не принято. Да и день был неприемным, посетителей не было. В тот день весь личный состав «отдельной войсковой части» прибыл в торжественно-приподнятом настроении, позванивая последней мелочью в кармане. Командир находился на месте заместителя начальника МТУ и корректировал программу испытаний по замеру полей атомной подводной лодки с целью уменьшения числа ее выходов. Инженеры-испытатели пописывали планы и отчеты, а Абрам Савельевич готовился к сбору партийных членских взносов: заполнил «финансовую ведомость», приготовил штемпельную подушечку и печатку с гравировкой «Оплачено», заправил авторучку. Он даже провел «проворачивание» механизмов – достал свой партбилет, сверил его номер, записал полученную сумму и стал ждать, когда ее принесут. Мичманы сидели в лаборатории и вели неторопливый разговор, напряженно поджидая своего сослуживца мичмана Илью Ивановича Попова, который с раннего утра занял очередь к заветной кассе в Штабе флота за денежным содержанием. Мичман Коля Котков, стоящий на штате МТИГа, но вершивший таинства при отделе кадров МТУ, рассказывал о последних новостях и назначениях, так как имел доступ к кухне кадровых решений. Вдруг он переменил тему: «Вчера Абрам Савельевич, где-то часов в 15 говорит командиру, что ему нужно в Политотдел тыла», а командир ему: «Абрам Савельевич, партией вы освобождены от всего, кроме приема пищи, так что можете идти». А тот: «Ну, что Вы Владимир Григорьевич», – и ушел, обиженный. Мичмана беззвучно рассмеялись: «Хорошо он ему врезал». В это время громко постучали. Зазвонил звонок. Мичман Гвоздев открыл дверь, и в лабораторию шумно вошел капитан 2 ранга Полынец Михаил Карпович, начальник Политотдела Вооружения и Судоремонта.

– Здравствуйте, товарищи. Чем занимаетесь? Готовитесь к политзанятиям? – Усмотрев, что у всех мичманов уже предусмотрительно появились в руках «Тетради старшин» и раскрытые томики В. И. Ленина, сказал, – хорошо.

Надо заметить, что Михаил Карпович вошел в «отдельную часть» не случайно. Кабинет его размещался тоже здесь, на 3-м этаже. Вчера он получил очередную серию портретов членов Политбюро. Они и сейчас стояли в его кабинете и ждали распределения. Два портрета Н. С. Хрущева стояли особняком. С ними было все ясно. Один займет место в кабинете Михаила Карповича: тот, что сейчас висит, слегка потускнел. Второй он отдаст начальнику Ракетно-артиллерийского управления. Тот хоть и не просил, вполне достоин. Ну, а «бывший в употреблении» подкинет в Техническое управление. Вот и решил Михаил Карпович пройтись по кабинетам, дабы уточнить наличие и состояние вождей. Обход начал с «отдельной войсковой части», так как Абрам Савельевич Миркин был его практически замом по 3-му этажу. Поздоровавшись и похлопав по плечам мичманов, Михаил Карпович вошел в кабинет командира:

– Здравствуйте, Миркин.

Абрам Савельевич немедленно вскочил:

– Здравия желаю, Михаил Карпович.

Он может, конечно, ответить «Здравствуйте, Полынец», но далее было бы что-то тягостное и непредсказуемое. Атак все в порядке и ясно, кто наверху, а кто внизу. Всеобщее равенство в партийном курятнике.

– Пойдемте-ка по кабинетам вашего управления, Миркин. Меня интересует, кто из членов ЦК у вас имеется и кого еще вам нужно. Ну, вот здесь у вас Ленин. Это хорошо. А кто в лаборатории?

Они входят в лабораторию. Там же появляется и Иванов, узнавший о визите высокого гостя от дежурного офицера. Иванов сухо здоровается с Полынцом. Был случай, когда заглянув в кабинет и не увидев Абрама Савельевича, Михаил Карпович имел неосторожность брякнуть: «Иванов, а где Миркин?» Иванов долгой в упор рассматривал политработника, а затем произнес: «Товарищ капитан 2-го ранга, я вас прошу внимательно изучить Устав внутренней службы в части обращения военнослужащих друг к другу. Изучайте, приходите, поговорим». Тогда он не пришел. Втроем рассматривают стены.

– Так, – говорит Михаил Карпович, – здесь у вас висит адмирал Макаров. Этого я знаю. А это что за гражданские лица расположились? – Он кивком головы указал на неизвестных ему Крылова и Бубнова.

– Это не гражданские лица, товарищ капитан 2-го ранга, – возмутился Иванов, – это ученые, великие ученые. И специфика моей части, ее научно-экспериментальный уклон хорошо сочетается с этими портретами. Себе вы можете вешать кого угодно и сколько угодно.

Полынец задет за живое. «Не мешало бы хорошенько встряхнуть этого ученого». Он внимательно всматривается в поисках беспорядка. Взгляд скользит по приборам и цепко останавливается на бюсте Кирова С. М. У того чуточку белеет поцарапанный нос.

– Вот ваше отношение к памятным бюстам! Устроили трибуна революции среди каких-то… Стыд и срам!

Миркин стоял бледный как полотно.

– Да, – говорит Иванов, – вам удалось раскрыть крупный политический заговор, – и затер пальцем царапину на кировском носу. Михаил Карпович с деланным возмущением выбежал из лаборатории. Миркин засеменил сзади – успокаивать разволновавшегося шефа.

Вернулся Миркин не скоро и принес с собой портрет Брежнева. На безмолвный вопрос Иванова он рассказал, что участвовал в дележке портретов между управлениями и что МТИГу достался Брежнев.

Время неотвратимо катилось к концу рабочего дня. И вот из курилки по кабинетам пополз слушок, что Никиту сняли и что новым Генсеком избран Брежнев. Народ бурно обсуждал новость, старейший работник Управления Александр Федорович Ермаков тут же взгромоздился на стол и снял со стены портрет Хрущева. Чтобы это не выглядело самоуправством, офицер по кадрам, капитан 2-го ранга Казека, решил уточнить данный вопрос у главного политработника. Заглянув к нему в кабинет, он увидел, что тот тоже снимает портрет Хрущева, но Полынец-то менял старый портрет на новый.

– Так что, можно его снимать?

– Как снимать? – Полынец даже поперхнулся.

А вы разве не слышали, что сняли Никиту? Мичман Попов прибыл из штаба флота, денежное содержание МТИГу получал. Говорит, что в штабе уже все знают. Был пленум. Никиту сняли. Генсеком избран Брежнев.

Полынец почувствовал, что это наверное правда, но так вот сразу поверить не мог. Он сел в кресло и глубоко задумался: «Кому я отдал „бровастого“? И надо же было отдать его именно сегодня!»

А в это время Иванов, рассматривая портрет Брежнева, говорил Миркину:

– Вообще-то, вожди должны знать, что портреты их снимают с большим удовольствием… Но этот, видно, надолго: молод, и наград маловато. Вы верните его обратно Полынцу. Мы будем здесь держать авторитеты, проверенные временем. Из энциклопедии. «Отдельная войсковая часть» в политической чехарде никогда участвовать не будет.

Абрам Савельевич послушно взял портрет и пошел к Полынцу. Через некоторое время он вернулся с портретом обратно: «Михаила Карповича увезли в госпиталь. Что-то с сердцем».

– Опрометчивый шаг, между прочим. Хотя еще не все ясно. Иванов посмотрел на висевшие портреты Макарова С. О., Крылова А. Н., Бубнова И. Г.

– Вот это надежные ребята. До инфаркта никогда не доведут.