Текст книги "Такова торпедная жизнь"

Автор книги: Рудольф Гусев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)

6. Первое назначение

Начальство нужно знать в лицо

Моральный кодекс

Ларион.

После окончания училища я был направлен в распоряжение отдела кадров Черноморского флота. Кадры не торопились распоряжаться, и мы с женой ходили по Севастополю. Месяца через полтора я стал начальником цеха ремонта минно-торпедного и трально-противолодочного оружия на объединенном складе под Новороссийском. По меркам даже того времени это было равносильно назначению в обоз недействующей армии. Причем не просто в обоз, а на его последние подводы. Остряки тогда расшифровывали: СФ – современный флот, КБФ – когда-то был флот, ТОФ – тоже флот, ЧФ – чи флот… А тут склад да еще не в Севастополе.

Мои «владения» состояли из четырех деревянно-щелевых цехов с парой десятков люмпен-пролетариев из местных крестьян-середняков. Захожу в минный цех. Две вспотевшие хрупкие женщины вручную вращают перемоточный станок. Мужик, естественно, руководит: сосредоточенно направляет трос минрепа в ручьи барабана, время от времени меняя скорость намотки: «Давай… Давай!». Электричества нет. До трансформаторной подстанции метров сто. Здесь проблема еще английских мануфактур: выгоднее крутить вручную. Дороже платят. Общество вполне обходится без лампочек Ильича. Справедливости ради отмечу, что бронированный кабель был большим дефицитом. Иду к торпедистам. Здесь свет есть. Идет проверка на прочность воздушного резервуара торпеды гидравлическим давлением. Гидропрессом накачивают воду в резервуар, емкость почти в кубометр. Вручную, конечно. Та же проблема. Вдруг в цех вбегает старший матрос с вытаращенными от ужаса глазами. Он искал любое должностное лицо. Им оказался я.

– Товарищ лейтенант! Я аварию сделал!

– Задавил, что ли, кого? – с тревогой спросил я.

– Да нет. «Москвича» по горбу слегка двинул.

– Далеко?

– Метров триста.

– Идем.

По дороге он поведал, что фамилия его Король и что два дня назад его повысили: присвоили «очередное» воинское звание «старшего матроса» и пересадили с автопогрузчика на торпедовоз. И вот сегодня он впервые выехал на трассу и, находясь в состоянии восторга от перемены жизни, увидел «Москвича» уже под бампером своего торпедовоза. Подходим к месту аварии. Израненный «Москвич» сиротливо стоял у обочины. Рослый мужик, соизмеримых с «Москвичом» размеров, озабоченно чесал затылок. Я поздоровался: «Извините, машина ваша?». Мужик сразу взбодрился и важно, с расстановкой для усугубления вселенского ужаса, произнес: «Эта машина третьего секретаря Горкома товарища Короткевич». – «А вы у него шофером работаете?». Ответ мужика сокрушил меня. Он отступил на шаг, посмотрел на меня сверху вниз – как это я не знаю таких людей – и изрек: «Это, во-первых, не он, а она, а во-вторых, я у нее мужем работаю». Мужик здоровый, пожалуй, соответствует занимаемой должности. Скрыв улыбку, я стал изображать понимание ужаса всего случившегося: «Водителя непременно отправим на гауптвахту. Пусть впредь знает в лицо всех секретарей Горкома и их машины. Нужно соблюдать дистанцию безопасности». Далее предложил заехать в цех, втайне надеясь, что среди моих мануфактурщиков, любителей ручного труда, найдутся и жестянщики. Мастер цеха, осмотрев примятый горб, сказал, что в данном конкретном случае горбатого не только могила исправит. «Не беспокойтесь, – утешал он родственника третьего секретаря, – горб наладим и все восстановим в лучшем виде. Вот подкрасить не сумеем. Но безвыходных положений не бывает. Мы нальем вам бутылочку „шила“, вы съездите к таксистам, они разведут по вкусу и горб подкрасят».

Так в свой первый день военно-морской службы я познакомился с руководством Горкома, старшим матросом по фамилии Король и мастером ОТК Чеботаревым Борисом Алексеевичем, прекрасным торпедистом и жестянщиком одновременно. Служба началась с ликвидации аварийного происшествия с автомобилем, инцидент был исчерпан. А кто разводил шило по вкусу – таксисты или «работник» со своим секретарем – осталось тайной. Возвращаясь вечером домой, заглянул в киоск купить местную газету и пару лотерейных билетов. На счастье. Почему-то вспомнился однокашник, Жора Кайданов, который спал и видел себя за рулем «Москвича» 401-й модели. Он изводил всю свою финансовую наличность на лотерейные билеты, но был невезучим. Купив газету со счастливыми номерами, он постоянно расстраивался: «Есть же дураки, которые выигрывают машины, хотя они им вовсе не нужны». Решил попробовать выиграть и я. Конечно, не выиграл. Но мысль о собственной машине запала мне в душу.

Дальше дни пошли поспокойнее. Укреплял теорию практикой сразу по трем направлениям: по парогазовым торпедам, минам и тралам. Много ли нужно времени на все это? Ну, месяц. Ну, два. И стоило пять лет крушить интегралы, чтобы перемотать трос на вьюшке мины да приготовить торпеду? Два вида дефектов: где-то что-то травит – проверь на мыльную эмульсию и подтяни гайку, да где-то что-то засорилось и не пропускает – сними фильтр или дюзу, промой в керосине и продуй воздухом. Усвоил заповедь: «Уважай чистоту воздуха, воды и керосина». Пригодилась. К «черным и рогатым» душа не лежала, к тралам тоже. Выбор был сделан. Раз и навсегда. Кстати, в неконтактной технике тоже два вида дефектов: нет контакта или есть там, где не должен быть. Одним словом – прибор Фролова и нет проблем. Короче, первый год прошел в освоении заведования и завершился присвоением мне воинского звания старший инженер-лейтенант. То ли старший инженер, то ли старший лейтенант. Не подозревал, что я буду носить это уникальное воинское звание целых пять лет. Правда, обилие фруктов на столе, нормированный рабочий день, спокойное, как в монастыре, дежурство действовали умиротворяюще. Посиди сейчас в первом отсеке подводной лодки, посчитай пузыри у перекисной торпеды – мало не покажется. Платят здесь, конечно, с гулькин нос, и подъемные по сих пор не получены… Но в полной мере я оценил «коварность» назначения позднее. Право выбора первого назначения должно быть высшим поощрением выпускника. За это стоило бороться. Правда, выбрал бы ли я корабль? Инженерный крен был выше, а советчиков у нас не было.

7. Складские будни

Береги честь смолоду

Ларион.

Склад был, как заброшенный приход в минной службе. Штат его невелик. Командовал складом в то время, а это был 1958 год, капитан-лейтенант Рощепкин Геннадий Петрович. Основной потребитель оружия – дивизион торпедных катеров в Фальшивом Геленджике – был расформирован. Ремонтировали торпеды, мины – и на полку. Никаких поставок оружия. Тишина. Решил продолжать реализацию плана ГОЭЛРО, электрифицировать Россию до самого последнего склада. Нужно было 600–700 метров силового кабеля на 100 кВт. Двинулся к соседям-нефтяникам. Изложил просьбу. Те: «А что мы будем иметь?». Пожалел, что ЗИП от торпед не годится к автомашинам. Очередь стояла бы у наших ворот. Пришлось вплотную столкнуться с производительными силами и производственными отношениями развитого социализма. Склад мог купить только наглядную агитацию: портреты Хрущева и членов ЦК КПСС, бумагу, ручки и чернила. Продать тоже ничего не мог. Даже металлолом, и тот шел в общенациональную копилку за здорово живешь – план. Потому и лежал без движения по местам первоначального накопления, ржавел. А вот главный принцип социализма: «Ты мне – я тебе» пробивался даже сквозь асфальт общенародной стройки. Из несекретного барахла на складе были вылежавшие установленные сроки и подлежащие списанию троса любых диаметров, старые тральные кабели, резиновые шланги, емкости. Раскинул я свой товар.

– Нам нужен кабель для сварщиков сечением квадрат на 50.

– Есть на 70 квадрат, трехжильный.

– Берем хоть пару километров. Платим немедленно.

– Нет, платить не надо. Башку оторвут до колен. Не дай Бог. Только баш на баш. Копейка в копейку, метр в метр.

– Лады, бери свой силовой. В барабане километр.

Подсчитали, сколько должны трального кабеля, и ударили по рукам.

Договорились о встрече и о том, кто кому ставит. Выпало: им мне. Видя мой категорический отказ, не расстроились: «Ты что же, совсем государственную монополию не поддерживаешь? Нехорошо. Сделка должна быть смазана и баста». Получать кабель нужно было под Краснодаром за 140 верст. Вторую глобальную проблему – замену проржавевшей кровли – решали исключительно законным путем. Или очередь подошла, или посылка с фруктами сработала, но за неделю до Нового года счастливый Геннадий Петрович привез наряд на тонну кровельного железа. Получить немедленно, наряд действителен до 31 декабря. Получать далеко, в Краснодаре, значит и кабель привезем. Отправили машину с матросами и целого инженера-лейтенанта Вадима Рыбалко. Вернулся он через двое суток голодный, с голодными матросами, небритый: «Там и очередь машин на сто пятьдесят, да без очереди столько же». Короче, с задачей не справился. Зачли как разведку боем: знаем, что склад забит машинами, окрестность тоже, крайнего не отыскать, все первые. Не справился лейтенант, командир посылает очередного, теперь старшего лейтенанта, т. е. меня. Подъезжаю. Количество машин увеличилось, а время, соответственно, уменьшилось. Прошел к начальнику Краснодарской конторы Главснабсбыта. У входа в кабинет сидит хорошенькая девушка, секретарша. Вот кто нам поможет! Приобретаю вид только что сошедшего с трапа корабля морского волка. Вижу, не часто балуют этот склад флотские офицеры. Девочка смотрит на меня с восхищением, или мне так кажется спустя столько лет. «А может быть, этот симпатичный молодой старший лейтенант не женат? С ума можно сойти». – «Такая девушка не оставит флот в затруднительном положении. Помогите, пожалуйста, красавица. Ведь секретарь умеет все, что умеет директор и еще чуть-чуть для ВМФ. Я совершенно не в курсе ваших порядков», – говорю, протягивая ей наряд и доверенность. Девушка юркнула к директору и через минуту вернулась, упорхнула в лабиринты кабинетов, которые осаждали здоровые мужики живой очереди. Девушка вернулась со всеми положенными закорючками и, обворожительно улыбаясь, протянула мне документы: «Идите прямо к месту выдачи». Я поблагодарил, что-то еще мямлил, мол, не забуду дорогу сюда, твердо решив отблагодарить секретаршу. Но я обманул ее. Я никогда больше не завернул к ней и до сих пор жалею об этом. Я так торопился предстать перед глазами начальства победителем Снабсбыта, что даже не купил ей коробочку конфет, которыми предусмотрительно торговал буфет на выезде из склада. Прошло почти полвека с тех пор. Девушка уже, наверное, стала бабушкой, а мне до сих пор стыдно, что не вручил ей тогда ни коробки конфет, ни букета цветов. Если случайно она прочтет эти строки, пусть напишет мне: нет таких конфет в Санкт-Петербурге, которых я не купил бы для нее. Ох, как верна пословица: «Береги честь смолоду». Я готов и сейчас стать в притворе храма и читать сорокадневную очистительную молитву.

Получили и быстро загрузили кровлю: что такое одна тонна для пятерых матросов? Пустяк и даже меньше. Героем зашел к снабженцам и водителям в конце очереди. Категорически пожелал им успеха и утешил, что щетина, которая у них, конечно, вырастет к Новому году, непременно превратится в золото.

– А ты что? Стоять не будешь?

– Не располагаю временем, да и кровля уже в кузове.

– Ну, ты, брат, и хват!

На обратном пути заскочил к нефтяникам, погрузил барабан с кабелем и героем возвратился домой. Получив все положенные благодарности, посмотрел сверху вниз на Вадима Рыбалко: «Учись, пока я жив!» Вообще-то, я сам не ожидал от себя подобной прыти.

Совхоз – наши шефы – дал трактор с однолемешным плугом. Два прохода, и траншея готова. Через три дня инженер из Горэлектросети принял у нас кабельную трассу и, со словами: «Да будет свет!», подключил нас к трансформаторной подстанции. И стал у нас коммунизм, так как социализм был уже ранее, а теперь плюс электрификация. Заработали подъемные тельферы, перемоточный станок, стало тепло и светло. Жить стало лучше, жить стало веселее.

Летели месяцы, и служба шла. В отпуск ездили в Ленинград, к родителям. Особенно не шиковали, копили деньги на машину. Мила Ивановна умела экономить, и я ей не мешал. Так прошло еще три года. Должность начальника цеха – аж капитан-лейтенант, как у командира. Сочинил он представление на присвоение мне очередного воинского звания, отправил в Севастополь. Но благим пожеланиям не суждено было сбыться. На столе у направленна в кадрах уже лежала другая бумага, из Москвы: новый штат нашего склада, в котором моя должность уже была прописана гражданской. Минеры высшей квалификации были не нужны. И возвращается мое представление назад с предложением мне другой должности – начальника отдела технического контроля, а это всего лишь старший лейтенант. Так пошел я по второму кругу, теперь уже «борцом за качество». И выскочить из этого круга я мог в полном соответствии с законами теоретической механики и практикой прохождения службы только с помощью внешней силы. Такая внешняя сила вскоре объявилась – сокращение Вооруженных Сил на миллион двести тысяч и организация ракетных войск. В ракетные войска заметали всех. Из двенадцати офицеров склада осталось два: начальник да я. Только меня он и сумел отстоять, порекомендовав в Академию. Большое спасибо Геннадию Петровичу Рощепкину. Мир его праху.

Купил «Математический анализ». Конкурс меня не пугал. Тем более с Черного моря. Кому охота терять место под солнцем и менять море Черное и штаны белые – на море Белое и штаны черные? Не будь этого вселенского переполоха с сокращением Вооруженных Сил, все в жизни моей было бы по-иному. С тактико-бытовой точки зрения, здесь был настоящий рай. Гена Рощепкин закончил службу специалистом по кадрам в УПВ. Помог бы мне за электрификацию последнего склада найти местечко. Тихое и спокойное. Значит не судьба. Интуиция говорила: «Карабкайся в науку». Надеяться мне было не на кого. Родственников со званием выше «совслужащий» ни я, ни Мила Ивановна не имели. Правда, один полезный родственник нашелся – брат Милы. Он стоял в очереди на «Волгу», но требуемых денег не накопил. Мы кое-что скопили, родители помогли. Короче, он купил, Миле подарил, а я по доверенности так всю жизнь на этой «Волге» и проехал, намотав более шестисот тысяч километров на кардан. До Луны и обратно. Теперь только в утиль.

8. Счастливый случай

Огорошенный службой, ты все же не отчаивайся

Козьма Прутков

Ларион.

В Военно-Морской академии я появился единственным в звании самого старшего лейтенанта на собственной «Волге». По тем временам это было так же неестественно, как генерал-полковник на подножке трамвая. «Волга» тогда была большой редкостью.

– У Вас что, личная «Волга»? – спросил меня дежурный офицер по академии, приложив, на всякий случай, лапу к уху.

– Да, говорю, пришлось купить. До служебной не дорос и, надеюсь, этого не случится.

– Тогда отгони ее от центрального входа. Здесь стоят только черные.

– Да, вижу. Мой колер не тот. От пешехода до «Волги» далеко, но до черного колера еще дальше…

В группе нас было пятеро. Повышать свои минно-торпедные знания в тот год вместе со мной прорвались «оружейники» Лев Головня с Севера. Игорь Меньшиков с Балтики, «фрунзаки» Володя Минаев с Севера и Станислав Петров с Камчатки. Со Львом в училище мы были в одном классе, Игорь годом постарше. Старшим академической группы был назначен Станислав Петров.

За свое «высокое» звание и личный автомобиль я был тут же окрещен «карьеристом». Даже мой подробный рассказ об Олеге Надзинском не возымел действия. Три года так и ходил в «карьеристах».

В конце первого академического дня Станислав внимательно осмотрел нас: «Я вижу, вы не утомлены еще научными проблемами. А как насчет прописки в Академию. В ближайшем ресторанчике столик на пять персон нам сегодня не повредит. Возражения есть?». Народ возбужденно загалдел, приветствуя инициативу руководства. «Транспорт к вашим услугам, „Волга“ под парами. Как говаривал незабвенный Козлевич – эх, прокачу! Я и ресторанчик здесь знаю, в Лахте, – я максимально упростил решение боевой задачи, поставленной небольшим, но все же начальником, – напитки заказывайте на четыре персоны, а харчишки на шестерых. Закуску беру на себя». – «Способности определим на месте по ходу действия пьесы, – уточнил Игорь Меньшиков, – мы все лее не жрать туда едем, а прописаться».

Скоро мы уже сидели за столиком. И были далеко не первыми. Нас встретили понимающими взглядами. Ценные мысли атакуют умные головы почти одновременно. Выпили, закусили, заговорили. Сначала решили представиться друг другу по перечню заслуг и планам на ближайшее столетие. Первым доложился Лев Головня.

– Я, братцы, бывший начальник цеха ремонта торпед на арсенале, и ждут меня обратно. Теперь главным инженером. А мне бы хотелось на подводные лодки. Родственнички мои дальние, Валя Рыков и Эмиль Спиридонов, настойчиво рекомендуют. Я здоров, годен без ограничений, а эти молотки только мешают. Без службы на кораблях далеко не продвинешься.

– Конечно, давай на лодки, – поддержал и Станислав, – мы и выпьем за это дело. Роста ты небольшого, шишек будет меньше, да и торпеды знаешь. У меня был период в биографии. Год служил на берегу. Потому и торпеды знаю. Ваш Юра Москалев принимал у меня экзамен в ТОВВМУ по специальности, подсуживал оружейникам, но одолеть меня не смог. Честен.

Все выпили за будущего подводника.

Далее был черед Игоря Меньшикова.

– Я из МИПа, минно-испытательной партии. Обратно не хочу, на подводные лодки не тянет. Мне бы в военные представители на завод или в КБ. В приличный город. С населением так тысяч пятьсот. Сверху без ограничений.

Все выпили за будущего военпреда. Я не торопился со своими «мемуарами», потому Станислав вдруг спросил:

– Ну а ты, карьерист, куда метишь? С Черного моря в академию идти желающих не так много. Значит, припекло, что на Север попасть не испугался.

– Да я не из пугливых. Куда Родина пошлет, там и буду. Поближе к оружию, подальше от бумаг. Страсть как их не люблю, – я сказал, что думал и не подозревал, что заработал первые очки в свою пользу у своего будущего покровителя.

Игорь со Львом внимательно следили за состоянием рюмок, поддерживая их неизменно в СГ–1, за очередностью тостов, но, наконец, и они пустили все на самотек. Станислав увлекся воспоминаниями. У него вдруг всплыл эпизод со стрельбой боевой торпедой по берегу по вводной Командующего флотом адмирала Фокина.

– Прибыл к нам на эскадру командующий флотом. Слух прошел – дежурная лодка будет стрелять боевой торпедой. На дежурстве была «С–179» Кравинского. Командиром БЧ–3 на ней был Вадим Цирульников. Что проверять? Какую торпеду назначат в залп? Проверили основное – сборку УЗУ, торпедно-зажигательные приспособления на безотказность, крутились всю ночь. Поутру вышли в море. Пришли в район. Объявили: стреляем из торпедного аппарата № 2 парогазовой торпедой 53–51. Доложили о готовности. ЗАЛП. Расчетное время хода 5 минут. Проходит минута, пять, шесть. Взрыва нет. Ну, думаю, конец карьере. По трансляции: флагмину прибыть в центральный пост. Иду. Ноги подкашиваются. И вдруг взрыв! Ныряю в центральный пост. Все кричат: «Ура!», поздравляют. Я думал все, конец флагминству. Фокин был крут на расправу, но нас, торпедистов, любил. Хоть и надводник. У них артиллерия – бог войны.

Мы выпили за торпедистов. Я твердо решил, что из академии – только торпедистом. К ночи я развез по домам загулявших «академиков». Наутро на меня смотрели унылые рожи с тенью горячей жажды знаний.

Тогда нас учили всему – и минам, и торпедам, и тралам. Привязанность проявлялась при выборе тем дипломных проектов. Но до них было еще далеко. Учился я легко… Увлекся стрельбой из коротких стволов. Не зря я в детстве ходил по рельсу, а в училище любил «покидать» металл. И чувство равновесия появилось, и рука стала, как у монумента, не дрогнет в нужную минуту. Потому на первом же выходе на огневой рубеж выбил больше норматива 1-го спортивного разряда. Взяли в сборную, и через месяц на первенстве Военных академий выполнил норму кандидата в мастера. Норма «кандидата в мастера спорта» была единственным приличным результатом в нашей команде. В общем зачете мы были на почетном последнем месте. Нас обошла команда из Перми, которой это место прочили. Наша поэтесса-стрелок увековечила это в стихах:

 
Пермяки – солены уши! Измотали наши души.
Из-за этих бестий мы на последнем месте!
 

Отношения в нашей группе сложились нормальные, взаимоуважительные. Разве что Станислав мог мгновенно остановиться и уточнить дистанцию: «Товарищ старший лейтенант, это не положено…». У каждого свои заскоки. У кого их нет? Через год я в торжественной обстановке стал инженер капитан-лейтенантом. Самое дорогое и красивое звание: ты еще молод, но уже опытен. По всем вопросам. Кажется, что весь мир смотрит на тебя, когда ты за рулем «Волги». Судьбе было угодно, чтобы я набирал очки именно у Станислава. Как-то, увидев мой конспект по электротехнике объемом в пять-шесть страниц, Станислав обомлел: «Как же ты будешь экзамен сдавать? У меня вот целая тетрадь». «Чем меньше напишешь, тем меньше учить к экзамену». Я не стал объяснять, как учил нас векторному анализу в оружейке знаменитый Охрименко. Все лежит в голове до сих пор, неповрежденное временем. Станислав не стал оспаривать эту сомнительную истину. Он к этому времени проникся уважением к моим инженерным познаниям, так как ряд пари, выигранные мною, стоили ему пары бутылок коньяка, которые были выпиты для сплочения коллектива на вечные времена.

Три года пролетели незаметно. Представитель Управления кадров задал мне такой вопрос:

– А что вам больше по душе в службе?

– Наше оружие.

– А какое оружие ваше? – Торпедное, естественно.

– Вот и славно! Поедете во Владивосток. В арсенал.

– Есть, во Владивосток!

Он что-то стер в своей раскладушке. Что же там было написано? Значит опять судьба. Я не отчаивался. Город-то нашенский, хоть и далеко.

Все вышло так, как мы и желали тогда в ресторанчике в Лахте. Володя Минаев был назначен преподавателем в училище им. Фрунзе, Игорь Меньшиков – в военпреды в Свердловск, Лев Головня – командиром БЧ–3 на атомную подводную лодку. Станислав пошел вверх – флагмином дивизии атомных подводных лодок на Северный флот. Наши служебные пути будут многократно пересекаться. С Игорем Меньшиковым мы будем вместе служить в Минно-торпедном институте, вместе ездить по флотам, оказывая практическую помощь в освоении оружия. Он станет ракетчиком, противолодочником. Лев Головня сначала пойдет по командной линии – помощником командира ПЛ, старпомом, но минного пассионария из него не получилось Он вернется в правильные минеры. Большую роль в моей службе суждено будет сыграть Станиславу Петрову.

Мы прощались за тем же столиком, за которым прописывались. Теперь пришли выписываться. Пили за будущие успехи и обещали помогать друг другу при возникновении возможности. Спустя месяц я шагал по рельсине уже на другом конце транссибирской магистрали. От автобусной обстановки «Верхне-Портовая 68» до тупика Амурского. Вот и железнодорожный поворотный круг. Конец магистрали. Где-то здесь и последняя шпала. Далеко я, однако, залетел. Управление кадров загнало меня снова в начало координат: в начальники технического отдела. Месяца четыре, правда, я был начальником технического отдела, или, как его здесь называли, «отдела тех»: чертил тележки для транспортировки торпед, модернизировал нестандартное оборудование, т. е. участвовал в общем «движении» совершенствования эксплуатации торпед.

Академия сыграла огромную роль в моей дальнейшей службе: я попал в «боевую» часть, стал торпедистом, приобрел покровителя. Впрочем, об этом я еще не знал. Я знал, что у меня прибавилось много добрых друзей.