Текст книги "Приз варвара (ЛП)"
Автор книги: Руби Диксон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
– Я могу сейчас… овладеть тобой?
Прикусив губу, я киваю ему головой. Я хочу этого. Я хочу его. Я прикасаюсь к его щеке, преисполненная любви к этому мужчине, такому нежному, но с собственническими наклонностями. Он просто создан для меня. Когда он, протянув руку между нами, пристраивает свой член ко входу в мое тело, я раздвигаю ноги пошире. Кровь стремительно несется по моим венам, и меня переполняет дикое желание, чего я не ожидала. У меня такое ощущение…. словно вот-вот должно произойти что-то очень значимое. Словно я сейчас снова собираюсь кончить.
Но это какая-то глупость, потому что он еще даже не проник в меня. Я просто в предвкушении, что мы наконец-то будем вместе, прихожу я к решению. Проведя рукой по его великолепным, густым волосам, я скольжу руками по его мускулам, просто радуясь тому, что могу прикасаться к нему и дразнить его крупное, прекрасное тело.
Я чувствую, как он прижимает ко мне головку своего члена, после чего слегка подталкивает. Как только он это делает, мое сердце начинает колотиться сильнее. И еще интенсивнее, даже тогда, когда я задыхаюсь от ощущения, что он входит в меня. Он продвигается медленно, но это не умаляет тот факт, что он оснащен не как человек, и все в нем огромное. В то время, как он дюйм за дюймом погружается в меня, я ощущаю, что я практически полностью растянута, мое тело напряжено, а кровь прямо-таки несется по моим венам, и чувствую я себя так, будто вот-вот взорвусь.
Затем его глаза встречаются с моими, и вдруг я осознаю, что… я не единственная, чье сердце колотится. Я его слышу. Оно стучит так громко и так быстро, что…
Оно не стучит. Оно мурлычет. Я тоже мурлычу.
Мы резонируем.
Ахнув, я кладу руку ему на грудь, поверх его сердца.
– Салух!
– Я это чувствую, – рычит он сквозь стиснутые зубы. – Я знал. Я всегда знал, что ты моя, Ти-фа-ни.
Счастливое рыдание вырывается из моего горла, и я обнимаю его за шею.
– Ты знал! Ты знал, а должна была прислушаться к тебе. Ох, я так сильно люблю тебя.
Его губы касаются моих.
– Это ничего не меняет. До резонанса ты была моей, и ты все еще моя.
– Твоя, – плачу я, и слезы текут по моим щекам. – Я вся твоя. – Я выгибаю спину. – Возьми то, что принадлежит тебе.
В ответ на это тело моей пары поверх меня напрягается.
– Что? Что с тобой?
Прижавшись лбом к моему, он закрывает глаза.
– Дай мне минутку. Этот резонанс…
Я все понимаю. Резонанс – несмотря на то, что он такой потрясающий и всецело желанный – мешает ему сохранять над собой контроль. Как-никак, он девственник, и это его первый раз. А учитывая, что резонанс обостряет происходящее? Неудивительно, что ему приходиться бороться за контроль. Я провожу рукой по его боку, гладя его, потому что, похоже, не могу удержаться. Я наверняка умру, если сейчас перестану прикасаться к нему. Это подождет.
Прямо здесь, прямо сейчас я чувствую завершенность. Моя пара похоронена глубоко внутри меня, моя грудь резонирует ему, а мир полон чудес и возможностей.
Салух неглубоко вонзается в меня, затем снова замирает.
– Я… не представляю, – начинает он, и тут же испускает стон. – Ты… но…
– Ты молодец, – шепчу я, поглаживая его по щеке, лбу и волосам. Боже, я просто хочу продолжать прикасаться к нему, везде, где только могу дотянуться. – Мы можем сделать это и по-быстрому. Для большего у нас еще вся вечность впереди.
Даже когда я просто произношу эти слова, они поражают меня своей дивностью. У нас еще вся вечность впереди. Теперь мы абсолютно, однозначно принадлежим друг другу. Наши кхаи создали из нас пару, и нет ни единого шанса, что другой мужчина когда-либо сможет встать между нами. Мне хочется смеяться от чистой радости этого открытия.
– Ти-фа-ни, я не хочу тебя напугать, – бормочет Салух. – Но… если я пошевелюсь, боюсь, я не смогу двигаться медленно.
Его лоб покрыт потом, на лице видно напряжение. Вены на его шее вздулись, как будто ему приходиться прилагать всевозможные усилия, чтобы, трахая меня, не стать по животному диким.
Но… я не возражаю против того, чтоб он стал по животному диким.
– Салух? – шепчу я. – Наклонишься ко мне?
Он так и делает.
Намотав на кулак его волосы, я прикусываю его челюсть, а затем провожу языком по этой отметке.
Он тихо гортанно рычит, и этот звук едва не теряется на фоне устойчивого грохота нашего резонанса. Мгновение спустя он скалит зубы в рыке, а в его глазах загорается диким огнем.
И он врезается в меня быстрым, жестоким толчком.
Я задыхаюсь. Миллион ощущений проносятся сквозь меня – бугорки его члена, трущиеся о мои внутренние стенки, толчки его шпоры по моему клитору, восприятие его проникновения – все это невообразимо потрясающе. Я все еще знаю, что я в безопасности, и для меня несколько шокирующе – и волнующе – видеть, как мой сдержанный Салух теряет самообладание. Положив руки ему на бедра, я впиваюсь ногтями.
– Да, именно так, детка. Отпусти контроль, ради меня.
Снова зарычав, он начинает стремительный, резкий ритм толчков. Он движется настолько резво, что я не успеваю приподнимать бедра достаточно быстро, чтобы соответствовать его движениям. Его шпора, когда он толкается в меня, непрерывно дразнит мой клитор, и он врезается в меня настолько жестко, что шкуры под нами сбиваются в кучу. Не то чтобы для меня это имело хоть какое-то значения – от того, как он на мне двигается, я чувствую себя невероятно. Мой рот разинут от непрерывных стонов, и я не в силах сформировать связную мысль. Мое тело насыщенно слишком уж сильным чувственным удовольствием, и проходит всего несколько мгновений, прежде чем я испускаю вопль, и моя киска сжимается вокруг его члена, а мое тело бьется в конвульсиях от оргазма.
– Моя, – цедит он сквозь зубы. – Моя женщина. Моя пара. – Его толчки становятся грубее, сильнее, и я стону, когда меня охватывает еще один оргазм. – Моя.
И тогда я чувствую это – горячий всплеск жидкости внутри меня, и я понимаю, что он кончает. Его тело надо мной содрогается в то время, когда он продолжает врезаться в меня. Пока он кончает, я цепляюсь за него, поскольку в моем теле все еще бешено бушует мой собственный оргазм. Когда он обрушивается на меня, я испускаю стон облегчения. Если бы он продолжал в меня врезаться, у меня нет никаких сомнений, что я бы продолжала кончать снова, снова и снова.
Вспотевшая, замше-подобная синяя кожа прилипает к моей, а его длинные волосы дико разбросаны у меня на лице. Правда, это меня заботит меньше всего. Закрыв глаза, я растворяюсь в ощущениях, как его грудь мурлычет напротив моей. Это кажется таким… интимным. Даже в большей степени, чем секс. Словно наши кхаи признаются друг другу в любви.
Салух поднимает голову и вглядывается в меня сверху вниз, затем начинает целовать мое лицо короткими, обжигающими поцелуями.
– Я так рад, – шепчет он.
– Рад? – спрашиваю я, глядя в его красивое лицо. – По поводу чего?
– Рад, что мой кхай наконец-то прислушался к моим мольбам. – Он насмешливо усмехается. – Я уже много лун умолял его объявить тебя моей парой. До сих пор он молчал.
Я застенчиво улыбаюсь ему. Неужели он любит меня уже столько времени?
– Похоже, я сначала должна была примириться с теми ужасными вещами.
В тот самый момент, когда я это говорю, я понимаю, что совершенно права. У меня нет внутриматочной спирали, как у Джоси, и я не принимала таблетки, как Меган, которая стала резонировать своей паре через несколько месяцев после того, как мы здесь приземлились. У меня не было никаких физических причин, препятствующих мне тут же с кем-то спариться.
Все это было только душевно. Возможно, мой кхай это знал, и знал, что мне нужно время, чтобы примириться с жизнью здесь. Что я должна примириться, что мужчина прикасается ко мне, прежде чем я смогу жить дальше.
Возможно, он знал, что я нуждаюсь именно в Салухе.
«Кхай, ты умница, – говорю я ему. – Лучше всех!»
Часть 17
ТИФФАНИ
Следующие четыре дня мы практически не покидаем наши шкуры. Мы едим, пьем, пригоршнями снега смываем с наших тел пот, после чего возвращаемся обратно в постель и ведем себя, как подростки. На самом деле, очень похотливые подростки.
Я это обожаю. Я обожаю каждое мгновение, проведенное с Салухом. В постели он ненасытен, к тому же еще и авантюрный. Для него нет ничего слишком извращенного или ненормального, и мы пробуем все позы, которые только мне удается вспомнить, и одну-две, которые придумывает он. А еще? Мужчина обожает полакомиться киской. Я неоднократно просыпалась, обнаруживая его между моих ног, преисполненного решимости начать день, доведя меня до оргазма.
Да разве можно на такое жаловаться?
Резонанс – основная причина, почему мы такие ненасытные: мурлыканье между нами идет просто безостановочно, и я подозреваю, что мы будем сексуально возбужденными, как дураки, пока он не зачнет в моей утробе младенца. Я уже сейчас вижу в сексе некоторые отличия – как только я слышу его мурлыканье, я промокаю. Без разницы, что мы только что занимались сексом, от него у меня мгновенно намокают трусики. Ну, если б у меня были бы трусики. Что же до Салуха? Он больше не «стреляет холостыми». Теперь, когда он кончает, его семя извергается молочным и густым, а не скорее жидким, как раньше. Могу лишь догадываться, что там полным-полно сперматозоидов, которые так и стараются изо всех сил, дабы забить мне гол. Я не против. Я уже размечталась о детишках с рожками Салуха и с моими дикими, кудрявыми волосами. Черт, это был бы самый красивый малыш на свете.
Даже после того, как первоначальное безумие резонанса проходит и мы больше не испытываем острой потребности вытрахать друг у друга мозги, нам не до исследований. Мне не очень-то интересует то, что содержится на этом корабле; для меня все это печальный, сломанный мусор. Я не такая, как Харлоу, которая постоянно изводит себя мыслями об изобретениях. Я скорее девушка-ремесленница. И для меня очевидно, что Салух не доверяет ничему из вещей этого старого космического корабля, поэтому мы придерживаемся исключительно нашего костра.
Где-то через неделю заканчиваются запасы топлива для костра, также, как и еда. Оставшись без источника обогрева, пару дней мы греемся, прижимаясь друг к другу под нашими одеялами, затем Салух заявляет, что самое время выйти в снега и немного поохотиться. Я предлагаю пойти с ним, однако он отказывает. Моей лодыжке сейчас гораздо лучше, она уже не такая опухшая, но он настаивает, чтобы я еще какое-то время на нее не наступала. Так что я, закутавшись в одеяла, провожу день в полном одиночестве у остывшего кострища, то недовольно дуясь, то немного дремля. Этот день без моей пары, когда он не рядышком со мной, кажется таким длинным и чертовски одиноким.
Как только Салух возвращается с замороженной тушей двисти и сумкой, полной топливом для костра, я бросаюсь его лапать и осыпать поцелуями до тех пор, пока он, напрочь забыв про еду и костер, тащит меня в постель, дабы заняться со мной любовью. После того, как мы поели и развели костер, мы лежим голыми в шкурах в объятиях друг друга. Мои пальцы переплетены с его бόльшими, а он продолжает целовать мое плечо, без сомнения готовый к следующему раунду секса.
Однако он удивляет меня своими словами.
– Ты скучаешь по дому? По дому, где ты жила до того, как оказалась здесь?
Я оглядываюсь и смотрю на него.
– А почему ты спрашиваешь?
Он снова целует меня в плечо, после чего легонько облизывает мою кожу.
– Потому что я представляю, что ты живешь в таком месте как это. – Он жестом руки обводит старый корабль. – И это заставляет меня задуматься, сможешь ли ты когда-нибудь быть по-настоящему счастлива, живя в пещере.
Улыбнувшись. я тяну его руку к своей груди, чтобы он мог поиграть с моим соском.
– Мой дом был совсем не таким.
– Нет?
– Не-а. Я выросла на ферме. У нас были куры и коровы, и даже был маленький огород. Было очень много работы.
– У тебя была пара? Семья?
– У меня была тетя. Старшая сестра моей матери, – объясняю я, потому что понимаю, что на их языке нет слова «тетя». – Оба моих родителя были военнослужащими и погибли за границей. Мой отец умер в транспортной катастрофе, а мама – в обстреле дружественных войск. – Я всегда считала, что я самый неудачливый ребенок на свете, потеряв обоих родителей в одной и той же войне. – Моя тетя была старше моей матери примерно на пятнадцать лет, но мне больше некуда было деваться, поэтому она забрала меня к себе. Она заявила, что, если я хочу оправдать свое содержание, то мне придется его отрабатывать, что я и делала. Каждое утро просыпаясь, я кормила кур и собирала яйца, а после этого шла в хлев и, распаковывая сено из тюков, кормила скот, доила коров, затем выпускала их на пастбище, а потом отправлялась в школу. Вернувшись домой, занималась уборкой дома и отправлялась спать. Окончив школу, я немного походила на курсы косметологов, но мне пришлось их бросить, потому что они были дорогими. – Моя тетя не давала мне денег, чтобы помочь их оплатить, и в перерывах между работой на ферме и этими курсами у меня даже не было времени, чтобы устроиться на постоянную работу. – Иногда бывало… очень тяжело.
– И именно поэтому ты так много работаешь? Потому что чувствуешь себя обязанной?
Моргая глазами, я пялюсь на пламя костра, удивившись его словам.
– Я никогда об этом не задумывалась, но, наверное, ты прав. Мои родители меня любили, а вот тетя не знала, что со мной делать. Она ясно дала понять, что если я хочу остаться в ее доме, то должна это заслужить.
Я никогда не чувствовала, что тетя меня любит, более того, у меня было такое чувство, будто я что-то вроде раздражающего обязательства и, наверное, даже скорее ботрачкой, от которой она не могла избавиться. К этому следует добавить тот факт, что до кхая я болела диабетом, так что чувствовала я себя ее неиссякаемой проблемой. Я никогда не чувствовала себя членом семьи. И это восприятие отношений я перенесла на ледяную планету, где я занималась дублением кожи и выращиванием сельскохозяйственных культур, а также старалась придумать всяческие способы показать, что честно отрабатываю свое содержание. Отчасти это произошло из-за того, что я просто не могла сидеть сложа руки, а отчасти из-за чувства отсутствия безопасности.
Мда.
Он покусывает мое плечо, а затем целует мою шею.
– А что дальше? Теперь ты растолстеешь и станешь ленивой, а твоя пара будет тебя кормить?
Я заливаюсь смехом.
– Сильно в этом сомневаюсь. Скорее всего, я все ровно буду много работать, а когда ты будешь возвращаться домой, то буду в шкурах усердно трудиться над тобой.
Он безрадостно шлепает меня по заднице.
– Свое ты уже отработала, моя пара.
Пещеру старейшин заполняет мой смех.
САЛУХ
Я тру маленькой палочкой зубы, очищая их, и наблюдаю, как моя пара, уютно устроившись, сидит у костра и шьет. На улице дневное время суток, и уже два дня не шел снег, а это значит, что мне следует выйти отсюда, собрать еще топлива для костра и поохотиться. Однако мне как-то странно не хочется уходить. Когда я смотрю на мою пару, моя грудь удовлетворенно урчит, – это мой кхай напевает счастливую песню.
Моя пара. Она настолько красива, что у меня перехватывает дыхание, так же, как от осознания, что она моя. Я наблюдаю, как Ти-фа-ни, наклонившись поближе к огню, проталкивает костяное шило сквозь шкуры, затем длинными, изящными пальчиками протягивает тонкую веревочку. В свете костра ее смуглая кожа переливается оранжевым светом, а блестящие волосы окружены необычайным ореолом. Она замечает, что я смотрю на нее, и на ее губах появляется легкая улыбка.
– Что с тобой?
Я мотаю головой.
– Просто восхищаюсь своей красивой парой и ее трудолюбивыми пальчиками.
Ее улыбка становится еще шире.
– Твоей паре не пришлось бы быть такой трудолюбивой, если бы ночью ты был бы поаккуратнее со шкурами.
Я усмехаюсь, вспомнив прошлую ночь. В своем стремлении приложиться губами к своей паре, я мог разорвать шкуры,… дважды.
– Твой мужчина изголодался по своей женщине.
– На самом деле мой мужчина не просто изголодался, он ненасытен, – поддразнивает она.
Ее слова колкие, однако ее взгляд, которым она меня окидывает, подсказывает мне, что она тоже подумывает о сексе. Ее груди поднимаются и опускается все быстрее и быстрее, и я слышу гул ее кхая, когда она начинает возбуждаться. Ах, быть резонанс-парой – самое прекрасное удовольствие, которое мне когда-либо посчастливилось познать.
Я бросаю палку для чистки зубов в огонь. На охоту я отправлюсь попозже. А сейчас тут сидит одна очень соблазнительная женщина, которая так и молит, чтобы лизнули ее влагалище…
– Ау-у-у-у! – где-то снаружи окликает звонкий женский голосок. – Здесь есть кто-нибудь?
Ти-фа-ни резко вскидывает голову.
– Божемой! Джо-сии!
Она вскакивает на ноги.
Все мысли об утехах в постели тут же забыты, и я следую за моей парой, когда она мчится к входу в Пещеру старейшин. Несколько дней назад я прорыл в снегу туннель наружу, и он пока еще не засыпан снегом. Слышатся звуки скрипящего под ногами снега, и моя пара, хлопая в ладоши, радостно подпрыгивает, покуда из входа появляются в шкурах укутанные фигуры, своими снегоступами занося внутрь много снега.
– Джо-сии! – Ти-фа-ни вскидывает руки вверх, обнимая первую фигуру, сжимая ее в долгих, счастливых объятиях. – Ты цела! Как же я рада! – Затем она поворачивается к следующей, и ее счастливый визг становится еще громче. – Лииз! И Хар-лоу! Вы все здесь! Где ваши малют-ки?
Та, которую зовут Лииз, сорвав капюшон, отряхивает ярко-желтые волосы.
– Остались в пещере. Стейси играется в ясли, пока у нас девчачья гулянка. Или выходной. Или что-то в этом роде. – Оглянувшись на меня, она ухмыляется. – Прости, что прервали ваш медо-вий-месйац.
Моя Ти-фа-ни бросает на меня взгляд, и щечки у нее залиты ярко-красным румянцем.
– Ой, да ладно.
Любопытно. Я держусь в стороне, позволяя этим женщинам наверстать упущенное с моей парой. Все они, сбрасывая шкуры, возбужденно болтают, а Ти-фа-ни берет их в руки и подносит к огню, чтоб они просохли. Она больше не хромает – прошло уже две недели, и ее хрупкая лодыжка зажила. Сейчас она сияет от счастья, снова и снова тянется к руке Джо-сии, и ее облегчение при виде подруги очевидно. Все женщины подходят к костру, обсуждая хирур-гиический ап-арат и что Хар-лоу хочет снова на него взглянуть, что комплект Лииз начинает ползать, что Джо-сии последние две недели находилась в главной пещере, что открыты новые пещеры и какие они чудесные и просторные, и что Ти-фа-ни должна их увидеть!
После двух недель относительного спокойствия и тишины мне кажется странным снова слышать так много болтающих голосов. Я чувствую укол сожаления, что мое время пребывания здесь с Ти-фа-ни наедине подошло к концу, однако мы вернемся обратно в пещеру и вместе разожжем свой собственный костер. Эта мысль более чем привлекательна, и я целую свою пару в лоб, когда прохожу мимо костра, чтобы добыть еще топлива.
Наступает тишина.
– Ну… это что-то новенькое, – скромно замечает Лииз. – Кое-кто позажигал на сеновале.
В этих словах я не вижу никакого смысла, но, судя по хихиканью Ти-фа-ни, она – да. Мой кхай тут же начинает мурлыкать, и я слышу, как присоединяется и ее. Женщины одновременно испускают ахи.
– Не может быть! – визжит Джо-сии. – Серьезно?
– Серьезно, – отвечает Ти-фа-ни, лучезарно ей улыбаясь. – Мы с Салухом резонируем.
Она протягивает мне руку, и я кладу свою ладонь в ее. Лицо моей пары излучает столько красоты и удовлетворения, что я начинаю резонировать еще громче, и песня в моей груди – это песня абсолютного счастья.
Лииз с Хар-лоу обе выкрикивают пожелания счастья, похлопывая мою пару по плечу и тянув ее вперед, чтобы обнять.
Джо-сии прикусывает губу, а улыбка на ее лице немного тускнеет.
– Я за тебя очень счастлива, просто мне немного грустно. Теперь я осталась совсем одна.
Лицо Ти-фа-ни становится печальным, и она протягивает другую руку своей подруге.
– Дай этому время. Вот увидишь, все произойдет.
– Поживем – увидим. – Выражение ее лица выглядит так, словно она Ти-фа-ни не верит.
– Если ап-арат… – начинает Ти-фа-ни. Затем она прерывается.
Все женщины переводят взгляды на меня.
Я не идиот. Я могу определить, когда мужчина явно лишний. Снова поцеловав мою любимую пару в лоб, я показываю на костер.
– Оставайся здесь. Я выслежу чего-нибудь, чем всех вас накормить.
* * *
Я охочусь несколько часов, чтобы дать женщинам время поговорить с глазу на глаз. Пока хожу, я собираю упавшие ветки и навозные куски, пополняя ими сумку для топлива, которую несу на плече. Снег густой и покрыт коркой, ноги при каждом шаге погружаются в него до голеней, тем не менее дичи много. Я провожу большую часть дня, проверяя ловушки, и отношу свежие добычи в тайник, которым я пользовался, чтобы кормить свою пару. Я добавляю туда новые дичи для следующего охотника, после чего забираю домой для моей пары жирного серпоклюва.
Когда я возвращаюсь, женщин в главной комнате нет. Я нахожу их всех в одной из задних комнат, а Хар-лоу наполовину забралась внутрь какой-то стены и дергает за что-то, что похоже на множество разноцветных сухожилий. Рядом стоит Джо-сии, сложив ладошки и с выражением лица, полным надежды, тогда как моя пара тихо разговаривает с Лииз. Увидев меня, личико Ти-фа-ни озаряется радостью и, как только наши глаза встречаются, мой кхай тут же начинает мурлыкать.
– Черт возьми, какая прелесть, – заявляет Лииз. – Я бы предложила вам обоим снять комнату, но у вас тут уже целый космический корабль.
– Вы не проголодались? – спрашиваю я, тревожно поглядывая на Хар-лоу в то время, как она вытаскивает внутренности из той стены. Я даже не знал, что внутри стены что-то есть.
– Давайте поедим, – заявляет Ти-фа-ни. – Вы тоже, Харлоу. Джоси.
– Я не хочу есть, но спасибо, – отвечает Джо-сии.
Хар-лоу кладет вниз внутренности той стены и стирает со своих рук черные пятна.
– Дело это не быстрое, Джоси. Не знаю сколько дней, но потребуется время, чтобы найти перегоревшие детали, а затем выяснить, есть ли еще где-нибудь на корабле аналогичные. Могут пройти недели. Когда он заработает, ты наверняка уже успеешь вернуться в главную пещеру. В таком случае я могу отправить за тобой гонца.
Джо-сии медленно кивает головой, и женщины выходят из комнаты и направляются к костру, чтобы поесть. Совершенно очевидно, что, независимо от того, что Хар-лоу ей сказала, это не тот ответ, который ей хотелось услышать. Бедная Джо-сии. Она выглядит несчастной. Я заново развожу костер, пока женщины друг с другом разговаривают, освежевывая мою добычу, после чего кладут половину мяса жариться, как это нравится людям, а половину оставляют сырым. Пока готовится еда, Ти-фа-ни устраивается рядом со мной, а я кладу руку ей на ногу, довольный этим простым актом – наслаждаться возможностью прикоснуться к ней. Мне никогда это не надоест.
Когда все достаточно наелись, Лииз оглядывается на нас.
– Итак, что у вас по плану?
– По плану? – я перевожу взгляд на Ти-фа-ни.
Положив свою ладонь поверх моей, она сжимает ее.
– Думаю, я готова вернуться в Южные пещеры, как только будет безопасно путешествовать. Моя нога уже вылечилась.
– Я пойду с тобой, – говорит Джо-сии. – Будет лучше, если заберем свои вещи.
Лииз кивает головой.
– Незачем больше разделять пещеры. С открытием новой системы пещер места достаточно для всех, даже молодоженов.
Один из ее глаз закрывается в слишком преувеличенном движении.
Хар-лоу, находящейся рядом с ней, испускает стон. Лииз повторяет это еще раз.
– Что-то случилось с твоим глазом? – спрашиваю я Лииз.
Все четыре женщины взрываются хохотом. Ти-фа-ни просто похлопывает меня по колену, бормоча что-то насчет того, что я милый.
Я не понимаю, что я упустил, но прикосновение моей пары напоминает мне о том, что действительно важно.
– Если Ти-фа-ни не хочет еще возвращаться, мы останемся здесь.
– Все в порядке, – говорит она мне спокойным голосом. Ее пальцы гладят мои. – Непохоже, чтобы остальные по-прежнему могут меня преследовать как свою пару. Меня тщательнейшим образом утвердили.
И ее лицо покрывается румянцем, тогда как другие женщины хихикают.
* * *
Утром мы с женщинами расходимся разными путями. И Хар-лоу, и Лииз очень хотят вернуться к своим комплектам и парам, и быстро уходят. Джо-сии решает вернуться в Южные пещеры вместе с нами.
– Мне нужно забрать свои вещи, раз мы все переселяемся, – говорит она. Улыбка вернулась в ее глаза, а выражение ее лица снова стало радостным.
Снег покрывает землю толстым покровом, и Джо-сии с Ти-фа-ни вознегодовали, увидев изменившейся вид местности. Из-за снегоступов на ногах они идут по тропе медленно, а я забочусь, чтобы у них было достаточно времени, чтобы безопасно пересечь склон. Я и не думаю их торопить, как это делал Таушен. Мы ночуем в одной из охотничьих пещер, и я развожу костер, чтобы Ти-фа-ни с Джо-сии, пока спят, оставались в тепле. Я охраняю вход, в полной боевой готовности. Моя пара – самое дорогое для меня на свете, и я ни на минуту не ослаблю свою бдительность, если это подразумевает, что она может пострадать.
Утром мы прибираемся в этой маленькой пещере, после чего продолжаем путь домой. Обе женщины в приподнятом настроении, Ти-фа-ни улыбается, вместо того, чтобы как обычно выглядеть печально, а Джо-сии на протяжении всего пути то болтает, то поет. Я проявляю бдительность, но не могу удержаться от желания постоянно смотреть на мою пару. Я могу часами глядеть на ее красивые черты лица, и мне это никогда не наскучит. Воистину, я счастливейший из ша-кхаев, заполучив самую очаровательную, умнейшую пару. Помимо этого моего благословения, скоро у нас будет комплект. Мое сердце ликует.
– Гляньте-ка туда! – кричит Ти-фа-ни, когда мы приближаемся к Южным пещерам. – Мои растения проросли! – стуча снегоступами, она направляется к хрупким розовым стебелькам, торчащим из снега. – У меня получилось!
Она своими пушистыми рукавицами закапывается в снег, а Джо-сии подходит к ней сбоку.
– Растения заправляются тем же самым топливом, что и костер? – спрашиваю я, вспомнив ее работу: бросать навозную лепешку в каждую ямку, вырытую для семян.
– Пожалуй, он подпитывает сами семена. Просто я вспомнила историю о коренных американцах и первом Дне благодарения, когда индейцы закладывали рыбу вместе с семенами, обеспечивая, чтобы они росли, поэтому я подумала, что навоз может сделать то же самое. – Она хлопает в ладоши в варежках, глядя на меня лучезарно улыбаясь. – Это так здорово! Это означает, что мы можем выращивать свою собственную еду и запасти на следующий жестокий сезон много не-картошки.
Моя пара, она очень умная. Я улыбаюсь, с гордостью глядя на нее.
– Ты столь же мудрая, сколь и красивая.
– Боже, меня сейчас стошнит. Вы двое, найдите себе комнату, – говорит Джо-сии и топает вперед.
Захихикав, Ти-фа-ни поднимается на ноги и улыбается мне.
– Серьезно, это потрясающе. Меня это так подстегивает.
Я совсем не понимаю, что означает «подстегивает», но для меня совершенно очевидно, что она довольна собственной сообразительностью. И я тоже.
– Какая досада, что нам придется их оставить тут, раз мы все возвращаемся обратно в главные пещеры племени.
– Я могу посадить их и там. Я сохранила семена. Мне бы хотелось посадить там целый снежный сад, если смогу такое потянуть.
– Я выкопаю все нужные тебе ямы, – говорю я ей.
– Я на это рассчитываю.
Мы прибываем в Южные пещеры через несколько мгновений после Джо-сии, и становится ясно, что там большой праздник. Человеческие женщины меня обнимают, а Аехако дружески хлопает меня по плечу.
– Позже мы еще поговорим о твоем неповиновении моим приказам, – шепчет он.
– Не сделай я этого, женщины были бы в опасности, а охотники были бы застигнуты врасплох бурей.
Он усмехается.
– Именно поэтому мы обсудим это позже, вместо того, чтобы я отпинал твой хвост, не сходя с этого места.
И в этот момент я понимаю, что все в порядке. Он улыбается, а не гневается, и все в этой пещере живы и невредимы. Все охотники здесь. Таушен находится у костра, вместе с остальными, а у Хэйдена странное выражение лица, покуда он с дальнего конца пещеры впивается взглядом в Джо-сии. Я не могу понять, оно выражает облегчение или гнев.
Ко мне подбегает моя сестренка Фарли, чтобы меня обнять, и у ее ног скачит крохотная двисти. Она обнимает меня за шею, и я, смеясь, обнимаю ее.
– Нас не было всего пару недель, а он уже следует за тобой по пятам?
– Так и есть! Он считает меня своей мамой, – заявляет Фарли, радостно смеясь, после чего неуверенно поглядывает на Ти-фа-ни.
– Не волнуйся, – улыбается Ти-фа-ни. – Ты заботилась о нем больше, чем я, и он должен принадлежать тебе.
Фарли испускает «ах».
– Ой, так странно слышать, как ты разговариваешь на нашем языке! Странно и чудесно!
– Это еще не все, – гордо заявляю я сестре и подхожу к Ти-фа-ни. Пока я иду, наши кхаи начинают мурлыкать в унисон, и этот звук заполняет пещеру. Глаза окружающих округляются, сначала от удивления, а потом от восторга.
Взорвавшись смехом, Аехако шлепает меня по спине, которые оборачиваются в объятия.
– Неудивительно, что ты так отчаянно за нее боролся! Твой разум все знал задолго до того, как это понял твой кхай!
Он шлепает меня по одному из рогов.
Я гордо улыбаюсь.
– Она принадлежит мне, а я – ей.
– Тогда мы должны это отпраздновать! У кого тут есть сах-сах?
Нас обоих, меня с Ти-фа-ни, обнимают снова и снова, все в племени желают нам счастье, находятся два кожаных мешка с выброженным сах-сах, и празднование начинается. В Южной пещере осталось не так много народу, так что это похоже на вечеринку в узком кругу, но все равно очень приятную. Ко мне один за другим подходят мои недавние соперники и желают мне счастья. Никто не обижен, хотя очевидно, что они разочарованы. Как, кто-то, вообще может соперничать с резонансом? Решение за ним вне зависимости от того, что нам хочется, и их не выбрал именно он. Я вижу, как некоторые с легким интересом посматривают на Джо-сии, но она кажется задумчивой, болтает с Фарли и гладит маленького двисти. Моя сестра покрыла этого зверя косичками и разноцветными лентами, вплетенными в его густую гриву. «Раз он сейчас бегает на свободе, то я должна обеспечить, чтобы никто по ошибке не охотился на него», – сказала она мне, потягивая сах-сах.
Над огнем жарится насаженный на вертел только что пойманный снежный кот, а мы едим ломтики окровавленного сырого мяса, в то время как люди ждут, пока пожарятся их куски. Раздаются вкусные семена, и все смеются и отлично проводят время. Джо-сии поет песню под названием «Гиллиганс Айленд*», которая вызывает бесконечное веселье у человеческих женщин. Приносится последнее сах-сах, и Фарли, достав свои краски, рисует красочные узоры на коже всякого, кто ей это позволяет.
