Текст книги "Дикий горный тимьян"
Автор книги: Розамунда Пилчер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
9. ЧЕТВЕРГ
По мере того как они продвигались на восток, поднимаясь по склону и все больше удаляясь от тихих морских заливов западной Шотландии, оставляя за собой фермы, поселки и запахи выброшенных на берег водорослей, пейзаж за окнами менялся с невероятной быстротой: свободная от машин дорога, петляя, уходила ввысь в бескрайние просторы безлюдной вересковой пустоши, которая могла бы показаться необитаемой, если бы не бродившие кое-где заблудшие овцы да парящий в небе стервятник.
День был холодный и пасмурный. Ветер неспешно гнал с востока серые клочья туч; время от времени в просветах между ними показывались бледно-голубая полоска неба и лучик неяркого зимнего солнца, что не только не скрашивало, но еще более подчеркивало унылость пейзажа.
Эта равнина с широкими полосами темного вереска и заплатами пожухлой травы простиралась во все стороны, насколько хватало глаз; то тут, то там виднелись зияющие торфяные выемки и мрачные глазницы болот. Затем стали попадаться островки снега, похожие на белые пятна на крупе пегой лошади, в основном в лощинах и канавах и на луговых угодьях, обнесенных низкими каменными оградами. Чем выше в горы уходила дорога, тем больше и выше становились наносы снега, а у самого края пустоши, то есть на самой высокой точке перевала, все вокруг было укрыто снегом толщиной в полфута и больше, и дорога под колесами «вольво» обледенела и грозила бедой.
Казалось, они очутились в Арктике или на Луне, и уж точно там, куда им и в голову не пришло бы поехать. И вдруг так же внезапно унылая и безлюдная вересковая пустошь оказалась позади. Они миновали водораздел, и дорога незаметно снова повела вниз. Вокруг были реки, водопады, рядами стояли лиственницы и ели, потом появились одинокие горные коттеджи, затем земледельческие фермы и, наконец, деревни. Теперь они ехали вдоль огромного озера мимо плотины крупной гидроэлектростанции через маленький городок, главная улица которого шла по берегу озера, мимо отеля и лодчонок, вытащенных на гальку. Появился указатель: «К Кригану».
Виктория оживилась.
– Мы почти приехали.
Она наклонилась, вытащила из бардачка купленную Оливером топографическую карту и с неуклюжей помощью Томаса развернула ее. Край карты накрыл руль, и Оливер раздраженно откинул его.
– Осторожней, я не вижу дорогу.
– До Кригана всего шесть миль.
Томас ударил игрушечным поросенком по карте, выбив ее из рук Виктории. Карта упала на пол.
– Убери, пока он ее не порвал.
Оливер зевнул и поерзал на сиденье – этим утром поездка была не из легких. Виктория подняла карту, сложила ее и положила на место. Дорога шла под гору, извиваясь между крутыми склонами, покрытыми зарослями папоротника и березовой порослью. Компанию им составляла небольшая речушка, которая журчала и искрилась, образуя на своем пути водовороты и водопады. Солнце нехотя вылезло из-за тучи; последний поворот, и впереди открылась сверкающая серебром морская гладь.
– Живительно, – заметила Виктория. – Уезжаешь от одного моря, поднимаешься в горы, пересекаешь пустошь и снег и спускаешься к берегу другого моря. Смотри, Томас, вон море.
Томас равнодушно посмотрел в окно. Он устал от поездки, устал сидеть у Виктории на коленях. Засунув в рот большой палец, он откинулся назад, сильно стукнув Викторию по груди своей крупной головой.
– Ради Бога, сиди спокойно, – одернул его отец.
– Он всю дорогу сидел спокойно, – вступилась Виктория. – Вел себя очень хорошо, ему просто надоело. Как ты думаешь, в Кригане есть пляж? Настоящий, песчаный. Мы еще не были на настоящем песчаном пляже. Все попадавшиеся нам на востоке оказывались каменистыми. Мы с Томасом могли бы сходить на пляж.
– Я спрошу у Родди.
Виктория задумалась.
– Надеюсь, он не рассердится, что мы вот так свалились ему как снег на голову. Постараемся не доставить им много хлопот.
Она никак не могла избавиться от беспокойства по этому поводу.
– Ты уже раз двадцать это повторила. Перестань нервничать.
– Боюсь, ты просто загнал Родди в угол, и у него не было времени, чтобы придумать благовидный предлог.
– Он искренне обрадовался возможности побыть в маленькой веселой компании.
– Он знает тебя, но не нас с Томом.
– Значит, вам нужно показать себя с наилучшей стороны. Уверен, Родди все равно, будь ты о двух головах да с хвостом в придачу. Он просто вежливо поздоровается и, надеюсь и верю, нальет мне добрую порцию джина с тоником.
Криган их удивил. Виктория ожидала увидеть обычный небольшой шотландский городок с узкой главной улицей, обрамленной рядами невыразительных каменных домов, построенных вровень с тротуаром. Однако главная улица Кригана оказалась широкой, обсаженной деревьями, с мощеными тротуарами по обе стороны. Дома, стоявшие несколько поодаль от улицы и отделенные от нее и друг от друга широкими газонами и довольно большими садами, имели импозантный вид, отличались простотой пропорций и элегантностью отделки, навевающих воспоминания о периоде расцвета шотландской архитектуры.
В центре города главная улица переходила в просторную площадь; в центре ее, утопая в высокой траве, возвышались гранитные стены и крытая шифером башня большой красивой церкви, которая, казалось, была аккуратно поставлена в середину зеленого ковра.
– Как здесь мило! – воскликнула Виктория. – Настоящий французский городок.
Оливер, однако, подметил другое.
– Он пуст.
Оглядевшись по сторонам, Виктория убедилась в правоте его слов. Тишина нависла над Криганом подобно благочестивому унынию священного дня отдохновения. И что еще хуже, не раздавался веселый перезвон колоколов. К тому же вокруг, казалось, не было ни души, стояли лишь несколько машин.
– Все магазины закрыты, – сказала Виктория, – и жалюзи опущены. Должно быть, сегодня укороченный день.
Она высунулась в окошко, подставив лицо ледяному воздуху. Томас тоже попытался высунуться, но она втянула его обратно и посадила на колени. Она вдыхала пропитанный солью запах моря и выброшенных на берег водорослей. Над их головами послышался крик чайки.
– Вон магазин открыт, – сказал Оливер.
Это был газетный киоск с пластиковыми игрушками в окнах и стойкой с разноцветными открытками у двери. Виктория закрыла окошко от пронизывающего ветра.
– Хорошо бы купить открытки.
– Зачем нам открытки?
– Кому-нибудь послать.
Она замялась. С самого утра еще в Лох Мораге ее не покидала мысль о беспокойстве и переживаниях миссис Арчер из-за Томаса. Пока у нее не было удобного случая поделиться своими мыслями с Оливером, но теперь… Она набрала в грудь побольше воздуха и продолжила с решимостью человека, собирающегося ковать железо, пока горячо.
– Например, бабушке Томаса.
Оливер молчал.
Не обращая внимания на его молчание, Виктория продолжала:
– Хоть две строчки о том, что он жив и здоров.
Оливер продолжал молчать. Это было плохим знаком.
– Что в этом плохого? – Она слышала в своем голосе умоляющие нотки и ненавидела себя за это. – Открытку, письмо, хоть что-нибудь.
– Отстань.
– Я хочу послать ей открытку.
– Черта лысого мы ей пошлем.
Она не могла поверить в подобную черствость.
– Ну зачем ты так? Я думаю…
– Если не можешь додуматься до чего-нибудь более умного, лучше не думай ни о чем.
– Но…
– Мы уехали только для того, чтобы избавиться от Арчеров. Если бы я хотел, чтобы они доставали меня адвокатскими письмами и частными детективами, я бы остался в Лондоне.
– Но если бы она знала, где он…
– Заткнись, наконец.
Дело было не столько в том, что он сказал, сколько в том, каким тоном. Воцарилось молчание. Через некоторое время Виктория повернулась и посмотрела на него. Окаменевший профиль, выдвинутая вперед нижняя губа, прищуренный, устремленный прямо перед собой взгляд. Они выехали из города и стали набирать скорость, когда сразу за поворотом неожиданно появился указатель на Бенхойл и Лох Муи. Оливер от неожиданности резко затормозил и со скрежетом колес повернул на узкую дорогу в сторону холмов.
Виктория смотрела перед собой невидящим взглядом. Она знала, что Оливер неправ и именно из-за этого упорствует. Но Виктория тоже умеет быть упрямой.
– Ты же говорил, что у нее нет никаких законных оснований, чтобы вернуть Томаса. Он твой сын, и за него отвечаешь только ты.
Оливер ничего не ответил.
– Если ты так в себе уверен, почему бы не дать ей знать, что с ним все в порядке?
Оливер продолжал молчать, и Виктория выложила на стол последнюю карту.
– Хорошо, если ты не хочешь сообщить миссис Арчер, что Томас в безопасности, тогда напишу ей я.
Наконец Оливер заговорил.
– Если ты это сделаешь, – сказал он тихо, – если ты посмеешь хотя бы позвонить, обещаю, я изобью тебя до синяков, живого места не оставлю.
В его голосе слышалась реальная угроза. Виктория посмотрела на него в недоумении, стараясь успокоиться, убедить себя в том, что это всего лишь слова, и он пустил их в ход как самое сильное оружие. Но не могла. Убийственный холод его гнева поверг ее в дрожь, будто он уже ударил ее. Его окаменевший профиль стал расплываться по мере того, как ее глаза наполнялись нелепыми непрошеными слезами. Она быстро отвернулась, чтобы он ничего не заметил, и потом украдкой смахнула слезы с глаз.
Так они и прибыли в Бенхойл – мрачные и недовольные друг другом.
Похороны Джока Данбита прошли с пышностью, положенной человеку его уровня. В церкви и позже на кладбище было полно одетых в траур людей всех профессий и сословий, которые приехали отовсюду – иногда за много-много миль – проститься со старым добрым другом и выразить ему свое уважение.
На поминках были только свои. Самые близкие сослуживцы совершили путешествие в Бенхойл, чтобы собраться в библиотеке у пылающего камина, отведать домашнего печенья Эллен и запить его одним-двумя стаканчиками лучшего шотландского виски.
Приехал и Роберт Маккензи, не только семейный адвокат, но и закадычный друг Джока Данбита. Роберт был шафером на свадьбе Джока и Люси, Джок – крестным отцом старшего сына Роберта. В день похорон Роберт появился в церкви в длиннополом черном пальто, делавшем его похожим на работника похоронного бюро, а затем был в числе тех, кто нес гроб.
Теперь, исполнив свои обязанности, со стаканом в руке, он принял обычный бодрый деловой вид. В разгар церемонии он отвел Родди в сторонку.
– Родди, надо поговорить.
Родди окинул его проницательным взглядом, но на длинном лице профессионального юриста нельзя было ничего прочесть. Родди вздохнул. Он ждал чего-то в этом духе, но не так скоро.
– К твоим услугам, старина. Ты что хочешь? Чтобы я заскочил к тебе в Инвернесс в начале следующей недели?
– Возможно, попозже. Это будет в самый раз. А сейчас мне бы хотелось переговорить с тобой, как только все это закончится. Это займет не больше пяти минут.
– Хорошо. Может, останешься на обед? Вряд ли кроме супа и сыра подадут что-то еще, но мы будем очень рады.
– Прости, не могу. Мне надо возвращаться. У меня встреча в три. Так могли бы мы перекинуться парой слов, когда все уйдут?
– Безусловно. Никаких проблем…
Родди перевел глаза на других гостей и, заметив пустой бокал в руках одного из них, заспешил к нему со словами:
– Еще чуть-чуть, на посошок…
Атмосфера не была мрачной. Кроме счастливых эпизодов вспоминать было нечего, и вскоре многие заулыбались, слышен был даже смех. Когда гости, в конце концов, начали разъезжаться, кто в «рейндж-роверах», кто в лимузинах, кто на пикапах, кто на потрепанных грузовичках, Родди провожал всех, стоя у парадной двери Бенхойла и будто прощаясь с участниками удачной охоты в конце славно проведенного дня.
Это сравнение пришлось ему по душе, поскольку именно в таком свете хотел бы видеть все происходящее сам Джок. Последняя машина проехала по аллее рододендронов, через решетчатое ограждение и скрылась за поворотом. Остался только старый «ровер» Роберта Маккензи.
Родди вернулся в дом. Роберт уже ждал его, стоя у камина спиной к огню.
– Все прошло отлично, Родди.
– Слава Богу, не было дождя. Нет ничего хуже похорон в проливной дождь. – Родди до этого выпил всего два стакана виски. У Роберта еще оставалось на дне стакана. Родди плеснул себе чуть-чуть. – Так о чем ты хотел поговорить со мной?
– О Бенхойле.
– Я так и думал.
– Джок никогда не говорил с тобой о его дальнейшей судьбе?
– Нет, мы не обсуждали эту тему. Вроде бы не было нужды. – Родди задумался. – А судя по тому, как все обернулось, стоило.
– Он не упоминал молодого Джона?
– Ты имеешь в виду сына Чарли? Никогда. А в чем дело?
– Он оставил Бенхойл Джону.
Родди как раз разбавлял виски водой. Часть ее пролилась на поднос. Он поднял глаза на Роберта, и взгляды их встретились. Родди медленно опустил кувшин с водой.
– О Господи.
– Ты не знал?
– Представить себе не мог.
– Джок хотел обсудить свое решение с тобой. Он непременно собирался это сделать, но, возможно, удобный случай так и не представился.
– Видишь ли, мы не так часто виделись; хоть жили в одном доме, а виделись нечасто… – Родди замолчал. Он был смущен и сбит с толку.
– Ничего не имеешь против? – тихо спросил Роберт.
– Против? – голубые глаза Родди широко раскрылись от изумления. – С какой стати? Конечно, нет. Бенхойл никогда не принадлежал мне в той мере, в какой он принадлежал Джоку. Я ничего не смыслю в фермерском деле, в уходе за домом и садом. Я никогда не увлекался охотой на зверей или куропаток. Я просто живу здесь. Я квартирант.
– Так ты не ждал, что Бенхойл перейдет к тебе? – с облегчением вздохнул Роберт.
Трудно было представить, что Родди может с чем-то не согласиться, но он вполне мог оказаться разочарованным. И вот теперь выясняется, что он даже не разочарован.
– По правде, старина, я и не думал об этом. И не представлял себе, что Джок может умереть. Он казался таким крепким: ходил с Дейви Гатри по холмам, пригонял овец домой, даже работал в саду.
– У него же был сердечный приступ, – напомнил Роберт.
– Несерьезный, как сказал врач. На вид он был в полном порядке. Ни на что не жаловался. Хотя он вообще был не из тех, кто жалуется…
И снова замолчал. Даже для Родди Данбита, подумал адвокат, не вполне ясно, к чему я веду разговор.
– Но, Родди, после смерти Джока ты не мог не задумываться о том, что станет с Бенхойлом.
– По правде говоря, старина, у меня не было времени задуматься. Столько всего сразу наваливается, когда случается подобное. Я просыпался ночью в холодном поту, стараясь вспомнить, что еще я забыл сделать.
– Но…
Родди улыбнулся:
– И, конечно, по большей части тревожился напрасно.
Роберт начал терять терпение. От обсуждения будущего Родди он перешел к сути дела.
– Что касается Джона. Я ему написал, но еще не получил ответа.
– Он в Бахрейне. Я получил от него телеграмму. Вот почему он не смог присутствовать сегодня на похоронах.
– Я пригласил его приехать ко мне, чтобы обсудить судьбу имения.
– Конечно, это необходимо сделать. – Родди подумал и не вполне убежденно произнес: – Он не захочет здесь жить.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что Бенхойл его совершенно не интересует.
– Джок, судя по всему, не разделял твоего мнения.
– Мысли Джока иногда трудно было угадать. По-моему, он не особенно любил сына Чарли. Они всегда были так подчеркнуто вежливы друг с другом, а это, как ты знаешь, недобрый знак. Кроме того, Джон Данбит выбрал себе другую карьеру. Он умен, хладнокровен, удачлив, предприимчив, умеет делать деньги. Не то чтобы он в них особенно нуждался, их у него и так достаточно, особенно у его матери. К тому же он американец.
– Только наполовину. – Роберт позволил себе улыбнуться. – И от тебя я меньше всего ожидал, что ты мог бы его в этом упрекнуть.
– Я и не упрекаю. Я ничего не имею против Джона Данбита. Честно. Он был чрезвычайно способным и развитым мальчиком. Но представить его в роли помещика? Что он будет делать здесь, в Бенхойле? Ему всего двадцать восемь. – Чем больше Родди думал об этом, тем абсурднее казалась ему эта мысль. – Наверное, он даже не знает, с какой стороны подойти к овце.
– Этому нетрудно научиться.
– Но почему все-таки Джон?
Они мрачно переглянулись. Родди вздохнул.
– Я знаю почему. Потому что ни у Джока, ни у меня нет детей. Больше передать некому.
– И что, по-твоему, будет с Бенхойлом?
– Скорей всего, он продаст имение. Жаль, конечно, но, честно говоря, я просто не представляю себе, как еще он может им распорядиться.
– Сдавать внаем, например, или приезжать сюда на выходные или в отпуск.
– Дачный домик с четырнадцатью спальнями?
– А если продать дом и оставить за собой землю?
– Ему не удастся продать дом без права на охотничьи угодья, а земля необходима Дейви Гатри для выгула овец.
– Если он продаст Бенхойл, что станет с тобой?
– Имение стоит шестьдесят четыре тысячи долларов, не так ли? А что я? Я прожил здесь в общей сложности, исключая отъезды, всю жизнь. Слишком долгий срок, чтобы оставаться на одном месте. Я уеду. Поеду за границу. Куда-нибудь подальше. – Роберт представил себе Родди на Ибице в панаме и засмеялся. – Например, в Криган. – Теперь ты все знаешь, – сказал он, допил виски и поставил пустой стакан. – Надеюсь, общими усилиями нам удастся как-то все это уладить. Думаю, Джон рано или поздно приедет сюда, то есть в Бенхойл. Ты не возражаешь?
– Нисколько. В любое время. Пусть позвонит мне.
Они направились к двери.
– Буду держать тебя в курсе.
– Спасибо. Кстати, Роберт, спасибо тебе за то, что приехал. И вообще за все.
– Мне будет не хватать Джока.
– Нам всем будет его не хватать.
Он уехал, направляясь в Инвернесс на свою деловую встречу, полный забот деловой человек. Родди проводил удалявшийся «ровер» взглядом. Наконец он остался один, наконец-то все позади. Все прошло на удивление гладко. Никаких накладок, порядок на похоронах был образцовым, по-солдатски четким, будто их организовал сам Джок, а не его несобранный брат. Родди глубоко вздохнул не то с облегчением, не то с грустью. Посмотрел на небо, услышав гогот невидимых за облаками диких гусей. Из узкой долины повеяло морским ветерком, и синевато-серая поверхность озера покрылась рябью.
Джока больше нет, и Бенхойл теперь принадлежит молодому Джону. Возможно, этот день был не только концом начала, но, если Джон решит продать все, он станет началом конца. Потребуется время, чтобы привыкнуть к этой мысли. Но в книге жизни Родди содержался единственный рецепт для решения подобных грандиозных проблем – действовать медленно и не спеша, без суеты, шаг за шагом, и никакого предвосхищения событий. Никаких поспешных действий. Жизнь сама расставит все по местам.
Родди посмотрел на часы. Они показывали половину первого. Его мысли переключились на остаток дня, и вдруг он вспомнил о едущей сейчас в машине молодой паре, собирающейся провести в Бенхойле пару дней. Об Оливере Доббсе, его подружке и их ребенке. Оливер ведь из тех мужчин, рядом с которыми всегда крутятся женщины.
Они могут приехать в любой момент, и это немного взбодрило его. День выдался печальным, думал Родди, но, закрывая окно, Господь обязательно открывает дверь. Он не был уверен, можно ли отнести эту старую мудрую пословицу к Оливеру Доббсу, но, понимая, что просто нет времени предаваться бесплодной скорби, нашел в этой мысли утешение.
Однако, подумав об утешении, он тотчас же вспомнил о физических страданиях, которые ему пришлось вынести в это утро.
А все его килт, юбка шотландского горца! Он не надевал этот костюм больше двух лет, но посчитал, что на похоронах хозяина Бенхойла обязательно должен появиться в килте. Утром, достав пропахший нафталином костюм из гардероба, он обнаружил, что юбка с трудом сходится у него на талии. Помучившись с застежкой минут пять, а то и больше, он вынужден был пойти в большой дом и обратиться за помощью к Эллен Тарбат.
Он нашел ее на кухне, одетой в иссиня-черный костюм, предназначенный специально для похорон, и в самой мрачной шляпке – впрочем, среди ее шляпок не было ни одной, которая не повергала бы в уныние, – уже прикрепленной к прическе огромной шляпной шпилькой с блестящей головкой из черного янтаря. Эллен оплакала смерть Джока вдали от посторонних глаз, в одиночестве, в своей спальне наверху. Теперь, осушив слезы, поджав губы, она протирала стаканы для виски, перед тем как расставить их на покрытом камчатной скатертью столе в библиотеке. При появлении Родди, придерживающего на талии юбку, словно банное полотенце, Эллен, произнеся, как он и предполагал, «я так и знала», отложила в сторону полотенце и отважно бросилась ему помогать и изо всех сил, таившихся в ее тщедушном теле, стала тянуть кожаные ремешки юбки, подобно худосочному конюху, пытающемуся затянуть подпругу на огромной раскормленной лошади.
Наконец, благодаря ее неимоверным усилиям, язычок пряжки вошел в последнюю дырочку кожаного ремешка.
– Есть, – торжествующе произнесла Эллен. Ее лицо раскраснелось, из пучка на голове выбилось несколько седых волосков.
Застывший со втянутым животом Родди осторожно выдохнул. Юбка охватила его живот, как хорошо затянутый корсет, но застежки удивительным образом устояли.
– Ну, слава Богу. Ты молодчина, Эллен.
Эллен поправила прическу.
– Если хочешь знать, тебе давно пора сесть на диету или отвезти костюм в Инвернесс, чтобы портной его расставил. Иначе рано или поздно тебя в нем хватит удар, и следующим похоронят тебя.
Разозлившийся Родди быстро покинул кухню. Застежки продержались все утро, но теперь, к счастью, он мог, наконец, избавить себя от мучений, поэтому Родди пошел к себе, скинул свой торжественный наряд и переоделся в самую удобную одежду.
Он уже облачался в старый твидовый пиджак, когда послышался шум подъезжающего автомобиля. Из окна спальни Родди увидел, как темно-синий «вольво» двигался по дорожке вдоль рододендронов и остановился прямо у кромки газона перед входом. Родди мельком взглянул на себя в зеркало, пригладил растрепавшиеся волосы и вышел из комнаты. Его старый пес Барни поплелся за ним. Он все утро провел запертым в комнате, и теперь ему очень хотелось на волю. Они вместе вышли со двора, как раз когда Оливер вылезал из машины. Родди пошел к нему, шурша гравием, и протянул руку.
– Оливер!
Оливер улыбнулся. Он нисколько не изменился, с удовольствием подумал Родди. Он не любил, когда люди менялись. На тот памятный обед на телевидении Оливер пришел в бархатном пиджаке и экстравагантном галстуке. Сейчас же на нем были выцветшие вельветовые штаны и большой не по размеру норвежский свитер, а в остальном он ничуть не изменился. Те же медно-рыжие волосы, та же бородка, та же улыбка.
Оливер пошел навстречу Родди. Лицезреть его, высокого, молодого, красивого, доставило Родди необыкновенное удовольствие.
– Привет, Родди.
Они пожали руки, Родди даже взял руку Оливера в обе руки, до того рад он был его видеть.
– Ну, как ты, дружище? Молодец, что выбрался. И точно в срок. Легко нас нашел?
– Без проблем. Мы купили в Вильяме топографическую карту и просто следовали красным линиям. – Оливер оглянулся по сторонам, окинул взглядом дом, лужайку, серую гладь озера, холмы вдалеке. – Классное местечко.
– Ты прав, замечательное. – Стоя бок о бок, они любовались пейзажем. – Не очень удачный для знакомства с ним день. Я просто должен был бы организовать для вас хорошую погоду.
– Погода нас не пугает. Несмотря на холод, все, о чем мечтает Виктория, это посидеть на пляже.
Тут Оливер вспомнил о своих пассажирах. Он собрался было пойти за ними, но Родди его остановил.
– Подожди секунду, старик. Мне надо тебе кое-что сказать. – Родди почесал в затылке, подыскивая нужные слова. – Видишь ли… – Но, поняв, что ходить вокруг да около не удастся, он перешел прямо к делу. – В начале недели скончался мой брат Джок Данбит. Сегодня утром в Кригане прошли похороны.
Оливер ужаснулся. Он уставился на Родди, стараясь переварить услышанное, затем произнес: «Боже мой», и в его голосе отразились все переживания, которые он испытывал в этот миг: сожаление и сочувствие, а также мучительное замешательство.
– Дорогой мой, не принимай близко к сердцу, я сразу тебе это сказал, чтобы ты правильно оценил ситуацию.
– Проезжая через Криган, мы удивлялись закрытым ставням, не понимая, в чем дело.
– Теперь знаете. Здешние жители привыкли отдавать дань уважения умершим, тем более такому человеку, как Джок.
– Прими мои искренние соболезнования. Когда это случилось?
– В понедельник. После полудня. Как раз в это время. Он прогуливался с собаками, когда у него случился сердечный приступ. Мы нашли его на лугу у ограды.
– И ты не мог связаться со мной и предупредить, чтобы мы не приезжали, потому что не знал, где я! Ну и ситуация!
– Я действительно не знал, где ты, но даже если бы знал, не стал бы звонить. Я так хотел тебя повидать, и был бы страшно расстроен, если бы вы не приехали.
– Вряд ли нам стоит здесь оставаться.
– Останьтесь, пожалуйста. Мой брат умер, похороны прошли, и жизнь продолжается. Единственно, я планировал разместить вас в большом доме, но теперь, без Джока, вам будет там неуютно. Поэтому предлагаю пожить вместе со мной в «конюшенном доме». Экономка Джока Эллен и Джесс Гатри с фермы приготовили постели и разожгли камины, так что все готово к вашему приезду.
– Ты правда не хотел бы, чтоб мы отправились восвояси?
– Дорогой мой, если вы уедете, мне будет очень грустно. Я так мечтал провести несколько дней с молодыми людьми. Последнее время я редко вижу молодые лица…
Он посмотрел в сторону автомобиля и увидел, как девушка, наверное, устав сидеть в кабине, пока мужчины беседовали, вышла из машины и, держа за руку маленького мальчика, направилась по травянистому склону к озеру. Одета она была, как и Оливер, в брюки и толстый свитер. Голова у нее была обвязана красным с белым хлопчатобумажным шарфиком, гармонировавшим по цвету с красным комбинезоном малыша. Эта живописная парочка оживила унылый серый пейзаж незамысловатыми яркими красками.
– Пойдем, я тебя познакомлю, – сказал Оливер, и они медленно двинулись к машине.
– Еще один вопрос: я так понимаю, вы не женаты?
– Нет. Тебя это смущает? – усмехнулся Оливер.
Услышав в словах Оливера скрытый намек на то, что его взгляды давно устарели и он перестал понимать молодежь, Родди Данбит в глубине души обиделся.
– Господь с тобой. Нисколько не смущает. Дело твое, это меня совершенно не касается. Хотя есть один щекотливый момент. Хотелось бы, чтобы работающие в Бенхойле люди думали, что вы женаты. Звучит старомодно, знаю, но и люди здесь старомодные, не стоит оскорблять их чувства. Я уверен, ты меня понимаешь.
– Да, конечно.
– У Эллен, экономки, может случиться сердечный приступ: если она узнает суровую правду, то грохнется в обморок, и один Бог знает, какова тогда будет участь Бенхойла. Она живет здесь целую вечность, никто уже не помнит, сколько ей лет. Приехала совсем молоденькой из какой-то отдаленной деревушки присматривать за моим младшим братом и осталась, как гранитная скала, навеки. Ты с ней еще познакомишься, но не ожидай встретить радушную улыбающуюся старушку. Эллен груба, как старые башмаки, и может быть просто невыносимой! Старайся поэтому ее не обижать.
– Разумеется.
– Итак, представляю вас как мистера и миссис Доббс.
– Хорошо. Пусть будет мистер и миссис Доббс, – согласился Оливер.
Виктория, крепко зажав в ладони пухлую ручонку Томаса, стояла возле камышовых зарослей на берегу Лох Муи и боролась с ужасным ощущением, что она приехала туда, где она быть не должна.
Путешествие, вселяющее надежды, лучше, чем приезд. Особенно приезд, принесший только чувство одиночества и разочарования. Это был Бенхойл; но Бенхойл, который жил в ее воображении, – это Бенхойл, увиденный глазами десятилетнего мальчика, которым был тогда Родди Данбит. «Орлиные годы» воспевали лето, голубое небо, долгие золотые вечера, холмы, покрытые лилово-розовым вереском. Эта идиллия не имела ничего общего с продуваемой ветрами сумрачной местностью. Виктория не узнавала тот Бенхойл. Где миниатюрная весельная лодка? Где водопад, у которого Родди с братьями устраивали пикники? Где босоногие дети?
Ответ прост. Исчезли навсегда. Остались на страницах прочитанной книги.
Так вот он какой, настоящий Бенхойл. Столько неба, столько простора, столько покоя… Только ветер шумит в сосновых кронах, и вода плещется у берега, шурша озерной галькой. Холмы подавляли своими размерами и безмолвием. Они замыкали долину, поднимаясь прямо на противоположном берегу озера. Взгляд Виктории скользил вверх по их склонам, по громадным скалистым выступам и каменным осыпям, по темным пятнам вереска, поднимаясь ввысь к отдаленным вершинам, которые тонули в облачной дымке серого неба. Их внушительные размеры, их настороженность подавляли ее. Она чувствовала себя ничтожной, беззащитной, неприметной букашкой, неспособной ничего изменить, и в первую очередь так неожиданно испортившиеся отношения с Оливером.
Как ни старалась она убедить себя, что это лишь глупая ссора, в глубине души понимала, что дело гораздо серьезнее – это разрыв, горький и неожиданный. И возник он по ее вине. И зачем только она завела тот глупый разговор об открытке? Тогда ей казалось важным отстоять свое мнение. Теперь все испорчено. Оба не проронили ни слова после злобной выходки Оливера. Возможно, в этом Виктория тоже была виновата. Надо было дать ему отпор, ответить угрозой на угрозу, если потребуется, ударом на удар. Доказать Оливеру, что с ее мнением нужно считаться, а не впадать в ступор как кролик перед удавом, с глазами, полными слез – ведь она даже не видела дорогу.
Виктория чувствовала себя опустошенной. Эта ссора, Бенхойл, усталость, от которой болело все тело, неприятное ощущение утраты собственной индивидуальности – все это мучило ее. Кто я? Что я делаю в этом забытом Богом месте? Как я здесь очутилась?
– Виктория. – Трава заглушила их шаги, и она вздрогнула от неожиданности, услышав голос Оливера. – Виктория, разреши представить тебе Родди Данбита.
Она повернулась и увидела перед собой дородного небрежно одетого мужчину, похожего на любимого плюшевого мишку. Редкие седые волосы, развивающиеся на ветру, лицо, заплывшее жирком. Он улыбался ей, и его голубые глаза лучились дружелюбием. При виде Родди подавленность Виктории и первое устрашающее впечатление от Бенхойла немного рассеялись.
Они пожали друг другу руки, а затем Родди перевел взгляд на Томаса.
– А это кто?
– Это Том.
Виктория нагнулась и взяла Томаса на руки. Щеки мальчика раскраснелись, на губах была земля от камешков, которые он пробовал на вкус.
– Привет, Том. Сколько тебе лет?
– Ему два, – ответил Оливер. – И ты, наверное, обрадуешься, узнав, что из него трудно вытянуть хотя бы слово.
Поразмыслив, Родди произнес:
– Что же, замечательный малыш, думаю, тебе не о чем беспокоиться. – И, повернувшись к Виктории, сказал: – Не в лучшем виде предстал перед вами Бенхойл. Слишком пасмурно.
