Текст книги "Венецианская маска. Книга 2"
Автор книги: Розалинда Лейкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)
Розалинд Лейкер.
Венецианская маска. Книга 2
ГЛАВА 11
Когда Мариэтта ходила на седьмом месяце, Доменико собирался отправиться в Санкт-Петербург с весьма важной дипломатической миссией, и вряд ли стоило надеяться на его возвращение до того, как Мариэтта разрешится. Он очень не хотел покидать ее в такое время, но иного выбора у него не было. Разумеется, принимались все необходимые меры, чтобы постоянно следить за состоянием ее здоровья, врач, да и Адрианна обещали быть с ней, лишь только начнутся роды. Кроме того, Доменико оставил Антонио, чтобы тот позаботился о ее безопасности, если возникнет такая необходимость.
Когда пришло время отъезда, Доменико выглядел мрачным и озабоченным. Мариэтта обняла его за шею и, улыбаясь, глядела ему в глаза.
– Не волнуйся. Единственное, чего я хочу, чтобы ты завершил все свои дела и как можно скорее вернулся.
– Ты Думаешь, я этого не хочу? – Он нежно взял в ладони ее лицо. – Ведь я люблю тебя, Мариэтта.
Впервые он произнес эту фразу в трезвом уме, а не снедаемый желанием.
– И я тебя, – прошептала она в ответ.
Такое признание Доменико придало совершенно иной смысл прощанию. Конечно, Мариэтте очень хотелось, чтобы эта фраза, идущая от сердца, прозвучала раньше, ведь ей столько нужно было сказать ему, а теперь выходило, что ей придется дожидаться его возвращения.
– До свидания, любовь моя, – он снова нежно поцеловал ее. – И не забывай быть внимательной к себе.
Она вышла на балкон и, стоя у колонн, провожала взглядом гондолу, пока она не скрылась за горизонтом. Задумавшись, Мариэтта оперлась локтем о холодный мрамор колонны. Значит, Доменико все же убедился, что вторая любовь, нисколько не умаляя значения первой, тоже обретает свое право на существование.
Жизнь Мариэтты изменилась с отъездом Доменико. Она сильно урезала число светских визитов, ограничившись лишь встречами с самыми близкими друзьями. Антонио был к ней очень внимателен, и не проходило дня, чтобы он не заглянул во дворец, часто оставаясь у нее на ужин. Со дня на день ожидалось прибытие из Парижа Элены, а Филиппо Челано уже вернулся из своей поездки в колонии. От Элены пришло еще два Письма, оба минорные по тону, и Мариэтта с Адрианной прочли между строк, что подруге не давала покоя тоска по дому.
Антонио, не представлявший себе, чтобы хоть один вечер прошел без какого-нибудь развлекательного мероприятия, не уставал упрашивать Мариэтту пойти с ним на очередной бал или концерт.
– Нечего тебе здесь в одиночестве сидеть, – убеждал он ее в один из вечеров, когда со времени отъезда Доменико миновал уже месяц. – Ну хоть разок покажись на людях и развейся немного.
Она улыбнулась.
– Ну, я ведь не совсем одна, вон сколько слуг и горничных. Нет уж, лучше я улягусь пораньше с книгой и почитаю перед сном.
– Вот уж невидаль какая – с книгой, – продолжал Антонио упрашивать, глаза его блестели. – Я-то подумал, что ты скажешь – с любовником, – поддразнил он Мариэтту.
Она лишь рассмеялась в ответ на это.
– Знаешь, отправляйся-ка ты лучше по своим делам.
– Ты много потеряешь, Мариэтта, если не пойдешь со мной, поверь. Мы с компанией друзей решили попытать счастья в одном из казино.
Вообще-то ей ведь ничего не стоило скрыть свой заметно увеличившийся живот в складках широкой юбки, да еще если сверху накинуть что-нибудь… Но компания, в которой Антонио проводил большую часть времени, была чересчур уж шумна для нее, а это явно не отвечало ни ее нынешнему состоянию, ни настроению.
И Антонио отправился на встречу со своими приятелями, как и уговаривались. Придя в казино, они немного поболтали за бутылкой вина, затем компания разделилась – каждый отправился в соответствий со своими предпочтениями к игорным столам, кто сел за ломбер, кто пожелал метнуть кубик для игры в кости. Антонио устроился за столом, где ставки были высшими, и постепенно стал выигрывать у своего партнера, сидевшего напротив, в котором спустя некоторое время узнал своего врага Филиппо Челано. И хотя оба были в баутах и каждый строго придерживался правил хранить молчание за столом, чутье подсказало Антонио, что и его узнали, поскольку ход игры резко изменился – она стала ожесточенней.
Да и сам Антонио тем временем без конца взвинчивал ставки и, несмотря ни на что, ему продолжало везти. Мало-помалу вокруг их стола стали собираться любопытные зрители, желавшие собственными глазами убедиться, каким феноменальным иногда может стать везение, и Антонио по растущему раздражению партнера понял, что всегдашнее хладнокровие стало изменять Челано. Что касалось денег, то Филиппо вряд ли могло сильно беспокоить то, что он уже проиграл сумму, равную небольшому состоянию, но сам факт того, что он проигрывал не кому-нибудь, а Торризи, становился невыносимым, и Филиппо никак не мог примириться с этим. Он давно искал повода развязать большую войну, будь это самый что ни на есть незначительный эпизод или прямое оскорбление.
И снова карты легли в пользу Антонио. Его глаза торжествующе блеснули в отверстиях маски в ответ на неистовую ярость его партнера по игре. Теперь уже и зрители понимали, кто есть кто, и мгновенно все казино узнало, что между Челано и Торризи идет битва в карты. Остальные столы понемногу опустели, и толпа вокруг стола, где сидели Филиппо Челано и Антонио Торризи, становилась все гуще.
Когда последний из золотых дукатов перекочевал через стол к Антонио, тот поместил деньги в кожаный мешочек, лежавший тут же, и затем, поднявшись, поклонился своему противнику, после чего, как бы желая поставить точку в этом сражении, выигранном им, бросил одну из золотых монет Филиппо Челано.
Зарычав, Филиппо тут же вскочил и ударом ноги отбросил кресло, в котором сидел, затем круто развернувшись, поспешно вышел из игорного зала и покинул казино. Антонио праздновал победу. Люди вокруг аплодировали ему, его друзья одобрительно похлопывали его по плечу, а некоторые женщины даже отважились поцеловать его. Победно размахивая своим довольно-таки увесистым мешочком и под руку со своей пассией – куртизанкой, они направились на квартиру той, чтобы предаться сладостным утехам.
Поздно ночью, уже под утро, она внезапно проснулась и увидела, что он стоит одетый. Лениво, как кошка, потянувшись, женщина снова закрыла глаза, но секунду спустя, услышав, как он развязывает кожаные тесемки, она снова открыла их и с восторгом стала смотреть, как он сыплет монеты прямо ей в постель, тут она вскрикнула и в порыве жадности стала прикладывать монеты к своим обнаженным грудам.
Смеясь, он вышел от нее и направился к дому. Было еще темно, но свечи в фонарях, освещавшие улицу, или одинокая лампочка в каком-нибудь из окон, помогали ему ориентироваться, пока он выбирался из лабиринта улочек и переулков. Время от времени из-под его ног увертывалась крыса, на которую он был готов уже наступить. Нападения грабителей он не боялся. Эти, обделывая свои темные делишки, в основном предпочитали шастать в людных местах.
И вдруг, едва его нога ступила в один из знакомых переулков, перед ним выросли несколько силуэтов, лиц он не мог видеть из-за фонаря, зато услышал, как со свистом из ножен выхватились рапиры. Когда его рука привычным жестом потянулась к оружию, он сумел разобрать в одном из рослых, плечистых мужчин, хоть ты был в маске, своего партнера по картам Филиппо Челано, стоявшего в центре группы.
– Что вам нужно? – резко потребовал Антонио.
– Ты нечестно играешь, Торризи!
Это было смертельным оскорблением, разрешить которое могли лишь рапиры, уже выхваченные из ножен. Антонио почувствовал неприятное прикосновение шпаги сзади между лопатками и тут же, рывком увернувшись, прижался спиной к стене дома. Обернувшись, он узнал в этом шутнике Аль-визе Челано, который с глуповатой ухмылкой уставился на него.
– Вот ты и у нас в руках, Торризи!
– Ну так что же ты ждешь? – взревел разъяренный Антонио, и голос его отдался эхом по стенам переулка. – Ну, давайте! Где же вы? – Он угрожающе выставил вперед рапиру. – Налетайте все разом – ведь так лишь трусы поступают! Такие, как вы!
Антонио уже подумывал о том, чтобы резко броситься вперед и попытаться прорваться через заслон, Филиппо, взбешенный его словами, жестом приказал своим людям отойти, а сам вышел вперед.
– Этот спор должен быть разрешен лишь нами двоими! – рявкнул он. – Никто больше не должен пролить твою поганую кровь! Это удовольствие я доставлю себе сам!
И Филиппо, отступив на шаг, сбросил свой узорчатый сюртук, швырнув его вместе с треуголкой кому-то из стоявших рядом, но маску предпочел оставить. Люди, услышав крики и заметив свет фонарей, стали высовываться из окон. Ночные гуляки с интересом останавливались и тоже жаждали поглазеть на дуэль. В одном из близлежащих казино открылась дверь, и оттуда вышли четверо мужчин с картами в руках. Увидев, что Антонио один, они быстренько сложили их, попрятали по карманам и направились к нему. Самого старшего из них Антонио хорошо знал, и они поздоровались.
– Доктор Гауло? Это вы? Возможно, понадобятся ваши услуги.
– Это вы в этой бауте, синьор Торризи? – осведомился в ответ доктор, узнав Антонио по голосу. – Двое моих друзей готовы быть вашими секундантами.
И тут же один из них забрал у Антонио его шляпу и плащ. Двое противников, встав как раз посередине площади, стали медленно сходиться. Огонь невесть откуда взявшихся факелов бросал мерцавшие блики на их лица. Оба – и Филиппо, и Антонио – знали, что им предстоит сражаться не на жизнь, а на смерть.
Мрачно они отдали друг другу формальный салют рапирами. И вот звон стали о сталь возвестил о начале дуэли. Оба свирепо набросились друг на друга, и каждый удачный выпад или ловко отраженный удар вызывал в толпе, которая быстро росла, вскрики восхищения. Уже после нескольких первых пассов Филиппо получил легкий укол в плечо, да и рукав белой рубашки Антонио тоже окрасила кровь. Было видно, что оба опытные бойцы. С необычайной ловкостью они то сходилась, то вновь отпрыгивали друг от друга, словно летая по камням площади, но вскоре стало заметно, что один из них понемногу стал добиваться преимущества. Один раз, когда Антонио ударился спиной о каменное ограждение фонаря, Филиппо чуть было не поддел его своей рапирой, но тому удалось вовремя увернуться от удара. Камни площади вновь окропила кровь, и шум в толпе усиливался, впечатление было такое, что люди присутствовали на каком-то петушином бою, а не на дуэли, которые обычно происходили в безлюдных местах и, как правило, почти без свидетелей. Тем временем продолжала сверкать сталь клинков, звенели гарды, если противникам случалось сцепиться рапирами, пот застилал им глаза, их взмокшие от пота рубашки повисли и прилипали к телу, будто кто-то окатил их из ведра. Антонио потерял бант, удерживающий его волосы, и теперь они, прилипнув ко лбу, мешали ему видеть своего противника.
Постепенно и Филиппо, и Антонио уставали, да и нанесенные ими друг другу раны давали о себе знать. В начале сражения силы обоих противников были приблизительно равными, и в толпе даже начинали делать ставки на то, кто из них выйдет из этой схватки победителем. Когда клинок рапиры Филиппо пронзил левое плечо Антонио, отчаянно завопила какая-то женщина, и когда Филиппо выдернул клинок, Антонио вдруг пошатнулся, но сумел устоять на ногах. Он видел, как его противник готовился перерезать ему горло. Но, ловко отпарировав этот удар, он, собрав последние силы, с размаху воткнул свою рапиру прямо под ребра Филиппо. Брызнула кровь, и Антонио, отскочив в сторону, увидел, как Филиппо, застонав, присел и затем повалился на камни площади.
Антонио так и продолжал стоять с рапирой в руках, не двинувшись с места. Он чувствовал себя настолько обессиленным, что не мог идти. К лежавшему Филиппо бросился врач. И тут же краем глаза Антонио увидел, как блеснул стилет, и сообразил, что кто-то из Челано вздумал подвести черту под этой дуэлью. Поняв, что теперь его жизнь зависит от того, успеет ли он убежать, он, не обращая внимания на крики секундантов, желавших помочь ему и выступить на его стороне, отчаянно работая локтями, стал продираться сквозь толпу. Повсюду стали раздаваться возмущенные крики, женщины кричали ему вслед, что он своей кровью испачкал их дорогие одеяния, но Антонио сумел выбраться, и толпа сомкнулась, не желая пропустить преследователей и допустить еще большего кровопролития. Он и сам не верил, что у него еще остались силы на то, чтобы спастись бегством, и хотя он чуть было не свалился, все же довольно скоро добрался до какого-то канала и в свете фонаря увидел гондолу. Из последних сил махнув гондольеру, мешком упал на дно лодки.
Мариэтта уже почти спала, когда услышала легкий стук в дверь. Встав и подойдя к двери, она заметила, что на пороге стоит ее встревоженная камеристка и с ней кто-то еще.
– Что случилось, Анна? – спросила Мариэтта, но прежде чем та успела ответить, из-за ее спины вышел залитый кровью Антонио. Она не смогла сдержать крик испуга – в первую секунду ей показалось, что это Доменико.
– Боже милосердный! Что с тобой произошло, Антонио? – Она в отчаянии прижала руки к груди, сердце ее отчаянно билось, она тряслась от страха. Когда он подошел поближе, она поняла, что дело обстоит еще хуже, чем ей показалось вначале. Кровь заливала ему лицо, струясь из раны на лбу.
– Я не хотел тебя беспокоить, может быть, я сейчас ужасно выгляжу, но раны мои не опасны. Вот только с левым плечом хуже. Я не могу двинуть рукой.
– Ты сражался на дуэли! – внезапно осенило Мариэтту. Она нащупала ногами бархатные домашние туфли, тут же поспешила Анна, услужливо подавая своей госпоже халат. – С кем?
– Я убил Филиппо Челано.
Она лишилась дара речи и побледнела так, что Анне показалось – она вот-вот упадет в обморок, даже губы ее стали белыми.
– Расскажи мне все по порядку, а я промою и перевяжу твои раны, – еле слышно произнесла Мариэтта. Она понемногу приходила в себя. – Сейчас Анна принесет теплой воды и чистые салфетки и вообще все, что нам потребуется.
– Синьора, с вами все в порядке? Вам не плохо? – обеспокоенно спросила служанка.
Взяв себя в руки, Мариэтта успокоила ее:
– Нет, нет, все нормально, можешь не беспокоиться. И поторопись, Анна.
– Нет, подожди, – крикнул ей вслед Антонио, когда женщина стала поспешно уходить. – Нам понадобится и лодка. Пусть кто-нибудь из лакеев позаботится о ней. – И потом, когда служанка удалилась, объяснил Мариэтте, в чем дело. – Мне нужно срочно покинуть Венецию. Челано не оставят меня в покое. Поэтому я не мог пойти к себе домой.
Она отвела его в комнату, где находилась ванна, кровь продолжала идти.
– Что еще может тебе понадобиться? – спросила она, разрывая батист его рубашки, чтобы осмотреть рану. Видя, что ничего серьезного нет, она приложила к ней салфетку и наскоро перевязала руку принесенным Анной полотенцем.
– Одежда, деньги. И еще баута.
Анна помогла ей как следует перевязать его раны, приложив смоченную какими-то снадобьями вату по обеим сторонам плеча. А рана на лбу была совсем пустяковой, кроме того, имелось несколько незначительных царапин и ссадин, но все это не представляло опасности.
– При первой же возможности найди какого-нибудь врача, – настаивала Мариэтта, – потому что сделанного мной мало для того, чтобы раны быстро и без осложнений зажили.
Она достала одежду, сунула в дорожный мешок несколько рубашек, не забыв положить и бритву. Анна выполнила то, что просили, и доставила двух здоровяков-лакеев, которые могли взять на себя роль вооруженной охраны. Третий лакей помог Антонио переодеться. В спальне Мариэтты Антонио появился несколько минут спустя, и она видела, что без посторонней помощи он передвигаться не может. На нем был плащ, скрывавший его раненую руку на перевязи.
– Я – твой вечный должник, Мариэтта, – поблагодарил он, и его губы снова скривились от боли. Таким серьезным она еще никогда его не видела, потому что для истинного венецианца нет наказания суровее, чем бегство из Венеции, будь оно продиктовано приговором суда или совершается на добровольной основе. – Ты спасла мне жизнь, – сказал он, и, поцеловав ее в обе щеки на прощание, улыбнулся ей. – И желаю тебе родить здоровяка, который будет мне племянником. Хочу надеяться, что сумею увидеть мальчика, когда он вырастет. А теперь, прощай, моя невестка!
– Будь осторожнее, Антонио, – пожелала она.
Он кивнул и уселся на сцепленные вместе руки двух сопровождавших его лакеев, которые отнесли его вниз к лодке.
Как только Антонио уехал, Мариэтта без сил опустилась в кресло, в полном изнеможении от событий последних часов – кружилась голова, ее тошнило. Анна помогла ей улечься в постель, и едва голова коснулась подушки, как ей стало намного лучше. Не было необходимости предупреждать Анну о том, чтобы ночной визит Антонио оставался в тайне. Среди слуг Торризи не было таких, которые бы вольно или невольно желали облегчить задачу Челано выследить одного из родственников их хозяев.
На следующий день Мариэтта узнала, что Филиппо не погиб, а только тяжело ранен, и витает между жизнью и смертью. Это мало успокоило ее, потому что ничего не меняло в дальнейшей судьбе Антонио. Чтобы дуэль пришла к развязке, необходимо было, чтобы кто-нибудь из противников оказался убитым, если Филиппо суждено выжить, то дело на этом не закончится. Интрига эта будет ждать нового кровавого вмешательства, как опухоль – ножа хирурга. Мариэтта отправила специального курьера в Санкт-Петербург к Доменико, но вполне возможно, что он уже выехал оттуда, и они могли разминуться где-то в пути.
Она никому, даже Адрианне, не сказала, как ужасно чувствовала себя уже в течение нескольких дней, с той самой кошмарной ночи. Ддрианна регулярно навещала ее, часто приводя с собой и своих детей. Недели через три после этой злосчастной дуэли они с Адрианной сидели и пили кофе. Дети резвились с игрушками, которые специально для них Мариэтта держала у себя в доме. Старший сын Адрианны особенно любил свою маленькую флотилию из венецианских корабликов, с которыми они играли, вместе с Доменико.
– Каждый день, который проходит без каких-либо новостей от Антонио – добрый день, – призналась Мариэтта. – Это означает, что Челано так и не удается напасть на его след, впрочем, мы не можем быть абсолютно уверены до тех пор, пока они не вернутся в Венецию.
– Филиппо, как я слышала, не сдается, – сообщила Адрианна. – Это, по крайней мере, на какое-то время избавит Элену от его излишнего внимания и придирок. А она вот-вот должна приехать. Вчера мне кто-то сказал, что Филиппо, возможно, вообще не сможет больше ходить.
Мариэтта покачала головой.
– Сказки, да и только. Кто может это знать?
Время от времени возникали слухи, что Антонио, дескать, схватили и со дня на день привезут в Венецию, другие же утверждали, что его заколол на дуэли Альвизе. Но когда братья Челано вернулись несолоно хлебавши, то эти слухи вмиг исчезли. Как хотелось Мариэтте, чтобы Доменико был рядом и смог бы развеять все эти страхи, но он находился еще за тридевять земель. Время шло, и через несколько дней он уже должен появиться здесь. Два или три часа Мариэтта ежедневно просиживала за клавесином, играя самые любимые свои произведения, и как раз уже доигрывала последние ноты маленького адажио, когда к ней явился один из секретарей Доменико с какой-то папкой в руках.
– Прошу прощения, синьора. Не знаю, пожелаете ли вы сохранить это. Я занимался бумагами синьора Торризи, выбирая ненужные, когда нашел вот это – здесь стоит ваше имя.
Она с улыбкой поблагодарила его, решив, что Доменико задумал какой-то небольшой сюрприз для нее.
– Положите это на стол. Позже я займусь этими бумагами.
Положив папку, секретарь вышел. Мариэтта, пододвинув кресло поближе к столу, взяла в руки кожаную папку с золоченой надписью «Синьора Торризи» в правом углу. Развязав тесемки и открыв ее, она ожидала обнаружить письмо Доменико, но наткнулась на множество каких-то исписанных листков бумаги. Почерк был ей незнаком. Погрузившись в чтение первого из них, она поняла, что речь шла о ней. Это было какое-то сообщение, а попросту говоря, донос. Улыбка исчезла с ее лица, когда она взглянула на дату – 1780 год, время карнавала, как раз тогда, когда ее любовный роман с Аликсом достиг апогея.
Она читала дальше и убеждалась в том, что перед ней тщательнейший отчет о ее жизни, причем не только о ее детстве, но и о том, при каких обстоятельствах она оказалась в Венеции, как училась в Оспедале, и далее следовала информация о ее встречах с Аликсом. Каждое из сообщений относилось к разному времени. По мере того как она прочитывала их, начинала понимать, что за ней шпионили, когда она встречалась с Аликсом. В конце концов, Мариэтта добралась до письма Анджелы, и ей сразу бросилась в глаза фраза о том, что он должен будет жениться на девушке из Оспедале, если когда-нибудь ему суждено будет остаться вдовцом. Мариэтта захлопнула папку, положив на нее ладонь, будто опасаясь, что она вдруг сама по себе откроется, и продолжала сидеть за столом, подперов щеку ладонью. Мысли в ее голове перепутались. Значит, Доменико женился на ней лишь из соображения обязательств перед супругой. Ей была невыносима мысль о том, что за ней шпионили. Шпионили тогда, когда она сидела, обливаясь слезами, на той самой каменной скамейке, после того как Аликса уволокли от нее люди графа де Марке. Видимо, судьбе было мало того, что она была обречена жить с Доменико в условиях витавшего над ними призрака ее предшественницы. Анджела по-прежнему занимала значительное место в мыслях ее мужа, а теперь она вставала из могилы, чтобы замахнуться на ничем не омрачаемую доселе радость Мариэтты и ее веру в то, что любовь Доменико исходила и исходит от него самого. Какое счастье, что сейчас он находился вдали от нее! Боль постепенно сменялась гневом и смутным желанием отомстить, хотя кому мстить и за что она не знала.
Взяв папку и прижав ее к груди, она в задумчивости стала мерять шагами гостиную. Нет, она не расстанется с этой папкой, не станет ни сжигать ее, ни выбрасывать. Придет время, и она потребует объяснений!
Мариэтта снова вызвала секретаря.
– Будьте добры, положите туда, где это лежало раньше.
– Разумеется, синьора, – секретарь, учтиво поклонившись ей, вышел.
Это происшествие ужасно расстроило и разозлило Мариэтту. Она продолжала расхаживать по гостиной, затем стала бесцельно ходить по дворцу, не задумываясь о маршруте, ее переполняло смутное желание что-то совершить, решиться на какое-то действие. Ей вдруг захотелось уехать, убежать из этого дворца, бросить все, исчезнуть! Но было кое-что, что следовало сделать незамедлительно. Она послала за одним из лакеев.
– Соберите все, что имеется во дворце, относящееся к покойной синьоре Торризи. Тщательно и аккуратно все сложите, упакуйте и отнесите на чердак.
– В кабинете синьора Торризи есть несколько ее книг на полках. – Он решил тактично напомнить, что в кабинете никто и никогда ни к чему не притрагивался и что он самолично сдувает там пыль.
– Их вы можете оставить.
Накинув плащ, Мариэтта вышла из дворца через одну из дверей, которая вела в переулок, и направилась к дому Адрианны. Боль в спине, которая донимала ее, с сегодняшнего утра стала ощутимее, но Мариэтта отнесла это на счет того, что ей довольно долго пришлось идти пешком. На ее стук отперла служанка.
– Синьора Савони рядом, – объявила девушка.
Не так давно Леонардо приобрел дом, примыкавший к тому, где располагалась их лавка по продаже масок и одна из квартир, которая предназначалась для управляющего. Его пока не было, но Адрианна не желала упускать возможность и обставила верхний этаж мебелью, там обычно проживали родственники Леонардо, когда им случалось приехать в Венецию погостить у него. Мариэтта, поблагодарив служанку, направилась к указанной двери и постучала. На втором этаже открылось окно, и выглянула Адрианна. Заметив Мариэтту, обеспокоилась.
– Боже праведный! Это ты? Сейчас впущу, только сойду вниз.
Она исчезла, и через несколько мгновений Мариэтта услышала, как изнутри отодвинули засов, после чего в замке заскрежетал ключ. Когда Адрианна отперла ей, Мариэтта вошла и усмехнулась.
– К чему такие предосторожности? У тебя что, мешок золота здесь?
Адрианна без улыбки ответила.
– Здесь Элена! У нее начались схватки. Отец ребенка Николо Контарини. У них это началось еще до ее отъезда из Венеции. Очень хорошо, что и ты пришла. Она очень напугана.
Мариэтта, поначалу остолбенев, затем, придя в себя, бросилась вверх по лестнице.
– Я должна пойти к ней! – поднявшись до середины, она внезапно поняла, что это не просто боль в спине, а нечто другое, посерьезнее, ее ребенок шевелился в ней, но сейчас она не могла думать об этом. – Где сестра Джаккомина?
– Они вместе с Эленой приехали вчера поздно вечером. О том, что они здесь, известно лишь Леонардо, и после ужина он помог мне устроить их здесь. Разумеется, он не одобряет всего этого, но я умолила его держать язык за зубами. Сестра Джаккомина тоже ни словом не обмолвится об этих родах, потому что прекрасно понимает, что ей грозит от Филиппо Челано, если тот когда-нибудь узнает правду. Но она страшно боится, что я сама собираюсь принимать роды у Элены. Конечно, я никогда не стала бы тебя тревожить, но, коль ты уже здесь, может быть, поможешь? Ну, хотя бы посидишь рядом, когда она разрешится?
Мариэтта посмотрела на Адрианну долгим взглядом. Она помнила, что та не раз помогала акушеркам при родах своих подруг, но принимать роды самой – этого ей делать не приходилось.
– А может быть, все же следует обратиться за помощью к настоящему врачу или акушерке? – предложила Мариэтта.
– Нет, нельзя. Элену слишком хорошо знают в Венеции, чтобы такая тайна не вылезла наружу. Может быть, и правда, что мне не следовало привлекать тебя, потому что ты сама уже на сносях, и… все может быть. Мне поможет монахиня.
– Нет, нет, я остаюсь с тобой. Сестра Джакко-мина согреет воду и вообще позаботится обо всем.
Едва заслышав голос Мариэтты, монахиня вышла из гостиной и принялась обнимать ее своими коротенькими пухленькими ручками. Было видно, что парижская кухня пошла впрок – сестра Джаккомина округлилась еще больше.
– Ой, это такая беда, Мариэтта! Я ведь ни о чем и подозревать не могла! Кто бы мог подумать? Такой милый молодой человек, но как же так? Это я виновата, что вовремя не заметила, что к чему…
Мариэтта ласково усадила ее на диван.
– Не расстраивайтесь. Просто двое полюбили друг друга и позабыли о том, что такое благоразумие и осторожность, это всегда бывает. А сейчас самое главное – помочь нашей Элене родить. Ведь вы уже пообещали, что никому не расскажете, это уже само по себе проявление огромной милости.
Лицо сестры Джаккомины выражало искреннее сочувствие.
– А как же иначе я могла поступить по отношению к той, которая была однажды моей воспитанницей в Оспедале? Разве Господь наш не призывает проявить милосердие к тем женщинам, что виновны в супружеской неверности? А Элена больше не станет грешить. Она уже написала Николо, что между ними все кончено.
Мариэтта понимала, каково было Элене прийти к такому решению, несмотря на то, что его рано или поздно все равно потребовалось бы принять. Когда она вошла в спальню, где находилась Элена, та издала крик радости, пытаясь подняться.
– Ты здесь! Адрианна говорила мне, что нельзя посылать за тобой, потому что у тебя самой вот-вот начнется!
– Я рада, что оказалась здесь, – вид Элены внушал ей тревогу. Дорога, должно быть, не на шутку измотала ее. Когда Мариэтта уселась на краю постели, Элена в знак благодарности сжала ее руку, было видно, как она страдает – от боли на лбу ее застыли крупные капли пота. Подошедшая Адрианна смахнула их салфеткой, смоченной в розовой воде.
– И, пожалуйста, не чинись и кричи вовсю, – посоветовала Адрианна. – Здесь, кроме нас четверых, никто тебя не услышит. Стены здесь дай бог, какие толстые, а окно выходит на пустой склад. Можешь себе кричать, сколько духу хватит. На нас не обращай внимания. Мариэтта тоже поможет мне принять рода, так что не беспокойся. А сейчас я вас ненадолго оставлю.
Когда Адрианна ушла, Элена вымученно улыбнулась.
– Знаешь, Адрианна приняла меня в свой дом, как родная мать. Она так добра ко мне. Я знала, что она меня не выгонит на улицу. – Ее глаза расширились. – Но я все равно боюсь. Нет, я не за себя боюсь, а за моего ребенка. Я ведь даже написала тебе вчера вечером письмо, на тот случай, если не выдержу родов и умру, потому что ты единственная, к кому я могу обратиться. Адрианна, конечно, взяла бы ребенка, если бы могла. Но ведь Леонардо ни за что не даст ей этого сделать. Он ведь считает меня распутницей, да я, наверное, и есть такая. – Очередной приступ боли заставил ее на минуту умолкнуть. – Но я люблю Николо, и он любит меня, – продолжала она, отдышавшись. – Ведь если бы мой брак как-то можно было аннулировать, то я без слов пошла бы на это. А сейчас дело обстоит так, что он в плену у всех обстоятельств у себя дома во Флоренции, точно так же, как и я в плену у Филиппо.
– Оставь все эти страхи и лучше расскажи мне, о чем ты там написала. Что, может быть, Николо заберет ребенка? Ты хочешь, чтобы я взяла на себя передачу ему ребенка?
– Он вообще ничего о нем не знает. Мне удалось скрыть от него свою беременность. Если у меня родится девочка, я хочу отдать ее в Оспедале. Я сумею потом сделать так, чтобы она стала моей крестницей, это обеспечит Мне доступ к ней, как это было с нашей Бьянкой. А когда она станет достаточно взрослой, я смогу рассказать правду. – Снова она была во власти схваток, но на этот раз, не выдержав, закричала. Мариэтта вытерла ее горевшее лицо салфеткой.
– А если у тебя родится мальчик? – спросила Мариэтта, когда схватки отошли. – Но тогда-то уж явно он должен быть у отца.
Элена возбужденно заговорила.
– Николо получит своего сына. Я не могу лишить мальчика всех преимуществ, которые у него будут, если воспитанием займется хороший отец.
– Я все сделаю так, как ты скажешь.
Все время, которое Мариэтта провела, сидя на краю постели Элены, ее не отпускала боль, а в течение последнего получаса она даже усилилась, но она терпела, покуда было можно. Ничего, Элена вот-вот должна родить, и тогда она со спокойной душой может отправляться домой. Конечно, трудновато будет забраться в гондолу, но ничего, как-нибудь она это осилит.
В конце концов потребовалась помощь сестры Джаккомины – перед самыми родами у Элены пошли воды, и при этом ее пронзила такая боль, что она впала в беспамятство. А у Мариэтты тем временем началось то же самое. Бедная Адрианна была вынуждена разрываться между ними двоими – оставив Элену на несколько минут, она должна была отвести Мариэтту в соседнюю спальню, переодеть ее там в одну из ночных сорочек Элены, уложить в постель и снова бежать к Элене.
