Текст книги "2012. Точка возврата (СИ)"

Автор книги: Роза Сергазиева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Глава 29.

ЛУКОШКИН продолжил монотонно бубнить, старательно избегая больших пауз, чтобы не посеять сомнения в душе слушательницы. Говорить стало намного легче, ведь речь теперь касалась вещей, далеких от частной жизни…

Представляешь, Земля каждые 20 лет, словно иголка на испорченной пластинке, прыгает назад по шкале времени, а вместе с ней и обитатели планеты переживают вновь и вновь два десятилетия из своей истории… Ни одна живая душа из шести миллиардов не подозревает о повторе, потому что мозг защищает человека от стресса и прячет старые знания в недосягаемых уголках… Только три человека – Егор, Лена и Андрей, благодаря сыворотке памяти, созданной Каревой, смогли сохранить информацию о предыдущих годах. И Лукошкин не удержался, поддался слабости, попробовал изменить судьбу, женившись на Ирме… Но в результате ничего путного не добился.

Егор откинулся на стуле и нервно смахнул невидимые крошки со стола. Остается ждать, что скажет Лиля. Поверит ли ему?

– Ты случайно не балуешься сочинением научно-фантастических романов?, – наконец, скептически процедила она.

Значит, не поверила. Но Егор не собирался сдаваться. В арсенале имелась попытка под номером два: призовем на помощь друзей.

– Можешь спросить у Лены, – уверенно предложил Егор. – Она подтвердит мой рассказ.

Лиля схватила со спинки стула сумочку, щелкнула, открывая, замком, и принялась судорожно копаться внутри в поисках телефона. Под руку попадались разные ненужности: скрепки, ключи, губная помада, записная книжка, мятные таблетки, помятые квитанции, чеки и… пластмассовая коробочка с зубной нитью. Неужели…? И в самом деле – синяя! Лиля, покупая в аптеке гигиеническую мелочь, никогда не обращала внимания на цвет упаковки. Или думала, что не обращала? Женщина с паническим страхом, словно коробочка собиралась ее ужалить, отшвырнула футлярчик подальше и нащупала, наконец, мобильный. Вытянула губами антенну, дрожащими пальцами стала набирать номер.

Двоюродная сестра ответила практически сразу.

– Лена, рядом со мной сидит Егор, – без предварительных приветствий, громко, чтобы слышал и Лукошкин, объявила Лиля. – Он утверждает, что… в какой-то другой жизни являлся моим…моим мужем. Это правда?

Карева, никак не ожидавшая ураганного натиска, сначала растерялась. И какое-то время молча обдумывала услышанное. Но потом решительно сказала:

– Передай Егору трубку.

Лиля послушно протянула телефон Лукошкину.

– Что ты задумал, Егор?, – потребовала объяснений Лена.

– Хочу восстановить справедливость, – пробурчал Лукошкин.

– Справедливость?, – переспросила Карева и с презрением заметила: – Не поздновато ли? По-моему, еще десять лет назад я попробовала тебя предостеречь, мол, поступаешь не правильно. Но ты был неумолим и в результате изменил не только собственную судьбу, но и жизнь других людей. В том числе и Лили.

– Но ты тоже переписала свою часть истории, – обиделся Егор: почему другим дозволено быть счастливыми, а его обвиняют в порочных поступках?

– Каким же, интересно, образом?, – поинтересовалась Лена

– Вышла замуж за Ерофеева, – напомнил безжалостно Лукошкин.

– Во-первых, наш брачный союз совершенно не повлиял на жизнь других людей, – парировала Карева, – а во-вторых, мы бы и в предыдущей действительности поженились. Только намного позже. Так что перестань морочить голову Лиле. И убирайся оттуда. На мою поддержку не рассчитывай.

По барабанной перепонке Егора застучали короткие гудки брошенной на том конце трубки. Егор в бессилии уронил телефон на стол: конечно, с Леной, четко изложившей свою позицию, спорить бесполезно. После "прыжка" она и Андрей поступили логично. Егор же совершил ошибку. Но разве он не имеет право исправить ее?

– Ты – сумасшедший, – между тем прошипела Лиля над ухом Егора.

Женщина подхватила телефон, намереваясь окончательно покинуть кофейню.

– Подожди, – вновь ринулся на защиту упущенного счастья Лукошкин, – у меня есть доказательство.

Егор схватил Лилю за руку и потянул обратно на стул:

– Еще одну минуту.

Он достал из кармана рубашки фотографию и, положив на стол, бережно расправил упрямо загибающийся кончик. Последний и беспроигрышный аргумент. Уж он то убедит упрямицу.

Яркий летний полдень… Велосипеды, сваленные на песке… Три улыбающихся человека смотрят в камеру. Егор, Лиля и Антон. Вместе. Счастливая семья.

Лиля замерла, разглядывая детали снимка. Она заметно разволновалась: на лбу блеснули капельки пота, рука предательски потянулась вверх, чтобы поправить воротник блузки. Женщина вовремя спохватилась и резко уперлась ладонью в столешницу.

– Но…но я такого эпизода не помню, – часто дыша, с трудом выдавила из себя Лиля. – Да, справа… справа несомненно я.

– А слева – я, – пододвинулся ближе Егор, чтобы смотреть на снимок под тем же углом, что и собеседница. – И я тебя обнимаю.

– Но в центре разве Антон?, – засомневалась Лиля. – Конечно, очень похож на Антошку, но это чужой мальчик.

– Нет, это наш с тобой ребенок, – мягко, но настойчиво повторил Лукошкин, – только в другой, предыдущей жизни.

Лиля как-то неуклюже водила пальцем по фотографии и вдруг… напряглась. Что-то ее насторожило, зацепила какая-то деталь. Женщина указала в нижний, с белой наискосок вмятиной, угол снимка:

– Вот! Видишь?!, – едва не закричала Лиля.

– Что вижу?, – Егор повернул картинку к себе.

– Дата!, – торжествующе произнесла Лиля. – Не правильная!

– Что не так с датой?, – не понимая, насупился Лукошкин.

– Две тысячи третий год!– буквально по буквам, выделяя каждое слово, произнесла Лиля.

– Да, две тысячи третий, – пожал плечами Егор. – И что тут странного?

– Но сейчас, – ехидно заметила Лиля, – две тысячи второй! Того, что изображено на снимке, еще не случилось.

– В этой жизни да, пока не произошло, – стал объяснять Лукошкин, – но в предыдущей – было.

– Наберись смелости и признайся, что просто сляпал на компьютере коллаж, – усмехнулась Лиля и оттолкнула фотографию. Легкий прямоугольник, ощутив себя бумажным журавликом, свободно спикировал под стол. – Делал впопыхах, небрежно, даже на дату не обратил внимание.

– Никакие коллажи я не лепил, – процедил сквозь зубы Егор и, опустился на колени, чтобы подобрать дорогую для него фотографию – единственную ниточку, связывающую с прошлой жизнью.

Лиля обвинила его во лжи? Но ведь он не врал!

– Ты – смешон!, – крикнула Лиля и закинула на плечо сумку. Ей давно пора уйти отсюда. – Клоун!

– Лиля!, – неожиданно раздался рядом голос Вадима. – Зашел в издательство, но мне сказали, что ты еще не вернулась с обеда. Что стряслось?

Егор спрятал непослушную фотографию в карман и разогнулся.

– Лукошкин!, – воскликнул Вадим. – Как тебя сюда занесло?

– Егор, твой друг, – с презрением Лиля ткнула Вадима в грудь, – утверждает, что мы с ним женаты.

– Были женаты, – откликнулся Лукошкин, отряхивая испачкавшиеся джинсы.

– Хорошо, были, – зло сверкнула глазами Лиля. – Хотя, данное уточнение не слишком меняет смысл его безумной лжи.

Вадим вопросительно посмотрел на Егора.

– Поступим так, – Лиля подвела итог неприятному разговору, – я ухожу, а вы разбирайтесь сами.

И, развернувшись к мужчинам спиной, твердым шагом направилась к двери.

Егор упал на стул и прижал ладони к глазам. Еще в детстве он изобрел собственный способ прятаться от неприятностей: исчезнуть в темноте. Если папа грозил ремнем за двойку по арифметике, а мама вот-вот должна была догадаться, кто разбил любимый фарфоровый чайник в красных кружочках, мальчик забирался в широкий трехстворчатый шифоньер и захлопывал дверцу. Искусственно созданная темнота отгораживала Егора от окружающего мира и сглаживала проблемы.

Но сейчас спасительная чернота не успокаивала. "Ты – смешон!" – звенел в голове голос Лили. "Клоун!" – грубо сколоченные слова с силой долбили по вискам. До боли. До слез. Пальцы намокли. Неужели он плачет?

Егор опустил руки: он уже давно не ребенок, и темнота утратила свою защитную способность.

Только сейчас Лукошкин обнаружил, что Нелюбин не ушел вслед за Лилей, а сидит напротив.

– Что между вами произошло?, – Вадим решил, что пора прервать затянувшееся молчание.

– Я хочу ее вернуть, – честно признался Егор.

– Вернуть? Ну, знаешь!, – Вадим возмущенно развел руками. – Бессмыслица какая-то. Разве Лиля была когда-нибудь твоей?

Лукошкин, глядя на озадаченного Вадима, задумался: озвучить еще раз историю про повторяющиеся 20 лет и сыворотку памяти? Ошарашить друга сообщением, что Нелюбин в другой жизни искренне любил Ирму и шиковал на деньги ее богатенького папочки? Вадим расхохочется в лицо и, сочтя Егора в лучшем случае чудаком, постарается в дальнейшем поменьше общаться со съехавшим с катушек однокурсником.

– Видимо, потеряв точку опоры после развода, ты долго копался в старых переживаниях и обнаружил забытый объект, – Вадим по-своему объяснил душевные терзания Егора. – Кстати, десять лет меня мучает одна загадка. Может, просветишь, наконец? Я же видел, какими влюбленными глазами ты смотрел тогда в клубе на Лилю. Протанцевал с ней всю ночь. Но провожать, выхватив у меня деньги, вызвался Волкову. Почему?

– Это трудно объяснить, – а что еще он мог ответить другу? Что размечтался о лучшем будущем, в итоге оказавшимся призрачным?

– По идее, –  усмехнулся Вадим, – я обязан съездить тебе по физиономии, или, как в старину, вызвать на дуэль. Все-таки ты приставал к моей жене. Но, знаешь, не буду. -

"А зря, – мысленно перебил друга Лукошкин. – Может быть, тогда мне стало бы легче? Может быть, именно этого я и заслуживаю?". – По сути, должен тебя еще и благодарить: не возьмись ты подвезти Ирму, я не отправился бы провожать Лилю. Не влюбился бы в нее, не женился бы на ней. И не было бы у меня сегодня такой замечательной семьи.

Нелюбин подхватил журнал, забытый женой. И, прощаясь, положил руку на плечо друга (отныне бывшего?):

– Лиля – моя жена. Мы любим друг друга. Смирись с этим! Оставь прошлое в прошлом, начни жить настоящим.

Егор автоматически проследил за Вадимом: Нелюбин толкнул дверь, и, ступив на улицу, тут же повернул к соседнему зданию. Наверняка, догадался Егор, торопится к Лиле. Успокоить, обнять и поцеловать. Совершить то, что Лукошкину не доступно. И в этом виноват только он сам.

На столе перед Егором скучала чашка с остывшим кофе. Молочная пенка безнадежно осела и плавала клочьями по поверхности коричневой жидкости. Недавний шедевр, созданный кофейным автоматом, превратился в неаппетитную бурду. Так же было и на душе Егора: муторно, горько, тоскливо. И одиноко.

Вадим посоветовал забыть об утраченном и жить дальше. Но разве Лукошкин способен прорываться в одиночку? Поставить крест на вернувшихся чувствах? Увериться, что счастье и любовь – удел других? Но чем Егор хуже остальных? Ему требуется хотя бы призрачная точка опоры, но за что зацепиться?

И когда вопросов, как сейчас, становится неизмеримо больше, чем ответов на них, есть ли вообще смысл в дальнейшем существовании? Еще один вопрос…

Глава 30.

И ВСЕ ЖЕ он придумал способ существовать дальше. Вероятно, на чей-то взгляд, слишком суровый, но для разобранного на отдельные части человека (именно так он себя ощущал) вполне сносный. Егор, словно моллюск, втиснувшийся в раковину, спрятался от людей. От их любопытных расспросов, назойливого сочувствия, показной жалости, неискренней похвалы. Категорически запретил себе думать о Лиле или Антошке. Что днем почти удавалось, но сны человеку не подчиняются. И поэтому он кричал по ночам, вынужденный метаться в лабиринтах знакомых образов. Просыпался не просто опустошенным, а до дна выпотрошенным, и долго потом собирался с мыслями, чтобы вернуться в реальность.

Лукошкин уволился из издательства, не общался с коллегами и знакомыми. Заработок отыскал в Интернете. На его счастье развелось множество ленивых студентов, которые и на лекции не ходят, и рефераты сами не пишут, предпочитая заплатить неудачникам, согласным выполнить за них нудную работу. Егор достал из шкафа, пропылесосил старые учебники и взялся выполнять чужие задания по русскому языку. Привычная стихия слов и собранных из них предложений действовала на дипломированного филолога как бальзам. Он играл со словами, выстраивал их в заданном порядке, подчинял себе, препарировал, перемешивал. Слова отвлекали от посторонних переживаний, требовали постоянного внимания, сосредоточенности, развлекали, заполняя пустоты, образовавшиеся вокруг "раковины". Однажды словам стало тесно в рамках чужих рефератов, дальнейшее их развитие грозило открыть читающему работу преподавателю, что автор слишком умен для сопливого студента. И тогда Егор, набравшись храбрости, позвонил на популярную радиостанцию и предложил готовить познавательные "прокладки" про забавности русского языка. Прислал пилотный вариант. Радийщикам идея и исполнение понравились, и Лукошкин зазвучал в эфире. Что никак не изменило смысл его одиночного существования.

Контакты с людьми Егор по-прежнему ограничивал родственниками. Навещал систематически родителей, звонил Зойке, если она надолго исчезала. Вживался в роль дяди и исполнял ее с удовольствием. Маленькая Ксюша (Зойка, конечно, победила в споре за имя) – симбиоз непоседливой, взрывной младшей сестренки и рассудительно-медлительного Михаила, изредка приходя в гости (очередь «сидеть с ребенком» до дяди при полном комплекте бабушек и дедушек доходила не часто), либо тискала уже порядком постаревшего, потяжелевшего и вечно сонного Чернилку, либо, засунув пальчик в рот, заворожено слушала в исполнении Егора сказки про пузатого Колобка или капризную Репку.

И только два события встряхнули Лукошкина. И оба связаны со старшим Борисенко.

Физик ворвался в его размеренный, размеченный мир в 2008 году. Ранним утренним звонком.

– Я был прав!, – орал в ухо Егору ученый. – Я же предупреждал! Она взорвалась!

– У вас в квартире пожар?, – моментально проснулся Лукошкин. – Жахнула газовая плита? Пострадавшие есть?

– Сверхновая! Сверхновая взорвалась!, – продолжал возбужденно кричать Борисенко.

– Когда она вспыхнула?, – тут же осознал услышанное Егор и вскочил на ноги. Неужели у человечества появился шанс расстаться с Альфа-петлей?

– Полтора века назад, – выдохнул Борисенко и, услышав глухой стон Лукошкина, по привычке уточнил: – В 1868 году. В самой середке Млечного Пути.

– Что-то новость больно старая, – разочарованно плюхнулся обратно на одеяло Лукошкин. – Событие из числа давно состоявшихся. Оно не имеет отношения к будущему Земли.

– Не согласен, – возразил физик, готовый ринуться в дискуссию. – Да, о том, что обнаруженный объект напоминает остатки взорвавшейся звезды, астрономы предположили еще в 1985 году. Но доказательств не существовало. Поэтому при расчетах форм искривленного пространства-времени вокруг Солнца я катаклизм в созвездии Стрельца не учитывал. И вот теперь орбитальная американская обсерватория получила рентгеновские снимки нужного участка неба, наличие газопылевого облака подтверждено. Не забывайте также, что к Млечному Пути древние майанцы испытывали особые чувства, считая, что духи умерших по нему уходят к звездам. Вполне возможно, что мощности взрыва именно в том участке неба хватило, чтобы преобразовать зацикленную Альфа-петлю в обыкновенную безобидную закорючку.

– И вам потребуется на расчеты еще лет двадцать– тридцать?, – откровенно зевнул в трубку Егор, намекая, что он не прочь еще поспать.

– Почему в твоем голосе звучит грубый пессимизм?, – не сдавался Борисенко. – Я бы уже завтра сообщил результат, в математические модели достаточно лишь подставить нужные числа. Но вот их у меня нет.

– Предлагаете устроиться в разведку?, – сострил Лукошкин. – Пустой номер, я в английском не силен. Раскусят сразу.

– Данные никто не собирается засекречивать, – обиделся физик. – Сейчас озвучены предварительные итоги, на тщательную обработку требуется время. К сожалению, и я в английским плаваю. Но знаю, к кому обратиться за помощью. Недавно в США у меня обнаружился коллега – такой же яростный поклонник теории относительности. Бывший наш соотечественник, работает в научном центре.

– Обрастаете международными связями?, – Егор перекинул трубку к другому уху – из-за долгого разговора свело шею.

– Человек прислал отклик на мою прошлогоднюю статью в молодежном журнале, – гордо заявил физик.

– Там, где вы поведали читателям байки о формах искривленного пространства?, – в голове Лукошкина всплыла страница из собственного дневника. – И ни словом не упомянули про Альфа-петлю?

– Ты читал журнал?– удивился Борисенко и поторопился объяснить свою позицию. – Главное на тот момент считал сообщить читателям, что наконец-то, с помощью сложной аппаратуры – четырех гироскопов и одного телескопа, установленных на спутнике, удалось заполучить весомые доказательства теории относительности Эйнштейна. Что соответственно подтверждает и возможность искривления пространства в разных формах, которые взаимодействуют друг с другом. Объем информации для одной статьи оказался велик. Я договорился продолжить тему позже, где и сообщу об Альфа-петле. Тем более что к тому времени наверняка получу полную информацию по последнему взрыву. Коллега обещал, что как только материалы дойдут до их лаборатории, отыщет нужные мне параметры и пришлет. Ждать осталось недолго. Дай мне максимум полгода, и я отвечу на вопрос: проскочит ли Земля на этот раз Точку возврата. У нас в руках сенсация!

Через полгода физик, как и обещал, перезвонил. Но голос его уже потерял прежние нотки безумного восторга. Как и предвидел Егор, расчеты неутешительны: взрыв по космическим меркам мощный, но на временной аномалии, в которую угодила Земля, не отразился. Она по-прежнему болталась в зацикленной Альфа-петле.

– Это был последний шанс, – грустно подвел итог Лукошкин.

– Вовсе нет, – бодро возразил физик. – Во-первых, другие взрывы никто не отменял, какой-нибудь нам подойдет. А во-вторых, числа, которыми я оперирую, настолько велики, что погрешности, неточности исключать нельзя.

– И как мы узнаем, что вы ошиблись?, – спросил Егор, хотя изначально не верил в возможность другого результата.

– Ну, достаточно легко, – засмеялся Борисенко. – Проснемся утром, посмотрим на календарь и обнаружим, что наступило 21 декабря 2012 года. И древним индейцам, мнение которых для тебя непререкаемо, утрем нос.

– У вас достает сил шутить?, – Егор отлично помнил, как физик распорядился своей прошлой жизнью и, пораженный веселым настроением ученого, осторожно поинтересовался. – Разве вы ни о чем не сожалеете?

– Поначалу и вправду меня раздирали противоречивые чувства, – признался Борисенко. – Как ученый, я должен раздуваться от важности – мои теории обрастают доказательствами. Однако, если то, что я понавычислял, правда, значит, мир обречен и топчется на месте. Трудно даже осознать масштаб трагедии. Но в силах ли я предотвратить ее? Конечно, нет. Значит, даже если признаю, что она реальна и неизбежна, мне остается одно: просто жить дальше.

Подобный совет Егор уже от кого-то слышал и поэтому спросил:

– И вы знаете как? У вас есть рецепт?

– Ты знаком с моим "лекарством", – вновь рассмеялся физик. – Ее зовут Ксюша. Мы с матерью виноваты перед Мишей. Пока он рос, занимались больше собой. Перечень стандартный: работа, карьера, быт, машина, холодильник, квартира. И сына, пока был маленьким, не успели побаловать. Но теперь нерастраченную любовь дарим внучке. Какая умница растет! Уже выучила названия некоторых созвездий и безошибочно находит их в атласе. Эта девочка своими маленькими пальчиками крепко держит меня на Земле.

Лукошкин молча кусал губы: неужели так просто? А он сражался и погибал под натиском неразрешимых вопросов, множащихся в геометрической прогрессии, словно головы у дракона.

– Кстати, а что с обещанным материалом – продолжением для молодежного журнала?, – очнулся от невеселых мыслей Егор. – Завершили?

Судя по рассказу Борисенко-младшего (еще в предыдущей реальности), отец сломался именно тогда, когда потерял текст рукописи. По времени физик как раз приблизился к трагическому эпизоду. Егора раздирали сомнения: с одной стороны, он мечтал открыться ученому и поделиться знаниями о прошлом (а заодно похвастаться, что владеет секретом «осознанного перехода»), но с другой, боялся предстать в роли мрачного вестника. А вдруг дальше тянуть нельзя?

– Случилась незадача. В компьютер проник вирус, вся информация на жестком диске уничтожена, в том числе погибла и готовая статья, – вздохнул Борисенко, но с чувством легкой досады, а не рокового стечения обстоятельств. – Коплю силы для восстановления "железа". Но если и решусь, то не скоро. Мы с женой взяли отпуск и везем Ксюшу на море. Набираться сил перед школой.

И Лукошкин понял, что, благодаря племяннице, спасать Борисенко от самого себя, может, вообще не потребуется.

Второе событие произошло тем же летом, только чуть позже. Ксюша, шоколадная от черноморского солнца и розовощекая от непривычно витаминизированной фруктовой диеты, завершала сезон на даче у родителей Егора. Лукошкину поручили доставить будущую первоклассницу в Москву и передать папе с мамой. Пока девочку собирали суетящиеся и сюсюкающие старики, Егор полез на чердак. Помнится, в прошлый визит, забирая дневник, он оставил в деревянном сундучке флэшку. Желание выяснить, какие тайны хранил «пластмассовый брелок» (чьи-то фотографии, душевные откровения, шпионские шифрованные донесения или… нудную деловую переписку?) будоражило воображение. Только что толку: способов открыть электронный носитель долго не существовало. Но сейчас файлы стали доступны.

Дорожный саквояж бабушки Веры никуда не делся. И, казалось, совсем не изменился, по крайней мере, Егор не обнаружил на деревянных боковинах новых трещин (а может, он не удосужился запомнить старые?). Тяжелая крышка поднялась со скрипом. В воздух поднялся сноп пылинок, Лукошкин поторопился зажать нос. Но процесс остановить уже было невозможно, и Егор при следующем вдохе громко чихнул. Бумажные фантики, по-прежнему покрывавшие разноцветным слоем дно сундучка, радостно взметнулись вверх, обнажив пластмассовый прямоугольник и поблекшие (а вот металл постарел!) евроценты. Лукошкин разметал монеты (пригодятся в следующий раз, в следующей жизни?) и подхватил флэшку.

Дома, дождавшись Зойку и сдав с рук на руки племянницу (в ее присутствии заниматься серьезными делами не имело смысла, девочка обладала невероятной способностью концентрировать внимание только на себе), едва за дамами закрылась дверь, Егор поторопился включить ноутбук. Пока компьютер треньканьем и бамканьем возвещал о последовательно загружающихся программах, Лукошкин подсоединил флэшку. Электронная память хранила лишь один документ. Текстовой. Никакого намека на пикантные фотографии или фильм из категории «Для закрытого показа».

Егор щелкнул клавишей, открывая файл. Читать слова, предназначенные чужим людям, конечно, не прилично. Но ведь данный текст принадлежит эпохе, которую память человеческая глубоко спрятала, считай – вычеркнула. Значит, послание утратило свою актуальность и принадлежность. Оно – вне времени.

Так, рассуждая сам с собой, Егор просматривал абзацы. Нудятина. Заумь, хотя и не лишенная литературной "упаковки". Законы физики и теория относительности. Бушующая Вселенная, где взрываются звезды, образуются черные дыры. Свойства Солнца и планет – массивных вращающихся тел. Формы искривления пространства. Лист Мёбиуса, зацикленная во времени Альфа-петля…

Что?! Альфа-петля? Егор, не веря глазам, вцепился в экран: неужели есть еще человек, обнаруживший Точку возврата? Кто он? Чем занят в нынешней жизни? Нужно непременно его отыскать. И сообщить о файле Лене с Андреем. И Борисенко. Одной рукой Егор дотянулся до телефонной трубки и стал набирать домашний номер физика, другой отчаянно елозил курсором, пролистывая документ к последней строчке, надеясь установить имя автора.

И увидев его, едва не задохнулся: "Михаил Борисенко". Это была вторая статья для журнала, которую физик скинул на флэшку и потерял. Вот почему Егор сразу не определил автора, статья не была опубликована. Бабушкин межвременной сундучок надежно спрятал открытие физика.

– Алло! Алло!, – услышал Егор требовательный голос, доносящийся из телефонной трубки.

– Михаил, – Лукошкин проглотил застрявший в горле комок, – я нашел то, что вы потеряли. Причем, уверен, не один раз. Не хотите забрать?

С Борисенко они проговорили до рассвета. Егор подробно поведал, как стремление раскрыть суть пророчества древних индейцев объединило усилия трех друзей, чем помогла в их поисках статья физика (трагический факт из биографии ученого принципиально опустил), в результате каких экспериментов Карева обнаружила повторяющийся промежуток в 20 лет и создала сыворотку памяти, что довелось пережить каждому в момент «осознанного перехода» и как они метались между снами и реальностью в первые дни.

Борисенко в отличие от Лили, скептическими репликами не перебивал, наоборот, слушал с восхищением. И даже гордостью – его точно просчитанные выкладки привели к реальному результату: созданию средства для "осознанного перехода". Об этом мечтает каждый теоретик. Даже драма человечества, не имеющего возможности развиваться дальше, ненадолго отошла на второй план.

Потом они долго обсуждали, отдавать ли счастливым образом обнаруженную статью в редакцию. Нужна ли такая публикация? Решили: пусть рукопись увидит свет. Вдруг эта тема обеспокоит ученый мир, появятся новые идеи. А если сыворотка памяти – не единственный выход для беспомощного перед сюрпризами Вселенной человечества?