Текст книги "Горький дым (СИ)"

Автор книги: Ростислав Самбук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

– Вы передали Лодзену список людей, у которых хранятся ценности наших куреней, – сообщила, пристально глядя на Рутковского.

– Неужели?

– И если ты сможешь достать копию, мы опередим полковника.

Максим махнул рукой:

– Как я достану? У Лодзена такой сейф и охрана... Все равно что ограбить банк.

– Ты не знаешь пана Щупака. Слышал, как его называют? Хромой дьявол!

– Ну и что?

– Считай, что сам себе подписал смертный приговор.

– И ты с ним согласна?

Луцкая нервно поднялась.

– От меня зависит мало.

– Но наши отношения...

– Да, наши отношения!

Она сделала шаг к Максиму, подняла на него синие глаза, и Рутковский вдруг подумал, что весь этот разговор померещился ему... Но как она сказала тогда Щупаку: «Все, что касается Максима, я буду решать сама...» И сейчас только прикрывается именем Щупака.

– Считаешь меня виноватым? – спросил он.

– Разберемся...

Стефания ушла не оглядываясь, не обернулась и в дверях, хоть Максим хотел этого: надеялся прочитать в ее глазах приговор себе. Но он и так не тешил себя надеждами: от Хромого дьявола добра не жди.

Рутковский зашел к полковнику. Лодзен выслушал его вежливо и серьезно, Максим уже подумал, что его миссия увенчается успехом и полковник призовет бандеровцев к порядку, но Лодзен, усмехнувшись, ответил:

– Все это глупости. – Помахал неопределенно рукой и добавил более категорично: – Пустые угрозы, не обращайте внимания.

– Вы должны знать их службу безопасности и Щупака, – не сдавался Максим. – И у меня уже есть печальный опыт...

– Что было, то сплыло, – не согласился Лодзен. – Я бы на вашем месте не был таким мнительным.

– Они готовы на все ради списка резидентов.

– Нет, – возразил полковник, – Щупак – умный человек и должен понять: если список в наших руках, его карта бита.

– И вы рекомендуете?..

– Не волнуйтесь и работайте спокойно. Щупак не осмелится пойти против нас.

Разговор не удовлетворил Рутковского. Конечно, Щупак не осмелится на открытый бунт против разведки. Лодзен в таком случае быстро скрутит ему шею. Но он же, Максим Рутковский, лишь работник РС, Щупак это знает, а уверения Лодзена расплывчаты и неубедительны.

Поразмыслив немного над ситуацией, Максим решил, что должен прежде всего посоветоваться с Олегом и вообще сам позаботиться о себе. Для этого должен был развязать себе руки, – суровый регламент работы на РС сковывал его. Он пошел к Кочмару и попросил недельный отпуск.

– Зачем вам, пан Максим? – искренне удивился тот. – Через месяц идете в оплачиваемый...

Рутковский догадывался, что Кочмару известно о его встрече с Лодзеном. Пан Роман в последнее время обращался с ним как с равным и угостил даже однажды в буфете рюмкой коньяка: жест, совсем не свойственный шефу. Потому и отделался туманным объяснением: мол, у него некоторые дела личного характера, он разговаривал уже с полковником и тот порекомендовал обратиться непосредственно к пану Роману. С другим Кочмар и не разговаривал бы – сразу выгнал бы из кабинета, а Рутковскому дал-таки недельный отпуск, решив, что, наверное, Максим просто темнит, отпуск согласован с Лодзеном и Рутковский в крайнем случае добьется своего, игнорируя его. Этого же Кочмар допустить не мог – кому хочется, чтобы начальство плохо думало о тебе?

Рутковский позвонил из телефонной будки Олегу, договорился о срочной встрече и поехал за город.

Белый «пежо» опоздал всего минуты на три-четыре, проехал не останавливаясь и свернул в молодой лес. Максим подождал еще пять минут и, удостоверившись, что за машиной Олега никто не следит, дважды коротко нажал на клаксон. Олег не торопился. Максим собрался повторить сигнал, но услышал шорох в посадках слева, совсем не там, откуда ждал Олега. Тот решил сделать крюк – миновал открытые места и подошел сосняком.

В лесу было душно. Олег с удовольствием опорожнил из горлышка полбутылки минеральной воды и растянулся на коврике возле Рутковского. Лежал навзничь, так же как до этого Максим, всматриваясь в небо, слушал шум сосен и, кажется, совсем не вникал в рассказ Максима. Потом сел, обнял колени руками, подумал немного и сказал совсем не то, что ожидал услышать Рутковский:

– Плохие дела, и не нравится все это мне.

– А не преувеличиваешь?

– Этот Щупак – просто бандит, и логика у него бандитская. Трудно что-либо предвидеть.

– Я же говорил: мою судьбу собирается решать Стефания...

– Думаешь, это лучше?

– Ну у нас же какие-то отношения!

– Тогда сделаем вот что: завтра уедешь за границу. Я проинформирую Центр, подождем, что там решат. Возможно, твоя миссия закончена.

– Это почему же?

– Лодзен от тебя отказался. Понимаешь, отказался с легким сердцем и будет рад, если что-то случится. Исчезнет лишний свидетель. Тебе известно, что он положил в карман более десяти тысяч за списки, а главное, ты знаешь о бандеровских сокровищах. Для чего ему такой информированный подчиненный?

– Совсем ни для чего, – согласился Максим.

– Дальше. Допустим, все обойдется, Щупак и Луцкая смирятся с поражением и не тронут тебя. Пройдет месяц, два, самое большее три, и Лодзену станет известно, что его ожидания напрасны: игра со списками проиграна. А они побывали в твоих руках...

– Я думал над этим, – кивнул Рутковский. – Полковник будет искать виновных, и я стану первым.

– А если ты так хорошо все понимаешь, собирай вещи и беги из Мюнхена. Завтра или послезавтра должен быть за рубежом. Вот тебе адрес пансионата. Я найду тебя.

Рутковский со злостью сломал сосновую веточку.

– Жаль, – сказал. – Жаль бросать здесь все. Такая хорошая работа, сидеть бы и сидеть.

– Угу, – кивнул Олег, – ты прав, и может быть, в Центре что-нибудь придумают. Но и так сделал много. Секретные документы «Свободы» – они знаешь какие ценные? А списки Лакуты?

– У меня такое чувство, что только начал. Как на первом курсе института.

– Кстати, – спросил Олег, – «техника» здесь?

– Конечно.

– Давай сюда.

Рутковский достал «дипломат» с микрофотоаппаратурой, микрофоном и копировальным прибором.

– Ну будь, – поднялся Олег. – У меня еще хлопот... А ты сегодня не ночуй дома. Завтра утром собери вещи и уезжай. Отдыхай, пока тебя не найдут.

Он исчез в сосняке, будто растворился в нем, и минут через десять белый «пежо», переваливаясь на выбоинах лесной дороги, скрылся за деревьями.

Максим вернулся в Мюнхен, когда смеркалось. Сначала хотел переночевать в гостинице, но передумал и поехал к Сенишиным. Иванна всегда рада ему, а Юрия не было дома, ей одной грустно, и они вместе как-то проведут вечер у телевизора или можно сходить в кино.

Иванна сразу поняла, что у Максима неспокойно на душе, но молчала. Он тоже молчал, наконец молчание стало тяготить их: Максим сослался на усталость и пошел спать. Заснул на удивление быстро, и спалось ему легко, без снов. Проснулся, когда солнце заглядывало в комнату, наверно, солнечные трепетные зайчики и разбудили его. Максим быстро оделся и сбежал вниз, где Иванна жарила яичницу. Она разбила чуть ли не десяток яиц. Рутковский удивился, зачем так много, и Иванна объяснила, что звонила Стефания, она скоро приедет.

Луцкая приехала на такси – одетая в темную кофточку и спортивные брюки, будто собиралась в дорогу. Объяснила, что ее машина поломалась: вопросительно посмотрела на Рутковского, наверно, знала что-то, и оказалось, точно знала, так как спросила с места в карьер:

– Куда собираешься?

Максим пожал плечами, ответил не очень конкретно:

– Так... никуда...

Луцкая объяснила свою осведомленность:

– Вчера я звонила Кате Кубиевич, и она сказала, что ты взял недельный отпуск.

– Устал.

Смерила ироническим взглядом:

– Как раз по тебе видно...

Вести разговор в таком ключе Максиму не хотелось, ничего не ответил – слава богу, Иванна позвала завтракать.

Воспользовавшись тем, что Иванна пошла на кухню за кофе, Стефа спросила:

– Что собираешься делать?

Максим только повел плечами. Вероятно, эта неопределенность устраивала Стефанию, так как она предложила:

– Отвези меня к нашему ручью.

Она не попросила, а чуть не приказала. Честно говоря, такой тон не понравился Рутковскому, он хотел сразу же отказать, но подумал, что это последний каприз Стефании, и согласился.

Ехали по городу молча, курили и молчали. Максим искоса поглядывал на девушку. Стефа немного откинула сиденье и полулежала, касаясь щекой подголовника: отвернулась от Максима, может быть, боялась взглядом или неосторожным движением выдать себя, а может быть, просто устала и отдыхала...

Рутковский молчал, молчала и Стефания. Так и доехали до ручья.

Рутковский поставил машину на обычное место – на полянке под большим тополем, откуда до речки вела извилистая тропка, она вилась между кустами ежевики и дикой малины, и Стефания любила, обдирая руки, залезать в самую гущу и лакомиться мелкими, но удивительно вкусными ягодами. Она выпрыгнула из машины и побежала не оглядываясь к воде, туда, где они разводили костер и жарили форель, когда рыбацкое счастье улыбалось Максиму.

Рутковский запер машину и побежал за Стефой – она стояла и смотрела, как он спускается тропкой, и в ее глазах Максим увидел не то укор, не то вызов. Он остановился рядом, Стефа схватила его за руку и потянула по тропинке вдоль ручья – выше по течению, где когда-то они набрели на большие валуны, отшлифованные водой.

Стефания опустилась на валун, спросила:

– Для чего ты взял отпуск?

– Дела... – ответил он многозначительно.

– Для выполнения служебных дел едут в командировку, и не за свой счет.

– Бывают исключения.

– Куда, если не секрет?

Рутковский развел руками:

– Еще сам не знаю.

– Из-за списков Лакуты?

– Нет, – ответил уверенно, – совсем другое дело.

– Когда вернешься?

– Думаю, через неделю.

– Я буду ждать.

Стефания набрала воды в обе ладони, глотнула, взглянула на Максима искоса и брызнула в него остатками.

– Какой-то ты сегодня чудной, – сказала она.

– Сама говорила: надо мной тяготеет гнев Щупака.

– Все это вышло как-то не так, – вздохнула, – и мне жаль, что ты влез в это дело.

– Не я, так кто-нибудь другой.

– Конечно. Не думай больше об этом.

– Но я же помню твои слова: подписал себе смертный приговор.

– Да, Хромой страшен, но я найду способ усмирить его.

Рутковский подумал, что, может быть, и в самом деле найдет и его отъезд за границу преждевременный, но был приказ Олега, а приказы для того и существуют, чтобы их выполнять.

– Хорошо, – сказал, – я приеду через неделю, и мы вернемся к этому разговору.

Стефания засмотрелась на играющую в светлой воде серебристую форель.

– Жаль... – сказала, – жаль, что не захватил удочки. Сегодня хороший день: видишь, и рыба ходит.

Где-то поблизости на дереве подал голос дрозд, проворковала горлица. День действительно выдался хороший: не жаркий, тихий, и Максиму никуда не хотелось ехать. И все-таки к вечеру он должен добраться до приграничного городка. Знал в нем маленькую гостиницу, где всегда были свободные комнаты, мягкие кровати с накрахмаленным бельем, – там и хотел заночевать.

– Не задерживайся.

– Постараюсь. – Максим поднялся, Стефа взяла его за руку, и они побежали берегом ручья, перепрыгивая через камни. Миновали нагромождение валунов – любимое место Максима: ему нравилось взбираться на них, верхний камень был как седло, тут можно было долго сидеть, любуясь действительно поразительным пейзажем: ручей, несущий свои стремительные воды через каменный хаос, дубовая роща на противоположном берегу, бескрайние луга немного ниже.

Рутковский остановился. Подумал: вероятно, больше никогда не сидеть ему на валуне и не видеть трехсотлетних великанов по ту сторону речки.

– Подожди, – попросил Стефу, – подожди, я быстро.

Он и на самом деле быстро добрался до седловины, стал на нее, чтобы лучше видеть, и даже помахал на прощание дубам. Сам удивился своей растроганности, повернулся налево – тут начинались заросли кустарников, увидел тропинку, теряющуюся в них, ручей и даже красную крышу своего «фиата» вдали. Около машины кто-то стоял, а может быть, это только померещилось Максиму, ибо человек сразу исчез. Но Рутковский видел его отчетливо – знал, что не ошибается. В конце концов, это мог быть случайный прохожий или рыбак – остановился и разглядывает «фиат».

Максим задержался на минуту: человек появился снова, теперь он отдалялся от машины, ныряя в кусты и появляясь снова. Потом показался на опушке, шел быстро, и даже отсюда было видно, что хромает.

Максим скатился с валунов. «Неужели Хромой? – подумал. – Что ему нужно у машины? Засада, и Стефа устроила ее?..»

А она смотрит весело и открыто – неужели умеет так притворяться?

Но Хромой торопился от машины в сторону шоссе – если бы засада, прятался бы в кустах, там они подступают к самой тропинке, в двух шагах ничего не заметишь.

– Пошли... – Максим, пропустив Стефанию вперед, шел не торопясь, настороженно всматриваясь в заросли.

Девушка заметила это, но никак не отреагировала, а тихонько напевала:

 
А коли ми кохалися, сухі дуби цвилi,
А коли ми розлучались, зелені пов’яли...
 

Вышли на полянку, возле «фиата» никого не было.

Рутковский обошел вокруг машины. Никаких следов, только трава примята, но примять ее могли и они, выходя.

Но он точно видел Хромого – зачем Щупак был здесь?

– Поехали? – Стефания нетерпеливо взялась за ручку дверцы.

– Подожди... – Одна мысль вдруг поразила Максима, он осторожно отодвинул Стефанию, отпер правую дверцу и открыл ее.

– Ты что?.. – спросила удивленно, но Максим не ответил. Лег на сиденье грудью и осмотрел замок зажигания, потом заглянул под переднее сиденье. Ничего не нашел, вылез из машины, обтер вспотевший лоб.

– Потерял что-то? – Стефания села в автомобиль, достала из багажничка расческу, начала причесывать растрепанные ветром волосы.

Максим обошел «фиат», растянулся прямо на траве, заглянул под машину. Ничего не заметив, поднялся и отряхнулся. Стефания спрятала расческу, спросила:

– Что-то сломалось?

– Подожди... – Максим поднял капот, наклонился, испуганно отпрянул. Вот оно, и Хромой приходил недаром. Вынул платок и обтер потный лоб. – Иди сюда, – позвал Стефанию. Теперь знал, что она не виновата, так как Щупак приготовил капкан для них обоих.

– Что там? – выглянула из машины девушка. – Ты же знаешь, я в моторе ничего не соображаю.

– Иди!

Луцкая почувствовала что-то в его голосе, выскочила, наклонилась над мотором с противоположной стороны.

– Вот! – ткнул Максим пальцем в небольшую коробочку, прикрепленную около замка капота. От нее тянулись два провода.

– Ну и что? – спросила равнодушно.

Максим не ответил, осторожно отсоединил проводку. Поднял на ладони коробочку, будто в ней были обычные конфеты.

– Взрывчатка, – сказал совсем спокойно. – Пластиковая бомба, и стоило мне включить зажигание!..

Увидел, как побелели щеки у Луцкой.

– Ты с ума сошел! – выдохнула.

– Нас разорвало бы вместе с «фиатом». И не почувствовали бы...

– Ты что!

Максим попробовал усмехнуться, но улыбка, наверно, вышла кривой. Добавил мрачно:

– Щупак и в самом деле приговорил меня к смерти. Но при чем тут ты?

– Щупак?

– Я увидел его с валуна. Случайно.

Глаза у Стефании потемнели: наконец она поняла все. Взяла у Максима коробочку, осмотрела внимательно.

– Дашь мне, – сказала тоном, исключающим возражения.

– Зачем?

– Щупаку это так не пройдет! – Она спрятала коробочку в сумку, которую повесила через плечо. – Поехали.

– Подожди. – Рутковский еще раз внимательно осмотрел машину, но ничего не нашел. И все же, вставляя ключ в замок, искоса глянул на Стефу.

– Может быть еще?

– Да нет... Но отойди от машины... На всякий случай.

Луцкая поудобнее устроилась на сиденье.

– Поехали.

«Фиат» завелся с полуоборота. Рутковский выехал на шоссе, осмотрелся.

– Думаешь, он ждал здесь? – поняла его Стефания. – Навряд ли: был уверен, что нам не спастись, и торопился отъехать подальше.

– Тебе куда? – поинтересовался Максим.

– Завезешь домой.

– Будь осторожна.

– Буду... – вдруг Стефания всхлипнула – совсем по-женски. Но сразу взяла себя в руки, положила на колени сумку, похлопала по ней ладонью, будто там лежала не взрывчатка, а в самом деле конфеты. – Ему не поздоровится! – сказала уверенно.

Максим высадил Луцкую около ее дома и поехал к себе. Поднялся не лифтом, а по лестнице, и, убедившись, что никто не ждет его на лестничной площадке, зашел в квартиру.

Взял с собой только костюм, белье, магнитофон и транзистор, подумал немного и прихватил подаренный Стефой спиннинг, действительно хороший спиннинг с автоматической катушкой, обвел взглядом комнату, она показалась ему совсем чужой, закрыл двери без малейшего сожаления и вызвал лифт.

Рутковский переночевал, как и намечалось, в пограничном городке. Проснулся поздно, некуда было спешить, да и не все ли равно, где убивать время: в пансионате, адрес которого назвал ему Олег, или здесь, в маленькой симпатичной гостинице, где простыни пахнут лавандой и свежей горной водой?

Позавтракал. Булочка с маслом оказалась очень вкусной, не говоря уже о крепком кофе. Максим попросил свежие газеты, были уже и мюнхенские, и он лениво просматривал их.

Реклама... объявления... происшествия...

В глаза бросился набранный большими буквами заголовок:

«Убийство на Альтштрассе».

Пробежал заметку и отставил чашку.

Неужели Стефания?

Прочитал еще раз:

«Сегодня вечером на Альтштрассе убит двумя выстрелами из пистолета подданный США Модест Щупак. Как стало известно, убитый занимал одну из руководящих должностей в организации украинских националистов. Убийце удалось скрыться. Полиция проводит расследование».

Максим прочитал заметку еще раз. Да, Стефания не бросает слов на ветер, и рука у нее действительно твердая. Такая изящная рука: длинные нежные пальцы с ухоженными ногтями.

Подумал: теперь ему ничего не угрожает и, может быть, ему лучше остаться?

Но Центру виднее, в Центре разберутся и без него – и Олег передаст приказ...

Максим расплатился с хозяином гостиницы, завел машину и двинулся кривыми улочками города к речке, за которой возвышались поросшие лесом склоны невысоких гор.

Там была граница.

1978 г., Киев – Ирпень