Текст книги "КЖД IV (СИ)"

Автор книги: Рост Толбери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

– Помалкивай, – тихо ответил сержант. – По этим же лесам они ещё своих будут искать. Есть ещё время. Не только Воким вернётся, но и Избранная. Её одной хватит, что они пожалели, что сюда сунулись.

– Точно... она им всем покажет. Правда ведь, братцы?

– Правда-правда. Она не только в байках шороху навести может. Я сам видел, как она этих ублюдков на клочки рвёт, словно не люди они, а бумага.

– И я видел. Госпожа сохрани их души, хорошо что она за нас воюет.

Темник-охранник снова щёлкнул кнутом, только уже не над головами, а по спине говорившего. Тот завыл тихонько, упал на землю, и разговоры тут же прекратились. По ушам резанул очередной беспокойный рёв монодона.

Чудовище у земли нервничало, орало и булькало, покачивалось от ветра, и время от времени вырывало из земли очередное оказавшееся слишком слабым деревце. Надсмотрщики нервничали тоже, едва ли у человека даже с опытом такой работы, могло выработаться спокойствие рядом с подобным питомцем. Анижа всё равно старалась не смотреть туда, даже поняв, что пленных слишком много, чтобы темники следили за каждым.

Следующими казнили двух раненых офицеров. Они громко пели и вели себя вызывающе, когда их вывели из лазарета, сразу дали понять темникам, что сговорчивыми не будут. Когда офицеры кончились, темники, освобождённые из клеток, начали мстить охранникам, вытаскивать их из строя и избивать. Розари вздохнула с облегчением – тот, которому она недавно перевязывала голову, всё ещё лежал в лазарете, а раненых, за исключением командиров, темники пока не трогали.

Грязного и перепачканного из землянки вывели Маджа и других санитаров. Судя по его одежде и видочку, он пытался зарыться по глубже и спрятаться, за что заслужил несколько ударов, превративших его лицо в набор гематом и припухлостей. Его подвели к строю, но садить на колени не спешили. Теперь допрос вёл спокойный темник с седыми висками, поглядывающий с презрением не только на пленников, но и на своих солдат. Мажда подтащили к нему.

– Целитель? – спросил темник гулким и бархатным голосом.

Мадж сплюнул, смахнул кровь с губ и кивнул.

– В монастыре учился? – темник поглядывал на него странно.

– Нет, – ответил Мадж громче и спокойно посмотрел ему в глаза. – Я потомственный. Отец шить учил людей. А мать знахарству и болезням. Нет у меня таланта к чудесам.

– Хорошо умеешь? Лечить?

Мадж снова кивнул. Темник наклонил голову, оглядывая его и скривившись.

– Моих солдат лечить будешь?

Мадж криво усмехнулся, посмотрел на строй пленников, тоже скривился, снова встретился взглядом с темником и кивнул. Темник указал на него. Тут же подлетели двое, освободили Маджу руки и надели на шею цепочку с небольшой дощечкой, на которой был вычерчен чёрным странный символ, похожий на каплю.

– Не потеряй, – темник указал на знак. – Это значит, что тебя не тронут, пока ты работаешь. За каждую спасённую жизнь наших солдат будешь награду. Понятно?

Мадж кивнул, его под руки поволокли прочь, но темник жестом остановил солдат и указал на первый ряд пленников.

– А жрецы здесь есть? – спросил он.

– Нет, к сожалению, – Мадж прошёлся взглядом по лицам пленников, чуть дольше задержавшись на Аниже. – Были бы, мы бы тут куда больше сделали. Это санитары всякие, недоучки, да помощники. Из знающих и толковых только я.

– Ясно, – холодно ответил темник. – Болезни были? Эпидемии?

– Пока нет.

– Что даже вшей нет?

Мадж отрицательно покачал головой, темник потерял к нему интерес, махнул рукой и его снова потащили прочь.

– Если раненых у вас много, мне и такие помощники сгодятся! – крикнул Мадж, и кивком головы показал темнику на Анижу и ещё одного санитара, сидящего чуть поодаль, но темник проигнорировал его возглас и снова навис нал пленниками.

– Строители есть? – спросил темник, он даже не пытался кричать, но его голос прозвучал очень громко.

Ответом ему была тишина, и командиру темников это не понравилось. Он развернулся спиной, и отдал несколько спокойных команд на гортанном языке. Чёрно-серые фигурки пришли в движение, строй пленников сначала напрягся, ожидая избиения или издевательств, но расслабился, увидев, что выполнявшие приказ темники поспешили к выходу из лагеря и монодону, и ничего дурного пока не делать не собираются. По дороге из лагеря темники запряглись в одну из телег и начали собирать туда убитых. Никому это не показалось странным, пока процессия с мёртвыми телами не покинула лагерь и не взяла курс на рощу с нависшим над ней чудовищем.

Монодон издал новый звук. Вскрик, резанувший по ушам, был полон торжества, восторга и голода. Темники едва успели отбежать от щупалец, которые тут же перевернули телегу, потянулись за телами и стали подтаскивать их к пасти.

– Что они творят… – прошептал солдат рядом.

– А ты думал, чем этих чудовищ кормят? – ответил ему сержант. – Так эти твари и живут. Не птиц же они едят.

Солдата затошнило, он зажал рот рукой и предпочёл отвернуться.

– Кто скажет, где Красная Фурия будет отпущен прямо сейчас, – снова раздался голос командира темников. – С мешком золота. Один человек.

Ответом ему снова была тишина, но на этот раз темник не расстроился, а даже взглянул на пленников с какой-то бодростью в глазах, словно их непокорность ему импонировала.

– Не обязательно умирать здесь, – темник попробовал ободряюще улыбнуться, но вышло не очень. – Крестьяне и ополченцы будут отпущены домой, им нужно возделывать земли, а не проливать кровь не понятно зачем. Солдаты, которые будут сотрудничать и работать, так же получат прощение и возможность уйти к своим родным. Офицеры, знать и другие враги, проявившие исключение упорство в своих злодеяниях на этой земле, так же смогут сохранить свои жизни! Но в обмен на десять лет работы у нас, чтобы мы точно были уверены, что они больше никому не принесут вреда.

– Как брешет-то, уши вянут, – снова раздался громкий и смелый голос, и на его возглас ответили едва слышными смешками.

– Красная Фурия? – снова спросил темник, всматриваясь в лица пленников.

– Не кликай лихо, – ответил смельчак, обращаясь к командиру. – Оно тебя само найдёт. Скоро.

От наглого ответа темник прищурил глаза, но улыбка ещё не стерлась с его лица. Он в какой-то мере остался доволен ответом.

– Кто будет выкапывать могилы? – задал он следующий вопрос.

– Для своих копать не будем. Сами убиваете – сами надрываетесь!

– Выкапывать старые, – уточнил темник и указал на монодона.

Тот стал заметно тише, увлекшись трапезой, но уже заканчивал, и вероятно, так и не смог утолить голос.

– Вы что... его падшими хотите накормить? – раздался в воцарившейся тишине слабый голос.

– Ему без разницы, он падальщик, – холодно ответил командир.

– Сам ты падальщик! – снова раздался голос смельчака. – Не будем копать, пускай падшие спят спокойно.

– Или копайте, или будем кормить вами, – легко парировал темник. – Вас не надо выкапывать.

К командиру подошли два сотника и начали докладывать ему на своём гортанном языке. Командир быстро потерял интерес к пленникам, стал изучать карту, которую ему поднесли, оглядывать лагерь и окрестности.

– Я ещё подслушал. Когда оно закончит есть, они загрузят туда раненных и зелёных совсем, и отправят их назад к тому, что как я понимаю, является Чёрной Крепостью. А сами пойдут назад пешком. Хотят переловить партизан, и вернуть своих.

– Жалко…

– Жалко?

– Да. Я бы посмотрел как эта штука падает с неба от залпа тяжёлых болтов. Или может даже баллисты. Сдаётся мне оно слишком медленное, чтобы уклониться от хорошего выстрела.

– Не о том думаете, братцы.

– А о чём нам думать?

– Думайте, как сержанта нашего прикрыть. Говорят они сейчас, что не будут с офицерами церемониться, зуб на них имеют.

– Так это мы уж и сами поняли. Хорошо что, большая часть их с Вокимом или к Кархарту ушла. Что ещё говорят.

– Да муть всякую. Что-то по знати. Что-то по местным. Монастырь ищут. "Не должно остаться жрецов", – говорят.

Виденье 42. Или я приду к тебе

Ночь стояла душная и безветренная.

Анижа вся покрылась липким потом и изнывала от жажды, но воду им не давать не спешили. Просьбы о ней, ещё недавно бывшие полными ненависти и негодования криками, теперь подзатихли и превратились в жалобные стоны, и не переставая раздавались в ночи.

Их разделили, перемешали и связали верёвкой по нескольку человек. Солдат, пытавшийся защищать её, кинул ей напоследок несколько добрых слов и приказал держаться. Было видно, что ему тяжёло оставлять девушку, но никакого выбора у него не было. Новыми товарищами по несчастью для неё стали пятеро мужчин: двое стариков, прибившихся к лагерю, двое молодых солдат и солдат постарше, всех пятерых она видела мельком и не знала по именам. На Анижу они внимания не обращали, держались спокойно, не разговаривали, и пытались поспать, не смотря на верёвки и бугристую землю

Счастливчики.

Сон легко шёл к ним даже в таких условиях, а Анижа вдруг поняла насколько устала и как мечтает выспаться. Но только не здесь, а где-нибудь в другом месте поспокойнее, где с ней ничего не сделают. Под таким же звёздным небом, с прохладой горного воздуха, в землях, где почти нет людей и царит такая приятная тишина, в уютной палатке и... с Кальдуром.

Что ж. Учитывая обстоятельства, скоро она с ним объединиться. Учитывая, как он умер, Госпожа должна была смилостивиться и отправить его к Вратам. Он ждёт её. Он все понял и избавился от своих демонов, что так мучили его. А если даже нет, то она поможет ему...

Это хорошая картина, только вот почему ей так страшно и почему она так не хочет... умирать? Потому что так должны вести себя все живые существа? У них есть только одна жизнь в одном теле, не смотря на чудо перерождения, никаких попыток переиграть эту жизнь не будет. Никто не знает, что там за гранью, не сможет рассказать, может быть, там на самом деле ужасно... и души, висящие в пустоты, только и думаю о том, как бы снова почувствовать что-то, оказаться живыми и снова обрести сосуд?

Или потому что она жрец, и обязана защищать любую жизнь до своего последнего вдоха? Почему эти люди вокруг так просто рискуют этим даром, и идут добровольно на смерть, будто так и задумано? Она была готова много раз пожертвовать собой, но ради кого-то, а не так вот, привязанная словно животное, которое готовят на заклание. Смерть не должна быть наполнена таким страхом... или же нет? Всё так и задумано, хищники часто едят свою добычу живьем, не смотря на страх, боль и душераздирающий визг, такими их сделала природа, а значит... так всё и должно происходить?

Лучше бы ей обо всём этом не думать. Достоинство и спокойствие – такие же благодетели Госпожи, как и милосердие, и прощение, которое должно чувствовать к врагам. Она должна быть такой, хоть и не чувствует в темниках что-то злое, и враждебное... Всё рушиться внутри от страха, все тексты молитв и сакральных суждений, что были ей опорой и ориентиром, не могут выдержать неизвестности от того, что ей только предстоит пережить.

Жрецов учат быть сильными и встречать любые невзгоды лицом к лицу. Только как это сделать, если силы внутри больше нет?..

По спине Аниже прошёл холодок. Громадина монодона снова засопела неподалёку. Чудовище зависло в воздухе практически неподвижно, тёмным пятном перекрывая вид и часть звёздного неба, дышало едва заметно, но не могло удержать в себе целого потока звуков. Анижа, как и большая часть пленников, уже перестали обращать внимание на левиафана, и почти не вздрагивали от каждого его движения или звука. Но присутствие его всё ещё давило, и в ту сторону смотреть не хотелось.

Мелкая дрожь ладоней и губ никак не унималась. То ли от нервов, то ли от усталости и напряжения, она никак не могла взять себя в руки. Глубокое успокоительное дыхание только сбрасывало её на грань панической атаки и совсем не расслабляло.

Она не знала, что будет дальше.

В лагере мало девушек. И каждый из патрулирующих ряды пленников темник смотрел на неё долгим и пронзительным взглядом, изучал её, улыбался ей странной и неприятной улыбкой. А ей очень не хотелось стать чьей-то добычей. Она снова и снова думала о судьбе девушек из своего монастыря.

Под этими взглядами она плотнее закуталась во всю одежду, что была на ней, натянула капюшон на голову, измазала землей лицо и руки. Глупо, но ей показалось, что это может хоть как-то защитить её.

В середине ночи трое охранников после непродолжительного разговора вдруг направились прямо к ней. Она попыталась отползти, но верёвка не позволила. В воздухе повисла гнетущая тишина, и темники, и невольники, понимая, что происходит, переглядывались напряжённо. Анижу отвязали, но взяли другого пленника – её соседа, солдата постарше, а её снова привязали к остальным. Вскоре они вернулись и увели по очереди ещё нескольких человек. Из расположенных рядом шатров и из землянки, где ютился Мадж и санитары, раздались крики, которые минута к минуте становились всё истошнее и страшнее.

Через час мимо неё провели сержанта, который пытался скрыть своё положение. Он не сопротивлялся, шёл спокойно, его лицо выражало усталость и лёгкое разочарование. Его увели в палатку подальше, и крики его были слышны не так сильно.

***

– Вставайте, собаки! Чего разлеглись!

– Встать!

– Подъём!

– Живо поднялись!

Рассвет встречали под лай собак, пинки, удары плетью и крики темников. Толпа надзирателей вдруг утроилась, пришла к движению, оказалась между рядом пленников, и с невиданной до этого злобой начала гнать всех на окраину лагеря – туда, где раньше томились пленные темники.

– Воды! Дайте воды! – просили солдаты в ответ на удары и выкрики, но темники их не слушали, только сильнее били и гнали к клеткам.

Места на всех не хватило, даже при условии, что народа туда набивали, как судака в бочку. Ей не досталось ни одного удара, только пара грубых выкриков, и тычок дубинкой в спину. Анижу, как и многих «счастливчиков», привязали к прутьям снаружи. И не понятно было, кому повезло больше – тем, что едва дышали в тесноте, но были защищены телами товарищей, или те, кто остался под палящими солнцем и взглядами охранников снаружи.

Силы у неё кончились давно. Только её усадили у клетки и закончили вязать руки, а она уже была готова сдаться и сомкнуть глаза. Но руки онемели тут же, спина свело от неудобной позы, и не было никакой возможности расслабиться, прижимаясь к прутьям и слушая тяжёлое дыхание тех, кто внутри.

Зато дали воды. Такую маленькую поварёшку из такого большого и полного воды бака. Её едва хватило, чтобы промочить горло и распухший язык, и только усилило и без того невыносимое чувство жажды. День обещался быть жарким, и похоже, что это могла быть и последняя порция воды на сегодня. Проклятия и крики недовольства проводили процессию с водой, а Анижа думала, о том, что раненные, потерявшие много крови, уже не справятся.

– Хотят нас ослабить, – прозвучало изнутри клетки. – Но у них это не выйдет.

Она поймала внутри клетки уставший взгляд говорившего. Старый и спокойный ветеран обращался к Аниже и всем кто нуждался и выглядел потерянным, пытался подбодрить и настроить на нужный лад. Не сказать, что у него получилось.

– О чём они говорят, Мрак их дери? – раздался раздражённый голос из самой глубины и толчеи внутри клетки. – Нас казнят? Или что? Что делать? Умолять их или плевать им в лица, когда подойдут? О Госпожа, дай мне сил пройти это чёртово испытание...

– Не успеваю немного за их речью, – ответил ветеран. – Обсуждают приказы.

– Ну? – заинтересовался третий голос. Говорившего человека не было видно, его прижимали к прутьям с другой стороны клетки – Чего замолчал? Какие?

– Говорю же, не разобрать. Вроде собираются по-быстрому всю округу прочесать и дальше двигать.

– Куда двигать?

– Назад, похоже. Что-то им тут совсем не нравится. Торопятся. Но не похоже, что напуганы или что к подвоху готовятся.

– Надеюсь, Воким уже треплет им вовсю нервы и скоро придёт за нами...

– Надейся, а сам не оплошай. Мы может и не доживём до того момента…

– Ты же, братец, и в Шестую воевал, – обратился к ветерану из клетки молодой, но уверенный голос. – Как быстро они нам глотки перережут знаешь?

– Даже Госпожа не знает. По-разному было, если ты за опыт спрашиваешь. Бывало возвращались с их земель из поена спустя годы, я слышал. А бывало и глотки сразу всем резали без разбору. Не надо их за людей считать, и надеяться на их человечность тоже не нужно. Бросят нас на корм чудикам своим, если не сделаем ничего.

– Как-то поздновато метаться. Прутья пускай и из дерева, но Воким распорядился, чтоб они толщиной с запястье были.

– Жить захочешь, ещё не так заметаешься, – презрительно ответил ветеран. – Надо возможность ждать. И тут же делать что-то. Пока не ослабли.

– Заткнитесь оба! Не пугайте сестричку, а она вон чуть живая от ужаса. Надо было её в клетку пихать, чтоб темникам на глаза не попалась.

Разговоры вдруг затихли, и Анижа поймала на себе сразу несколько сочувствующих взглядов.

– Это да, братцы. Нам-то легко, мужикам, нам глотки порежут или повесят, да и дело с концом. А её… терзать будут…

– Да заткнись ты, кому сказал! Не кликай лихо, может оно мимо проползёт!

***

Она сомкнула глаза лишь на секунду и тут же с ужасом проснулась, всё ещё зная, что происходит и где она находиться, но не понимая, сколько прошло времени и не упустила ли она ничего важного.

Она всё ещё была привязана к прутьям снаружи. Внутри клетки мешанина из людей пыталась дремать, или молча смотрела по сторонам. Становилось всё жарче, и жара выматывала людей всё сильнее.

Её руки выглядели плохо. Бледными и обескровленными, она почти не чувствовала ладони и кончики пальцев, но чувствовала верёвку, которая всё ещё врезается и терзает кожу. Паника снова накатила на неё, перебила дыхание и заставила рвануться прочь от решетки. Прутья скрипнули, в неё упёрлось несколько осуждающих взглядов, но только боль от впившейся ещё сильней верёвки остановила её.

По ту сторону решетки видели её испуг, но сил и желания успокоить и подбодрить её не осталось ни у кого. Пришлось справляться самой. Насколько позволяла веревка, она отвернула голову от клеток, и старалась беспристрастно изучать то, что происходило в лагере и что делают темники.

Ночью они так же не спали. Их количество увеличилось не менее чем в два раза – подошли остатки обоза и силы обеспечения. Они суетились, всё ещё перерывая лагерь и утаскивая людей на допросы. Первые избитые и запытанные жертвы были возвращены в клетки. Ещё человек десять казнили через повешенье, закрепив верёвки на дозорных башнях. Спустя час тела сняли, к радости всех присутствующих – никто не хотел созерцать это зрелище. Чуть позже характерный визг и силуэты вдалеке видали пять вирмов и их всадников, которые миновали лагерь и устремились дальше за горизонт.

Монодон улетел к обеду в противоположную сторону.

Темникам он так же внушал страх. Раненые и совсем зелёные солдатики могучего Морокай с трудом перебарывали себя и забирались в бездонное чрево, чтобы отправиться домой. И даже суровые ветераны старались держаться от качающегося на ветру левиафана подальше, поглядывали на него изредка, словно ожидая какого-то подвоха. Как только громадная чёрная туча скрылась за горизонтом дышать стало как-то полегче.

Их снова напоили, но так же скудно.

От жажды и духоты ей мерещилось всякое. Она знала, что это просто воздух клубится от жара, а устала голова её подводит и работает не так, как нужно, но легче от этого не становилось.

Скорее бы пришла Розари и освободила её. За глоток воды и развязанные руки, Анижа бы позволила снова поцеловать себя, даже бы ответила на поцелуй, как бы противно и противоестественно это не было... Жаль, что только одна Избранная у них осталась.

– Приди, Кальдур, – едва слышно прошептала она. – Или я прийду к тебе сама... но я так не хочу... прости меня...

Но пришёл не Кальдур. Она увидела трех темников, идущих прямо к ней и смотрящих на неё ещё издалека. Их лица ничего не выражали, ни похоти, ни злобы, ни даже усталости от жары или бессонной ночи. И это напугало её ещё сильнее. Пока её отвязывали, она кричала и отбивалась. Она понимала, что сделает только хуже, что лучше отвернуться и не сопротивляться, чтобы они не делали, но не могла перебороть это. Изнутри клетки донеслось только несколько вялых проклятий, никто даже не попытался заступиться за неё.

Пока её тащили, она тихо всхлипывала, и всячески пыталась замедлить своих мучителей, но те молча подняли её над землей, так чтобы она не могла упираться. У шатров её всхлипывание переросли в тихий вой, внутри её скроют от глаза и будут делать с ней...

Её почти что закинули под полог, и сквозь слёзы она увидела внутри совсем не то, что рисовало воображение. Никаких верёвок или кровати, рабочий стол, заваленный картами и документами, двое писарей, сосредоточенно пишущих под диктовку, стул в центре и сидящая на нём властная фигура.

Это был тот, что перед строем предлагал им работать и сдать офицеров. Без доспехов он выглядел ещё более старым, но уже не таким угрожающим. Он расселся в плетёном стуле, раскинув ноги в стороны и давая им подышать без сапог, дымил трубкой, пил нечто травяное и пахучее из небольшой кружки, и задумчиво произносил слова, делая между ними длинные паузы. Стражи так же молча поклонились ему и вышли. Он коротко кивнул им, закончил диктовать приказы несколькими короткими предложениями, и шатёр следом покинули и писари.

– Не бойся, девочка, – по его губам скользнула лёгкая улыбка. – Тут тебя никто не тронет. Им не велено. Как тебя зовут?

Ей пришлось сделать несколько глубоких вдохов и утереть кулаком слёзы, прежде чем ответить.

– Анижа.

– Просто Анижа? – странно спросил темник, уперевшись в неё взглядом.

– Да.

– Меня зовут Зинродант, я происхожу из клана Серых Волков, иногда меня называют просто Волк, но не из-за клана, а из-за моей репутации и жесткости. Я командую десятью тысячами душ, и я здесь, чтобы освободить эти земли.

– Очень приятно, – выдавила из себя Анижа.

– Ты выросла здесь, девочка? – он поставил кружку на столик и чуть наклонился к ней, внимательно разглядывая.

– Нет, ближе к западу.

– Почему оказалась тут, в военном лагере?

– Мне просто… больше некуда было пойти, – ответила она честно.

– Ты целительница?

– Я только учусь.

– Кто твой учитель?

– Мадж, он тут главный. Ну был главным…

– Он рассказывал про тебя, – темник кивнул, и снова смерил её изучающим и неприятным взглядом. – Что у тебя есть… хм… особые таланты? Это так?

– Я хорошо зашиваю людей, господин. И немного умею делать отвары. Я быстро учусь. Но если бы я была действительно талантлива, то раненые бы у меня не умирали.

Ответ удивил его на несколько мгновений, но удивление быстро сменилось снисходительной улыбкой, будто Анижа ребёнок, только что сморозивший глупость. Он подумал несколько минут, подымил трубкой в её сторону, снова заставив её съёжиться.

– Ты когда-нибудь видела жрецов, Анижа?

– Конечно, – ответила она спокойно. – Монастыри и храмы стоят почти во всех деревнях и городах. Тяжёло прожить жизнь и не встретить ни одного из них.

– А здесь... здесь ты встречала жрецов?

Вопрос повис в воздухе на несколько мгновений. Зинродант улыбался лёгкой и непринуждённой улыбкой, но в нём действительно проступили черты волка, словно кожа натянулся на холке и оскалилась пасть, уши пригнусь к голове и он был готов к прыжку... во всяком случае так рисовало воображение Аниже. Она снова почувствовала как мысли ускользают от неё, как жажда душит её, как её язык распух и с трудом ворочается во рту. С трудом она сглотнула пару капель слюны.

– Нет, господин, я не видела. Было бы хорошо, если бы они помогали.

– Да-а-а, жаль, что они оставили вас, – Зинродант укоризненно покачал головой. – Не знаешь, куда они подевались?

– Подевались? – Анижа с трудом смогла изобразить удивление. – Не должны были никуда подеваться. Тут просто места дикие, господин, мало храмов. И мало жрецов.

– И правда мало, – он впервые отвёл от неё взгляд и уставился на улицу, словно Анижа стала ему противна. – Ты будешь лечить наших солдат, Анижа?

– Да, господин, – Анижа хотела добавить, что все жизни ценны одинаково, но вовремя себя остановила. – У меня ведь нет выбора?

– Конечно, есть, – он повернулся к ней и улыбнулся неприятно. – Просто другие варианты тебя вряд ли понравятся. Лечи наших солдат и живи. Что такое?

Он увидел, как она поморщилась и ему это не понравилось.

– Господин, а если не спасу кого-то? Много кто умирает от этой войны, а я могу так мало...

Он снова посмотрел на неё снисходительно, а Анижа впервые поняла, что действительно звучит и выглядит глупо, но на этот раз – это ей только на руку. Зинродант смягчился и окончательно потерял к ней интерес, вальяжно махнул рукой в её сторон.

– Каждый делает, что может. Старайся, и мы увидим. Согласна?

– Да, господин. Я буду стараться.

Он что-то громко произнёс, в палатку вошли солдаты, взяли её подругу и повели прочь. Только они преодолели полог палатки, ноги Анижи подкосились. Стражи просто поволокли её как куклу дальше, ещё метров десять или двадцать, пока она не вспомнила, как нужно ходить. Она была в безопасности, ей ничто не угрожало, во всяком случае пока...

***

Наполовину разгромленный лазарет возвращался к своей деятельности.

Только теперь койки были заполнены бледнокожими и татуированными солдатами другой стороны. Анижа немного воспряла духом, когда ей дали возможность уцепиться за то, что она знает и умеет. И даже облегчённо улыбнулась, увидев, что под одним из тентов были собраны и её бывшие пациенты, слишком тяжёло раненные, чтобы ютиться в клетках с остальными.

– Раненых много, – деловито поприветствовал её Мадж, не поднимая глаз от стола со склянками и реагентами, сосредоточенно готовя какое-то зелье. – Много запущенных и не леченых. Их ещё доставляют из лесов и пещер по округе. Даже близко не могу сказать, сколько окажутся на этих койках. Скорее всего лазарет придётся расширять. Наша задача – поставить легко раненных на ноги, а всех остальных долечить так, чтобы они не умерли по дороге... Лечи, как знаешь, но тихо и не высовывайся, умоляю тебя.

Анижа кивнула, на ходу пытаясь сообразить, как ей высказать слова благодарности за то, что Мадж, очевидно, посветил ей немало слов на своих допросах и этим спас её от участи, о которой у неё не было сил думать.

– И ещё одно, – сказал он намного тише и проследив, что охранники отошли далеко. – Старайся делать так, чтобы они выживали, но больше не могли воевать. Понимаешь меня? Или они вернуться снова кромсать наших парней.

Анижа попыталась воспринять смысл его слов, не смогла и просто кивнула, оглядывая то, что осталось от её "кабинета" и спального места. Темники перевернули всё вверх дном, забрали всё опасное и ценное на их взгляд. Мадж успел восстановить лишь малую часть и рук у него не хватало. Из двух десятков помощников и санитаров в лазарете остались лишь пятеро: одноногий ветеран, двое совсем юных мальчишек и пара ребят покрепче, пострадавших в прошлых боях и потерявших способность ходить и выносить тяготы похода.

– Что-то ещё? – буркнул Мадж, видя как она замешкалась.

– А чудовищам мы тоже будем помогать? – спросила она, всё озираясь по сторонам и пытаясь прикинуть с чего ей начать.

– Понятия не имею, но видимо они с ними не живут всё-таки. Я бы точно не жил. Держал бы их в клетках подальше отсюда. Не видел я тут чудовищ, будь спокойна и не высовывайся, и всё будет нормально. Ты плохо выглядишь, Анижа... Тебя били по голове?

– А если они угонят нас к себе? – проигнорировала она вопрос, но закатила глаза, чтобы он понял, что она в порядке.

– Значит будем лечить там, – ответил Мадж. – Я бы так далеко не заглядывал, подруга. Они может и фанатики, но не дураки, не будут так просто разбрасываться полезными людьми. Так что будь полезной, Анижа, и всё с тобой будет хорошо. Давай за работу. Раненые сами себя не выходят. Теперь с нас три шкуры снимут за любого, кого хоронить придётся.

***

Пытки и допросы не прекращались и в следующую ночь.

Она едва держалась на ногах, но в отведённое ей время не смогла поспать толком из-за криков, среди которых теперь слышались и женские. Темники почувствовали себя куда вальяжнее, их позы перестали быть такими напряжёнными, дисциплина снизилась, отовсюду слышалась незнакомая речь, смех и даже причудливые песни.

Стоило ей только задремать на рассвете, как вдруг в лагере воцарилась почти полная тишина, от которой ей стало даже страшнее, чем от взрывов смеха, криков и хищных взглядов на неё. Она с трудом поднялась со своего ложа, и пошла смотреть, что происходит.

Недалеко от лазарета толпа темников сформировала широкий круг на полянке, растащила в стороны угли потухшего костровища и деревяшки, на которых сидели вокруг. В центр круга вытащили голого по пояс и синего от побоев солдата, которого Анижа раньше не примечала. Туда же вышло два темника: плотный и низкий, с тяжёлым лицом и массивной челюстью, и высокий и жилистый, который так же разделся по пояс, и обматывал руки бинтами, начиная с пальцев и до самого локтя. Басовитым тоном он кинул что-то на наречии темников избитому солдату. Его плотный товарищ перевёл почти без акцента:

– Он говорит, что его зовут Замин из клана Речных Змей, так же он известен как «Молоток». Он предлагает тебе обмотать руки и представиться, раз уж такое дело.

– Да пошёл он к чёрту, – солдат смачно сплюнул на землю и потёр садящую от побоев челюсть. – Я Раст. Если эта девчонка боится расшибиться об мой лоб, то пускай бинтуется. Настоящие мужики дерутся на голых руках.

Низенький темник долго переводил изречения солдата, а высокий отрывисто и пренебрежительно рассмеялся. Толпа его поддержала.

– Что происходит? – шепнула Анижа такому же недовольному, нервному и невыспатому Маджу, подошедшему сзади.

– Драться они собираются, что непонятного? – буркнул тот. – А нам потом лечить их.

– Зачем драться? Заставляют пленных что ли? – Анижа удивилась, мысли крутились в её голове ещё медленнее.

– Да не надо их заставлять. Раст скорее всего долго припоминал их мамаш и расхваливал, что каждого из них уделает как ребёнка. Вот и довыеживался. Не знаю, кто его противник, но судя по его спокойствию, он дерётся часто и хорошо. Ставки ещё сейчас будут делать. У нас такое Воким делать не позволял. А у них видно нету Вокима.

– Они же могут пострадать, – задумчиво протянула Анижа.

– Могут. И скорее всего пострадают. А чего поделаешь?

– Готхай, Замин! – крикнули из толпы. – Готхай!

– Уделай его, Раст! – громко крикнули со стороны палаток. – Заставь его пожалеть!

Кричал один из офицеров, такой же избитый и голый по пояс. Его только что вытащили с допроса, но увидев, как он оживился при виде товарища на полянке, тут же отвесили ему ещё пару ударов в живот и потащили назад.