Текст книги "Холод смерти"

Автор книги: Росс Макдональд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Глава 16

Гостиница «Пасифик» располагалась на границе между двумя кварталами – преуспевающим и не очень. В субботний вечер ее вестибюль был почти пуст. Четверо стариков при свете настольной лампы играли в бридж да доктор Гайзман, хотя живым его уже можно было назвать с трудом, восседал в старом потертом пластиковом кресле.

Увидев нас, он поднялся и церемонно поздоровался с миссис Хоффман.

– Я вижу, вы добрались благополучно. Все в порядке?

– Спасибо, все хорошо.

– Неожиданная кончина вашей дочери явилась страшным ударом для нас.

– Для меня тоже.

– Я весь день потратил на поиски преподавателя, который смог бы заместить ее, но так ничего и не добился. Сейчас самое неудачное время года для замещения вакансии.

– Я вам сочувствую.

Мне надоели их судорожные попытки вдохнуть жизнь в мертворожденный разговор, и я направился в бар. За стойкой сидела единственная посетительница, компанию которой составлял толстый и мрачный бармен с черными крашеными волосами.

Миссис Перрин я узнал бы и за тысячу ярдов. Я попробовал поспешно ретироваться. Но тщетно – она обернулась и заметила меня.

– Как хорошо, что вы здесь. – Она сделала широкий жест рукой, чуть не опрокинув при этом стоявший перед ней стакан, и обратилась к бармену: – Это мой друг, мистер Арчер. Налей ему выпить.

– Что будешь пить?

– Бурбон. Я заплачу сам. А что пьет дама?

– Пунш и спасибо за «даму». Вообще за все спасибо. Я отмечаю уже целый день.

Лучше бы она не отмечала. «Гранитный фасад», который она демонстрировала на суде, треснул, обнажив руины ее жизни. И хотя я не знал всех тайн миссис Перрин, я познакомился с записями, сделанными в разных полицейских участках двадцати городов страны. Она не имела отношения к этому конкретному преступлению, но она была профессионалкой, действовавшей на территории от Акапулько до Сиэтла и от Монреаля до Западного мыса.

Бармен отправился готовить напитки. Я сел рядом с ней.

– Лучше бы вы отправились в другой город отмечать свое освобождение.

– Знаю. Это не город, а могила. Пока ты не приехал, я чувствовала себя здесь как на кладбище.

– Я не это имел в виду, миссис Перрин.

– Слушай, зови меня просто Бриджит. Ты мой друг. Ты заслужил это право.

– О'кей, Бриджит. Полиции, что неудивительно, очень не понравился оправдательный приговор, вынесенный тебе. Они заберут тебя при малейшей возможности.

– Я ничего не сделала. Я пью на свои.

– Я просто думаю о том, каких дров ты наломаешь, если продолжишь. Тебе хватит одного нарушения правил дорожного перехода.

Она задумалась, на ее лице отразился трудный мыслительный процесс.

– Может быть, ты и прав. Я собиралась утром поехать в Вегас. У меня там друзья.

Бармен принес наши напитки. Миссис Перрин отхлебнула из своего стакана и скорчила гримасу, словно потеряла к выпивке всякий интерес. Она уставилась в висевшее на стене зеркало:

– Боже, неужели это я? Страх божий.

– Прими ванну и поспи.

– Это не так просто – поспать. Я чувствую себя так одиноко по ночам. – Она автоматически состроила мне глазки.

Увы, эта женщина была не в моем вкусе. Я допил виски и положил на стойку две долларовые купюры.

– Спокойной ночи, Бриджит. Все будет хорошо, не волнуйся. Мне надо позвонить.

– Конечно. Увидимся.

Я направился к двери и, уже выходя, заметил, что к ней снова подошел бармен. Доктора Гайзмана и миссис Хоффман в вестибюле уже не было. В тупике за бюро регистрации я нашел телефонные будки и набрал номер Брэдшоу. Трубку тут же сняли, и дребезжащий старушечий голос спросил:

– Рой? Это ты, Рой?

– Это Арчер.

– Я так надеялась, что это Рой. Он всегда звонит мне в это время. Как вы думаете, с ним ничего не могло случиться?

– Нет, не думаю.

– Вы читали газеты?

– Нет.

– Оказывается, на конференцию в Рено с ним поехала Лаура Сазерленд. Рой не сказал мне об этом. Как вы думаете, он симпатизирует ей?

– Не знаю.

– Она приятная молодая женщина, не правда ли?

У меня закралось подозрение, что она выпила за обедом лишнего. С чего бы ей так поглупеть?

– У меня нет собственного мнения на этот счет, миссис Брэдшоу. Я звоню, чтобы узнать, не хотите ли вы продолжить наш сегодняшний разговор.

– Боюсь, что без Роя это невозможно. Весь семейный бюджет находится у него в руках. А теперь я с вами прощаюсь, мистер Арчер. Рой может позвонить в любую минуту.

Она повесила трубку. По-видимому, я больше не имел влияния на пожилых дам. Я зашел в туалет и взглянул на себя в зеркало. На стене кто-то написал карандашом: «Помоги психиатрии, или я убью тебя».

Я ухмыльнулся своему отражению. За этим и застал меня маленький коричневый газетчик, заглянувший в уборную. Я сделал вид, что рассматриваю свои зубы. Он выглядел лет на десять, но вел себя как маленький взрослый.

– Читайте подробности об убийстве, – порекомендовал он мне.

Я купил у него местную газету. Ее заголовок гласил: «Убийство преподавателя колледжа», дальше шел подзаголовок: «Допрос таинственной студентки». По сути, Долли в статье признавалась виновной. Она «поступила в колледж, скрыв свое имя и воспользовавшись чужим». Взаимоотношения с Элен были охарактеризованы как «странная связь». «Смит-Вессон» тридцать восьмого калибра, найденный у нее под матрасом, был назван орудием убийства. У нее было «темное прошлое» – намек на убийство, совершенное Макги, – а теперь она «скрывалась от полиции».

Никакие другие подозреваемые упомянуты не были. Человек из Рено вообще не присутствовал.

Движимый желанием сделать хоть что-нибудь, я разорвал газету на мелкие клочки и выбросил их в мусорный бачок. Удовлетворив свое самолюбие, я немного успокоился и стал снова звонить. В больнице меня спросили, очень ли срочно мне нужен доктор Годвин.

– Да. Это имеет отношение к пациенту доктора Годвина.

– Этим пациентом являетесь вы, сэр?

– Да, – соврал я, подумав, что мне помощь тоже не помешала бы.

Женский голос стал более нежным:

– Последний раз доктор звонил из дома.

Она назвала номер его домашнего телефона, но я не воспользовался им. Мне надо было поговорить с Годвином с глазу на глаз. Я нашел в справочнике адрес и поехал к нему.

Он жил в одном из больших домов на горе, под которой расположился порт и город. Сейчас гора была скрыта туманом.

За фасадом, отделанным полевым шпатом, слышался душераздирающий дуэт тенора и сопрано из «Богемы».

Дверь открыла миловидная женщина в красном шелковом платье, со специфической улыбкой, свойственной только женам врачей. Видимо, мое имя ей уже было известно.

– Извините, мистер Арчер, мой муж только что уехал. Мы слушали музыку, но позвонил молодой человек – муж одной его пациентки, и они договорились встретиться в больнице.

– Его звали не Алекс Кинкейд?

– Кажется, так, мистер Арчер. – Она подошла ближе – у нее была очень изящная и женственная фигурка. – Муж говорил о вас. Вы расследуете это преступление?

– Да.

Она прикоснулась к моей руке:

– Я очень беспокоюсь за него. Муж так переживает. Он считает, что, когда девочка была его пациенткой, он бросил ее в беде, и теперь винит себя за все происшедшее. – Ее прекрасные, чуть удлиненные глаза смотрели на меня в ожидании поддержки.

– Он ни в чем не виноват, – произнес я.

– Вы скажете ему это? Меня муж не послушает. Он мало кого слушает. Но, кажется, к вам он относится с уважением, мистер Арчер.

– Это взаимно. Хотя вряд ли он нуждается в моем мнении. Он очень волевой и темпераментный человек. С ним не очень-то просто.

– Вы мне будете рассказывать! Конечно, я напрасно вас попросила. Но он отдает столько сил своим пациентам... – Она махнула рукой.

– По-моему, ему нравится это.

– Мне не нравится. – На ее лице появилось усталое выражение. – Жены врачей, исцелите себя сами.

– Не похоже, чтобы вы нуждались в этом. Кстати, у вас очень красивое платье.

– Спасибо. Джим купил его мне прошлым летом в Париже.

Когда я уходил, она улыбалась уже по-другому, довольно искренне, сбросив маску. Я направился в больницу. Красный «порше» Алекса стоял у здания. Сердце у меня забилось так сильно, что чуть не выскочило. Иногда все-таки случаются приятные неожиданности.

Дверь мне открыла сестра в сине-белой униформе. Она провела меня в приемную и попросила подождать доктора Годвина. Перед телевизором сидели Нелл и еще несколько пациентов. Они смотрели какой-то спектакль, в котором фигурировали два адвоката – отец и сын. На меня они не обратили никакого внимания. Я был всего лишь реальным детективом, к тому же в данный момент безработным. Правда, я надеялся, что это ненадолго.

Кресло с краю было свободно. Спектакль был поставлен неплохо, и актеры играли хорошо, но я не мог сосредоточиться. Я принялся рассматривать пациентов. Сомнамбулическая Нелл с распущенными черными волосами держала в руках сделанную ею синюю керамическую пепельницу. Молодой человек с нестриженой бородой и мятежным взором, казалось, был готов бороться со всем светом сразу. Еще один мужчина с редкими волосами весь дрожал, словно от возбуждения, но оно, судя по всему, не покидало его никогда, так как его дрожь не проходила даже тогда, когда на экране шла реклама. Старуха, скорее, напоминающая мощи, сидела с потусторонним видом. И лишь глубоко внутри ее обветшалой плоти теплилась жизнь, как огонь в оплывшей свече. Стоило немного отвлечься, и можно было подумать, что это одна семья, собравшаяся дома в субботний вечер: бабушка, родители и сын.

Доктор Годвин появился в дверях и поманил меня пальцем. Я проследовал за ним вдоль по коридору в крошечный кабинет. Он зажег настольную лампу и сел за стол. В кабинете было еще одно кресло, которое я и занял.

– Алекс Кинкейд у своей жены?

– Да. Он позвонил мне домой и очень просил позволить повидаться с ней, хотя его не было целый день. Кроме того, он хотел поговорить со мной.

– Он что-нибудь сказал вам?

– Нет.

– Надеюсь, он передумал. – Я рассказал Годвину о встрече с Кинкейдом-старшим и об отъезде Алекса с отцом.

– Нельзя обвинять во всем его одного. Он еще очень молод, и на него обрушились слишком сильные переживания. – Глаза Годвина вспыхнули. – И для него, и для Долли чрезвычайно важно, что он решил вернуться.

– Как она?

– Спокойнее. Больше не разговаривала, по крайней мере, со мной.

– А вы не разрешите попытаться мне?

– Нет.

– Мне очень жаль, что я втравил вас в это дело, доктор.

– Я уже слышал подобное, и в менее вежливых выражениях. – Он упрямо улыбнулся. – Но раз уж я занимаюсь этим делом, то буду поступать так, как сочту нужным.

– Ну, конечно. Вы видели вечернюю газету?

– Видел.

– Долли знает о том, что происходит? Например, о револьвере?

– Нет.

– Вы не думаете, что ей надо сказать?

Он раздвинул руки на поцарапанной поверхности стола.

– Моя задача – упростить ее проблемы, а не прибавлять к ним новые. На нее вчера слишком много всего навалилось, связанного как с прошлым, так и с настоящим. Она была на грани психического срыва. Мы не должны позволить этому повториться.

– Вы сможете защитить ее от допроса полиции?

– Безусловно. Но лучшей защитой для нее было бы расследование этого дела и обнаружение истинного убийцы.

– Этим я и занимаюсь. Сегодня утром я разговаривал с ее тетей Алисой и осмотрел место убийства. Я пришел к твердому убеждению, что, если даже убийство и было совершено Макги, в чем я сомневаюсь, Долли не могла видеть, как он выходил из дома. Другими словами, ее показания на суде были сфабрикованы.

– Вас в этом убедила Алиса Дженкс?

– Нет, расположение дома. Мисс Дженкс приложила все усилия, чтобы убедить меня в обратном, в виновности Макги. Не удивлюсь, если окажется, что она была инициатором возбуждения дела против него.

– Но он действительно виновен.

– Это ваше мнение. Я бы очень хотел, чтобы вы задумались о причинах, заставивших вас так считать.

– Я не могу рассказать вам о них. Они составляют мою профессиональную тайну, доверенную мне пациентами.

– Констанцией Макги?

– Миссис Макги формально не являлась моей пациенткой. Но нельзя лечить ребенка, не воздействуя на его родителей.

– Она доверяла вам?

– Естественно, в определенной степени. В основном мы обсуждали ее семейные проблемы. – Годвин говорил очень осторожно. Выражение его лица было абсолютно бесстрастно. Его лысая голова поблескивала под лампой, как металлический купол под луной.

– Алиса обмолвилась об интересной подробности. Она сказала, что у Констанции не было другого мужчины. Я не расспрашивал ее ни о чем. Она сама сообщила об этом.

– Интересно.

– Вот и я так тоже думаю. У Констанции в то время был роман?

Годвин кивнул почти незаметно.

– С кем?

– Я не намерен сообщать вам. Он и так уже достаточно пострадал. – Тень сочувствия промелькнула на его лице. – Это я сказал вам только для того, чтобы вы поняли, что Макги виновен, так как у него были основания для мести.

– Я полагаю, что против него, как теперь против. Долли, было сфабриковано ложное обвинение.

– Насчет Долли я согласен. Может, на этом и остановимся?

– Нет, не остановимся, потому что мы имеем дело с тремя взаимосвязанными убийствами. Возможно, вы скажете, что эта субъективная связь существует только в воображении Долли. Но я уверен, что связаны они друг с другом совершенно объективно. Возможно, все они совершены одним человеком.

Годвин не спросил меня, кем. Это было хорошо. Я говорил, что в голову взбрело, и подозреваемых у меня не было.

– Какое третье убийство вы имеете в виду?

– Смерть Люка Делони – человека, о котором я впервые услышал сегодня вечером. Я встречал мать Элен Хагерти в аэропорту и по дороге в город успел с ней поговорить. По ее словам, Делони застрелился случайно, когда чистил револьвер. Элен же считала, что он был убит, и говорила, что знает свидетеля. Возможно, она сама была свидетельницей. Как бы там ни было, это стало причиной ее ссоры с отцом – он занимался расследованием этого дела, после чего она убежала из дома. Все это произошло более двадцати лет тому назад.

– И вы серьезно полагаете, что те события связаны с нынешним делом?

– Элен так считала. Ее гибель придает особый вес ее мнению.

– И что вы собираетесь делать?

– Я хочу сегодня же отправиться в Иллинойс и поговорить с отцом Элен. К сожалению, я не могу это сделать за свой собственный счет.

– Но ведь можно ему позвонить.

– Можно. Но не помешает ли это делу? Боюсь, он окажется твердым орешком.

После минутной паузы Годвин произнес:

– Я мог бы стать вашим спонсором.

– Вы великодушный человек.

– Нет, просто любопытный. Имейте в виду, я связан с этим делом уже более десяти лет и много бы дал, чтобы увидеть, чем оно в конце концов завершится.

– Давайте я сначала поговорю с Алексом, может быть, он даст мне деньги.

Годвин склонил голову и, не поднимая ее, встал. Но этот поклон не предназначался мне, скорее, это была просто привычка, словно он чувствовал давление звезд и испрашивал у них разрешения переложить часть этого груза на другие плечи.

– Пойду позову Алекса. Он уже давно у Долли.

Годвин вышел в коридор. Через некоторое время в кабинет вошел Алекс. Он двигался словно в потемках, но выражение его лица было как никогда спокойным. Он остановился в дверях.

– Доктор Годвин сказал, что вы здесь.

– Не ожидал тебя увидеть.

Верхняя часть его лица исказилась, словно от боли. Он закрыл ладонью глаза, потом затворил дверь и прислонился к ней.

– Я сегодня сыграл труса. Попытался выкрутиться.

– Признаваться в таком непросто.

– Не надо смягчать, – резко произнес он. – Я повел себя как свинья. Смешно, но когда отец огорчается, это оказывает на меня какое-то странное действие. Похоже на симпатические колебания: он приходит в отчаяние – я прихожу в отчаяние. Я не хочу сказать, что я в чем-то обвиняю его.

– Я обвиняю его.

– Не надо, пожалуйста. Вы не имеете права. – Он нахмурился. – Его компания собирается заменить большинство своих служащих компьютерами. Отец боится, что это и его затронет, и, я думаю, поэтому он во всем видит угрозу собственной жизни.

– Кажется, ты не напрасно провел время.

– Я много думал о том, что вы сказали. И когда ехал с отцом домой, вдруг почувствовал, что я действительно больше не человек. – Он оттолкнулся от двери и взмахнул руками. – Знаете, странное ощущение. Оказывается, на самом деле можно принять решение внутри себя. Можно решить одно, а можно – другое.

Он не знал еще, что вся сложность состоит в том, что в дальнейшем ему придется принимать такие решения каждый день. Но это ему еще предстояло открыть.

– Как жена? – спросил я.

– По-моему, она была рада мне. Вы разговаривали с ней?

– Доктор Годвин не разрешает.

– Он и меня не хотел пускать, но я пообещал ни о чем ее не спрашивать. Я и не спрашивал, но вопрос о револьвере всплыл сам собой. Она слышала разговор двух сестер о газетной статье...

– И что сказала?

– Что у нее нет револьвера. Наверное, кто-то подложил его под матрас. Она попросила описать его и сказала, что он похож на револьвер тети Алисы. У ее тетки была привычка класть по ночам рядом на столик револьвер. Когда Долли была маленькой, ее это очень забавляло. – Он глубоко вздохнул. – Кстати, однажды Долли видела, как тетя угрожала этим револьвером ее отцу. Я не хотел, чтобы она снова возвращалась к этой истории, но ее невозможно было удержать. Она не скоро успокоилась.

– Хорошо, что она хотя бы перестала винить себя в смерти Элен Хагерти.

– Нет, не перестала. Долли продолжает обвинять себя во всем. Во всем.

– То есть?

– Она не объясняла. Я не дал ей.

– То есть доктор Годвин тебе не советовал.

– Да. Мне кажется, он знает о ней гораздо больше, чем я.

– Я понимаю, что ты не собираешься расторгать свой брак?

– Нет, все будет по-прежнему. Я понял это сегодня. Нельзя расставаться из-за того, что один попал в беду. Я думаю, Долли это тоже понимает. Сегодня она вела себя со мной совсем иначе.

– О чем вы еще говорили?

– Ни о чем существенном. В основном о других больных. Там одна пожилая женщина с переломом бедра все время хочет встать. Долли присматривает за ней. Она ведь сама не настолько больна. – Это был скрытый вопрос.

– Ну это ты должен обсудить с врачом.

– Он говорит, что не настолько. Он хочет дать ей завтра несколько психологических тестов. Я не возражал.

– А как насчет моей дальнейшей деятельности, ты не возражаешь?

– Конечно. Я думал, это само собой разумеется. Я бы хотел, чтобы вы сделали все возможное, чтобы распутать это дело. Надо подписать контракт...

– В этом нет никакой необходимости. Но платить придется.

– Сколько?

– Пару тысяч, а может, и больше.

Я рассказал ему об истории в Рено, которой занимались Арни и Филис Уолтерс, и об убийстве в Бриджтоне, о котором мне бы хотелось узнать побольше. Еще я посоветовал ему завтра с утра первым делом связаться с Джерри Марксом.

– Я найду мистера Маркса на месте в воскресенье?

– Да. Я уже договорился с ним. Естественно, тебе придется дать ему аванс.

– У меня есть несколько облигаций, – задумчиво произнес он. – Потом – я смогу воспользоваться своей страховкой. А пока я продам машину. Мне за нее предлагали две пятьсот. Что-то я стал уставать от моторалли и всей этой ерунды.

Глава 16

В дверь позвонили, и кто-то прошел мимо кабинета открывать. Для посетителей было уже поздновато, я вышел в коридор и проследовал за сестрой к выходу. В приемной у телевизора сидели все те же пациенты, глядя на экран, словно он был окном во внешний мир.

В дверь стучали уже довольно сильно.

– Минуточку, – произнесла сестра, доставая ключ и приоткрывая дверь. – Кто там? Кого вам нужно?

Это была Алиса Дженкс. Она попыталась войти, но сестра придержала дверь ногой.

– Я хочу видеть свою племянницу Долли Макги.

– У нас нет такой больной.

– Теперь она называет себя Долли Кинкейд.

– Я не могу впустить вас без разрешения врача.

– Годвин здесь?

– Кажется, да.

– Позовите его, – безапелляционно заявила мисс Дженкс.

– Я как раз собиралась это сделать, не волнуйтесь. Но вам придется подождать на улице.

– С удовольствием.

Я подошел к ним, пока сестра не успела закрыть дверь.

– Вы позволите побеседовать с вами?

Мисс Дженкс пристально посмотрела на меня сквозь запотевшие очки:

– Так вы тоже здесь?

– Да, я тоже здесь.

Я вышел на улицу, и дверь за мной захлопнулась. После домашнего тепла больницы на улице казалось особенно холодно. На мисс Дженкс было толстое пальто с меховым воротником, что делало ее фигуру особенно внушительной. На мехе и на ее седых волосах блестели капли.

– Что вам надо от Долли?

– Это не ваше дело. Она моя плоть и кровь.

– У Долли есть муж, и я представляю его интересы.

– Можете идти и представлять его интересы где-нибудь в другом месте. Меня не интересуете ни вы, ни ее муж.

– Но вы вдруг совершенно неожиданно начали испытывать интерес к Долли. Это вызвано газетной публикацией?

– Может, да, а может, и нет. – В переводе с ее языка это означало «да». Она заняла оборонительную позицию. – Меня интересовала Долли с момента ее рождения. И мне лучше, нежели посторонним, известно, что для нее хорошо, а что плохо.

– Доктор Годвин не посторонний.

– К сожалению, нет.

– Надеюсь, вы не собираетесь забирать ее отсюда?

– Может, да, а может, и нет. – Она вытащила из сумочки салфетку и принялась протирать очки. Когда она раскрывала сумочку, я заметил в ней сложенную газету.

– Мисс Дженкс, вы прочитали описание револьвера, найденного в постели Долли?

Она поспешно надела очки, пытаясь скрыть удивленный взгляд.

– Естественно, прочитала.

– Это ничего вам не напомнило?

– Напомнило. Очень похож на револьвер, который был у меня. Поэтому-то я и приехала в город, чтобы взглянуть на него. Он действительно очень похож на мой.

– Вы признаете это?

– Почему бы и нет? Правда, я его не видела уже больше десяти лет.

– Вы можете доказать это?

– Конечно, могу. Он был украден из моего дома еще до убийства Констанции. В свое время шериф Крейн высказал предположение, что именно им мог воспользоваться Макги. Он до сих пор так считает. Макги с легкостью мог взять оружие. Он знал, что револьвер хранился в моей спальне.

– Вы не сказали мне об этом утром.

– Я даже не подумала об этом. В любом случае это только предположение, а вас интересовали факты.

– Меня интересует и то, и другое, мисс Дженкс. Какие предположения существуют у полиции сейчас? Они считают, что Макги убил мисс Хагерти и подставил свою дочь?

– Я не исключаю его участия. Человек, который мог так поступить со своей женой... – У нее пресекся голос.

– И они снова хотят воспользоваться Долли, чтобы обвинить Макги?

Она не ответила мне. Послышался звук открываемой двери, и на пороге появился Годвин. Он потряхивал связкой ключей и недружелюбно посматривал на нас.

– Заходите, мисс Дженкс.

Она поднялась по бетонным ступеням. В приемной никого не было, за исключением Алекса, сидевшего в кресле у стены. Я скромно встал в угол рядом с выключенным телевизором.

Алиса остановилась перед Годвином; на каблуках она была одного с ним роста, пальто делало ее такой же полной, как и он. Вся она излучала гордыню и упрямство, ничуть не уступая доктору Годвину. – Я не одобряю то, что вы делаете, доктор Годвин.

– А что я делаю? – Он сел на ручку кресла и скрестил ноги.

– Вы знаете, о чем я говорю. Я имею в виду свою племянницу. Вы укрываете ее здесь от властей.

– Вы не правы. Я пытаюсь выполнить свой долг, а шериф – свой. Иногда у нас возникают конфликты. Но это еще не означает, что шериф прав, а я нет.

– Для меня означает.

– Ничего удивительного. Мы уже однажды не сошлись во мнениях в аналогичной ситуации. К несчастью для вашей племянницы, тогда вам и вашему шерифу удалось настоять на своем.

– Мы не причинили ей никакого вреда. Правда всегда остается правдой.

– А травма травмой. Вы причинили ей неописуемый вред, от которого она страдает по сей день.

– В этом я бы хотела убедиться сама.

– Чтобы отчитаться перед шерифом?

– Благопристойные граждане сотрудничают с представителями власти, – поучающе произнесла она. – Но я здесь не по поручению шерифа. Я приехала, чтобы помочь своей племяннице.

– Как вы собираетесь ей помогать?

– Я собираюсь забрать ее домой.

Годвин покачал головой.

– Вам не удастся помешать мне. Я занималась ее воспитанием со дня смерти ее матери. Закон будет на моей стороне.

– Не думаю, – холодно произнес Годвин. – Долли совершеннолетняя и находится здесь по собственной воле.

– Я бы хотела сама спросить ее об этом.

– К сожалению, вам не удастся ни о чем ее спросить.

Мисс Дженкс, вытянув шею, сделала шаг ему навстречу.

– Вы не Господь Бог, чтобы вмешиваться во все наши дела. Вы не имеете права принудительно держать ее здесь.

Я пользуюсь авторитетом в округе. Сегодня я провела целый день с высокопоставленными лицами из Сакраменто.

– Боюсь, что я не очень уловил вашу логику. Как бы там ни было, пожалуйста, не повышайте голос. – Годвин говорил медленно, усталым и монотонным голосом, который я впервые услышал по телефону двадцать четыре часа тому назад. – И позвольте мне еще раз заверить вас, что Долли находится здесь по собственной воле.

– Это верно. – Алекс рискнул приблизиться к линии огня. – Мы с вами не виделись. Я Алекс Кинкейд, муж Долли.

Она не обратила внимания на его протянутую руку.

– Я думаю, что ей нужно остаться здесь, – произнес Алекс. – Я и моя жена доверяем врачу.

– Мне вас очень жаль. Он и меня водил за нос довольно долго, пока мне не удалось узнать, что творится у него в больнице.

Алекс вопросительно посмотрел на Годвина. Доктор вытянул руки, словно проверяя, не начался ли дождь.

– Вы ведь по специальности социолог, – произнес он.

– Ну и что из этого?

– От женщины с вашим образованием и воспитанием можно было бы ожидать более профессионального взгляда на психиатрию.

– Я говорю не о психиатрии, а о других вещах.

– О каких же?

– Мне противно даже говорить о них. Но не думайте, пожалуйста, что я не знала о том, что происходит в жизни моей сестры. Я очень хорошо помню, как она прихорашивалась по субботам перед поездкой в город. А потом она вообще решила переехать сюда, чтобы быть поближе.

– Поближе ко мне?

– Да, она мне сказала.

Годвин побледнел, глаза его потемнели.

– Вы глупая женщина, мисс Дженкс, и вы мне надоели. Уходите.

– Я не уйду, пока не увижу свою племянницу. Я хочу знать, чем вы тут с ней занимаетесь.

– Ваш визит не принесет ей добра. А в своем нынешнем состоянии вы вообще никому не сможете принести добра. – Он обошел ее сзади и открыл дверь. – Спокойной ночи.

Она не шевельнулась и не перевела взгляда. Казалось, она была опустошена своей яростью, налетевшей, как буря.

– Вы хотите, чтобы вас выставили отсюда?

– Только попробуйте. Тогда вас ждет скамья подсудимых.

Но краска стыда уже начала заливать ее лицо. Рот ее подергивался, словно какое-то маленькое раненое существо. Она наговорила гораздо больше, чем хотела.

Тогда я взял ее за руку:

– Идемте, мисс Дженкс.

Она позволила проводить себя до двери. Годвин запер за ней дверь.

– Терпеть не могу дураков, – произнес он.

– Боюсь, доктор, что мне придется злоупотребить вашим терпением.

– Попробуйте, Арчер. – Он глубоко вздохнул. – Вы хотите знать, есть ли правда в ее обвинениях?

– Вы упростили мою задачу.

– Почему бы и нет? Я тоже люблю правду. Всю свою жизнь я ищу ее.

– О'кей. Констанция Макги была влюблена в вас?

– В каком-то смысле наверное. Это классика – пациентки всегда влюбляются в своих врачей, особенно моей специальности. Констанция не была исключением.

– Может быть, вам это покажется глупостью, но скажите – вы любили ее?

– Я вам отвечу такой же глупостью, мистер Арчер. Конечно, я любил ее. Я любил ее так, как любой врач любит своего пациента, если, конечно, это хороший врач. Это, скорее, материнская любовь, а не эротическая. – Он сложил руки на груди. – Я хотел помочь ей. К сожалению, ничего не получилось.

Я счел необходимым промолчать.

– А теперь, джентльмены, прошу меня извинить. Утром обход. – Годвин звякнул ключами.

– Вы верите ему? – спросил меня Алекс уже на улице.

– Да, пока нет причин ему не верить. Конечно, он говорит не все, что знает. Но так делают все, я уж не говорю о врачах. По крайней мере, ему я верю больше, чем Алисе Дженкс.

Алекс открыл дверцу своей машины, потом повернулся ко мне и указал на здание больницы. Ее прямоугольный фасад смутно маячил в тумане и был похож на блокгауз подземной крепости.

– Как вы думаете, она в безопасности здесь, мистер Арчер?

– По крайней мере, в большей безопасности, чем если бы она была на свободе, или за решеткой, или в психушке, где к ней имели бы доступ полицейские.

– Или у своей тетки?

– Или у своей тетки. Мисс Дженкс относится к разряду тех неуравновешенных дам, у которых левое полушарие не знает, что делает правое. Она похожа на тигра.

Он все еще не мог оторвать взгляда от больницы.

Из глубины здания раздался тот же дикий старческий вопль, который я уже слышал утром. Звук растворился в тумане, как крик улетающей чайки, унесенный ветром.

– Как бы я хотел остаться с Долли и защитить ее, – промолвил Алекс.

Он был славным мальчиком.

Я вернулся к вопросу о деньгах, и он отдал мне почти все, что было у него в кошельке. Они были истрачены на билет до Чикаго и обратно. Я успел на последний рейс.