Текст книги "Тело в дело. Сборник романов (ЛП)"

Автор книги: Роника Блэк

Соавторы: Мишель Уэльбек,Илья Стогов,Ив Энцлер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Внешне все выглядело довольно буднично. Пожилой мужчина по имени Лари Марчиано и двое его взрослых детей Доминик и Линдси прибыли в госпиталь и после долгой беседы с врачами объявили, что приняли непростое решение. Они согласились на отключение от дыхательного аппарата жены Лари и матери его детей Линды Марчиано. За три недели до этого Линду сбила машина. Врачи утверждали, что к моменту прибытия в госпиталь миссис Марчиано была по сути уже мертва. Хотя благодаря аппарату вентиляции легких жизнь все еще и поддерживалась в ее искалеченном теле. И вот теперь муж и дети решили прекратить эту иллюзию.

Было произнесено много высокопарных слов о том, что тело Линды устало, измучилось и пора положить конец ее мучениям. Хотя все прекрасно понимали: главная причина – это, конечно, деньги. Платить за дико дорогостоящие аппараты Лари Марчиано было не по карману. Да он и не должен был этого делать: с Линдой за несколько лет до автокатастрофы они оформили развод. А сама пострадавшая не имела за душой ни цента. Последние годы она жила на социальном пособии. Так что аппарат нужно было отключать как можно скорее.

Пожилое, не очень красивое тело. Давно умершая внутри этого тела жизнь. И только суперсложные механизмы, поддерживающие не жизнь, а видимость жизни. Так выглядела не только разведенная мать двоих детей Линда Марчиано. Очень похоже выглядел и весь наш мир.

2

А я как раз в том году первый раз в жизни съездил в Копенгаген (Дания), чтобы попробовать пожить в Христиании, самом известном сквоте в мире.

Сквот – это самовольно захваченное жилье. Дом, который ты просто берешь себе и никому ничего за него не платишь. В датскую столицу мой автобус прибыл рано-рано утром. Для начала я заселился в отель, но сидеть в номере не стал, а выпил эспрессо и пошел прогуляться по набережным. Эспрессо показался мне кислым на вкус. С залива Зунд дул ветер. Замерзнув, я раз в сорок минут заруливал в сонные утренние кафешки и выпивал еще кофе. На датских деньгах была изображена некрасивая местная королева.

Лет тридцать назад неподалеку от центра Копенгагена располагались военные склады. Потом счастливая и богатая Дания решила, что столь огромная армия ей ни к чему. Военные съехали, а освободившуюся территорию прибрали к рукам хиппи, драг-дилеры, педерасты, анархисты, панки, негры, нудисты, растаманы и уличные музыканты. Прямо посреди Копенгагена вырос город будущего: ни законов, ни правительства, человек человеку брат.

Есть такие слова, о смысле которых давным-давно никто не задумывается: и так все ясно. «Счастье» как раз из таких слов. Чего тут может быть непонятного? Счастье – это слово, по значению очень похожее на слово «оргазм». Делать все, что хочу, и чтобы мне за это ничего не было. Удовольствия, удовольствия, удовольствия… и чтобы потом за все за это не отвечать.

Именно под получение максимума удовольствий все здесь и было заточено. Гашиш? Пожалуйста! Свальный блуд? No problems! Скандинавы знают толк в удовольствиях: не случайно выражения «шведский стол» и «шведский секс» родом откуда-то из этих мест. Вопрос «Зачем всем нам жить?» не имеет смысла. Правильный вопрос – это «Как бы нам пожить поприятнее?».

Двадцатое столетие стало бесконечным каскадом революций. Люди восставали против существующего порядка и шли на штурм, чтобы сделать свою жизнь лучше. В смысле, более соответствующей их представлениям о том, какой эта жизнь должна быть. Считается, будто большинство этих революций окончилось неудачно и цели добиться не удалось. Однако как минимум две революции завершились полной и окончательной победой. Это психоделическая революция и – сексуальная.

Когда слово «революция» произносят у нас в стране, то перед глазами сразу встают черно-белые кадры: матросы и солдаты в смешных папахах лезут по ограде Зимнего дворца, орут что-то про Карла Маркса и дружно поют «Марсельезу». В начале ХХ века революции действительно были именно такими. Тогда люди еще верили, что одно-единственное восстание может кардинально изменить жизнь всего общества сразу. Вот выгоним царя и заживем как люди. Вот отменим допотопную химеру религии и будем, наконец, свободны. Но чем дальше, тем понятнее становилось: никакого одного на всех счастья в мире просто нет. Бороться стоит не за какие-то общие цели, а за то, что нужно лично тебе. Оказалось, что мир состоит из миллиардов ничем не обязанных друг дружке атомов. И революции в этом мире стали совсем другими. Например, такими, как в датской Христиании.

Что толку резать буржуев, если конкретно тебя мучает не их эксплуатация, а сексуальные психозы? Зачем бороться за свободу, если твое собственное «Я» так и останется в плену рабских стереотипов? В 1960-х американские и французские президенты бросали на подавление беспорядков армейские части, а длинноволосая молодежь закидывалась LSD, занималась групповым сексом, затягивала «Харе Кришна!» и искренне не понимала: как омоновцы в бронежилетах могут всему этому счастью помешать?

Под словом «свобода» отныне понималось лишь то, что у тебя внутри. То, до чего никогда не дотянуться ни правительству, ни жандармам-держимордам.

3

Осмотр достопримечательностей Христиании не занял у меня много времени: в Христиании нет достопримечательностей. Проходите под деревянной аркой с надписью «Здесь законы ЕС не действуют» и оказываетесь в коммунизме. За сто евро любой желающий может снять здесь жилье любого угодного размера. А чтобы купить гашиша, нужно просто открыть форточку и крикнуть вечно толкущимся на перекрестке камерунцам.

Таксист, который подвозил меня до развеселого района, развернулся и, не задерживаясь, укатил назад в безопасный копенгагенский центр. Считается, что с наступлением сумерек в этот район лучше не соваться. Хотя лично я ничего опасного здесь так и не увидел. Ну трущобы… ну негры в футболках с серпом и молотом… места, в которых я провожу время дома, в Петербурге, не сильно от всего этого отличаются. Я сел в первом попавшемся вегетарианском кафе с липкими столиками и потянулся за сигаретами.

Вокруг говорили по-датски. Язык звучал так, будто кто-то решил поболтать по-английски с чудовищным немецким акцентом. Плюнуть на все? Переехать в Данию насовсем? В те дни, когда у меня нет срочной работы, я поздно просыпаюсь, долго лежу в постели, потом умываюсь, выхожу на кухню и щелкаю кофеваркой. Короткий взгляд в окно: даже летом, когда в Петербурге жара, любоваться там все равно нечем. Даже жара в моей стране – все равно холоднее, чем зима где-нибудь в Бразилии, а наша зима длится восемь месяцев в году, и пусть сейчас девушки на улице ходят с загорелыми голыми ногами – не успеют они и глазом моргнуть, как на ноги придется натянуть чулочки, а сверху еще и джинсы, а если зима выдастся совсем уж серьезной, то, может быть, даже и валенки. Когда у меня нет срочной работы (а последнее время у меня ее почти никогда нет), я поздно просыпаюсь и до сумерек сижу на кухне, а потом приходит вечер, и весь мой стол заставлен пустыми чашками из-под эспрессо, а я все еще смотрю в окно и думаю о том, с чего это меня угораздило родиться в этой стране, чересчур странной даже для меня, русского? Последнее время я думаю об этом все чаще.

Официант принес мне овощной салат и морковный сок. Вегетарианство в Христиании тренд. Есть животных сегодня так же немодно, как лет сто тому назад не принято было пить кровь христианских младенцев. На протяжении ХХ века человек стал, наконец, разумен и ответственен. Он осознал свое место в мире. Это место находится неподалеку даже не от животных, а от растений.

Вегетарианцами в странах Запада являются от трех до десяти процентов населения. То есть где-то десять – двенадцать миллионов человек. Эти люди не очень переживают по поводу того, что процветание их государств основано на выкачивании ресурсов из стран третьего мира, но мысль о страданиях животных не дает им спать спокойно.

Движение за права животных родилось в том же году, когда началась сексуальная революция. В этом, согласитесь, есть логика: если человек – это всего лишь спаривающееся животное, то каждый из нас может чувствовать единство со всеми остальными животными планеты.

Первая идеологиня этого движения Бриджит Брофи писала:

«Люди безжалостно эксплуатируют животных. Мы используем их труд, мы поедаем их и одеваемся в них. Но так же, как уходит в прошлое эксплуатация человека человеком, должна исчезнуть и эксплуатация одним видом (людьми) всех остальных видов животных.

Человек боролся за право жить так, как пожелает, и по ходу освобождал все, на что падал взгляд. Прежде правозащитники боролись против расизма, а феминистки против мужского шовинизма. „Негры – тоже люди!“ – кричали первые. „Женщины имеют те же права, что и мужчины“, – подхватывали вторые. Теперь обнаружился еще один враг: расизм и шовинизм по отношению к животным. Кто сказал, что эти создания хоть чем-то хуже нас?»

Идея состояла в том, что, раз права есть у людей, значит, они должны быть и у остальных животных – просто животные не могут сами о них заявить. И главные из этих прав те же, что и у людей: право на жизнь, право на жизнь без страданий, право на свободу и право на выбор места обитания. Философ Ричард Райдер писал, что мясоперерабатывающие заводы и меховые фабрики – это холокост наших дней.

Осознав задачу, разумные и ответственные борцы за права животных развернули партизанскую борьбу. Всего в мире существует несколько десятков групп борцов, но самая известная из них – это «Фронт освобождения животных». Ее активисты врываются в помещения, где в неволе содержатся животные (от зоопарков до научных лабораторий), и выпускают узников на волю. Те, правда, почти сразу гибнут, но тут уж на войне как на войне.

От защиты отдельных животных очень быстро активисты перешли к защите всей природы в целом. В 1971-м несколько активистов на кораблике «Зеленый мир» взялись пикетировать небольшой островок возле Аляски, на котором американские власти планировали начать какие-то дико вредные испытания. И, как ни странно, добились своего: вместо испытаний островок отвели под птичий заповедник. Воодушевленные успехом, активисты зарегистрировали международную организацию по охране природы. В честь своего суденышка назвали ее Greenpeace («Зеленый мир»).

Прежде никому и в голову не приходило защищать природу. Скорее наоборот: это человек защищался от природы, которая обрушивала на него то цунами, то землетрясения. Но это было давно, в ту эпоху, когда человек еще не понимал, что природа – это его мать. Да, часто жестокая, да, иногда ничего не соображающая, но уж какая есть. К концу столетия человек окончательно убедился, что мир бессмыслен, зато научился получать от этого удовольствие. Спорить с природой в голову никому больше не приходило. Все знали: мы рождаемся лишь для того, чтобы родить, а потом умереть. Испытать множество оргазмов, – а потом вернуться в перегной, из которого все и родилось. И вообще: секс и смерть – два кита, на которых стоит мир. Самые естественные состояния человека.

Год спустя после первой акции «гринписовцев» в Австралии похожая компания объявила себя не просто командой экологов, а политической партией. Еще через год похожая партия возникла в Канаде. Потом в Германии. Потом везде. Именно в Германии такие партии впервые стали называть «зелеными». Популярность их программ сегодня такова, что в наши дни «зеленые» входят в состав большинства правительств Евросоюза, а кое-где даже и формируют эти правительства.

Со стороны это может показаться странным. Со стороны кто-то может подумать, что у людей есть и иные проблемы, помимо охраны зверюшек и воды в черт знает где расположенных озерах. Хотя на самом-то деле все очень логично. Человек больше не желал быть венцом творения. К концу ХХ века выяснилось, что он просто животное. Дышащее, питающееся и размножающееся тело. Такое же, как у живущих рядом с человеком лошадей, собак или кроликов. В этом и состоит программа «зеленых» партий по всему миру: Бога нет, мир не имеет смысла, тело рано или поздно умрет. Единственная цель человеческой жизни – есть, размножаться и умирать. Но уж зато есть следует от пуза, размножаться с удовольствием, а умирать по возможности не создавая проблем окружающим.

4

Политические партии типа немецких «зеленых» понемногу переделывают мир в соответствии со своими представлениями о том, каким этот мир должен быть. Хотя есть на свете места, где эти перемены давно уже случились. Там революции победили давно и безоговорочно. Причем помимо датской Христиании таких мест на планете довольно много.

До того как приехать в Копенгаген, я, к примеру, ездил в Бангкок (Таиланд) и там остановился на знаменитой улице Кхеосан. Знаменита улица в основном тем, что такую концентрацию порока, как здесь, вы вряд ли встретите во всей остальной Азии. Да и в мире у Кхеосан конкурентов немного. Каждая вторая дверь – массажный салон (оральный секс и бутылка пива включены в стоимость). Каждая третья – дансинг, на сцене которого усталые тайские тетки открывают пивные бутылки мышцами влагалища. Воздух пахнет всем тем, о чем лучше не знать сотрудникам Управления по борьбе с наркотиками. Прямо на тротуаре спят смертельно пьяные негры в дредах. Даже в семь утра отовсюду грохочет музыка. Полицейские не заглядывают на Кхеосан даже случайно. В общем, вы представляете.

Отыскав отель поприличнее, я бросил рюкзак на кровать и закурил. Духота и крики с улицы: как я засну? Знаете, когда-то я тоже любил пить водку прямо с утра, вместо чистки зубов. Да только эти времена давно закончились. Последние несколько лет лично для меня прошли тихо: жена, дети, много работы. Такую жизнь я выбрал для себя сам и менять в ней хоть что-то не собирался. То, что было, прошло, и я никогда об этом не жалел. Вот только теперь я (мокрый, усталый, абсолютно один) сидел в своем номере, а снаружи всеми возможными красками переливалась жизнь. Тысячи молодых и красивых оттопыривали, как могли, и в голову сама собой лезла мысль: почему же, черт возьми, я не там, с ними, а один в номере? Жить нужно на полную катушку (уверяла мысль), а поселиться на Кхеосан и не попробовать ни единого удовольствия из тех, что здесь предлагают приезжим, – это как-то не по-мужски.

Главное, чего всегда хотелось человеку, – это быть любимым. Ну или хотя бы не «быть любимым», а «чувствовать себя любимым». Снаружи мир предлагал миллионы вариантов почувствовать рядом теплые человеческие тела. Причем стоить это будет по русским меркам копейки, а делать тайские чаровницы умеют такое, что просто ахнешь… Оставив рюкзак валяться на кровати, я закурил еще одну сигарету и вышел из отеля. Наперерез сразу бросилось с полдюжины проституток и красавчиков леди-боев. Но смотрел я не на них, а на встречавшихся иногда в толпе пожилых европейцев. Седых ветеранов сексреволюции шестидесятых.

Этих типов в Таиланде навалом. В том числе и русских. Жирно накрашенные европейские тетки с небритыми подмышками. Скрюченные артритом старики с безумными глазами. Пенсионеры рок-братства в футболках с рожами Greateful Dead. Главное в любой истории – это ведь не начало, а конец. Когда-то давно эти люди на минутку заскочили на улицу Кхеосан и тоже не смогли усидеть в номере. Им хотелось повеселиться, и вот их веселье, как дежавю, длится уже много лет (десятилетий) подряд.

Прямо перед входом в мою гостиницу на земле лежали несколько тощих длинноволосых стариков. Один спал, широко открыв беззубый рот. Другой, сбиваясь с ритма, барабанил грязными ладонями по маленькому тамбуринчику. На морщинистой шее у него болтались старые бусы. Здесь же бродило несколько бездомных собак. По облысевшим головам у стариков стекали струйки старческого пота.

Каждый вечер – наркотики и анонимный секс. Правда, чем дальше, тем чаще одни только наркотики. Каждое утро – недолгое похмелье, а потом все по новой. Пока ребята были молоды, все это казалось просто шуткой. Но вот некоторым из них уже за шестьдесят, и вырваться из этого круга они не смогут, наверное, уже никогда. Печень и прочие органы работают, конечно, не то что раньше. Но лет десять – пятнадцать можно продолжать еще в том же духе.

А потом придется умирать. Хорошо если это случится быстро и, считай, безболезненно, как получилось с 53-летней Линдой Марчиано. При рождении эту женщину звали Линда Боримен, но миру она стала известна как Линда Лавлейс.

Лет до тридцати девушка куролесила как могла. Получала удовольствие от тела, которое получила при рождении, и дарила удовольствие обладателям мужских тел. Говорила, что заниматься сексом ей нравится, но счастливой при этом почему-то не выглядела. И в тридцать лет резко сменила позицию. Перешла в лагерь воинствующих феминисток. Всерьез взялась за борьбу с порно, которое прежде называла лекарством от всех болезней. Вышла замуж, родила двоих детей, пропала с телеэкранов, нянчилась с внуком, по слухам, полюбила готовить, а мужу в постели так ни разу и не продемонстрировала свой коронный трюк.

Потом, еще двадцать лет спустя, попала под машину. Ударилась головой об асфальт и умерла. Хитроумные медицинские машины поддерживали жизнь в ее веснушчатом теле еще три надели подряд. После чего бывший муж Линды и двое ее детей повернули кранчик, и Линда умерла уже окончательно.

Очень просто. И очень грустно.

5

В общей сложности в датской Христиании я провел пять дней. Хотя уже к концу первого понял, что жить здесь, наверное, не смогу. И дело не в бедности, грязности, опасности или чем-нибудь подобном. Просто я убедился, что не верю в то, что заставило обитателей Христиании поселиться всем вместе.

Их точка зрения понятна. Мир не имеет смысла. Это просто набор атомов, которые по чистой случайности сложились в то, что мы видим вокруг. В ледяном бескрайнем космосе несутся планетки, на некоторых из которых появилась жизнь. А у некоторых живых существ появилась такая диковинка, как сознание. Но все живое рано или поздно станет мертвым. Так что радуйся тому, что пока жив. Пускай доставшееся тело в дело. Реализуй себя самого, ведь больше на свете ничего и нет.

Так думают те, кто живет в Христиании или проводит дни в бесконечном карнавале на Кхеосан-роуд. Так же считают и все остальные люди, которых я встречаю вокруг. Но вот я думаю совсем иначе. Мне кажется, что как раз «ты сам» – это не очень важно. Главная проблема человека (уверен я) состоит в том, что, будучи половинкой, он решил, будто является целым. И для того, чтобы стать наконец счастливым, ему нужно не сосредотачиваться на себе, а, наоборот, посмотреть по сторонам. Попробовать отыскать недостающую половинку. Забыть о себе, махнуть на себя рукой, выкинуть надоевшего самого себя из головы и обнаружить, что без памяти влюблен в кого-то другого. Убедиться, что этот «кто-то другой» намного важнее для тебя, чем ты сам.

Только это может сделать людей счастливыми. А все остальное не может.

Напротив входа в Христианию имелся не очень дорогой бар, который назывался «Моффин». Поскольку в самой Христиании приличного кофе попить было негде, завтракать я приноровился именно тут. Ничего из ряда вон: стойка, столики, в динамиках что-то невнятное. Дома, в Петербурге, я перепосещал чертову прорву похожих мест. Где-то в них я потерял лучшее десятилетие своей жизни. Иногда я пытаюсь отыскать его обратно.

Обычно я заказывал эспрессо и закуривал. Вокруг сидели седоватые датские джентльмены. Рядом с каждым вторым имелась молоденькая филиппинка. Похотливые азиатские глаза. Крошечные сисечки под обтягивающими футболками. Филиппинки были настолько предупредительны, что некоторые прикуривали мужьям сигареты. Жениться на азиатках в Дании модно. С одной стороны, вполне себе жена: сготовит суп, исполнит супружеский долг, постирает носки. А с другой – вроде как маленькая домашняя собачка. Йоркширский терьер, способный принести кофе в постель.

В последний день я опять пришел в «Моффин» и купил кофе. Через несколько часов я буду дома, в Петербурге. Опять вода гранитного цвета и бесцветное небо. Снова дожди, снова люди с плохими зубами и серой кожей. Каждый – сам по себе. Это-то и невыносимо. Цены на газ растут, и денег у всех вокруг за последние годы снова стало много. А вот счастья, как не было, так и нет. Вернее, есть (конечно же, есть!), да только какое-то оно не до конца счастливое. Есть работа, есть деньги, есть какие-никакие друзья, есть развлечения, есть перспективы роста… нет чего-то важного. Чего-то, без чего жизнь – словно по четвертому разу заваренный чай.

Нет кого-то рядом. Хотя бы молчаливой молоденькой филиппинки. Самый простой ответ наверняка являлся и самым правильным. Счастье – это ведь не деньги, не удовольствия, не множественный оргазм с Анджелиной Джоли, а штука вообще из другой оперы. Жить одному, жить ради себя, жить, чтобы вырвать у жизни причитающееся тебе счастье, – все это прямая дорога в сумасшедший дом. Потому что счастье – это просто другие люди. Это просто сидеть вместе и кожей чувствовать рядом тепло другого человека.

Секс очень похож на эту штуку. Он тоже дает тебе чье-то тепло и иллюзию, будто ты не один. Но настоящее счастье от секса все-таки отличается. Потому что сосущий голод любви, изнутри снедающий человека, все равно никуда не денется. Останется с тобой, пока ты его не утолишь. Ну или пока ты жив.

Что делать, если самое важное для человека – это любовь, да только вот не видно никакой любви в окружающем нас мире? На протяжении ХХ века люди предложили несколько вариантов решения этой сложной задачки. О том, в чем состояли эти варианты, я попробовал рассказать в этой книжке. К сожалению, эти ответы оказались неверными. Они были будто ключ, не годящийся к запертой двери. Так что, боюсь, следующему, XXI веку придется все начинать с нуля. Попробовать найти ответы получше.

Допив кофе, я положил на прилавок несколько монеток, натянул на лысую голову капюшон и ушел. Снаружи все еще капал ленивый скандинавский дождь.

Ив

Энцлер

Монологи вагины

ИВ ЭНЦЛЕР знаменитый драматург. Мировую популярность ей принесли поставленные по ее пьесам спектакли «Монологи вагины» (награжден премией Obie Award), «Плавучая Ронта и склеенный человек» и «Отличное тело». Спектакль «Монологи вагины» породил целое движение – «День V»

цель которого – защищать женщин во всем мире от насилия и оказывать поддержку тем, кто от него пострадал. Эта благотворительная организация в настоящий момент работает в 76 странах мира.

Книга «Монологи вагины» – плод разговоров Ив Энцлер с самыми разными женщинами. Молодыми, пожилыми, зрелыми, семейными, разведенными, одинокими, гетеросексуальными, лесбиянками, бисексуалками, белыми, черными. Беседы, начинавшиеся с игровых вопросов вроде «Если вашу вагину одеть, что бы она носила?» или «Если бы ваша вагина могла говорить, что бы она сказала?», заканчивались пронзительными откровениями и удивительными открытиями, из которых и выросла эта легендарная книга.

Провокационность «Монологов», как ни парадоксально, помогает женщинам всего мира наладить уникальные отношения со своим удивительным органом, гордиться его возможностями, наслаждаться его красотами и никому не давать в обиду. Пьеса «Монологи вагины» впервые была представлена публике в 1996 г., в Нью-Йорке. Тогда Ив сама читала со сцены откровенные признания женщин, решившихся заговорить о своей вагине без брезгливости, смущения или неловкого хихиканья.

Спектакль «Монологи вагины» уже несколько лет с успехом идет на российской сцене, в Центре им. Вс. Мейерхольда. Пьеса переведена на 30 языков и демонстрируется в 53 странах мира.

Посвящается Ариэлю,

который сводит с ума мою вагину

и взрывает мое сердце.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Глория СТЕЙНЕМ

Я представитель поколения «там». То есть именно так, изредка и почти шепотом, женщины моей семьи называли все половые органы, наружные и внутренние.

Не то чтобы они не имели представления о таких терминах как «вагина», «половые губы» или «клитор». Наоборот, они ведь получили педагогическое образование и наверняка имели неограниченный доступ к информации.

Они не были закрепощенными, или, как бы сказали они сами, нетерпимыми. Одна из бабушек получала деньги от своей строгой протестантской церкви за то, что писала проповеди, из которых не верила ни одному слову. А потом она делала ставки на скачках и зарабатывала еще больше. Другая была педагогом, суфражисткой и даже начинающим политиком, чем были недовольны многие представители ее еврейского сообщества. Моя же мама, например, работала репортером в прогрессивной газете задолго до моего рождения. В дальнейшем она очень гордилась, что обе ее дочери росли более просвещенными по сравнению с тем, как воспитывали ее. Не помню, чтобы она говорила о женском теле как о чем-то грязном или постыдном, и я очень ей за это благодарна. Дальше вы увидите, что некоторые девочки росли в куда более сложных условиях.

Однако я никогда не слышала точных определений, тем более слов, произносимых с гордостью. К примеру, я ни разу не слышала слова «клитор». Прошли годы, прежде чем я узнала, что женщины обладают единственным в человеческом теле органом, который предназначен исключительно для удовольствия. А если бы такой уникальный орган был в мужском теле? Только представьте, как часто мы бы о нем слышали, и для каких поступков он бы служил оправданием! Поэтому когда я училась говорить, писать, заботиться о своем теле, я узнавала названия всех его важных частей, кроме одной неупомянутой области. Так я оказалась не готова к обидным словам и грязным шуткам в школе, а позже и к утверждению, что мужчины (любовники или врачи) знают о женском теле больше, чем мы сами.

Впервые ощущение самопознания и свободы, которое вы обнаружите на этих страницах, появилось у меня в Индии, где я жила в течение нескольких лет после окончания колледжа. В индуистских храмах и местах поклонения я видела лингам, абстрактный символ пениса. Там же я впервые увидела и йони, символ влагалища в форме двух-или трехвершинного овала, напоминающего цветок. Мне пояснили, что тысячи лет назад йони была более могущественна, чем мужской символ. Истоки поклонения уходят в тантризм, в основе которого лежит убеждение, что мужчина может достигнуть духовного совершенства только через сексуальное и эмоциональное единение с женщиной и ее высшей духовной энергией. Этот принцип был так глубоко и широко распространен, что даже монотеистические религии, которые появились позже и принижали роль женщины, сохранили его в своих устоях, хотя ведущие религиозные лидеры всегда его отрицали и до сих пор считают его ересью.

К примеру, христиане-гностики боготворили Софию как женское начало Святого Духа и считали Марию Магдалину мудрейшей из апостолов Христа. Тантрический буддизм до сих пор учит, что сущность Будды заключена в вульве. Мистики исламского суфизма верят что фана, или наслаждение, достигается только с помощью фраваши, женской сущности. Шехина в иудейском мистицизме – это разновидность Шакти, женского начала Бога. Даже некоторые ответвления католической церкви, прославляя Деву Марию, больше боготворят Мать, чем Сына. Во многих странах Азии и Африки, а также в других частях света, там, где боги до сих пор изображаются как в мужском, так и в женском обличии, алтарь представляет собой Жемчужину в чаше Лотоса или другие символы, олицетворяющие «лингам в йони». Индуистские богини Дурга и Кали являются воплощением сил йони, управляющих рождением и смертью, сотворением и разрушением.

По возвращении домой я поняла, что американские представления о женском теле слишком далеки от культа йони и восточного мировоззрения. Даже сексуальная революция 1960-х привнесла в эту сферу только одно: женщины стали сексуально доступней для мужчин. «Нет» 1950-х просто сменилось на постоянное, готовое на все «да». Это продолжалось вплоть до расцвета феминизма в 1970-х, когда появились разнообразные альтернативы, от традиционных религий до фрейдизма, от двойных стандартов сексуального поведения до единого для патриархальной, политической, религиозной среды контроля над женским телом как над средством воспроизводства.

Первые годы открытий связаны у меня с воспоминаниями о прогулках по Дому Женщин, который организовала Джуди Чикаго в Лос-Анджелесе. Каждой из женщин-художниц была предоставлена комната, и именно там мне впервые открылся символизм нашей культуры. К примеру, форма, которую мы воспринимаем как сердце, своей симметрией больше напоминает влагалище, чем ассиметричный орган, название которого эта форма носит. Возможно, это отголосок символа женского влагалища. Но олицетворяемая им сила была заменена романтикой времени, в котором господствовали мужчины. Сидя в одной из кофеен Нью-Йорка с Бетти Дотсон (вы встретитесь с ней на страницах этой книги), я пыталась вести себя как ни в чем не бывало, пока она шокировала невольных слушателей энергичным описанием мастурбации как способа освобождения. А когда я однажды заглянула в журнал «Ms.», то обнаружила среди прочих шутливых заголовков: «Сейчас 10 вечера. Ты знаешь, где твой клитор?» А когда феминистки стали носить значки и футболки с надписью «CUNT POWER!» («Власть Пизды!»), чтобы вернуть ценность слову «cunt», я смогла прочувствовать возрождение древней силы. В конце концов, индоевропейское слово «cunt» было образовано от обращений к богине Кали «Кунда» или «Кунти», которые имеют общий корень со словами «kin» (род) и «country» (страна).

Эти три десятилетия феминизма были также отмечены сильными волнениями, поскольку открылись новые факты насилия над женским телом: изнасилования, педофилия, унижение лесбиянок, физическая жестокость по отношению к женщинам, сексуальные домогательства, ограничение деторождения, международные преступления, связанные с женским обрезанием. Все эти неизвестные ранее действия были разоблачены, что помогло уберечь многих женщин. Мы обратили свою ярость в энергию созидания, чтобы подавить ответное насилие и залечить душевные травмы. Частью взрывной волны, творческим выплеском энергии, рожденной словами правды, и стали эта книга и спектакль по ней.

Когда я впервые смотрела пьесу, где Ив Энцлер произносила очень личные вещи, рассказанные ею также и во многих интервью и переведенные на язык театра, я думала: «А ведь я все это уже знаю. Мы живем среди этой правды последние тридцать лет». Так и есть. Женщины доверили ей свои самые интимные переживания, от секса до родов, от необъявленной войны против женщин до новой свободы в женской любви. На каждой странице – сила слов, ранее запретных, поэтому и мощь книги в том, что скрыто за словами. Один издатель заплатил Ив аванс за право на публикацию, но потом, тщательно все взвесив, решил оставить деньги автору, только бы она отнесла книгу вместе со всеми словами на «в» в какое-нибудь другое издательство.