Текст книги "Прости грехи наши"

Автор книги: Ромэн Сарду

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

26

После встречи Шюке с сестрой Эсклармондой аббатиса Дана позволила ему войти в хранилище, где находились сохранившиеся вещи семьи Акен.

– Члены этой семьи передали свое имущество нашему монастырю еще восемь лет назад, – сказала она. – Кое-что из ценного мы продали, а вырученные деньги потратили на благотворительность. В этом хранилище находятся папки с различными записями и кое-какие семейные сувениры. У Роме де Акена было несколько братьев. Здесь все лежит вперемешку. Чтобы что-то найти, вам придется потрудиться. В этом хранилище находятся также вещи и других семейств. Не перепутайте.

Шюке поначалу попадались лишь документы, либо не представлявшие никакого интереса, либо непонятно к чему относившиеся. В них не было никакой информации, непосредственно касавшейся судьбы Роме де Акена. Это были большей частью малозначительные семейные записи. Единственным документом, привлекшим внимание викария, было совместное завещание братьев Акен. Каждый из них завещал свою часть семейного имущества тому из братьев, кто переживет остальных. Они все стали священниками, однако их личное имущество, находящееся в Труа, не имело никакого отношения к тому, чем они впоследствии владели в своих приходах, и должно было оставаться в общей собственности. У завещания имелось приложение, составленное позднее, в котором излагалась воля братьев: Симон, самый старший, завещал расплавить его золотые украшения и сделать из них распятие, которое надлежало преподнести в качестве дара верующим в Баньё; Феликс завещал потратить принадлежавшие ему средства на оплату ежегодных богослужений в течение тридцати лет после кончины их матери; Адам в 1242 году сделал запись о том, что он полностью отказывается от своей части наследства. Что же касается Роме, то Шюке увидел только одну запись: «Я, как и мой брат Адам, отказываюсь от семейного имущества и каких-либо прав на него. Я прошу тех, кто переживет меня, только об одном: чтобы обо мне помолились, чтобы на установленном на моей могиле надгробии не было написано мое имя и чтобы там была лишь вот эта фраза, произнесенная Pater Noster:[58]58
  Pater Noster – Отец Наш (лат.).


[Закрыть] „DIMITTE NOBIS DEBITA NOSTRA“».[59]59
  Простите нам наши прегрешения (лат.).


[Закрыть]

Вот и все. Шюке еще раз посмотрел на дату этой приписки к завещанию, сделанной его бывшим патроном: 1248 год. Как раз в это время Акен покинул Рим и таинственный период его жизни закончился. После этого Роме де Акен служил в различных маленьких епархиях.

Когда наступил вечер, аббатиса Дана распорядилась перенести останки Акена в приемный зал монастыря. Там вокруг ящика, служившего гробом, были расставлены свечи для всенощной молитвы. Этот зал предназначался для приема сестер, приезжавших из других монастырей, и был единственным хоть как-то украшенным помещением, контрастировавшим с общим суровым убранством монастыря. Вокруг длинного дубового стола стояли девять стульев с затейливой резьбой на спинках. Шюке пришлось потратить несколько часов на то, чтобы сложить из косточек скелет своего бывшего патрона и разместить его на столе. Это невеселое занятие напомнило викарию работу профессора Амелена с тремя трупами, найденными в реке Монтею в Драгуане: он, Шюке, теперь тоже пытался восстановить скелет из отдельных разрозненных частей. Освобождая кости от плоти, он ударами топора сильно их изрубил, и сложить из них целостный скелет было довольно трудно, тем более что Шюке слабо разбирался в анатомии. Дана дала ему несколько освященных полотен, которые он использовал в качестве савана, накрыв ими кое-как собранный скелет.

Похороны епископа были проведены так, как это обычно делалось, невзирая на то, что от трупа остались лишь разрозненные кости и что епископ, в общем-то, умер несколько недель назад.

Как было договорено, в субботу, после захода солнца, сестра Эсклармонда вышла из своей кельи. Она была с головы до ног укутана в плотные траурные одеяния, защищавшие ее глаза от света и скрывавшие ее лицо. Эсклармонда пришла в приемный зал, где находился гроб ее брата. Она должна была принять участие в традиционной всенощной молитве за упокой души усопшего. Кроме нее, в зале находились Шюке и аббатиса Дана.

Ночь прошла в молчании. Все трое непрерывно молились. Наутро было запланировано богослужение. Перед самым рассветом Эсклармонда прервала свои молитвы и, держа в обеих руках четки, неожиданно заговорила.

Шюке ошеломила сумбурная речь этой женщины. Сестра Акена говорила об искуплении грехов своего брата, о приближающемся конце света, до которого ее брату не суждено было дожить, о невыполненном им предназначении в этой жизни, о надежде на то, что он все-таки будет спасен… Викарий не понял прозвучавших в ее речи намеков, а неоднократное упоминание ею Апокалипсиса просто шокировало его.

– Мой брат знал об этом, – сказала она, – он знал, что этот день уже близок…

Епископ Акен никогда не поднимал данную тему в своих разговорах с Шюке. Викарий точно это помнил, а потому утверждения Эсклармонды показались ему необоснованными. Тема конца света была популярна среди простого народа и среди любителей посмаковать жуткие слухи, однако Акен никогда об этом не говорил…

Стоило ли обращать внимание на подобные домыслы затворницы? Эсклармонда открыто заявляла, что ученые уже установили дату Апокалипсиса и что Акен знал эту дату… Она утверждала, что этот час близок.

Эсклармонда лихорадочно цитировала святого Иоанна: о тысяче лет ожидания второго пришествия Христа, о пробуждении Зверя, нисхождении на землю Небесного Иерусалима, о Страшном суде…

Шюке вспомнил, как говорили о том, что в 1000 году мир рухнет. Позже это событие ожидали в 1033 году – году тысячелетия мучений Христовых. Ни в том, ни в другом году не было никаких признаков конца света вопреки пророчествам евангелистов.

Эсклармонда словно догадалась о сомнениях Шюке.

– Нигде не говорилось, что тысячу лет ожидания перед наступлением Апокалипсиса следует отсчитывать от рождения Христа или же его воскрешения, – заявила она. – Новый Иерусалим, о возникновении которого в последние дни этого мира предсказывалось в Евангелии… От расцвета Церкви… расцвета Церкви! Посчитайте сами…

Посчитать? От расцвета Церкви? Церковь, безусловно, не считала началом своей истории ни дату рождения Иисуса, ни год, когда его подвергли мучениям… Но тогда какую дату считать моментом рождения христианской религии? Да и возможно ли это вообще? Какой-то абсурд…

Шюке ничего не мог понять. А покойный Акен? Викарий вспомнил о том утре, когда в Драгуане был убит Акен. Перед его взором снова предстали иоаннитские иллюстрации, лежавшие на столе его патрона… все эти апокалиптические изображения…

Богослужение состоялось в большой часовне монастыря Сестер Марты. Оно было проведено священником Жеаном из Труа.

Шюке смутился, узнав, что жителям города стало известно о предстоящих похоронах и что они теперь занимались подготовкой места для погребения. Викарий предпочел бы, чтобы информация об этом событии не выходила за стены монастыря.

* * *

Кроме Шюке, при захоронении останков Акена присутствовал священник из Труа и несколько могильщиков. Эсклармонда после богослужения сразу же вернулась в свою келью, а монахини снова занялись своими повседневными делами.

Шюке смотрел, как гроб Акена постепенно покрывается землей, перемешанной со снегом. Над засыпанной могилой, как и завещал епископ, была установлена надгробная плита – без имени, без даты, лишь с одной фразой:

«ПРОСТИТЕ НАМ НАШИ ПРЕГРЕШЕНИЯ».

Епископ Драгуана наконец-то был похоронен, унеся с собой в могилу все свои тайны.

Шюке пока не мог покинуть Труа: погода совсем испортилась. С момента его приезда в этот город непрерывно шел снег.

Викарий рассказал аббатисе обо всем: об убийстве его патрона, о странных происшествиях в Париже, о своих предположениях о том, что прошлое епископа связано с политикой. Шюке высказал опасения по поводу того, что за ним, по всей видимости, следили, и сообщил о появлении шпиона на постоялом дворе Бека… Он умолял аббатису нарушить главный запрет монастыря по поводу присутствия здесь мужчин. Шюке просил, чтобы ему предоставили убежище, так как он считал, что только в стенах монастыря будет находиться в безопасности.

Как ни странно, аббатиса сразу согласилась.

Шюке выделили келью, находившуюся вдалеке от тех помещений, в которых жили монахини. Ему разрешили находиться в монастыре, однако категорически запретили общение с монахинями. Единственным человеком, с кем он мог разговаривать, была служанка Мелани. Она не была монахиней, а в ее обязанности входило прибирать в келье викария и помогать ему.

При условии образцового поведения и соблюдения действовавших в монастыре правил Шюке разрешалось пробыть здесь до весны.

Обрадованный викарий поблагодарил аббатису. Он знал, что в стенах этой древней крепости будет находиться в безопасности: чтобы осмелиться вторгнуться в монастырь, нужно иметь поддержку необычайно могущественных людей.

– Наш монастырь Сестер Марты, – сообщила аббатиса, чтобы подбодрить Шюке, – подчиняется, как и некоторые другие монастыри, непосредственно Папе Римскому. Французское духовенство, так же как и светская власть Франции во главе с королем, не могут ничего предпринять против нас, не рискуя при этом осложнить свои отношения с Римом…

27

В Эртелу Энно Ги и двое его товарищей уже несколько дней ждали, когда же наконец перестанет идти снег, мешавший им продолжать расследование. Энно Ги решил как можно ближе сойтись с жителями деревни. Он отказался от своего традиционного церковного одеяния и попросил у Мабель дать ему сохранившуюся одежду ее покойного мужа. Кюре облачился в эту странную одежду, состоявшую из кусков шкур и веревочек, и стал почти неотличим от местных дикарей. Это новшество весьма удивило жителей деревни. Энно Ги потребовал от своих товарищей, чтобы они последовали его примеру.

Обильный снегопад парализовал жизнь деревни Эртелу. Как и все королевство, она погрузилась в своего рода зимнюю спячку…

* * *

Эймару, Жильберу и Мерси-Дьё также досталось от холода и снега, парализовавших Западную Европу. Они, сопровождаемые Драго де Чанадой, ехали в деревню Дженнанно, находившуюся возле горы Мон-Ра в землях Сполет. С собой они везли большой набитый золотом сундук (ему предстояло стать «даром Девы Марии»), всяческие приспособления и средства, необходимые для организации впечатляющей мистификации, и юную комедиантку по имени Мо, нанятую Профутурусом на роль Девы Марии.

Когда они наконец подъехали к Дженнанно, снег валил вовсю, делая невозможными какие-либо приготовления. Поэтому им пришлось на время укрыться в пещере в горах и ждать более благоприятной погоды.

* * *

В епархии Драгуан, в доме каноников, монахи Мео и Абель решили временно не совершать даже те немногие церковные церемонии, которые им позволено было проводить ввиду смерти епископа и отъезда викария. Крыши некоторых домов в городе просели под тяжестью толстого слоя снега.

Жена ризничего Премьерфе пребывала в трауре. Она потеряла всякую надежду снова увидеть мужа.

Мео и Абель после долгих раздумий распечатали секретное послание, написанное ими на следующий день после отъезда Энно Ги и уничтожения ими архивов Акена, и сделали в нем приписку: они высказали предположение, что этот безрассудный священник, отправившийся в проклятую деревню, если и не был убит ее дикими жителями, то наверняка погиб от стужи.

Эти двое монахов, так же как и все остальное население Драгуана, с нетерпением ждали прихода весны, чтобы вновь приступить к своим повседневным делам…

28

Далеко-далеко от Драгуана, в Италии, в местечке Вальперса, десять лучников из гарнизона Фальвелля были расставлены на большом расстоянии друг от друга на холме, возвышавшемся недалеко от Рима. Сменяя друг друга, лучники несли дежурство с утра до вечера.

Несмотря на холод и снег, они не отрываясь смотрели на небо, покрытое тучами. Один из них находился возле небольшой рощицы. Это был четвертый день наблюдения. Длинная стрела с оперением была прижата его пальцами к тугой тетиве. Дальность стрельбы из его лука была необычайной. Солдат не шевелился. Он ждал, как хищный зверь, нападающий из засады.

Вдруг он молниеносным движением натянул свой лук. Все произошло в считанные секунды. Стрела взвилась на головокружительную высоту и с силой ударила в маленькую серую точку, еле заметную в небе из-за густого снегопада. Пораженная цель упала более чем в двухстах метрах от стрелка.

Солдат бросился бежать по заснеженному полю. Сбитая им птица упала с другой стороны рощицы, и ему потребовалось несколько минут, чтобы ее найти.

Стрела пронзила птицу насквозь. Но лучника это не волновало. Он снял с левой лапы птицы железное колечко. К нему был прикреплен мешочек из водонепроницаемой кожи, в котором лежало письмо. Солдат быстро просмотрел письмо, и его застывшее от мороза лицо расплылось в улыбке.

Он выполнил возложенную на него задачу. Эта птица вылетела из посольства Франции в Риме, а конечной целью ее полета была большая голубятня архиепископства в Париже. Письмо, которое она несла, было написано рукой отца Мерля и предназначалось архивариусу Корентену То. В нем шла речь о подозрениях, которые возникли относительно тайной деятельности канцелярии дворца Латран, и о загадочном Роме де Акене, епископе Драгуана, бывшем участнике таинственного сообщества «Мегиддо»…

Часть третья

1

К середине марта Энгерран дю Гран-Селье активно занимался приобретением французских земель по заданию Рима. Вернувшись из Италии, он провел в своем замке в Морвилье лишь несколько дней. Имея на руках письменные указания канцелярии дворца Латран и будучи обеспеченным буквально неиссякаемым запасом золота, он переезжал из одной области королевства в другую, приобретая на свое имя земли, выбранные его новыми повелителями. Эта его активность воспринималась по-разному. Ему попадались влезшие в долги феодалы, оказавшиеся из-за военных расходов и алчных ростовщиков на грани разорения. Они радовались, что нашелся покупатель для их заложенных-перезаложенных земель, причем этот покупатель был знатным рыцарем и давал хорошую цену. А еще попадались феодалы, право которых на землю было по разным причинам ограничено. Земли многих знатных семей имели всевозрастающее количество совладельцев. Феодальная система, в течение шести веков строившаяся на основе захвата земель в ходе междоусобных войн и на браках, заключавшихся с целью объединения владений, теперь отмирала. Войны между феодалами были запрещены королем, а браки и получение наследства зачастую приводили не к объединению, а, наоборот, к дроблению некогда больших владений. Земли делились, а уплачиваемые с них налоги росли. Чтобы купить землевладения семьи Граммонвар, Энгеррану пришлось получить согласие чуть ли не тридцати кузенов, племянников и зятьев, являвшихся совладельцами. Они все срочно нуждались в деньгах, но никак не могли договориться между собой. Только золоту Энгеррана удалось наконец распутать этот клубок семейных распрей. Когда дю Гран-Селье спрашивали, с чего это он вдруг стал покупать землю, он неизменно отвечал, что решил сделать долговременные финансовые вложения. Еще он говорил, что земля кажется ему надежнее денег, так как он не сомневается, что королевство когда-нибудь преодолеет трудности и тогда его наследники будут благодарны ему за то, что он вложил деньги в землю. После такого ответа ему больше вопросов не задавали, а быстро оформляли продажу земли.

Шевалье Азур был знаменитым героем и зажиточным человеком. Его семья пользовалась неизменным уважением у представителей французской знати. Вскоре после поездки Энгеррана в Рим и его встречи с Артемидором по указанию из дворца Латран по всей Франции были разосланы курьеры с письмами, в которых опровергались негативные слухи относительно Эймара дю Гран-Селье и его братства Порога. В этих письмах критика ордена Порога объявлялась кощунством. Впрочем, такая позиция Рима никого не возмутила. Единственное, что вызвало недовольство, – так это неожиданное и быстрое поглощение учрежденного Эймаром братства орденом доминиканцев, произошедшее по распоряжению Папы Римского. Многие феодалы, доверившие свои фамильные часовни братьям Порога, настороженно отнеслись к внезапному проникновению инквизиции в самое сердце их земель, и некоторые из них отказали в аккредитации направленным к ним священникам. Наблюдая подобные инциденты, происходившие в различных местах Франции, Энгерран убедился в том, что французская знать враждебно относится к институту священников. Младшие дети в семьях феодалов уже не направлялись на обучение ни в семинарии, ни в монастыри. Росла неприязнь к церковным иерархам и вообще к священникам: негодование вызывали их нравы, проводимая ими политика, их козни и интриги. Энгеррану не раз довелось слышать возмущенные заявления: Рим – это уже не Церковь, а дворец Латран! Церковь – это уже не Христос, а Папа Римский!

Теперь Энгерран лучше понимал, почему Артемидор прибег к закулисным махинациям и почему он жаловался на сопротивление со стороны французских феодалов, особенно в таком щепетильном вопросе, как приобретение земельных владений.

Энгерран приехал в крепость Бель-Фёй, где проводил зиму Арман де Болье. Де Болье был так же, как и Энгерран, знатным рыцарем, воспитанным в духе святого Бернара, то есть человеком, готовым с оружием в руках, не щадя своей жизни, бороться за веру Христову.

Римская канцелярия в своих секретных инструкциях дала Энгеррану указание приобрести земли де Болье в Арьеже. Дю Гран-Селье и сейчас рассчитывал, что его репутация и предоставленное в его распоряжение золото помогут провернуть это дело.

– Я получил письмо с твоим предложением, – сказал де Болье Энгеррану.

Они сидели вдвоем в большом каменном зале, обогреваемом горевшими в очаге поленьями. Де Болье был немного моложе, чем дю Гран-Селье. На нем было одеяние гранатового цвета, украшенное вышивкой, и шляпа из расшитой золотом материи. Своим внешним видом этот человек явно отличался от тех стесненных в деньгах землевладельцев, с которыми прежде сталкивался Энгерран.

– Я весьма польщен тем, что ты интересуешься моими скромными владениями, расположенными на юге королевства, – сказал де Болье. – Польщен и удивлен.

Энгерран начал, как обычно, рассказывать о своих финансовых планах и стремлении расширить земельные владения своей семьи. Его репутация не позволяла никому хотя бы на миг усомниться в искренности его намерений.

– Цена, которую ты мне предлагаешь, явно превышает то, на что я мог бы рассчитывать, – де Болье явно решил говорить откровенно. – У меня нет необходимости срочно продавать эти земли, но я никогда не уклоняюсь от сделки, если она выгодна.

Энгерран подумал, что его усилия и здесь увенчались успехом.

– Однако, – продолжал де Болье, – ты не можешь не знать, что мое имение в силу родственных связей должно рано или поздно перейти к моей старшей дочери Маноне де Болье, которая недавно была обещана в жены одному из племянников короля.

Дю Гран-Селье не знал об этом.

– Мои владения, которым в силу вышесказанного надлежит стать собственностью французской короны, в настоящее время инспектируются как приданое, предназначенное для отпрыска королевской семьи.

В полученных Энгерраном письменных инструкциях папской канцелярии ничего не говорилось об этом намечающемся союзе.

– Я сообщил о твоем предложении сенешалю,[60]60
  Сенешаль – королевский чиновник, глава судебно-административного округа во Франции.


[Закрыть] – продолжал де Болье. – Ты ведь понимаешь, что я не мог дать тебе ответ, не поставив в известность своего будущего зятя…

Старому воину вдруг стало не по себе. Он почувствовал, что дело принимает очень опасный оборот.

– …Затем я узнал, что за последние несколько недель ты сделал уже множество подобных приобретений. Твои дела меня не касаются, но они заинтересовали кое-кого из влиятельных людей в Лувре. Эти придворные слухи ничего не значат для таких людей, как мы с тобой. Однако тобой заинтересовались и королевские чиновники, занимающиеся сбором налогов. Ты же знаешь, как остро воспринимает наш король информацию о проблемах со сбором податей и пополнением его казны. То золото, которое ты, по слухам, щедро расходовал этой зимой, прошло, по-видимому, мимо рук короля. Поэтому завтра в Бель-Фёй прибывает сенешаль Ремон де Монтаг. Он просит тебя дождаться его приезда, чтобы он мог задать тебе кое-какие вопросы.

Это был сильный удар. Встреча с представителем короля не предвещала ничего хорошего: придется давать объяснения, изворачиваться, придумывать уклончивые ответы на вопросы этого де Монтага, сочинять, откуда взялись такие большие деньги… Являясь рыцарем, Энгерран был душою и телом предан французской короне, однако его вера и личные обязательства заставляли его также быть душою и телом преданным и соратникам Папы Римского… Такие противоречащие одна другой клятвы для знатного человека вполне могли закончиться полным бесчестием.

– Ты доставишь мне удовольствие, проведя сегодняшний вечер в моем замке? – спросил де Болье.

Энгерран кивнул.

– Не беспокойся, – продолжал он, – после твоего разговора с сенешалем я без каких-либо проволочек заключу с тобой сделку по продаже тех скромных земельных владений, которые тебя интересуют…

Затем де Болье отвел взгляд и добавил:

– Конечно, если король будет не против…