Текст книги "Белая кость"
Автор книги: Роман Солодов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
12
Это случилось в одно из последних дежурств Бекешева в штаб-квартире, расположенной в Замоскворечье. Каждый день один из курсантов училища должен был явиться вечером и принять помещение от дневного дежурного. Охрана была обязательна, но никто ни разу не потревожил сон дневального. Курсанты, ухитрившись протащить с собой подушку и тоненькое одеяло, спокойно спали по ночам на кожаном турецком диване в одной из комнат штаба. Важно было не проспать, вовремя отрыть дверь начальству и – свободен весь день! Хоть в Третьяковку иди – куда Дмитрий так и не заглянул. Их командиры не догадывались или делали вид, что для молодых офицеров эти дежурства превратились в своего рода отдых от тренировочного лагеря.
Школу подвела шпиономания. Кому-то вдруг пришло в голову, что посторонние, а значит, и разведчики могут обратить внимание, что в дом захаживают военные. Этого никак нельзя было допустить, и потому отдали приказ приходить в штаб только в цивильном. Тогда никакие агенты не заинтересуются, что скрывают желтые стены старого жилища. Шпионы, которыми кишела Москва, действительно не обратили внимания на штаб-квартиру по подготовке диверсантов. Ею заинтересовались люди, проходящие совсем по другому ведомству.
Однажды доставили несгораемый сейф.
Помогая себе матерными криками, рабочие сгрузили его с подводы и втащили внутрь. Начальник школы радовался: наконец-то у него появилось надежное хранилище документации, инструкций и небольших сумм денег. Теперь он мог быть спокоен – никто не заглянет в бумаги без его ведома.
Но на беду в этот момент во дворе по пустяковому делу околачивался мужичонка, который в сей же день доложил главарю о сейфе. Крутись вокруг стального ящика военные, атаман и не подумал бы о деньгах. Что взять с нищих армейских? Но гражданские лопухи и отсутствие свободного доступа в дом навели его на мысль, что в сейфе может быть целое состояние. Слежка за домом показала, что каждый вечер туда приходит сторож. Это всегда молодой парень, скорее всего из охранной фирмы. Три дня они наблюдали, и каждый раз приходил другой. Точно! Из охранной фирмы, откуда еще. А с такими они справлялись.
Их было четверо, и они давно знали друг друга. Один из них, Харитон, был матерым медвежатником. Он распросил мужичонку, как выглядел сейф, и определил: «бельгиец» с хорошей репутацией – такие он на раз щелкал. Входная дверь наверняка со щеколдой внутри. Не идиоты же они, в этом товариществе, доверять деньги только одному замку. Телефонный провод будет перерезан, прутья решетки на окне они раздвинут без всякого скрипа, внутрь через открытую форточку проскользнет их пацан с револьвером – на случай, если охранник не спит. Как эти сторожа пугаются, когда на них наставишь пустой наган. До дрожи, до слабости в коленках – сами бегут открывать двери себе на погибель. Не оставлять же свидетелей – порой попадаются такие говорливые. Главарь по молодости оплошал разок – пожалел одного, не осиротил его детушек. А тот на суде… На каторге дал себе слово больше не повторять таких промашек.
Бекешев в тот день устал. У них был марш-бросок по пересеченной местности с пятидесятифунтовым рюкзаком за плечами. При этом курсанты должны были не пропустить замаскированные в виде снайперов и пулеметных гнезд муляжи, которые, как всегда, располагались на деревьях, в ложбинах, канавах, кустарнике… Надо было не только прийти к финишу вовремя, но и заметить определенное количество этих муляжей. Записывать запрещалось – это была очередная опостылевшая всем тренировка зрения на запоминание. К финишу буквально на карачках приползали. Но мучения на этом не заканчивались – надо было еще обозначить расположение муляжей на контурной карте, привязанной к данной местности. Товарищи Бекешева, мечтавшие добраться до своих московских квартир, где их ждали мягкие постели, все равно слегка завидовали Дмитрию, которому придется спать на кожаном диване, потому что завтра ему вообще не надо приходить на занятия. А они уже смертельно надоели. Было ясно, что год – слишком долго. Курсы должны быть короче. Офицеры ждали выпуска, как ждут обещанных наградных, хотя так и не знали, что ждет их впереди.
Большой войной начинало попахивать, а на Балканах уже дрались. Между курсантами шли разговоры о том, что хорошо бы туда попасть – проверить себя в деле. Но руководство школы даже не намекало на такую возможность. Поползли было слухи – они всегда ползут, когда будущее в тумане, – что всем дадут рекомендацию в Академию Генштаба, а ее как раз Сухомлинов и закрыл…
Бекешев заехал домой. Кое-как помылся и, надев цивильное, пошел было на дежурство пешком, как всегда ходил, но плюнул на все и взял извозчика. Отпустил его за пару кварталов до штаб-квартиры, подошел к двери, позвонил, и его впустили. Мельком осмотрев помещение и не обратив внимание на открытую в комнате начальника училища форточку – она всегда была приоткрыта летом, Бекешев со спокойной совестью лег на диван, укрылся одеялом и почти сразу уснул.
Ночь была лунной. Пацан, проскользнувший внутрь помещения, отодвинул белые шторы, и комнату залил тусклый свет. Остальные приникли к окну, увидели прислоненный к стене сейф, и главарь жестом послал мальчишку к двери, над замком которой уже трудился его подельник.
Малец проскользнул по темному коридору, стараясь ступать ногами в толстых носках как можно ближе к стене, – меньше вероятности, что предательски заскрипит половица. Ему совсем не хотелось встречаться со сторожем и пугать его «ливольвертом», с которым он даже не знал, как обращаться. Кажется, спит вот в этой комнате. Да! На кожаном диване явно проглядывались контуры тела. Пацан догадывался, что происходит со сторожами, – до него доходили темные и пугающие слухи… Он слышал об убиенных охранниках в тех конторах, где они брали сейфы… Но не его это дело. Сам он ничего не видал и уж тем более никого не убивал.
Им повезло. Замок оказался для медвежатника Харитона пустяковым препятствием, щеколда отодвинулась без лязга, и втроем они зашли внутрь. Малец отдал оружие главарю, пальцем указал на комнату, где безмятежно спал Бекешев, и навсегда исчез, не оставив даже своего имени.
Когда прокрадывались мимо комнаты с Бекешевым, главарь, уважительно называемый на Хитровке Артемом Иванычем, жестом отправил туда мужичонку. Мужичонка отчества не заслужил, обитатели воровского мира звали его без уважения Ваньком с Масловки, не зная, что на совести этого Ванька около десятка трупов. Ванек был душегубом по природе своей. Его к тому же не любили женщины, и их внимание он вынужден был покупать. Потому он легко лишал жизни тех, кто помоложе и краше. Пожил, попользовался вниманием баб – и хватит с него… А сегодня как раз пришел молодой и симпатичный. Вот вынесут его вперед ногами, а он, Ванек, дальше по жизни пойдет. И кто знает, может, одну из его баб купит. Ему небось все задарма дают…
Двое проскользнули в кабинет, а Ванек прокрался к Бекешеву, думая только о том, разбудить ли ему парня перед смертью или наградить незаметной кончиной, без затей вонзив кинжал в горло. Бесшумно вытащил оружие из потайного кармана пиджака и подошел к спящему.
При лунном свете можно было вблизи разглядеть будущую жертву. Совсем молодой парень, лет двадцати, не более. Лицо как лицо – в толпе внимания не обратишь. Все на месте, все прямое – брови, нос, губы… сильный подбородок. Глаза? Когда широко раскроет в последнем, бесполезном уже порыве к жизни, он увидит их цвет. Вот такие наверняка нравятся бабам! Сильный, будить не следует. Вон какие плечи нагулял, аж рубашка натянута…
Он поднял нож, готовый исполнить ставшую уже привычной работу, и как раз в этот момент из кабинета донесся негромкий лязг впившегося в сейф коловорота. Ванек машинально на долю секунды оторвал взгляд от Бекешева и взглянул на дверь. Когда же повернулся к спящему, увидел, что глаза жертвы открыты, но цвета их Ванек все равно не разглядел из-за темноты.
– Спи дальше, паря, – ласково проговорил он, с силой и быстро ударяя нацеленным в горло Бекешева кинжалом.
Оружие воткнулись в диван, потому что Дмитрий уже сидел. Ванек не успел даже удивиться быстроте этого парня, как ощутил страшный удар под дых, нанесенный кончиками пальцев. Дыхание налетчика прервалось, глаза выпучились, он раскрыл рот и выпустил из пальцев рукоятку кинжала. Бекешев выдернул его из дивана, одновременно с этим вскочив на ноги. Приставил кинжал к сонной артерии и прошептал:
– Пикнешь – убью. Ясно?
Ванек с шумом вдохнул воздух и тут же получил еще раз. И снова все повторилось: выпученные глаза, прерванное дыхание и такая слабость в ногах, что тянет лечь на пол… Но парень намертво держит его той самой рукой, которой так страшно бьет. Его извозчики со всего маху били под дых, и как с гуся вода! А этот даже не замахивается…
– Кивни, если понял, – опять прошептал Бекешев.
Ванек яростно закивал.
– А теперь ответь, только шепотом. Сколько вас там?
– Двоя, – вернулось дыхание к Ваньку. Он тяжко задышал и только сейчас ощутил острие кинжала, приставленное к горлу.
– Оружие?
– Ножики, – соврал Ванек.
– Зови своего главаря, – прошептал Бекешев.
– Артем Иваныч… – начал было голосить Ванек, но получил еще один удар, на сей раз по шее в основание черепа. Бекешев отпустил его, и мужичонка рухнул на пол, вырубившись надолго.
Дмитрий прыгнул к двери и оказался в коридоре. В торце полуприкрытая дверь и за ней слабое мерцание то ли фонаря, то ли свечки. Он сделал только шаг к двери, когда та стала открываться, и светлеющий проем заполнила грузная фигура Артема Иваныча. В одной руке у него был наган, в другой – фонарь, направленный на Дмитрия.
Главарю потребовалась целая секунда на то, чтобы понять, что перед ним в коридоре совсем не Ванек. За эту секунду он уже успел сделать пару шагов и оказался в коридоре. Их разделяло около пяти саженей, и потому Артем Иваныч был спокоен. Он всегда успеет пристрелить сторожа. Но почему Ванек, который, можно сказать, сросся с ножиком, так оплошал? И где он? Ладно, потом узнает, когда застрелит этого. И все же… откуда такой ловкий взялся?
– Чего забыли у нас? – с ленцой в голосе поинтересовался Бекешев.
– А где Ванек? – невпопад спросил Артем Иваныч, удивившись, что не слышит страха в голосе парня.
– Там валяется, – небрежно махнул левой рукой Бекешев. – Теперь твоя очередь отвечать. Повторяю вопрос: чего забыли у нас?
– У кого это – у вас?
– Вот сволочь, – начал весело злиться Дмитрий. – Ты со всеми так – вопросом на вопрос? Или только со мной?
– У меня дура, я и задаю вопросы, – мужик покачал револьвером. – А ты, если жить хочешь, ответишь.
– А-а! – Дмитрий сделал вид, что только сейчас догадался. – Так вы за сейфом! Ошиблись вы, лиходеи, нет там денег. И ты дурой-то не маши, положи на пол, а то ею мозги и вышибу.
До Артемия Иваныча наконец-то дошло, что Бекешев его специально злит. Удивился: неужели парень считает, что он не выстрелит? Дурак молодой…
– Я хотел по-хорошему, паря, – вздохнул главарь, как бы сожалея, что сейчас будет стрелять. Он начал поднимать револьвер и в последнюю секунду своей преступной жизни услышал:
– Я тоже.
Подпоручик дернул правой рукой, которую держал все время прижатой к бедру. Главарь не увидел полета кинжала, но ощутил почти безболезненный удар в горло.
Бекешев в два прыжка оказался возле Артема Ивановича, который, уже будучи мертвецом, продолжал пятиться назад, одновременно запрокидываясь на спину. Выхватил револьвер из ослабевшей руки и первым делом проверил, не блефовал ли главарь, – заряжен ли. Все было в порядке.
У сейфа стоял Харитон. Застыв в ступоре, с раскрытым ртом глядел, как, пятясь задом, вваливается в кабинет и падает на пол его друг Артемий, с которым они прошли через драки, поножовщину, стрельбу… и каждый раз Артемий был на высоте. Всегда первым успевал ударить, выстрелить… Потому и заслужил уважительное отношение собратьев по ремеслу. А тут молча валится на спину, а в кабинет врывается молодой парень.
– Руки вверх! – рявкнул Бекешев.
Глазки Харитона забегали, пока он поднимал руки. Может, схватить этот коловорот и броситься на молокососа. Нет! Уж если Артемий лег на пол, не успев выстрелить, то пуля этого парня окажется быстрее любого коловорота.
Бекешев быстро пошел на Харитона, держа наган в левой руке на уровне бедра. С ходу, не задерживаясь, ударил Харитона под скулу, как учил Фадеев, здраво рассудив, что не стоит убивать человека, пусть и бандита, и наносить удар, который может отправить его в ад.
13
Три тела находились в распоряжении Бекешева. Первым делом притащил в кабинет бессознательного Ванька. Быстро обыскал всех троих, попутно вырубив еще раз Харитона, который замотал было головой. У него же из кармана вытащил складной нож. Огляделся в поисках подходящей веревки, но ничего не увидел, кроме шнура от портьеры. Не стал обрезать. Прошел в свою «спальню», надел ботинки, засунув шнурки внутрь. Вернулся в кабинет с одеялом и разрезал его на узкие ленты. Поочередно перевернул Ванька и Харитона на спину, заломил левую руку каждого и привязал ее к лодыжке правой ноги. Снял телефонную трубку и крутанул рукоятку – мертвая тишина. Наверняка перерезали провод.
Вышел из дома с фонариком, подошел к месту, откуда выходил телефонный провод – так и есть. Обрезанный кабель почти касался земли. Значит вторая часть совсем рядом. Посвечивая себе фонариком, пошел к столбу и сразу увидел вожделенный второй кончик. Ножом заголил провода, успевая подумать еще и том, что не зря его учили обращению с телефонным хозяйством. Сцепил кончики и вернулся в дом.
Бандиты уже пришли в себя, и он застал их в тот момент, когда они дергались, пытаясь освободиться от пут.
– Эй, паря, ты бы отпустил нас, что ли, – заговорил Харитон. – Подельника свово мы унесем, и никто ничего… А ежели ты… найдут ведь тебя и на ленты порежут.
Бекешев не потрудился даже голову повернуть в его сторону. Крутанул ручку и назвал телефонистке номер Караева, радуясь, что его друг поставил себе телефон. Пока ждал ответа, думал, как обратиться: по имени или по званию.
– Алле? – услышал он сонный голос приятеля.
– Господин… э-э… Караев. Хочу доло… сказать…
– Посторонние в кабинете? Еду, – Караев бросил трубку.
Штабс-капитан приехал на извозчике через двадцать минут. Одет был в гражданское. Позвонил и, пока Бекешев открывал ему, уже разглядывал покалеченный Харитоном замок.
Быстро прошел по коридору и остановился в дверях кабинета, переводя взгляд с мертвого тела на живые. Все понял. Взял Бекешева за рукав и вывел в коридор.
– Почему они попали в дом? Ты где был? – с трудом сдерживая ярость, спросил он подпоручика.
Дмитрий раскрыл рот и только выдохнул. Ему нечего было сказать в свое оправдание.
– Я спрашиваю, где вы были в это время, господин подпоручик?
– Спал, господин штабс-капитан, – по официальному обращению Бекешев понял, что его дело совсем швах.
Караев даже закрыл глаза на мгновение. Покачал головой.
– Вас будут судить, подпоручик. Наверняка разжалуют, – Караев с презрением посмотрел в глаза Дмитрию. – У вас есть что сказать в свое оправдание?
– Нет, господин штабс-капитан, – Дмитрий, будучи не силах больше вынести этого взгляда, отвел глаза. Опустил голову.
– Так ищи, дурак, – вдруг услышал он совсем другую интонацию в голосе Караева. – Давай вместе думать. У нас времени нет – начальству звонить надо и в полицию. Расскажи все… Кратко.
– Вот эта дырка совсем ни к чему, – Караев поскреб затылок, разглядывая отверстие в кожаном диване, на котором столь безмятежно спал Бекешев. – Не скроешь. А подушку на помойку, и немедленно.
– Выкину, – покорно склонил голову Бекешев. Потом посмотрел на штабс-капитана и спросил удивленно:
– А если б не было дырки? Что это меняет?
– Меняет, – после секундной паузы ответил Караев. – Все равно б не стали их убивать, чтоб скрыть следы твоего разгильдяйства. Но можно было позволить им унести тело – они б никогда не всплыли с ламентациями, что ты их подельника прирезал. А с этой дыркой… Такой другой диван поискать надо.
– А что бы вы с сейфом сделали? Там тоже дыра почти насквозь. Тоже другой купили бы? А с кровью на полу? – мрачно спросил Бекешев.
– Я и забыл. Растерялся, к чертям собачьим. Позорище! – махнул рукой Караев. Помолчав немного, спросил:
– Придумал что-нибудь?
– Нет, – безнадежно покачал головой подпоручик, уже предчувствуя свой позор в трибунале.
– Я тоже не могу. Нам бы сюда Эжена Сю. Он бы наверняка придумал. Фантазия у этого писаки великая, – Караев даже кулаки сжал от бессилия. Закрыл глаза, засопел и вдруг начал мелко-мелко кивать головой, разговаривая с самим собой: – Да, да… Кто знает, как посмотрят. Но все равно ничего лучшего не придумать.
Оглянулся на дверь, как будто испугался, что могут подслушать.
– Я не о сволочи, что лежит в кабинете. Он будет молчать, но вот дырка… Сразу ясно, что лежачего пытались ударить. Значит, ты спал!
– Хорошо. Спал.
– Чего уж хорошего? Но вот почему ты спал? Тут надо искать, чтоб оправдаться. Заболел! – Караев поднял палец и повторил: – Заболел!
– Чем же это я заболел? – Дмитрий совсем не разделял энтузиазма друга. Кто поверит, что он мог настолько заболеть, что уснул при исполнении служебных обязанностей.
– Эта болезнь и не таких здоровяков ломает. Отравился ты. В сортире просидел полночи. Текло с тебя, как с гуся. Ослаб натурально… Прилег на диванчик и не заметил, как тебя сморило. Ничего лучше все равно не придумать, посему за неимением гербовой пишем на простой. А дальше и придумывать не надо – опишешь все, как было. А уж как начальство договорится с полицией – не нашего ума дело.
– А оно договорится?
– У нас в России, как и в любой другой стране, законы пишутся не для всех.
Он осмотрел Бекешева с головы до ног и сказал:
– Шнурки завяжи.
Вот когда Бекешев понял, что Караев, как всегда, прав: между департаментами есть какой-то другой уровень отношений помимо общеизвестного, подчиняющегося законам Российской империи. Армейские никак не могли допустить, чтобы бандитов судили обычным судом – тогда надо будет рассказывать публике, куда эти негодяи вломились и почему один из них получил кинжал в горло. И как всего лишь один сторож сумел расправиться с тремя преступниками, сведения о которых все время продолжали стекаться в полицейское управление, пока допрашивали Бекешева.
За Ваньком с Масловки числились трупы не в одной только первопрестольной. Медвежатника Харитона разыскивала не только российская полиция. Несколько тюрем европейских стран буквально жаждали увидеть его в своих камерах. А уж об Артеме Иваныче и говорить было нечего – этот своей жестокостью наводил ужас даже на многих обитателей воровского мира. В полиции догадывались, что преступники действуют сообща. Но не оставалось свидетелей, и не было доказательств. Теперь они их получили благодаря решительным действиям этого слегка сутуловатого молодого человека. Кто он, откуда?.. Назвался Альпидовским из города К. Поди проверь – паспорта при нем не оказалось… Бекешев назвал фамилию парня, с которым учился в гимназии. Его семья уехала из города, по слухам, за границу, сразу после выпускных экзаменов. Место проживания? Только сегодня приехал в первопрестольную, еще нигде не успел остановиться. Запрос в город К. послали… И вообще он все охотно рассказывает до вопроса: а как он там оказался и почему? Стоило начать спрашивать об этом, как глаза его стекленели и он замыкался в молчании. В полиции не знали, что с ним делать, до тех пор пока на второй день не пришло распоряжение от самого начальника полицейского управления города: вопросов не задавать и отпустить! Никакого дела на подпоручика Бекешева не заводить. Так он и не Альпидовский совсем! Офицер! Вот уж не похож… И никакого дела не завели: кинжал в горле – самоборона. Подельники Артема Иваныча подтверждают, что наган у того был. Ванек был бы счастлив, что никто не припомнил ему покушения на убийство молодого сторожа, если б не то количество трупов, которое на него навесили за все прошлые дела. Он простодушно решил, что для полиции это покушение на убийство – мелочь. Никто не убеждал его в обратном. Как полицейские разобрались с Ваньком и Харитоном и почему дело до суда не дошло, осталось для Бекешева тайной, в которую его никто не посвящал. Да он и не интересовался – своих проблем с трибуналом хватило.
После военного суда, который с оговорками, но все же оправдал подпоручика, Бекешев заказал столик в ресторане для своего друга. Они хорошо выпили. Дмитрий в этот раз от Караева не отставал и напился на радостях. Караев же пил мрачно, как будто скорее хотел горе залить. Приняв очередную рюмку на грудь, он слегка осоловелыми глазами посмотрел на своего молодого друга и сказал:
– Ты еще не знаешь, но наша школа сгорела, Дмитрий.
– Как сгорела? Когда?! И почему в самом деле не знаю? – пораженный словами друга, Бекешев даже головой затряс.
– Да не в прямом смысле. Если бы пожар… Ведь твое дело до самого Сухомлинова дошло, и он приказал закрыть школу. Это приказ. Недопустимо, чтоб в центре первопрестольной башибузуки глотки резали почем зря, вместо того чтоб в армии служить. И не поспоришь…
– Но это же глупость. Штаб перенести можно… – закипятился Бекешев. – А мы как же? Подполковник говорил, что хочет меня преподавателем сделать…
– Видишь ли, Дмитрий, Сухомлинов армию чистит – избавляется от толковых офицеров, академию закрыл… Он все еще суворовскими категориями мыслит: пуля – дура, штык – молодец. Вот мы и попали под горячую руку. А ты знаешь, зачем мы учили вас всему этому? Хоть чуть-чуть догадываешься?
– Нет. Мы в школе часто задаем себе вопрос: зачем все это? Где наше умение понадобится, если войны не будет?
– А зачем вообще армия, если войны не будет? Надеюсь, ты не задаешь себе такого глупого вопроса?
– Так зачем мы-то нужны?
– А затем, что каждый из вас теперь может воспитать по меньшей мере взвод таких же, даже роту… Ты думаешь, у России денег нет для содержания элитного полка? Да такой полк, разбитый на группы диверсантов и разведчиков, в случае войны разнесет любой тыл в клочья! Штабы, батареи, коммуникации… – все в клочья! Россия на сей раз действительно была бы родиной нового вида военных действий – это тебе не слоны мифические! Мы изменили бы характер всей войны! – почти кричал Караев.
На них уже обращали внимание, оглядывались с соседних столиков.
– Так и было задумано? – почти протрезвев, негромко спросил Бекешев. – Значит, я все испортил?
Никогда еще он не испытывал такой жалости к человеку, как сейчас. Забыл даже о своей незадачливой судьбе. Впервые он видел своего друга – ироничного, скептического, спокойного до цинизма – в почти истеричном состоянии. Штабс-капитан всю душу вложил в эту школу и надеялся, что хоть в этот раз ему и его единомышленникам удастся пробить дыру в глухой стене российской косности и создать принципиально новое направление в военном деле – все рухнуло!..
– Ты тут ни при чем, – успокоился штабс-капитан. – Не казни себя. Сухомлинов – это несчастье для армии. Только такой царь… Ладно, не будем. А задумано было именно так. Не судьба. Черт нас догадал родиться в России… Так что поедешь служить, как все остальные… Дают всем отпуск, а потом – в часть. Тебя направляют в Галицию, так что о первопрестольной придется забыть на время. Давай еще по одной…
Они выпили.
– На тебя обратят внимание – запомни мои слова. Но, если позовут служить в контрразведку – ни за какие коврижки не соглашайся.
– Почему?
– Тоска зеленая, Дмитрий. Тоска… В основном, это тупая канцелярская работа или наблюдение за голубями – почту могут нести, поиск антенн на домах и деревьях в прифронтовой зоне и война с мирным населением.
– Не понял…
– Я это понял, когда мы выселяли китайцев из одного района на Дальнем Востоке. Вычищали всех подряд – а как иначе? Времени разбираться, кто из них шпион, не было… В Галиции, если дело дойдет до войны, тебе придется выселять в глубь страны австрийцев. И еще евреев – у нас не любят этот народец и потому вешают на них всех собак. Семьями, Дмитрий!.. Вот это контрразведка. Тоска… Я тогда подал рапорт, и меня отпустили в действующую армию.
Они еще раз выпили, и Караев вдруг спросил:
– Дмитрий! А ведь ты первый раз человека убил. Как это тебе? Не снится Артем Иваныч?
– А вам ваш первый снился?
Штабс-капитан ответил не сразу, как будто вспоминал, кого он все же убил первого.
– Неужели не помните, Вадим Петрович? Ведь это посильнее, чем первая женщина.
– Такое не забывается. Нас было пятеро – я и четыре солдата. Мы пришли брать одного шпиона к нему на квартиру. Китаец, маленький такой шибздик, никому из моих солдат до плеча не доставал. Я, на мое счастье, встал у дверей, а мои пошли его вязать. Он сидел в глубине комнаты за столом. Ел свой рис палочками. Дима! Я ничего не понял тогда. Это был вихрь, и все мои четверо оказались раскиданными по углам комнаты. Он успел за секунды воткнуть палочки в горло одному, сломать руку второму, опрокинуть стол на третьего, а четвертому… я уже не помню, но тоже плохо с ним поступил.
– Ого! – восхищенно произнес Дмитрий. – Вы говорили – китаец… Может, все же, японец? Откуда китаец мог так…
– Китаец, Дима, китаец. Я их различаю, и учился он не в Японии – я потом выяснил. Где-то в Тибете, в каком-то монастыре…
– A-а! Знаю. Учитель рассказывал. Он хотел туда попасть, не взяли… Шаолинь называется.
– Да, да… Вспомнил. Я бы тоже не отказался туда попасть.
– И я б не возражал, – покивал головой Дмитрий.
– Я его застрелил, когда он был в двух метрах от меня. Попал только со второго раза.
– Как это? – Бекешев широко раскрыл глаза от удивления.
– Ты не веришь? Я шесть из семи в десятку кладу – ты это сам видел. А тут промазал – так он ловко перемещался в мою сторону… И когда я подошел к нему, он уже умирал. И вдруг на чистом русском – мы даже не подозревали – спросил: «Как ты в меня попал»?
– Ну откуда он мог знать, как вы стреляете…
– Если б он знал, я бы здесь не сидел сегодня. Но он не знал, – Караев зло усмехнулся. – Вот такой был мой первый. Он мне потом снился.
Бекешев долго молчал, уставившись в белую скатерть на столе. Поднял голову и, глядя в глаза штабс-капитану, спокойно ответил:
– А мне мой не снится, Вадим Петрович. Я был в своем праве.
