Текст книги "Белая кость"

Автор книги: Роман Солодов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Теперь можно подумать и о пистолетах – очень скоро они могут понадобиться. Наверняка уже послали солдат выяснить причину экстренной остановки. И тут он увидел винтовку убитого им солдата. Дожидаясь своего часа, она так и стояла в углу вместе с ремнем, на котором висел патронташ. Дмитрий подобрал пистолеты. Вытащил обойму из патронташа и зарядил винтовку. Теперь он был готов к приему гостей.

А поезд легко набирал скорость, ибо шел под гору. Скоро в вагонах спохватятся и обязательно дернут трос экстренного торможения.

Бекешев быстро отсоединил тормозную систему от вагонов эшелона – теперь уже никто не сможет остановить этот состав. Только он!

Когда паровоз еще находился в тоннеле, на подножку, продемонстрировав чудеса ловкости и почти невероятную остроту зрения, вскочил какой-то солдат. Он начал было подниматься по лесенке, но Дмитрий ударом ноги сбросил его с поезда. В тоннеле были еще люди, но в темноте никто из них ничего не заметил. Паровоз выскочил из тоннеля, и Бекешев увидел группу солдат во главе с офицером. Они стояли рядом с пролетающими мимо них вагонами и не могли понять, что случилось. Дмитрий через боковое окно выставил винтовку наружу и, выбрав момент, почти в упор расстрелял офицера. Немец рухнул на землю и покатился вниз с насыпи. «Этому не повезло, – подумал Дмитрий. – Я правильно его убил: он мог сообразить, что сделать, чтобы не дать мне проехать мимо них в обратную сторону. А я скоро поеду. Пора!..»

Дмитрий истово перекрестился, моля Бога, чтобы не сгорели колодки, напрягся всеми жилочками и рванул рукоять тормоза, заставив паровоз заскрежетать и высечь из-под колес длинные искры. Сначала он даже не почувствовал удара и похолодел: неужели его расчет оказался неверным, колодки не выдержали первыми, и вагоны просто потащат паровоз вниз вместе с ним? Нет! Все правильно рассчитал, ибо никакая в мире сцепка, будь она даже из лучших сортов стали, не выдержит тысячетонного удара на разрыв. Так и получилось…

Скорость вагонов будет возрастать, и через какое-то время уже ничто не остановит тяжеленную махину, несущуюся вниз навстречу другому эшелону. Те, кто в вагонах, не сразу поймут, что мчатся навстречу гибели. Когда же до них дойдет, ничего уже нельзя будет сделать. Бекешев представил, как будут они сначала рвать рукоятки и тросы тормозов, потом – давиться в тамбуре в стремлении как можно скорее покинуть превратившийся в снаряд эшелон, как будут прыгать самые смелые, как начнут кричать люди, как заржут лошади, инстинктивно почуяв близкий конец… Хорошо бы он не слетел на крутом повороте, а врезался бы в следующий эшелон со снарядами. Мечты, мечты…

А если следом идет пассажирский? Не хотелось об этом думать – ну какой здесь может быть пассажирский поезд? Откуда? Но мыслями поневоле возвращался именно к такому финалу. И нашел оправдание, сказав себе, что это война и потому он уничтожил эшелон – пушки с этого поезда не будут стрелять по его товарищам, оставшиеся в живых солдаты не скоро доберутся до линии фронта… а жертвы пассажирского поезда окажутся теми сопутствующими жертвами, которых всегда требует война в придачу к военным потерям. Если б он точно знал, что сзади движется пассажирский, он бы, конечно, трижды подумал. И неизвестно…

Локомотив встал. Бекешев выглянул в окно – солдаты сгрудились возле тела командира. До них было далеко. Дмитрий подошел к пульту, отпустил тормоза и повернул рычаг скорости. Не зря все-таки его обучали в школе вождению паровоза. Облегченно вздохнул, когда скорость стала заметно нарастать.

Присел на корточки в углу кабины и вытащил пистолеты. Один положил на пол рядом с собой. По его расчетам, паровоз уже должен был проезжать мимо немцев. Кто-то из них может попробовать запрыгнуть на ходу, как тот солдат в тоннеле. Но только пули забарабанили по кабине.

«Хорошо, что гранаты только на фронте выдают», – успел подумать Бекешев. Легка на помине, она влетела в окно. Ноги спружинили автоматически, пистолет отлетел в сторону, и Дмитрий поймал гранату в тот момент, когда она почти ударилась о пол. Выбросил ее в противоположное окно, и граната взорвалась сразу же, как только вылетела наружу.

Вовремя он застрелил офицера. Немец нашел бы этой гранате лучшее применение, просто положив ее под рельс. Куда бы он делся в таком случае? Они б его расстреляли, пока он выкарабкивался из-под обломков локомотива.

Паровоз влетел в тоннель, и Дмитрий встал. Больше некого было бояться. Когда опять засверкал день, он осмотрел кабину и увидел медный чайничек. Снял крышку – вода! Долго заливал рот струей тепловатой воды из носика.

Дмитрий заставил себя, как делал это всегда, проанализировать свои ошибки и опять остался недоволен собой. Ведь о втором пистолете он вспомнил, только почувствовав, что тот впился ему в спину. А ничего не стоило устроить в темноте веерную стрельбу с двух рук. В школе-то он всегда был на высоте, не оставляя манекену ни одного шанса. А вот когда «манекен» начал размахивать совковой лопатой, он растерялся и потому поставил себя в тя желую ситуацию. Все это он учтет, а сейчас надо покидать паровоз и уходить в горы, которые буквально нависали над ним. Немного осталось, совсем чуть-чуть…

Паровоз замедлил ход, и Бекешев, с трудом натянув на голову солдатскую фуражку, повернул рычаг на максимальную скорость, прихватил сумку машиниста с едой и спрыгнул. Помахал рукой вслед набирающему ход паровозу и углубился в лес.

Когда паровоз промчался мимо начальника станции, тот сразу понял, какого рода произошла катастрофа: локомотив оторвался от состава. На его памяти такое случилось однажды много лет назад, когда сцепки вагонов были примитивные и слабые, – сколько погибло народу!.. Начальник помчался в здание вокзала, ворвался в комнату телеграфиста и приказал дать срочную телеграмму с требованием остановить все эшелоны на линии – все, и немедленно! А на ближайшую станцию послать депешу, чтобы перевели стрелки и загнали паровоз в тупик, – пусть эта махина лучше там что-то разнесет, нежели влетит в хвост эшелона, который прошел совсем недавно. Но почему паровоз не остановился и никого не было видно в кабине? Куда делись машинист, кочегар или солдаты, которые часто его заменяют? Локомотив пролетел перед ним как железнодорожный «Летучий Голландец».

31

Наступал рассвет, когда Бекешев, выйдя на опушку, увидел хутор. Не торопясь осмотрел его: крепкое хозяйство, огороженное невысоким прочным плетнем. Дом, крытый черепичной крышей, овчарня, коровник… Конюшня! Ну что ж, если утром хозяин не досчитается одного коня, не сдохнет от расстройства. Он-то идет по лесу уже почти сутки, и транспорт ему не помешает. Что может быть лучше коня? Только неужели в этих краях никакая охрана не нужна? Или хозяин сам где-либо притаился с берданкой? Что-то не так… Надо выждать. А еще лучше…

Бекешев бросил камень во двор и увидел, как метнулась тень. Это был пес – здоровый, молчаливый, как все хорошие сторожа, которые не поднимают визга, а атакуют, дождавшись, когда вор пересечет границы владения. И горе такому вору…

Дмитрий обошел хутор лесом и углубился в поле, засеянное овсом. И почти сразу увидел то, что искал. Снял с чучела все тряпье и намотал себе на руку, уделив особое внимание кисти и запястью. Сделал толстую культю, проверяя ее крепость весьма оригинальным способом: тыкая ножом в тряпье. Удовлетворился, когда перестал ощущать тычки.

Он неслышно перемахнул через плетень и быстро пошел по направлению к конюшне. Услышал позади топот мчащейся на него собаки, клокотание в ее горле, предвестник рыка, и повернулся к сторожу лицом. Собака, ростом с теленка, мохнатая, наверняка с примесью волчьей крови, взлетела в воздух с распахнутой пастью, готовая всем телом обрушиться на человека, осмелившегося переступить границы ее владений. Пес не в первый раз опрокидывал человека на землю. А потом вор оказывался полностью во власти его зубов. Но сейчас в пасть собаки воткнулась культя, которую Бекешев, сбитый с ног, проталкивал все глубже и глубже в глотку зверя, не позволяя ему сжать зубы со всей силы. В свободной руке Дмитрия был нож Питера, наконец-то дождавшийся своего часа. Человек снизу всадил острый клинок под грудь собаки и поддернул, вспарывая пса, как мешок с овсом. Короткий жалобный визг…

Дмитрий оглянулся в сторону дома. Все было тихо, но ему показалось, что за окнами что-то мелькнуло. Если это хозяин – пусть выходит, и они поговорят. Если хозяин вооружен – тоже неплохо: два пистолета всегда при нем. Дмитрий терпеливо ждал. Он умел ждать и, если надо было, никогда не спешил. Нет, ему показалось – в доме спали. Он вытащил нож из тела собаки, сдвинул ее с себя, взрезал ножом надкусанную зверем культю, несколько раз сжал пальцы, восстанавливая кровообращение и, пригибаясь, быстро побежал к конюшне, стремясь как можно скорее оказаться внутри помещения. Кто знает – в доме может оказаться винтовка. Расстояние для хорошего стрелка плевое. Сумрак его скрывает. Иначе б никогда не рискнул встать на ноги. Дверь в воротах была не на замке, и Бекешев удвоил внимание – может, внутри притаились еще одни острые клыки, а он поторопился избавиться от тряпичной защиты. Осторожно открыл дверь и вошел, ожидая любой пакости. Но внутри было тихо и очень темно. В этой тишине можно было расслышать грустное лошадиное дыхание, хруст сена, топотание… Вспомнился Акбар. Его бы сюда… Но на нет и суда нет. А в темноте он все равно ничего не разглядит. Бекешев, совсем обнаглев, приоткрыл створку ворот, и слабый рассвет залил помещение. Он быстро двинулся по проходу, внимательно рассматривая каждую лошадь. Белая не нужна, черная тоже не намного лучше, серая в яблоках пойдет на худой конец… Вот то, что надо! Лошадь пегой масти – наиболее выносливая. Ее-то он и заберет. Всего здесь пять лошадей, но ему только одна требуется для последнего броска. А то, что он будет последним, Дмитрий почему-то не сомневался.

О! И сбруя лежит на виду – бери не хочу. Что-то здесь не так. Вспомнилась сказка про Иван-царевича и Жар-птицу – нельзя было трогать клетку… А здесь? Лошадь – его Жар-птица. Значит, стойло? Ну да, лошадиная клетка. Туда нельзя… Он нутром ощущает опасность, даже уйти тянет. Надо все осмотреть, нельзя торопиться, хотя светлеет на дворе с каждой минутой. Дмитрий замер и только медленно обводил глазами конюшню, ничего не пропуская, заставляя себя стоять смирно, – он знает, что время безжалостно уходит, но торопиться все равно не станет. Нет! Напрасны его страхи, нет никаких подвохов. Хозяин ставил на собаку! Пора идти в стойло? Нет, нет и нет! Еще раз все осмотреть… Вот сено перед каждым стойлом, где есть лошадь, это понятно: просыпали во время кормежки… Но как-то странно просыпали – везде примерно одинаковые кучки именно перед дверцей. Ну и что?.. А то, что не бывает так!

А что там мелькнуло в рассветной мгле у самых ворот перед стойлом с белым конем? Металл? Он склонился над сеном и осторожно разгреб его. Похолодел. На него смотрели зубья медвежьего капкана. Перед дверцей каждого стойла с лошадью стоял приготовленный для вора капкан. Пять капканов! Собака собакой, а подведи к кобелю течную суку – и нет этого сторожа. И никакого снайпера нет в том доме. Да и не нужен он. Капкан – лучший сторож!

Ему не показалось, что в доме мелькнуло. Там спокойно и, может быть, привычно ждали его крика от боли. Там ждали, когда можно будет прийти и неспешно добить человека, у которого перерублена нога. Эти капканы даже не закреплены. Достаточно короткого лязга, и с таким захватом никуда не уйдешь и будешь только о смерти молить, которая не заставит себя ждать… Закричать? А когда войдет хозяин – убить его? Безжалостно, хладнокровно воткнуть ему еще испачканный в собачьей крови нож в самое горло – смешать кровь двух зверей. Такой ярости против человека Бекешев никогда еще не испытывал.

Осторожно отодвинул капкан от дверцы стойла с пегой лошадью, взнуздал жеребца и вывел его из конюши, вернулся туда за седлом, изнутри закрыл ворота и вышел через дверь. Накинул седло, затянул подпругу… взлетел в седло и пришпорил. Конь почувствовал, что на нем настоящий ездок, и охотно подчинился ему. Конь с всадником легко перемахнул плетень и скрылся в лесу.

За спиной остался капкан, поставленный в конюшне сразу за дверью.

32

Он услышал далекий грохот, который не спутаешь с громовыми раскатами, – работала артиллерия. Значит, все это время он двигался в правильном направлении. Теперь надо было напоить коня. Дмитрию тоже хотелось пить, но сам-то он перебьется, а вот лошадь страдать не должна. Он выжал все возможное из этого пегого жеребца, со знаньем дела меняя режим движения от легкой рыси до сумасшедшего галопа. Но всему есть предел, и конь нуждается в отдыхе, а главное – в воде. Бекешев пробирался с конем на поводу сквозь дикий лес по звериной тропе. Он не встретил тропинок, протоптанных людьми. Человек здесь – гость случайный и непрошеный. Ветки деревьев били по глазам, и порой ему приходилось либо ломать, либо ножом отсекать их от стволов, чтобы конь мог пройти. Он упрямо шел по тропе в надежде, что она приведет к воде – любой, пусть застоявшейся в крошечном болотце. Должны же быть здесь горные источники, черт подери! Вода нужна и для того, чтобы смыть засохшую на многострадальном мундире собачью кровь. Из нее образовалась корка, и много раз уже Бекешев испытывал желание сбросить мундир к чертовой матери, но помнил, какие холодные ночи в этих горах. И только теперь, когда услышал грохот орудий, понял, что может избавиться от опостылевшего мундира, который сослужил ему неоценимую службу. Осталось немного…

Как только солнце заходило за тучку, лес моментально темнел, как будто кроны высоких деревьев опускались вниз, закрывая от человека синее небо. Конь пугался, начинал дергать головой, пятился назад, и Дмитрию порой приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы тащить его за собой. А в лесу темнело совсем не ко времени, и Дмитрий, взглянув на небо, понял, что его ожидает гроза. Он завел коня под раскидистую крону дуба, привязал его к ветке, снял мундир и положил под открытое небо – пусть дождь его вымоет. Когда сверху хлынул сильный ливень с молниями, громом, ветром, Бекешев спал, прислонившись к стволу дерева. Капли на него не падали, гром ему не мешал.

Проснулся от ржания жеребца. Конь настойчиво звал его из страны сновидений. Дмитрий открыл глаза и почти сразу вскочил на ноги. В руках держал пистолеты. Но людей не было, только за кустами мелькали тени. Волки!.. Бекешев сразу же успокоился. Не то время года, чтобы эти звери нападали, гонимые голодом и желанием вцепиться в живое горло добычи. Он ударом ноги отломил от ствола толстую засохшую ветку, очистил ее от прутьев и с криком, больше похожим на рев, метнул ее в кусты, как биту в детстве, когда играл в городки с деревенскими. Шуршание кустов – и все стихло.

33

От мундира валил пар, бурые пятна на нем почти исчезли. Дмитрий перекинул его через холку коня и повел дальше своего пегого. Через час они вышли к быстрой речке, через которую в сухую погоду можно было перешагнуть не напрягаясь, а сейчас она стала бурливой после дождя, и поток, весь в бурунчиках и пене, весело кувыркался между крупных валунов. Оба напились вволю, а Бекешев сначала с наслаждением умылся ледяной водой, смывая с лица паровозную копоть и грязь. А потом разделся и вымыл все тело. Когда, стуча зубами от холода, натягивал на себя трофейную одежду, подумал, что это его последнее купание на чужой земле. В баньку с веничком и кваском он сходит уже у своих.

Довел коня до импровизированного мостика из набросанных в поток камней, увидел широкую тропу и, оседлав пегого, без колебаний поскакал по ней в направлении артиллерийских выстрелов.

Дмитрий еще не понял, что оказался в прифронтовой полосе, что пора начать перемещаться с предельной осторожностью, высматривая впереди возможные засады, секреты, дозоры, тыловые службы… Пришло время бросить коня! Здравый смысл требовал передвигаться пешком, ползком, маскируясь… но близость своих затмила все. Тогда, в городе, он преодолел соблазн и бросил машину, четко осознавая, что она сгубит его. А здесь, в лесу, слыша артиллерийские раскаты, он совсем потерял разум, превратившись в сопливого новобранца, которому повезло остаться в живых в небольшом сражении, и потому он самонадеянно считает, что удача никогда от него не отвернется.

Он слишком поздно увидел немецких солдат. Что это было? Патруль, дозор, охранение? Бекешев так и не узнал. На его счастье они расположились на привал, по четыре человека с каждой стороны тропы, по которой ехал Бекешев. Аейтенант пристроился на камне, подставив молодое лицо солнцу, а вокруг него сидели трое солдат. Другие четверо разворошили стожок, сметанный слегка в стороне от тропы, и развалились на скошенном сене. Пасторальная была бы картина, если бы не их винтовки.

Дмитрий выскочил на них сразу же за крутым поворотом, за которым открывалась большая опушка. Еще можно было повернуть – и пусть догоняют, но Бекешев упустил момент. Он продолжал двигаться к этой группе, с каждым шагом коня все больше осознавая безнадежность ситуации. Даже если он проскочит мимо них, как будто очень торопится по делам и потому не останавливается, все равно за опушкой его ждут другие немцы, и их будет намного больше. Только сейчас до него дошло, какую допустил ошибку, не бросив коня, но продолжал движение, уже точно зная, что в этом направлении ехать нельзя. И ничего не мог с собой поделать – будто злой рок сковал его волю.

Да не было никакого рока! Просто проявилось обычное свойство русского характера, которое можно выразить одним непереводимым на другие языки словом «авось». Что из того, что он буквально вышибал это слово из своих солдат и офицеров и считал, что сам избавился от него навсегда, потому что никогда в его расчетах не было места этому поганому слову. Но сейчас ненавистная особенность национального характера, укоренившаяся глубоко в сознании надежда на «авось», завладела им. Он приближался к немцам, уповая на чудо, на то, что ему удастся проскочить. А там, за поворотом, он избавится от коня и растворится в лесу.

Немцы сразу повернули головы в его сторону. Лейтенант встал, когда всадник приблизился.

Офицер поднял руку, и Бекешев остановил коня.

– Сойдите с коня и предъявите документы, господин обер-лейтенант, – приказал лейтенант.

Семь вооруженных винтовками солдат и офицер с расстегнутой кобурой. Судя по той небрежности в одежде, которые позволили себе немцы, они были ветеранами. Маскарад Дмитрия был излишним – они потребовали бы документы, окажись на его плечах даже генеральский мундир. Совершенно не вовремя всплыли в памяти горькие слова отца: «Тебя повесят, если поймают». И все же Дмитрий попробовал вытянуть максимум возможного из безнадежной ситуации.

– Конечно, лейтенант, – негромко ответил он.

Пустил коня шагом вперед, направив его на лейтенанта и солдат. Остановился возле них и неторопливо начал спешиваться. Встал на землю спиной к лейтенанту и троим стоявшим рядом солдатам. Когда развернулся к ним лицом, в руках у него уже были парабеллумы.

Стрелять начал одновременно с двух рук. Все четверо, стоявшие меньше чем в метре от него, получили по пуле. Промахнуться было практически невозможно, и на мундирах убитых остались даже пороховые пятна от выстрелов. Они умерли, глядя в лицо русскому офицеру, и потому не увидели пистолетов. По ту сторону тропинки не поняли, в чем дело, но сказался опыт войны. При звуке выстрелов солдаты автоматически залегли в высокой траве, и Бекешев, присев на корточки, чтобы расстрелять остальных из-под брюха лошади, никого уже не видел. Да и конь, не приученный к стрельбе, рванулся вперед, и Дмитрий остался без прикрытия. Знал, что в таком бою преимущество на стороне того, кто занял более высокую позицию. Он расстреливал солдат сверху, засекая их положение по стволам винтовок. Две из них дернулись и скрылись в траве – он попал, но пистолеты опустели. Клацнули затворы двух оставшихся винтовок, и Бекешев покатился по земле, опередив выстрелы на мгновение. У него была лишь секунда, пока они перезарядят винтовки. Отбросил бесполезные уже пистолеты и бросился на того, который был ближе. Солдат передергивал затвор, завороженно глядя на обер-лейтенанта, который в три прыжка преодолел расстояние между ними. Он только успел послать пулю в ствол, как получил удар ногой в голову. Бекешев подхватил винтовку и упал, разворачиваясь так, чтобы оказаться лицом к последнему солдату. Они одновременно выстрелили в упор и промахнулись. Солдат, настоящий великан, схватил винтовку, как дубину, и бросился на своего врага, зная точно, что тому не хватит времени ее перезарядить. Когда встретились посередине, немец, не мудрствуя лукаво, саданул сверху вниз, как будто колуном полено рубил. Дмитрий еле успел отскочить назад и, в свою очередь, сильно ткнул солдату в солнечное сплетение концом ствола. Несмотря на боль и остановившееся дыхание, солдат устоял и ударил прикладом уже снизу. Первый раз в своей жизни Бекешев пропустил удар. Он выронил винтовку и упал изумленный тем, что его противник устоял. Солдат решил, что дело сделано. Держа винтовку за ствол, он поднял ее, как поднимают топор, чтобы добить, и рухнул на землю от удара по ногам. Подниматься с земли они начали одновременно, но быстрота движений у противников была неодинаковой. Немец еще стоял на коленях, когда Бекешев, доведенный до белого каления первым в своей жизни поражением от простого солдата, изо всех сил ударил ногой круговым движением. И не оставил немцу никаких шансов. Сапог в этот раз не сбрасывал и хруста позвонков не услышал.

Он осмотрел поле битвы. Те четверо были убиты. Солдат, на которого он прыгнул, приходил в себя и медленно покачивал головой, стряхивая оцепенение. Еще двое были ранены, но останутся жить. Уцелевший в мясорубке солдат им поможет.

Бекешев пошел было за пистолетом лейтенанта, но увидел множество солдат на другом конце поляны.

Снимая на ходу винтовки, они бежали к нему, привлеченные выстрелами. Тогда он вытащил портсигар и бросил щепотки смеси на свои пистолеты. Рванулся в лес и за первыми же деревьями густо рассыпал всю смесь по земле, после этого закинул портсигар в кусты и побежал. Не знал он, что у немцев не было собак.

Погоня за ним началась сразу, как только подошедшие солдаты увидели места побоища. Немцы поклялись, что враг живым не уйдет.