Текст книги "Приют одинокого слона, или Чешские каникулы"

Автор книги: Роман Пастырь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

         В зале сидели исключительно пожилые дядьки и тетки, и она, вдруг почувствовав себя маленькой и глупой, забилась в уголок на последнем ряду. Минут через пятнадцать после начала в зал вошел опоздавший и сел рядом с Оксаной. Она посмотрела на соседа и… почувствовала, что ее заливает горячая душная волна. Сосед повернулся к ней, словно для того, чтобы дать ей получше разглядеть себя. Высокий темноволосый мужчина лет тридцати пяти. Четкие, резкие черты лица, в которых чувствовалась легкая примесь восточной крови. Темно-карие миндалевидные глаза, уголки чуть приподняты к вискам. Строгий серый костюм, элегантный темно-красный галстук. Весь его облик говорил о силе и уверенности в себе.

         Наклонившись к Оксане, он шепотом спросил:

         – Извините, вы тоже начальник отдела кадров?

         Оксана прекрасно понимала его недоумение. Миниатюрная, с рыжевато-каштановым хвостиком на затылке и без намека на косметику, она выглядела пятнадцатилетним подростком.

         – Да, вроде того, – промямлила она. – А вы?

         – Ну, мне до вас еще расти и расти. Я только зам. Хотя и с перспективами. Начальник наш в больнице с инфарктом. Выйдет и, наверно, начнет на пенсию оформляться. Вот тут-то я и пригожусь.

         После семинара они вышли вместе, и Денис – так он отрекомендовался – пошел провожать Оксану до метро. Он довел ее до “Василеостровской”, пожал руку, сказал про “приятно было познакомиться” и исчез. У Оксаны чуть слезы не брызнули от разочарования.

         Три дня она обзывала себя кретинкой, безмозглой идиоткой и прочими живописными эпитетами, пытаясь выкинуть Дениса из головы, а на четвертый вышла после работы вместе с Ритой и увидела его стоящим на крыльце с букетом гвоздик. Салютом вспыхнула радость и тут же подернулась дымкой испуга (в первый и последний раз): вот сейчас он увидит Риту и… Но Денис с Ритой только вежливо поздоровался. Та давно уже ушла, а они вдвоем все стояли у подъезда, глупо улыбаясь…

         Через две недели, несмотря на молчаливое неодобрение родителей, Оксана переехала к Денису. Он был разведен и сразу предупредил ее, что жениться снова пока не собирается. Но ей было все равно. Пусть он никогда на ней не женится, пусть выгонит через месяц, через неделю, завтра – но сегодня она будет рядом с ним. Денис был для нее солнцем и луной, богом и героем. Она обожала его и немного побаивалась. Сам же Денис воспринимал ее как маленькую несмышленую девочку, которую можно учить жизни и, как щенка, тыкать носом в любую оплошность.

         Уже спустя годы, оглядываясь назад, Оксана поняла, каким мелочным, грубым и эгоистичным был ее любимый. Но тогда она не замечала ничего, не хотела слушать ни маму, ни Риту, ни робкий голос здравого смысла. Ей казалось, что Денис безупречен. В том числе и в постели. Он был у нее первым, сравнивать не с кем. Физического удовлетворения она не получала никакого, однако эмоциональное удовольствие от близости с любимым человеком давало иллюзию сладкого, головокружительного секса.

         Они познакомились в декабре, а в мае Денис пришел домой довольный, слегка навеселе, и сказал, что наконец-то все утряслось: не позднее октября он станет начальником отдела. Начальник отдела кадров крупного оборонного завода – в девяностом году это звучало вполне солидно.

         – Значит так, Ксана, – заявил он безапелляционно, – поступаешь на психфак. На вечернее отделение.

         – Зачем? – удивилась Оксана. – Какой из меня психолог?

         – А затем, что мне нужен человек с высшим образованием. Ну или хотя бы учащийся.

         – Тебе лично?

         – Нет. Лично мне все равно, какое у тебя образование. Хоть начальное. А вот в отдел – другое дело.

         – Так ты хочешь взять меня к себе?

         – Да. Обычно со стороны мы берем только младшего инспектора, а так бабу-ягу воспитываем в своем коллективе. Но в октябре кроме начальника уходит еще и старший инспектор. Младший становится инспектором по отпускам, отпускной – просто инспектором, просто инспектор – старшим. Инженер по подготовке кадров переходит на место моего зама. А ты будешь инженером. Работы немного, зато хорошая зарплата и перспективы. Так что за учебники.

         Вот уж кем-кем, а психологом Оксана никогда не хотела быть. Но для Дениса она согласилась бы учиться даже на зверовода или специалиста по очистным сооружениям. Поэтому, собрав себя веничком на совочек, поступила. А вот перейти работать на новое место так и не успела. В сентябре Денис, не вдаваясь в подробности, заявил, что полюбил другую женщину. Оксана рассмеялась ему в лицо, собрала вещи и ушла.

         Реакция началась уже дома. Выпив бутылку водки, она залезла в ванну и перерезала вены. Жизнь без Дениса не имела смысла. Долгие годы впереди казались похожими на пустые картонные коробки. Пустые и одинаковые.

         Она потеряла сознание, вода потекла через край, под дверь, в коридор. Отец постучался, не дождавшись ответа, выломал дверь, вызвал “скорую”. На локтевых сгибах остались некрасивые шрамы, которые приходилось прятать под длинными рукавами. Психиатру Оксана на голубом глазу заявила, что сделала это спьяну, после сильного стресса, а на самом деле ей очень хочется жить. Ее выписали из больницы, даже не поставив на учет как лицо с суицидальными склонностями.

         Это бодрое вранье окончательно истощило ее силы. Оксана впала в депрессию. Родители растерялись, и тогда на помощь пришла Рита. На работе она чуть ли ни каждые полчаса заходила узнать, как дела, вечером буквально волоком доставляла ее в университет, ждала до десяти часов, пока не заканчивались лекции, вела домой и сдавала на руки родителям. А по выходным тащила на прогулки, в кино, на дискотеки. Сначала Оксана, вялая и безвольная, как тряпичная кукла, подчинялась только потому, что не было сил сопротивляться, но постепенно начала отходить. Чтобы заполнить пустоту, она с головой ушла в учебу и неожиданно для себя заинтересовалась будущей специальностью. Но только через год грызущая ее боль и тоска понемногу отступила.

         Время шло. Оксана пережила пару коротких и несерьезных романов, один подлиннее и посерьезнее, но столь же бесперспективный в силу безнадежной женатости предмета. Много времени и сил отнимали тренировки. Еще в школе Оксана начала заниматься горнолыжным спортом, ее даже включили запасной в сборную России. Но потом она как-то охладела и только после разрыва с Денисом снова начала ездить на базу в Кавголово и на сборы в Домбай.

Заканчивая четвертый курс, она столкнулась в Гостином Дворе с Денисом – нос к носу.

         Сколько раз бессонными ночами она представляла себе их встречу. Например, он – грязный опустившийся бомж, который на коленях просит у нее прощения. Или так: она едет в роскошной тачке, за рулем – роскошный муж, сзади – очаровательные детки и собака. А Денис идет по улице с противной толстой бабой в химических кудряшках, вытравленных перекисью. И с горьким сожалением смотрит вслед. Или… “Или” было много, но в любом случае Денис бил себя пятками в грудь, сожалел и умолял ее вернуться, а она гордо его отвергала.

         На самом деле все получилось совсем по-другому. Денис выглядел настоящим “новым русским”, он был по-прежнему не женат, вернуться не умолял, но на ужин пригласил. А из ресторана отвез к себе домой и без лишних слов уложил в постель.

         Все началось сначала. Оксана чувствовала себя беспомощной и… счастливой. Денис просто сказал, что тогда ошибся, а в общем-то ничего не изменилось. Не взирая на возмущение родителей, на этот раз громкое, Оксана снова переехала к нему, и он устроил ее на работу в свою фирму, сначала психологом, потом менеджером по кадрам.

         Все бы хорошо, но уже через несколько месяцев эйфория улеглась, и Оксана поняла, что прежнего  не вернуть. Окончательный разрыв был делом времени, но уйти самой не хватало духу. Вот тут-то она и познакомилась с Вадимом Садовским.

         Уволенный сотрудник подал на фирму в суд за невыполнение условий контракта, его адвокат пришел обсудить условия, на которых тот соглашался отозвать иск. Поговорив с Оксаной, Вадим предложил подвезти ее домой. Они заехали в “Север” выпить кофе и просидели там до одиннадцати. Домой Оксана вернулась, когда Денис уже спал, – смущенная, взбудораженная чем-то новым, что неминуемо должно было войти в ее жизнь.

         Но случилось это, тем не менее, не скоро. Она встречалась с Вадимом, они были близки (и это было так не похоже на короткий дежурный секс с Денисом), но ей никак не удавалось решиться и разорвать этот треугольник. Вадим не знал, что она живет с другим мужчиной, и Денис не знал, что Оксана полюбила другого. Ситуация становилась все более двусмысленной и казалась ей просто отвратительной. Каждый вечер, засыпая, она клятвенно обещала себе завтра же покончить с ней, но проходил день за днем, а все оставалось по-прежнему.

         Кто знает, чем бы все это закончилось, но однажды Денис поставил ее в известность, что собирается продать свои акции компаньону и перебраться на жительство в Канаду. Поскольку Оксану он с собой не пригласил, все разрешилось само собой. Почти само собой…

         Весной девяносто шестого они с Вадимом поженились. Он так ничего и не узнал: затянувшееся вранье оборвать сложно. И в те дни, когда судьба их союза висела на волоске, Оксана не раз думала о том, не является ли случившееся ее наказанием свыше.

         Говорят, все, что ни делается, – к лучшему. Она была с этим не согласна. Совершенно не обязательно к лучшему. Но все, что ни делается, обязательно для чего-то нужно. Не встреться ей когда-то Денис, получила бы она высшее образование, интересную, высокооплачиваемую работу, а главное – была бы сейчас рядом с Вадимом?

         “Дамы и господа, – раздался из динамиков чуть простуженный голос, – через двадцать минут наш самолет совершит посадку в аэропорту Рузине города Праги. Попрошу вас привести спинки кресел в вертикальное положение и пристегнуть ремни”, Затем то же самое прозвучало по-чешски и по-английски. Проваливаясь в воздушные ямы, самолет начал снижаться.

         “Чем же все это кончится? – вздохнув, подумала Оксана и защелкнула пряжку ремня. – Не знаю. И не хочу знать”.

                                                            * * *

         “…Итак, они приедут. Все шестеро. Я знал, что они не смогут отказаться. Каждый – по своей причине. Мне не важно, почему: из желания помириться и вернуть прежние отношения, либо чтобы отдохнуть за чужой счет, либо... Главное – они будут здесь.

         Сегодня я поднимался на Петршин. На обзорную вышку. Смотрел сверху на Прагу. Время совершило круг, я снова здесь. Удивительно, но все пять лет, которые мне довелось прожить в Праге, я смотрел на эту гору издали, не решаясь подняться на нее. Надо сказать, что я был романтичным мальчиком. Чего стоили мои одинокие прогулки: Старе Мнесто, Мала Страна, Градчаны, все эти маленькие улочки, где трава пробивается между разбитыми булыжниками мостовых… За пять лет я исходил город вдоль и поперек. Все здесь дышит прошлым: каждый камень, каждый дом, каждое столетнее дерево. Прошлое проходит сквозь тебя, как магнитные линии. Ты болен им, и болезнь эта сладкая и мучительная. Но это не ностальгия, когда ты болен своим прошлым. Этому нет названия. Как будто тени обступают тебя со всех сторон, и твоя душа томится, не в силах покинуть тело и слиться с ними. Ведь я чужой здесь. Чужестранец, полюбивший принцессу…

         Тогда любить страну, где нам выпало жить, считалось среди нас чуть ли ни неприличным. Да, мы признавали, что она красива, но любить… Пусть ее любят чехи – это их родина. В отличие от наших родителей, для которых зарубежная командировка была чем угодно: возможностью заработать, посмотреть мир, пожить, как они говорили, “в человеческих условиях” – для нас годы за границей были хоть и почетной, но все же ссылкой. Мы стремились домой, “в Союз”, и нам было наплевать, что там нет колбасы и нельзя рассказывать политические анекдоты в общественном месте. Я говорю “мы”, потому что был таким же и точно так же не понимал, что хорошо там, где нас нет. И все же…

         Другая моя половина любила Прагу, Чехословакию до самозабвения, до смешного, до глупого. Безнадежная, безответная любовь всегда глубже и острее, чем любовь счастливая. Чехия не была моей родиной, и мне не суждено было здесь жить, но это лишь придавало моему чувству сладко болезненный, мазохистский оттенок.

         Я не был в Праге тринадцать лет. Что мне мешало? Бери билет и поезжай. Ведь было к кому. К тому же Яну Хлапику, с которым мы четыре года просидели за одной партой, переписывались и перезванивались все это время. Он приезжал ко мне раз пять, сначала один, потом с женой, с детьми. Звал к себе в гости, но я не мог. Это было бы все равно что попытаться снова стать пятнадцати-шестнадцатилетним пацаном и горько разочароваться, потерпев неудачу. Та Прага, застывшая навеки, стала мною, и увидеть ее совсем другой (Гонза говорил, что столько всего изменилось, некоторые места просто не узнать) означало что-то сломать в себе. Наверно, это трудно понять. Быть может, это странно и даже нелепо, но таков уж я есть, и изменить меня теперь уже не сможет никто. И ничто...”

             * * *

                                                                                     1 января 2000 года

         – Что ты хочешь этим сказать? – снова спросила Лора, и голос ее истерично устремился ввысь.

         – Лорик, не надо притворяться, что ты еще глупее, чем на самом деле, – вместо Оксаны ответил Макс. – Сделай паузу, скушай “Твикс”. Ксюша хочет сказать, что кто-то из нас ухлопал Генку. Так?

         – Так, – кивнула Оксана. – Не инопланетяне же его…

– Но почему ты думаешь, что его убили? – удивился Миша. – Мне показалось, что он просто упал в потемках, ударился об угол. Выпили-то немало. Несчастный случай.

– Вы чем смотрели-то? У Генки разбит висок...

– А угол тумбочки в крови, все правильно, – нервно сглотнув, перебила Лида.

– Да вы что, ребята, слепые или тупые? – возмутилась Оксана. Она схватила со стола салфетку, сорвала с лески висевший у телефона карандаш и, придвинувшись поближе к камину, начала что-то чертить. – Смотрите! Вот окно, вот кровать – изголовьем к стене. Вот тумбочка, тоже у стены, и тот самый угол – почти вплотную к кровати. А теперь прикиньте, как он мог упасть, чтобы попасть виском точно на этот угол, да еще при этом лицом вверх?

– Черт! – вскочил с места Вадим. – Слон! Вот что было не так. Слона не было.

– Какого еще слона? – пропищала Лида.

– Как какого?! Того самого. Одинокого. Про которого он нам все уши прожужжал. Разве ты не видела? Он стоял у Генки на тумбочке. Бронзовый. На подставке. А когда мы вошли, его не было, точно помню.

– Я у него в комнате не была, – надулась Лида. – Что я там забыла?

Лора громко фыркнула. Оксана, словно припоминая что-то, нахмурилась и с сомнением смотрела на Лиду.

– Не было слона, – подтвердил Макс. – Так, может, слоном его и приласкали?  А в окно выкинули? У подставки острые углы. А угол тумбочки кровью вымазали, чтобы было похоже на несчастный случай.

 – Что там скрывать, Генка был изрядной сволочью, хотя и нехорошо так о покойнике, – задумчиво сказала Оксана, комкая салфетку. – И у каждого из нас была причина его ненавидеть. Не думаю, что кто-то будет горько о нем плакать. А еще я уверена, что за последние дни у всех возникало желание его пристукнуть. Вот кто-то свое желание и осуществил. Может быть, тому, кто это сделал, лучше было бы признаться? Не сегодня-завтра нас раскопают и начнут трепать, как утка навозного жука. Всех нас.

         – А может, Ксана, это была ты? – взвизгнула Лора. – А теперь митингуешь, чистенькой прикидываешься?

         – А почему не ты? – отпарировала Оксана.

         – Потому что мне это ни к чему.

         Услышав это, Миша вскинул брови и хотел возразить, но вовремя заметившая его порыв Лора опередила:

         – На самом деле настоящие мотивы были только у мужиков, а у нас – так, за компанию. Как у боевых подруг. А вообще-то, я думаю, вряд ли убийца сознается. Ксюня правильно сказала, трепать будут всех. Поэтому всем хочется, чтобы он выкинул белый флаг и сдался.

         Повисла пауза. Ветер выл все сильнее, а стоило ему притихнуть, начиналось соло часов. Они не тикали и даже не цокали, как казалось раньше. Они жадно чавкали, пожирая секунды. Свечи догорали, и в холле становилось все темнее. Макс подбросил в камин несколько поленьев и брикет угольной крошки – языки пламени взметнулись причудливыми щупальцами.

         – В конце концов, давайте откровенно, – сказал он, усаживаясь на пол рядом с Лориным креслом. – Хотя бы сейчас. Вроде, мы были одной компанией, дружили, как говорится, домами, но на самом деле… мы абсолютно чужие люди. Девчонки друг друга терпеть не могут, готовы чуть что глаза выцарапать. Да и мы… И никому за другого нервы мотать не охота.

         – Дурак ты, Максим! – возразила Лида. – А Лорка права, убийца не признается. Вот если бы ты сказал: дорогой, покайся, а мы подумаем, как тебя отмазать… А то “признавайся, нам неохота за тебя нервы мотать”!

         – Мне кажется, вы еще не понимаете до конца, во что мы вляпались, – удрученно сказала Оксана. – Это чужая страна, где русских, чего греха таить, недолюбливают. Наше счастье, что Генка гражданство не сменил. Честно говоря, я не представляю, как все будет дальше. Идеальным вариантом было бы, еще раз говорю, если бы убийца обнаружился сам. До того, как сюда приедет полиция. Ну, аффект там, то-се, пятое-десятое.

         – Все дело в том, что если бы ситуация была иной, никто, наверно, особо не возмутился бы, – вступил Вадим, чиркая зажигалкой и торопливо прикуривая. – А так каждый боится, что подозрение падет на него. Пятеро – что их могут обвинить несправедливо, а один – что справедливо. И поэтому все будут говорить: это не я. Задачка на логическое мышление: один говорит то-то, другой то-то, третий то-то. Один из них врет. Кто?

         – Ножик, бомба, пистолет, кто убил – того здесь нет... Ты, Вадик, у нас юрист, тебе и карты в руки.

         – У меня вообще-то другая специальность, – возразил он. – Я должен доказывать, что истец прав. Или что ответчик не виноват.

         – Ничего, – хмыкнул Макс. – В поле и жук мясо!

         – Ну хорошо. Допустим, вычислим сообща. И что будем с ним делать?

         – Там видно будет. Все равно никуда не денется, разве что улетит, – подал из темного угла голос Миша.

         – Мишенька, а не страшно? – тонкий голос Лиды вибрировал, как натянутая струна. – А вдруг это я? Что ты будешь тогда делать?

         Миша только посмотрел на нее ошалело. Все остальные тоже задумались. “Ладно, я-то не виноват, – читалось на каждом лице. – Но вдруг это действительно моя половина? Что тогда?”

         – Ладно, умерла так умерла, – Вадим затянулся в последний раз и бросил окурок в камин. – Если признаваться никто не желает, тогда следствие ведут колобки. Начнем с мотивов. Сui prodest2? Ответ: всем. На первый взгляд. На самом деле, никому. Никому не выгодно. Насколько я знаю, не стоят наши обиды такого риска. Значит, Ксана права. Убийство в состоянии аффекта. Все эти дни Генка вел себя так, будто… – Вадим запнулся, – будто провоцировал нас. Непонятно только зачем.

         – Тебе непонятно, а мне понятно, – перебила Лора. – Потому что он от этого кайф ловит. То есть ловил. Знаешь, как говорят? Сделал гадость – на сердце радость. Сначала нагадил, а потом расковыривал болячки. А мы-то, идиоты, уши развесили – ах, Геночка хочет помириться, ах, он чувствует себя виноватым.

         – А ты-то что переживаешь? – удивилась Лида. – Сама же сказала, что у тебя не было причины его убивать. В какой такой болячке он у тебя ковырялся? Я бы не сказала, что ты вашего бобика так любила.

         Миша посмотрел на жену с недоумением. Оказывается, она была в курсе того, что происходит у Садовских и у Макса с Лорой. Могла бы и ему сказать, чтобы не чувствовал себя идиотом.

         – Да какой там на фиг бобик! – махнула рукой Лора. – Ладно, давайте начистоту! Просто я не хотела, чтобы кто-то знал. Генацвале угостил меня морфинчиком. Сказал, что только слабаки привыкают сразу, а для меня раз-другой – ерунда. Зато процессу поможет. У меня тогда был творческий затык.

         – Ну и как, помогло? – тихо, вкрадчиво спросил Макс и вдруг взорвался: – Ты что, не могла сразу сказать, дура плюшевая? Да я бы его…

         – Вот поэтому-то и не сказала. Сначала ты бы его… а потом тебя… далеко и надолго. Если уж говорить правду, то мне действительно хотелось его убить. Особенно сейчас, когда он начал намекать, что всем об этом расскажет. И что... у меня СПИД.

         – А у тебя действительно СПИД? – испуганно поинтересовалась Лида.

         – Нет!!!

         – Тогда чего ты боялась?

         – Того, Вадик, что придется это доказывать. Что не верблюд.

         – Да ну, Лора, что за ерунда? Мало ли кто чего скажет. Из-за этого убивать?

         – Так я его и не убивала, – она пожала плечами. – Хотела, да. За то, что он меня на иглу посадил. Но не убила ведь.

         – Разумеется. Мы уже поняли, что никто не сознается. Что касается меня… нас с Оксаной… Думаю, вы знаете. По правде говоря, когда я сюда ехал, у меня не было желания его убивать. Я вообще не хотел его видеть.

         – Да, это была моя инициатива поехать, – кивнула Оксана.

         – Но когда он начал без конца намекать, что... что на месте Ксаны увешал бы меня рогами по самую задницу и что не прочь ей в этом помочь… Не знаю, как я сдержался.

         – А может, не сдержался? – язвительно заметила Лора.

         – Заткнись, – прошипел Макс.

         – А что это ты мне рот затыкаешь? – взвилась она. – Между прочим, это твоя идея была сюда приехать. Может, ты уже тогда хотел его квакнуть?

         Макс молча грыз ноготь. Потом тряхнул головой, так, что длинные светлые пряди занавесили глаза.

         – Убивать его я не собирался, но гадость какую-нибудь устроить – это да! – с вызовом заявил он. – Поэтому и согласился. Мощную какую-нибудь гадость. Основательную. Чтобы на всю жизнь запомнил. Только кто-то меня опередил.

         – Из-за собаки? – ахнула Лида.

         – Да какая там собака, – отмахнулся Макс. – Это я Лорке так сказал. И всем остальным. Мудак тот действительно пьяный был и Бульку дразнил, а она без намордника, сорвалась с поводка и глотку ему перервала. Тому куча свидетелей была. А на самом деле все дело совсем в другом. Хотите знать? – он обшаривал странным, почти безумным взглядом их лица. – Ну слушайте. Я Генке двадцать тонн зеленых в преферанс просадил. Написал расписку. Не беспокойся, говорит, Максим, это так, для порядка, отдашь, когда сможешь, не горит. Я потихоньку собираю копейку, вдруг вламываются два братка. Попинали от души и говорят: три дня сроку – деньги на бочку. Каждый день сверху – пятьдесят процентов. А не отдам через неделю – в цемент и в Неву. Оказывается, им Генка мою расписку продал. А сейчас все эти дни подъ… подкалывал, как мол, мальчики, хорошо тебя… поимели?

         – Миленько! – Лора даже присвистнула. – Ну а ты, Ксюша? Чего это тебе сюда приспичило?

         – Да потому же. Отомстить Генке.

         – Что?! – Вадим не поверил своим ушам.

         – Что слышал. Раз уж у нас такой вечер откровений. После того выкидыша детей у меня больше не будет. Просто я не хотела тебе говорить.

         – И… когда ты узнала? – внезапно охрипшим голосом спросил он.

         – В тот день, когда ты получил факс. Вообще-то я думала отомстить ему как-нибудь по-тихому. По-горнолыжному. Ма-аленький такой несчастный случай. Помните, мы с ним на лыжах катались? Так вот не вышло. Но, думаю, если бы он продолжал свои подначки, я, наверно, смогла бы проломить ему башку.

         – Какие подначки?

         – Да ладно, теперь уже неважно.

         – Какие подначки? – настаивал Вадим.

         – Ну… Что ты продолжаешь шляться по бабам, смеешься надо мной, а я хлопаю ушами и пускаю слюни.

         – С-скотина! Д-да я бы… – Вадим даже заикаться начал от бессильного бешенства. – Д-да он…

         – Остынь, Вадик, – поморщилась Лора и, протянув руку к Мише, который в свою очередь вытащил из пачки сигарету, пощелкала у него перед носом пальцами, требуя поделиться. Пожав плечами, он протянул пачку. – А ты, Мишаня? Ты тоже хотел Генке отомстить?

         – Да как тебе сказать? Наверно, нет. Хотя ехать не хотел, как Вадим.

         – Значит, потом захотел?

         – Что захотел? Ехать?

         – Да не ехать, а урыть его по самые помидоры.

         – Желание было, – медленно и осторожно сказал Миша. – Когда он... начал доставать меня по поводу тех пяти тысяч, – закончил он уже гораздо быстрее. – Ну, какой я лох и... так далее.

         – Надо же, какой нервный! – коротко хохотнула Лора, щелкая Вадимовой зажигалкой, которая никак не желала действовать. Наконец Лора затянулась и, выпустив дым, сказала: – Смотрите, как интересно у нас все получается. Я, Вадик и Мишка ехать сюда не хотели. И убивать Генку сначала не хотели. А вот Макс с Ксюхой – хотели. Давайте не будем употреблять изящные эвфемизмы вроде «отомстить», а? Лидунчик, ну-ка колись, хотела Савченко шлепнуть?

         – Вынуждена тебя огорчить, – Лида натянуто рассмеялась. – У меня лично, – она подчеркнула “лично”, – не было причин его убивать. Лично мне он ничего не сделал… эдакого. И здесь тоже ничего не говорил.

         – А зачем ты тогда уламывала Мишку на эту поездку? – с подозрением спросила Оксана. – Я правильно поняла, ведь это ты его уговорила?

         – Ты правильно поняла. Зачем? Можете смеяться, но я действительно думала, что Генка хочет помириться и что все будет наконец как раньше.

         Оксана и Лора переглянулись: ну и дура, прости Господи! Миша, сцепив зубы, смотрел в сторону, туда, где валялись подарочные обертки и злосчастные книжки.

         – Итак, господа, что мы имеем? – Лора вскочила с кресла и принялась расхаживать по холлу от двери к камину, то и дело спотыкаясь в полумраке о чьи-то ноги и натыкаясь на мебель. – У двоих из нас было заранее обдуманное намерение убить Генку. Можно сказать, они сюда специально для этого и ехали. Не надо, Ксюня, изображать оскорбленную невинность. По-твоему «маленький несчастный случай» – это что? Еще у троих это намерение образовалось уже здесь. И только одна Лидочка – чистая и непорочная, как ангел, среди пятерых мерзавцев. Не верится мне что-то. Такие вот ангелочки…

         – Что ты несешь, ширялка несчастная? – вскинулась Лида.

         – Да сядь ты, сядь! И не возникай, когда старшие говорят. – Лора толкнула Лиду обратно на кушетку. – Видали? Я не такая, я жду трамвая! Может, я и ширялка, зато ты… Думаешь, непонятно, куда ты ходила… на горы посмотреть? Ты…

         Закончить фразу ей не удалось – Лида, сорвавшись с места, попыталась ногтями вцепиться Лоре в лицо. Взвизгнув, та ухватила Лиду за волосы, брызнули шпильки. Макс засмеялся было, но, увидев, что дело приняло серьезный оборот, попытался оттащить Лору – и с размаху получил по физиономии. Миша стоял, не в силах сдвинуться с места, и смотрел, как его благовоспитанная женушка во всю работает кулаками. Изловчившись, Лора ударила противницу ногой в живот. Лида отлетела в сторону, сбила стул и села на пол, хватая воздух широко раскрытым ртом. Но через несколько секунд, отпихнув пытавшегося удержать ее мужа, она снова бросилась на Лору и вцепилась ей в платье. Раздался треск, тонкая ткань порвалась, обнажив красивую, но немного рыхловатую грудь. Лора опешила, и тут Вадиму наконец удалось схватить ее и крепко прижать к себе, уворачиваясь от тонких острых “шпилек”, которые всерьез угрожали его ногам, если не хуже. Миша при помощи Оксаны усмирял Лиду.

         – Ну надо же! – то ли удивленно, то ли с досадой сказала Лора, тщетно пытаясь подтянуть повыше ворот платья и вытирая кровь с разбитой губы. – Вот ведь сука в ботах! Бешеная сука. Таких пристреливать надо.

         – Я тебя саму пристрелю, тварь! – Лида дернулась, но ее держали крепко.

         – Все слышали? Нет, мальчики-девочки, это она неспроста. Не будет человек от не фиг делать так беситься, даже спьяну. Я вам говорю, это она, тихоня, Генку по балде приласкала. Не знаю только зачем. Хотя и догадываюсь…

         Не имея возможности вырваться, Лида выдала такую замысловатую и изощренную брань, какой Миша не слышал даже, общаясь на складе с грузчиками.

         – Ой-ёй-ёй! – закатила глаза Лора. – Какие у нас педагоги грубые пошли! А потом еще удивляются, почему детки с первого класса матом ругаются.

         – Да замолчи ты! – прикрикнул на нее Вадим. – Давайте действительно прикинем, кто где был в это время. Свет погас в половине первого, и мы все сразу разбрелись кто куда.  А собрались здесь… Кто знает, во сколько?

         – В начале третьего, минут в пятнадцать, – ответил Миша.

         – Значит, прошло больше полутора часов. Примерно час сорок пять. Допустим, минут десять Мишка копался в щите, потом оделся и вышел на улицу. Сразу после этого ушел Генка. Стало быть, остается... полтора часа.

         – Я все это время сидела здесь, – сказала Лора. – Сначала вместе с Максом и Вадимом, потом Макс убежал блевать, пришел Мишка, а Вадик ушел. Макс вернулся и начал трубить сбор.

         – Ты уходила на кухню, и тебя не было минут пятнадцать, – возразил Вадим. – А из кухни вполне могла выйти в коридор и подняться наверх.

         – Я кололась! – взвизгнула Лора. – На, посмотри! – Она задрала рукав, при этом ее грудь снова вывалилась из порванного платья.

         След укола действительно был. Достаточно свежий. Только вот был ли он сделан после двенадцати или еще в прошлом году – сказать было непросто.

         – Я действительно был здесь, – продолжал Вадим, – но вполне мог за эти пятнадцать минут, пока никого не было, быстренько подняться, сделать дело и вернуться. Фишка в том, что из-за ветра почти ничего не слышно. Помните, мы втроем стояли в коридоре, а вы подумали, что мы уже наверху. Кроме того я мог убить Генку, когда все спустились вниз. Хотя вообще-то я принимал душ. Остальное время я был с Оксаной. Сразу после того, как она меня позвала.

         – Ксанка поднялась вверх сразу за Генкой, – задумчиво сказал Макс. – Нет, сначала ушла Лидка, потом Ксана. Значит, Лидку никто не видел час десять, Ксану… сколько?